Текст книги "Вавилон-17"

Глава 2

– Моки, помоги мне!

– Ридра? – в темноте доктор Маркус Т'мварба оторвал голову от подушки. В туманном свете над постелью появилось ее лицо. – Где ты?

– Внизу, Моки. Пожалуйста, мне нужно поговорить с тобой!

Ее возбужденное лицо то исчезало, то появлялось в поле зрения. Он зажмурился от яркого света, затем медленно открыл глаза.

– Поднимайся.

Лицо исчезло.

Маркус махнул рукой в сторону управляющего пульта, и мягкий свет заполнил роскошную спальню. Он откинул золотистое одеяло, встал на пушистый ковер, снял с вычурной бронзовой подставки черный шелковый халат и набросил на плечи. Автоматические контуры расправили его по его фигуре, убирая лишние складки. Он нажал кнопку среди завитушек рамы, выполненной в стиле барокко, алюминиевая панель откинулась, открыв внутренность бара.

Выдвинулся дымящийся кофейник и графины с ликерами.

Повинуясь другому жесту, на полу выросли надувные кресла. Доктор Т'мварба повернулся к входной двери, она щелкнула, скользнула в сторону, и на пороге появилась Ридра.

– Кофе? – он подтолкнул кофейник, силовое поле подхватило его и мягко поднесло к Ридре. – Чем ты занимаешься?

– Моки, это... Я?..

– Пей кофе.

Она наполнила чашку, поднесла ее ко рту:

– Нет ли чего-нибудь успокаивающего?

– Шоколадный или кофейный ликер? – он извлек две маленькие рюмочки. Как ты думаешь, можно успокоить себя спиртным? Ах, извини, я еще не совсем пришел в себя после обеда. Собиралась компания...

Она покачала головой.

– Просто какао.

Крошечная рюмочка последовала за кофе по силовому лучу.

– У меня был ужасно трудный день, – он потер руки. – Никакой работы: собрались гости на обед и спорили весь день, а потом меня замучили вызовами. Я лег спать только десять минут назад, – он улыбнулся. – А как ты провела вечер?

– Моки, это... это было ужасно.

Доктор Т'мварба глотнул ликер.

– Хорошо. В противном случае я бы тебе никогда не простил, что ты подняла меня с постели.

Ридра непроизвольно улыбнулась.

– Я в-все... всегда могу рас-с-считывать на твое с-сочувствие, Моки.

– Ты можешь рассчитывать на мой здравый смысл и убедительный совет психиатра. А сочувствие? Извини, но не после полуночи. Садись. Что случилось? – взмахом руки он пододвинул кресло к Ридре. Край сиденья легко ударил ее под коленки и она села. – Перестань заикаться и рассказывай. Ты преодолела это, когда тебе было пятнадцать лет, – его голос стал мягким и убедительным.

Она отхлебнула кофе.

– Шифр... Помнишь, я работаю над шифром?

Доктор Т'мварба опустился на широкий кожаный диван и откинул назад седые волосы, все еще взъерошенные после сна.

– Я помню, что тебя попросили поработать над чем-то для правительства. Ты довольно пренебрежительно отозвалась об этом.

– Да. И... в общем, это не код... это язык. Как раз сегодня вечером я-я разговаривала с главнокомандующим, с генералом Форестером и это случилось... Это случилось, и я знаю!

– Что ты знаешь?

– Точно как в прошлый раз, я знаю, о чем он думает!

– Ты читаешь его мысли?

– Нет. Нет все было как в прошлый раз! Наблюдая за ним, я могла рассказать, что он будет говорить...

– Ты уже пыталась раньше объяснить мне это, но я до сих пор ничего не понимаю, если только ты не имеешь ввиду какой-нибудь вид телепатии.

Она покачала головой.

Доктор Т'мвбара сплел пальцы и откинулся на спинку дивана.

Внезапно Ридра сказала ровным голосом:

– У меня есть кое-какие идеи насчет того, что ты пытаешься выразить, дорогая, но ты должна высказать это сама. Именно это ты хотел сказать, Моки, не правда ли?

Т'мбвара вскинул седые брови.

– Да. Именно это. Ты говоришь, что не читаешь моих мыслей? Ты показывала это мне дюжину раз...

