Электронная библиотека » Сергей Динамов » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Падая легкою тьмой"


  • Текст добавлен: 27 октября 2015, 18:00


Автор книги: Сергей Динамов


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Я абстрактно выражаюсь. И надеюсь, ты понял. Не юродствуй!

Якименков откинулся в кресле. Снял очки и стал яростно тереть замшей стекла.

Сергеича несколько смутила феноменальная оперативность друга, но ни о каких санкциях, спецповестках он даже не заикался. И только в больном воображении могла возникнуть идея потормошить кого – то из компании, занимающей четыре этажа книжки на Новом Арбате со смехотворной арендой. С таким госшифером на крыше ни о каких разборках, дележе или рэкете (упаси бог) и речи быть не могло. Любое, пусть тончайшее, беспокойство вызывало мгновенную ответную реакцию, но на порядок, несколько порядков выше. Сергеич прекрасно понимал это, сознательно шел по самому краю и не мог объяснить себе, где оступился, наблюдая в данный момент материализацию этого. Туманная перспектива последствий маячила в отдалении.

Бизнес – версию, а заодно и любовь Манцева развалила секретарша Людочка, опьяненная скорее жалостью, нежели бокалом шампанского в ресторане «Серебряный век». Она вывалила такую уйму чего знать не след о потерпевшем боссе, что Сергеич буквально бегом посетил отхожее место и, вернувшись, вновь нежными, едва уловимыми мановениями приоткрывал чуть сомкнувшиеся лепестки, дабы живительный нектар чувственного излияния любящего Людочкиного сердца вдохнула черствая японская пластмасса диктофона.

К другу же вчера приезжал корреспондент прохановской «Завтра», некто Березин. Сергеич даже взял напрокат у надомного информатора значок с Виссарионычем и сменил номера «семерки».


Штаб Н – ского погранотряда

Таджикская ССР, 27.07.1982, 17:02

– Прошу внимания, товарищи офицеры. Группе подполковника Агашина на время проведения операции необходим повышенный уровень боевой готовности личного состава и усиленная охрана государственной границы на участках пятой и шестой застав, для чего вам также будут приданы резервные подразделения. Операция проводится на стыке участков. Подполковник ознакомит вас с деталями операции.

– По агентурным данным, в ночь с 28 на 29 июля будет предпринята попытка нарушения государственной границы СССР на охраняемом вами участке. Нарушители идут с грузом из Пакистана. 24 июля пересекли афгано – пакистанскую границу в районе перевала Акжарда. Кому предназначается груз, время передачи – предстоит выяснить. Наблюдение, нейтрализацию и захват проводит моя группа. Ваша основная задача – после перехода границу закрыть. Задача осложнена режимом радиомолчания. До определенных пределов, разумеется. В эфире – нормальная жизнь границы, связь только проводная. Блокирование приграничного района обеспечивается. Впустить, товарищи, и не выпустить. У меня все. Вопросы?

– Капитан Лукьяненко, начальник пятой заставы. Сколько нарушителей, товарищ подполковник?

– Точными данными не располагаю. Ориентировочно десять – пятнадцать человек. Многочисленность объяснима ценностью груза. Вероятностью огневого контакта соответственно.

– Капитан Пономарев, замполит заставы. Вы имеете в виду, товарищ подполковник, возможность огневого контакта с нашими пограничниками?

– Имею в виду весь маршрут следования в целом. Согласно донесению, маршрут отработан, практикуется не впервые. Оптимальный численный состав диктует опыт.

– То есть вы хотите сказать…

– Да, капитан. Это не единичное нарушение и переход на вверенном вам под охрану участке границы Союза Советских Социалистических Республик.


Митька

Афганистан, в двенадцати километрах от границы СССР, 28.07.1982, 14:30

Маркел, не поворачиваясь, тычет калашом в нависающий над тропой выступ. Митька отползает. Пригнувшись, бежит за каменной грядой к уходящему ввысь, почти отвесному склону. Карабкается, цепляясь за трещины. Головной дух уже должен подходить. Если сразу полезет на обвал – увидит, и тогда Сорокин… Тогда всё к черту. Резина секунд тянется, тянется. Дух не любознательный, замер, осторожно высматривая. Митька ящерицей лезет дальше, вверх. Добравшись, впрессовывается в камни, тянет из – за спины трубу «мухи»[4]4
  Гранатомет РПГ–26.


