Текст книги "Экипаж колесницы"

– Вы идите, курите, – «азиатка» увидела, как нетерпеливо Женя вертит в руке пачку, – мы сейчас.

В открытую дверь тамбура было хорошо видно, как Таня спустилась, осторожно нащупав край полки маленькой ножкой в белом носочке, и достав косметичку; присела за столик.

– Готовится, да? – глупо хихикнул Валера.

…Губищи-то закатай, козел… – Женя отвернулся, прикуривая, – тебе вторую – ты привык к «узкопленочным»… Но сказал он совсем другое:

– В кабак сгоняй. Шампусик возьми, конфет, фруктов.

– Да оно это… – смутился Валера.

– Понял, – Женя достал две пятидесятирублевки, и подумав, добавил третью, – это чтоб не говорил, что апельсины по семь рублей за штуку – дорого.

– По семь за штуку?.. – испугался Валера, – в Москве пять рублей килограмм – я сам видел! Надо было там взять, да?

– Заранее только презервативы берут, а остальное решается в процессе… кстати, у тебя есть?

– Что, презервативы? – Валера покраснел, – я ж женат.

– О, как! – рассмеялся Женя, – так, может, ты с чужими бабами и не пьешь? Или только не трахаешься?

– Нет, почему?.. Я пью…

– А чего стоишь? Дуй в кабак.

Женя с удовольствием наблюдал, как в ходе разговора менялось лицо целинника – пять минут назад в нем читалась гордость за такую состоявшуюся, отмеченную медалью жизнь; наверное, он даже сравнивал себя с длинноволосым бородатым бродягой в рубашке без двух пуговиц… и тут такой облом!

– Я мухой! – Валера сунул деньги в карман.

Дождавшись, пока гонец исчезнет из вида, Женя вернулся в вагон и плюхнулся на полку, разглядывая подругу «азиатки».

– Ну что, девчонки, давайте знакомиться. Женя.

– Валя, – представилась «азиатка», – а вы москвич?

На подобные вопросы тоже имелся готовый ответ.

– Я – гражданин мира; сегодня здесь, завтра там…

– Но где-то ж вы живете, – похоже, Валя была совсем не романтичной девушкой.

– Прописан в Воронеже. А вы, девчонки?

– И мы из Воронежа! – воодушевилась Валя, – к подруге на свадьбу ездили. Прикиньте, на море с пацаном из Москвы познакомилась, и вон что получилось. Нам бы так, да, Тань?

Таня покраснела, и Женя решил, что может закончить Игру одним ходом, но обещать жениться, он считал некорректным; вот, провести женщину по грани, ничего не обещая, но и не разрушая надежд – это истинная Игра!..

– Что ж у вас за работа такая, «гражданин мира»? – заинтересовалась Таня.

– Работа у меня классная, – в подробности Женя вдаваться не стал, потому что девушек, очень стремящихся замуж, занимает не процесс добывания денег, а конечный результат; поэтому, распаляя их любопытство, сообщил, – у меня есть дом, целое поместье земли, машина… короче, красиво жить не запретишь, а хреново – не заставишь.

– Везет вашей жене, – Валя отвернулась.

– Какая ты меркантильная, – вздохнул Женя, – а то, что муж будет появляться на пару дней в месяц, тебя не волнует?

– Зато каждый раз – праздник, – Таня засмеялась, – я б так смогла – никакой рутины, да?

…Если б ты еще сказала, что никогда не будешь выяснять, чем я занимаюсь в командировках, то была б почти идеальной женой. Такую и буду искать, если когда-нибудь соберусь жениться… Но продумать перспективу до конца Женя не успел, потому что вернулся гонец. То ли разочаровавшись в строительстве коммунизма, то ли сэкономив халявных денег, но добавил он в ресторане весьма прилично – его мотало между полок, тыча лицом в грязные носки, надетые на чьи-то грязные ноги; при этом он постоянно икал и извинялся, снова икал и снова извинялся. Наконец водрузив перед Женей пакет, Валера рухнул на голый матрац, совсем перестав отличаться от «кавказца», которого так презирал трезвым умом.

– Вот и пошли дебила… – Женя достал из пакета бутылку с укутанным в фольгу горлышком, – схожу за стаканами, а вы изучите, что он там еще притащил.

