Текст книги "Шаги в глубину"

Дальше была тишина.

Глава девятая

Мне было плохо. Я сидела в затемненной боевой рубке, обхватив голову руками, потому что эту самую голову срочно требовалось держать, сдавливать и сжимать – настолько там все было плохо. Так летит перегретый контур, когда закончились теплопакеты. Так греются носовые орудия в пылевых туманностях – на износ, под капремонт, чтобы только пару секунд еще продержаться.

В голове кто-то истошно кричал, а мое плечо мерзло, и бок весь тоже мерз, будто бы я обнималась с Лиминалью.

«С Лиминалью? Что за бред?»

– Это не бред.

Я отняла руку от лица и повернула голову к источнику ледяного холода. Глаза открывались целую вечность, и все это время в мозгах рвались и рвались бесконечные кластерные торпеды. В нескольких сантиметрах от моего лица оказалась серебристая татуированная маска Гончей, и это было слишком. Я кричала – в лицо этому демону, в лицо своему страху, кричала, пока не иссякла.

– Ну и что ты орешь? – услышала я сквозь грохот своего пульса.

Спокойный, безучастный голос так шел мертвецу.

– Что ты здесь делаешь?

– То же, что и ты.

– А что я здесь делаю?

Можно уже шептать: сорванный голос не позволяет больше, да и расстояние между нами располагает. Я не вижу ее глаз, только призрачное свечение серебра в коже, и впиваются в мои щеки промораживающее дыхание, льдистые слова.

– Ты здесь прячешься.

– От чего?

– Вспомни, где ты была.

– Я…

– Вспомни, зачем ты туда пошла.

– Но…

– Ты прячешься от ответов.

«Я – прячусь?» Приятно слышать такое от мертвой Гончей.

– Дальше прятаться некуда.

Она встала, и ее лицо попало в поток бледного сияния обзорных экранов. Глаза бывшей старосты курса сияли звездным серебром.

* * *

Потолок медотсека выглядел до неприличия знакомым, будто я какой-нибудь «хроник» или просто неудачница. Я первым делом вслушалась в свои контрольные маячки, в показания витаконтроллера и убедилась, что с телом Алексы Люэ все хорошо. Мозги задали работу потовым железам, так что послевкусие тягучего кошмара было липким, холодным и по всему телу.

Я села и завернулась в простыню, которой меня укрыли. Отчего-то хотелось укутаться – должно быть, после мороза там, во сне. «Что ж ты повадилась мне сниться, Гончая Фокс? Что я тебе такого сделала?»

Смешок сам застрял в горле.

«Боже, я схожу с ума», – это была мысль номер один.

«Это все „Хаттам“, который „Маттах“. Ну, или как там правильно».

Мысль номер два оживила воспоминания, и там была странная деталь: огромная туша, из которой во все стороны торчали ленты, собранные в пучки крыльев. Мерзость противно пульсировала, и между ней и «Телесфором» распластались две тушки в скафандрах. Воспоминание было абсурдным, тревожным, но не к спеху: коль скоро я на корабле, то фрегат обормота уцелел, значит, все можно узнать.

Стоп.

А что если фрегат погиб, и я сейчас там – в ловушке из живого камня? Или я до сих пор в бреду внутри порченой каравеллы? Ладонь легла на теплую стену, и в пелене сплошной жути образовался просвет: подделать это тепло нельзя, это самое настоящее тепло.

Самое-самое-самое.

«Давай, убеждай себя», – предложил голос, подозрительно похожий на жуткий голос Джахизы. Я скрипнула зубами: так не пойдет, сука. Это никуда не годится – у меня самый настоящий шок. Посттравма? Эффекты зазеркалья? Так, ладно, разберусь со своим состоянием – и в бой, решать проблемы и разгадывать загадки.

Я встала, открыла ящик с медикаментами. Седативы, транквилизаторы – не то. Ага, нейролептики. Порывшись в пачках холодных – снова холодных! – инжекторов, я отыскала смутно знакомое наименование, и уже приставив впрыскиватель к шее, замерла. В полированной секционной дверце шкафчика отражалась перепуганная девчонка с золотой пилюлей от всех проблем. Давай, детка, активируй инжектор, и тебе даже стреляться не понадобится: оно тебя сожрет. Не это вещество с пятью корнями в названии, так другое, с семью и одной греческой буковкой в начале – ведь непременно такое будет, правда? Значит, на место эту дрянь – просто положить в пустой слот. Еще раз посмотреть в глаза своему отражению.