– Я знаю, что пытаешься сказать ты, а ты не знаешь, что хочу сказать я. Это не справедливо! – она привстала с кресла.

Они сказали в унисон:

– Вот почему ты такая прекрасная поэтесса.

Ридра продолжила:

– Я знаю, Моки. Я беру то, что волнует меня больше всего и перекладываю на стихи, и люди понимают их. Но последние десять лет я, оказывается, занималась не этим. Знаешь, что я делала? Я слушала людей, ловила их мысли, их чувства – они спотыкались о них, они не могли их выразить, и это было очень больно. А я отправлялась домой и отшлифовывала их, выплавляла для них ритмическое обрамление, превращала тусклые цвета в яркие краски, заменяла режущие краски пастелью, чтобы они больше не могли ранить – таковы мои стихи. Я знаю, что хотят сказать люди, и говорю это за них.

– Голос вашего века, – пробормотал Т'мвбара.

Она нецензурно выругалась. В прекрасных глазах появились слезы.

– То, что я хочу сказать, то, что я хочу выразить, я просто... – она покачала головой, – этого я не могу высказать.

– Если ты по-прежнему великая поэтесса – сможешь.

Она кивнула.

– Моки, еще год назад я не подозревала, что высказываю чужие мысли. Я думала, они мои собственные.

– Каждый молодой писатель, хоть чего-нибудь стоящий, проходит через это. У тебя это случилось, когда ты овладела ремеслом.

– А теперь у меня есть собственные мысли, у меня есть, что сказать людям. Это не то, что раньше: оригинальная форма для уже сказанного. И это не просто противоречия о которых говорят люди, обобщенные в одно целое. Это нечто новое. И я перепугана до смерти.

– Каждый молодой писатель, созревая, через это проходит.

– Повторить легко, сказать – трудно, Моки.

– Хорошо, что ты это поняла. Почему бы тебе не описать, как это... ну, как ты это понимаешь?

Она молчала пять, десять секунд.

– Ладно, попытаюсь еще раз. Перед тем, как уйти из бара, я стояла, глядя в зеркало, а бармен подошел и спросил, что со мной...

– Он почувствовал, что ты не в себе?

– Он ничего не почувствовал. Он увидел мои руки. Они стиснули край стойки и мгновенно побледнели. Не нужно быть гением, чтобы связать это с тем, что происходит у меня в голове.

– Бармены обычно очень чувствительны к такого рода эксцессам. Это элемент их работы, – Маркус допил кофе. – Твои пальцы побелели? Хорошо, что же сказал генерал Форестер? Или что он хотел сказать?

Ее щека дважды дернулась, и доктор Т'мварба подумал: «Это просто невроз или что-то более специфическое?»

– Генерал – грубоватый, энергичный человек, – объяснила она, – вероятно, неженатый, профессиональный военный со всеми вытекающими из этого последствиями. На вид ему лет пятьдесят. Он вошел в бар, где была назначена встреча; его глаза сузились, потом широко раскрылись, пальцы рук сжались в кулаки, медленно расслабились, шаг замедлился, но когда он подошел ближе, он сумел взять себя в руки. Он пожал мою руку так, словно боялся что она сломается.

Т'мварба не сдержал улыбку и рассмеялся:

– Он влюбился в тебя!

Она кивнула.

– Но почему это расстроило тебя? Я думаю, это должно тебе льстить.

– О, конечно, – Ридра наклонилась вперед. – Я была тронута... И я могла проследить каждую его мысль. Один раз, когда он пытался вернуть свои мысли к шифру, к Вавилону-17, я сказала то, что он думал, чтобы показать, насколько я внимательна к нему. Я проследила за его мыслью, словно я читала в его мозгу...

– Подожди... Вот этого я не понимаю. Как ты могла точно знать, о чем он думает?

Она подперла подбородок рукой.

– Он рассказал мне. Я говорила что мне нужно больше информации для расшифровки языка. Он не хотел давать ее. Тогда я сказала, что без нее не смогу продвинуться дальше. Это действительно так. Он чуть поднял голову и этим выдал себя. Он не хотел качать головой, поэтому усилием воли сдержал свой жест, но я заметила его напряженность. А если бы он покачал головой, чуть поджав губы, что бы он мог мне сказать, как вы думаете?

Доктор Т'мварба пожал плечами:

– Это не так просто, как ты думаешь?

