Текст книги "Круэлла де Виль. История злодейки с разбитым сердцем"

Глава II
Последняя в роду де Вилей

А часики-то тикают, тикают, мои дорогие! Тик-так, тик-так, и не можем мы навечно зависнуть в прошлом, хотя именно это я и пытаюсь сделать, затягивая свою историю. Так вы подумали, да? Может, и правильно подумали. Очень уж трудно мне переходить к этой главе, мои дорогие, очень трудно. Сейчас мы перенесёмся вперёд на пять лет, в то лето, когда мне исполнилось шестнадцать. Именно тогда моя жизнь переменилась очень во многом и навсегда.

В течение нескольких недель перед смертью папы и сразу после его кончины единственным человеком, который находился рядом со мной, была Анита. Когда папа заболел, мамочка гостила у своей сестры, и нам чертовски долго пришлось дозваниваться до неё, чтобы сообщить, что она должна немедленно возвращаться домой. Мисс Прикет тоже не было, она уехала ухаживать за своей заболевшей тёткой. Честно вам скажу, просто не представляю, как я справилась бы со свалившимися на меня проблемами, если бы рядом со мной в те мрачные, ужасные дни не было Аниты.

Заболел папа стремительно и совершенно внезапно. Как-то сразу исчезла его голливудская улыбка, погасли, помутнели глаза. Он в одночасье перестал быть тем человеком, которого я знала. Перестал быть моим папой, который заходил ко мне по вечерам перед сном, который приносил мне сказки и истории о приключениях на суше и на море, покупал бесценные серьги из далёких волшебных стран. Он больше не был человеком, который танцевал со мной в моей спальне и заставлял меня хохотать в самые неподходящие моменты. Папа стал бледной тенью самого себя, и мне было невыносимо и страшно видеть его таким. Доктор сказал, что у папы слабое сердце, и мне стало ещё больнее видеть его вот таким – хрупким, слабым и бледным. Мне хотелось запомнить папу сильным, смеющимся, неистощимым на шутки и розыгрыши.

Когда доктор появился наконец из папиной комнаты, я вздрогнула. Он опустил глаза и сказал:

– Мне очень жаль, Круэлла.

После ухода доктора я целую вечность простояла возле двери папиной спальни. Мой папа умирает? Я не могла понять, не могла смириться с этим. И не могла войти и взглянуть папе в глаза. Не могла позволить ему увидеть написанное у меня на лице горе и отчаяние. Я хотела… Нет, я должна была выглядеть перед ним сильной, но не могла.

И тут, словно ангел, посланный с небес, появилась Анита. Если честно, ангелом она представлялась мне с самого детства, когда была ещё совсем девчонкой с мелкими чертами лица, блестящими волосами и маленьким остреньким носиком. Если не знать правду о её происхождении, Аниту легко можно было принять за леди. Настоящую леди. А для меня она и была настоящей леди, если только не обращать излишнего внимания на начитанность Аниты и на то, как она одевалась. Анита не любила роскоши, но при этом умудрялась выглядеть элегантно и эффектно даже в самой простенькой расклешённой голубой юбочке и розовой блузке. В отсутствие мамы она взяла на себя все заботы по дому и сейчас поднялась ко мне прямо с кухни, где командовала готовившими ужин слугами. Благодаря ей я могла полностью посвящать своё время и внимание папе.

– Что ты здесь стоишь, Круэлла? С тобой всё в порядке? – спросила Анита. Она заботилась обо всём и обо всех, подбадривала не только слуг, но и меня тоже. Не знаю, как ей это удавалось, просто не знаю.

– Только что ушёл доктор, Анита. Он сказал…

Увидев, что я вот-вот расплачусь, Анита мягко накрыла мою руку своей ладонью.

– Я знаю, Круэлла, он сказал мне, – шепнула она, сама с трудом сдерживая слёзы. – Ты ужасно расстроена сейчас, я понимаю. Как сейчас твой папа? Спит или нет?

– Не знаю. Я еще не была у него после ухода доктора. Не могу заставить себя войти в его спальню, Анита. Не могу посмотреть на него.

