Текст книги "Великие битвы великой страны"

Четыре подкопа

Возмущался стрелецкий сотник Сухой-Кишкин:

– Как кроты!

– Не о том говоришь, Иван Гаврилович. Пользы не понимаешь, – возражал ему воевода Михаил Воротынский.

Был князь Михаил Воротынский одним из тех воевод, которые руководили осадой Казанского кремля. Слыл храбрым и знающим воином.

Не отступал, стоял на своем Кишкин:

– Нет чести воину лезть в подисподню к дьяволу. Небогоугодное, сатанинское это дело.

Кому пришла первому в голову мысль рыть подкопы под казанские стены – сказать трудно. Называли близких царю людей: Василия Серебряного, Алексея Адашева. Мысль была верной, счастливой.

Первый подкоп рыли под казанский тайник. Узнали русские лазутчики, что в Казани плохо с водой. Узнали и про тайник, через который в город поступала вода. Решили тайник взорвать.

На рытье подкопа среди других попал и Савлук Подкова. Не обрадовался он такому известию. Спускаясь под землю, перекрестился, бороду расправил:

– Ну, сотоварищи, к дьяволу в пасть!

Многие тогда считали спускаться под землю опасным делом. Ничего не случилось с Подковой. Вскоре поднялся на поверхность. Жив и здоров.

– Ну, как там? – полезли к нему товарищи. – Схватили черти тебя за бороду?

Осмелел Подкова, улыбается:

– Надо, так сам схвачу.

Подошел сотник Сухой-Кишкин. Глянул на проем в земле. Покачал головой. Повторил свое: «Небогоугодное это дело».

Рыли подкоп десять дней. Подземная галерея получилась длиной в 53 метра. Заложили в нее 11 бочек пороха. В намеченное время раздался взрыв. Он не только разрушил тайник казанцев, но и вызвал обвал в крепостной стене.

– Взяла! Взяла! – торжествовали ратники.

Вновь подошел сотник Сухой-Кишкин. Вновь покачал головой. Однако на сей раз не осуждаючи, а с явным уже интересом.

Первый подкоп послужил началом. Стали теперь осаждающие подводить минные галереи и под сами казанские стены. Тянутся, тянутся, высятся стены, надежно опоясывают кремль казанский. Ворота смотрят на восток, на запад, на юг, на север. Башня сменяет башню. Новый подкоп проложили к Арским воротам. Еще одну галерею, а длиной она оказалась в 200 метров, провели между воротами Аталыковыми и Тюменскими. Еще один подкоп – четвертый – произвели под Ногайские ворота. Ушли в глубину на 17 метров. Почти четыре тонны пороха перенесли под землю.

Проходил этим местом как-то воевода Михаил Воротынский. Смотрит: кто это там такой горячий? Стоит человек у начала подкопа, руками машет, что-то возбужденно ратникам говорит.

Подошел Михаил Воротынский ближе.

Оказывается, это сотник Сухой-Кишкин. Выходит, поверил в дело.

Продолжается осада Казани. Не могут пушки пробить мощную казанскую стену.

Спокойны русские ратники. Знают они о подкопах. Тут же со всеми Савлук Подкова. Он тоже теперь за подкопы. Повернулся к стене казанской:

– Не даешься, стена, по-старому. С корня тебя возьмем.

Штурм

– Царь предлагает!

– Царь предлагает!

Желая избежать кровопролития, Иван IV направил в казанскую крепость своих послов.

– Царь предлагает!

– Царь предлагает!

Предлагал царь казанцам прекратить сопротивление. С отказом вернулись послы назад.

Тогда начался штурм Казани. Были взорваны два подкопа. Страшный грохот заполнил небо.

Образовались в стенах проломы. Русские со всех сторон устремились на приступ крепости.

Еще за день до начала штурма смельчаки подбирались к казанским стенам. Землей и бревнами они засыпали рвы, навели мосты.

Идут, идут по этим мостам, через эти бывшие рвы атакующие. Впереди стрельцы и отряды боярских дворовых людей. Среди дворовых людей – Тимофей Ведро.

Со стен и крепостных башен казанцы ответили огненным боем. Ударили пули. Метнулись стрелы.

Бежит Тимофей. Сражен сосед справа, сражен сосед слева. Продолжают бойцы атаку.

