Текст книги "Про жизнь и капучино"

Импринтинг*

Громкость музыки в клубе заставляла кричать, пригнувшись к уху собеседника. Тогда тебя слышат. Диалог выглядел так, как могут выглядеть два вампира, кусающие друг друга. Свет мигал красным-синим-зеленым. Сигаретный дым плотным облаком висел под потолком.

– Поехали домой, хочу тебя!

– Нет, я не хочу.

– Почему??

– Я сплю с Анжелой.

– Спи, кто не дает.

– Ты не понял, я сплю в другом смысле.

– В другом смысле?

– Как женщина с женщиной. Я лесби.

Парень улыбнулся краем рта.

– Странно. Прошлой ночью ты была вполне гетеросексуальной.

– Иногда мне хочется мужчину.

– Иногда?

– Да, раз или два в год. Извини.

Нет, не лжет. У меня были хорошие учителя, я определю ложь с закрытыми глазами в любом состоянии даже по телефону. Надо было уйти. Вот встать и уйти, пусть сами решают свои проблемы. Оплатят счёт, доедут сами домой, может быть лесби снова обратиться в обычную девушку. Но не встал, воспитание, цивилизованность. Не ушел, а мог бы.

Блять. В очередной раз вхолостую.

Почему-то я реагирую только на лесби. Говорят, есть такое слово – импринтинг, дескать как было в первый раз, всю жизнь будешь искать такую же.

Остается только дождаться окончания вечеринки, развезти всех домой и внести еще один номер в черный список. И в фейсбуке заблокировать. На всякий случай.

***

Учительница первая моя

По жизни и сек-су-аль-на-я

(из песни)

Есть такое слово – импринтинг. Говорят, если утятам, которые только что вылупились, подсунуть вместо утки машинку на радиоуправлении – они будут считать её своей уткой и ходить исключительно за ней.

У потомков обезьян импринтинг позволяет мгновенно научить чему-то, но нужны сильные переживания. Например, можно научить плавать, бросив в воду. Утверждают, что те, кто не утонул, не утонут никогда. Утонувших, наверно, спасут.

И, конечно, первый секс. Вся жизнь человека, все его предпочтения в сексе, зависят от первого раза. Где это будет – в грязи на заднем дворе или при свечах на белых простынях – так и пойдет дальше жизнь.

***

Ей 22 и это её первый раз. Она очень волнуется. Какую выбрать одежду, как войти, как познакомиться.

Первый раз она ведет лекцию для первокурсников. Высшая математика, технический вуз. Сентябрь, листья деревьев еще зеленые, солнце продолжает сушить землю, а в старом корпусе Механического факультета дореволюционной постройки прохладно и тихо. Стены, метровые стены, мастерство строителей и никакой магии.

Вчерашние школьники, а сегодня уже студенты, заняли места. Она наблюдала за ними от окна в коридоре, они еще не знают, кто она и принимают её за студентку старшего курса. Двое или трое мазнули по ней взглядами, но не остановились. Она вспомнила цифру в журнале, трое не пришли.

– Ждать не буду, – подумала она.

Вошла, прошла к столу преподавателя, положила на стол журнал и свой конспект. Оглядела группу. Сидят. Что ж, начнем.

– Добрый день! Когда входит преподаватель – принято вставать.

Защелкали отодвигаемые стулья, студенты с разной скоростью встали. Она выдержала паузу.

– Прошу садиться!

Стулья защелкали снова. Еще пауза.

– Меня зовут Алла Анатольевна. Я старший преподаватель кафедры высшей математики и буду вести у вас практику. Допуск к экзаменам выставляется по результатам вашей практической работы. Мы с вами будем видеться два раза в неделю, на протяжении шести семестров. Вопросы?

Студенты молчали. Она оглядела группу, останавливаясь на каждом лице. Глаза. Разные, заинтересованные и не очень, скучающие и… на нём её сердце пропустило удар. Вторая парта, средний ряд. Небольшие усики. Густые волосы той длины, когда они переходят из средней в длинную. Прямой римский нос. И необыкновенные, еврейские глаза.

Заминка длилась долю секунды, она собралась и закончила осмотр. Повернулась к доске. Девственную чистоту доски после летних каникул не нарушало ничто. Мел на месте, губка на месте. Зеленое матовое стекло, даже лучше, чем была в университете.

Она взяла мел и вывела на доске «Матрица».