– Конечно, но он сделал один жест, чтобы избежать другого. Что это могло означать?

Т'мварба покачал головой.

– Он сдержал свой жест, чтобы не показать, что простое дело не вызвало бы его появления здесь. Поэтому он поднял голову.

– Что-нибудь вроде: если бы это было так просто, мы не нуждались бы в вас? – предположил Т'мварба.

– Точно. Возникла неприятная пауза. Это надо было видеть.

– Ну уж нет.

– Если бы это было так просто – пауза – если бы все дело было в этом, мы никогда не обратились бы к вам, – Ридра повернула руку ладонью вверх. И я сказала это ему; у него сразу челюсти сжались...

– От удивления?

– Да. Тут он на секунду подумал, что я читаю его мысли.

Доктор Т'мварба покачал головой.

– Это просто, Ридра. То, о чем ты говоришь, это чтение мышечных реакций. Его можно осуществлять очень успешно, особенно если знаешь область, в которой сосредоточены мысли твоего собеседника. Вернись к тому, из за чего ты расстроилась. Твоя скромность была возмущена вниманием этого... неотесанного солдафона?

Она снова выругалась. Доктор Т'мварба покусал нижнюю губу.

– Я не маленькая девочка, – сказала Ридра. – К тому же ни о чем непристойном он и не думал. Я повторила его мысли, чтобы просто показать, насколько мы близки. Мне показалось, что он очарован. И если бы он понял нашу близость так же, как и я, у меня остались бы только самые светлые чувства к нему. Только когда он уходил...

Доктор Т'мварба вновь услышал хрипоту в ее голосе.

– ...когда он уходил, последнее, что он подумал, было: «Она не знает. Я не сказал ей об этом.»

Глаза Ридры потемнели – прикрыв их веками, она слегка наклонилась вперед. Доктор наблюдал это тысячи раз, с тех самых пор, как худенькую двенадцатилетнюю девочку направили к нему на прохождение курса невротерапии, которая превратилась в психотерапию, а потом и в дружбу.

Но он так до конца и не разобрался в этих ее переменах – всегда внезапных. Когда срок терапии официально закончился, он продолжал внимательно приглядываться к Ридре. Что в ней происходит, когда ее глаза вот так темнеют? Он знал, что существует множество проявлений его собственной натуры, которые она читает с легкостью. Он знал многих людей, равных ей по репутации, людей влиятельных и богатых. Но репутация не внушала ему почтения. А Ридра внушала.

– Он думал, что я не понимаю. Что он ничего мне не сообщил. И я рассердилась. Это причинило мне боль. Все недопонимания, которые связывают мир и разделяют людей, обрушились на меня – они ждали, что я распутаю их, объясню, а я не могла. Я же не знаю слов, грамматики, синтаксиса. И...

Что-то изменилось в ее азиатском лице. Маркус попытался уловить, что именно.

– Да?

– Вавилон-17.

– Язык?

– Да. Ты знаешь, что я называю моим «озарением»?

– То, что ты внезапно начинаешь понимать незнакомый язык?

– Да, генерал Форестер сказал мне, что то, что было у меня в руках не монолог, а диалог. Этого я раньше не знала. Но это совпадало с некоторыми другими моими соображениями. Я поняла, что сама могу определить, где кончается одна реплика и начинается другая. А потом...

– Ты поняла его?

– Кое-что поняла. Но в этом языке заключается нечто такое, что испугало меня гораздо больше, чем генерал Форестер.

Лицо Т'мварбы вытянулось от удивления.

– В самом языке?

Она кивнула.

– Что же именно?

Ее щека снова дернулась.

– Я думаю, что знаю, где произойдет следующий «несчастный случай»...

– Несчастный случай?

– Да, очередная диверсия, которую планируют захватчики – если это, конечно, они, в чем я лично не уверена. Но этот язык сам по себе такой... такой странный.

– Как это?

– Маленький, – сказала она. – Плотный. Сжатый... Но это наверное тебе ни о чем не говорит?

– Компактность? – спросил доктор Т'мварба. – Я думал, что это хорошее качество разговорного языка.

– Да, – согласилась она, глубоко вздохнув. – Моки, я боюсь!

– Почему?

– Потому, что я собираюсь кое-что сделать и не знаю, смогу ли.

