Текст книги "Политики, предатели, пророки. Новейшая история России в портретах (1985-2012)"

Но ЮКОС падет. Ходорковский уедет на восток. Невзлин – на юг. И прежний ректор попытается снова вернуть себе возможности финансово-хозяйственного и административного распоряжения в университете. Только люди, полтора десятилетия вынужденные выбирать: либо бросить альма-матер, либо в тоскливой и удушающей атмосфере все же, склонив голову, делать что-то полезное и, наконец, на полгода вздохнувшие свободно – уже не захотят возвращения прошлого. С ним начнут говорить все тверже и тверже – осаживать после очередных политических выходок. Отказывать в праве вновь стать ректором, пресекать попытки навязывать свою волю с поста президента университета – собственно, в данном случае чисто представительской должности, синекуры, созданной для его кормления.

В конце концов, преподавателям удастся добиться избрания предложенной ими кандидатуры ректора и изгнать опостылевшего деятеля «либерально-демократической оппозиции» из университета. Упразднив уже и сам пост, который он занимал последние годы.

Но он сам, хотя и без прежнего академического статуса, старается напоминать о себе. То он «разоблачил» празднование годовщины Куликовской битвы и Дмитрия Донского, как боровшегося не за избавление Руси от ига Орды, а верно «подавлявшего мятеж темника Мамая против законной ханской власти». То «Либеральную миссию» и «Ходорковские чтения» – как коллаборационистски прислуживающие Путину. Для многих он – «историк-фальсификатор». Это неверно. Фальсификатор – это человек, глубоко разбирающийся в предмете и использующий свои профессиональные знания для искажения представления о нем. Чтобы быть «историком-фальсификатором», прежде всего, нужно быть историком. С ним – иначе. Он историком не был. За исключением, возможно, своих стажировок в Сорбонне, на которые попал по направлению компартии, когда писал кандидатскую и когда писал докторскую, он никогда никакими историческими исследованиями не занимался. Да, окончил истфак. Но потом занимался чем угодно, от построения пионеров до политического скандализма и не менее скандальных – но только не имеющих отношения к исторической науке публикаций. И то, что выдавал за «слом стереотипов в исторической науке» – было даже не претендующими на минимум грамотности скандальными заявлениями, построенными на том, чтобы взять широко известное событие и его распространенную оценку и заявить, что «На самом деле все наоборот». «Девушка стройна, мы скажем: мощи! Умницу мы наречем уродкой, добрую объявим сумасбродкой». Начинается скандал. Одни протестуют, другие верят и восхищаются. Третьи подзуживают первых из вредности. Но имя – звучит и повторяется: вызревает и обретает очертания образ «историка-новатора».

Темы же для скандалов черпаются даже не из архивов и монографий, а из псевдоисторических сплетен.

Ведь если ты объявлен «выдающимся историком» и «разрушителем стереотипов» – ты же должен что-то подтверждающее свое реноме заявлять. Даже если в истории мало что на деле знаешь.

И если ты однажды предал то, чему присягал – ты должен доказывать, что предал ты не потому, что был предателем и не за «бочку варенья», а по идейным соображениям.

Но если ты не умеешь ничего, кроме того, чтобы «разоблачать» и «призывать», то тебе ничего другого и не остается, как искать, кто еще тобой не «разоблачен».

ЧСВН. Всегда незаметный

Его дед был красным латышским стрелком – и оказался репрессирован в 1930-е годы. Литература известного направления ярко описала, как тяжело было жить членам семей репрессированных. Наверное поэтому его отец в двадцать три года, в 1950 году начал работать в Институт автоматики и телемеханики АН СССР, а через десять лет, в тридцать три года, стал его ученым секретарем.

Еще – учёным секретарем Национального комитета СССР по автоматическому управлению и ответственным секретарем Комитета по системному анализу при Президиуме Академии наук СССР, и Лауреатом Госпремии, членом-корреспондентом Академии наук СССР.

