Текст книги "Принцесса на ресепшене"

Проведала папу. Король идет на поправку. Вот что значит, всю жизнь махать мечом, а не пивной кружкой!

В воскресенье даже у принцессы выходной, никакой политики с экономикой, только общественная и религиозная расслабуха. Конкретнее? Ну, да, никто же из вас королевством не правил.

В полдень месса, а с утра художественная самодеятельность. Тутошние художники, поэты, музыканты, по-нашему – творческая интеллигенция или, как сейчас модно выражаться, креативный класс, как и везде не всегда талантливый, но всегда самолюбивый, жадный и голодный. Они кормятся с рук властей, не забывая эти руки покусывать. Мне представляли что-то вроде отчетного концерта. Лажа! Они, наивные, думали, сейчас власти начнут раздавать гранты и субсидии. Да в нашем ДК в Электроуглях ребята и то профессиональнее были, посему у нынешней принцессы, то есть у меня, культурная планка высоко задрана. Идите, бедняги, тренируйтесь!

В детстве мама водила меня на все кружки, какие были в городе. Она еще не знала, что я стану секретаршей, а потому развивала мои таланты в максимально широком спектре. Лишнее быстро отвалилось, остались танцы и музыкальный ансамбль. Танцы мне нравились сами по себе, а в ансамбль мы с девочками ходили, потому что были влюблены в его руководителя Жору.

Мы пищали от восторга, когда заслуживали его похвалу.

Людей обоих полов Жора делил на две неравные части. Мужчин – на козлов и чуваков. Чуваки понимали рок и уважали Жору, остальные были козлами. Женщин Жора делил почти так же. Своих текущих подруг и прежних фанаток он звал чувихами, всех прочих – телками. Мы, школьницы, были у него абстрактными «вы» или «ты»: «Так, вы, настроились! Ты, возьми ля первой октавы»; «Вы что, похоронный оркестр?! Это же „Криденс“! Блин, так облажать клевую песню!» Иногда он приходил на репетиции пьяным: «Так, вы, лабайте сами. У меня сегодня ля западает». Еще реже, когда мы играли по-настоящему хорошо, он присуждал нам высшую степень отличия и называл чувихами. Мы были счастливы вдвойне оттого, что в его устах титул «чувиха» равнялся титулу «принцесса», и еще потому что «клево слабали правильный музон».

Влюбленность двенадцатилетних нимфеток в облезлого и потрепанного рокера-неудачника трудно объяснить, но благодаря ей он научил нас играть на гитарах и привил приверженность к року на всю оставшуюся жизнь.

Жора был педагогом от бога, любого мог научить всему, что умел сам. И все, что он любил, становилось увлечением его подопечных. Он заставлял нас слушать «правильную» музыку и учил слышать ее.

К моим тринадцати годам меня уже тошнило от «Ласкового мая», поразившего страну как рак в последней степени. Я знала, что Джимми Хендрикс, Джимми Пейдж, Ричи Блэкмор, Дэвид Гилмор и Тони Айомми – величайшие гитаристы всех времен и народов, что музыка – только то, что играют ОНИ.

На «чертову дюжину» Жора подарил мне гитару производства 4-й фабрики музыкальных инструментов за 7 рублей 45 копеек (ценник сохранился на нижней деке прямо напротив розетки). Он помог переделать гитару с семи струн на шесть и научил извлекать из этих струн ту самую, «правильную» музыку. Гитара до сих пор жива, и я до сих пор на ней играю. Только Жене это не нужно. И никому не нужно, кроме меня.

Пару лет назад мы отмечали мамин день рождения. Меня послали в магазин кое-что докупить. Возле магазина, спустя почти пятнадцать лет, я встретила Жору в компании забулдыг. Было видно, что ля моего давнего кумира запала навсегда. Я в ужасе таращилась на остатки любимого учителя, а он продолжал неизвестно когда начатый разговор:

– Слава – пыль, ничто. Я знаю славу. Я у Паши Слободкина в «Веселых ребятах» всю страну вдоль и поперек проехал. И что? Ну, есть у меня слава… в смысле, была… и что?! Налей мне этой славы в стакан… я фигурально… портвешок не замай…

Выпил, крякнул, зыркнул в мою сторону.