Повернулась к аудитории и объявила.

– Тема нашего первого занятия – матрицы и действия с ними.

Перекличку она провела в конце пары. «Так ты отсечешь желающих уйти с половины урока» – вспомнила она напутствие декана. Того, что сидел за второй партой, звали Константин. Константин Белецкий.

Студенты, узнавшие, что домашние задания не остались в школе, потянулись к выходу. Она обессиленно опустилась на стул. Полтора часа на ногах – не шутка.

«Ко-о-остик». Она покатала его имя на языке и почувствовала что-то тянущее и приятное внизу живота. Как бабочки порхнули.

***

Преподавание математики не было для нее зарабатыванием средств существования, больше приятным развлечением.

Еще в университете она плотно занималась статистическими исследованиями, результаты нашли неожиданное применение – она стала составлять прогнозы для спортивных тотализаторов, которые сбывались с вероятностью от 80 до 95 процентов. Данные по командам и результатам собирал написанный сокурсником Антоном парсер, Антон взял на себя взаимодействие с клиентами, ей оставалась голая математика – таблица с данными, расчеты, таблица на выходе.

Антон забирал 30% от стоимости подписки, она получала 70%. С заказчиками общение только по электронной почте, оплата на безымянный кошелек электронных денег. Сто подписчиков, Антон не брал больше – потому что если много людей начнет выигрывать слишком часто, найдутся желающие познакомиться лично с ним или с ней. Сто подписчиков – сто тысяч рублей ежемесячно. Антону 30, ей 70. Без налогов, переводом на карточку. Сколько выигрывали подписчики – они даже не интересовались. Очередь желающих получать их прогнозы была постоянная, деньги приходили стабильно.

Алла не была той, что называют «синий чулок». Она была красива, той среднерусской красотой, которая постоянно колеблется между двумя крайностями «нервная анорексия» и «два пуда лишних».

Правильный макияж, укладка и одежда – и Алла производила неизгладимое впечатление на окружающих.

На математику поступила осознанно, но рассматривала учёбу как приятное времяпровождение, свидания, развлечения. Плюс возможность уехать из небольшого провинциального городка в областной центр. Вырваться от родителей. Учёба давалась легко, она еще со школы жила размеренной жизнью, в который отсутствовало слово «срочно» и было несколько планов. На пять лет, на год, на месяц, на неделю и на день. Папа приучил.

Несколько интрижек, первый мужчина, она даже не помнила, как его звали, кто-то из студентов другого факультета. Родители снимали ей квартиру, недалеко от университета, поэтому с местом для вечеринок и посиделок проблем не было. Мужчины на этих вечеринках ей быстро наскучили, а вскоре она познакомилась с институтской чемпионкой по кроссфиту, Анжелой.

И через неделю оказалась с ней в одной постели. Алле понравилось, Анжелка переехала к ней жить. Всякое было, и вынос «я их всё равно перепью» Анжелы из странной мужской компании и поездки на соревнования, и розами по лицу за то, что сходила на свидание с понравившимся ей мальчиком. Потом две недели Алла не выходила из комнаты, царапины оказались довольно глубокими, а Анжела привезла лучшего пластического хирурга города и всячески обхаживала Аллу. Лесбийская ревность посерьезней, чем мужская.

А ночь их примирила. Это было совсем не похоже на вялые мужские движения. Женщина лучше знает, когда и как нажать, где куснуть, где лизнуть. Каждую ночь, ну почти каждую, их постель превращалась в центр страсти. Раз в полгода им хотелось чего-то свежего и они снимали студентов, но всё это было не то. Алла понимала умом, что это неправильно, но каждую ночь она раскачивалась на качелях и каждую ночь звёзды падали с неба, а фейерверк летел им навстречу.

Так прошло пять лет. Анжелка выиграла финал области и уехала в Москву. Расставание не было долгим и оставило после себя странное чувство. Как и не было этих пяти лет попой к попе.

Алла нашла себе работу преподавателем в техническом вузе и сняла квартиру ближе к работе.

Семья и всё, что с ней связано, было у неё запланировано через пять лет. Сейчас она хотела влиться в коллектив института, сходить на несколько свиданий, найти себе пару.

***

Костик был вне планов.