Вот совсем рядом стены. И в эту минуту оттуда с их высот полетели в атакующих камни. Сбит сосед слева, сражен сосед справа. Невредим Тимофей Ведро. Продолжают бойцы атаку.

Всего шаг до стены остался. И вдруг:

– Берегись!

– Берегись!

Это стали осажденные со стен крепости лить на атакующих кипящий вар. Дико закричал сосед справа, забился в стонах сосед слева. Невредим Тимофей Ведро. Продолжают бойцы атаку.

Вот они рядом, стены. И тут:

– Сторонись!

– Сторонись!

Поднял глаза Тимофей. Оттуда сверху неслось бревно.

«Вот она – смерть!» – лишь подумать успел Тимофей. Ударило бревно. Смело Тимофея, смело других. Дальше играючи покатилось.

Заняли место Тимофея новые ратники. Продолжают бойцы атаку.

А за стрельцами, за боярскими дворовыми людьми на штурм Казани следом идут и идут полки: Передовой, Сторожевой, полк Правой руки, полк Левой руки. Это вторая линия. И за ними в третьей, в последней, – ратники Большого полка. И тут же, правда чуть в стороне, в резерве, застыли воины полка Царского.

Всюду море голов и спин.

Царь Иван ждал исхода битвы. Для него под Казанью была взята походная полотняная церковь. Поставили церковь. Идет молебен.

– Господи, праведный… – выводит священник.

Царь молится.

Закончен молебен. Иван вышел из церкви, сел на коня. Минута – и Царский полк поведет в атаку.

Но не надо уже атаки. Не надо огня и новых жертв. На стенах, на башнях Казани уже вскинулись русские стяги.

Храм

Со всей России скликали в Москву мастеров: землекопов, каменотесов, каменщиков, плотников, лудильщиков, кровельщиков, мастеров по малярному делу, по резному, по живописному. Людей известных, трудом своим прославленных. Умельцев из умельцев.

Идут по Москве разговоры:

– Храм будут строить.

– Господний!

– Храм!

Иван IV в честь казанской победы решил построить в Москве собор. Название уже дано: храм Покрова на Рву.

Вырыли землекопы глубокий котлован. Заложили каменщики фундамент. Стали от земли подыматься стены.

Ходила старуха Анна Рытова, смотрела, как тянется к небу храм.

Погиб ее сын, стрелец Кирей Рытов, в бою под Казанью. Знает старуха – в память о русской победе, о воинах, павших в бою, воздвигается этот храм. Смотрит на стройку, представляет Кирея, представляет и себя, входящей в уже построенный Покровский собор. Молится. Молится. Молится. За память Кирея, за всех других. Царство им вечное, царство им вечное, царство небесное…

– Скорее, скорее, – торопит строителей старая Анна.

Тянется, тянется к небу храм.

Смотрит на стройку старуха Анна. Что же такое? Не один, выходит, здесь строят храм. И верно: подымается церковь, а рядом другая. И тут же еще и еще. Считала Анна. Сбилась. Опять считала. Пальцы для точности загибала. Девять церквей насчитала Анна.

Все они вместе. Все они рядом. Крепко прижались одна к другой. Девятикратная память воинству.

Удивительный строился храм. Девять церквей – и не похожи одна на другую. Девять красавиц. Девять стоят сестер.

Поднимите голову. Взгляните на купола. Ликуют, спорят одна с другой церковные маковки. И – любая на свой манер.

Храм Покрова строили пять лет. Не осуществилась мечта Анны Рытовой. Не дождалась. Умерла. Не помолилась в храме. Другие помянули добрым словом славных сынов России.

Прогромыхали лавиной годы. Сменились века и люди. Собор и нынче стоит в Москве. В самом центре. На Красной площади. Только давно его уже не называют храмом Покрова на Рву. Всей стране он известен, всему миру известен как собор Василия Блаженного.

Увидеть храм Василия Блаженного – значит увидеть чудо.

Храм построили по проекту русских архитекторов. Звали их Барма и Постник.

Существует такое предание. Когда сооружение собора было завершено, вызвал строителей царь Иван IV к себе. Смотрел долго на Барму. Смотрел на Постника. О чем-то думал. Наконец отпустил. Вызвал затем приближенных.