Я действительно ужасно боялась увидеть своего папу беспомощным. Была бы здесь мама, я, пожалуй, чувствовала бы себя уверенней, но одна… Нет, одна я не могла найти сил, чтобы зайти и попрощаться с ним. Не могла смириться с тем, что он навсегда покидает нас.

– Конечно же, ты можешь, Круэлла. Ты должна, – сказала Анита, сжимая мою руку. – Он так сильно любит тебя, Круэлла. И ты тоже любишь его, я знаю.

– Как мне хочется, чтобы здесь была мама. Джексон пытался ещё раз дозвониться ей? Она будет в отчаянии, если…

Анита слабо улыбнулась мне. Она знала, как сильно будет убита горем моя мама, если не успеет попрощаться с папой.

– Ах, я знаю, знаю, Круэлла. Но даже если Джексон дозвонится ей, она вряд ли успеет вернуться вовремя, я думаю. Во всяком случае, судя по словам доктора. Я так боялась, что именно это он скажет. Но, Круэлла, ты должна набраться смелости. Ты же сильная девушка, я знаю. Ты должна быть сильной – ради своего папы. Твоей мамы здесь нет, и ему нужна ты. – Она легко сжала мою руку, но даже в этом почти нежном прикосновении я почувствовала, насколько сильна сама Анита. Она была самым сильным человеком на свете, которого я знала. За исключением моей мамы, разумеется. И то сказать, как иначе ей удалось бы выжить, оставаясь где-то между двумя мирами – слуг и хозяев? Как иначе ей с такой лёгкостью удалось бы занять место моей отсутствующей мамы и помогать мне во время папиной болезни? Что же касается меня, то я воспринимала Аниту как члена своей – нашей – семьи. – Иди к нему, Круэлла. Поцелуй своего папу, пока не стало слишком поздно. Скажи ему, что любишь его. Скажи ему всё, что он хотел бы от тебя услышать. Позволь ему унести твои слова в то путешествие, из которого нет возврата.

Меня глубоко тронули слова Аниты, запали мне в душу. От них мне ещё сильнее захотелось заплакать. Но ради моего бедного папочки я должна была оставаться смелой и сильной, и я вошла к нему в комнату.

Там было темно и душно. Эта спальня явно была не тем местом, где должен был провести свои последние часы такой великий человек, как мой папа. В полумраке я с трудом различала силуэт его головы на подушке. Папа спал. Рядом с кроватью дремала, сидя на стуле, нанятая медсестра, на её белом халате ярко светилось пятнышко пробившегося в щёлочку между плотными шторами солнечного луча. Медсестра вздрогнула и проснулась, когда я раздвинула шторы и яркий свет залил спальню.

– Мисс Круэлла! Что вы делаете? Вы разбудите вашего отца! – заморгала заспанными глазами медсестра. Лицо у неё было кислым, помятым.

– Здесь просто ужасно, – сказала я, окидывая комнату взглядом. – Душно, скучно, тоскливо. Послушайте, почему бы вам не принести сюда из папиного кабинета маленький проигрыватель, а?

Медсестра в ужасе посмотрела на меня. Если честно, то я сама была слегка в шоке от собственных слов. Это как-то само собой вырвалось, однако у меня к этому времени появился план.

– Что, простите? – Это всё, что смогла вымолвить медсестра, продолжая моргать, прикрывая ладонью глаза от ослепительного света.

– Слушайте меня внимательно. Пройдите в кабинет моего отца, найдите там маленький проигрыватель и принесите его сюда. Повторять я больше не буду, – всё это я проговорила медленно и чётко, чтобы мои слова дошли до непроснувшихся мозгов медсестры. Но она, кажется, так ничего и не поняла, продолжала всё так же оторопело смотреть на меня.

– Мне платят за то, чтобы я исполняла обязанности медсестры, мисс Круэлла. А в служанки я не нанималась, – гордо задрала она свой маленький носик.

Ну, тут уж я тоже не сдержалась, сказала ей всё, что думаю:

– Ясно, ясно. Только не думаю, что мы платим вам за то, чтобы вы спали на работе! Так что ступайте и принесите проигрыватель, о котором я сказала, по крайней мере, хоть какой-то прок от вас будет. А если нет, я вас увольняю. Немедленно. Прямо с этой минуты. Поэтому выбирайте – либо вы делаете то, что я вам приказываю, либо убирайтесь прочь. Всё очень просто, не правда ли?