Стоя в противоположном конце вагона, Женя наблюдал, как девушки беседовали между собой: сначала они смеялись, потом спорили и в конце, похоже, поссорились, потому что замолчали, отвернувшись в разные стороны. В это время раздражающе яркий свет сменился мягкой голубизной, в которой прорисовывались лишь нечеткие загадочные силуэты, и девушки ушли курить. Вернулись они снова веселые; сбросив туфли, Валя сразу полезла на верхнюю полку, а Таня осталась разбирать содержимое пакета.

…Что и требовалось – очень мудрое решение, – Женя постучал к проводнице и получив желаемую тару, пошел обратно, – сейчас разберемся, что это за очередная Татьяна…

Поставив стаканы, он присел рядом с девушкой, уютно забившейся в уголок у закрытого дерматиновой шторкой окна. На столике угадывалась коробка конфет, раскатившиеся шары апельсинов и что-то кривое, похожее на банан.

– За знакомство? – бесшумно открыв бутылку, Женя плеснул в стаканы вспенившуюся жидкость, – Тань, как думаешь, случайность, что мы оказались в одном вагоне или нет?

– Не знаю, – она сделала глоток, второй; мгновенно появившаяся легкость требовала откровений, – мы, когда ехали в Москву, – Таня поставила недопитый стакан, – познакомились с парнем – он стихи пишет; так вот, он объяснял нам, почему людей в поездах тянет друг к другу. Хочешь, покажу? – она достала мятый листок и высунулась из своего гнездышка поближе к тусклому свету, – короче, почему людей в поезде тянет друг к другу. «…Их связывает нечто большее, чем общее купе. Скорее всего, это город, из которого они уезжают. Пусть они ни разу там не встретились, но им хочется вспоминать его, чтоб отыскать друг в друге частичку общего прошлого, оставшегося за двойными стеклами вагона. Их тянет не физически и не духовно, а просто потому что поезд прощает многое, не прощаемое в обычной, бесколесной жизни – не зря ведь железная дорога называется полосой отчуждения… Их тянет друг к другу, как кусочки разбитого вдребезги, несоединимого мира; тянет, чтоб сжаться в один комок, плакать и шептать невысказанное, возможно, предназначенное кому-то другому, оставшемуся среди других обломков, увезенных совсем в другую сторону. А если между ними возникает нечто большее, чем невинные слезы и выплывающий из воспоминаний шепот, то виновата в этом только полоса отчуждения с ее близорукими фонарями за окном и стыдливо-тусклыми светильниками купе…» Вот.

– Короче, клеил тебя, – сделал вывод Женя.

– Может, и клеил. Только я не поддалась…

Женя сжал Танины пальцы, как из тюбика выдавив на ее лицо алую краску; она прикрыла глаза, стыдясь того, что так прозрачно пыталась примерить к себе чужие сумбурные образы.

– Но сама идея тебе понравилось?..

– Нет, – Женя покачал головой, – я – человек технический, поэтому знаю, что «полоса отчуждения» – термин сугубо профессиональный, а не поэтический; обозначает он не поезд, где с людьми что-то там происходит, а полоску земли установленной ширины, включающую рельсы и прилегающие к ним насыпи…

– Какой ты… – Таня забрала руку и вздохнула.

– Обиделась? – Женя засмеялся, – хочешь, расскажу тебе что-нибудь веселое из реальной жизни? Например, представь – Ленинград, лето, шикарная погода, воскресенье…

Это была красивая история номер одиннадцать, но Таня никогда не бывала в Ленинграде и не могла представить его. Ее рот чуть приоткрылся, а глаза распахнулись, медленно и широко, как у большой куклы.

…И почему у нас плацкартный вагон?.. Оборвав никому не интересный рассказ, он наклонился, ласково провел по щеке; Таня почувствовала запах солнца от его волос и испугалась своих победивших чар – своих собственных без чужих дурацких стихов! Первый раз в жизни ей удалось заполучить прекрасного принца, похожего на древнего скандинавского бога, а не очкарика из параллельной группы и не пьяного отморозка с танцплощадки. Ей казалось, что это самая счастливая минута ее жизни… так неужто, правда, дело лишь в стуке колес и всесильной полосе отчуждения?..