– Что слава? Сейчас голую жопу в камеру показал – получи славу. Вот ты, будешь ходить по улице с голой жопой?

– Зачем? – отозвался один из собутыльников.

– Затем, что иначе не узнают. Слава у твоей жопы, а не у тебя. День поржут и забудут… Не тормози, наливай. Человеку нужно признание, а не слава. Нужно, чтобы его таланты ценили и признавали! Сечешь разницу? – тут он поднял на меня затуманенный взгляд и гаркнул: – Чего надо? Ты кто такая? Вали отсюда! Вали, говорю!

Убитая, я побрела прочь. И услышала за спиной:

– Клевая чувиха. Моя лучшая ученица… вылитая Сьюзи Кватро. Вот, признавала меня… Наливай, падла, хочешь все в одно рыло вылакать!..

Концерт во дворце мы смотрели с фрейлиной Элен. Я комментировала, а она хохотала, чуть со стула не падала. Хорошая девочка, юная, свежая, наивная. Эжен, зачем тебе эта старая корова принцесса? Трона все равно не видать! Короче…

Перед концертом приглашаю Элен позавтракать со мной, «читаю», этикет допускает. Девочка сидит словно обмороженная – извините, спасибо, пожалуйста. Я ей – девонька, не вижу причин твоей холодности. Она – все нормально, мэм, есть, сэр, что изволите-с, барин? Ладно, думаю, сейчас тебя расшевелю. Давай, говорю, потолкуем, как баба с бабой: нет принцесс, нет фрейлин, есть две бабы и один мужик. Глазки у нее вспыхнули, вижу – накипело. Лена, говорю, Аленка моя дорогая, не нужен мне твой Женька, бери взад обратно! Я люблю другого, и твоей любви я больше не помеха. Девочка чуть в обморок не валится, не верит своему счастью.

Зову: «Эже-ен!» Прискакал, ясный сокол. Не твоя ли мама, баронесса каких-то там болот, умолила отца Элен, князя Поморского Витаутаса, обручить тебя с ней? Моя, говорит. Так что же ты мучаешь девочку? Почему не женишься? Взалкал не по чину! Смотри, Эжен, обидишь ее – обидишь меня, тогда не взыщи! Гляжу, все понял, родимый. Уж, не знаю, голос мой его на землю вернул или взгляд, или и то, и другое вместе, но увиденное вчера и услышанное сегодня, очевидно, убедило – шансов нет.

***

После концерта самодеятельности Элен сообщила, что в замке гостят пилигримы. Традиция обязывает обогреть, накормить и дать им кров, насколько потребуется. Король или принцесса принимать их не обязаны, но это считается хорошим тоном. Пилигримы – не то странствующий монашеский орден, не то философский клуб, члены которого поголовно перекати-поле. Я люблю «Роллинг стоунз», поэтому с удовольствием согласилась поддержать традицию.

У нас в корпорации большой штат юристов. Командует ими некий Сергей Антонович Меньшин. И что вы думаете? Именно Сергей Антонович в моем приключении – главный пилигрим. Мне возразили – мол, у них каждый сам по себе и главных нет, но я-то знаю, даже в коллективе оголтелых индивидуалистов есть структура и иерархия, и в их структуре Сергей Антонович – главный. По уму, по опыту, по харизме, по всему.

Если вернусь в себя, обязательно с ним пообщаюсь. А тут – Джимми Хендрикс, Voodoo Child (Slight Return), вот что это был за разговор! Если вы песню не слышали, попробую пересказать:

– Да хранят Высшие силы принцессу Анну!

– Да хранят Высшие силы путников, да будет мир пред вами неизмеримо добр! Раздели мою трапезу и беседу, – и так далее, бла-бла-бла согласно заведенным порядкам. Наконец, подобрались к разговору: – Как тебя зовут, почтенный?

– У меня нет имени, – ну, ты даешь, Сергей Антонович!

– Вообще никакого? Как-то же ты себя называешь, определяешь, кто ты?

– Я тот, кто я есть, – где-то я это слышала, что-то там было у Моисея с Богом, и пророк, как всякий нормальный еврей, тоже ушел от прямого ответа. Этот вроде не еврей… впрочем, не стоит торопиться с выводами.

– Я и спрашиваю, КТО ты есть? Должны же люди как-то различать себя. Иначе, получится: ты – тот, кто ты есть, я – та, кто я есть, и кто в итоге у нас кто, я – это ты, а ты – это я? – сама запуталась.

– Если я назовусь каким-либо именем, то приуменьшу себя. Имя сделает меня меньше, чем я есть на самом деле, ибо приняв одно имя, ты отказываешься от остальных. Когда незрячего человека называют слепым, его умаляют до размера увечья. Даже когда Великая Мать родила этот мир, она стала меньше его. Когда не было ничего, Великая Мать была всем. Тогда она не имела имени. Родив мир, она получила имя и перестала быть всем. Каждый из нас воспринимает мир из Я и мнит, что центр – это он, а все остальное – это вокруг. Представьте, каково число таких центров? Мир – сфера, в которой центр везде, а граница нигде, ибо где бы ни оказался человек, там будет центр этой сферы. Возможность бесчисленного множества личных миров предполагает наличие такого же неисчислимого множества вселенных, эти миры вмещающих. Из этого представления мы выводим, что Земля не единична и не плоска…

– А представляет собой шар, который вращается вокруг солнца, которое является одной из звезд, которых во вселенной бесконечное множество. Это всем известно, не отвлекайся, продолжай про имя, – отвисшие челюсти и круглые глаза свиты я наблюдала уже пару минут. Теперь вот и пилигрим окуклился. Привыкайте, ребята, то ли еще будет!

– Я сражен мудростью и глубиной познаний Вашего величества! Простите, Высочества. Видите, даже ваше величие и высочество, будучи названными, делают вас то одним, то другим, но всегда меньше целого. Даже считая себя центром своего мира, учтите, центр – лишь часть, ваш мир – лишь один из бесконечного множества. Когда у вас нет имени, когда вы никто, вы становитесь всем… – ага, это мы уже проходили. Чтобы ничто стало всем, хорошо бы, чтобы оно сначала КЕМ-ТО было, иначе социалистическая революция. – Не называя себя именами, я не заточаю себя в их рамках. Вся вселенная, любая из бесконечного множества ее вариаций, открыта мне…

А мне наоборот нравится заточать себя в рамках имени принцессы и любимой/любящей женщины!

Я, конечно, делала умный вид, хотя поняла далеко не все из пространных рассуждений странника – лишь то немногое, что цитирую. Однако беседа чем-то взволновала меня.

Эх, ударенная моя головушка! Если что-то и должно волновать, так это то, что история с королевством тянется так долго и начинает восприниматься всерьез.

***

Реки любви. Мой рок-н-ролл. Как это далеко! И как близко.

Вот рок-н-ролл: по царскому, сиречь, моему велению Эжен спешно наводит переправу к сердцу официальной невесты. А вот и реки любви: переправа с берега невесты давно готова. Монаршая воля чего-нибудь да стоит!

Все реки моей любви весенним половодьем несутся к океану по имени Вольдемар, который зашел сопроводить меня на обедню.

Вы можете себе представить, как это, когда вы абсолютно уверены, что ваш любимый сделает для вас все, буквально ВСЕ, стоит лишь захотеть, и останется при этом грозным воином?!

Говорят, Париж стоит мессы. А местная месса стоит описания. Не буду касаться теологии. Вся моя религиозность ограничена двумя днями в году, когда елка и когда крашенные яйца. Ничего содержательного такое подсознание для воображаемого мира не вылепит. Хотя Юнг, коллективное бессознательное… Неужели это работает?

Деревянная мостовая от замка к храму. (Не забыть замостить ее камнем, иначе к индустриальной эпохе вместо леса вокруг будет степь.) На подходе к храму происходит «случайная» встреча с Усой.

Вот, Борис Фатыхович, это вам не по селектору кричать: «Аня, сколько можно ждать чай!» Это: «Надо же, какая удача, всего час прождал и случайно вас встретил!»

Здравствуйте, товарищ хан.

Мэм! Сэр! Улыбки, реверансы, сплошные любовь и уважение. Жаль, некому эту картинку снять и выложить в «Ютьюб».

Мы стоим лицом к лицу. У каждого за спиной – полукруг вооруженной охраны. Парни мирно держат ладони на рукоятях мечей и кривых сабель, смотрят под ноги, молчат – встреча на Эльбе, братание союзников.

– Позвольте, Ваше высочество… – конечно, позволю, как не позволить?! Идет уже привычная лирика этикета, но вот и по делу: – Анна, Вы окончательно решили отказать мне?

– Я? Отказать?! Благородный Уса, ты плохо слушал меня, я сказала, что с радостью принимаю твое предложение после выполнения моих условий.

– Ваше высочество, я еще раз спрашиваю, Ваше решение окончательное? – вижу, не отвертеться.

– Да, окончательное.

– Ну, что же, по крайней мере, определенно… – вздыхает. – Как вы меня назвали, Мефистофель? – кошелек, кошелек, какой кошелек?!

– Мефи… как? А что это?

– Увы, я думал, вы знаете. Еще раз, увы… – вот и поговорили. И вдруг меня пробивает вспышка гнева. Еле сдерживаюсь от… не знаю, от чего, но я бы показала тебе «увы», Борис Фатыхович!

Вот так новости! Обычно такие вспышки бывают у меня накануне.

Вольдемар отправляет вестового за подкреплением и приказывает усилить охрану короля. Теперь он в буквальном смысле неотступно следует за мной повсюду.

Хорошо тут – тихо, свежий воздух.

– Анна, – говорит он, – ты должна носить кольчугу под платьем, и бери с собой меч, – «вспоминаю», я – неплохой боец, даже хороший. Меч, алебарда, пика, лук – мои друзья, более близкие, чем та же Клер. В этом мире носить оружие и уметь им пользоваться – норма для женщин высшего сословия.

В храме мне понравилось. Наконец, увидела детей. Сюда приходят семьями, детей в каждой помногу. Папы с мамами стоят отдельно, слушают проповедь – не с амвона, его нет, а из центра зала. Дети резвятся, бегают вокруг. Им не мешают, лишь иногда особо расшумевшимся делают мягкое замечание секьюрити из числа монахов Ордена охранителей веры.

На полях замечу: охранители – крутые парни, настоящая спецслужба с разведкой и силовым блоком в несколько тысяч монахов-воинов, их монастыри разбросаны по королевству. Наряду с рыцарством они – надежда и опора короны. Но лишь до тех пор, пока король считается с их интересами, главным из которых является сохранение веры. Вопрос этот принципиальный, он вне обсуждений и какой бы то ни было политической или материальной заинтересованности. Буду иметь в виду…

Странно устроен человек. Знаю, что все игра, все понарошку, правила мною же придуманы, а вступаю в игру, вживаюсь в образ и воспринимаю игровые правила как закон, требующий исполнения. Помню, в детстве играла с мальчишками в войну. Вот мы все – друзья по двору. Вот мы бросили жребий и стали кто «нашими», кто «фашистами». И вот «наши» начинают по-настоящему ненавидеть «фашистов»…

Отвлеклась. Монахини занимаются детьми предметнее: утирают носы, приносят перекусить, организовывают в хоровод и подпеть общей молитве. Прекрасная атмосфера. Никакого насилия над детьми, они сами на примере старших воспринимают образцы поведения. Благостно.

Если это и вправду происходит в моем мозгу, что все это значит, господин Зигмунд?

Боже, как раскалывается голова! Это может быть боль из реальности с поврежденным черепом – раз; переживания и спертый воздух в храме – два. А три… Не может быть! В коме?! Так, не суетимся, наблюдаем проблему в динамике.