«Легкие пути – не твои, доченька».

Ага, мама, я помню, и никогда тебе этого не забуду. Простить – простила, а вот забыть не получилось. Потому что с этого все и началось, и кто знает, когда ты сошла с ума, мама: когда зачала свою идеальную дочь или когда увидела, какой стала твоя фройляйн Совершенство?

Я очаровательно улыбнулась своему отражению в дверце шкафчика и засунула шприц в складки простыни. В хозяйстве пригодится, станет невмоготу – закрою глаза на свою идеальность. И вообще, порефлексировали – и будет. Пора заняться своими непосредственными обязанностями.

– Алекса, вы уже очнулись?

Доктор Мария, судя по ее виду, опомнилась куда раньше меня, что печально.

– Ага, – сказала я вслух. – Слушай, Карпцова, хватит мне «выкать». Блудная каравелла – это у нас пойдет в зачет как лет пять крепкой дружбы.

Мария покачала головой, подошла к медицинскому оборудованию и принялась колупаться в данных сканеров. Я наблюдала за ее действиями в отражении.

– Хорошо. Но вот дружба… Я вроде пошла с тобой по твоему настоянию, так?

Я обернулась. Ну надо же, неужели ее это задело?

– Именно. Как гарантия, что я вернусь на борт.

Мария кивнула и, широко расставив пальцы, поелозила ими по экрану, словно разминая кусок виброгеля. Б-р-р, палаческо-хирургические пальчики, прямо скажем.

– Я так и поняла. Умно. Забавные у тебя отношения с капитаном, доверительные.

– Ни единого умного слова. У тебя избыток желчи?

– Да. Это возрастное, такое часто вместе с умом приходит.

Ого, наша икающая докторша решила пошалить на моем поле, да еще и моими игрушками. Я открыла было рот, но сразу же его захлопнула: очень уж по-глупому выглядела пикировка, и судя по недоуменному взгляду Марии, она соображала в этом же направлении.

– Хм. Гм, – кашлянула Карпцова, пряча глаза. – Я, пожалуй, сооружу какой-нибудь успокоительный коктейль. У тебя нет аллергии на тета-блокаторы?

– Я даже не знаю, что это.

– Ладно.

Поцапались, помолчали. Да что ж такое? Мысль о том, что я по-прежнему внутри кошмара, снова заполошно забилась в голове.

– Как все закончилось? Наши победили, Карпцова?

Мария оживилась, колдуя над лабораторным синтезатором.

– Получилось ужас как странно. Дональд сам тебе… – Она запнулась и досадливо цокнула языком. – Ах да, забыла. Он просил тебя зайти в рубку, сразу как ты очнешься.

Ну, это мы запросто, отчего бы и не сходить в простынке и босиком.

– Тогда я пойду. Оденусь у себя и пойду.

Голос Марии остановил меня уже у двери.

– Алекса…

– Да?

– Ты помнишь свой рассказ о червоточинах и… Ну, обо всем, что было связано с ними?

Я смотрела на сосредоточенную Марию, и очень хотелось прикусить губу. Память была услужлива, и я ничего не понимала – себя в первую очередь.

– С нами что-то произошло, так что если ты вдруг поймешь, что это не просто стресс…

Я кивнула, не оборачиваясь, и вышла. Ругаясь и отговаривая Марию, я сама полезла в невыносимый кошмар родом из зазеркалья. Перед глазами стоял посеребренный призрак Джахизы Фокс.

* * *

Помытый, одетый и бодрый бывший инквизитор – это замечательный инквизитор, не в пример инквизитору грязному, голому и уставшему. Я маршировала по коридору фрегата, жуя на ходу галету. Явиться «как только, так и сразу» один черт не получилось, поэтому я приводила себя в чувство со всей серьезностью.

И это того стоило.

