Текст книги "Экипаж колесницы"

– Типун вам на язык, – ответила Света настолько серьезно, что Женя сразу оценил сложность стоявшей перед ним задачи.

…Тем приятнее победа, – он скосил взгляд в зеркало и увидел, как Света показывает подруге на часы.

– Люд, без пяти семь, а они в семь должны звонить.

– Не в семь, а с семи до восьми…

– Ну, позвонят, и что? – бесцеремонно вмешался Женя, – прикиньте, девчонки, даже если снег сошел, все равно грязь по уши; дрова сырые – костер не горит; ночью вы жметесь друг к дружке, зуб на зуб не попадает, холодная тушенка с портвейном в горло не лезут… Фу, какая гадость! Поэтому заезжаем ко мне; вы осматриваетесь, принимаете верное решение; потом едем в Северный, обрезаем телефон, чтоб ваша совесть была спокойна, и возвращаемся. Как вариант?

Поскольку девушки растерянно хлопали глазами, не находя слов, чтоб оценить это сумасшедшее… нет, скорее, идиотское предложение, Женя вывернул руль, проскакивая перед испуганно мигнувшим фарами автобусом, и остановился у ворот, рядом со старенькой белой «копейкой».

– Приехали, – он заглушил двигатель, – прошу на экскурсию.

– Вы чего, больные?! – возмутилась Света, однако Люда оказалась настроена более лояльно.

– А пошли, глянем, – она взяла подругу за руку, – знаешь, я сколько ездила мимо этих старых домов, всегда хотела посмотреть, как там чего… Там же, небось, все древнее, да?

– Абсолютно древнее! Прошу, девчонки, – первым выскочив из машины, Юра распахнул дверь и замер в классической позе официанта; не хватало полотенца через руку и знаменитого «Чего изволите-с?..»

Женя тоже вышел, но прежде, чем открыть ворота, успел услышать, как Света прошептала:

– Ты, дура! Не понимаешь, чем все кончится? Валить надо!

– Ага, а сумку ты попрешь? – так же шепотом ответила Люда, – пошли, глянем и поедем дальше; не дергайся – перезвонит твой Толик, если ты ему нужна, – но поскольку Света демонстративно отвернулась, она вышла одна, мило улыбаясь поджидавшим ее кавалерам.

Парочка исчезла в калитке, а Женя остался.

– Свет, я такой страшный? – он заглянул в оставшуюся открытой дверь.

– Вы не страшный, – девушка продолжала смотреть в другую сторону, – только не пойму, зачем вам это?

– Да ни зачем. Можно? – Женя присел на край сиденья, но Света сразу сдвинулась в противоположный угол, – понимаешь, человек может прожить интересную жизнь, а может, не интересную – это его выбор. Интересная – когда много видел, много знаешь; когда у тебя масса разных впечатлений и есть, что вспомнить, а не интересная – это дом, работа, муж, дети. И лет в пятьдесят сядешь ты перед зеркалом, посмотришь на свои морщины, на седину в волосах, и подумаешь – а на фиг все оно было? На глаза навернутся слезы, ведь, оказывается, кроме мужа, опротивевшего за тридцать лет, и детей, которые уже не пускают в свою жизнь, у тебя не просто ничего нет, а ведь и не было! Вот тогда ты задашь себе сакраментальный вопрос: и что дальше? А дальше не будет ничего, как бы тебе этого вдруг не захотелось, потому что пятьдесят лет – это не двадцать, когда все можно перекроить заново…

Света молчала, и Женя решил, что это хороший знак. Он обнял ее, но девушка дернулась, сбросив его руку.

– Не трогайте меня! Я буду кричать!

– Неужели? – Женя улыбнулся, но при этом быстро окинул взглядом улицу – на остановке два мужика ожидали автобус; по другой стороне медленно катила коляску молодая мамаша, а со стороны парка приближалась группа студентов. Крики были б совсем некстати, и Женя вздохнул – трагически, как он умел. …Черт, лучше б сделали наоборот, – подумал он, – Юрка со своей остался в машине, а мы б пошли в сад – пусть бы там хоть оборалась. Юрка-то свою, небось, уже разложил под кустом… нет, а я все-таки хочу эту Светочку… Он прополз взглядом с полоски лба, скрытого челкой, через задорно вздернутый носик к губам. Это были очень аппетитные губы. Женя представил, какие они мягкие и как приятно кусать их…

– У тебя, наверное, есть парень? – возобновил он разговор.