– Утром приедем, и больше я тебя никогда не увижу, да?.. – Таня замерла, с ужасом ожидая ответа.

– Зачем же так печально?

– Просто печально… хоть скажи – все-таки кто ты?

– Странствующий рыцарь, – Женя улыбнулся, – дон Кихот; только тот воевал с ветряными мельницами, а я с железными.

Таня закрыла глаза, почувствовав прикосновение его губ – какое ей дело до его «мельниц»? Гораздо важнее его руки, сначала нежно, а потом все сильнее ласкавшие ее грудь… В другом конце вагона послышались шаркающие шаги.

– Кто-то идет, – прошептала Таня, пытаясь оттолкнуть чудесные руки.

– И что?.. Кому, какое дело?..

Мимо прошла сонная женщина в халате; хлопнула дверь туалета. Женя стиснул Танины плечи…

– Я не могу так, – она отрицательно мотнула головой, – когда ходят постоянно… если я дам телефон, ты позвонишь?

– Конечно!

Таня долго держала паузу, надеясь, что он добавит: – …Ведь мы всегда будем вместе! Но Женя не собирался никого обнадеживать, и она вздохнула.

– Я знаю, так не бывает; сейчас ты выйдешь и все забудешь. При твоей жизни – это ж эпизод, а я?.. Сижу в своем институте; закончу его, и зашлют меня врачом в какое-нибудь Задрюкино, и все – жизнь закончится…

Мимо прошел еще кто-то; снова хлопнула дверь, и Таня снова вздохнула.

– Чего людям не спится?.. Наверное, не хотят, чтоб мы были вместе… ладно, – она легко высвободилась из ненавязчивых объятий, вытянулась и подсунув под голову подушку, принялась изучать явившееся ей в человеческом образе, чудо. Впрочем, при таком освещении работала, скорее, фантазия, нежели зрение, но это не имело значения, – ты собирался рассказать мне что-то, – напомнила она, но Жене уже не хотелось ничего рассказывать. Веселые истории ему пригодятся в будущем – чтоб его уход не выглядел бегством, пока эта дурочка, лежа в постельке, будет остывать от «неземной» любви.

…Надо сегодня же ее трахнуть, – решил он, – после пятницы будет не до нее… нет, а почему, собственно, не брать то, что просто валяется под ногами…

– Может, поспишь? – Женя посмотрел на часы, – приезжаем мы в полчетвертого – день получится длинный.

– Бог с ним, – Таня вяло махнула рукой, – высплюсь. Мне в больницу только вечером – у нас сейчас практика. А знаешь, – она засмеялась, – родичи меня ждут днем – с другим поездом, но на него билетов не было.

– О, как!.. – Женя мгновенно оценил намек, – так зачем поднимать родителей в такую рань – днем и явишься, а?

– Нормально ты придумал, – она взъерошила Женины волосы, – только жена-то у тебя, небось, есть?

– Значит, все у нас начинается с недоверия?..

– Ну, извини…

Но Женя, решив ее проучить, отвернулся.

– Не хочешь разговаривать, тогда я сплю, – Таня вздохнула.

– А я покурю, – Женя уже поднялся, когда девушка поймала его руку и заставив сесть обратно, поцеловала в губы.

– Теперь можешь идти.

Выйдя в тамбур, Женя зевнул; прижался лбом к холодному стеклу. …Как же не хочется тащить ее к себе!.. Девка она, похоже, настырная – раз хату засветишь, так потом не выгонишь. Боже, как все просто!.. «Нравится – не нравится» – это самое светлое чувство, а остальное, уж совсем голый расчет. Я ж понимаю – после распределения ей надо любой ценой зацепиться в Воронеже… черт, а спать-то хочется. Надо прилечь, а то раздену ее и вырублюсь – неудобно получится…

* * *

Проснулся Женя от яркого электрического света и разлепив тяжелые веки, увидел, что наиболее трезвые пассажиры уже копошились, собирая вещи. …Значит, подъезжаем. Таня… может, она мне приснилась? Я уж забыл, как она выглядит… да, скорее всего, она тоже, и это к лучшему – не зря говорят, не следи, где живешь. Что мне, целой страны мало?.. Это ж придется график составлять, чтоб они с Ленкой не пересекались… а можно и не составлять – прикольно, как они станут друг дружке волосенки рвать… Спрыгнув с полки, он пошел умываться.