Свои проблемы я рассовала по полочкам и причесала. Остались, по сути, два беспокойных вопроса, и выглядели они следующим образом. Во-первых, чем закончилась история с отзеркаленной каравеллой? Во-вторых, не схожу ли я с ума? Ответ на первый находится в конце этого самого коридора, а вот со вторым все сложно. Взять хотя бы такую незначительную деталь, как мое поведение перед высадкой на «Маттах». Берем мы эту деталь и, значит, смотрим. Смотрим, смотрим – и ничего не понимаем, потому что я, накручивая и себя, и Марию, тем не менее и мысли не допустила, что нечего людям делать на зараженном порчей корабле. И уж если Карпцова не понимала, на что идет, то я-то сама в курсе была, правда?

Тогда мне казалось, что это опасный рывок к новым ощущениям и вообще неплохо было бы разведать, что да как там. Ведь что забавно: будучи служанкой Империи, я бы в три этажа покрыла матом того, кто приказал бы мне провести досмотр вернувшегося из зазеркалья судна.

Я почему-то очень живо представляла себе это. Во всех, так сказать, красках.

Корабль, прошедший червоточину, – это не лучший повод впрыснуть себе острых ощущений.

С подобными скверными мыслями я вошла в рубку.

– А-алекса?

Дональд уже знакомым жестом похлопал по ложементу рядом с собой. «А ведь пошлый-то жест. И наглый», – подумала я, садясь.

– Что скажешь? Раздолбал неведомую дрянь? Или это все же мне привиделось?

Дональд вздрогнул, и я наконец догадалась рассмотреть его повнимательнее. Парень выглядел каким-то больным, и сразу стало ясно, что в компании психов с утра пополнение. У него легонько, едва заметно подергивалось левое нижнее веко, взгляд блуждал.

– Так-так, – протянула я. – Проблемы?

– Да.

Я осмотрела обзорные экраны: нет, мы по-прежнему болтаемся в том же секторе, и даже, если верить возмущениям изнанки, не так далеко от червоточины. Двигатели молчат, но и данных о восстановительных работах на экранах нет. Мы победили вчистую, только вот герой наш на героя не похож. Не Лиминаль же в открытом космосе порвала монстра? Прикинув картинку, я хмыкнула: а что, с той станется, ага.

А обормот между тем все молчал. Врала, по-моему, Мария: ничего он не собирался мне рассказывать. А вот посидеть и трагически помолчать – очень даже собирался.

– Мне что, ВИ «Телесфора» допросить вместо тебя?

Дональд снова вздрогнул, но голос подать соблаговолил:

– Н-не получится. Я ее отключил.

«Хах, да ладно?»

– И с чего это? Что тебе виртуал сделала?

Он твердо посмотрел мне в глаза:

– «Т-телесфор» отказался предоставить м-мне данные о сражении.

Ого. А так бывает? Я настолько поразилась факту неповиновения бортового виртуального интеллекта, что не сразу оценила первый смысловой пласт фразы.

– Так… С восстанием машин разберемся, но зачем тебе данные по сражению?..

Я смотрела в его глаза – там отражались крохотные льдистые точки звезд – и уже все понимала.

– Я н-ничего не помню.

Вот это вариант. А Дональда тем временем прорвало.

…Он орал. Он заплевал микрофон, пытаясь докричаться до нас с Марией, а порченый корабль на все лады повторял ему обрывки моих реплик, в которые вплетался тонкий перелив флейты. Несчастный обормот стискивал пульт связи, когда обшивку «Маттаха» распороло плазмакластическим ударом. Мелькнули два барахтающихся скафандра, хлынуло мертвецкое свечение из недр каравеллы – и Дональд двинул «Телесфор» юзом, понимая, что надо хотя бы втянуть нас в свое гравитационное поле, – и не прогадал.

Бабахнуло самоуничтожение, испарило обломки «Маттаха»…

– Я увидел эту тварь, и все словно померкло, – мертвым голосом закончил Дональд. – Я упал на ложемент, вызвал синхронизацию – и все.

– И все… – зачарованно повторила я. – Тьфу, то есть как – все?

– Совсем все, – буркнул он. – Я очнулся, вокруг экраны загорались. А на центральном еще была надпись, она как раз гасла. «РПТ: деактивирован».

– «РПТ»? – нахмурилась я. – Что это такое?

– В-вот-вот. Я тоже хотел узнать – и п-получил фигу от собственного корабля.

– Бред. Ты предъявил капитанские полномочия?