– С чего вы взяли?

– С того, что, если парня нет, его ищут – это инстинкт, не зависящий от желания; а ты не ищешь.

– Допустим, есть.

– И ты, конечно, веришь ему, как себе, да? Ты веришь, что в призрачном свете костра, под пение соловьев, он будет держать в своих руках твои руки и глядя в глаза, тысячу раз повторять слова любви; вы будете целоваться, пока хватит дыхалки, не боясь, ни родителей, ни соседей. Ты веришь, что это будет самый прекрасный миг, с которого начнется твоя новая прекрасная жизнь… Ни фига! Он уже договорился с пацанами, чтоб они свалили за какими-нибудь дурацкими ландышами, а вас оставили в палатке. Тогда он по быстрому оттарабанит про любовь, поскольку понимает, что это обязон, и сразу приступит к тому, во имя чего та вылазка и затевалась. Без привычки лифчик он будет расстегивать долго, а трусики стянет вместе с колготками…

– Прекратите! – мало того, что Света покраснела, в ее глазах появилась ярость – такая притягательная женская ярость, подталкивающая мужчину к активным действиям, ведь гораздо приятнее побеждать пантеру, чем овладевать глупой телкой.

– …но в этом нет ничего страшного, – Женя улыбался, ожидая, пока «пантера» кинется на него. Тогда б они стали бороться, а в борьбе у женщин потаенные желания ломают любые принципы – ведь, вроде, она не хотела; она, вроде, просто подчинилась грубой физической силе, – хуже другое, – продолжал Женя, внимательно наблюдая за «противником», – если он не дебил, то понимает, что жить надо интересно, а потому уже положил глаз на одну из твоих подружек; он уже думает, какого цвета у нее трусики, а ты – отработанный материал; надо только поставить жирную точку, чтоб отчитаться перед самим собой; и хорошо, если только перед собой, а то еще и перед друзьями…

Рука девушки наконец-то взметнулась, готовая впечатать ладошку в Женину щеку, но он ловко перехватил ее; навалившись, нашел губами плотно сжатый рот. Сколько раз ему доводилось открывать подобные «замки», и все потом оставались довольны, но Света неожиданно отвернула голову и закричала; закричала так громко, что Женя отпрянул. Хорошо, что он закрыл дверь! Впрочем… он бросил взгляд по сторонам – автобус уже увез парней, мамаша с коляской маячила далеко у перекрестка, студенты, вообще, куда-то делись; правда, появился Петрович, но его, кроме уборки прилегающей территории, никогда ничего не интересовало.

– Дура, – Женя стиснул Светины руки, – я ж не собираюсь тебя насиловать.

– Да? А что вы собираетесь делать?

– Ты хотела съездить мне по роже – это не красиво, и я должен получить компенсацию – один поцелуй, согласна? – Женя знал, что после его поцелуев события очень редко не поворачивали в нужное русло; отпустил руку, чтоб приподнять девушке лицо, но этого мгновения ей хватило, что распахнуть дверь и снова закричать. Женя тут же ослабил хватку; почувствовав свободу, Света выскочила из машины.

– Что случилось? – в калитке возник Юра.

– Да ничего, – Женя пожал плечами, – так, фигней страдаем.

Но Юра, похоже, все понял и покрутил пальцем у виска.

– Они ж малолетки – им восемнадцати нет!

– Да?.. – Женины брови удивленно выползли на лоб, – а ты откуда знаешь? Выглядят, так на все двадцать.

– Я, прежде чем лезть под юбку, разговариваю с человеком! Жень, ты, прям, маньяк! Дай ключ от багажника!

– Пожалуйста, – Женя протянул всю снизку; при этом увидел, как Люда прижала к себе всхлипывавшую подругу, и решил, что они действительно похожи на старшеклассниц, только раньше он почему-то не придал этому значения. А, вообще, сделанное открытие сразу снимало массу проблем, ведь получалось – это даже здорово, что все закончилось именно так!