Поэтому у него самого практически не было выбора: для внука «врага народа» путь в обычную школу был закрыт. Пришлось учиться в московской математической спецшколе № 2: «питомнике гениев при физмате МГУ».

Кроме того, эта школа прославилась тем, что во времена его учебы ежегодно за рубеж стало эмигрировать большое число ее выпускников.

Он закончил ее в 17 лет и как скажет позже: «Мои взгляды не менялись с 16 лет. Я никогда не был левым, всегда крайне отрицательно относился к левым, ужасно плохо… всю жизнь ненавидел чегеваристов, троцкистов, новых левых – и никак не изменил с тех пор свою точку зрения». То есть его взгляды сформировались не в семье («…бабушка осталась твердокаменным коммунистом и таковым оставалась до последнего дня»), а именно в этой школе: так готовили будущую советскую научную элиту в «питомнике гениев МГУ».

Там окрепла его любовь к искусству: он стал президентом школьного музыкального клуба. И по окончании школы не возникло проблем с поступлением на экономический факультет МГУ, где в это время заведующим кафедрой управления был Гавриил Попов.

Диплом он защитил под руководством другого экономиста-экспериментатора Станислава Шаталина, и плавно перешел в аспирантуру – учиться вместе с Егором Гайдаром. Можно даже считать, что на фоне их он выглядит относительно прилично. В МГУ он тоже стал президентом музыкального клуба. Где и подружился с фарцовщиком Михаилом Фридманом.

Защитив диссертацию, сын ответственного секретаря Комитета по системному анализу при Президиуме Академии наук СССР, вполне естественно, пошел работать во ВНИИ системных исследований АН СССР – и работал в одной комнате с тем же коллегой по аспирантуре – Гайдаром.

К концу 1980-х отец был уже не только орденоносцем, но и действительным членом АН СССР, и молодой ученый и специалист по «эконометрике» развил талант: оказался на работе в Международном института прикладного системного анализа в Австрии (Лаксенбург): одним из его организаторов и директором ВНИИ, где он работал, был хороший знакомый отца – Джермен Гвишиани. По мнения некоторых экспертов, в Лаксенбургском институте часть высшей советской элиты отрабатывала модели демонтажа советской плановой экономики и раздела ее между собой.

И заодно он оказался на работе в МИД СССР: по совместительству с работой в Институте стал советником МИДа, который в это время возглавлял Шеварднадзе. Так что осенью 1991 года у него не было иного пути, как войти в «правительство Гайдара» в качестве председателя Комитета внешнеэкономических связей, и первого заместителя главы МИД РФ Козырева. И когда в 1992 году было создано министерство внешних экономических связей РФ – его и возглавить. Какие успехи в этот год были – да и могли ли быть? – у такого ведомства в таком правительстве, сказать сложно, и он все же предпочел после отставки Гайдара тоже подать в отставку.

Позже он скажет об этом времени: «Первый миф, который я предлагаю проанализировать, это миф о том, что никто не хотел идти в правительство в конце 1991 года. Тезис о том, что никто не хотел идти в правительство в 91-м году, повторяется очень часто. Будто бы только команда Гайдара решилась, а больше никто не хотел. Мне кажется, что это неправда… в 91-м году, хотя магазины были пусты и купить без очереди ничего было нельзя, тем не менее, в Москве я не видел ни одной павшей лошади, так чтобы ее на куски резали на Тверской, как, например, в 18-м году. Вот я такого не видел.

Более того, я помню, что в Москве в 91-м году работали рестораны, и в квартирах тоже никто особенно с голоду не умирал, да и о холоде были панические разговоры, но реально особого холода не было…».

1992 год – время начала создания крупных состояний на ограблении страны. И он применил свои силы в бизнесе и в кампании «Финансы Петра Авена» («ФинПА»). Правда, до марта 1993-го, когда он ее создал, успел поработать консультантом АО «ЛогоВАЗ», Бориса Березовского. Встречаются данные и о том, что, по ряду мнений, используя свои международные связи, участвовал в организации транзита наркотиков из Юго-Восточной Азии через Россию в Европу.