Миновать Таню, понуро смотревшую в пустой проход, было невозможно, тем более, она радостно улыбнулась.

– Соня. Я тебя даже за ушком щекотала – ноль эмоций.

– Да разве я сплю? – пришлось присесть рядом, – вот, был я в Чернигове с Ленькой Клюевым – о, спит человек! Я как-то возвращаюсь ночью, а дверь заперта изнутри. Барабанил так, что соседа разбудил; сосед из своего номера стал в стенку лупить – ноль эмоций. Прибежала горничная; стала по телефону звонить (а телефон прямо над ухом стоит) – ноль эмоций. Во, как!

– А дальше что?

– Короче, спал я в холле, – Женя разгладил ладонями «помятое» лицо, – а ты говоришь, за ушком щекотала…

В окне в это время уже плыли желтые вокзальные фонари.

Воронеж встретил их милицейским нарядом, лениво прогуливавшимся по перрону, да таксистами, курившими у выхода в город; даже пассажиры, покидавшие вагоны, не нарушали этого сонного царства, тихонько рассасываясь по темным улицам.

– Прохладно, – Таня поежилась, и Женина рука тут же опустилась ей на плечо. Девушка словно ждала этого, чтоб прижаться и замереть.

– У меня есть бутылочка шикарной кедровой настойки, – заметил Женя, – натуральный сибирский продукт. Тех, кто не брезгает пить по утрам, могу согреть.

– А пойдемте ко мне, – неожиданно предложила Валя, – здесь пять минут пешком.

– Ты что, одна живешь? – удивился Женя.

– Живу я с родителями, но у нас частный дом, и есть времянка, где всякое старье свалено – Танька знает. Там нормально – стол есть, стулья, кровать…

…Нет, Бог, точно, есть – иначе откуда берутся такие расклады!.. Женя стиснул Танины плечи; девушка взвизгнула, но вырываться не стала, и это говорило о том, что предложение принято.

Дом действительно оказался совсем не далеко – каменный, добротный, выходивший окнами на улицу; а во дворе стояла беленькая времянка под шиферной крышей.

– Тсс, – Валя прижала палец к губам, – я примерная девочка.

– А времянка тогда зачем? – прошептал Женя.

Валя засмеялась и достав ключ, аккуратно открыла дверь. Все оказались в темной комнатушке, пропахшей пылью старых вещей; пошарив на полке, Валя нашла свечку.

– Соблюдаем конспирацию, а то родители свет увидят, так еще ментов вызовут – мы ж еще, типа, в Москве, – задернув шторы, она чиркнула спичкой, – есть соленые огурцы на закусь, только я пить не буду, а то дыхну – родители обалдеют.

– А ты? – Женя присел на жалобно скрипнувший стул.

– Она тоже. Иначе ей отец так всыплет!..

– Ой, ну, хватит! – перебила Таня, – тебе только скажи!

– Ладно, разберетесь сами, но учтите – родители уходят в восемь, и желательно, чтоб вы не встретились, а то не видать мне больше ключей от времянки.

Валя не успела закрыть за собой дверь, как Таня устроилась на Жениных коленях и по-вампирски прильнула к его шее.

…Только, вот, без засосов!.. Женя отстранил ее голову, а рука привычным движением проникла к застежке лифчика.

– Я сама, – Таня встала, – только не смотри, пожалуйста.

– Да ради бога! – Женя закурил и отвернулся, глядя, как в щель между шторами начинают проступать силуэты деревьев, забор, крыши каких-то строений. Это было странное ощущение, когда единый и понятный мир ночи распадается на множество крохотных неизвестных мирков, живущих по своим собственным законам… нет, все-таки ночь была Жене гораздо ближе.

Наконец заскрипела кровать, и это являлось сигналом. Быстро раздевшись, Женя юркнул под одеяло, столкнувшись там с теплым, податливым телом. Игра закончилась – наступило время получать заслуженные призы.