Женя отвернулся, наблюдая, как Юра перекладывает сумку в свою машину. На девушек он больше не смотрел; нет, ему не было стыдно – они просто перестали быть ему интересны.

– Залезайте, девчонки, – захлопнув багажник, Юра бросил Жене ключи.

– Ты вернешься? – тот поймал их и сунул в карман.

– Не, блин, на сегодня хватит приключений!

…Хватит, так хватит… Когда «копейка» уехала, Женя потянулся так сладко, что внутри что-то хрустнуло… вообще, это мог сработать «клапан памяти», ведь все произошедшее вывалилось из нее, будто ничего и не было, а имя Света, как и два часа назад, ни о чем ему не говорило. Зато он заметил, что уже темнеет. …Сейчас загоню тачку и… Вот это «и» падало в пустоту, которую Женя не любил больше всего. …Наверное, потому мне и нравятся командировки – в гостинице не надо ничего искать, а приключения сами тебя находят, стоит только спуститься в холл… Нет, но не сидеть же дома? Да и жрать нечего, кроме консервов, а хочется… И тут он вспомнил, что есть место, где его ждут, и по сравнению с пустым домом, оно показалось почти раем – пусть немного пыльным, и «Евы» там бродили не совсем те, что хотелось, но ведь бродили! …А то, что мне хочется, будет в пятницу!..

У Валиного дома Женя оказался, когда уже стало совсем темно. Во времянке горел свет, и подкравшись к окну, он заглянул в щелку между шторами – обе девушки сидели за столом, беседуя за бутылкой сухого вина. С минуту Женя постоял на крыльце, придавая лицу подобающее выражение, и только потом постучал.

– Кто там? – спросил настороженный Валин голос.

Просто ответить «я!» было не интересно и не весело.

– А там кто? – Женя вспомнил старый еврейский анекдот, но девушки, похоже, его не знали.

– Придурок какой-то, – констатировала Валя, и тут же послышался Танин голос:

– Вдруг это маньяк? У вас калитку, кто хочешь, откроет…

– Девчонки, да бросьте вы, – смилостивился Женя, – вы что, гостей не ждете? Пьянствуете тут тихо сам с собою…

Дверь сразу распахнулась, и Таня, вскочив, повисла на шее долгожданного гостя.

– Я так боялась, что ты не придешь… – ее губы заткнули Жене рот – видимо, словесный ответ был ей не нужен, а вполне хватало свершившегося факта.

Тоскливый призрак бессмысленного времяпрепровождения бесследно растворился в запахе пыли, показавшемся не таким уж и противным; на душе сразу сделалось спокойно, ведь жизнь вернулась в привычное русло.

– Дурочка, а ты домой собиралась, – Валя засмеялась.

– Ни фига! – Женя прервал поцелуй, – я ее и из дома вытащу.

– Это, вряд ли, – Таня положила руки Жене на плечи и склонила голову, любуясь возродившимся чудом, – ты отца моего не знаешь – у него не сорвешься…

– Ладно, похоже, я тут лишняя, – хозяйка направилась к двери, но Женя остановил ее.

– Валь, есть проблема – я жрать хочу. Целый день мотался по делам – времени не было; не найдется чего-нибудь?

– Ой, а я, знаешь, как хорошо готовлю! – радостно воскликнула Таня, но далекие перспективы Женю не привлекали.

– Конечно, найдется, – Валя вышла.

– Мой голодный котик… зашептала Таня в самое ухо, – как-нибудь я сделаю котику свой фирменный плов с курицей…

– Вообще-то я был на Востоке; плов – это штука с мясом.

– Я знаю, – Таня разочарованно вздохнула, – только где его взять, хорошее мясо? Три часа в очереди давиться? Так опять же неизвестно, что достанется, а кур тетки у рынка всегда продают; дорого, конечно… – она стыдливо опустила голову.

– О чем ты говоришь! Дорого!.. – Женя стиснул ее плечи – как же он любил чувствовать себя калифом, пусть даже на час!

* * *

Гудок электровоза прозвучал где-то далеко, тем не менее, вагон вздрогнул; тишину нарушило резкое «тук!», сразу превратившись в привычное «тук-тук-тук… тук-тук-тук».