В отличии от остальных, занимавшихся тогда предпринимательством, он в разграблении страны не участвовал. И спекуляциями не занимался. Он ничего не покупал и не перепродавал. Он просто продавал свои советы. То есть – информацию. Он сам говорил, что ни у него, ни у его кампании не было капитала. Он просто консультировал: кто владеет информацией, тот владеет миром.

Наверное, естественно, что у бывшего сотрудника одного из ведущих центров экономической мысли в СССР, бывшего сотрудника Международного института прикладного системного анализа, хорошо знакомого с зятем бывшего Предсовмина СССР и еще – бывшего члена Политбюро и министра иностранных дел СССР, тем более – самого бывшего министром внешнеэкономических связей России, просто не могло не быть полезной информации и полезных знакомств и связей.

Он опередил время: к чему продавать нефть, когда можно продавать информацию… Тем более, что работники банков подчас говорят о подарках и комиссионных, которые он поучал от зарубежных партнеров при решении вопросов о долгах. В биографиях пишут, что в декабре 1992 года он подал в отставку после отставки Гайдара. Но встречаются и другие данные. Что 1991–1992 годах его разрабатывало 6-е управление КГБ/МБ РФ по материалам крупных хищений и причинении стране крупного ущерба, а также – преступным связям со спецслужбами Израиля. И уволен, по этой версии, он был не по своей инициативе. А по докладу министра госбезопасности Борису Ельцину.

И тут на связь с ним вышел приятель-фарцовщик из студенческих времен – Михаил Фридман. Тоже сын лауреата Госпремии СССР.

Так же можно встретить упоминания и о том, что 1993 году в Вене состоялась его встреча с представителем колумбийских наркобаронов Орехуэлом, «Шахматистом», и что на этой встрече была достигнута договорённость о размещении в «Альфа-банке» денежных средств из офшорных зон (Багамы, Гибралтар) для их вложения в экономику России путём скупки акций российских предприятий.

Поэтому, когда в конце 1993 года он оказался депутатом Госдумы по списку другого приятеля, Егора Гайдара, он не стал заниматься подобной ерундой – и отказался от мандата. У него, генерального директора «ФинПА», теперь впереди был пост президента «Альфа-банка».

Здесь он всегда занимался вопросами стратегического развития. На нем были контакты с деловыми кругами и правительственными структурами. Можно было бы предположить, что его успех и успех его банка – результат метематически-экономического гения. Но в 2000-е годы он признается, что математику, по сути, забыл: сам не всегда понимает собственные работы 1980-х гг. и материалы собственной диссертации. Дело не в математике – дело в связях. И конечно, любым серьезным людям было комфортнее иметь дело с ним, при его академически-правительственном прошлом, чем с его партнером фарцовщиком из подмосковного городка.

Расцвет «Альфа-группы» чаще всего связывают с ним – и итогами для этой группы дефолта августа 1998 года. «Я могу давать советы, но у меня нет капитала», – говорил он когда-то. В августе 1998 года совет друга Гайдара, то есть тех и того, кто знал о дефолте и его готовил – это было больше капитала. И это означало не только его сохранение, и даже не удвоение: доллар тогда в первые дни вырос в четыре-пять раз. Потом упал. Потом опять вырос. Вот тот, кто знал, когда он вырастет, когда упадет, когда опять вырастет – тот значил больше любого капитала. Это же только «романтик» Гайдар, спланировав дефолт и девальвацию одновременно, даже собственные рублевые сбережения не стал переводить в валюту. Его друг потому и относил себя всю жизнь к правым, что полагал: «Правые всегда более реалистичны».

Его биографии обычно странно пропускают период деятельности с 1994 по 1998 год. Стал в 1994 году президентом «Альфа-банка» – и ««холдинг существенно усилил свои позиции… в первую очередь, благодаря успешному преодолению августовского кризиса 1998 года». Если про четыре года ничего не пишут – значит, в эти четыре года вмещается что-то, о чем писать не нужно. Однако, упоминается разное: например, что «Альфа-группа» как-то была задействована в международных программах по Ираку «Нефть в обмен на продовольствие». И какие-то вопросы у международных структур по этому поводу возникали.