– Если это что-нибудь серьезное, ты можешь немного поволноваться. Что же именно?

– Я решила это еще в баре, но подумала, что мне нужно сначала с кем-нибудь посоветоваться.

– Выкладывай.

– Я собираюсь сама разрешить проблему Вавилона-17.

Т'мварба наклонил голову вправо.

– Я установлю, кто говорит на этом языке, откуда говорит, и что именно говорит!

Голова доктора повернулась влево.

– Почему? Пожалуйста, большинство учебников утверждает, что язык это средство для выражения мыслей, Моки. Но язык и есть сама мысль! Мысль в форме информации: эта форма и составляет язык. А форма Вавилона-17... поразительна.

– Что же тебя поражает?

– Моки, когда изучаешь чужой язык, познаешь, как другой народ видит мир, Вселенную... – Он кивнул. – А когда я всматриваюсь в этот язык, я начинаю видеть... слишком многое.

– Звучит очень поэтично.

Она засмеялась.

– Ну, ты всегда стараешься вернуть меня на землю.

– Но делаю это не так уж и часто. Хорошие поэты обычно практичны и ненавидят мистицизм.

– Только поэзия, которая отражает реальность, может быть поэтичной, – сказала Ридра.

– Хорошо. Но я все еще не понимаю, как ты собираешься разрешить загадку Вавилона-17?

– Ты действительно хочешь знать? – она коснулась рукой его колена. – Я возьму космический корабль, наберу экипаж и отправлюсь к месту следующей диверсии.

– Да, верно, у тебя есть удостоверение звездного капитана. А сможешь позволить себе такое?

– Правительство субсидирует экспедицию.

– О, отлично. Но зачем?

– Я знаю с полдюжины языков захватчиков, но Вавилон-17 – не из их числа. И это не язык Союза. Я хочу найти того, кто говорит на этом языке; узнать, кто или что во Вселенной мыслит таким образом. Как ты думаешь – я смогу, Моки?

– Еще чашечку кофе, – он протянул руку куда-то в сторону и послал ей кофейник. – Ты задала хороший вопрос. Тут есть над чем подумать. Ты не самый уравновешенный человек в мире. Руководство экипажем космического корабля требуют особого психологического склада – у тебя он есть. Твои документы – как я помню, результат твоего странного... хм... брака несколько лет назад. Но тогда ты командовала автоматическим экипажем. А теперь это будут транспортники?

Она кивнула.

– Все мои дела в основном связаны с таможенниками. Да и ты тоже к ним относишься – более или менее.

– Мои родители были транспортниками. Я сама была транспортником до запрета.

– Тоже верно. Допустим, я скажу: «Да, ты сможешь это сделать»?

– Я поблагодарю и улечу завтра.

– А если я скажу, что мне нужно сначала с недельку повозиться над твоими психоиндексами, а тебе в это время придется жить у меня, никуда не выходить, ничего не писать, избегать всяческих волнений?

– Я поблагодарю... и улечу завтра.

Он нахмурился.

– Тогда почему ты беспокоишь меня?

– Потому... – она пожала плечами, – потому что завтра я буду дьявольски занята... и у меня не будет времени сказать тебе «до свидания».

– О, – напряжение на его лице сменилось улыбкой.

Маркус снова вспомнил о скворце.

Ридра, тоненькая, тринадцатилетняя, застенчивая, прорвалась сквозь тройные двери рабочей оранжереи со своей новой находкой, называемой смехом – она только что открыла, как он получается у нее во рту. А он был по-отцовски горд, что этот полутруп, отданный под его опеку шесть месяцев назад, вновь стал девочкой, с короткими волосами, с дурными настроениями и вспышками раздражения, с заботой о двух гвинейских свиньях, которых она называла Ламп и Лампкин. Ветерок от кондиционера шевелил кустики около стеклянной стены, и солнце просвечивало сквозь прозрачную крышу.

Она спросила:

– Что это, Моки?

И он, улыбаясь ей, в белых шортах, запятнанных солнцем, сказал с расстановкой:

– Это говорящий скворец. Он будет говорить с тобой. Скажи «привет».

В черном глазу сверкало маленькое солнце, размером с булавочную головку. Перья сверкнули, из игольчатого клюва высунулся тоненький язык.

Ридра повернула голову, точно как это делают птицы и прошептала: «Привет».