– Ослепить! – приказал царь.

Решили приближенные, что ослышались.

– Ослепить! – повторил Иван.

Не хотел он, чтобы талантливые мастера где-то могли повторить подобную красоту. Слеп человек. Так-то надежнее.

Есть и такое предположение, что Постник и Барма не два человека, а одно лицо – Постник Барма. Постник – имя, Барма – фамилия.

Как Хузангайка Трофимкой стал

Чебоксары. Город Алатырь. Цивильск. Шумерля. Волга. Река Сура. Это Советская Чувашия. Трудолюбивый и щедрый край.

В годы царствования Ивана Грозного Чувашия вошла в состав России. Состоялось это незадолго до падения Казани.

И Хузангайка стал Трофимкой именно в те годы. Вот как случилось это.

Шли русские войска еще в свой первый казанский поход. Один из отрядов остановился в чувашском селе. Приняли их хорошо чуваши. Накормили. Напоили. Приготовили для русских воинов ночлег.

Перед тем как ложиться спать, Трофим Рябой, был он и в самом деле рябоват лицом, стал возиться с хозяйскими детьми. Особенно ему понравился мальчик лет шести. Глазенки живые, живые, цепкие. Туда, сюда, как маятник бегают. На лице и у него рябинки.

– Как звать?

– Хузангайка.

– А я – Трофим.

Познакомились они. Подружились. Трофим Рябой резную игрушку ему смастерил. На пальцах свистеть научил.

Не хотел расставаться Хузангайка с Трофимом Рябым. Когда уходили русские, все стоял у околицы. И махал, и махал, и махал.

И еще раз свела судьба Трофима Рябого с чувашским селом. Было это уже в четвертый, в главный поход на Казань. Многое изменилось тогда в селе. Присоединились в тот год чуваши к России. Под защиту России стали.

Рады жители Трофиму Рябому. Рады другим ратникам. Снова приветствуют и угощают русских воинов. И Хузангайка вновь все время около Трофима Рябого вертится, все рядом с ним. Подрос мальчишка за эти годы. Однако глазенки все такие же живые, живые. Маятником все так же бегают.

Как родных, провожали жители чувашского села русских воинов на бой. Пала тогда Казань.

Ждали в чувашском селе победителей. И правда, прошли полки. Однако среди воинов Трофима Рябого не оказалось. Узнали жители: убит при штурме Казани Трофим Рябой.

Вскоре после соединения с Россией чуваши стали называть своих детей русскими именами. Многие и из взрослых брали второе имя. Появились Иваны. Появились Николаи. Появились Степаны.

Заявил тогда Хузангайка:

– Трофимом хочу быть.

Стал он Трофимом.

Пошли по всей Чувашии новые имена. Да и жизнь становилась новой. В большом государстве теперь чуваши. И не только они одни. Вскоре и другие народы Поволжья и приволжских рек – татары, башкиры, мордва, мари – вошли в государство Русское. С той поры в общем отечестве все они. Вместе. Как большая семья – за одним столом.

Всюду родные поля. Всюду родная земля. Родина всех – Россия.

Прибыли

С низовьев Волги, из далекой Астрахани, торопился в Москву гонец. Загнал он троих лошадей. Недоспал десятки ночей.

Примчался в Москву гонец:

– Измена!

После падения Казани Иван IV решил предпринять поход и на далекую Астрахань. Там, в низовьях Волги, при впадении Волги в Каспийское море, после распада Золотой Орды образовалось Астраханское ханство. Не давало покоя оно Ивану. Враждовало с Россией, перекрывало очень важные для России торговые пути, которые вели в южные страны и в Среднюю Азию.

И вот тридцатитысячное русское войско было посажено на суда и двинулось вниз по Волге. Второе войско шло по рекам Вятке и Каме.

Успешным оказался поход на Астрахань. Разбили русские ханские войска. Овладели городом. Назначили русские воеводы управлять астраханскими землями хана Дербыш-Али. Оставили небольшой отряд казаков. Вернулись домой.

Верили русские астраханскому хану. Однако нарушил клятву Дербыш-Али.

Примчался в Москву гонец:

– Измена!

Изменил хан Дербыш России.

Грозно глянул царь Иван на гонца. Сжались от гнева, как клещи, руки.