Но торговля нефтью не была его направлением. Он вообще никогда ничем не торговал в обычном смысле этого слова. Не унижал себя фарцовкой. Не марался в кооперативах. Он занимался стратегией и меценатством. Он всегда был солиден: всегда был значим, но не суетлив. Когда он был в правительстве Гайдара – он не мелькал на экране, как сам Гайдар или Чубайс.

Но к 1996 году ему было что терять: и когда новые магнаты мобилизовались, чтобы сохранить у власти Бориса Ельцина, он был среди них. Считается – что оказывал поддержку избирательной кампании Лебедя, задачей которого было расколоть патриотический антиельцинский электорат и не дать победить в первом туре Зюганову.

Задачу он решал. И получил от сохраненного ими Ельцина официальную президентскую благодарность за помощь в избирательной кампании.

Когда вошел в состав «Семибанкирщины» – не воспринимался как ее лицо, в отличии от Березовского, Гусинского, Потанина. Когда в 1997–1998 гг. в жесткое противостояние вошли ее члены, с одной стороны, Потанин и Чубайс, с другой – «Союз четырех» (Березовский, Гусинский, Ходорковский, Смоленский), он вообще был незаметен.

В 2000-е годы он не бежал из страны как Березовский. Не вступал в политическую борьбу, как Ходорковский. Не заискивал перед властью, как его компаньон Фридман. Он был незаметен. Правда – составил вместе с Кохом обеляющую книгу о правительстве Гайдара.

Возможно, его отказ от мандата в 1993 году был чем-то большим, чем предпочтение бизнеса политике: сознательным непубличным позиционированием. Пусть и в невысоком статусе – он был выходцем из структур Гвишиани. А Джермен Гвишиани был не только ученым, академиком и зятем Косыгина – он был членом Римского клуба. И одним из персонализированных звеньев, связывавших неформально высшую политическую элиту СССР 1970-1980-х гг. с ведущими фракциями мировой элиты. И какие из контролируемых им связей и нитей оказались доступны министру внешней торговли РФ – вопрос отдельный. Кстати, среди прочего – в 1992 года кроме министерского поста он был еще и личным представителем президента РФ Ельцина по связям с индустриально развитыми странами. И вел, как считается, удачные переговоры с Парижским клубом кредиторов, по выплате российских долгов.

Провел – и сразу ушел из правительства. В бизнес – продавать советы и информацию. Особенно по работе с долгами страны. То есть, по тому вопросу, по которому и вел переговоры. «Форбс» пишет, что его кампания («Финансы Петра Авена») зарабатывала на сделках с внешними долгами, в частности, долгами Индии и Ганы, а также с коммерческой задолженностью бывшего СССР.

Сегодня, как считается, обладает состоянием в четыре с половиной миллиарда долларов, пакетами акций большинства компаний «Альфа-группы», включая «Альфабанк» и «Вымпелком». Два миллиарда долларов наличными пришлись на его долю от продажи ТНК-BP. Кстати, как публично объявлял Навальный, «Альфа» и «Вымпелком» – среди групп, финансировавших его болотную деятельность.

В 2012 году профашистское правительство Латвии наградило его высшей наградой своего режима: орденом Трех Звезд. Таким же орденом раньше тот же режим наградил А. Н. Яковлева.

Но искусство по-прежнему любит: владеет крупнейшей в России коллекцией русской живописи начала XX века. В ноябре 2012 года на аукционе Christie’s в Нью-Йорке купил картину Василия Кандинского «Эскиз к импровизации № 8» за 23 млн. долларов. Тогда же приобрел карандашный портрет Мейерхольда работы Анненкова за 1,7 млн. долларов.