Доктор Т'мварба две недели учил птицу при помощи свежевыкопанных земляных червей, чтобы удивить девочку. Птица взглянула склонив голову на бок и монотонно произнесла:

– Привет, Ридра, какой прекрасный день, и я счастлива.

Ридра закричала.

Совершенно неожиданно.

Сначала Маркус решил, что девочка смеется. Но ее лицо исказилось, она замолотила руками по воздуху, зашаталась, упала. Она захлебывалась криком.

Т'мварба подбежал, чтобы подхватить ее, а птица, перекрывая ее истерические рыдания, повторяла: «Какой прекрасный день, и я счастлива».

Он и раньше наблюдал у нее припадки, но этот поразил его. Когда позже он смог поговорить с Ридрой об этом, она сказала, еле раскрывая побелевшие губы:

– Птица испугала меня.

А спустя три дня проклятая птица вырвалась и запуталась в антенной сети, которую они с Ридрой натянули для ее любительских радиоперехватов: она слушала гиперстатические передачи транспортных кораблей, находящихся в рукаве Галактики. Крыло и лапа попали в ячейки сети, птица начала биться о горячую линию, так что искры были видны даже в солнечном свете.

– Нужно достать ее оттуда! – закричала Ридра. Она показывала рукой вверх, но когда она взглянула на птицу, то даже под загаром стало заметно, как она побледнела.

– Я позабочусь об этом, милая, – сказал Маркус. – Ты просто забудь о ней.

– Если она еще несколько раз удариться о линию, то погибнет.

Но он уже пошел за лестницей. А когда он вышел, то увидел, что Ридра уже вскарабкалась по проволочной сетке на дерево, закрывавшее угол дома.

Через пятнадцать секунд она протягивала руку к птице. Маркус знал, что девочка чертовски боится горячей линии, но она собралась с духом и схватила птицу. Спустя минуту она была уже во дворе, прижимая к себе измятую птицу, лицо ее казалось вымазанным известью.

– Забери ее, Моки, – чуть слышно сказала Ридра дрожащими губами, – пока она не заговорила.

И вот теперь, тринадцать лет спустя, кто-то другой разговаривал с ней, и она сказала, что боится. Он знал, что она иногда пугается, но знал и то, что она может храбро смотреть в лицо своим страхам.

– До свидания, – сказал Маркус. – Я рад, что ты меня разбудила. Если бы ты не пришла, я бы сошел с ума от беспокойства.

– Спасибо, Моки, – ответила Ридра. – Хотя мне все еще страшно.

Глава 3

Дэниел Д. Эпплби, который даже мысленно редко называл себя полным именем – он был офицером Таможни – взглянул на приказ сквозь очки в проволочной оправе и пригладил рукой коротко остриженные волосы.

– Что ж, приказ разрешает это, если вам будет угодно...

– И?

– И он подписан генералом Форестером.

– Я думаю, что вы тоже его подпишите.

– Но я должен одобрить...

– Тогда идемте со мной, одобрите на месте. У меня нет времени высылать вам отчет и ждать одобрения.

– Но ведь так не делают...

– Делают. Идемте со мной.

– Но, мисс Вонг, я не хожу в транспортный город по ночам.

– Я приглашаю вас. Вы боитесь?

– Нет, конечно. Но...

– Мне к утру нужно иметь корабль и экипаж. Видите подпись генерала Форестера?.. Все в порядке?

– Надеюсь.

– Тогда пошли. Экипаж должен немедленно получить официальное одобрение.

Ридра и чиновник, все еще препираясь, покинули здание из стекла и бронзы.

Минут шесть они ехали в монорельсе. Потом спустились на узкие улочки.

В небе над ним проносились транспортные корабли. Между зданиями складов и контор жались дома и меблированные комнаты. Вскоре они выбрались на широкий проспект, гремящий движением, запруженный толпами свободных от работы грузчиков и звездоплавателей. Они проходили мимо неоновых реклам увеселительных заведений, мимо ресторанов многих миров, мимо баров и публичных домов. В давке таможенник втянул голову в плечи и ускорил шаг, чтобы не отстать от Ридры.

– Где вы намереваетесь найти?..

– Пилота? Он мне нужен прежде всего, – она остановилась на углу, засунув руки в карманы кожаных брюк, и осмотрелась.