[Закрыть]
. Дыхание забито жарой и подъемом, но рот жадно хватает лишь печеное густое варево. Голова – звоном, тонким, дребезжащим.

Дальний поворот тропы как на ладони. Солнце жарит не с зенита, а чуть сзади, засвечивая духам. Горяченная зеленая пластмасса жжет щеку. Снизу гортанный крик, но выстрелов нет. Еще двое не спеша подбегают. Говор, шипит рация. Значит, стоп. Митька непроизвольно проигрывает действие внизу: двое присели, один перебежками нюхает обвал. Чисто там, чисто. Зови. Резина времени, растянувшись, трещит на пределе. Пульс – ритмичной болью в ноющих висках. Шипение… Поворот оживает. Первый в магазинном лифчике[5]5
  Лифчик (жарг). – здесь: жилет с грудными карманами для боепитания.


[Закрыть]
, с калашом. За ним совсем пацан, на шее палка РПГ без гранаты. Остальные понурым гуськом, за спиной серые небольшие мешки, М–16… Замыкающий. Не соврал Хаким. Восемь. Поворот от них уже метрах в тридцати. Митька жмет. Труба, ухнув болью по перепонкам, подбрасывает. Короткий высверк в основании стены у поворота мгновенно разрастается в облако дыма, пыли, летят камни. Гулкий грохот эхом в вершинах. Бесполезную трубу в сторону. АКС. Жмется к стене от возможного камнепада. Треск пальбы сзади, бесноватый веер свинца шьет тропу. Передний валится, ухватившись за живот. Остальные со всех ног назад, но пути нет – пропасть. В прорези – серая спина. АКС коротко дергает. Вскинутые руки. Глаза ищут…

Уже некого. Все.


Кроссовка соскальзывает на спуске, когда остается метра два. Митька падает боком, ударив локоть и бедро. Боль рвет вымотанное тело. Выть охота. Мычит, поднимается, плетется к тропе.

Ермаков уже разложил пакеты на всех. Не снимая наушников, возится с кучей альпинистских прибамбасов. Рядом моток жгута, какие – то лямки. Хаким с дико вытаращенными глазами остервенело кромсает труп духа в лифчике.

– Что застава, Ермаков? – У Маркела свои заботы.

– Молчит, товарищ прапорщик.

Маркел орет на таджикском Хакиму. Тот, не обращая внимания, машет тесаком. Брызги крови.

– Разбирайте добро. Не лезет – сухпай выбрасывать. Кто боезапас тронет – убью.

Идет к Хакиму, отбирает тесак. Хаким вытирает кровь с довольной гримасы, что-то тарабарит. Из – под рукава халата трое часов. Маркел бросает тесак к добру. Хаким ругается, жестикулирует, пнув ногой труп, неохотно идет набивать свою торбу.

– Этих всех вниз, к Аллаху. Павлов, возьми РПГ. Не копаться! Две минуты – и выходим.

– Молодого нашел, – недовольно ворчит Митька, спихивая мальчишку. Палка РПГ навидалась. Но панорамка – целая, с живой подсветкой и даже в чехле. Заботливый был пацан.

– Ну что там, Ермаков?

– Все нормально, товарищ прапорщик. Молчат погранцы.

– Так… Зимин, вперед. Сорокин, замыкаешь. Подобрались, подобрались. Не спать. Верх и под ногами пасти.

Шаг тяжелый, на горбу прибавилось, бедро отдается ноющей болью. Впереди – монотонный, осточертевший маятник спины Ермака с коробкой рации. Пот струится, режет глаза. Все в расплывчатой мути. Митька вяло мотает головой, стряхивая водопад с бровей: «Когда ж всему этому… Ведь всему же когда – то».

Жара душит, выедает остатки души, превращая в безвольный, но все же шагающий сгусток плоти. Белая топка на все небо, коснувшись вершин, нехотя отдает ущелье тени. В пышущем жаром раскаленных камней студне мгновенная смена красок. Монолит слепящей серости гаснет, незаметно набирает оттенки и, искажаясь в мареве, одевается мягкими играющими полутонами теней. Едва заметное обжигающее движение прокаленного воздуха в предчувствии еще далекой, но убийственной ночи переходит границу терпения, пытаясь сломать, дожать полуживой разум, давящийся теплой хлоркой из фляжек, вымученно бредущий и умоляющий свою госпожу с косой об одном – о прохладе.