* * *

Когда солнце наконец решило заглянуть во времянку, Женя уже лежал, откинувшись на подушку; Танины губы ползли по его телу, требуя продолжения праздника, и тут очень кстати хлопнула дверь Валиного дома.

– Ой!.. – Таня встрепенулась, но потом весело засмеялась, – а мы уже все успели, и нам хорошо, вот! – она показала язык.

…И что тут хорошего? – Женя прикрыл рот, пряча зевоту, – ничего нового. Все было сто раз, и даже в таких же сараях…

– Ты позвонишь? – Таня уютно устроилась рядом, положив голову на Женино плечо, – только до пяти, а то потом я уйду на дежурство; за пропуски, знаешь, как нас дрючат?

– Конечно, позвоню, – Женя прекрасно знал, что сделает это не раньше, чем через год, когда случайно обнаружив клочок бумаги с телефонным номером, будет долго вспомнить имя владельца – так случалось уже не раз.

– Мне еще никогда не было так хорошо, правда… – Таня мечтательно смотрела в потолок, видимо, ожидая и в ответ подобной сентенции, но Женя лишь вздохнул, потому что никакого желания продолжать Игру не было – хотелось только принять душ, поесть и спокойно лечь спать.

– Пора уже, – откинув одеяло, он спустил, было, ногу, но остановился, напоследок закладывая в память тело, которое вряд ли когда-нибудь увидит еще раз.

– Не смотри – я стесняюсь, – резко перевернувшись на живот, Таня игриво зарылась лицом в подушку.

…А трахаться с первым встречным ты не стеснялась?.. – Женя разглядывал короткие волосики, не прикрывавшие шею; плечи, усыпанные крошечными родинками; спину с четко выступавшими позвонками; розовую попу, на которой бледным треугольником выделялся след от трусиков, – вот и женись на таких проститутках… Он легонько шлепнул по попе, и Таня резко вскинула голову.

– За что?.. – она обиженно захлопала глазами; Жене вдруг захотелось объяснить ей ход своих мыслей, а потом отшлепать по розовой попе так, чтоб она визжала и дрыгала ногами …а ни за что – просто, чтоб знала свое место!.. Только оно мне надо? Что я, муж, воспитывать ее?..

– Вечером позвоню, – Женя встал и начал одеваться.

– Слушай, – Таня томно улыбнулась, – а давай я не пойду ни на какую практику? В конце концов, могу я хоть раз прогулять! Не съедят ведь меня, правда? Съезжу домой и сразу вернусь, а ты как сможешь, приходи – я буду ждать. Придешь?.. Женечка, – она протянула руки, видя, что он сосредоточенно застегивает джинсы, – мне так хорошо с тобой!..

– Мне тоже, – и в этом небрежно брошенном признании имелась доля правды – Жене действительно нравилось, что она не только не набивалась в гости, но даже не пыталась узнать, ни его адреса, ни телефона, ни даже фамилию. Это давало ей серьезный шанс для продолжения отношений; хотя, естественно, не сегодня – вторая такая ночь, это будет слишком скучно.

– Пока, – наклонившись, Женя мимолетно коснулся Таниных губ и выскочил за дверь.

Теплое солнце и смачные мазки молодой зелени создавали удивительно радостное настроение. Женя смотрел на аккуратные прямоугольники свежевскопанной земли с яркой помидорной рассадой; на подкрашенные заборчики, на запоздалый шлейф горьковатого дыма, тянувшийся вдоль улицы, и с ужасом вспоминал убогую времянку, из которой только что вышел. …Нет уж, вечером иду в город! Чем сидеть тут и жевать сопли… это уже не Игра, а натуральное мародерство…

На трамвае Женя доехал до дома и распахнув калитку, остановился. Контраст с тем, что он видел у Валиных соседей оказался разительным – на кривой, заросшей травой тропинке виднелись гнилые яблоки, упавшие еще в прошлом году, ветки старых деревьев причудливо переплелись, совсем не радуя глаз редкими листочками …Ну, и черт с ними!.. Приезжаю на неделю, и буду еще горбатиться – так даже симпатичнее… А, вообще, поменять бы все на обычную двушку, только кому оно нужно?..