– У вас есть идеи на этот счет?

– Я думала о нескольких кандидатах... Нам сюда.

Они свернули в узкую улочку, ярко освещенную огнями реклам.

– Куда мы идем? Вы знаете этот район?

Она засмеялась, подхватила его под руку и легко, как танцор партнершу, повернула к металлической лестнице.

– Сюда?..

– Вы никогда не бывали здесь? – с наивностью, которая заставила чиновника на миг поверить в то, что он охраняет спутницу.

Он покачал головой.

Навстречу им, из подземного кафе поднимался человек – чернокожий, с красными и зелеными самоцветами, вросшими в грудь, лицо, руки и бедра.

Влажные на вид перепонки, тоже усыпанные камнями, свисали с рук, и при каждом его шаге колыхались на тонких связках.

Ридра схватила его за плечо.

– Эй, Лом!

– Капитан Вонг! – голос высокий, белоснежные зубы остры, словно кинжалы. Перепонка взметнулась парусом. – Что вас сюда привело?

– Лом, сегодня вечером борется Брасс?

– Хотите взглянуть на него? Шкиппер борется с Серебряным Драконом, и это схватка равных! А я искал вас на Денебе. Купил вашу книгу. Много прочитать не смог, но купил. И не нашел вас. Где вы были эти шесть месяцев?

– На Земле, преподавала в университете. Но я отправляюсь снова.

– Вы хотите взять Брасса пилотом? А собираетесь случайно не в Спецелли?

– Именно туда.

Лом обнял ее за плечи черной рукой, парус окутал ее сверкающим плащом.

– Летите к Цезарю, и возьмите пилотом Лома. Он знает Цезарь... – он прищурил глаза и помотал головой. – Никто не знает лучше!..

– Когда полечу, обязательно, Лом. А сейчас мне нужно в Спецелли.

– Тогда вам не обойтись без Брасса. Вы работали с ним раньше?

– Мы напивались вместе, когда нас засадили в карантин на одном из планетоидов Лебедя. Он нам многое рассказывал. И похоже, он знает, о чем говорит.

– Говорит, говорит, говорит, – усмехнулся Лом. – Да, как же, помню... Вы пришли посмотреть на схватку с этим сукиным сыном, что ж, вы узнаете, что это за пилот.

– Для этого я и пришла, – кивнула Ридра.

Она повернулась к таможеннику, который прижался к стене. «О, боже! подумал он. – Она собирается познакомить нас!» Но Ридра с насмешливой улыбкой кивнула ему и отвернулась.

– Увидимся позже, Лом, когда я вернусь.

– Да, да, вы всегда говорите это. А я не видел вас шесть месяцев, – он засмеялся. – Но вы мне нравитесь, Капитан. Возьмите меня к Цезарю когда-нибудь, и я покажу вам...

– Когда я полечу к Цезарю, ты будешь пилотом, Лом.

Острозубая улыбка.

– Полечу, полетишь – это только слова... Мне пора идти. До свидания, Капитан, – он поклонился и отсалютовал рукой: – Капитан Вонг. – И ушел.

– Не бойтесь его, – сказала Ридра чиновнику.

– Но его... – подыскивая слово, он недоумевал: откуда она знает? – Из какой преисподни он вылез?

– Он землянин. Хотя я верю, что он родился в пути между Арктуром и Центавром. Его мать была помощником капитана, если Это Лом только не присочинил. Лом – мастер рассказывать сказки.

– Значит, вся его внешность – это косметохирургия?

– Угу, – Ридра уже спускалась по лестнице.

– Но какого дьявола они это с собой проделывают? Они же все... как дикари! И поэтому ни один приличный человек не хочет иметь с ними никаких дел.

– Моряки привыкли к татуировке... К тому же Лому нечего делать. Сомневаюсь, что он лет сорок проработал пилотом.

– Он плохой пилот? Тогда что это за разговоры о туманности Цезаря?

– Я уверена, что он ее знает. Но ему уже сто двадцать лет. А после восьмидесяти рефлексы замедляются, и это – конец пилотской карьеры. Он слоняется от одного портового города к другому, знает все на свете, разносит сплетни и дает советы.

Они вошли в кафе на рампу, которая нависала в тридцати футах над головами посетителей, прятавших ноги под стойкой бара. Над ними, словно облако дыма, парил шар около сорока футов в диаметре. Взглянув на него, Ридра сказала таможеннику:

– Представление еще не начиналось.