«…Ваша РК–1753 от 20.07.1982. Докладываю выполнение. Разведпоиск проведен по трем из четырех указанных направлений. Данные обрабатываются и будут переданы незамедлительно. Считаю дальнейшее проведение поисково – спасательной операции нецелесообразным. Разведгруппа (командир гвардии прапорщик Маркелов) на радиоявки в основное и резервное время с момента выброски, 25 июля сего года, не выходила. В зоне наблюдается активизация действий бандформирований. Операция затруднена, имеются потери личного состава и боевой техники…»


Когда подошли к точке, начало смеркаться. Впереди лежало небольшое плато, сжатое отвесными склонами. Словно раструб, оно упиралось в пропасть. Далеко внизу шумел Пяндж, а с другого берега подступали две скалы – близняшки с совершенно гладкими боками.

Лежали, смотрели, и не верилось. Там – Союз. Хаким без умолку тараторил, что горы здесь молодые, пещер и террас нет, а сверху ущелье «смотреть – не видно», если дальше не лезть. С той стороны «пограничник ходит низ; вертолет боится, летай высоко верх.

Пограничник бинокль ночь смотреть нету – батарейка тяжелый. Только вышка бинокль есть, вышка далеко – очень хорошо. А Хаким бинокль есть; Хаким дарил большой бай, сказал, что Хаким молодец и Хаким ночь смотреть надо. Эти там скала пограничник не лазит, очень трудный скала, а таджик хитрый, таджик скала знает. А Маркелов злой стал – не дал плохой человек резать много, Маркелов давно – давно хороший был…» В общем, Аллах акбар. Но Митька уже не слушал, он отъезжал под шумок обвальных сумерек, угомонивших адреналин.

Четырехдневная усталость постепенно увлекает с призрачной границы яви в кромешную бездну тьмы, лишает видений, обездвиживает, заставляет поручить тело рефлексам, и, отринув преграды, захлебываясь, мозг жадно впитывает неведомый разуму живительный источник, бьющий где – то там, в набирающем черноту бархате, безлунном, усеянном миллиардами точечных ледяных глаз, безразлично взирающих сквозь пьянящий, тонкий аромат горного воздуха.

И немного о рефлексах. Для зверя постоянное ощущение опасности, сиюминутная готовность как к обороне, так и к нападению жизненно необходимы. Выработанный в связи с этим рефлекс из поколения в поколение передается на дискете генной памяти, оттачивается и совершенствуется в процессе эволюции. Человеческий мозг, его нервная система, ощущающие, осязающие, обоняющие и видящие войну с помощью различного рода нервных рецепторов, развивают в человеке аналогичный звериный рефлекс. Некоторое отличие, ускоряющее процесс становления, заключается в том, что человек наделен высшим разумом, который, в свою очередь, еще и думает о войне, оценивает, анализирует и, как это ни прискорбно, уродуется. Понятие «озверел», таким образом, вполне околонаучно обосновано, и Митька, согласно вышеизложенному, проснулся сразу.

Контур толкающего в бок Сорокина посреди обалделой кучи звезд. Вокруг зябкая кромешная темень и сипение.

– Димон, время.

– Куда хоть идти – то? Ни хрена не видно.

– Тихо ты, не ори. Вон там, видишь, седловина темнеет? Далеко, на той стороне. Левая вершина пониже, а правая как стол. Видишь, между ними?

– Ну.

– Вот прям туда и топай. Метров через сорок придешь. Там Маркел с Хакимом.

– Чего раньше не разбудил? Теперь искать – шею свернешь. Зараза…

– Маркел сказал не будить. Ты длинный. Если с тропы кто сунется – споткнется, а мы с Зимой тут как тут.

– Я, бл… посмеюсь. Салабона нашли.

– Да ладно, не заводись. Как выспится, так начинается.

– А где РПГ?

– Бандура и все добро там. Ермак тоже. Не наступи – наушники вместе с ушами отвалятся. А я ща Павлуху разбужу – и спать. ГЛАЗА уже липнут.

Минуты черепашьего шага – и ворчание реки начинает резко нарастать. Обрыв рядом. Митька пригибается, пытаясь хоть как-то определиться на фоне ночного неба.

– Павлов. – Маркел стелет ладонью звук. Митька, неосторожно шагнув, спотыкается, чуть не падает. Скрежет зубов Маркела не слышен, но ощутим. От могучего Пянджа, скрытого тьмой, веет холодом.