– П-прикалываешься?

Да, пожалуй. Ситуация великолепная – и почему-то не удивительная. Наверное, потому что не бывает таких подарков судьбы, как «Телесфор», и чтобы без подвохов.

– Записи наших скафандров?

– П-пустые.

– Блоки памяти «Телесфора»?

– Отф-форматированы.

– Косвенный допрос?

– Уклоняется.

– Угрожал стереть?

– Н-не действует.

Обормот в кратчайшие сроки опробовал все, чтобы разговорить виртуальный интеллект, правда, это были стандартные процедуры, да и сложно вообразить себе что-то сверх того. Никому же, право слово, не придет в голову разрабатывать методы допроса кухонного комбайна или медицинского кибера.

ВИ – это не ИИ, и вот тем не менее.

– Значит, есть некие строгие ограничения на уровне ядра программного комплекса, – подытожила я, чувствуя себя последней дурой. – То есть изначально кораблю запретили сообщать тебе определенные вещи.

– Это п-понятно, – устало отмахнулся Дональд. – Но почему?

– Есть еще один очевидный ответ. Твои пропавшие пять лет – далеко не самые скучные годы.

Дональд ничего не ответил. Он так и сидел в своей нелепой майке, в не менее банальных флотских брюках, и, что еще обыденнее, – он держался ладонями за виски. Такой весь обычный-обычный малый, который ухлопал не пойми что из зазеркалья и даже не может вспомнить, как.

А самое противное – это когда тебя предает твой корабль, и ладно бы взорвалось что-то или сгорело в самый неподходящий момент, но чтобы вот так… Да, когда у твоего судна появляются секреты – это, что ни говори, очень грустно, чувствуешь себя лишним и обманутым. Выходит, что мой капитан угнал корабль с очень веселой биографией. А может, и не угнал, но тогда – бред, и думать об этом бессмысленно.

Вопреки своим же намерениям я некоторое время ломала голову над вопросами порядка «что за ерунда?» и опомнилась только, когда Дональд встал.

– П-посмотри еще вот на это.

На экране отображался какой-то лог – старого образца текстовый лог общения обманутого капитана с машиной-обманщицей. Похоже, напуганный кэп счел за благо отрезать мятежный ВИ от средств коммуникации.

Так, ну это логин, пароль. «Ого, да ты параноик, сорок два знака, три уровня защиты!.. А это что?»

– Дональд, что это за «код проекта»?

Он наклонился к экрану рядом со мной. Теплый, зараза, – несмотря ни на что, мне это нравится.

– Н-не помню. К-какая-то часть пароля. Да ты не т-то смотришь…

– Да нет же, – я поморщилась. Внезапные посторонние мысли о теплом обормоте мешали и упорно не хотели уходить. – Это отдельный пункт входа в систему, программа требует указать принадлежность к организации. Ну, чтобы знать, что тебе показывать, а что – нет…

Я потихоньку начинала соображать. Дональд говорил, что, когда он очнулся после пятилетнего забытья, виртуальный интеллект был обнулен.

«Обнулен. Обнулен, черт побери…»

Я протянула руки, вызвала голографический интерфейс ввода и, не глядя на текст обиженной переписки, из-под учетки капитана вбила одно слово. Logout.

– Алекса!! Что ты творишь?!

Освещение мигнуло, и через мгновение рубка ярко засияла. Я-то знаю, что я творю, а вот ты, балбес, временами, похоже, даже сам не понимаешь, что делаешь. Вернее, так: ты не понимаешь, что ты что-то делаешь.

– Вперед, – я отодвинулась от консоли ввода и сделала приглашающий жест.

– Что вперед?! Что ты наделала? Я не знаю пароль!

Никак голос прорезался? Ничего страшного, я и сама не из тихих.

– Ты чертов паникер, Дональд! Вводи пароль, быстро!

– Но я…

– Ты идиот! Если ВИ был обнулен, как ты мне заливал, то ты должен был ввести верный пароль, чтобы его запустить!

Я замолчала и с удовольствием наблюдала за эффектом. Вы когда-нибудь говорили смертельно больному человеку, что он болен, но не смертельно? Я – не говорила, но вроде должно быть похоже.