– Здесь проходит так называемая борьба?

– Да.

– Но ведь она считается незаконной!

– Закон так и не приняли. После обсуждения вопрос замяли.

– А...

Пока они спускались, продираясь сквозь толпу транспортников, чиновник удивленно моргал и озирался. Большинство из этих людей были обычными мужчинами и женщинами, но результаты космохирургии у отдельных лиц то и дело вынуждали его постоянно таращить глаза.

– Я никогда не бывал в подобном месте! – прошептал таможенник.

Люди, похожие на рептилий, смеялись и разговаривались с грифонами и металло-чешуйчатыми сфинксами.

– Оставите свою одежду здесь? – улыбнулась девушка-контролер. Ее обнаженная кожа была зеленой и искрилась, как сахар, необъятные кольца кудрей нагромождались розовой ватой. Груди, пупок и губы ослепительно сверкали.

– Ни в коем случае, – быстро ответил таможенник.

– По крайней мере, снимите брюки и рубашку, – сказала Ридра, стягивая блузку. – А то в вас заподозрят чужака.

Она наклонилась, сняла туфли и сунула их под прилавок. Она начала расстегивать пояс, но заметив испуганный взгляд таможенника, улыбнулась и застегнула его обратно.

Чиновник осторожно снял пиджак, рубашку и уже развязывал шнурки ботинок, когда кто-то схватил его за руку.

– Эй, таможня!

Перед ними стоял обнаженный человек огромного роста с хмурым лицом, покрытым оспинками. Единственное, что его украшало, это вживленные в грудь, плечи, ноги и руки разноцветные огоньки, сливающиеся в красочный рисунок.

– Вы меня?

– Что ты делаешь здесь, таможня?

– Сэр, я вас не трогал.

– И я тебя не трогал. Выпьем, таможня! Сегодня у меня хорошее настроение.

– Весьма благодарен, но я лучше...

– У меня хорошее настроение. Пока... Но если ты не настроен, таможня, оно может и испортиться...

– Но я не... – он беспомощно оглянулся на Ридру.

– Пошли. Выпьете со мной оба. Со мной. Будем друзьями, черт подери! – он попытался обнять Ридру, но та перехватила его руку. Его ладонь раскрылась, обнажив множество шрамов, которые неизбежны при работе со стеллариметром.

– Навигатор?

Он кивнул и она отпустила его руку.

– Почему же у тебя сегодня хорошее настроение?

Пьяный встряхнул головой. Его волосы были завязаны узлом и свисали черной косичкой над левым ухом.

– Он просто понравился мне. И ты мне нравишься.

– Спасибо. Закажи мне выпить, а я найду, чем тебе отплатить.

Он тяжеловесно кивнул. Зеленые глаза громилы сузились: протянув руку, он коснулся тяжелого золотого диска, висевшего на ее груди.

– Капитан Вонг?

Она кивнула.

– Лучше не скандалить с вами, – он засмеялся. – Идемте, Капитан, я куплю вам и таможне что-нибудь для счастья!

Они направились к бару. То, что в более приличной обстановке подают в маленьких рюмочках, здесь наливали кружками.

– На кого будете ставить: на дракона или Брасса? Если на Дракона, то плюну вам в лицо... Я, конечно, шучу, Капитан.

– Я ни на кого не ставлю, – сказала Ридра. – Я нанимаю. Вы знаете Брасса?

– Был навигатором с ним в последнем рейсе. Прибыли неделю назад.

– Поэтому вы за него и болеете?

– Можно сказать и так.

Таможенник почесал грудь и вопросительно взглянул на Ридру.

– В последнем рейсе Брасс прогорел, – объяснила ему Ридра. – Экипаж теперь без работы. Сегодня вечером Брасс выставляет себя. – Она вновь повернулась к Навигатору. – Здесь много капитанов, интересующихся Брассом?

Он подмигнул, покачал головой и пожал плечами.

– Только я один, а вы... тоже?

Кивок, тягучий, как ликер.

– Как вас зовут?

– Калли, Навигатор-Два.

– А где ваш Первый и Третий?

– Третий где-то здесь – пьет. Первым была милая девушка по имени Кетти О'Хиггинс. Она умерла, – он одним глотком осушил стакан и потянулся за следующей порцией.