Маркел заезжает кулаком и попадает в АКС. Долго, беззвучно ругается на фоне посапывания Ермака и бесконечного словесного поноса Хакима.

– Зачем так, Маркелов? Солдат служит, ты – зарплата имеешь. Нехорошо. Ты когда маленький был, я помню, отец ругает – ты плакать. Прими Аллах его душа.

– Ты чего несешь, старый? Он живой, на пенсии, огород на даче копает.

– Нет, Маркелов. Вы когда Север приехал, твой отец сразу большой человек стал. Все в город уважал. Ты школа учился, тебя учител тоже уважал. Зачем отец ехал Москва? Маленький город – большой человек. Большой город – нет человек. Пропал твой отец Москва. Телевизор не показывает – совсем пропал.

– Уймись, Хаким. В министерство его перевели. Дай лучше бойцу инфру[6]6
  Инфра (жарг). – здесь: прибор ночного видения, позволяющий видеть тепловое излучение предметов.


[Закрыть]
. Глаза совсем потеряешь. Павлов, забери у него.

– Мой зрений тебе не видно, Маркелов. Правый скала верх смотри, солдат. Как засветит, скажешь. Голова поднимай – плохо.

Внезапный день, но все преобразилось. Одни лишь оттенки сочной зелени. Густота холода реки с тусклой полоской берега. Дрожь умирающего тепла в четких светлых контурах гор теряется в иссиня – черной пустоте неба. Инфра – не звездоглаз. Как в кино.

Митька с отвисшей челюстью и убаюкивающий монотонный шепот:

– Мне плохой человек обижал. Я гора водил, он деньга мало давал. Я тебя, Маркелов, звал. Долго звал. Ты совсем забыл старый Хаким.

– Не платил – ну и плюнул бы. Капусты, небось, арбы три уже наколотил. Куда тебе больше?

– Мне бай просит. Хороший человек бай. Университет твоя Москва учился. Заграница много ездит. Добрый.

– Так а чего ж твой бай не заступится?

– Занят очень бай. Белый золот много думай бай.

– О хлопке, что ли? На кой он ему?

– Хлопке твой красный думай! Бай белый золот думай. Раньше нет, а теперь много людей на Земле хотят. Бай должен всем дать. Не будет белый золот – большие люди злой будет. Большие люди очень много белый золот надо.

– Да зачем им наркота – то? Оружие, нефть – это я понимаю.

– Оружий, бай говорит, большой. Белый золот маленький. Твой калашник – чуть-чуть белый золот. Ты школа учился. Считай. Сто калашник – два маленький горсть белый золот. Большой люди умный. Белый золот почему много деньга? Белый золот нельзя. Большой нельзя – большой деньга. Очень – очень большой люди умный. Большой люди много – много деньга. Большой люди скажут большой бай: «Делай!» Бай делай. Бай плохо делай – большой люди другой бай делай. Скоро белый золот – вся земля, а земля не знай.

– Ну, ты и завернул, старый.

– Вся земля думай: алмаз, золот, нефть, калашник – большой деньга. А это только большой бай деньга. А большой бай стал, потому что большой люди его сделал.

– А на кой же леший тогда политика, коммунизм, капитализм? Да вообще всё?

– Бай говорит, что раньше белый золот мало был. Много война – это большой деньга был. Большой люди разделил большой бай. Большой бай делай война. Теперь большой люди сказал, что хватит война, белый золот хорошо. Миру мир, красный говорит. Война очень плохо даже большой люди может быть. Но война белый золот сразу не пускает. Время надо, бай говорит. Война меньше – меньше – белый золот больше. Скоро совсем война конец.

– Хаким, а что это за большой…

Митька не успел договорить, потому что увидел на вертикальном боку скалы яркий треугольник. Опускает инфру – ничего. Снова смотрит.

– Товарищ прапорщик, вроде сигнал.

Хаким выхватывает у Митьки бинокль.


Старлей Женя Чеканов (Сергеич)

Таджикская ССР, в двадцати метрах от советско – афганской границы, в ночь с 27.07.1982 на 28.07.1982

– …Пилот аж синий сидит. У меня инструкция! Здесь снижение запрещено! Агаша за пушку – хвать!

– Хвать – то хвать, а сидим все внизу. Одна никишинская тройка на уровне. Координатор, блин. У Никишина жена со дня на день рожает, ему сейчас только о грузовиках и думать.