Она ждала каждого занятия с нетерпением. Старалась выглядеть на все сто десять процентов, не понимала, что с ней твориться. Это не было той подростковой влюбленностью, через которые проходят все, она чувствовала, что это именно тот мужчина, который должен принадлежать ей. Он же, напротив, был увлечен только учебой. И как будто не замечал, как она иногда, забывшись, смотрит на него.

А с ней продолжало твориться что-то странное. Отказала нескольким ухажерам. Перестала участвовать в пересудах и интригах в преподавательской. Пыталась поймать его взгляд. Зависала над его письменными работами, разглядывая каждую строчку и пытаясь найти среди четкого почерка Белецкого личное послание. Ночью в тысячный раз пыталась понять, почему он не обращает на неё внимание. Зажигала свет и разглядывала себя в зеркале, поворачиваясь то одной, то другой стороной.

Так прошло полгода. Зимняя сессия, летняя сессия. Она скучала в учительской, когда в дверь постучали.

– Входите!

В дверь вошла делегация от её первой группы.

– Алла Анатольевна, мы вас от группы хотим поблагодарить, спасибо за объяснения, вы самая лучшая! – это староста, Артём.

Он чуть старше остальных, отслужил, определенно его идея. Возле стола на полу образовался пакет, слегка дзынькнув. Легкий румянец коснулся её щек.

– Пожалуйста, но не стоило, – она показала взглядом на пакет, – ладно, идите, отдыхайте.

Еще неделю назад, когда определяли, кто будет дежурным по кафедре летом, её, как новенькую, поставили на июль, завкафедрой сказал – выбирайте себе помощника, из первокурсников. Они как раз сдали сессию, возражать не будут.

Она вписала в графу «от студентов на июль» Белецкого.

***

В восемь утра первого июля Константин Белецкий с ненавистью посмотрел на верещащий будильник в своей комнате в общаге. Можно бы еще поспать, но сегодня начинается его практика на кафедре математики. Надо вставать, наверно, опять запрягут носить папки в архив, как в прошлом году, после чего весь в пыли и гудящие ноги вечером. Хорошо хоть носили с третьего этажа вниз, а не наоборот.

Он осмотрелся вокруг. Вторая койка застелена, подумал: «Чего я ною? Целый месяц один в комнате. Вся комната принадлежит мне. Целый месяц у меня отдельная комната!!»

Дома, в Азове, они жили небогато. Небольшой дом, сад, трое детей. Он всегда жил в одной комнате со старшим братом, тот работал на железной дороге и съезжать не собирался, у младшей сестры была отдельная комната, еще была комната родителей. И общий зал. И кухня. Во дворе кузня, отец работал на себя, ковал разное, заказы были постоянно, на жизнь хватало, но не более. Иногда они с братом помогали отцу, но ни ему, ни брату кузнечное дело не легло на душу, а недавно удалось купить по цене металлолома списанный кузнечный пресс, отрегулировать его и теперь отец справлялся сам.

Костя побрился, оделся, позавтракал, выпил чаю и спустился вниз. До учебного корпуса нужно было пройти сто метров, общежитие было на территории института и подняться на четвертый этаж.

Пришел чуть раньше, помаялся в коридоре пустого института, непривычно даже – без того шума, который создают студенты, постучал в дверь.

– Входите!

Вошел. Их преподаватель практики, Алла Анатольевна, сидела за своим столом и перелистывала толстенный том. В правой руке ручка, занесена над конспектом.

– Здравствуйте, Алла Анатольевна!

– Здравствуйте, Константин.

– Что нужно делать?

– Ждать. Я закончу через полчаса, расскажу, что нужно делать.

Костя засунул ладони в карманы джинсов и пошел по периметру учительской, разглядывая простую мебель, стенды на стенах с печатными работами и книгами преподавателей, с удивлением находя знакомые фамилии на книгах на английском, испанском и французском. Закончив читать корешки книг в шкафу, подошел к окну.

За окном открывался вид на зеленую территорию института, здание столовой, по газону институтского парка медленно ползла газонокосилка, за ней тянулся толстый провод, рядом с газоном стоял парень с радиопультом, как у радиоуправляемых самолетов. Пульт он держал в левой руке, опущенной вниз, наблюдая за газонокосилкой. Та подползла к краю газона, аккуратно подстригла его возле плитки, бодро развернулась кругом и поползла обратно.

Еще прошлой весной, когда он только думал куда поступать, их водили на экскурсию по институту, оказалось что в нём есть даже кафедра робототехники, наверно это как раз кто-то из дипломников.

