Текст книги "Ведьма"

Из дневника Екатерины Соболевой

7 июля 2008 года

…До концерта еще чуть больше недели, но у меня уже все зудит. Не знаю, почему у меня такой мандраж перед ним? Наверное, потому, что он первый. Ты будешь смеяться, но у меня отношение к нему как к первому настоящему сексу с мужчиной. Ну ты помнишь, что я тебе писала о своем первом опыте? У меня о нем не осталось каких-то внятных воспоминаний. И слава богу, я считаю, потому что, если бы он получился фиговым, я бы больше никогда ничего не захотела в этом смысле. Но я все еще хочу нормального парня, хорошего мужчину, который не стеснялся бы меня, который знал бы, что нужно делать и как… И КОТОРЫЙ НЕ ПРИТВОРЯЛСЯ БЫ ТЕМ, КЕМ НА САМОМ ДЕЛЕ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ! Вот это, наверное, самое главное. Если я снова напорюсь на кого-то, кто будет перекатывать во рту зубочистку и говорить что-нибудь вроде «А ты клевая, детка, я готов тебе помочь стать еще клевее!» – вот этого я точно не переживу. Чтобы этого не произошло, нужно встретить серьезного человека. Мне кажется, у меня получится, я верю в это… Ох, ты не представляешь, как мне хочется поговорить обо всем этом с папой или с мамой!.. Я их очень люблю, но они НИЧЕГО НЕ ПОЙМУТ!!! Ну почему они забыли себя в моем возрасте?! Почему люди все всегда забывают?! Я клянусь тебе, что, когда стану матерью и когда моя дочь столкнется с подобными вопросами, я постараюсь ей помочь, я никогда не оставлю ее одну! Никогда и ни за что!!! Она всегда сможет ко мне обратиться за помощью, и она не будет краснеть, она не будет бояться говорить о чем-то сокровенном… Конечно, у нее тоже может быть свой дневник, мне кажется, что это нормально – иметь какую-то часть своей жизни, не доступную никому, даже самым близким и дорогим людям… И пусть, я буду только рада за нее! Но я не буду повторять ошибок моих родителей. НИКОГДА! Я ОБЕЩАЮ ТЕБЕ!!! Ой, ну все, пока-пока, я побежала в душ… Ты знаешь, как приятно расслабиться под душем! ☺ Иногда я думаю: зачем мне мужчины (краснею)?

18. Что это было?

На следующее утро после испытания экстрасенс Михаил Поречников готов был поклясться, что больше никогда не возьмет в рот ни капли алкоголя, хотя накануне был трезв, как хирург на операции в кремлевской клинике. Ощущения утром были словно после оглушительной пьянки, когда душа парит отдельно от тела гдето под потолком, а в голове бушует настоящее торнадо. Будучи не в силах открыть глаза, посмотреть на часы и поинтересоваться, кто это там орудует на кухне, Миша лежал пластом на кровати и чувствовал себя гигантским пузырем с торчащими в разные стороны ручками и ножками. Кто-нибудь ткнет иголкой, и он лопнет с оглушительным грохотом, и на этом его карьера закончится. Хотя что там карьера, мать ее! Здоровье бы свое сохранить. По эффекту и ощущениям ничто не могло сравниться со вчерашним вторжением неизвестного существа из леса. Оказывается, нет предела человеческим возможностям, ха-ха… Черт знает, сколько он так провалялся. Он догадывался, что в подобном состоянии время тянется убийственно медленно, полностью деморализуя и ввергая в оцепенение. Но бесконечно так продолжаться, конечно, не может, надо что-то делать, чтобы хотя бы к вечеру быть похожим на себя прежнего.

Неожиданно пришел ответ на вопрос, кто хозяйничал у него на кухне. Пришел в буквальном смысле.

– Доброе утро, добрый волшебник! – без всяких эмоций поприветствовал его Баранов, размешивая что-то ложкой в чашке. Судя по запаху, он без стеснения угостился кофе. – Ни черта в твоем доме не найдешь позавтракать. Два куриных яйца, да и те отняли у поволжских кулаков во время коллективизации. Кусок сыра я есть не рискнул.

Он присел в кресло. В комнату мощным потоком лупил солнечный свет, и на фоне окна Баранов казался каким-то призраком из фильма ужасов.

– Как ты, старик? – спросил Валентин.

Миша не ответил, только развел руками и тут же прикрыл ладонью глаза.

– Задерни шторы…

Баранов выполнил просьбу. Стало темнее и чуть легче.

– Ты что-нибудь помнишь из вчерашнего?

– Смутно… – Миша предпринял попытку приподняться на локтях. Кажется, удалось. Есть надежда заново научиться ходить. – Может, ты мне скажешь, что это было?

– Может, и скажу. Вот только кофе попью, иначе свалюсь тут рядом с тобой. Я почти не спал сегодня, только под утро прикорнул у тебя на диване…

Тут Миша вспомнил, что давно уже живет в этой квартире не один.

– А где Ленка?

Баранов с нескрываемым наслаждением хлюпал кофе.

– Она на занятиях. Учебный год начался, если ты не заметил, старик. Все приличные люди занимаются делом, студенты учатся, преподаватели учат. И только ты гоняешься за духами по лесам и болотам.

– А, перестань, не юродствуй, – скривился Миша. Он наконец сел, опустил ноги на пол. Жизнь постепенно возвращалась в его изможденное тело, и даже в голове стало проясняться. Впрочем, читать лекции сегодня он все равно не сможет. – Надо позвонить в деканат, я сегодня никакой.

– Уже. Твоя Лена все уладила, звонила полчаса назад. Вот ведь девочка – такая маленькая, а какая большая! Повезло тебе…

– Пасиб… Так ты мне расскажешь, что произошло?

– А ты готов слушать?

– Вполне.

Баранов допил кофе, поставил чашку на пол под ноги.

– Ну, брат Мишка, прежде всего должен тебя поблагодарить за новую работу. Меня оформили штатным охранником вашей съемочной группы. Трехразовое питание, транспорт из дома на работу и обратно, фирменная бейсболка телекомпании. От синей куртки с надписью «Охрана» на спине я отказался – слишком большая честь для меня, – а вот штаны взял. Пригодятся в гараже копаться. Словом, я несказанно счастлив, Михаил!

– Ну хватит уже, – улыбнулся Миша. – Ты дело говори.

Баранов кивнул и, абсолютно не меняясь в лице, продолжил:

– Свалил тебя кто-то из твоих же товарищей по партии. Отследить, правда, не удалось, народ после испытания рассосался. Кто-то сразу уехал домой, кто-то пошел гулять пешком по местным лесам в поисках снежного человека… Ну и чудики вы, ей-богу… Кто-то слонялся без дела вокруг вашего автобуса. Ну, короче, броуновское движение.

– А с чего ты взял, что кто-то из наших?

– Психоаналитик ваш сказал, Пивоваров. Я, кстати, с ним знаком, он когда-то активно сотрудничал с уголовкой, много хорошего для нас сделал, пока не разругался с начальством… Так вот, он уверен на сто процентов, что тебя свалил кто-то из вашей же компании. Ты хоть что-нибудь сам увидел?

Миша вздохнул. Что-то он видел и чувствовал, но определенно ничего сказать не мог. Информация стерта. Пожалуй, Баранов с Пивоваровым были правы, и по нему из леса влупил из всех орудий именно коллега.

– Была размытая фигура у дерева, метрах в пятидесяти от того места, где я работал. Непонятно, женская ли, мужская… Ничего не могу сказать, но там точно кто-то был.

– Понятно… Судя по тому, что ты вышел на задание последним, это мог быть любой из девяти твоих предшественников. У меня такое ощущение, что охотились именно на тебя. Кому ты успел насрать в ботинки?

Баранов хихикнул. Кажется, он до сих пор не проникся всей серьезностью дела, в его глазах все еще прыгали чертики.

– А кому насра… тьфу, блин… кому насолила Ирина Королева? – парировал Миша. – Я не думаю, что дело именно во мне, но я ни черта не могу понять. – Он сдавил ладонями виски, начал мягко массировать. Снимать свою собственную головную боль в отличие от чужой ему удавалось хуже, но сегодня пойдет впрок любая терапия.

– Тебе лучше?

– Да… Понимаешь, я, наверно, впервые в своей практике никого не могу пробить. Когда ты ходишь среди обычных людей, ты, конечно, супермен, но, когда вокруг тебя еще девять таких же суперменов, ты ни фига не можешь.

– Но хоть какие-нибудь соображения есть?

– Так, есть кое-что… – Миша закончил массаж, поднялся с кровати. – Присмотрись к Людмиле Кремер. Она многим не нравится, в том числе и мне. Вокруг нее что-то происходит, причем с самого первого дня кастинга. Хотя… черт его знает, может, меня уже переклинивает. После сегодняшнего у меня в голове могли сгореть последние микросхемы… Слушай, я в душ.

– Валяй.

Миша провел в душевой кабинке пятнадцать минут, вдвое дольше обычного. Прохладная вода смывала тяжесть, проясняла голову. Пожалуй, коренное отличие его нынешнего состояния от банального похмелья заключалось в том, что оно не требовало «продолжения банкета» и прогонялось обычной бытовой физиотерапией.

Через двадцать минут в гостиную к Баранову вышел свежий, причесанный, хотя и немного озадаченный молодой человек.

– Молодец, – похвалил Баранов.

– Спасибо. Ну что?

– Что?

– Наши дальнейшие действия?

Баранов сцепил ладони, хрустнул костяшками пальцев. Теперь Миша узнал в нем старого опера.

– Будем изучать под микроскопом всех твоих коллег по манежу, – заявил Баранов. – Поднимать биографии, родословные, контакты и прочую фигню. Может, ты не в курсе, но именно твоя убитая Королева занималась делами кандидатов. Кстати, вообще вся программа третьего сезона прошла через ее руки и уж потом легла на стол к продюсерам.

– Что нам дает это знание?

– Ну, знаешь… Поводов для убийства человека не так уж и много: месть, ограбление, чистое немотивированное насилие, предотвращение нежелательных событий…

– …сокрытие информации, – закончил Миша.

– Правильно. Вот и поглядим, что из этого больше подходит к случаю с Королевой.

Михаил тихо поаплодировал.

– Вот что значит мент-сыскарь пришел…

– Не подлизывайся. Как только ваш балаган закончится, я свалю. Кстати, тебе звонили все утро на мобильный, я счел своим долгом успокоить общественность.

– Кто звонил?

Баранов выдернул из нагрудного кармана рубашки маленький блокнот.

– Рустам Шайдуллин беспокоился и просил передать, что согласен с нашей версией… Участливый мужик… Так, потом звонил Евгений Ксенофонтов, режиссер тамошний, спрашивал, пришел ли ты в себя, далее отметился Чавачин, предлагал помощь. И напоследок Маришка Садовская просила напомнить, что сегодня жюри выберет первого смертника, а вечером будете снимать прощание с ним.

– О, она уже Маришка, – усмехнулся Михаил.

Баранов и не подумал краснеть.

– Ага, забавная девица. Правда, порядком измотанная. Нам с тобой придется избавить ее от страданий.

– Пристрелим?

Баранов показал ему средний палец.

Пока первые отснятые материалы третьего сезона реалити-шоу «Ясновидящий» корчились на монтажном столе под ножницами телевизионного доктора Франкенштейна, простая обывательница и телезрительница Агнесса Мкртчяновна-или-бог-ее-знает-как Шипилова продолжала воевать с соседом Петром Ивановичем Суслопаровым. Пожалуй, это было удивительно и для нее, и для него, поскольку они никогда раньше не враждовали, хотя жили стена к стене уже тьму лет. Нынешний конфликт грозил перерасти в длительную интифаду наподобие палестино-израильского кровавого междусобойчика с одним лишь отличием: было не совсем понятно, кто против кого восстал.

После грязной стычки на лестничной клетке, когда Суслопаров обвинил Агнессу в чрезмерной любви к мастурбации, нарушающей покой соседей, та в ответ стала ежевечерне включать на полную громкость порнофильмы, для чего прежде посетила магазин сексуальных игрушек, что располагался рядом с овощным отделом в местном супермаркете. Агнесса купила целую пачку фильмов, не разбирая ни жанра, ни сексуальной ориентации главных героев, и теперь каждый вечер с восьми до одиннадцати сквозь стену к Суслопарову неслось сплошное «О-о-о!», «А-а-а!», «Фак май эсс!» и другие содержательные звуки. Сама Агнесса в это время надевала беспроводные наушники и, ужиная перед включенным телевизором, слушала Юрия Антонова.

Суслопаров честно терпел два вечера, не поддаваясь на провокации и неистово разряжаясь под душем, но на третий вечер у него были совсем другие планы: к нему приехал племянник с полным пакетом пива, воблы и копченой колбаски. Дело было как раз ближе к восьми часам вечера.

Суслопаров молился всем известным ему органам государственной власти, чтобы на сегодня Агнесса взяла тайм-аут. Когда на часах было двадцать ноль семь, ему показалось, что органы услышали. Племянник, тридцативосьмилетний разведенный и бездетный оболтус с высшим философским образованием по имени Степан, в тот момент уже раскладывал на столе закуску, расставлял бутылочки с капельками влаги на боках, продувал пыльные бокалы. Петр Иванович с вожделением поглядывал на этот натюрморт, почесывая пузо…

И тут сквозь стену донеслось два (или даже три) мужских вопля наслаждения, трактовать которые можно было однозначно. Стекла задрожали, наверное, во всем доме, а Суслопаров уронил на пол стакан. К счастью, тот не разбился.

Ор из соседней квартиры стоял около минуты, потом неожиданно оборвался. Степан застыл с занесенным над батоном колбасы ножом.

– Что это было? – спросил он после недолгого озадаченного молчания.

Петр Иванович покраснел. Но не от стыда – от ярости.

– Убью сучку…

19. В поисках истины

После первого «совета старейшин», как за глаза называли члены съемочной группы совещательные посиделки членов жюри в кафе, стало понятно, что шоу «Ясновидящий» не просто веселенькая прогулка на свежем воздухе и игра в угадайку, но и некоторым образом проверка на вшивость.

Успевшие за несколько дней подружиться участники шоу в ожидании вердикта слонялись по внутреннему дворику телекомпании, здание которой чем-то напоминало американский Пентагон, поглядывали друг на друга исподлобья, смущенно и даже немного виновато, нервно курили и перебрасывались натужными шутками. Колдун Иванов не выпускал из дрожащих пальцев свой замусоленный мундштук, затягивался, выпускал в небо кольца дыма и улыбался так, словно вот-вот расплачется. Фатима Кабирова что-то задумчиво жевала, сидя на краю скамейки, доктор Чавачин изучал содержимое телефонного справочника своего навороченного мобильного телефона. Только Людмила Кремер, как обычно, держалась в стороне и была поглощена какой-то новой книжкой в мягкой обложке. Казалось, все происходящее ее мало волновало – она была столь же непроницаема и холодна, как и всегда.

– Вот же баба, – заметил Рустам Имранович, кивая в ее сторону.

– Ага, – согласился Миша. – Я тоже никак не могу ее раскусить.

– И не пытайся, надорвешься. Я уже пробовал, потом рвало, как после литра паленого коньяка.

– Серьезно? – удивился Михаил. Подобной активности он от Имрановича не ожидал.

– Более чем. Зубы обломаешь, сынок, об это каменное сердце. – Рустам Имранович хихикнул, потянулся, расправив руки, и быстро сменил тему: – Ну, а ты чего учудил на площадке вчера? Пивоваров рассказывал, что едва откачали. Хорошо, медики дежурят рядом, а то запросто мог копыта отбросить. Вот было бы шоу…

– Вы уже в курсе?

– Да все уже в курсе, молодой человек. Жаль, я уехал сразу после испытания, а то поглядел бы, как тебя реанимируют. Что там было-то?

Миша махнул рукой. Говорить на эту тему ему не очень хотелось, тем более что он сам еще ни черта не понимал.

Через пять минут из здания съемочного павильона вышел ассистент режиссера Синица.

– Друзья, проходим в зал. Через пять минут снимаем.

Он был почему-то грустен. Или просто устал.

Сцену сняли быстро. Кирилл Самарин, покачиваясь на каблуках перед выстроившимися полукругом участниками, мрачно объявил об успешном выполнении первых испытаний и столь же мрачно назвал имя первого неудачника, которому «суждено покинуть проект, не успев вкусить славы».

Неудачником оказался доктор Чавачин.

Никто не удивился, кто-то даже начал было аплодировать (кажется, это была Валя), памятуя о его пламенной речи в суши-баре и готовности принести себя в жертву, но сам Николай Петрович почему-то изменился в лице. Похоже, он расстроился.

– Кхм, – сказал доктор и начал нервно растирать ладони друг о друга. По регламенту он должен был произнести прощальную речь, но у него ничего не получалось. Наконец он выдавил: – Мне очень жаль, что я так и не смог… Я пойду, пожалуй… Всем удачи.

Камера снимала его мощную спину в белой рубашке, а Миша в это время изучал лица остальных участников. Ему показалось, что он сможет уловить хоть маленький намек на сочувствие. Неужели они все внутренне радуются неудаче товарища?

Он ничего не засек. Почти непроницаемые лица, словно маски духов-статистов из сериала «Солдаты». Ну разве что Имранович традиционно думал о чем-то своем, мечтательно глядя в потолок (Миша подумал, что для полноты картины не хватало пальца, засунутого в нос на максимально возможную глубину), и девушка Таня во все глаза пялилась на «звезду» Кирилла Самарина.

Черт знает что…

Доктор Чавачин скоро пришел в себя и уже за пределами съемочной площадки, в том же внутреннем дворике телецентра, предложил народу обмыть первый вылет неудачника. На этот раз желающих почти не нашлось. Народ словно боялся подцепить от Чавачина какую-нибудь заразу – бациллу провала, например. Только колдун Иванов согласился своей скромной компанией «подсластить целителю пилюлю». Чавачин с благодарностью принял его участие.

Он не знал, что на самом деле Иванов просто был не дурак выпить на халяву.

Миша сразу после съемок попал в цепкие объятия Садовской и Баранова. Маришка затащила мужчин в свой личный кабинет, и оба наконец смогли узреть, как выглядит рабочее место рядового российского телепродюсера.

Нельзя сказать, что Садовская была совсем уж безумной девицей, но в стремлении слегка озадачивать добропорядочную публику ей не откажешь. Кабинет размерами три на пять метров чем-то напоминал кладовую музея программы «Поле чудес». Миша, разумеется, никогда не видел такую и не знал, существует ли она в природе, но, судя по тому что дарили Якубовичу обезумевшие от счастья участники игры, это была лавка бесполезных диковинок. К числу действительно функциональных вещей в кабинете у Садовской принадлежали лишь кожаный диван у правой стены, длинный стол для малочисленных конференций, две книжные полки на стене (набитые, впрочем, всяческим хламом – от Ницше до Минаева) и ЖК-телевизор на тумбочке в левом углу. Все остальное – беспорядочно разбросанные статуэтки, медальки, грамоты, сувениры из дерева, хоккейная клюшка с наброшенным на нее вымпелом, валяющаяся на диване исколотая пенопластовая доска для дартса, стопка морально устаревших видеокассет с мудреными наклейками на торцах, рисованный портрет какого-то незнакомого толстого мужика, синий пластмассовый таз с рваными джинсами – словом, все это наводило на мысль о достаточно эксцентричной, взбалмошной и крайне неорганизованной особе, которая вряд ли могла при таком раскладе стать преуспевающим продюсером.

– Весело вы тут живете, – пробормотал Баранов, оглядываясь с чисто профессиональным любопытством. – Я так понимаю, что в этом бардаке и рождается его величество Телевидение, да?

– Сарказм оценила, – устало отмахнулась Марина. – Присаживайтесь на диван и рассказывайте что-нибудь интересное. Чай? Кофе? Коньяк?

– Чай, – буркнул мент. Миша, в свою очередь, отрицательно покачал головой.

Маришка по громкой связи заказала референту два крепких чая, а сама вынула из маленького сейфа, спрятанного под столом, початую бутылку «Хеннесси».

– Люблю разговеться после съемок, – пояснила она, – иначе по ночам снятся всякие гадости. Ну, так я вас слушаю, други мои.

Первым заговорил Баранов. Он вальяжно развалился на кожаном диване, положил вытянутую руку на спинку и, похоже, чувствовал себя как дома.

– Ну, мне особо порадовать вас нечем. Могу сказать однозначно, что дело ваше закрыто за отсутствием состава преступления.

Маришка нахмурилась:

– Это точно?

– Абсолютно. Я знаю бригаду, которая приезжала на вызов в павильон. Этим ребятам лишний «глухарь» не нужен, у них у всех есть семьи, а дело дохлое, и премии за него не дадут.

– Почему же дохлое?!

Баранов улыбнулся:

– Мариш, не кипятитесь. Большинству простых обывателей то, что происходит тут у вас на площадке, кажется всего лишь игрой. При всем моем уважении к тебе, Миш, твои показания никто не воспринял всерьез. Экстрасенсы, магия, колдуны, убийство на расстоянии… Бред сивой кобылы.

– Ну ты же нам поверил! – заметил Михаил.

– Я? – Баранов задумчиво постучал пальцами по спинке дивана. – Черт вас разберет… Но мне по крайней мере все это интересно, и времени у меня свободного теперь вагон и маленькая тележка. К тому же вы еще и деньги платите…

– Все ясно, значит, ты просто меркантильный, – подвела итог Маришка. – А у вас что, Миш?

Экстрасенс развел руками.

– У меня потеря сознания, головная боль и никаких мыслей относительно личности нападавшего и причин нападения. Негусто, короче.

– Угу…

Принесли чай и печенье с кремовой начинкой. В качестве референта Маришке прислуживала плотная тетенька в годах, хотя Михаил предполагал, что увидит высокого и подтянутого блондина с упругим задом.

С минуту в кабинете стояла тишина. Маришка плеснула себе в чашку немного коньяка, Баранов помешивал ложечкой сахар.

– Ладно, – нарушила молчание продюсер. – Что будем делать?

– Ждать, – сказал Михаил. – Если вы считаете, что у нас есть злоумышленник, который планирует что-то нехорошее, то ему надо дать раскрыться.

– Вы считаете, он еще недостаточно раскрылся? – начала нервничать Маришка. – Мне надо ждать, когда у меня в подсобке найдут еще кого-нибудь?

– Почему бы и нет? – вмешался Баранов. – Пока у нас вообще пусто. Мало ли что на площадке происходит? Ну кто-то пытался устранить сильного конкурента, «пальнул» по нему из-за дерева, наколдовал чего-то – и что? У вас же тут цирк. Что, нам теперь клоунов арестовывать?

Маришка выпила чай залпом, как микстуру, и сморщилась.

– Ладно, не унывайте, – сказал Баранов, – будем работать, раз уж вы меня наняли. Мариш, передайте мне все дела, которыми занималась Ирина Королева. Что там у вас есть? Бумаги, видеозаписи кастинга, проекты испытаний – словом, все, что проходило через ее руки при подготовке третьего сезона.

– Не вопрос. Только не потеряйте, утечка нас убьет.

– Не в рыбном магазине работал.

– А мне чем заняться? – спросил Миша.

– А ты, старик, продолжай принюхиваться к своим соперникам. Может, нанюхаешь чего. – И, помолчав немного, отхлебнув чаю с блаженным видом, Баранов добавил – Нюхач, блин…