– А чего не сказал – то, Жень? Ты у нас офицер бойцовый, вон как в гору прешь. Двадцать четыре разменял, а уже нами, стариками, командуешь. Такими темпами и председателем колхоза стать можно. Тебе бы еще лапу хорошую, волосатенную.

– В Москве сказал бы. А тут… Только воздух трясти. Мясо уже в агашинских зубах, шерсть дыбом, попробуй вякни. Да и чутье у него – дай бог. Может, и прав. Но закавыка есть. Ночи безлунные выбирают, КСП[7]7
  Контрольно – следовая полоса.


[Закрыть]
нет, систему не развернуть – с этим согласен. Но четыре секрета на участке. Уже год как с инфракрасной техникой сидят. Дозор с барбосом. Река. Снесет метров на пятьдесят – семьдесят. Ну, раз грузовой, два. Но не постоянно же, да еще и чуть ли не взвод. Какие бы олухи ни сторожили, какие бы навороченные ни лезли. Должны, просто обязаны были вляпаться.


– Да, профессор, голова отвалилась вместе с больным зубом.

– Тебе, Миша, все бы дурачиться. Спал бы лучше. Лаптев, наверно, весь ПББС[8]8
  Прибор для бесшумной беспламенной стрельбы.


[Закрыть]
слюной залил. Присоединяйся.

– Ты, Женя, все очень близко к сердцу принимаешь. Покоя себе не находишь. Всюду лезешь, все тебе интересно, обо всем узнать хочется. Да охолони ты, ради Бога. Пусть у Агашина голова болит. Наше – то дело маленькое. Перевалим мы этих грузовых вместе со встречей. Кто – то, глядишь, не щелкнет. Вылечат его и растрясут в конторе по полной программе. Вот и все. Чего себе голову забивать? Ты уже свой свинец имеешь и никак успокоиться не можешь.

– Тут ты, Миша, конечно, прав. Успокоился – и дырявь мясо под шум винтов. Сеть грузовая? Да и шут с ней. Я свое дело сделал. Вот вам жмуров вагон. А с этих жмуров сколько стрясти можно было бы? Чтобы в следующий раз мы с тобой знали точно, где, когда и сколько. Чтобы такие ночи, как эта, к минимуму свести. На звук на охоте палить запрещено – не мне тебя учить. А у нас сегодня так и получится. Ни хрена ж неизвестно. Ты б видел, что эта агентура насообщала. Агентурное донесение! Сидит в торгпредстве шарага, как ты говоришь, волосатенная. И из затрапезной прессы секретную информуть рожают. А один, лысый, пашет как проклятый. И он же, бедолага, всегда и во всем виноват. Кого-то обхаживать, покупать, где – то у черта на рогах тайник снимать. Вот тебе и прокол. Новый бедолага приезжает – и все сначала. Бардак же сплошной, во всем и везде.

– Сдаюсь… Прохладно, однако. И темени навалило. Пора запускать чудо голландской оптики. Сам – то, может, поспишь? Шестой час сидим.

– Потом отосплюсь. Миша, верх сектора тоже захватывай. Не нравится мне эта канитель что-то.

– Да ты чего? Что они, призраки? По воздуху перелетят? Тут сто метров с гаком.

– Это, Миша, приказ. А приказы мы с тобой обсуждать не будем. Наобсуждались уже.

Невесомая мантия ночи плавно опускается на горы, нежным прикосновением скользит по черствой, жаром напоенной обнаженности камня, в забвении распахнувшего объятия и внимающего ласковой сладострастной неге, жертвуя частицами переполнившего дневного тепла. Ночь принимает, в лукавой немощи своей безропотно преклоняясь перед дарующим. Не разумея, сильный камень полон решимости согреть, защитить небесную божественность. Слабые же, юные побеги смущенного благодарения неспешно всходят мольбой, в которой зреет легкая настойчивость, едва уловимая, вдруг довлеет – и вот уже пышным цветом полыхает буйная алчущая жадность. В последней жертвенной оторопи ускользает душа – камень мертв, но обуявшее безрассудство не позволило осознать похотливой ненасытности очаровательного дитя тьмы. Гениальной мудрости столь нежного и беззащитного создания постичь ему не дано.

Горы холодной сыростью реки лезут под комбез, и старший лейтенант Чеканов Е. С., совершенно позабывший о жадности ночи, в который уже раз вспоминает товарища Бисмарка, ясно и доходчиво нарекшего индивидуума, не внимающего ошибкам других индивидуумов.