– П-погоди, но запал-карта…

– Я не буду называть тебя идиотом. Сам допрешь, ага?

Mein Gott, ты же капитан, хоть каким рохлей выглядишь! Ну как тебе запал-карта поможет? Модуль управления и авторизация – это две отдельные вещи.

– Вводи пароль, – устало сказала я. – Хочешь, я не буду подглядывать?

Дональд несмело улыбнулся, я с неудовольствием почувствовала еще одну волну приятного тепла, и все исчезло. Собранный парень, хмурясь, взялся за дело. У меня появилась еще целая куча поводов подумать, а вообще было дико обидно: что-то эпичное прошло мимо меня, мимо везучего обормота, и даже вылечив одну маленькую проблему, я и на шаг не подошла к ответам. Вот разве что…

– Алекса, п-получилось!

«Что? А, ну да».

– Поздравляю. Слушай, – сказала я, игнорируя светящееся радостью лицо, – получается, что ты не помнишь событий тех пяти лет, но у тебя остались навыки, моторика и кое-какие факты. Так?

– Н-ну… Да.

– Понятно. Делаем так.

Я подошла к консолям и открыла доступные видеологи. Не тот ракурс, не то время, это вообще что? Ага, вот ты где. Давя в груди ворсистый комок страха, я смотрела, как разворачивается за парящими обломками огромная туша – последние секунды перед отключением систем. На экранах парил рубленый торс без всяких конечностей, какие-то огрызки, какое-то размазанное пятно прямо посреди «груди» – и шквал лент, дикая насмешка над крыльями.

Оно, конечно, отложить бы, продумать бы, но в задницу благоразумие. Я с ума схожу, ага?

Я четко видела весь нехитрый план, и руки сами выписывали пируэты по контрольной панели. Выставить допуски, экраны, данные сканеров – откатить. Программу симуляции гравитационных возмущений по параметрам – запустить. Теперь виртуал «Телесфора» будет искренне полагать, что у нас снова есть враг: приборам врать вроде ни к чему, да и не проверишь: он у нас сейчас тьфу, одно программное ядро без сенсоров.

– Алекса, что это?

А это у нас отозвался второй ингредиент плана, и его еще предварительно нужно бы поджарить.

– Поди-ка сюда.

Дональд подошел, встал сбоку, и его шея тотчас же очутилась в двусмысленном захвате.

– Ч-что…

– Это не то, о чем ты подумал, – сообщила я ему на ухо и впрыснула нейролептик.

Дональд шлепнулся на палубу и отполз от меня, прижимая ладонь к шее.

– Алекса, что ты мне…

Ага, «поплыл», пошла фаза торможения, препарат подстраивает мозг. И – начали. Я нажала кнопку на панели. Экраны окрасились алым. «Тревога! – сообщил запертый ВИ зелеными буковками. – Вводится в действие синий код».

Что, простите?

«Рекомендуется разблокировать возможности ВИ».

Да хрен тебе.

«Рекомендуется удалить посторонних из рубки».

Уже бегу.

Корабль проходил экстренные самопроверки состояния, по отсекам билась тревога. Я отвлеклась, чтобы заблокировать двери: только икающей гражданки мне здесь не хватает. Приборы рапортовали о готовности фрегата, а Дональд все мотал головой, пытаясь сфокусировать взгляд. Хорошо, что я додумалась не колоть это себе.

Текстовых предупреждений он не видит, вокализационный модуль ВИ отключен, значит… Я представила, как должен звучать напуганно-растерянный тон, и что есть силы заорала:

– Дональд, синий код!

Обормот вздрогнул и, опираясь на руки, попытался встать. Вспышки тревожных сигналов кровавыми бликами ходили по его лицу, серые губы двигались в попытках что-то произнести. Только придвинувшись вплотную к Дональду, я разобрала, что сквозь «Бам! Бам! Бам!» сирены он пытается продавить главную команду пилота сингл-класса:

– С-синхронизация, экстренный порт.

Освещение рубки сменилось, и я оглянулась. По всем информационным панелям поверх стандартных данных горела надпись: «Разблокируйте возможности ВИ. Противник соответствует синему коду». Я обхватила Дональда и потащила к ложементу. Парня прошиб пот, он едва заметно дрожал, и это уже был не нейролептик. Это работал мой хитрющий замысел.