И вот на Астрахань снова идут войска. Идут по Волге, по Вятке, по Каме. Грозная сила, как молох, движется.

Разбит был Дербыш-Али.

Доложили царю:

– Взята Астрахань, государь.

– В заморские страны бежал Дербыш.

Прошел год. Снова из Астрахани мчится в Москву гонец. Загнал он троих лошадей. Недоспал десятки ночей. Вот и в Москве гонец.

Ждал царь Иван важных вестей из Астрахани. Дождался. Вбежал гонец:

– Прибыли, государь, прибыли!

Улыбнулся слегка Иван. Пригладил свою золотистую бороду. Догадался, что вести – хорошие. Вести были о том, что приехали в Астрахань заморские купцы.

Докладывает гонец царю:

– Из Шемахи.

– Из Дербента.

– Из Ургенча.

– Из Бухары.

– Из Тюмени.

Грозно смотрит на приближенных Иван. Но всем ясно – доволен царь. Нет отныне помех России для торговли с востоком, с югом. Потянулись купцы в Россию.

Доволен царь. Расправились, расслабились руки-клещи.

– Торговому люду хвала и слава!

Общее небо

Познакомьтесь – Микулка. Вот он сидит на струге. На самом носу. На самом виду. Налево, направо смотрит. А рядом другие струги. Бегут по крутой волне, как утицы колыхаются.

Проплывают мимо леса. Пробегают поля. Словно скатерть легла земля – то степи и дали пошли бескрайние.

И солнце светит. И синь в вышине. И где-то в небе играет жаворонок.

Не жизнь – красота!

Не жизнь – чудеса!

Ратные люди сидят на стругах. Одетно. Оружно. Путь далекий. За Каспийское море на реку Терек. Это Северный Кавказ. Много живет здесь разных народов. Часто набегают сюда враги. Просят защиты местные жители у России. Отдал царь Иван IV приказ строить здесь русские городки. Ратных людей поселять по Тереку.

Вот и движет сюда один из таких отрядов.

Вместе с отрядом и плывет Микула. Пристал он к отряду где-то под Нижним Новгородом. Пробрался незаметно на одно из походных судов. Уже в пути и обнаружили ратные люди его на корме под лавкой.

– Кто ты? Откуда?

– С вами хочу!

Про отца, про мать у мальчишки спросили.

– Нет отца, – объясняет мальчик. Мол, погиб под Казанью. Нет матери, мол, в лесу придавил медведь.

Смотрят на мальчика ратники. То ли правда. То ли врет.

– Сбежал?!

– Нет, – говорит мальчишка. И опять про Казань и про лес с медведем.

– Как звать?

– Микулкой.

– Микула, значит. Доброе имя, богатырское имя.

Поколебались, посовещались, подумали ратники. Взяли Микулку с собой в поход.

Нелегкий, далекий к Кавказу путь. Качала струги волна речная, бросала волна морская. Преодолели ратные люди Каспий. Дошли до Кавказа, до гор, до Терека.

Увидел Микулка высокие горы. Земля здесь, как конь непокорный, вздыбилась. Увидел горные реки. Вода в них, как море в прибое, вспенилась. Горных орлов увидел. Раскинули гордые птицы крылья. Ввысь за собою манят.

Расселились по Тереку русские люди. Избы свои поставили. Стал и Микулка жителем дальних гор.

Много важного тогда на его глазах совершилось. Вошли в состав России кавказские земли – Кабарда, Чечня. Другие потянулись к Москве народы.

Понимал царь Иван важность южных земель для России. Когда у него скончалась жена Анастасия, он даже себе в новые жены взял дочь кабардинского князя Темир Гуки – юную княжну Кученей. Мария – такое имя получила она в России.

Ширится. Ширится. Крепнет Россия. Далеко разбежались ее границы. Много народов разных под общим небом, под общим солнцем, в общем доме теперь живут.

Вырос Микулка, стал защитником новых земель и друзей России. Имя богатырское оправдал.

Глава третья На западе

Русский запад. Река Нарова. Там, за Наровой, за озерами Чудским и Псковским, лежит Ливония.

Это земли латышей и эстонцев. Вторглись сюда в давние времена немецкие рыцари. Подчинили себе местных жителей. Возник здесь Ливонский рыцарский орден. Не раз рыцари нападали на нашу Родину. Поднимались тогда русские люди, давали отпор врагам.