…Вот и поехали, – Женя повернулся на спину, разглядывая аккуратные ряды дырочек в потолке. Он каждый раз собирался посчитать их, но каждый раз сбивался, потому что дырочки дергались вместе с вагоном и начинало рябить в глазах. Сейчас он даже не стал начинать это бессмысленное занятие, а просто закрыл глаза; перед ним возникло скопление безымянных высоток, олицетворявшее Москву, потом пресловутый Казанский вокзал, который ему не удастся вытравить из памяти никогда в жизни, а оттуда он мысленно перенесся на улицу Горького, где жил Славка (теперь, соответственно, и Оля).

…Это ж надо, иметь хату на главной улице столицы!.. Интересно, а где живет эта… сначала б узнать, как ее зовут… И пусть пока не было, ни имени, ни возраста, ни внешности, Женя чувствовал странную теплоту; странную, потому что обычно ощущал охотничий азарт, будораживший кровь, а отнюдь не искрящуюся игру воображения – сейчас он был, наверное, похож на любителя водного слалома, готовящегося погрузиться в теплую ванну. …Не буду загадывать, – он притормозил фантазию, заставив себя вернуться в день вчерашний – к жареной рыбе, которую принесла Валя (кстати, вкусная была рыба), к замечательной ночи (замечательной, потому что на месте Тани он представлял загадочную москвичку. Сделать это было просто, ведь он не знал о ней ничего – возможно, ее тоже зовут Таня, и выглядит она так же, и думает о том же; главной проблемой оказалось перенести действие из времянки в Славкину квартиру).

Потом наступило утро. Правда, если б не Валя, это б произошло, когда все нормальные люди приступают к обеду, но заботливая хозяйка ворвалась аж в девять часов и сделав страшные глаза, принялась трясти Таню за плечо.

– Вставай! Сегодня ж зачет, а у тебя все конспекты дома!

– О, черт!.. – Таня вскочила; Женя видел, как синхронно встряхнулись ее грудь и ягодицы – это запомнилось, потому что получилось смешно.

Дальше началась жуткая суета. Сейчас Женя думал, почему остался во всем этом, а не уехал сразу, и пришел к выводу, что просто дома у него все равно не было никаких дел, поэтому он не только поймал Тане машину, но и проводил до подъезда. В дом его не пригласили, но он туда и не рвался.

…Зато теперь знаю, где она живет… а зачем я это знаю? Я ж еду в Москву!.. Черт, не в Москву, а в какое-то Перово! Надо сразу туда смотаться, а то потом выходные… или в понедельник, а оттуда прямиком на поезд?.. По-хорошему, там вообще нечего делать – позвонить и все выяснить… только, вот, как тогда командировку отметить?..

Желтый свет резко сменился голубым; внизу закопошились соседи, спешно стеля постели; Женя сделал это сразу и теперь сверху наблюдал, как они сталкивались головами, извинялись, пока наконец мужчина не догадался выйти и освободить пространство толстой даме с реденькими выбеленными волосами (Женя хорошо видел ее просвечивавшую макушку). …Пойду, покурю и спать, а то завтра, похоже, будет сложный день…

Когда он вернулся в купе, соседи, укутавшись в простыни, уже превратились в белые сугробы; запрыгнув на полку, Женя повернулся на бок и закрыл глаза. Несколько минут не поддающиеся математическому описанию фигуры плавно перетекали одна в другую, совершенно безотносительно к ритму колес, но постепенно они стали складываться в нечто… Женя распознал море, горы, городок с типично южными домиками и рынок. …Это не Сочи… не Геленджик и не Хоста… – суммировало воспоминания прошлых лет еще работавшее сознание, – похоже на Гагры… но не Гагры… это последствия разговора с шефом… ну да, сюрприз он мне готовит… успокоенное сознание отключилось, и Женя ощутил себя кем-то, с любопытством разглядывающим базарную площадь; еще он знал, что ему обязательно надо найти бутерброд с сыром и накормить кого-то – кого неизвестно, но это являлось чуть ли не смыслом жизни.