***

Уроды! Попросила же поваров, как людей: дичь когда жарите, режьте на кусочки и на сковороде. И что? На вертеле и целиком! Выпорю!.. Или здесь это не практикуется? Ладно, говорю, просто сварите гречку (слава богу, она есть). Сварили. И? Нормальные они люди?! Добавили какой-то вонючий жир «для сытности»…

Одеваем меня на прогулку. Вот на каком языке им объяснять, если они по-местному не понимают?! Говорю – ребята, организуйте ширму, мне она нужна для туалета. Ширма где?!!! Нихт ферштейн, блин! Хоть плачь!

С горем пополам оделась. Кольчуга и меч – это дополнительных килограммов десять. И ничего, принцесса тянет как слон дробину (или что он там тянет?). С телом мне повезло! Впрочем, вы в курсе…

Одежда для прогулки удобная: для конных прогулок дамы надевают широкие штаны. И тем не менее, сколько эта кольчуга выдрала моих волос! Как меня все здесь бесит! Во сне выдирать волосы не должно быть больно, блин!

Девчонки, беда! Да как же это возможно в моем состоянии и в этой грязище?! Уж лучше каждый день бриться.

***

Оказалось, я живу в Кремле! Ну, не совсем в Кремле, а в замке, построенном на его месте. Замок окружен городом, столицей королевства, называется Турград. В моем настоящем мире так скорее следует называть Питер. По этой логике Москва будет Баблград, ибо тут все за бабки и все ненастоящее. Бандюградом назовем Владивосток, а Типазападградом – Калининград, и так далее.

Вообще-то название звучит иначе – Таургуадо, но так можно язык сломать вместе с последней извилиной, которая это придумала. Название переводится как бычий или коровий брод. Вам это о чем-нибудь говорит? Приду в себя, покопаюсь в Википедии. Глубока, однако, моя натура – собственным мыслям нужно искать объяснение в словаре!

В таких размышлениях я выехала на прогулку. Я и девять тяжеловооруженных всадников. Как только увидела реку и ее изящные изгибы, как только мы подъехали к устью впадающей в Москву-реку Яузы, я сразу поняла, где нахожусь. Лес, чистый воздух, воду из Яузы можно пить!!! И никаких тебе москвичей и гостей столицы. Кроме меня, пожалуй. Не знаю, насколько хорошо я передаю свой восторг, но переживала я именно это чувство.

Мы ехали вдоль берега Яузы (здесь она Аузе): на той стороне высокий берег Таганки, а на этой огороды, редкие мостки, с которых летом удят рыбу и стирают белье. Когда-то и у нас так было.

Выехали за городскую стену в районе бульваров, проехали крохотную деревеньку и въехали в дубраву, где любит гулять принцесса, где она упражняется в верховой езде, стрельбе из лука, а также в стрельбе из лука во время верховой езды. Не принцесса – джигит! Могучие дубы растут не плотно, много широких полян, местность живописно холмиста. В моем мире на месте этого чуда устроили Садовое кольцо с Курским вокзалом…

Вволю порезвившись среди красот, мы отправились в сторону Лефортова к женскому монастырю как-там-он-у-них-называется. «Вспоминаю», это традиционный воскресный маршрут принцессы.

Но на проторенном маршруте нас ждала засада…

Итак, схватил меня любимый и ну спасать! Спасает, спасет, всю физиономию изукрасил о железо! Безропотно молчу, только переиначиваю Земфиру:

 
Брызги снега из-под копыт.
В девушку с разбитым лицом.
Это не со мной!
Это дежа вю…
 

Вроде бы так она поет… Только смотрю, как-то долго убегаем.

– Стой! – кричу. – Куда драпаем, любимый? – Притормаживает. – Мне далеко от трона нельзя, там папа один остался.

– Анна, кому ты говорила, что мы едем на прогулку?

– Никому. Женьке.

– Кому?!

– Эжену. Сказала, что едем, как обычно, воздухом подышать. Думаешь, Эжен? Он не мог. Да нас весь город видел! Ты не ответил, куда мы едем? – слышим, к нам приближается конский топот. Двое выдвигаются вперед, Вольдемар прикрывает меня собой. Все обнажают мечи.

– Милорд! – кричит всадник. – Одного предателя взяли живым, – мечи прячутся в ножны. – Его везут в вашу резиденцию, другого пришлось убить. Какие будут приказания?