«Разблокируйте возможности ВИ. Противник соответствует синему коду».

Уложив Дональда, я отодвинулась от ложемента, освобождая путь синхронизационному интерфейсу. Почувствовав, что что-то изменилось, я оглянулась на экраны и увидела, что запрос ВИ изменился.

«Разблокируйте возможности ВИ. Пожалуйста!»

О, черт, что это? «Пожалуйста»? Да что происходит?

– Синхронизация, – громко сказал Дональд. – Режим – РПТ.

Сирены затихли. Я ощутила самое страшное и странное чувство в своей жизни: меня вдруг стало много. Бред. Но я сразу поняла, что именно так называется то, что я испытала. Здесь и сейчас, в один момент времени со мной и даже, возможно, в одном со мной мире вдруг стало много-много-много-ужас-как-много рыжих беглянок. Меня размазывало между этими Алексами, я была всеми ими, но каждая из них была сама собой.

Я рухнула на колени, сжимая виски ладонями.

«Нет. Нет! Нет-нет-нет!»

Каждая Алекса думала уже о чем-то своем, по-своему переживала происходящее, будто стремительно раскрывался огромный веер, словно расходились и расходились нескончаемые тропинки, и среди них терялась на развилках одна настоящая Алекса Люэ.

Я ползла к навигационным приборам, понимая, что стоит мне отключиться – и будет как раньше: беспамятство, смущенный и потерянный Дональд, загадка, которая как стояла, так и стоит, и безразличные ко всему глубины великолепного космоса, где бывает даже такое.

«Мама, что со мной? – Еще полметра… – Я так не могу! – Надо разблокировать дверь! – Мария, держись там! – Дональд, что происходит? Ответь, Дональд!»

Мое я, само пространство растягивалось бесконечной гармошкой, будто рубка отразилась в двух поставленных друг напротив друга кривых зеркалах. Это означало что-то очень важное, но ни одна из множества Алекс не могла понять, что именно, и от этого было только хуже.

«Надо доползти, иначе все зря».

Я – какая-то я – ухватилась за эту мысль, как за страховочный фал, и еще одна попытка преодолеть звенящие бесконечностью полметра удалась. Повиснув над мерцающими экранами, я нашла навигационный и получила еще один удар под дых: по данным позиционирования фрегат «Телесфор» занимал в пространстве восемнадцать точек. Нет, уже девятнадцать. Двадцать три. Тридцать… Эти точки ежесекундно погружались в изнанку и выходили из нее, и все они располагались вокруг воображаемого врага.

Впервые в истории космических сражений противника окружали силами одного корабля.

«Формирование режима продвинутой тактики завершено. Пожалуйста, разблокируйте…»

Борясь с тошнотой, удерживаемая в сознании только шоком открытия, я улыбалась: РПТ, режим продвинутой тактики, – просто название невероятного маневра.

– Разблокировать ВИ.

«Что? Нет! – Быстрее, Дональд! – Подожди! – Гори в аду, слюнтяй! – Ненавижу, я же… – Координаты соответствуют…» Я оглянулась: распятый на ложементе капитан так и не открыл глаз.

– Слушаюсь, Дональд. Внимание, – сообщил вырвавшийся на свободу донельзя ехидный голос. – Ситуация синего кода искусственно смоделирована. Инициирую выход из режима продвинутой тактики.

– Принято, – ответил Дональд.

Чертов виртуал намеренно произнес это вслух, явно для меня – обормот был еще в сцепке с кораблем, можно было и напрямую ему в мозг. А я поставила странному ВИ еще один вопросик в маленькой черной книжечке: умоляет, ехидничает – и склонен к показухе.

Отлично.

Гармошка умноженного корабля со звонким хрустом сложилась. Фрегат поплавком выскочил из своего мерцающего состояния, из грани яви и изнанки. Кривые зеркала десятками прессов вбили в меня осколки меня самой, и я осела на пол.

Боль-боль-боль-боль…

Когда кровавая пелена поредела, я увидела встающего с ложемента обормота. Его слегка пошатывало, – нейролептик все еще действовал, – он тряс головой, но, всматриваясь в его глаза, я понимала, что этот знакомый растерянный взгляд немного другой. На какой-то миллиметр промахивался Дональд, поднимающийся со своего места, мимо того Дональда, которого я знала.

Секундочку: во-первых, режим продвинутой тактики. Во-вторых, память. В-третьих, я сама оставалась в сознании.

Мой план сработал, теперь срочно надо его дополнить.

Я прыгнула. Не помню, какой удар выбрала, в какую точку прицелилась – все довершил опыт. Это так просто – лишить человека сознания.

Куда сложнее – не убить его при этом.

* * *

Тяжело дыша, я поднималась над слабо подергивающимся телом. Жив вроде бы. В двери ломилась Мария, интерком показывал ее паникующую мордашку, виртуальный интеллект зловеще молчал – продумывал, поди, как бы меня понадежнее угробить.

Словом, все было чудесно.

А еще мне понравилось, что Дональд, открывая глаза за миллисекунду до удара, попытался увернуться. Не физически, конечно – черта с два он успел бы уклониться от броска бойца вроде меня, но он успел понять, что его атакуют, и по аксонам-нейронам отправился сигнал: «Врассыпную!» Это дорогого стоит, скажу я вам.

– Двери, – распорядилась я, и ВИ «Телесфора» то ли временно решил не воевать, то ли все еще продумывал способы моего умерщвления.

– Алек… Дональд? Что с ним?

Мария хлопнулась на колени и порхающими движениями пальцев прошлась по тушке капитана. О, вот и место удара нашла. Нечего на меня так смотреть.

– Это был следственный эксперимент, – сказала я, осматривая рубку.

ВИ не очень долго думал, что делать со следами моей аферы: экраны сияли девственно чистыми и приторными показаниями: все хорошо и все под контролем. Мол, не было никаких загадочных РПТ, это просто бывший инквизитор надавала по мордасам капитану – и дело с концом. На почве, например, бытовой.

– Какой еще эксперимент? – возмутилась Мария. – Я… Ик! Очнулась у двери в рубку, с кораблем что-то происходит, а ты…

Я хмыкнула. «Телесфор» по-прежнему молчал, ожидая, видимо, пробуждения Дональда. Негодующая Мария молчала, ожидая моего ответа. Дональд беспокойно ворочался на полу, все еще безразличный к происходящему, и тоже, естественно, молчал. И только меня в этом мире интересовали какие-то глобальные вопросы.

Я вздохнула. Самое время собраться с мыслями.

– Ты помнишь, как уничтожили ту тварь, что захватила «Маттах»?

– Нет, но Дональд сказал, что он тоже не помнит.

– Угу. Как и тех пяти лет своей жизни.

Мария негодующе фыркнула. Так ей и запишем.

– Алекса, я как врач не проводила осмотра, но не вижу связи между полным разрушением памяти и тяжелым стрессом после боя. Во втором случае вполне есте…

– А я как инквизитор – вижу. Он абсолютно одинаково говорил об обоих случаях – и микровыражения, и взгляд, и интонации. Понимаешь, оба случая одинаково на него действуют, и побоку механизмы.

– Побоку? А терапию ты как подбирала? – поинтересовалась Мария, оглядываясь на Дональда. – По симптомам?

Вот всегда так, подумала я, потирая стреляющий висок. Только разреши человеку обращаться на «ты», как сразу ирония и сарказм.

– Его память как-то связана с особенностями этого корабля.

Мария недоверчиво посмотрела на меня. Приводить Дональда в чувства она не спешила. Значит, поверила.

– Как видишь, я предположила, что память вернется в этом самом боевом режиме, и оказалась права. Ну, и получила по ходу дела полную чушь с точки зрения физики и здравого смысла.

Мария слушала меня, не перебивая, и только сосредоточенно хмурилась.

– Я так и не поняла, – сказала она наконец, – почему ты решила, что память к нему вернулась хотя бы временно?

Вот здесь был самый хлипкий момент. Мне – инквизитору с опытом форсированных допросов – хватит и дрожи века, чтобы изменить весь ход дела, а вот как объяснить врачу, что Дональд, встающий с ложемента, был не совсем тем мямлей, которого мы обе знаем? Как объяснить, что, покидая капитанское место, обормот стремительно терял вернувшуюся ненадолго память?

– Ну, пара деталей, – осторожно начала я. – Он вызвал этот самый режим продвинутой тактики…

– Но он уже знал о нем из того сообщения, которое успел увидеть, – предсказуемо возразила Карпцова, поглядывая на парня.

Дональд стонал и явно собрался очухиваться.

А мне рассказывать о мимолетных выражениях не хотелось. Не то чтобы неохота нарываться на косой взгляд и непонимание. Не хочу, секрет фирмы, если изволите. К тому же меня пошатывало: видимо, разделение на тысячу Алекс лучше переживать в режиме синхронизации. А еще лучше – вне рубки, где просто отключит мозг.

Так что обормот очень вовремя открыл глаза. С точки зрения Марии, возможно, и нет, но мне пришлось весьма кстати.

– Дональд? Сколько пальцев ты видишь? – спросила Мария, склоняясь над капитаном.

– Т-три.

– Тошнит?

– Н-нет.

«А меня, мать вашу, – да».

Дональд приподнялся на локтях и попытался зафиксировать голову.

– Где Алекса? – хрипло поинтересовался он, рассматривая лицо докторши.

Я прикидывала, не даст ли он сдачи, я всматривалась в его лицо и пыталась определить, какие плоды принес мой удар. Может, он начнет косить. Может, перестанет заикаться. А может, какая-то часть дрянной его дырявой памяти таки осталась при нем: все же шоковая терапия творит чудеса.

Я тебе не доктор Мария, обормот.

– Что скажешь? – спросила я, усаживаясь рядом.

– Я… З-зачем ты меня накачала?

Он еще «плывет», да вдобавок и не помнит, выходит, ни черта? А если вот так?

– Дональд, РПТ – это «режим продвинутой тактики», – сказала я, оттесняя Марию и склоняясь к его лицу. – Тебе это о чем-то говорит?

Он помотал головой.

– А почему твой ВИ упрашивает хозяина разблокировать его?

Дональд вздрогнул, но это снова был всего-навсего Дональд, напуганный своим кораблем, а не тот парень, который медленно отходил от синхронизации в диком и невозможном режиме. С растущим отчаянием я изучала его лицо и понимала, что только добавила себе пару вопросов, но осталась на том же месте: загадочный корабль, загадочный капитан. Возведем это в квадрат и получим…

Да уж, дебильное уравнение, что и говорить.

И чистые логи, потому что поганый «Телесфор» наверняка молчал с пользой дела.

В груди царапалась обида: это что, меня просто так вывернуло наизнанку? Просто так поделило на ноль? Просто так проволокло по боевому режиму, которого, scheisse, не должно существовать в природе?!

– Слушай сюда, мямля! – Я схватила его за лямки майки. Карпцова протестующе пискнула, но это уже было по барабану. – Твой корабль выворачивает тебе мозги, он прячет твою память себе в банку! Ты, мать твою, просто деталька в этом распрекрасном корабле, но благодаря тебе он способен на невозможное! Оказаться в сотне точек сразу? Да раз плюнуть! Отделать врага так, как он никогда бы не подумал? Не вопрос! Может, соберешь свои сопли и скажешь мне, что ты такое?!

Его голова трепыхалась из стороны в сторону в такт рывкам, а глаза выскакивали из орбит. Черт его знает, чего я хотела: вернуть ему память, дать ему по морде, получить по морде сама – но лишь бы он перестал быть такой невозможно – нереально – тупо противоречивой тряпкой.

– Чего ты с таким отношением вообще хочешь от этой жизни, сволочь?!

Дональд вдруг обмяк и устало сказал куда-то в пространство:

– Я не знаю, Кацуко-сан.

«Кацуко-сан». Хоть что-то новое, ага. Я отстранилась от обормота и только сейчас почувствовала на руке хватку Карпцовой, которая, похоже, пыталась меня оттащить. Повернув голову, я уже подготовила взгляд через плечо в духе «зашибу стерву», но наткнулась на ошарашенный взгляд докторши. Она открывала и закрывала рот, прям как волосатик, которого не купали три дня.

– Мария… Ты меня отпустишь?

Взгляд Карпцовой сделался осмысленным.

– А? Да…

Я стряхнула ее руку и снова обернулась к обормоту:

– Дональд, кто такая Кацуко-сан?

Обормот открыл глаза и молчал. Зато ответила Мария.