Своего лица (да и его ли лицо это было?) Женя не видел, зато остальное более-менее соответствовало его обычному облику; кроме обуви – никогда он не надел бы такие ужасные ботинки, бесформенные, с узелками на шнурках. …Наверное, это имеет какое-то значение… – решил он.

Вообще, сны ему снились редко, зато каждый из них являлся настоящим художественным произведением – цветной, широкоформатный; он, действительно, воспринимался как фильм, и Женя присутствовал там одновременно, и в роли актера, и в роли зрителя. Как это происходило, он не задумывался – стоило ли ломать голову над игрой воображения, если почти каждый день его ждала новая Игра?

…И все-таки этот чертов бутерброд, – мысль не хотела покидать его, – зачем он мне? Я ж совершенно не хочу есть… Тем не менее, он двигался по рынку, переходя от одного классически чернявого торговца к другому, заглядывая во все ларьки, вне зависимости от предлагаемого товара. Причем, едва он отходил, ничего не купив, ларьки и торговцы тут же исчезали, оставляя позади пустоту; какую-то жуткую пустоту, состоявшую из нагромождения серых камней.

В одном ларьке он увидел-таки сыр, но кусок был примерно с килограмм, и не годился для бутерброда, поэтому Женя пошел дальше. В соответствии со «сценарием», ларек мгновенно исчез, так что даже если б он передумал, возвращаться было некуда.

В конце концов, он добрался до конца, тем самым, уничтожив весь живописный рыночек, а мысль о бутерброде вселяла уже панический ужас – если он не найдет его, то… Вот, что произойдет тогда, не знал, ни Женя-Актер, ни Женя-Зритель, но это будет нечто ужасное!

Справа возникло обшарпанное двухэтажное здание, от которого начинались две дороги – одна горным серпантином уходила вверх, а другая спускалась в цветущую долину. В здании что-то происходило, и Женя решил зайти. У двери сидел аксакал в папахе; с акцентом, как его обычно воспроизводят русские, рассказывая анекдоты про грузин, он предупредил, что сначала надо разуться.

Женя без всякой жалости оставил у входа жуткие ботинки и вошел. Зачем его заставили разуться, он не понял, так как поднявшись по грязной лестнице, обнаружил женщин, торговавших… фикусами! Их было много, от маленьких в консервных банках до целых деревьев в деревянных кадках, но бутербродов здесь, естественно, не оказалось. Недоуменно пожав плечами, Женя спустился вниз и обнаружил, что ботинки пропали. Он совсем не жалел о них, но ступать босиком по мелким острым камням было не слишком комфортно.

– Я знаю, кто их украл, – сообщил аксакал, – из 206-го дома.

Где находился 206-й дом, Женя понятия не имел, но уверенно зашагал по верхней дороге; в это время Зритель взял верх над Актером, и Женя открыл глаза. Бессмысленное приключение еще цеплялось за уголки памяти. …Южный базар, сыр и ботинки… – сделав «закладки», он свесил голову и обнаружил, что все еще спят; посмотрел на часы. …О, точность! Сейчас начнут будить народ – надо пока умыться…

Женя бесшумно спрыгнул вниз, но задел книжку, лежавшую на столике; поймал ее на лету и механически взглянув на обложку, прочитал крупные буквы «Сонник».

…Черти что! Как специально!.. Мистика какая-то… Но в полумраке купе не мог разобрать мелкий текст, поэтому вынес книгу в коридор. Яркий свет окончательно уничтожил фрагменты сна, сохранив лишь «закладки». …Так, – Женя открыл книгу, – базар… о, южный базар! Есть даже такой! И что это?.. «Вы скоро пресытитесь тем, чем сейчас наслаждаетесь…» Ни фига! Это чем – девками я, что ли, пресы… пресычусь или пресытюсь?.. Ладно, сыр. «Изысканные удовольствия, необычные мероприятия…» Это ближе к истине. Так, и ботинки… – он нашел страницу, но такого слова там не было, – ладно, обувь. «Обувь старая, грязная – к неудаче». Только этого не хватало! Хотя фигня все это…

Он вернул глупую книжку на место и поспешил в туалет, так как проводница уже разжигала титан для утреннего чая.