Костя снова посмотрел на парня – тот потерял интерес к косилке, кому-то энергично маша рукой. Костя перевел взгляд – и дыхание перехватило – к парню подходили две красотки, он их приобнял, поцеловал для вида в щечки.

Константин тихо вздохнул. Завидовал тому парню, внизу. Костя был умным, красивым и… застенчивым. В школе к нему липли девченки, особенно в выпускном классе, когда из толстячка-восьмиклассника, который подтянуться мог три раза, он за два года вырастил себе атлетическую фигуру. Просто упорство. Упорство и гены.

Константин девченок сторонился. Боялся их, не сложилось у него с первой школьной любовью. Некому было подсказать, что школьная любовь – ненастоящая, не нужно к ней относиться серьезно. Костя затаился, забил обиду на женщин как можно глубже. Учился, занимался спортом и ни с кем не встречался.

Костя в свои через-месяц-мне-двадцать был девственником.

Алла закончила очередной лист УМК* и залюбовалась фигурой Кости на фоне окна. «Красивый, наверно от подружек отбоя нет» – кольнула ревность. Она уже год воспринимала его как своего мужчину. В фантазиях. Особенно тяжело было осознавать это по утрам, когда определенно можно было сказать, что она проснулась одна, впрочем, как и заснула.

– Константин, я закончила.

Костя отвернулся от окна, весь в своих мыслях. Вернулся обратно к столу преподавателя, присел на стул.

– Нужно перебрать работы дипломников, на том столе, разложить их по алфавиту, проверить по списку, связать и опломбировать. Сверху каждой пачки – список.

Так началась практика для Константина. Потянулись дни сортировки бумаг, выноса их в архив, выноса их в мусор, выноса их в другие места. Ведомости, акты, шпагат, пломбир. Потом привезли новую интерактивную доску в лекционную аудиторию, и Костя помогал тянуть кабели. Потом собирал новую мебель. Он делал всё быстро и молча. Без рассказов о том, почему это сделать нельзя.

Для каждого дня нашлось дело.

Алла наблюдала за ним, и бабочки в животе начинали вести себя совершенно неприлично. Если бы Костя только знал, что он делал с Аллой в её фантазиях. Прямо на столе. В кресле. На столике для ксерокса. На полу. На подоконнике. На диване в кабинете завкафедрой.

Но он был внутри себя. В перерывах Алла предлагала ему чай, из нескончаемых запасов кафедры. Печеньки и конфеты, которые преподаватели не едят, а студенты всё равно несут. Костя ел. Он никогда не отказывался от еды. Алла расспрашивала его, о жизни, о взглядах на то или иное событие. Интересовалась, куда ходит, играет ли в игры. Он отвечал, чаще односложно. Но постепенно оттаивал.

К концу месяца они больше разговаривали, чем что-то делали. Это было волшебно. Алла нашла себе собеседника, с которым было о чем разговаривать, который умел слушать, с которым можно было обсуждать все темы.

Кроме одной.

Осторожные вопросы Аллы про отношения наталкивались на стену молчания или на перевод разговора на другие темы. Она совершенно не понимала, почему Костя не хочет ничего рассказывать про отношения, ведь обычно мужчины ведут себя по-другому.

Сегодня был последний день практики, завтра Алла уходит в отпуск, а Костя на каникулы. Она решила всё еще накануне.

– Костя (за месяц он стал Костя, а она – Алла), сегодня мы идем в ресторан, я тебя приглашаю.

Костя был ошарашен.

– Но я…

Она прикоснулась к его губам указательным пальцем и он замолк. Она очень надеялась, что Костя не видит её состояния и что любое его ответное движение может довести её до экстаза.

– Отказы не принимаются. Я хочу тебя пригласить в ресторан и я тебя пригласила.

***

Они вышли из института в летнюю жару. Первый шаг всегда как в духовку. Еще не пара, но расстояние между ними меньше, чем между чужими людьми. Опытный наблюдатель сказал бы, что в этот вечер всё возможно. Белое такси, рено с открытыми стеклами.

– Левый берег. «*****»

Грузный таксист завел двигатель и автомобиль плавно влился в поток желающих убраться в пятницу из жаркого города. Кто на дачу, кто на море, на два дня. В ресторане было прохладнее. На входе подарок – два бокала шампанского.

– За окончание практики!

Легкий звон стекла, пузырьки щекочут нёбо. Их провели к столику. Небольшой ветерок, распылитель для воды, тень от дерева. Легкое белое вино, рыба, раки. Легкий разговор, о разном. Жарко, алкоголь испаряется с кожи, практически не оказывая действия.

Они говорили и говорили. О планах, о будущем, о политике, о жизни. Как много можно найти тем, если желание есть с обеих сторон. Время проходило незаметно, солнце стало катиться к горизонту.

Они сидели уже не друг напротив друга, они сидели в креслах рядом, смотрели на закат и медленно тянули вино. Он повернулся к ней сказать что-то, а она потянулась и поцеловала его, прямо в губы. Губы пахли вином, теплые и сильные. Он ответил.

Она кончила от поцелуя. С бокалом в руке. Накатило и отпустило. Он смотрел на неё со смесью удивления и непонимания.

Трясущейся рукой она поставила бокал на столик. Несколько вдохов, украдкой оглядеться. Нет, никто не смотрит.

– Костя, мы сейчас поедем ко мне. Завтра 1 августа, у тебя день рождения. Мне плевать, кто и где тебя ждёт и сколько у тебя было женщин до меня. Я хочу заснуть и проснуться с тобой в одной постели.

– Алла…, – он сглотнул, – Алла, у меня… у меня еще никогда не было женщины.

***

Таксисты – народ привычный. Как они ехали обратно – память не сохранила. Они начали целоваться еще сев в машину и она снова кончила. «Да что же этот такое, прям невероятное что-то» – иногда всплывала на поверхность мысль. Как поднимались в лифте – она тоже не помнила. Но всё остальное было спланировано. В её квартире всё было так, как должно быть в первый раз – свечи, белый тяжелый хлопок иранских простыней и лишь презервативы она тут же задвинула подальше. Не нужны. Ей хотелось тепла, почувствовать его внутри себя без преград.

– Ты только ничего не бойся, всё получится. И не в меня, ну, ты понял, да?

Его трясло в машине, сейчас напряжение спало. Всё получится, всё получится так, как он мечтал – на белых простынях при свечах.

Костя оказался неумелым, но старательным. Она направляла его, подсказывала. Пять, шесть, семь, после восьмого она перестала считать и превратилась в сверхчувствительное нечто, прикосновение к любому месту вызывало оргазм. Потом они уснули, свернувшись клубком, он в ней. Впервые за всё время ей не хотелось бежать после секса в ванну и вымывать из себя всё, что в неё попало.

Утром, после завтрака, они вернулись в постель и продолжили, уже не спеша.

Потом лежали, его рука на её груди, её нога на нём, разговаривали.

Теперь уже об отношениях, о женщинах и мужчинах. Она рассказала ему об Анжелке. Он о своей неудачной школьной любви.

Они говорили друг о друге, и о многом другом.

– Ты же не ревнуешь, нет? Я тебе рассказываю всё потому, что доверяю, мне больше некому рассказать.

***

Первого сентября Белецкий не пришел на пару. Она задала вопрос старосте, тот ответил: «он в армии». Алла изогнула бровь.

– В армии? Он же сдал сессию.

– Не знаю. Пришел в деканат, сказал, что хочет пойти в армию. Оформил бумаги и сегодня должен начать службу.

Она сдержалась. Она сдержалась вечером. Не стала ничего писать, никому звонить. Забила обиду вглубь. Ни одной слезинки.

Прошел год. Костя не вернулся. Случайно услышала, что он переводится в военное училище, пришел запрос, документы отправили по почте.

Прошел еще год. Невозможно ждать так долго, тем более никаких вестей.

Она познакомилась с мужчиной её лет. Веселым, бесшабашным, душа компании. Живет на широкую ногу. И в постели хорош. Через полгода сыграли свадьбу. Еще через полгода выяснила, что он игрок. Подпольные казино, поездки в Европу. Через год развелась, когда муж проиграл всё то, что она заработала за несколько лет. Хорошо, что муж не знал о её прогнозах и о том, откуда ежемесячно берутся деньги.

Прошло еще три года.

Она держала удар. Всё также хорошо выглядела, со вкусом одевалась. Разве что уголки губ опустились, да пришлось познакомиться с хорошим парикмахером и сменить цвет волос, на шоколадный. Чтобы закрасить седину.