Митька

Афганистан, Афгано – Советская граница, 29.07.1982, 02:40

– Смотри, солдат. Где треугольник – там лететь будет. Работа, Маркелов.

Сзади приглушенная возня, Хаким чертыхается.

– Надо было сразу включать, Маркелов. Долго греться.

– Подождут твои умные.

Треугольный свет исчез. Секунды. Ни звука, лишь далекий рокот реки. Внезапность полета яркой точки. На зеленоватой черноте – едва различимая полоска хвоста. Перечеркнув тьму, точка падает где – то за спиной. Хвост – вот он, рядом, связывает с той стороной. Намутили, чуреки!

Запыхавшийся Хаким шипит в ухо:

– Где веревка, солдат?

– Держу.

– Не пускай, уходи глубь, тяни сильно. К Маркелов.

Митька находит инфрой Маркела, сияющего руками и лицом. Рядом небольшие, абсолютно черные мешки. Идет. В руке – гибкая и невесомая прочность.

– Товарищ прапорщик.

Маркел перехватывает, лезет на камни, продевает сквозь замурованное в нише кольцо.

– Давай мешок.

Тихо клацает подвесной механизм, мешок бесшумно скользит на ту сторону под собственным весом.

– Пятнадцать секунд, Маркелов. Другой потом.

– Да помню я, старый. Павлов, буди Ермакова, пусть эфир пасет, и сам наблюдай. К краю не суйтесь.

Черное на черном. Невидимое, стремительно несущееся мелькает на тепловом фоне скал той стороны и пропадает, растворяется в монолите.

– Уехали, Хаким.

– Теперь трогай веревка. Как слабнет – тяни быстро – быстро. Деньга нам на газе летит, Маркелов.

– И охота тебе, старый, по горам с купюрами таскаться?

– Здесь работа – деньга от плохой человек был. Дома тоже деньга. От хороший.


Старлей

Таджикская ССР, 29.07.1982, 02:10

Глухо. Уставные положения давно отлетели в тартарары. Легкое присвистывание капитана Лаптева, доносящееся из глубины длинного и узкого каменного пенала, тает в предпосылках храпа капитана Полянского. Реакция горного ботинка старшего лейтенанта Чеканова – и вновь доминирует присвистывание. Подполковник Агашин недвусмысленно выразил на инструктаже свое отношение к имеющему место быть: «У кого люди спать будут – зубы напильником сточу». Игнорируя перспективы двадцати девяти оставшихся, плотно сжатых в связи с температурными казусами среды обитания, возлагая на обувь неусыпную заботу о тихом сне произведения писателя Каверина, командир тройки погружен в тщательное визуальное прощупывание ночи.

Безнадега и холод постепенно одолевают. И вот уже общественный БК[9]9
  Боекомплект.


[Закрыть]
свален в кучу. Брезентовые подсумки и чехлы размещены под комбезом, а еще – восемь килограммов чехословацкого бронежилета сверху. Тепло, выкраденное у жестких инструкций и наставлений, играет злую шутку. Клонит в сон. Старлей сдерживает дыхание и доводит себя до околообморочного состояния. Вырванная из сладкого омута плоть болью напоминает о насущном, нервно взбрыкивает и очумело хватает воздух под удары безумствующей крови. Насытившись и воспрянув, в долгу не остается – указывает на пониженное содержание никотина. Вдосталь поиздевавшись, старается улизнуть вновь. Старлей обращается к логике в походе за пониманием. Хорошо, сейчас будем мерзнуть, если…

Всплеск света… Мимолетный… В самом верху. Слева. Почти у среза, переходящего в пологий подъем. Сон исчез. Комок мышц и глаза хищника в хитросплетении команд натасканной программы «Зверь». Дрогнувшее время разворачивает спираль…

И вновь медленное, аккуратное просеивание уже знакомых очертаний камня. Но тянет, ох, как тянет туда.

Мелькнуло, перечеркнув бездну, минут через семь – восемь. Пауза в уставшей бороться с собой голове. И гром: «Какой, на хрен, метеор в инфре?!» С силой, каблук в ребра. Сонный шепот: «Что?»

– Связь с Никишиным. Быстро. Верх сестер и напротив. Лаптева толкни.

Зевающий и злой Полянский громыхает трубкой телефона секрета.