А еще – занимает пост председателя Совета директоров телекомпании СТС. По мнению экспертов – популярной, но одной из самых безвкусных.

Комментаторы пишут, что через выходцев и бывших сотрудников «Альфа-группы» создал мощную систему политического лоббирования, которую в основном использует в своих личных интересах.

По некоторым данным, в своем имении в Суссексе строит себе атомное бомбоубежище.

Глава 3
Одичавшие

Неудачники истории

Люди, называющие себя сегодня либералами – любят жаловаться, что им не повезло с народом: никак не хочет воплощать в жизнь идеалы, которые они называют идеалами либерализма.

На это справедливо было бы заметить, что скорее народу России не повезло с ними. Все за что они в России брались – у них не получалось. И всегда они создавали для России больше проблем, чем решали. Причем это касается не только тех, кто сегодня в России самовольно присвоил себе имя либералов, но и тех, кто, будучи действительно либералами, носили это имя в начале XX века.

Причем в отличие от нынешних, они, в первую очередь кадеты, были государственниками, патриотами и активными союзниками рабочего движения. Те, кто называет себя либералом сегодня, напрочь чужд либеральных ценностей, видит в государстве лишь собственного сторожа, слово «патриот» считает синоним слова «негодяй», а рабочих считает по определению «быдлом», не имеющим права на участие в решении судьбы страны.

Но и одни, и другие оказались неудачливыми в историческом и политическом плане и если им и удавалось прийти к власти, заканчивалось это печально и для страны, и для них, и для народа.

Судьба, игра истории и стечение обстоятельств привели их к власти в феврале 1917 года – и они просто не сумели управлять процессами, запуску которых сами способствовали. Они много говорили в свое время о революции, но испугались ее прихода. Самый яркий из них, Милюков, явно не чета маргинальному охвостью современной России, мечтал выиграть войну и вернуть России Константинополь, Босфор и Дарданеллы. Но не смог понять, что народ устал воевать и ждет другого: земли и мира.

И народное возмущение выбросило его из кресла министра уже через два месяца после свержения монархии, в мае 1917 года. Кадеты продержались во временном правительстве до июля, но за это время успели накалить обстановку почти до предела и в июле им уже не приходило в голову ничего иного, как расстреливать демонстрации протеста.

За это время они сорвали оперативный созыв Учредительного собрания, сделав его во многом бессмысленным. И когда в декабре пройдут выборы в это собрание, проведенные уже большевиками, либералы потерпят на них сокрушительное поражение, а втянувшись в гражданскую войну, будут остальными партиями лишены депутатских мандатов. Именно они развязали первый этап гражданской войны, и они же приведут затем к власти военные генеральские диктатуры, а потом будут выброшены из страны вместе с ними.

Потом они будут жалеть и каяться: кто-то – что верил в народ. Кто-то – что свергал царя. Кто-то – что сорвал созыв Учредительного собрания. Кто-то – что развязывал гражданскую войну. Всё, за что они брались – все они же потом и разоблачали. Через сорок лет после того, как еще те, относительно приличные либералы развязали внутреннюю войну, новые подобия либералов – «либеральная советская интеллигенция» – будет «разоблачать культ Сталина», которому сама же служила и который сама же творила, и разрушать все то, что было сделано в предыдущие десятилетия. Но как только почувствует легкий бюрократический пресс – надолго замолчит, приняв роль интеллектуальной служанки власти.

И опять начнет разоблачать своих отошедших от власти хозяев, как только те начнут уходить, а новые им вновь разрешать что-нибудь критиковать. Разница между старыми российскими либералами и «советскими»: старые имели смелость выступать против живого царя и участвовать в его свержении. Новые проявляли свой либерализм лишь после того, как правитель умирал – и начинали критиковать его после смерти.

И всегда они сначала делали, потом – в содеянном раскаивались.

За исключением, пожалуй, третьего их поколения, волей судьбы получивших власть в 90-е годы. О том, что они преступники, говорит вся страна. Недавно и глава РПЦ признал, что проводимая в 90-е годы политика по своей преступности и разрушительности сопоставима с гитлеровской агрессией.