Сквозь ветки сирени, виднелся старый дом с давно некрашеными окнами и ржавыми водосточными трубами. Женя давно привык, что его жилище выглядит именно так (таким он и получил его в наследство от родителей), поэтому равнодушно отпер дверь и сразу отправился в обход комнат; распахивая все окна подряд, разбавляя тяжелый нежилой запах ароматами весны.

На потолке неожиданно обнаружилось бурое пятно, которого не было раньше. …Все правильно – когда уезжал, снег только начинал таять – опять где-то протекло. Так приедешь, а тут нет, ни дома, ни хрена… А и хрен с ним!.. Женя уселся на диван. Глаза стали закрываться, и он понял, что не хочет ни есть, ни мыться – только спать, и желательно до утра!..

Разбудил его телефонный звонок; причем, за окном был еще ясный день.

– Алло… – Женя сонно поднес трубку к уху.

– Приехал, значит, и затаился…

– Ну и нюх у тебя! – Женя узнал голос Юрки Бородина – единственного, с кем в отделе он поддерживал приятельские отношения; посмотрел на часы, – я тут появился… – но Юра не дал ему произвести несложные вычисления.

– Слушай, мне это по барабану – тут шеф тебя разыскивает.

– Да?.. – Женя зевнул, просыпаясь окончательно, и первой мыслью стало то, что в ближайшую пятницу ему надо быть в Москве, – кстати, он мне тоже нужен.

– Ну и славненько, – подытожил Юра, – а я вчера жену с дочкой к теще отправил – у них там весенний сев грядет.

Женя любил, когда Юрка оставался один – тогда из заботливого главы семейства он превращался в очень достойного партнера по Игре. Зачем он женился, Женя не понимал, находя лишь одно разумное объяснение – по «залету»; правда, эту тему они никогда не обсуждали.

– Значит, так, – продолжал Юра, – я сейчас подъеду; сгоняем на завод, а то шеф лично мне поручил найти тебя, и потом – в свободный полет; план годится?

– Годится. Приезжай, – Женя положил трубку и направился к холодильнику, в основном, чтоб убедиться, что тот пуст. …Вот, Ленка, сучка – чем любовью доставать, лучше б приехала, да пожрать сделала – ключ я ей оставил… Он полез в шкаф, где хранился «НЗ» – несколько банок тушенки, килька в томате и овощная солянка в стеклянных банках. Не было только хлеба, но идти в магазин лишь из-за этого не хотелось.

Поел он быстро – это были не те блюда, которые имело смысл смаковать, и выйдя во двор, открыл гараж, где обитала его любимая (после женщин, конечно) игрушка – новенькая, цвета «кофе с молоком», блестящая свежей полировкой «семерка», не сравнимая, ни с вечно громыхающими «Москвичами», ни с прожорливыми, неповоротливыми «Волгами». Ехать Женя пока никуда не собирался и развалившись в мохнатом кресле, просто включил магнитофон – кассета стояла с тех пор, когда они с Ленкой, сдуру, пытались в середине марта выехать за первыми подснежниками. «…Просто! Вы говорите, в жизни все просто….» орала Пугачева, и Женя очень понимал ее. …Какая тут Ленка?.. Или эта, сегодняшняя Таня?.. Надо жить проще!..

Сидел он долго, наслаждаясь столь редким состоянием покоя, пока не увидел на тропинке Юру; он зачем-то свернул в сторону, раздвинул ногой заросли американских кленов.

– Бог ты мой! Ты-то сам хоть знаешь, что у тебя тут смородина растет?

– Не знаю и не тянет, – Женя вылез из машины, – руки у меня под другое заточены, – он внимательно посмотрел на свои ладони, словно пытаясь разобраться в линиях судьбы, но не ничего внятного прочесть не смог, – в Красноярске эти руки заработали «штуку» за два месяца, а ты говоришь, смородина.

– В этом ты везучий, зараза!.. – Юра восхищенно покачал головой, – а я из Армении. Пусковой корпус. Во всех постановлениях армянского ЦК фигурирует; проверяющих больше, чем рабочих. В общем, пришлось попотеть, и все бесплатно, что самое противное…

Делясь впечатлениями, они двинулись вглубь сада.