– Дежурный, дай ноль первого… Первый, четвертый на трубе. Посмотри там сестер и напротив. Наш комдив чего – то углядел… Нет. Наверху, говорит… Леший его знает… Да птица, небось… В шесть, в шесть на покой… Голос – то какой бодрый… Сам иди… Ага, ну бывай.

Глухие тычки в мягкое и елейный полушепот.

– Доброе утро, Петр Григорьевич. Как спалось на новом месте?

– Вы что, съехали? Три часа ночи. Спят все.

– Да вот енерал – полковник изволють побеспокить – с. Ловят – с коварных джигитов, орден очередной примеря…

Знакомое удаляющееся шипение из ночи. О каменный свод гулко стукает шлем – сфера Полянского. Старлей рвет липучки жилета, вытряхивает содержимое из – за пазухи и шиворота. Лаптев мечется, рычит: «Где, ядрена мать, БК?!»

– Петя, собери все. Выход, Полянский!

Хлопок. Слепящая белизна парашютной люстры заливает ночь, проникая сквозь экранную сетку секрета.

– Насрут. – Лаптев бросается к куче сваленного боезапаса.

Виснет еще одна люстра. Лишь шум воды. Небольшой парящий шар рывками невидимой связи быстро движется к расщелине далеко вверху, между вершинами на той стороне. В наушнике компактфона хрипит Агашин.

– Борт – десятке. Борт – десятке. Срочно на береговую точку. Примешь тройки. Третья, четвертая, пятая на борт. Работаете «Гость». Остальным блокировать квадрат «Сёстры». Остальным блок, квадрат «Сёстры». На приеме.

В адреналиновом поту, неотрывно глядя на плывущую в вышине сферу, старлей подтвердился:

– Я ноль четвертый. «Гостя» принял.


Митька

Афганистан, 29.07.1982, 02:43

Внезапный глухой визг. Ввысь уходит слепая. Плафон, зараза. Шлепок вываливает ярчайший день. Испуганные глаза на очумело мотающейся голове Ермака. Митька срывает с него наушники:

– В нору! Живо!

Вскакивают. В глазах резь. РПГ за спину, калаш. Ноги сами несут.

Маркел продолжает тянуть шар. Еще немного. Хаким прыгает, широко распахивая ножом оболочку. Выдох газа. Путаясь в ткани, достает тугой сверток. Вдвоем бегут к сваленным в глубине эрдэ[10]10
  РД – рюкзак десантника.


[Закрыть]
.

Спасительная тень.

– Фонари достали, не до жмурок. Голова – Сорокин. Я замыкаю. Подсветите, – раскрывает планшет с картой. – На отход. Так. Километр по ущелью. Вот сюда. Потом забираем вверх – вправо, к перевалу, и ночуем. Вот здесь. С рассветом через перевал – и на каштаринский блокпост. Молите Бога, чтоб духов не принесло. Зеленые[11]11
  Зеленые (жарг). – здесь: пограничники.


[Закрыть]
глубоко не полезут – заграница.

– Товпрапщик, а если уржанцев подорвут?

– Те Пак[12]12
  Сокращение от «Пакистан».


[Закрыть]
перекроют. А мы – то к своим. Усек? Все, выход. Светить по необходимости. Сорокин, бегом. Бегом, мать твою!

В наполненной тяжелым дыханием тишине – отголоски далекого молотящего воздух вертолета.

– Что – то быстро… Ты где сойдешь, Хаким?

– Ночь с вамы. Потом, – хмуро сказал, задумчиво.

– Лады.

Три – вдох, два – выдох. Мотающееся впереди пятно фонаря выхватывает изгибы тропы, стиснутой камнем. Бежится пока легко. Темп, темп, темп. Три – два. РПГ наконец примостился, зажатый в руке за спиной. Вертушки уже не слышно. Хоть бы проехало, маманя. Три – два. Темп. Минуты до поворота. Начинаются глыбы. Вверх – вниз. Три – два. Темп, темп. Хаким бы не помер. Забился бы лучше куда-нибудь. Знает же округу как свои пять. Три – два. Темп. Тут четыре километра и мост. Умные таджики и перебросили бы… Вертуха, как ждала. Темп. Вдох – выдох.

Внезапные, приглушенные расстоянием выстрелы от реки. Взрыв, все стихло.


Три – два. Кончились умные. Темп, темп. Холод где – то под сердцем. Это не зеленые. Нервный смешок.

– Прибавь, прибавь, Сорокин!

Темп, темп. Три – два. Три – два. Вдох – выдох. Чуешь, Маркел? Очередь подошла?