Медсестра бросилась вон из комнаты, а я позвонила в колокольчик, вызывая дворецкого, потому что так и не поняла толком, куда она побежала – то ли за проигрывателем, то ли прочь из нашего дома.

– Круэлла, что ты задумала? Опять бушуешь, как обычно, ураганчик ты мой? – Это был папа. Моя маленькая перепалка с медсестрой разбудила его. Каким маленьким он казался сейчас, когда лежал в этой постели! Каким хрупким, беззащитным. У меня сердце разрывалось, глядя на него.

– Прости, папочка! Я разбудила тебя, – сказала я, и наградой мне стала знакомая озорная папина улыбка. Он всё ещё был здесь, он всё ещё не угас. – Позволь, я помогу тебе.

Я подошла к кровати и стала помогать папе приподняться. В этот момент в спальню вошёл Джексон.

– Разрешите мне, мисс Круэлла, – сказал он, ловко усаживая папу и подкладывая подушки ему под спину и под голову.

– Ну, согласись, что так лучше, правда, папа? – спросила я. – А миссис Бэддли тем временем готовит для тебя на кухне что-то особенное. Вку-усненькое!

– Благодарю тебя, моя дорогая, – ответил папа, сверкнув своей знаменитой улыбкой.

– Мисс Круэлла, – раздался робкий голос. – Вы просили медсестру принести сюда проигрыватель его светлости?

Это была наша горничная Полли, она стояла в дверях с папиным проигрывателем в руках.

– Да, Полли, да. Поставьте его сюда, на комод, и скажите миссис Бэддли, что мой папа готов позавтракать.

– Слушаюсь, мисс Круэлла. – Она поставила проигрыватель туда, куда я сказала, а затем, слегка замявшись, добавила: – Надеюсь, вы не рассердитесь на то, что я беру на себя смелость сказать об этом, но… медсестра подняла столько шума там внизу, в холле. Мне кажется, она собирается покинуть нас.

Я ещё не успела сказать, что очень рада этому, как Паулина уже покинула спальню.

– Могу ли я ещё что-то для вас сделать, лорд де Виль? – осторожно прокашлявшись, спросил Джексон. Высокий, сильный, он возвышался в комнате, как скала, на которой держится вся наша семья.

– Нет, Джексон. Я думаю, у Круэллы всё под контролем, – ответил папа, с улыбкой глядя на меня.

– Спасибо, Джексон, – сказала я. – Это всё.

Я прошлась по спальне, раздвигая все шторы, затем включила проигрыватель. На нём уже стояла любимая папина пластинка, с американским джазом. Мама джаз терпеть не могла, поэтому папа всегда слушал эту пластинку один у себя в кабинете.

– Ни к чему тебе чахнуть в тёмной скучной комнате, правда, папа? Давай добавим немного жизни, ты не против?

Папа снова улыбнулся и ответил, протягивая мне свою руку:

– Подойди сюда, Круэлла. Посиди со мной.

Нет, присаживаться к нему на постель я не стала, знала, что если сделаю это, то непременно разрыдаюсь. Чтобы успокоиться и взять себя в руки, я ещё немного походила по комнате, делая вид, будто чем-то занята. Но до бесконечности продолжаться это не могло, и я всё же приблизилась к папе, изо всех сил стараясь сдержать подступающие к глазам слёзы.

– Спасибо, дорогая моя, – прошептал папа. Он был слишком слаб, чтобы ещё что-нибудь сказать. По-моему, он пытался сесть ровнее, а мне… А мне, знаете ли, вдруг ужасно захотелось в этот момент… потанцевать с папой под его любимую песню.

– Жаль, что мы не можем потанцевать с тобой, папа. В последний раз.

– Как тогда, в твоей комнате? – рассмеялся он. – Да, мне тоже этого хотелось бы, дочка. А ещё мне очень жаль, что меня уже не будет здесь, чтобы потанцевать с тобой на твоей свадьбе.

– А я и не собираюсь замуж, папа, – ответила я, но он на мою уловку не купился.

– Сейчас не собираешься, но однажды всё же выйдешь, Круэлла, дорогая. Хотелось бы мне дожить, чтобы увидеть это, но… – Тут уж я не смогла сдержать слёз и разрыдалась. – Ну-ну, не плачь, девочка моя, не плачь. Давай-ка помоги мне лучше на ноги подняться. Помоги, ты же у меня сильная. Я поднимусь, и мы с тобой потанцуем.

– Нет, нельзя, ты что, папа?

– Тсс! Ты упрямая в меня, но я всё равно упрямее тебя, дорогая. Давай, помоги мне встать. Я хочу танцевать с моей дочерью! Точка.

И мы с ним танцевали. Танцевали так, как могли бы танцевать на моей свадьбе – медленно кружились и покачивались взад и вперёд до тех пор, пока папа окончательно не ослаб и не мог больше стоять на ногах. Когда я уже собиралась помочь папе лечь назад в постель, к нам в комнату ворвалась медсестра.

– Что здесь происходит? Лорд де Виль, я настаиваю на том, чтобы вы немедленно вернулись в постель. О чём вы только думали, мисс Круэлла? Какая чудовищная безответственность! Вы подвергаете опасности жизнь вашего отца, неужели это вам не понятно? – завизжала она.

Я посмотрела на медсестру и ненавидела её в этот момент как никого на свете. Я буквально чувствовала, как меня переполняет ярость, она вылезала из меня, словно шапка на вскипевшем молоке.

– Пойдём, папа, я отведу тебя назад в постель. А потом мне нужно будет переговорить с твоей медсестрой. В холле. – Я помогла папе улечься, подоткнула ему подушки, затем крепко взяла медсестру за руку и вывела её за собой в холл. – Я думала, вы уже убрались прочь. Как вы смели говорить со мной в таком тоне? Я леди, а вы кто такая? Я хочу, чтобы вы навсегда покинули мой дом. Немедленно!

– Я не уйду, – ответила медсестра. – Я отвечаю за состояние вашего отца.

– О своём отце я сама позабочусь, а вы уволены. Прочь отсюда!

– Да уж, вы о нём заботитесь! Вижу я, как вы заботитесь! Шторы раздвинуты, громкая музыка играет, а он… танцует! С его-то сердцем! Вы не заботитесь о нём, вы в могилу его толкаете!

– Он так и так на пути в могилу, я просто хочу сделать это путешествие более приятным для него. Не мрачным, не скучным. Не хочу, чтобы он уходил из этой жизни, глядя на ваше унылое лицо. Одним словом, убирайтесь.

И она убралась, скуля и громко жалуясь на прощание всем подряд, как последняя дура. Я была рада видеть, как она уходит.

Я уже собиралась вернуться в папину спальню, когда мне показалось, что снизу, из вестибюля доносится мамин голос. Я выбежала на лестничную площадку и увидела, что это действительно она. А ведь я совсем уже потеряла надежду на то, что она успеет возвратиться домой до папиной кончины.

– Мама! Сюда! Поднимайся скорее! – крикнула я.

Мама подняла голову, увидела меня, вздрогнула и отпихнула в сторону продолжавшую причитать медсестру. Я увидела выражение маминого лица, и у меня сердце ушло в пятки.

Затем мама бросилась бежать вверх по лестнице. Я в первый и последний раз в своей жизни видела мою маму бегущей. Она была в панике. И в ярости.

– Круэлла! – выкрикивала она на бегу. – Мне уже сказали, что ты вытворяешь в папиной комнате! Танцевать его заставляешь? Такого больного? Да я видеть тебя после этого не хочу! Отправляйся в свою комнату и сиди там, пока я не пришлю за тобой. – Я стояла и молчала, не в силах сдвинуться с места. – Отойди, Круэлла, или я ударю тебя!

Мама с силой оттолкнула меня в сторону и вбежала в папину спальню. Двинуться следом за ней я не решилась, знала, что она действительно меня ударит. Уж не знаю, что ей ещё наговорила та проклятая медсестра, но уж наверняка постаралась выставить меня в самом неприглядном свете. Затем музыка в папиной спальне резко оборвалась, громко, противно скрипнула игла проигрывателя, царапая пластинку, а затем раздался мамин крик.

Папа умер, и я была уверена, что в его смерти мама будет теперь винить меня.

* * *

Сразу после того как было прочитано папино завещание, моя мама решила отправиться путешествовать по миру, и я не винила её за это. Мамино сердце было разбито. Смерть папы стала для неё полной неожиданностью. Вот ещё вчера папа был жив, а сегодня его уже нет с нами и никогда не будет. И мама даже не успела попрощаться с ним. Пока она ругала меня за ту ложь, которую наговорила ей обо мне та гадина-медсестра, папа тихо ушёл от нас, ускользнул в Вечность. Разумеется, моя мама была в шоке, да и я тоже. Было очень странно привыкать к тому, чтобы жить в мире, в котором больше не было папы. Мне так не хватало наших с ним встреч перед сном, наших разговоров. А больше всего я тосковала по его смеху.

И по его улыбке. Ах, как мне не хватало его озорной улыбки!

Я почти час просидела перед зеркалом, пытаясь решить, хочу ли я надеть на папины похороны подаренные им нефритовые серьги. Представляла, как он улыбнётся на небесах, увидев их на мне. Но, когда я надела их, какое-то странное чувство накатило на меня. Возможно, я что-то надумывала, но ощущение было такое, словно я, надев эти серьги, перестаю быть собой. Но я и без этого очень странно чувствовала себя, пытаясь привыкнуть существовать в новом мире, где больше нет папы. В конечном итоге я решила нефритовые серьги не надевать.

Вечером после похорон пришёл наш адвокат, чтобы прочитать нам папино завещание. Адвоката звали сэр Хантли, это был забавный маленький человечек с кругленьким лицом, на котором темнели очки в круглой оправе и смешно дрожали при каждом слове обвисшие, как у бульдога, щёчки. Мы собрались в утренней гостиной и молча следили за тем, как мистер Хантли роется в своём пузатом потёртом портфеле. Наконец он нашёл нужный конверт, открыл его, вытащил исписанные листы бумаги и начал читать:

– «Я, лорд де Виль, будучи в здравом уме и твёрдой памяти…»

– Сэр Хантли, прошу вас, пропустите всю эту чушь и переходите сразу к главному, – перебила его мама.

Адвокат замялся, прокашлялся, порылся в бумагах и перешёл к главному:

– Хорошо, леди де Виль, как пожелаете. Ваш муж, лорд де Виль, завещал всё своё состояние своей дочери, Круэлле, душеприказчиком которой буду я до наступления её двадцатипятилетия. – Адвокат пыхтел, видно было, что он ужасно нервничает. Вероятно, сэр Хантли очень опасался, что мама вот-вот взорвётся от гнева. Устроит сцену, закатит истерику…

Но моя мама – по крайней мере, в тот момент – сумела сохранить спокойствие. Просто сидела и молча смотрела на адвоката. Я не могла понять, что с ней – мама то ли в шоке, то ли просто не верит своим ушам.

– Вы слышите меня, леди де Виль? – рискнул спросить сэр Хантли, и вот тут это произошло, накликал-таки он взрыв, на который нарывался.

– Разумеется, я вас слышу. И что мне теперь делать? Может, подскажете, что я, по-вашему, должна теперь делать? Вы – законник! Ну, давайте, говорите, если вам есть что сказать!

У адвоката от страха задрожала нижняя челюсть – уж что-что, а напугать моя мама умела! Однако он справился с собой и, набравшись храбрости, продолжил:

– Лорд де Виль предусмотрел всё необходимое и для вас тоже. Вам пожизненно будет назначено ежегодное содержание в сумме…

– А дом? А остальное его имущество? – вновь перебила адвоката мама, резко вскакивая на ноги. Бедный сэр Хантли съёжился в своём кресле, испуганно глядя на маму своими круглыми, как у крота, глазками-бусинками.

– Всё это также оставлено мисс Круэлле и не подлежит разделу, как и основной капитал, – ответил адвокат. Руки у него просто ходуном ходили от страха.

Мама швырнула свой стакан на пол, и он со звоном разлетелся на мелкие куски. Сэр Хантли побледнел. Клянусь, он с удовольствием провалился бы в тот момент сквозь землю, если бы только сумел.

– Если это всё, – презрительно поджала свои губы мама, – вы можете быть свободны, сэр Хантли.

Сказать, что мама разозлилась – значит, не сказать ничего. Такой злой я ещё никогда не видела её ни разу в жизни. Но – можете себе представить? – забавный маленький человечек в твидовом костюме не дрогнул. Не отступил. Не сбежал. По-моему, он даже не понял более чем прозрачного маминого намёка, когда она встала.

– Прошу прощения, леди де Виль, но в завещании имеется ещё целый ряд условий, с которыми я, прежде чем уйти, должен познакомить мисс Круэллу.

Было видно, как неловко он чувствует себя при этом, но держался, держался…

– Ну, раз уж я вам больше не нужна, тогда я сама уйду, с вашего позволения, – ледяным тоном сказала мама и стремительными шагами, едва ли не бегом, покинула утреннюю гостиную. После этого я осталась один на один с сэром Хантли, который больше был похож на бульдога в твидовом костюме, чем на адвоката. Осталась, хотя больше всего в тот момент мне хотелось броситься вдогонку за мамой.

Сэр Хантли пошелестел своими бумагами и после недолгой паузы первым нарушил молчание.

– Полагаю, ваша матушка переживает сейчас очень сильный стресс, – медленно начал он, явно пытаясь как-то оправдать поведение моей мамы. – Ваш отец хотел, чтобы вам ясно и понятно были объяснены некоторые условия его завещания, чем я и намерен сейчас заняться. Итак. Он желал, чтобы вы оставили себе фамилию де Виль и не меняли её даже после замужества. Вы последняя в роду де Вилей. Поскольку у лорда де Виля наследника мужского пола не было, он возлагает на вас ответственность за то, чтобы его фамилия сохранилась и была передана следующим поколениям его потомков.

С этим условием я поспешно согласилась, думая гораздо больше о том, чтобы поскорее найти и утешить маму. Сказать ей, что я на её стороне, надеясь услышать, что она простила меня за все ужасные вещи, о которых ей наговорила та наглая медсестра. Но очкастый крот на этом не остановился и продолжал монотонно бубнить. Почему, интересно, все юристы, учителя и политики говорят таким суконным языком?

– Поясняю, мисс Круэлла, что, если вы выйдете замуж и смените свою фамилию на фамилию мужа, всё завещанное вам состояние немедленно перейдёт в руки вашей матери. Вам понятен этот пункт, мисс Круэлла?

– Мне известно, что означает «сохранить девичью фамилию», сэр Хантли, – нетерпеливо ответила я.

Адвокат, прищурившись, взглянул на меня и вновь нервно зашелестел бумагами.

– Ваш отец очень беспокоился о том, чтобы вы со всей серьёзностью отнеслись к этому его волеизъявлению, иначе всё его состояние перейдёт леди де Виль.

«Волеизъявление»! И где они только такие слова берут, крючкотворы эти!

– Я всё поняла, сэр Хантли. Действительно поняла. Вообще-то я ни за кого замуж выходить не собираюсь. А если вдруг сойду с ума настолько, что решусь выйти, обещаю при этом сохранить фамилию моего отца.

Адвокат прокашлялся и нервно затряс своими бульдожьими щеками, явно собираясь что-то добавить.

– Это сейчас вы так говорите, мисс Круэлла. Но однажды вам может встретиться мужчина, который заставит вас изменить ваши взгляды на брак.

Между прочим, косноязычный сэр Хантли был прав, хотя в тот момент мы оба ещё не догадывались об этом.

– Чтобы я могла изменить своё решение не выходить замуж, это должен быть просто необыкновенный мужчина, сэр Хантли! – легко воскликнула я. – Он должен хотеть от жизни того же, чего хочу я. Он должен предоставить мне независимость и согласиться принять фамилию моего отца. Этот человек должен быть похожим на моего папу. Знаете, сэр, я очень сомневаюсь, что когда-нибудь встречу такого человека, так что сумею сохранить фамилию моего отца, уверяю вас. Это, кстати, лишь самое малое, что я могу сделать в память о таком великом человеке, каким был мой отец.

Сэр Хантли после этого стал выглядеть несколько спокойнее, однако всё ещё не торопился отпускать меня, а мне так хотелось поскорее броситься к маме. Хотелось удостовериться, что между нами всё хорошо, и успеть это сделать до того, как мама отправится в своё путешествие по свету.

– Ваш отец оставил также устное сообщение для вас. Оно носит исключительно личный характер, но я надеюсь, что вы вполне сумеете понять его подлинный смысл. – Адвокат откашлялся и продолжил: – Он сказал, чтобы вы искали того, кто будет достоин вас. Того, кто будет не покупать вам сокровища, а обращаться как с сокровищем с вами самой. Того, кто будет проявлять свою любовь к вам словами и поступками, а не подарками.

– Благодарю вас, сэр Хантли. Мне кажется, я всё поняла, – сказала я, поднимаясь на ноги и давая адвокату тем самым понять, что пора бы ему уходить. И сэр Хантли прекрасно понял меня, тем более что его работа на этом была закончена. На сегодня, во всяком случае.

Я проводила сэра Хантли до выхода, и Джексон распахнул перед ним дверь. Теперь я собиралась бежать к маме, но, повернувшись в сторону лестницы, увидела спускающуюся по ней Аниту.

– Круэлла, как ты? Давай поднимемся к тебе в спальню. Ты, должно быть, очень устала. Хочешь, я чаю тебе принесу?

Анита всегда была рядом со мной. Преданная, милая Анита.

– Спасибо, Анита, но я вначале хочу повидаться с мамой.

– Прошу прощения, мисс Круэлла, – деликатно вмешался в наш разговор стоявший у двери Джексон. – Но ваша мать уже уехала. Я знаю, она была очень огорчена, что не смогла попрощаться с вами.

Я смутилась, но, конечно же, не могла показать, будто не знаю того, что происходит в моём собственном доме. Высоко нужно марку свою держать, высоко! Думаю, что Джексон сумел прочитать на моём лице и удивление, и замешательство, однако, как всякий настоящий дворецкий, он прекрасно знал правила игры. Вот почему Джексон невозмутимо сказал, делая вид, словно мне было хорошо известно о планах моей мамы, хотя ничего я о них не знала.

– Да, мисс, она отбыла в своё кругосветное путешествие. Уверен, что она говорила вам об этом, но её слова вылетели у вас из памяти, что совершенно неудивительно в связи с последними событиями. Перед отъездом её светлость сказала, что возвратится не ранее чем в конце лета, чтобы проследить за вашей отправкой в школу-интернат.

– Ах, да… кругосветка. Ну, как же, как же, – бормотала я первое, что приходило мне в голову, в которой бешено крутились совершенно иные мысли. Мысли о том, что вот только что, буквально несколько минут назад мы с мамой ещё были вместе в утренней гостиной, и вот её уже нет. – Но… её вещи? Как ей удалось так быстро собраться?

– Багаж её светлости был уже упакован и уложен в автомобиль, – почтительно склонил голову Джексон.

Ах, вот как. Уже упакован. Очевидно, мама собрала свои вещи сразу после смерти папы. И при этом ничего мне не сказала. Ни слова, ни полслова. И уехала, даже не попрощавшись со мной.

Анита осторожно взяла меня за руку, и это ласковое прикосновение придало мне сил устоять в мире, который прямо на моих глазах разваливался на куски.

Смутно припоминаю, что у меня хватило ещё сил сказать:

– Понятно. Очень хорошо, Джексон. Распорядитесь подать сегодня нам с мисс Анитой ланч в столовой.

Да, кажется, так я сказала тогда… Или что-то в этом роде. А как же иначе? Ведь с этого момента я становилась хозяйкой в этом доме и буду оставаться ею как минимум до возвращения мамы. Вот я и начала без промедления вживаться в эту новую для меня роль.