* * *

…Родной ты мой, Казанский вокзал!.. Достав сигарету, Женя остановился. Он знал это место разным: например, вечерним, заваленным грудами тюков и чемоданов; заполненным мрачными усталыми людьми, тащившими к поездам свою бесценную поклажу. Утро нравилось Жене гораздо больше – когда из электричек бойко выскакивали довольные жизнью клерки с кейсами; на ходу хватали свежие газеты и бежали в метро, весело обсуждая предстоящий день. Ему так хотелось присоединиться к ним! Зато днем здесь бывало спокойно; никто никуда не бежал, а все чинно жевали сосиски и жареных кур, запивая «Пепси-колой», разгадывали кроссворды, и даже диктор молчал, лишь изредка выкликая кого-то из своих…

Жене показалось, будто он никуда и не уезжал; уверенно спустился к телефонам-автоматам, где стояли вечные очереди.

– …Иван Михайлович, я прибыл. Как кто? Разуваев из Мензелинска. Как, где это? В Татарии. Да, вызывали…

– …Коленька, милый, это дядя Миша. Приехал, конечно, дорогой. До какого метро?.. Дай запишу…

– …Ирка, это я. Нет, на работу еду. Говорят, вчера на Арбате туфли давали. Может, завтра подскочишь к открытию? Я вечером деньги привезу…

Женя слушал обрывки разговоров, пробуждавших необъяснимую любовь к этому городу. Никогда он не жил в Москве больше месяца, да и то, в старых заводских общежитиях, где, как у Высоцкого «…на двадцать восемь комнаток всего одна уборная…», но это не главное – главное, когда выходишь на улицу!.. Он не мог объяснить своего состояния фанатической любви – даже объявления в «Вечерке» типа: «В связи с ремонтными работами движение транспорта по Таганской площади временно закрыто. Объезд по улицам…» приводили его в непонятное умиление. Это ж Москва!

Наконец подошла очередь, и Женя набрал номер. Он хотел спросить у Оли очень многое, но та, как всегда, спешила, поэтому удалось лишь выяснить, что сама она будет дома в пять, Славка – в четыре, а именинница еще позвонит. …Черт, опять не спросил, как ее зовут! Хотя, в принципе, какая разница?.. – Женя повесил трубку, – значит, еду в Перово – спешить мне некуда…

По пути он позавтракал двумя длинными розовыми сосисками, и если раньше отсутствие в Воронеже такого «деликатеса» вызывало обиду за родной город, то теперь он злорадно подумал: …И хрен с ним! Скоро обожрусь ими!..

* * *

Площадка Перово оказалась, действительно, совсем недалеко от Москвы, а завод, совсем недалеко от площадки. Все сложилось очень удачно, кроме одного – воронежского представителя здесь никто не ждал, поэтому за проходную Женю не пустили; пришлось битый час звонить, пытаясь найти хоть какие-то концы, и в результате он все-таки получил ответ.

– Да не нужна нам ваша линия! Заберите ее, ради бога! – раздраженно бросил зам. главного инженера, видимо, прервав совещание, так как в трубке слышались голоса.

– А зачем вы ее покупали? – удивился Женя.

– А мы не покупали – фонды остались, вот, Министерство нам и втюхало! Теперь ломаем голову, куда б ее деть. У вас случайно нет желающих?

– Нет. Но хоть командировку-то отметьте.

– Черти что… – пробормотал зам. главного, – катают народные деньги – бесхозяйственность вопиющая!.. – но все-таки смилостивился, – ладно, сейчас секретаршу пришлю.

…Бесхозяйственность, говоришь? – Женя повесил трубку и усмехнулся, – а грузить оборудование на миллион, чтоб потом сгноить его – это нормально… коммунизм какой-то строить собрались… нет, все-таки это сумасшедшая страна!..

В ожидании секретарши, Женя уселся на лавочку, разглядывая бронзового Ленина, который жестом приглашал всех двигаться в сторону Москвы. …И что ты думаешь по этому поводу, вождь хренов? Верным путем идете, товарищи, да?..