Покаяться у них не хватило ни смелости, ни совести. Но что у них всё получилось не так, как нужно – признают. Только хотят попробовать еще раз: считают, что недоделали. Выявляют собственные ошибки. И обещают их не повторять – например, в этот раз обязательно провести люстрации, чтобы выгнать из управления всех, кто пытался так или иначе отстроить страну после их варварской прогулки по ней.

Не только стране не повезло с ними, с ними не повезло и самому либерализму. Поскольку на Западе либерализм всегда стремился сделать страну сильнее, бедность – меньше, бизнес – заставить работать в интересах страны. На Западе либерализм всегда апеллировал к разуму – современные отечественные «либералы» оперировали предубеждениями. На Западе либерализм прокладывал дорогу просвещению и открывал школы и университеты – отечественные «либералы» открывали дорогу дикости и сворачивали расходы на образование. В такой либеральной стране, как Англия только один частный университет. И открыт он был лишь в 1978 году. Британия считала делом своей чести строить, иметь и содержать первоклассные ВУЗы. В России либералы посадили университеты на голодный паек – и превратили профессоров в нищих.

Российское общество и российская власть часто замечали необходимость реформ тогда, когда этой терапии – если считать реформы терапией – было уже недостаточно и необходимо оказывалось хирургическое, революционное вмешательство. Соответственно, реформы в России терпели поражение тогда, когда не находили в себе сил стать революциями.

То же, что подчас называют «либеральными реформами», служило интересам тех, кто в это время относился к «либералам», но им, как и говорилось, всегда было свойственно принимать свои интересы части господствующей элиты за интересы всего общества. И проводя свои начинания, они, даже искренне желая блага, сталкивались с тем, что их интересы чужеродны как основной части элиты, так и основной части населения. Когда же им, как скажем, в 90-е годы и давалось провести свои начинания в силу либо обмана масс, либо относительно случайного совпадения факторов, наделявших их властью – их начинания и оказывались трагедией для большинства народа.

Трагедия современного российского «либерализма», в первую очередь, в его некритичном рыночном фундаментализме. Но во вторую – в его элитарности и отказе от признания за собой обязанности служить большинству и признания над собой власти большинства, в попытке заменить просвещение народа и борьбу за народ – попыткой силой и властью навязывать свои решения этому большинству и этому народу.

В результате уделом их становилась народная ненависть с одной стороны, и печальные рассуждения о неблагодарной участи реформаторов в России – с другой.

Либерализм можно любить или не любить, принимать или не принимать, но надо четко отдавать себе отчет в том, что:

– экономическая и политическая линия 1990-х гг. не имела к нему никакого отношения;

– Гайдар, Чубайс и их соратники никогда не имели никакого отношения к либерализму ни в одном из его обличий, а лишь спекулировали на нем;

– быть либералом сегодня в России значит не звать к рынку, а требовать в экономике введения государственного регулирования и контроля за ценами, а в политике – гарантий политической деятельности оппозиции, предоставления ей эфирного времени, сопоставимого с временем, которое имеет власть, либерализации партийного и выборного законодательства, ограничения вмешательства государства в жизнь гражданского общества, создания независимого суда и ответственного перед парламентом правительства. В социальной сфере необходимо требовать гарантий бесплатного образования и здравоохранения, реализации права на труд в соответствии с интересами личности, повышения оплаты труда до уровня европейских стран, установления размера пенсий на уровне средней заработной платы по стране. В сфере морали – добиваться утверждения норм ответственности граждан и власти перед обществом, признавать совесть непременным атрибутом социального, экономического и политического действия, утверждать сочувствие к страданиям как норму общественной жизни.

Если мы можем назвать, какие партии, силы или политические действия в современной России соответствуют данным критериям, – мы можем сказать, кто в России является либералом.

Если таких нет, – значит, в России сегодня нет либералов (что не означает невозможности их появления).