Текст книги "Египтянка (сборник)"

– Повернись, черт тебя возьми! – крикнул он, – или беги!

Снайперша остановилась и повернулась к нему лицом, хотя находилась рядом с домом, в который запросто могла юркнуть.

– Я же сказала, что мне некуда бежать. Я хочу новую жизнь.

В полной растерянности Андрей опустил автомат. …Неужели она не понимает, что жизнь дается всего одна, и сейчас она потеряет ее навсегда?..

– Я повернулась! Дальше что? – крикнула снайперша.

Андрей почувствовал, что не выдерживает поединка – еще минута и он попросит объяснить, какая она бывает, другая жизнь – ведь, если разобраться, его собственная ему тоже не очень-то нравилась. Надо было немедленно прекратить это мракобесие! Он вскинул автомат и дал длинную очередь.

Стрелял Андрей исступленно, словно не видел, что его мишень уже лежит на земле без движения, и остановился, только когда автомат замолчал сам, расстреляв остававшиеся патроны. Опустил оружие, и оно, как указатель направления, ткнулось стволом в землю. …Все будем там и нигде больше… – подумал Андрей с облегчением. Пусть ее смерть оказалась менее мучительной, чем желали бы братья-казаки, но она умерла, и в этом суть – он исполнил долг.

Андрей подобрал трофейную винтовку и медленно побрел к лагерю, но проходя мимо трупа, остановился. Залитый кровью спортивный костюм и рваные раны на груди были зрелищем привычным и обыденным, а, вот, ее открытые глаза… они продолжали улыбаться так естественно, будто жизнь и не думала покидать их. Андрей поддернул ремень автомата и быстро зашагал прочь – после таких ранений убеждаться, что она мертва, не имело смысла…

– Алло! Подъем! – услышал он жизнерадостный голос; встрепенулся. …Неужто я задремал?.. Протер глаза.

– О, черт!..

– Что ж ты, Андрей Павлович, по ночам делаешь? – Володя засмеялся и плюхнувшись на стул, тут же достал сигарету.

– Это я так, в воспоминания углубился, – Андрей пригладил волосы, принимая обычное рабочее состояние.

– А я «бабки» привез, – Володя вывалил на стол несколько толстых упругих пачек, – тебе деньги сейчас нужны?

– Вроде, нет. Кстати, я позавчерашние в сейф кинул.

– Ну, тогда пусть там же лежат, – Володя открыл сейф, – с Краснодаром рассчитаемся и поделим, – он задвинул пачки поглубже и захлопнув дверцу, повернул ключ, – по объявлениям никто, конечно, не приходил?

– Приходили.

– О, как?! – Володя искренне удивился. Уж он-то знал, что нигде, кроме родного подъезда, не клеил никаких объявлений.

– Женщина. Тридцать один год; высшее образование; не красавица, но в работе, по-моему, очень нуждается.

– Так в чем дело? Пусть работает.

– Она компьютера не знает, – Андрей отвернулся, чтоб не видеть реакции, но не услышать ее не мог.

– А на фиг она нужна без компьютера? – Володя затушил сигарету, – с роду не думал, что в наше время есть такие дебилки.

По большому счету, Андрей и не ожидал другого ответа, но зачем-то ведь он обнадежил ее…

– Слушай, – сказал он рассудительно, – у нас ведь не так много бумажек. Зато она прямо в нашем подъезде; не замужем – работать может хоть круглосуточно. Подумай, как это удобно.

– Удобно что? Давай тогда лучше включать автоответчик – эффект тот же, а зарплату платить не надо.

– Я, вообще-то, сказал ей, что мы, типа, решим ее вопрос… – Андрей бросил последний, самый мелкий козырь.

– Значит, скажи, что не решили. Ты пойми, нам нужен секретарь, а не галчонок, который орет: – Кто там?..

– Она научится. Даже я, тупоголовый солдат, и то научился.

– Во-первых, не такой уж ты тупоголовый, – Володя достал новую сигарету, – а, во-вторых, извини, но кроме распечатки накладных, существует еще Интернет. Ты не замечал, что Вика там часами висела? Думаешь, откуда всякие Астраханские, Барнаульские, Пензенские клиенты брались? Мы с тобой туда не ездили, правда?

– Ну, нет, так нет, – Андрей вздохнул, – значит, будем ждать кого-нибудь еще.

– Давай подождем, – Володя подумал, что ему все-таки придется расклеить чертовы объявления, и в сумерках это делать гораздо сподручнее, чем утром, когда все только и делают, что глазеют на тебя, – Вика не приходила? – вспомнил он.

– Нет.

– Вот, сучка. Ну, ладно, трудовая-то ее здесь – никуда не денется, – он посмотрел на часы, – завтра Самара приедет, последнее заберут, так что пора в Краснодар звонить – пусть фуру грузят, – он набрал номер, но никто не ответил, – пять часов – там уже не работают. Давай тоже закругляться? Пока не узнаем, когда придет фура, обещать все равно нечего. Ты идешь?

– А дома чего делать? Я посижу для порядка.

Когда Володя ушел, Андрей вздохнул, ведь дело было вовсе не в том, что дома ему скучно – там можно спокойно лечь на диван и смотреть телевизор, прыгая с одного канала на другой, а вот здесь как раз заняться нечем, если, конечно, не считать того, что он обещал зайти к Екатерине Алексеевне.

Собственно, в процедуре отказа он не видел ничего особенного – работодатель имеет право выбирать лучшее. Они ж не брали ее не по каким-то личностным мотивам, а по профессиональным – то есть, совершенно объективно. Но все равно что-то Андрею в этой ситуации не нравилось, только он никак не мог сообразить, что именно – над ним, словно висела какая-то непонятная вина. Вот, только откуда она взялась, ведь, вроде, все выглядело абсолютно логично…

Он долго сидел, закрыв глаза, пытаясь припомнить подробности их разговора. …Разговор, как разговор; в принципе, я ж не брал на себя никаких конкретных обязательств… а тогда в чем дело? Если б, например, она понравилась мне как женщина, другое дело. Но она же… никакая… существо в юбке. Тогда что, черт возьми?! Почему других я могу вообще не замечать, а эту… Андрей открыл глаза, разглядывая жирное пятно на обоях. …Почему я не могу тупо подняться к ней и сказать: – Мадам, вы нам не подходите; закрыть дверь и забыть навсегда? Что это – жалость? Забота? Какая, к черту, забота?.. О ком? О человеке, которого первый раз видишь? Их столько стоит на улице с протянутой рукой, и почему-то никогда не возникает желание кинуть им монетку!..

Нет, можно, конечно, пустить все на самотек; никуда не ходить, ничего не объяснять – авось, сама поймет… как сейчас говорят, типа, не прошла кастинг, но это не выход. Как я не люблю это ощущение незавершенности, двойственности… приказы должны выполняться точно! В этом заключается поступательное движение в развитии цивилизации – в противном случае, в мире наступит хаос и неразбериха… а чем дольше взвешиваешь «за» и «против», тем сложнее выполнить приказ!.. Эту истину Андрей усвоил еще в училище, и потому всегда старался направлять мыслительные усилия на нечто абстрактное, а не на то, что непременно должен исполнить. Только сейчас почему-то не получалось.

Не одеваясь, он вышел из офиса, поднялся на четвертый этаж и вдруг почувствовал, что все его терзания непонятным образом исчезли. Как страх, который не дает уснуть в ночь перед атакой, а потом пропадает сам собой, едва увидишь лица солдат и туманную высоту – ею надо, либо овладеть, либо умереть.

…Все-таки Устав – великая книга, а воинская дисциплина – высшая степень человеческих отношений!.. Расплывшиеся по палитре сознания краски, сконцентрировались, обретя два таких правильных, привычно понятных цвета – черный и белый, а вся философская галиматья сразу провалилась в бесцветную, бездонную пропасть между ними.

Пока Андрей держал кнопку звонка, успела промелькнуть еще пара мыслей: …вот, если никого не оказалось дома, я б оставил записку с временем визита и закрыл вопрос… да в чем вопрос-то? Никакого вопроса нет. Просто кто-то может прыгать с парашютом, а кто-то не может, и больше ничего…

Дверь неуверенно открылась. В полумраке коридора лица девушки Андрей не мог разглядеть, но в ее фигуре угадывалась такая неуверенность и покорность, что он не смог выпалить с порога заранее подготовленную фразу и сразу уйти. Он почувствовал, что должен увидеть ее широко распахнутые глаза с огромными зрачками, смотревшие как-то неправильно, словно не видя собеседника; их взгляд не проникал сквозь него, а, вроде, обтекал, собираясь в точке, именуемой «бесконечность».

– Можно войти? – спросил Андрей. …Господи, зачем я это делаю?! Что мне до ее проблем? Она нам не подходит и точка! Мало ли таких ходит по городу, и что ж теперь?.. Но Катя уже отступила в сторону, освобождая проход; Андрей сделал шаг и остановился. …Да включи ж свет! Я только посмотрю на тебя!..

– Проходите. Возьмите тапочки.

Андрей наклонился, и в это время щелкнул выключатель, но не мог же он бросить наполовину развязанный шнурок, чтоб подняться и впериться ей в глаза! А Катя в это время пошла вглубь квартиры. Она не ждала гостей, поэтому одежда валялась так, как она бросила ее во время утренней истерики, а на диване лежал скомканный плед, из-под которого она только что вылезла, потревоженная звонком.

Андрей втиснул ноги в облезлые тапочки. Он видел, как Катя сворачивает плед, аккуратно укладывает его в угол дивана.

– Вы спали? Извините, – сказал он, входя в комнату.

– Просто лежала. Зябко как-то, – девушка повернулась, и Андрей решил, что она все прекрасно понимает и можно, вообще, ничего не говорить. Но зачем тогда он пришел и что теперь должен делать?.. Тут же обуться и уйти?.. Глупо.

– Садитесь, – Катя пододвинула стул.

– Спасибо. Знаете… все-таки без компьютера вы вряд ли сможете у нас работать, – Андрей видел, как дрогнули ее губы, но глаза… эти ни на что не реагирующие глаза заглядывали ему за спину печально и внимательно. Что они могли рассматривать на книжной полке? Неужто она заметила там нечто, привлекшее внимание сильнее, чем то, что ей отказывают в работе? А, может, они не видели ничего… то есть, вообще, ничего?..

– Но вы не расстраивайтесь – окончите какие-нибудь курсы, а мы пока временно…

Катя отрицательно покачала головой, и Андрей остановился, не закончив фразу.

– Почему? Сейчас их на каждом углу пруд пруди.

Катя стеснялась признаться, что на курсы у нее нет денег и заканчивая беспредметный разговор, просто сказала:

– Спасибо вам за все.

Андрей ничего не понял, а когда он чего-то не понимал, то начинал чувствовать себя неуютно. Да, собственно, что ему еще здесь делать? Миссию он выполнил – даже сумел предложить какой-никакой вариант. Он поднялся.

– Вы э-э… – имя девушки вдруг вылетело из головы, – все-таки прикиньте; там учиться всего пару месяцев…

– Хорошо, – Катя подумала, что сейчас он уйдет, и жизнь закончится. Да, он не смог дать ей работу, но одно присутствие человека, который пытается тебе помочь, рождало, если не уверенность будущем, то, по крайней мере, уничтожало чувство безысходности и абсолютной ненужности. Она смотрела на расплывающееся лицо Андрея и пыталась его запомнить, чтоб потом, может быть, он являлся в ее снах, успокаивая, участвуя в создании новой радостной жизни. Удержать его она не могла; да, и зачем? Реальный, он уже сделал для нее все, что мог…

– Вы уж извините, что так получилось, – Катя тоже встала.

– Я?! – Андрей искренне удивился, – это вы извините. Надо было указать в объявлении, что знание компьютера обязательно.

– Да, надо было…

Они вышли в коридор. Андрей обулся быстро даже для спешащего человека; Катя к тому времени уже открыла дверь.

– До свидания, – Андрей выскочил на площадку и замедлил шаги, лишь оказавшись перед дверью офиса. …Какие все-таки сложные эти неуставные отношения, – он достал ключ, – то ли дело, приказ, который надо исполнить, и все будет правильно. А здесь, попробуй, разбери, кто прав, кто виноват…

Катя выключила свет и прислонилась спиной к двери. …А, собственно, разве я ждала чего-то другого? Оказывается, ждала. Просто готовила себя к худшему, а сама ждала. Но наступило это «худшее»… С другой стороны, все просто вернулось на круги своя, к состоянию сегодняшнего утра. Или стало еще хуже?.. Наверное, стало, потому что на краткий миг перед ней мелькнула надежда, и все проблемы отвалились, как скорлупа, а душа была близка к состоянию полета… Нет, она не ощущала этого тогда – только сейчас ей стало казаться, что так было. …А на самом деле ничего из ряда вон выходящего не произошло – просто мне в очередной раз отказали… Странным было другое – несмотря ни на что, желание распахнуть окно и шагнуть в никуда почему-то исчезло.

…Почему так? Ведь это мой последний запасной выход!.. Пытаясь понять случившуюся метаморфозу, Катя вернулась в комнату и растворила окно, оторвав ленточки бумаги уже подготовившие его к зиме, и уставилась вниз. Вновь попыталась представить свое тело, распростертое на асфальте, но это зрелище не принесло, ни желаемого облегчения, ни мыслей о выходе из тупика, как было в прошлый раз. Что-то все-таки поменялось, только она не могла понять, что именно. Неужели человек, с которым она познакомилась лишь утром, так быстро изменил ее мировоззрение? Каким образом? Ведь это обычный работодатель, поступивший точно так же, как поступали до него все остальные.

Она тупо смотрела в одну, в только ей одной видимую точку на асфальте; смотрела долго, пока все не стало сливаться в единую, серую массу, и только шелест листьев временами усиливался под порывами ветра, заполняя пространство. Казалось, кроме этого звука, вокруг не существовало ничего; он звучал в ушах, становясь все ровнее, будто шумели не жесткие осенние листья, а нечто мягкое и невесомое…

… – Мы не можем так поступить с ней, – сказал робкий женский голос, – Хетти все-таки наша дочь.

– Я знаю, что она наша дочь, – ответил мужской, – но по приказу Владыки теперь мы должны будем платить за нее подать, как за полноценного члена семьи. У меня нет столько денег. Мы потеряем дом из-за этого слепыша, который никогда не сможет принести никому пользы. Подумай о нас.

– А что будет с ней, если мы оставим ее в камышах, куда так редко заходят люди?

– Не знаю. Но я знаю, что будет с нами, если мы не сделаем этого! А она пойдет за Осирисом, и у нее будет другая жизнь в Стране Запада. Разве ты сама не говорила, что она хочет этого?

– Да, наверное, ты прав… мужчина всегда прав, – женщина тяжело вздохнула.

Хетти слышала этот вздох – кажется, он даже заглушил шелест камышей. До ее сознания стал доходить разговор родителей, но он не вызвал страха, хотя она понимала, что, скорее всего, больше никогда не вернется в свой дом и не будет есть горячих лепешек, только вынутых из печи. А больше всего ей было жаль, что с ней нет кошки Миу – мать ведь обещала, что отдаст ей Миу, когда будет собирать в Страну Запада. Почему она хочет отправить ее одну, не дав, ни еды, ни питья, ни систру, на которой, кроме нее, все равно никто в доме играть не умеет? А, может, она уже сложила все это где-нибудь поблизости?.. Хетти ощупала песок вокруг, но пальцы ощутили только крупные влажные крупицы, и еще побеги, толстые и упругие. Наверное, они и назывались «камыш».

Хетти уже хотела сказать, что не надо печалиться, и она согласна уйти в Страну Запада, только боится, что не доберется туда без еды, но отец, словно прочитав ее мысли, сказал:

– Я ей приготовил все для пути. Надо придумать, где оставить это, ведь она жива и не сможет удержаться, чтоб не поесть – тогда ей ничего не останется в дорогу, так ведь?

…Я смогу! Мне бы только добраться до Страны Запада, где я буду видеть, ничем не отличаясь от других Ка!.. – хотелось крикнуть Хетти, но она боялась показать, что слышит разговор. Ведь отец мог изменить свое решение, и от этого станет хуже всем, поэтому Хетти продолжала сидеть на границе зарослей – там, куда смогла дойти, не путаясь в стеблях, когда отец попросил ее выйти из «лодки».

…Интересно, они не догадываются, что я их слышу или, наоборот, делают это специально, чтоб я могла подготовиться?.. Она задумалась и пропустила несколько фраз, наверное, самых главных, потому что это были последние фразы. Потом весла ударили по воде, сначала раз, потом второй; нечто с мокрыми изогнутыми боками, называемое «лодка», видимо, удалялось, потому что звук становился все тише и тише, теряясь в шелесте камышей.

Хетти медленно пошла к воде. Если б она могла покинуть этот мир сейчас, немедленно, не испытывая мук, связанных с голодом и жаждой! …Наверное, надо войти в воду и идти по ней долго-долго. Мать ведь говорила, что Нил очень глубокий, и в нем могут утонуть даже все дома Буто. Я буду идти, пока вода не поглотит меня, и тогда меня подберет солнечный корабль!.. И все сразу станет по-другому – я буду видеть, куда повезет меня Анубис… Интересно, как выглядит его голова – голова шакала?..

Нога Хетти ткнулась во что-то мягкое, и девушка наклонилась; ощупала сверток, от которого пахло лепешками и рыбой. Рядом лежала ее систра. Не хватало только кошки Миу…

Серая мгла рассеялась, возвращая неровную поверхность асфальта, пустую, давно не крашенную скамейка у подъезда; только, оказывается, пошел дождь, а Катя даже не заметила этого. Она подняла голову – тополя продолжали шуметь, дрожа оставшимися мокрыми листочками, и этот звук совсем не походил на тот, что пригрезился ей минуту назад. …Мало того, что слепая, так еще начались проблемы со слухом!.. Катя закрыла окно и уселась на диван. Неторопливо тикали часы, отсчитывая время до прихода родителей, и она вдруг почувствовала, что ей абсолютно безразлично, как пройдет вечер. Она устала каждый день оправдываться за проступки, в которых не была виновата. Тем более, конца этим глупым упрекам и обвинениям не предвиделось, так как сегодня она упустила свой единственный и самый главный шанс.

Мысленно Катя вернулась в неухоженную квартиру на первом этаже, где стоял ненавистный компьютер, сломавший ее жизнь, и сидел незнакомый мужчина, к которому она почему-то сразу прониклась доверием. Она попыталась прокрутить время назад и пришла к выводу, что вела себя правильно. Все равно из этой затеи ничего не могло получиться – похоже, ее жизнь запрограммирована на неудачу.

Катя вышла на кухню, удивляясь собственному спокойствию; отрезала толстый кусок хлеба и съела его, запив водой из чайника. Этот «обед» заменил ежедневный пирожок. Потом придет мать и чем-нибудь покормит ее – здесь уж выбирать не приходилось.

Вернувшись в комнату, Катя обвела пустым взглядом знакомые вещи; взяла с полки первую попавшуюся книгу и начала читать, но события не увлекли ее. Что ей до голодной, замерзшей девушки с красивым именем Франсуаза, прятавшейся в сыром подвале полуразрушенного дома? В конце книги ее ждет богатый, респектабельный молодой человек на шикарной машине, который откроет в ней талант певицы и сделает «звездой». Катя знала это, потому что уже читала книгу очень-очень давно. Тогда она даже плакала от умиления. А кто сейчас будет плакать над ней самой?..

Она закрыла книгу, и в это время в двери заворочался ключ. Обычно в такие моменты сердце сжималось; не зная, куда деть бесполезные руки, Катя робко выходила из комнаты, пробормотав «привет» и останавливалась, опустив голову, в ожидании порции издевок и оскорблений. Сегодня она никуда не пошла, и сердце ее не трепетало от страха. Она вдруг подумала, что все равно не произойдет ничего нового, пока не закончится «стошка» …вернее, оставшиеся восемьдесят рублей. Тогда отец, наверное… Что он может сделать, она не могла представить. Перед ее мысленным взором, словно вновь всколыхнулось серое море, уже переставшее быть асфальтом, но еще не превратившееся в бесконечное и безжизненное Нечто. Катя продолжала сидеть, тупо глядя на дверь, когда мать заглянула в комнату.

– Добрый вечер. Ты здорова? – спросила она.

– Да, все нормально.

– Что нового?

Катя отрицательно покачала головой, не желая ничего рассказывать, и мать вздохнув, молча пошла на кухню.

Отец вернулся поздно. С дочерью он даже не стал разговаривать. Видимо, ему надоело повторять свои не приносящие результатов нравоучения, и он, как представляла Катя, просто ждал, когда у нее закончатся деньги, чтоб принять кардинальные меры.

После ужина, прошедшего в гробовом молчании, Катя вернулась в комнату, а за стеной раздалось бормотание телевизора. Герои очередного сериала жизнерадостно страдали в ожидании счастливой развязки, до которой оставалось не менее пятидесяти серий. Катя укрылась пледом и потушила свет, бивший в уставшие за день глаза; попыталась отключиться от назойливых голосов, и ей это почти удалось – она перестала различать слова, превратившиеся в ровный нечленораздельный гул, но никаких мыслей так и не возникало. О чем она могла думать? Снова о бесконечных ларьках, рынках, «сетевом маркетинге» и фирмах, которым совершенно не нужна? Этот замкнутый круг сводил с ума. Катя напрягла воображение, и за стеной очень кстати зазвучала какая-то плавная мелодия…

Из серого тумана стали медленно выплывать кружащиеся пары. Длинные тяжелые платья касались глянцевого пола. Ноги кавалеров в белых подвязках, то замирали на мгновенье, то вновь начинали незамысловатые, но такие четкие движения, словно весь зал представлял собой единый организм. Огромные люстры, горевшие сотнями свечей, делали зрелище почти волшебным.

Катя попыталась отыскать в этом круговороте себя. Ей хотелось быть самой красивой, но все дамы казались по-своему хороши, и она никак не могла определиться. Ее мысленный взор переносился от одного лица к другому, от одних белых напудренных плеч к другим, и ей казалось, что она не какое-то конкретное лицо, а сам бал, и частица ее сидит в каждой из этих женщин. Но так не могло быть. Ее очарованное происходящим сознание смутно напоминало об этом, продолжая поиски все более сумбурно и судорожно, вроде, кто-то ограничил ее некими временными рамками.

Наконец, Катя решилась. Ее пленили огромные голубые глаза и светлые волосы, касавшиеся обнаженной спины упругими локонами. Тонкая рука грациозно лежала на темно-синем сукне офицерского мундира, а ноги… она не видела, во что они обуты, но туфли должны были быть очень мягкими и удобными. Кавалер обнимал даму за талию, и несмотря на то, что Катя будто чувствовала эту сильную мужскую руку, прикосновение не казалось неприятным. Здесь она не боялась мужчин – наоборот, чуть склонив голову, заглядывала им в лица, видя азартный блеск глаз, и ощущая странный сладковатый запах табака. Хотелось, чтоб танец продолжался вечно, и музыканты, сгрудившиеся на небольшом возвышении в углу зала, также до бесконечности играли одну и ту же мелодию…

Проснулась Катя ночью от шума дождя, принявшегося почему-то колотить в окно. Ее рука, только что обнимавшая кавалера, высунулась из-под пледа. В комнате было холодно, а далекий свет фонаря отбрасывал уродливые тени. Сказочный сон рассыпался, вернув ее в мир, где очень скоро молчаливый рассвет заставит вновь решать одну-единственную, неразрешимую задачу.

…Если б можно было никогда-никогда не просыпаться, – тоскливо подумала Катя, – если б эта вторая жизнь могла стать первой… О, господи, о чем это я? Какая вторая жизнь? Я придумала всю эту ерунду. С таким же успехом я б могла вообразить себя на Марсе или в Древней Греции… Она повернулась на бок и почувствовала мешавшую ей одежду – получалось, уже вторую ночь она засыпала не раздеваясь. Такого с ней не случалось раньше.

Катя нехотя встала, застелила постель, разделась и залезла под одеяло, уткнувшись в подушку, сохранявшую еле слышимый запах ее духов. Духи эти давно кончились, а запах остался, но не рождал никаких воспоминаний. Это был просто ее прежний запах.

Освободившись от матерчатых оков, Катя разметалась по постели, ощущая наготу тела и полную свободу движений. Вот, только бал, который она помнила до мельчайших подробностей, не возвращался. Мысли уже стали утренними, зацикленными на поисках проклятой работы.

– Ну, почему?.. Почему все так?.. – прошептала она, – ведь у меня есть еще несколько часов, принадлежащих мне…

Постепенно сон все-таки победил, но он был тяжелым и безрадостным, не приносящим приятных ассоциаций. Проснувшись после него, Катя уже не чувствовала себя отдохнувшей, готовой к новому дню.

* * *

Когда Андрей уже доставал ключ от офиса, за дверью проснулся телефон. …Точно, ошиблись. Кому не спится в такую рань?.. Он не спеша повесил кутку, но телефон продолжал упорствовать, будто звонивший совершенно определенно знал, что он уже здесь. Андрей нехотя снял трубку.

– Привет, – послышался торопливый голос Володи, – слушай, у нас начали отопление запускать, и стояк прорвало. Я буду тут с сантехниками заниматься, а сегодня Самара должна приехать. Деньги они привезут, а ты загрузи их и позвони в Краснодар, насчет следующей отгрузки. Я завтра буду.

– Да без проблем, – в силу несклонности к дипломатии, Андрей старался избегать вопросов, связанных с ценами, а то, что касалось кладовщиков, грузчиков и водителей изначально являлось его вотчиной – с ними не требовалось вести переговоры, а надо разговаривать, как с солдатами, иначе толку не будет.

Он положил трубку и увидел, что из факса торчит листок, видимо, пришедший поздно вечером. Оторвав его, Андрей подошел к окну. Бледные строчки читались с трудом, тем не менее, содержание ему удалось разобрать – некая фирма хотела приобрести двести тысяч мучных мешков по четыре десять. Подпись читалась – Директор Сысоев Ю.В., а, вот, «шапка» с наименованием, адресом и телефонами смазалась.

…Двести тысяч – это ж целая фура, – Андрей повертел в руках бумажку, – можно прямо из Краснодара направить, не разгружая… знать бы куда?.. И четыре десять – цена сказочная… да еще без накладных на складирование, погрузку-разгрузку!.. Поднес листок ближе к глазам; потом отстранил на вытянутой руке. …Черт, какие-то колосья на фоне, то ли каравая, то ли колеса от комбайна… На фиг мне эта символика – лучше бы адрес пропечатался!..

Андрей так увлекся исследованиями, что даже вздрогнул, когда телефон зазвонил снова.

– Владимир Иванович? – спросила трубка.

– Андрей Павлович. Владимира Ивановича сегодня не будет.

– Мы из Самары. За мешками. Вы в курсе?

– Конечно.

– Нам Владимир Иванович схему нарисовал, так что минут через сорок будем. Грузиться далеко от офиса? Не заблудимся?

– Я с вами поеду, так что не беспокойтесь. Жду, – Андрей положил трубку. …Вот и дилемма… – он уставился на листок, который продолжал держать в руке, – на складе без меня не отпустят, но и упускать двести тысяч тоже не здорово. Они ж наверняка будут звонить – может, факс не прошел… Зараза, и надо ж было, именно, сегодня отопление запускать!.. Нет, без секретаря жить нельзя…

Он вернулся к окну, задумчиво наблюдая, как ветер тщетно пытается поднять из луж отяжелевшие от влаги листья. Еще Андрей видел свою машину, мокрую и блестящую; рядом прошла женщина под кривым зонтиком (похоже, спица сломалась, и капли стекали ей на плечо, оставляя большое темное пятно); два пацана чинно проследовали за угол, пряча в руке дымящиеся сигареты; девочка с «хвостиками», торчащими из-под вязаной шапочки, пробежала, весело шлепая по лужам…

…Обидно… очень обидно… – но дальше мысль не шла. Андрей услышал, как хлопнула дверь подъезда и в поле зрения возникла женская фигура в потертой кожаной куртке. Решение пришло по-военному мгновенно – Андрей взобрался на стул и распахнул форточку.

– Катя!!

Девушка удивленно оглянулась, пытаясь понять, к ней ли обращен возглас, но не увидев вокруг никого, пошла дальше.

– Катя! Подождите минутку! – Андрей не стал орать на весь двор, где находится (во избежание проблем с ЖЭУ они с Володей не афишировали, что квартира снимается под офис); сама же Катя никак не могла сообразить, откуда доносится голос – стена сливалась для нее в сплошную серую преграду, а двор был совершенно безлюден. Тем не менее, она решила все-таки подождать ту самую «минутку», потому что все равно никуда не спешила – у нее начинался очередной день дежурных, и, скорее всего, безрезультатных поисков.

Не одеваясь, Андрей выскочил на улицу. Катин взгляд, бессмысленно блуждавший по фасаду дома, сфокусировался на быстро приближавшейся фигуре, но выражение лица не изменилось; и лишь когда Андрей оказался совсем близко, она робко улыбнулась.

– Привет, – Андрей перевел дыхание и вдруг сообразил, что не знает, что конкретно собирается предложить – все-таки работу или просто пару часов посидеть у телефона? Скорее, последний вариант, но для этого между ними должно существовать нечто более доверительное, нежели несостоявшиеся отношения «работодатель – работник».

Они стояли друг против друга, не зная с чего начать. За прошедшие сутки Катя уже свыклась с мыслью, что не будет работать в этой фирме (она даже не успела узнать ее название, поэтому фирма осталась безликой, как десятки других, уже отказавших ей). И что же хочет от нее этот человек? Узнать который час или чем она занимается вечером?..

– Извините, – Андрей чувствовал, что выглядит глупо, остановив человека, и не объясняя, зачем это сделал, – я думаю, в будущем мы поможем вам с работой, а сегодня… если вы, конечно, не очень заняты…

– Я не занята, – поспешно сообщила Катя.

– …Не могли б вы тогда посидеть пару часов в офисе? Понимаете, там должны позвонить, а я сейчас уезжаю… нет, этот день я вам оплачу!..

Катя растерялась. Она не ждала никаких предложений, но вдруг подумала, что даже если он даст ей десять рублей, это все равно лучше, чем бродить по улицам в надежде неизвестно на что.

– Это очень важно, – Андрей взял ее за руку, – а с работой… я еще попробую… мы что-нибудь придумаем.

Голос у него был уверенный, и одновременно просящий – Катя чуть не рассмеялась столь странному сочетанию. Она не понимала, зачем ее так долго упрашивать сидеть в тепле и сухости, ожидая неведомого звонка, да еще получить за это хоть какие-то деньги? …Пусть эта «работа» будет продолжать один день или даже несколько часов…

– Конечно, я посижу, – она покраснела, будто он делал ей предложение выйти замуж.

– Ну, и отлично! – схватив девушку за руку, Андрей потащил ее обратно к подъезду.

Несмотря на то, что Катя была в офисе лишь раз, все показалось ей настолько знакомым, будто это ее собственная комната; даже вещи стояли так, как она сама б расставила их.

– Садитесь, – Андрей отодвинул стул, на котором в прошлый раз сидел сам, и отошел.

Катя неуверенно села, сложив руки, как школьница на первом уроке. Андрею стало весело, и не от ее робости, а оттого, что все проблемы разрешились; жизнь вернулась в четко обозначенное русло, где можно прекрасно ориентироваться и просчитывать дальнейшие действия, а это самое главное.

– Значит, так, – он опустился на подоконник и хлопнул по коленям, – премудростей никаких нет – вот телефон, вот бумага. Если позвонят, спроси кто, откуда, чего хотят и контактный телефон. Если будут передавать факс, в трубке сначала зажужжит, а когда перестанет, нажимаешь эту зеленую кнопку. Дальше он все сделает сам. Если надо отправить факс, то вставляешь листок сюда, тестом внутрь и нажимаешь ту же кнопку.