– Я отвезу принцессу к герцогу Иварсу. Пришли дюжину драгун для ее охраны. Мы вернемся завтра к полудню. До этого времени выясните, кто нанял изменников. Я хочу вырвать ядовитое жало. Пусть свидетельствует обо всем, что знает. Арестуйте и допросите королевского камергера.

– Вольдемар, не думаешь ли ты, что он может предать МЕНЯ?

– Все возможно, Анна, особенно после вчерашних событий. По крайней мере, нужно выяснить, кому он сообщил о нашей прогулке.

– Так. Эжена не трогать до моего возвращения! Завтра я сама с ним побеседую, – «вспоминаю», что герцог Иварс – муж Клер. Пересаживаюсь на свою лошадь и дальше скачу самостоятельно. Анна Горчакова от таких нагрузок давно бы померла…

***

Замок герцога стоит на высоком берегу Неглинки, где-то в районе «Олимпийского». Этот окруженный частоколом деревянный поселок, где живут герцог с супругой, их оруженосцы, герольды и слуги с семьями, совсем не похож на тот образ, который возникает при слове «замок», скорее острог. Светлейшая чета – Иван и Лера из моей корпоративной реальности. Здесь я наделила их семьей, любовью и тремя детишками. Четвертый толкается в Лерином животе. Деталь: еще в детстве Леру сосватали родители, о чем оба супруга ни секунды не пожалели. Я рада за Леру и немного ей завидую, хотя разумно ли завидовать собственным фантазиям?

Наш приезд переполошил герцогскую обитель. Слуги кинулись собирать ужин, а мы с Вольдемаром обсуждаем с четой события минувших дней и часов. Через некоторое время коннетабль с герцогом собрали совет со всеми, кто должен держать оружие и ходить в караул. Лера отвела меня в свои покои поболтать о девичьем.

– Анна, я правильно поняла, что вы и Вольдемар?..

– Правильно. Эжен отправлен в отставку.

– Кто же будет вести дворцовое хозяйство?

– В другую отставку, подруга. Его больше нет в моем сердце.

– Хвала Высшим силам! Я всегда считала, что он слишком слаб для вас. Вам нужен сильный мужчина, как Вольдемар… Простите, Анна, я позволила лишнее…

– Все в порядке, Лера. Кстати, не возражаешь, если я буду так тебя звать?

– Конечно, нет! Необычно, но звучит, но красиво.

– Замечательно. Знай, подруга, мне важно твое мнение. С кем же еще принцессе говорить о сокровенном, если не со своей Клер?

– Лестно, что вы называете меня подругой…

– А разве не так?

– Так! Я и есть ваша преданнейшая…

– Вот и ладушки. Давай без китайских церемоний, как говорит мой шеф…

– Кто? Без чего?

– Великая Мать! не важно. К делу, – и я посвятила фрейлину в свои планы в отношении отца, Вольдемара, Усы, Эжена и Элен.

После политики мы вцепились в последнюю прическу невесты Эжена, и тут объявили ужин. У меня сильно потянуло низ живота, пока я шла в трапезную, а когда воссела во главе стола, поняла: началось…

Даже если ты принцесса, даже если мир, где ты властитель, выдуман, миром все равно правят условности. Тебе остается терпеть и ждать, когда появится возможность заняться собой.

У герцогов имеется замечательная банька на манер русской. Париться в моем положении не стоит, но уединиться с понимающим человеком – в самый раз. После застолья Лера организовала теплую воду, липкое мыло, чистые тряпицы, и я загрустила о том, что так раздражает в телерекламе.

Уже лежа в постели, вдыхая запахи чужой жизни, прислушиваясь к ее скрипам и шорохам, я взвыла про себя: как же я хочу обратно! Вдруг, какой-то голос… Не какой-то – мой, чей же еще. Я сама себя, но как бы со стороны, вопрошаю: точно хочешь обратно? Точно, что за вопрос! Уверена? Блин, я что, не сама себе не по-русски объясняю? Точно! Уверена! Хочу! Не помню, как провалилась в сон.