– Сожалею, – сказала Ридра. – А что с ней случилось?

– Столкнулись с захватчиками... Выжили только Брасс, я с Третим, и наш Глаз. Потеряли весь взвод, потеряли помощника. Это был плохой рейс, капитан. Глаз остался без Уха и Носа... К тому времени они были без тел уже десять лет и всегда держались вместе. Рон, Кетти и я составляли тройку всего несколько месяцев назад. Но даже и так... – он покачал головой. – Очень плохо.

– Позовите вашего Третьего, – сказала Ридра.

– Зачем?

– Мне нужен полный экипаж.

Калли наморщил лоб.

– Но с нами же нет больше Первого.

– Вы так и будете хандрить? Мы пойдем в Морг.

Калли хмыкнул.

– Хотите видеть моего Третьего – пойдем.

Ридра пожала плечами и последовала за Калли. Таможенник побрел за ними.

Парню, сидевшему на табурете у стойки, было не больше девятнадцати лет. Таможеннику сразу же бросилось в глаза кружево металлических лент, опутывающих его тело. Калли был большим, сильным, а этот...

– Капитан Вонг, это – Рон, лучший Третий во Солнечной Системе!

...Рон – маленький, щуплый, с жутко очерченной мускулатурой; грудь словно пластины металла, обтянутые восковой кожей, руки – как кабели. Даже на мускулистом лице выделялась каждая жилка. Непричесан, светловолос, с сапфировыми глазами, единственное вмешательство косметохирургии – яркая роза, растущая на плече. Он улыбнулся и в знак приветствия притронулся ко лбу указательным пальцем.

– Капитан Вонг набирает экипаж.

Рон выпрямился на табурете, поднимая свою голову, мускулы его тела запереливались, словно змеи под молоком.

Таможенный офицер увидел, как широко раскрылись глаза Ридры. Но не поняв ее реакции, он не придал этому значения.

– У нас нет Первого, – сказал Рон. Он улыбнулся и снова погас.

– Надеюсь, что я найду Первого для вас.

Навигаторы посмотрели друг на друга.

Калли обернулся к Ридре и потер кончик носа указательным пальце.

– Вы знаете о тройках, как наша...

Ридра сжала его руку.

– Вы хотели ли бы такую же тройку. Надеюсь, вы одобрите мой выбор.

– Но, довольно трудно подобрать...

– Это невозможно. Но это ваш шанс. Я только предлагаю. Что вы скажете?

Указательный палец Калли переместился от носа ко лбу.

– Лучшего предложения не могло и быть!

Юноша поставил ногу на табурет, обнял колено и посмотрел через плечо.

– Я скажу так: давайте посмотрим, кого вы предложите.

– Прекрасно, – кивнула Ридра.

– Вы знаете, разбитая тройка это не все, что нас объединяет, – Калли положил руку на плечо Рона.

– Да, но...

Ридра посмотрела вверх.

– Давайте посмотрим на борьбу.

Люди у стойки подняли головы. Сидящие за столиками откинули спинки.

Кружка Калли грохнула о стойку, Рон забрался на табурет с ногами и облокотился о стойку.

Дымный шар, висевший под сводом, осветился, а в помещение, наоборот, начало темнеть. Дым в шаре рассеялся, открыв его прозрачные внутренности.

– Куда они смотрят? – спросил таможенник. – Куда все...

Ридра положила руку ему на шею и что-то сделала так, что он рассмеялся и поднял голову. Затем глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

Дымящийся под сводом шар вспыхнул радугой. А салон погрузился во тьму. Тысячеваттный прожектор ударил в пластиковую поверхность сферы, и его отблеск отразился внизу на замерших в дыму лицах.

– Что происходит? – спросил таможенник. – Они будут бороться здесь?..

Ридра приложила руку к его губам, и он замолк.

И вот появилась Серебряная Ящерица, крылья колышутся в дыму, серебряные перья – лезвия сабель, чешуя трясется на огромных ляжках; она рябит десятифутовыми чешуйками и извивается в антигравитационном поле, зеленые губы растягиваются в ухмылке, серебряные веки обнажают зеленые глаза.

– Это женщина! – выдохнул таможенник.

Приветственный стук пальцев пронесся по залу.