Эпопея с командировкой продлилась до часу дня, и свои «прибыл – убыл» Женя получил уже в обед, когда смеющаяся секретарша, вместе с такими же веселыми подружками, направилась в столовую за территорией завода. Женя сунул бумажку в карман и даже не поблагодарив, отправился к электричке. Уже из вагона разглядывая заводскую территорию, он подумал: …Да пропади они пропадом с их линиями! Меня ждет девушка моей мечты, а я забиваю голову ерундой…

Доезжать до вокзала Женя не стал и едва увидев за окном ярко красную букву «М», перебрался в привычное, уютное метро. На выходе из станции плотной вереницей стояли женщины с тюльпанами. …Нет, это совсем дежурно – как гвоздики на могилу… Женя увидел скрюченную бабку, сидевшую на пустом ящике, с целым ведром ослепительно белых нарциссов. Цветы выглядели нежными и очень праздничными, поэтому даже не спросив о цене, он указал на ведро.

– А заверни-ка все.

От неожиданного счастья бабка перекрестилась и поспешно принялась исполнять заказ сумасшедшего, пока за ним не приехали санитары.

У Славкиного дома Женя оказался без четверти четыре; присел на скамейку, через арку наблюдая, как по улице Горького, на фоне потока машин, спешат мальчики в майках с непонятными английскими надписями и длинноногие девочки в вызывающе коротких юбках. Давно у него не случалось такого умиротворенного настроения…

Слава появился в четверть пятого; в элегантном светлом костюме, с кейсом в одной руке и пресловутыми тюльпанами в другой. Когда они обнялись, Женя уловил тонкий запах одеколона. Таких изысков он не понимал – наверное, это не гармонировало с прессами, гостиницами и плацкартными вагонами; зато у него имелся свой имидж, не нуждавшийся в парфюмерной доработке – образ бродяги, спустившегося с романтических высот в жуткий котел цивилизации. Для большинства девушек этот образ был гораздо романтичнее, и оттого привлекательнее.

– А это что? – Слава указал на сверток.

– Маленький скромный букетик…

– Богатенький Буратино, – Слава вздохнул, – а нам зарплату еще не дали… Слушай, может, сгоняешь за бухлом? А то у девчонок тоже не густо. Шашлыков я набрал…

– В смысле, набрал? – не понял Женя.

– Так мы с Олькой вообще не готовим. Вон, «Арагви» напротив; на вынос – пожалуйста.

– Москва, есть Москва… – мечтательно констатировал Женя, – зажрались вы и ни фига не цените своего счастья!

– Так переезжай, если тебе тут так нравится. Проблема великая!.. Женись, вон, на Надюшке. Она тебя пропишет, а уж работу, с твоим-то опытом, на любом заводе найдешь.

…Значит, Надюша… Имя показалось Жене нежным.

– Я серьезно! – похоже, Славе самому понравилась спонтанно возникшая идея, – девчонка мировая; двадцать четыре года; работает в Совете Экономической Взаимопомощи – ну, клерк, понятное дело, но там неплохо платят. Правда, с жильем у нее туговато – родители, понимаешь, да? Но это уж твоя забота – ищи завод, где б квартиры быстро давали.

– Пожуем – увидим, – Женя не любил слушать чужие мнения, потому что на практике все часто оказывалось совсем наоборот, – ладно, потопал я в Столешники, если, конечно, ничего тут не изменилось.

– Водку возьми, шампанское, сушняк. Денег хватит?

– Забудь ты о деньгах, – избавившись от цветов, Женя нырнул в арку. …Ведь Надюша у меня уже была, – вспомнил он, – нет, то была Надя, причем, какая-то хреновая Надя… а с хатой, значит, облом; родители – это ни есть хорошо. Почему они всегда считают, что если дочь с кем-то трахается, то на ней непременно должны жениться? Что за анахронизм?.. Или, правда, жениться? Будет прописка, а хату дадут – правильно Славка говорит… эк, меня понесло! Может, там не только хаты, а, вообще, ни кожи, ни рожи? Олькина подруга – понятно, что они хотят ее впарить хоть кому, а то уже двадцать четыре года…

Отсутствие собственной квартиры во многом омрачило предстоящее знакомство, сделав «приз» менее желанным, но раз Игра началась, значит, она должна победоносно завершиться – это было золотое правило.

Когда Женя вернулся из магазина, Оля уже чистила картошку, поэтому он тихонько подкрался сзади.

– Ой, Женька! – она неловко обняла его, сжимая в руке не дочищенную картофелину; чмокнула алыми губами, оставив на щеке яркий отпечаток, – Надюшка только что звонила – в семь она будет. Мальчики, – она ополоснула руки, – вы тут продолжайте, а я пойду, приведу себя в порядок.

– Это часа на два, – уточнил Слава, когда щелкнула задвижка ванной, – странные все-таки существа – бабы; если сейчас один локон получится на сантиметр выше другого, она перестанет есть, пить, испортит всем настроение и прорыдает в подушку до самого утра.

– Нормальная женская логика, – Женя пожал плечами.

– Ну б ее!.. Такую логику!.. Ладно, рассказывай, как жизнь.

И тут Женя растерялся – за последние месяцы он успел сгонять в Сибирь, в Среднюю Азию, еще раз в Сибирь, но все это так буднично…

– Да, потихоньку, – он пожал плечами, – у тебя-то как? На Ольке жениться не собираешься?

– Сам не знаю. Любить-то, я ее люблю, но тут проблемы материальные. Первой жене алименты заплатишь, и самому на жизнь еле остается, а она ж так не привыкла. Поэтому пока, вроде, встречаемся, иногда она ночует… короче, вот так.

Жене стало жаль его. Он помнил, как все они познакомились в Серебряном бору. Женя тогда первым «положил глаз» на высокую черноволосую девицу в открытом купальнике; потом было двое суток любви в Славкиной квартире; потом командировка закончилась, а Оля, не зная этого, зашла по знакомому адресу, да так и осталась – перешла, так сказать, по наследству. Тут-то у них со Славкой и случилась «большая любовь». Вслух эту предысторию никто не вспоминал, но помнили наверняка все участники.

Оля появилась всего через час, причем, веселая и довольная собой, а еще через двадцать минут раздался звонок в дверь, и Женю отправили открывать.

На пороге стояла, как он называл подобный тип, «москвичка обыкновенная» – узкие вельветовые брючки, спортивная фигурка, короткая стрижка, длинный носик, тонкие выщипанные брови. Эти девочки все были похожи друг на друга, причем, не только внешне, но и количеством извилин. Честно говоря, Женя ожидал чего-то более оригинального.

– Привет, – он забрал пузатый пакет и вложил в освободившуюся руку свой белоснежный букет, – с днем варенья, – хилые и вполне ожидаемые тюльпаны, которые девушка держала в другой руке, выглядели полным убожеством.

– Надюшка, милая! – из кухни возникла Оля, а за ней Славик. Пока они целовались, Женя отошел в сторону, изучая новую партнершу – в ее взгляде чувствовалось затаенное упрямство, и он представил, как она топает ножкой и произносит: – Я хочу!.. Вообще-то, Жене нравились капризные противницы, но он настроился на лирическую тему и воевать ему совершенно не хотелось. Молча оттащив пакет на кухню, он принялся извлекать из него всякие сверточки, кулечки…

– Подожди! – Надюша влетела следом, – тут я сама должна! Олька, посмотри, какие фужеры мне на работе подарили!

– Иди сюда, я одеваюсь! – донесся голос из комнаты.

Надюша выхватила из пакета коробку и даже не взглянув на Женю, убежала. Закурив, он уселся на подоконник, разглядывая маленькие, словно игрушечные, автомобили, двигавшиеся внизу.

– Ты чего такой потухший? – достав сигарету, Слава присел рядом, – не понравилась наша Надюшка?

– Нормальная Надюшка, – Женя лениво потянулся, – не хуже других; пожуем – увидим, что получится.

– Получится-получится! – Слава нетерпеливо встал, – хватит им там – пора выпивать, – вытащив Женю в коридор, он постучал в дверь спальни.

– Да-да! – раздался Олин голос, – входите!

Ссутулившись, похожая на затравленного зверька, Надюша сидела в углу дивана, а Оля в белоснежной блузке и ярко желтых бриджах стояла рядом – руки в боки, ноги широко расставлены, в черных распущенных волосах такая же желтая лента.

– Как я вам нравлюсь? – она грациозно повернулась.

– Олечка, ты чудо! – Слава подскочил к ней, чмокнул в губы, – радость ты моя!..