Вспомните князя Александра Невского.

Вспомните знаменитое Ледовое побоище.

Это наши предки громили немецких рыцарей, напавших на русские земли.

Во времена царя Ивана Грозного борьба с Ливонским орденом вспыхнула с новой силой. Россия рвалась на запад к торговым путям, к Балтийскому морю. Ливонские рыцари мечтали о западных русских землях. В 1558 году между Россией и Ливонией началась ожесточенная война. Получила она название Ливонской и продолжалась более двадцати лет.

Разошлись и сошлись

Русские штурмовали ливонскую крепость Нарву. Сильной, хорошо укрепленной считалась крепость. Стоит она на пограничной реке Нарове. Поднялись высоко в небо ее боевые башни.

Не удержалась Нарва под натиском русских войск.

Сражались под ливонской крепостью, в числе других, братья Нил и Кирилл Коржовы. Вот какая случилась с ними в те дни история.

Честно сражался Нил.

Честно сражался Кирилл.

Взяли приступом русские Нарву. Отыграли победу трубы. Есть победа, значит, добыча, награда будет.

Многие из защитников Нарвы попали после сражения к русским в плен. Нил и Кирилл тоже двоих схватили. Стали допытывать имена. Назвались пленные:

– Юхан.

– Яак.

Оказалось, что они, так же как Нил и Кирилл, родные братья. Поразились такому совпадению братья Коржовы. Словно бы на всем белом свете только они, Нил и Кирилл, и могли быть братьями.

– Кто вы – немцы?

– Эсты, – ответили Яак и Юхан.

По законам тех давних времен пленные считались военной добычей. Ты пленил – ты и хозяин. Есть хозяин теперь у Юхана. Есть хозяин теперь у Яака. Пленных, как правило, затем продавали в разные дальние страны. Вот и братья Коржовы своих пленников продадут.

Однако тут пришел вдруг царский приказ отпустить по домам всех плененных эстов.

– Как?!

– Почему?!

– По какому праву?

Жалко было поначалу Кириллу и Нилу лишаться живой добычи. Честно же взяли в плен. Даже прикинул уже Кирилл, сколько за Юхана он получит.

– Три золотых, – заявил Кирилл.

– Пять золотых, – размечтался Нил. Прикинул уже Нил – большой ли доход от продажи Яака.

И вот приказ: отпустить всех пленных. Обидно Кириллу и Нилу.

– Несправедливо, – сказал Кирилл.

– Обижают, – промолвил Нил.

Однако потом, посмотрев еще раз на Яака, на Юхана, уже по-другому заговорили братья:

– Так ведь – эсты. Так ведь люди они подневольные.

И вот расставание. Уходят недавние пленники к себе домой. В дальнейший поход отправляются братья Коржовы. Стоят они у дороги. Люди напротив людей. Братья напротив братьев.

Махнул на прощанье рукой Кирилл.

Юхан ему ответил.

Махнул на прощанье рукой Яак.

Ответил приветом Нил.

Смотрят братья эстонцам вслед.

– Разошлись наши судьбы, – Нилу сказал Кирилл.

– А может, как раз сошлись, – тихо ответил Нил.

Кот Фердинанд, пес Элефант

Немецкий купец Вильгельм Кенигсмарк, при взятии русскими Нарвы, бежал из города.

Бросил он в Нарве дом.

Не жалеет, что бросил дом. Благодарит судьбу, что живым остался.

Бросил он в Нарве торговую лавку.

Не жалеет, что бросил лавку. Благодарит судьбу, что живым остался.

Бросил в Нарве на реке Нарове торговый корабль.

Не жалко ему корабля. Спасибо, что жив остался.

Спрятался беглец где-то на далеком эстонском хуторе. Сидит. Дрожит.

Хорошо жилось в Нарве купцу Кенигсмарку. Нарва – город торговый. Балтийское море почти что рядом. Нарова – река полноводная. Из ближних и дальних стран мира приходят в Нарву торговые корабли.

– Э-эх, жизнь какая была доходная, – вспоминает Вильгельм Кенигсмарк. Понимает: не видать ему больше Нарвы.

Прошло несколько дней. И вдруг приносит хозяин хутора известие: всех, кто жил в Нарве, созывают назад. И горожан, и купцов, и просто рабочий люд.

Усмехнулся Вильгельм Кенигсмарк:

– Не такой я дурак. Так и побегу. Слава Богу, что жив остался.

Прошло еще несколько дней. Снова хозяин хутора приносит все ту же весть. Созывают русские в Нарву всех, кто жил и родился в Нарве: и жильцов, и купцов, и ремесленный всякий люд.

Посмотрел недоверчиво на хозяина хутора Кенигсмарк:

«Может, просто решил от меня избавиться?»

Вновь посмотрел:

«Может, смерти моей желает?!»

Не вернулся в Нарву купец Кенигсмарк.

Сам не пошел, так за ним явились. Ведут его в Нарву. Идет: «Эх, час мой последний пробил».

Прибыл в Нарву. Подвели его к дому:

Видит – все как было. Даже пес Элефант у дверей лежит.

Ведут к реке Нарове, туда, где стоят торговые корабли:

– Твой?

– Мой! – закричал Кенигсмарк.

Говорят купцу:

– Забирай. Промышляй. Торгуй!

Царь Иван Грозный придавал большое значение Нарве, как большому торговому и ремесленному городу. Это по его приказу вернули в Нарву бежавших жителей. Особенно наказывал царь оберегать купцов. Выдал им специальные грамоты. Разрешил без пошлин торговать по всей России.

Доложили вскоре царю:

– Наладилось все в Нарве. Вновь заморских гостей[6]6
  Гости – богатые купцы.


[Закрыть] полно.

Обрадовался царь, как такому же известию тогда из Астрахани:

– Ждем вас в гости, торговые гости.

Старый город

Продвигаются русские войска в глубь Ливонии. Вслед за Нарвой были взяты крепости и города Нейшлот, Везенберг, Нейгауз. В июле 1558 года московские полки приступили к осаде Дерпта. Упорно сражались немецкие рыцари. Пятьсот пушек обороняли город. Не уставая, палили они по русским, смерть налево, направо сеяли.

Оказался здесь, под Дерптом, среди русских ратников знающий человек – Варсонофий. Пробыл он до этого шесть долгих лет в монахах. Не вынес монастырской жизни. Бежал. И вот сразу из монахов попал в ратники. Ростом он человек высокий. В плечах широкий. Как столб верстовой, сразу в глаза бросается.

Показал как-то Варсонофий рукой на ливонскую крепость, произнес:

– Не Дерпт это вовсе, а город Юрьев.

Сказал, посмотрел на других ликующим взглядом: пусть, мол, все видят, видят и знают, какой он осведомленный человек.

Только не дождался бывший монах удивления.

– Верно, конечно, Юрьев, – послышались в ответ голоса.

Выходит, многие знали другое название этого города.

…Прекрасен современный эстонский город Тарту. Второй по величине в Эстонии. Новые здания. Старые улочки. Река Эмайыги. Тартуский государственный университет.

Юрьев, Дерпт, Тарту – это названия одного и того же города.

Когда-то на этих землях находилось поселение древних эстов – Тарпату. Во времена киевского князя Ярослава Мудрого русские основали здесь город, который был назван Юрьевом. В 1210 году Юрьев был захвачен немцами. Позднее на какое-то время он вновь переходил к России. В годы Ливонской войны им владели немецкие рыцари и бывший Юрьев и будущий Тарту называли Дерптом.

После Риги и Ревеля (так в те годы называлась столица современной Эстонии город Таллин) Дерпт был важнейшим ливонским городом.

Две недели штурмовали войска Ивана Грозного стены рыцарской крепости. Как волны, шли на приступ стрелецкие отряды.

– Возьмем Юрьев, свечку поставлю Богу, – говорил Варсонофий.

Бьют по-прежнему без отдыха пушки. Летят ядра из крепости в крепость. Смерть налево, направо щедрой рукой бросают.

– На слом! На слом! – неслось в рядах ратников.

– Круши! Круши! – кричал бывший монах и мчал на приступ аршинным шагом.

Не пришлось Варсонофию сдержать данное слово. Не поставил он Богу свечку. Не добежал до стен Юрьева. А другие дошли.

Не выдержал Дерпт осады. Сдали немецкие рыцари город.