Маркел не чуял. Уже был уверен. Плафоны. Спокойная перегруппировка, подарив возможность оторваться. Вертушка в минуты. И вот теперь быстрая выверенная сработка умных. Все сводилось к ждали – готовились, а значит, не упустят.

Собранность и внимание. Видишь – доложи. Слышишь – запомни. Думай, прежде чем действовать. Маркел бежал и думал, а с полгода назад начальник разведки полка гвардии майор Подкопаев Геннадий Юрьевич оставил разведроте свое motto[13]13
  Motto – (англ). Девиз.


[Закрыть]
, позаимствованное у рейнджеров супостата (по слухам, где – то во вьетнамских джунглях), и уехал в Союз, к новому месту службы, под облегченные вздохи как штабных звезд, так и повыше.

В свои тридцать шесть лет товарищ гвардии майор (или, за глаза, Рейнджер) поорать любил, невзирая. Мог себе позволить, потому как прикрыт папиной лапой был до самых каблуков. С его назначением роту затрясло (Маркел аж сдуру бросил курить), но досталось и полку. Замповор[14]14
  Замповор (жарг). – заместитель командира полка по вооружению.


[Закрыть]
скрипел зубами, выбрасывая добро в белый свет, как в копеечку. А замполит совместно с особистом писали и писали о пропаганде идей вероятного противника, чем Рейнджер увлекался не только на штабных совещаниях, но и в форме наглядной агитации. Знание содержания одного из плакатов Маркел запомнил наизусть, и не от хорошей жизни – Рейнджер приказал вызубрить. А именно: «Разведка существует не для охоты за призраками. Мы обязаны изыскивать собственные идеи и решения, как и в каком направлении работает тактическая и стратегическая мысль противника. Исходя из этого, имея отправную базу, необходимо систематизировать использование разведгрупп так, чтобы каждая разведоперация была непосредственно связана и вытекала из предыдущей. Лишь при понимании и представлении о логике и задачах противника существует достаточное количество сил, средств и мобильности для его уничтожения».

– Что, отдолдонил? Теперь объясняй.

И приходилось понимать, что нужно не только скрытно и быстро лазить по горам, валить без промаха, видеть и слышать, но еще и заставить себя думать.

– Я в штабе сижу, от меня оперативная обстановка требуется. А вы мне что несете? Одни заблудились, другие в кашу по собственной инициативе залезли, и вертушки им подавай. Отряд Шарима на них вышел. Мне разведданные нужны, а не пальба по неизвестно кому. Шарим неделю портянки в Паке сушит, мать вашу! Я ничьи жизни воровать не хочу. Война сворует – ей наплевать. Или наплеватели украдут, которые на войне. Учиться будем.

Учились. Рейнджер снял ротного, долго орал с комполка, но улеглось, и на роту назначили маркеловского командира группы, гвардии старшего лейтенанта Круглова. С боевых выводились по две группы на две недели профилактики под командованием разжалованного ротного, по установкам и под надзором Рейнджера, который снова ругался с комполка.

Маркелу досталось поучиться в первой двойке. Проклял все. Снова почувствовал себя вечно грязным и сонным от усталости салагой с подъемом в 04:30, приседаниями – отжиманиями – подтягиваниями, марш – броском на пять километров при вещмешке в двадцать четыре килограмма и АКС, с последующим чтением карт, ориентацией на местности, корректировкой артиллерийско – минометного огня, направлениями ведения военной разведки в зоне. А потом еще и подготовка к разведвыходу, стадии проведения, завершение, меры безопасности, сигналы в группе и их применение и уже огневая, МПД (минно – подрывное дело) – да много чего, и уже восемь километров. Две недели закончились бегом на десять километров все с теми же двадцатью четырьмя с лишним на время и зачетами. Маркел вытянул, тут же и услышал: «Готовь группу. Командиром пойдешь. Выход завтра. Карта, инструктаж в 06:00. И никаких возражений. Свободен».

Опять завертелось. Потом прилетели звезды из бригады. Ор не слышали, но говорили, что Рейнджер улыбнулся на проводах. Потом весенний призыв из гайжунайской учебки через две недели профилактики прогнали. Отсеялась треть. Затем один его пацан дембельнулся. Потом Павлов появился и вскоре еще двое – Сорокин с Зиминым. Маркел ставил группу, а Рейнджер уехал и приехал Наплевать.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации