Текст книги "Ведьма"

16. Автобус

После обеда экстрасенсов повезли за город. Набитые желудки умиротворенно работали, челюсти лениво двигали во рту жевательные резинки. Салон микроавтобуса наполнился ароматом мяты. Окна были закрыты непроницаемыми шторками, чтобы участники шоу раньше времени не догадались, что их ждет, водительское место тоже было перекрыто ширмой. Тусклый электрический свет в других обстоятельствах навевал бы тоску, но сытный обед действительно оказал благотворное влияние. Народ, еще не нюхавший настоящего пороху на этом шоу, расслабился, половина пассажиров, узнав о продолжительности пути, вскоре задремала, другая половина слушала лекцию по истории ислама.

– Мое имя Фатима… Это имя дочери пророка Мухаммеда… Ее родила первая жена Хадиджа… Фатима была добрая… Всем помогала, никому никогда не отказывала… Вот такое мое имя…

Фатима Кабирова очень волновалась, краснела и вздыхала, словно школьница у доски в чужом и враждебно настроенном классе. Русские слова перемежались с длинными и мудреными узбекскими предложениями, в которых она, казалось, терялась сама. Впрочем, слушали ее с интересом. Оказалось, что у имени Фатима, которым женщина, без сомнения, гордилась, очень увлекательная история. Внимательно слушал даже Михаил. Историк в нем на какое-то время уступил место экстрасенсу. Выяснилось, что легендарная дочь пророка Фатима вышла замуж за своего дядю, двоюродного брата Мухаммеда, и родила ему двоих сыновей. Это была действительно великая женщина, мудрая и добрая до самопожертвования, однако после смерти пророка ни ей, ни ее мужу не досталось никакого наследства. Нашлись люди пошустрее.

Закончив рассказ, Фатима вздохнула, словно слишком близко к сердцу воспринимала судьбу своей далекой тезки, утерла платком губы и уставилась в окно – точнее, уперлась взглядом в серую непроницаемую шторку. О чем она думала, Михаил не узнал. Во-первых, она, как и большинство здесь присутствующих, тоже умела защищаться, а во-вторых, ему не хотелось проникать ей в голову. Она ему нравилась.

Он уронил голову на край спинки. Он сидел в последнем ряду восемнадцатиместного «форда», в самом углу. Через кресло справа от него дремал Рустам Имранович, изрядно перенервничавший на первом задании. Прямо перед Михаилом торчала темная макушка Людмилы Кремер. Кажется, она читала какую-то малоинтересную книжку – в тишине время от времени раздавались шелестение страниц и протяжные вздохи, когда женщина откладывала книгу на колени и смотрела куда-то прямо перед собой. Вячеслав Иванов, сидевший в правом ряду, перебирал четки, доктор Чавачин болтал с соседом. Больше Миша со своего места никого не видел. Он закрыл глаза.

Что-то все-таки происходит в этом маленьком коллективе, собравшемся по воле алчных телевизионных продюсеров всего несколько дней назад. Что-то не видимое постороннему глазу, но прекрасно ощущаемое присутствующими. Почему-то возникла ассоциация с «Десятью негритятами» Агаты Кристи. Миша давненько не смотрел этот фильм, но прекрасно помнил, в какой ступор его вогнала эта абсолютно патовая ситуация, из которой не было никакого выхода. Состояние полнейшей безысходности. Виселица для Веры Клейторн в финале – прекрасный символ, не требующий никаких дополнительных объяснений.

Миша открыл глаза, оглядел салон. При чем тут «Десять негритят»? Что за бред? Куда они едут? И кто убил несчастную девчонку, которая только-только собиралась начать новую жизнь? Ее убили, это не подлежит никаким сомнениям, и способ убийства у Михаила вызывал чрезвычайное омерзение. Использовать свой дар, которым обладаешь от природы – который ты даже не сам себе организовал! – чтобы прикончить это безобидное белокурое создание? Ну не свинство ли? И почему? За что?

Справа заворочался Рустам Имранович. Он повернулся на бок лицом к Мишке, открыл глаза.

– Не мучайся ты так, друг мой, – пробормотал он с улыбкой. – Всему свое время, успеешь еще навоеваться.

И он снова сомкнул ресницы.

– Вы о чем? – спросил Михаил.

– А, перестань. Знаешь ведь прекрасно…

И Рустам Имранович зевнул.

«Действительно, – подумал Миша. – Да, это была бесподобная идея – собрать в одном месте и заставить соревноваться между собой людей, которые могут читать мысли, ставить барьеры, стирать информацию, насылать головную боль и разговаривать с мертвецами. Лучшего развлечения для воскресной аудитории не придумаешь».

Он вздохнул и тоже закрыл глаза. Может, и правда вздремнуть маленько?

Их действительно привезли в лес. Это была пересеченная местность – холмы, болота, густые заросли и валежник под стволами высоченных берез. Автобус остановился на опушке. Только что прошел дождь, немного похолодало, стало пасмурно, но зато пахло свежестью. Экстрасенсы топтались возле машины, озираясь вокруг и пытаясь определить, куда их привезли. Все попытки были тщетными.

– Значит, так, друзья, – обратился к ним ассистент режиссера Синица, – сейчас вы немного подышите свежим воздухом и вернетесь в автобус. Мы вас будем вызывать на задание по одному. После прохождения испытания вы садитесь в другую машину. Быстро закончим – быстро уедем по домам. Устали? – добавил он с улыбкой.

Экстрасенсы ответили нестройным ропотом.

– Понятно. Скорее, расслабились. Ничего, сейчас встряхнетесь, я вам обещаю.

Его улыбка Михаилу не понравилась, но он, как обычно, никоим образом не обнаружил свои эмоции.

Вокруг автобуса сновали ассистенты и один оператор с камерой. Основная съемочная группа со всей техникой, очевидно, ушла в глубину леса. Туда их и будут вызывать по одному, словно пленных фашистов на расстрел.

Так и вышло. Первым в лес в сопровождении ассистента ушел доктор Чавачин (по какому принципу формировали очередь, Миша так пока и не понял). В течение десяти минут после его ухода у оставшихся в машине людей ничего не происходило – все так же сидели, скучали и ждали. Вскоре на опушку вышел Синица, уже один. Кажется, он был немного расстроен.

Он заглянул в салон, но подниматься не стал.

– Так, следующим у нас идет Валентина Удальцова, приготовиться Рустаму Шайдуллину.

Услышав свою фамилию, Рустам Имранович почему-то смутился и как будто даже виновато посмотрел на Михаила. Тот, в свою очередь, улыбнулся.

«Какой ты, на фиг, Шайдуллин, – подумал Мишка. – Рязанское лицо, а все туда же…»

Валя ушла, шурша длинной черной юбкой, и в салоне автобуса снова воцарилась тишина. Впрочем, продержалась она недолго.

Словно глас из преисподней, донеслось с правого ряда нытье колдуна Иванова, и от этого голоса у Михаила по спине пробежал холодок.

– Я вам точно говорю, ребята, там куча трупов… Ломтями нарезаны, как в лавке у мясника… Бл…

Сначала никто не ответил, только Таня шмыгнула носом. Потом Рустам Имранович спросил:

– Ты их видишь?

Иванов кивнул.

– Ребята, я не выдержу, я прямо там блевану на фиг, вот будет картинка для эфира. – Он нервно хихикнул. Рука его ползала по спинке соседнего кресла, очевидно, в поисках несуществующего мундштука с сигаретой. – Прикиньте, они ведь везде со своими камерами долбаными лезут, попробуй их потом заставить это вырезать. Что обо мне мои клиенты скажут?..

Несмотря на некоторую абсурдность этого монолога, никто и не подумал язвить или смеяться. Кажется, колдун Иванов навел собравшихся на мысль. «А ведь действительно, – подумал Миша, увлекшись происходящим, – мы как-то подзабыли, что нас снимают и потом все отснятое собираются выпустить в эфир. Что там попадет в кадр? Что будут говорить обо мне в университете после первой программы? „Миша, ты офигеть какой молодец!“ или „Михаил Вячеславович, извольте объясниться, в какую хрень вы ввязались в самом начале учебного года?“».

В желудке у него что-то неприятно заворочалось. «Трупы там или не трупы в этом темно-синем лесу, а в любом случае надо держать себя в тонусе. Тут колдун прав на все сто».

Вернулся Синица. Теперь он был, наоборот, весел. Видимо, Валя так и не смогла поговорить с мертвыми, зато позабавила живых.

– Прошу вас, Рустам. Приготовиться Вячеславу Иванову.

И снова ожидание, бестолковое и безрадостное. «Фрицев» по одному уводят в лес, жестоко допрашивают, а потом их истерзанные тела сбрасывают в овраг, присыпая сверху опавшей листвой и валежником. Все это снимают тремя камерами, одна из которых подвешена к крану, за кадром картинку комментирует звездун Кирилл Самарин. Самое реалити из всех реалити-шоу на планете! Практически в прямом эфире партизанский расстрел без суда и следствия, смотрите и не пропустите, иначе пожалеете…

Миша фыркнул. Чушь какая-то в голову лезет от постоянного ожидания своей очереди. Похоже, большую часть времени на проекте у них уйдет именно на просиживание штанов в автобусах, трейлерах и в предбанниках, на неумеренное потребление гамбургеров и кофе. Миша видел, как некоторые особо нервные да мочки на отборе сгребали в пригоршню шоколадные конфеты и запихивали их в рот. Шоколад, конечно, стимулирует мозговую деятельность, но едва ли этому обрадуются зубы.

Он посмотрел на часы. Уже без четверти шесть, а испытания прошли только четыре человека. Садовская не врала – вряд ли они уедут из леса раньше наступления сумерек. Интересно, что же там все-таки происходит?

Он попытался обнаружить у себя признаки волнения, но, к удивлению своему, ничего подобного он не испытывал. Неужели ему совсем не страшно? Вон как Иванова штормит: повесил руки на спинку переднего кресла, опустил на них голову и что-то бормочет под нос. Свои колдовские заклинания, наверное, пускает в ход. «Соберись, дурень, иначе действительно растеряешь всю свою немногочисленную клиентуру после выхода программы в эфир. Соберись, говорю!»

Колдун Иванов поднял голову, огляделся. Ага, услышал, паршивец, только не понял откуда. Значит, действительно что-то умеет.

Миша снова закрыл глаза. Не заняться ли чем-нибудь полезным, в конце концов?

Он вызвал в памяти образ Ирины Королевой. Странные ощущения все-таки: когда он осматривал ее в коридоре подсобных помещений, он чувствовал ее еще живой, хотя тело однозначно выключилось. Разве такое бывает? Михаилу пришла в голову безумная мысль (к слову, все чаще его голову посещали именно безумные мысли, и одна хлеще другой; он боялся, что скоро перестанет соображать как обычный человек и его студенты на лекциях это заметят и сдадут ректору): Ирина ждала его, чтобы что-то сообщить… Ну, может, не конкретно его, Мишку Поречникова, ждала, но хоть кого-нибудь, кому она смогла бы передать что-то важное. Вот только ни черта не передала. Наверное, ментов испугалась. Вечно они, сукины дети, все портят…

Миша хихикнул. Профессиональный цинизм медленно, но верно подбирался к его горлышку, протягивал холодные пальчики, чтобы в конце концов сомкнуть и уже никогда не выпускать. Цинизм и высокомерие поджидают всякого смертного, который по не зависящим от него причинам умеет чуть больше, чем все остальные. Если Михаил вовремя не даст им отпор, то закончит так же скверно, как и его вечный антипод профессор Саакян, – станет седым похотливым козлом, раскатывающим на роскошной тачке и ставящим студенточкам взаимозачеты: хочешь «тройку» – минет, хочешь «четверку» – становись раком, ну а за «пятерку», дорогая… Словом, не жизнь, а сплошные творческие муки!

– Тьфу, блин, – вслух сказал Миша, открывая глаза.

– Ага, вот и тебе уже мертвяки мерещатся, – посочувствовал Иванов. Кажется, ему немного полегчало. По крайней мере он снова мог нормально общаться и уже не искал руками невидимый мундштук. – А меня они вообще не отпускают. Даже не представляю, как я пройду это испытание. Может, мне сразу свалить после первой программы?

– Не спеши, – сказал Миша. – Самое страшное – начать. Проскочишь начало, и дальше пойдет как по маслу. Это везде так, не только в нашем деле. Просто расслабься и начни.

Вячеслав посмотрел на него как на божество. Так смотрят маленькие дети на своих родителей, совершивших какой-нибудь подвиг – например, снявших кошку с дерева. Михаилу этот взгляд польстил.

«Кажется, я опять становлюсь чьим-то кумиром», – подумал Миша и закрыл глаза, чтобы не продолжать разговор.

Колдуна Иванова замели через сорок минут. Он ушел в лес, заложив руки за спину, как самый настоящий смертник, один раз обернулся назад, и во взгляде было столько отчаяния и мольбы вернуть его домой, к маме, что Миша едва не заплакал.

Через полтора часа, в течение которых Михаил успел и вздремнуть, и попить чаю с лимоном, и два раза отлить в импровизированном биотуалете, в салоне автобуса, кроме него, оставались только Людмила Кремер и Фатима Кабирова. Все трое сидели на передних сиденьях и молча украдкой рассматривали друг друга. Миша получил возможность чуть ближе познакомиться с загадочной Черной Дамой.

Это была женщина без возраста и без признаков жизни – той жизни, которой живут самые обычные женщины самой большой и холодной страны в мире. Она точно не была замученной заботами домохозяйкой, но и не валялась в джакузи и не носилась по бутикам с утра до ночи. У нее не было богатого любовника и не угадывались морщины под глазами от бессонных ночей, проведенных возле плачущего ребенка. Она ничего не понимает в автомобилях и никогда не полезет под капот, если ее тачка заглохнет посреди оживленного перекрестка, но и испуганно пилить ногти, когда вокруг все гудят, сигналят и матерятся, тоже не станет. Она наверняка читает что-нибудь вроде Блока, Мандельштама, любит Джима Джармуша, но и «мыльными операми» перед программой «Время» тоже не брезгует. Словом… Словом, абсолютно аморфное, неидентифицируемое существо. Интересно, сексом она занимается хотя бы сама с собой, не говоря уж о мужчинах, или предпочитает как-нибудь эдак, внутривенно, что ли, или таблетками?

Подумав о сексе, Миша перепугался, быстро отвернулся к водительскому окну. Боковым зрением заметил, что Людмила отвлеклась от своей книжки (которую, кстати, почти одолела) и подняла голову. Сейчас она что-нибудь ответит. Блин, как неудобно!..

Но она промолчала. Она прекрасно знала себе цену, и она знала, что молодой человек, несмотря на все свои усилия, так и не смог пробить ее «бетонный саркофаг».

Через десять минут она ушла. Ассистент режиссера по фамилии Синица был уже на грани эмоционального и физического истощения, словно все эти часы принимал роды, причем если сначала он делал это как полагается, то вследствие переутомления просто начал кесарить всех подряд, чтобы не мучиться.

Он молча кивнул Людмиле, и она вышла из машины.

Еще через двадцать минут увели Фатиму. Миша остался один.

Он вышел из автобуса, вдохнул свежего воздуха. Из-за сильной облачности рано стемнело, уже в девять часов было так мрачно, что действительно хотелось поскорее оказаться где-нибудь подальше отсюда – например, дома в кресле перед телевизором с кружкой какао на коленях. Впрочем, опушку и тропу, по которой «смертничков» уводили в лес, освещали мощные прожекторы, а вокруг автобуса и других автомобилей суетились ассистенты и техники. Кто-то переговаривался по телефону, кто-то махнул Михаилу рукой. Работа кипит…

Синица подошел к нему через несколько минут. Глаза у парня слипались, он смотрел на экстрасенса сквозь узкие щелочки.

– Сейчас-сейчас, Михаил, пять минут перекура, и мы с вами закончим.

– Конечно, курите.

– Вы не знаете, случайно, там в трейлере кофе еще остался?

– Кажется, да.

Синица отправился на поиски, Миша посмотрел ему вслед с жалостью. Ему показалось, что парень не столько устал, сколько озадачен и, возможно, даже напуган. Он мог поручиться, что бессонная ночь ему сегодня обеспечена.

«А вот тебя самого что ожидает?» – подумал он.

Он попытался всмотреться в конец освещенной лесной тропы, напряг внутренний слух. Усилия оказались тщетными. Кто-то очень сильно охранял эту территорию от вторжения. Не это ли стало причиной плохого настроения членов съемочной группы?

Синица вышел с пластиковым стаканом в руке, из которого шел пар.

– Блаженство, – сказал парень. – Дайте мне две минуты, Миш, и мы идем.

– Берите пять, я подожду, – улыбнулся Миша.

17. Обитель зла

А все оказалось не так уж и плохо, хотя и довольно жутко.

На месте его встречали штатный психолог программы Пивоваров, два оператора и два ассистента-техника. Миша ожидал чего угодно, но не такого столпотворения на могильнике.

«И сейчас мы будем разговаривать с мертвыми», – подумал он и нервно хихикнул. Пивоваров ничего не сказал. Он выглядел не намного лучше Синицы.

Они стояли в центре небольшой поляны, поросшей травой и окруженной почти непроходимыми зарослями. Сюда и отсюда вела только одна дорога, по которой Миша и пришел. Место действительно жутковатое, словно предназначенное для того, чтобы здесь кого-нибудь шинковать.

– Итак, Михаил, – сказал Пивоваров, – у меня к вам только один вопрос: что и когда здесь произошло? – Он обвел руками вокруг. – Расскажите все, что сможете увидеть, используйте любые доступные вам подручные средства. У вас есть на это пятнадцать минут.

Михаил кивнул. Операторы тут же взяли его на прицел, причем один из них снимал почти у самого лица, что Михаила жутко раздражало. Но к этому придется привыкать, хочется тебе или нет.

Он опустил голову, закрыл глаза, начал потихоньку запускать в действие свои высокоточные приборы. Не зря его выпустили на площадку последним. Значит, ждут от него если и не откровения, то как минимум интересных результатов.

Миша встряхнул головой, чтобы выгнать посторонние мысли, прикоснулся рукой к левому виску, сделал несколько плавных движений… и словно погрузился в какой-то водоворот. Он почувствовал, что его куда-то потянуло, словно схватили за руки и потащили, не обращая внимания на надежно зафиксированные ноги. Грудь его потянулась вперед, он едва удержался на носках туфель.

Он открыл глаза. Увидел сначала объектив телекамеры, направленный на него снизу, а потом – встревоженный взгляд Пивоварова, стоявшего в трех шагах справа.

– С вами все в порядке? – поинтересовался психолог.

Миша кивнул.

– Уверены, что можете продолжать?

Миша начал нервничать. По его мнению, просто кивка вполне хватало.

– Спасибо, все в порядке. Не мешайте мне.

Пивоваров не стал напрашиваться на комплименты, отошел в сторону.

И Михаил принялся сканировать местность. Хотя предпочел бы мчаться отсюда со всех ног, не дожидаясь автобуса…

Колдун Иванов был прав, когда накануне в суши-баре рассказал о том, что их здесь ждет. На этой маленькой полянке было умерщвлено несколько человек – и всего за несколько ночей.

– Это случилось совсем недавно, – начал он говорить вслух. Пивоваров принялся записывать его рассказ в блокнот. – Было это буквально месяц-два назад. Вижу что-то вроде мессы, но это не месса… Дьявольщиной здесь даже не пахнет, никаких дешевых ритуалов и заклинаний не читается. Скорее, просто работа мясника, которому это доставляло удовольствие. Не думаю, что у мясника есть убеждения, мяснику всего лишь нужно мясо, не более того… Так…

Он сделал паузу, открыл глаза. Кажется, за несколько прошедших минут на поляне стало еще темнее, как будто прошел час или даже больше. Тени сгустились, за пределами освещенной площадки уже ничего нельзя было разглядеть. Пожалуй, отправиться в эти заросли в одиночку Миша сейчас бы не рискнул. Хорошо, что он здесь не один.

– Продолжайте, – вмешался Пивоваров.

– Хорошо. – Миша вернулся к массажу своего левого виска. – Он развлекался несколько дней, вернее, ночей. Приводил жертв сюда, связывал… Возможно, насиловал, но я не уверен… Как я уже сказал, парень любил махать топориком…

– Парень? – уточнил психолог.

– Да, это мужчина, разумеется. Не могу представить, чтобы этим занималась женщина, пусть даже похожая на трактор… Не тот жанр… Далее…

Миша открыл глаза, рискнул сделать несколько шагов вперед, но почти сразу же остановился. В темноте, за пределами полянки, что-то промелькнуло.

Он закрыл глаза, встряхнулся, вгляделся снова.

Показалось?

– Так, – продолжил он, – жертвам примерно от шестнадцати до тридцати лет… Скорее хрупкие, миниатюрные почти, я бы сказал… Он выбирал их именно по этим кондициям, чтобы без проблем уволочь сюда и гарантированно не получить отпор…

– Как он заманивал их сюда? Все-таки здесь почти непроходимый лес.

Миша немного подумал, потер висок. Впрочем, ответ можно было бы найти и без привлечения экстрасенсорных способностей.

– Привозил на машине… Он бомбила… Вижу синюю «девятку» или «восьмерку» с тонированными стеклами… Кстати, он бросал ее там, где сейчас стоит наш автобус, а сюда тащил девчонок пешком, взвалив на плечо, как мешок с картошкой.

Миша снова вгляделся во тьму. Там определенно что-то есть… Или кто-то? Как будто кто-то стоит и смотрит. Пивоваров стоял спиной к тому месту, и операторы тоже не могли это видеть, занятые Михаилом.

Миша прищурился. Вытянутый вертикально силуэт во тьме оставался неподвижным. Черт, кто это?

– Что-то еще можете сказать? – без особого энтузиазма поинтересовался Пивоваров. Миша понял, что не сказал ничего нового – все эти детали так или иначе раскрывали предыдущие участники.

«Чем же тебя поразить, старик?»

– Трупы он закапывал… вон там… – Миша указал рукой в сторону тропы, по которой сюда пришел. – Там по бокам этой дороги есть несколько глубоких ям… Что-то мне подсказывает, что там все изрядно вытоптали и не оставили абсолютно никакой информации, но импровизированные могилы находились именно в той стороне.

– Как вы думаете, убийца пойман?

Миша не ответил. Это был довольно странный вопрос. Имеет ли это отношение к тому, что здесь произошло?

– Нет, не пойман, – уверенно сказал он. – И не поймают.

– Почему?

– Потому что он мертв.

Пивоваров перестал записывать, поднял на него взгляд.

– Уверены?

– Процентов на восемьдесят – девяносто пять.

– А откуда такая информация?

Миша пожал плечами: дескать, могу ли я знать это?

– Как он умер?

Миша немного напрягся, автоматически посмотрел во тьму за пределами поляны, куда не падал свет прожекторов.

Силуэт в кустах пошевелился. У него обнаружились руки и ноги. Это несомненно был человек. Но мужчина или женщина?

Миша прикрыл глаза рукой, загораживая свет. Человек в лесу, прислонившийся к дереву, снова замер, притворившись элементом пейзажа.

– Миша, вы меня слышите? – напомнил о своем присутствии Пивоваров. Кажется, он был заинтригован неожиданной информацией о смерти маньяка, которого безуспешно искала целый месяц вся областная милиция и даже несколько подразделений из соседних регионов. Но вот сам Михаил, кажется, забыл о том, что сказал. – Михаил! Вы что-то еще можете сказать или мы закончим на этом?

Тот не откликнулся. Он не отрываясь смотрел во тьму. Он уже ничего не видел там, потому что глаза застилала пелена, но он продолжал смотреть. Кажется, он впадал в транс…

Внезапно он вспомнил лицо своей возлюбленной студентки Ленки Хохловой и понял, что дико по ней соскучился. Когда он вернется домой, он ляжет рядом с ней, обнимет ее нежно, зароется лицом в мягкую и нежную грудь и…

Потом появился профессор Саакян. Он улыбался, как всегда. Казалось, улыбка его приклеена к губам, как у незабвенного комиксового злодея Джокера, не хватало только знаменитого чавканья Хита Леджера. Впрочем, сейчас Саакян был совсем не страшен. Он вообще редко выглядел по-настоящему страшным, но он таковым являлся, и он обязательно себя покажет, вот увидите, он себя покажет… покажет… черт…

Силуэт во тьме приветственно махнул рукой, и через мгновение у Михаила словно что-то взорвалось в груди. Голова закружилась, ноги отказались держать тело. Миша, успев увидеть кусок серого неба в просвете между деревьями, осел на траву, как кукла, из которой вынули скреплявший ее стержень, а потом уже из сидячего положения рухнул лицом вниз.

В съемочной группе началась паника. Те, кто работал на площадке, забегали вокруг тела, закудахтали, кто-то присел рядом, чтобы пощупать пульс, кто-то побежал к автобусу за аптечкой. В фургоне с мобильной аппаратной студией, припаркованном недалеко от шоссе, вообще поднялся визг – Маришка Садовская кричала, что второго трупа их скромный телевизионный бюджет точно не выдержит. Капитан Баранов пытался ее успокоить, а сам не сводил глаз с монитора, на котором застыла жутковатая картинка.

Сам экстрасенс Михаил Поречников уже ничего не слышал и не видел. За сотую долю секунды до того, как вырубиться окончательно, он успел подумать: если смерть происходит именно так, то ее, пожалуй, не стоит бояться.