– Мох! – Юра наклонился, – все, саду кранты! А яблони хорошие; тут порядок навести, такие урожаи собирать можно!..

– Зачем? – Женя недоуменно остановился, – по осени и так от гнилья ступить некуда.

– На вино б перегонял! Ты на каком заводе работаешь? Давно б заказал ребятам маленький ручной пресс, вывезти через проходную я б помог, и все дела.

– Оно мне надо? – Женя не мог вникнуть в суть претензий.

– Да уж, с такими жизненными позициями коммунизм мы не построим, – Юра вздохнул, и Женя расхохотался от души.

– Ты собрался коммунизм строить? Пока меня не было, тут что, партсобрание прошло? Еще лапша с ушей не обсыпалась?

В коммунизм Юра тоже не особо верил, поэтому, чтоб не выглядеть глупо, решил не доказывать недоказуемое.

– Галку б мою сюда запустить, – сказал он мечтательно, – ты б видел, что она у тещи в деревне наворотила!

– Ну, так сдай ее мне в аренду – она у тебя очень ничего.

– Дурак ты, Жень, – Юра покачал головой, – давай, покажешься шефу, а потом займемся культурной программой. На твоей поедем или на моей?

– Конечно, на моей, – Женя улыбнулся, пренебрежительно глядя на белый бок старенькой «копейки», видневшейся в распахнутую настежь калитку.

* * *

Отдел пуско-наладки занимал всего одну комнатку в шестнадцать метров; на ней висела табличка «начальник», и, кроме самого Федора Николаевича Зеленева, там еще сидела Нина – экономист тире секретарь и далее по нисходящей до «принеси – подай – пошла вон». Старый начальник – Борис Макарович Кутепов, какое-то время даже спал с ней, но потом она вышла замуж, а сам Кутепов умер. Зато с новым начальником общий язык Женя нашел быстро – это был абсолютно другой человек, и если иногда делиться с ним леваком, то можно было «ходить в шоколаде» и творить, что угодно.

Неофициально к отделу относились еще часть широкого темного коридора, именуемая «курилкой», и отгороженная от нее, кладовка с запчастями. Впрочем, курилка, как правило, пустовала – отработав месяц на выезде, наладчики сразу уходили в отгулы, иначе изголодавшиеся жены давно ударились бы во все тяжкие, дети перестали узнавать отцов, обветшали квартиры, поржавели машины и заросли травой дачи. Вместе народ собирался лишь четыре раза в год (первого января, первого мая, седьмого ноября и восьмого марта), чтоб провести партийное собрание, принять соцобязательства, выпить много-много водки и в течение недели разъехаться вновь.

Гулко протопав по пустому коридору, Женя открыл дверь.

– Федор Николаевич, а я денежки привез, – он остановился у стола, многозначительно потрясая стопкой актов с синими печатями, которые заводская бухгалтерия быстро обращала в зарплаты, премии и массу других полезных вещей.

– Спасибо, – шеф небрежно пролистал бумаги; придвинув калькулятор, сложил подчеркнутые жирной чертой суммы, и только после этого довольно улыбнулся, – орден тебе, Глухов, дадим – ты отделу месячный план вытянул.

– Да, ладно, – Женя придвинул свободный стул и уселся по другую сторону стола, – орден Олегу Чернову отдайте, а мне б в Москву смотаться на пару дней – по личному делу.

– Опять девки? – шеф вздохнул, – пора, Жень, завязывать.

– Это почему? – Женины глаза удивленно округлились, – вам-то они чем мешают?

– Они не мне – они тебе могут здорово помешать.

– Неужто «залетел» кто? Быть не может! У меня девиз – предохраняться, предохраняться и еще раз предохраняться, как завещал Великий…

– Хватит дурака валять, – перебил шеф, даже не улыбнувшись, – вернешься, поговорим. Москва, значит?.. – он открыл красную папку, к которой все ребята относились с особым трепетом, ведь там находились еще не отработанные вызовы, – тут, брат, проблема – нет у нас ничего в Москве.

Пока шеф перебирал телеграммы, Женя ждал молча; он прекрасно знал, что безвыходных ситуаций не бывает, и полученные с прошлой командировки деньги, надо отрабатывать – для шефа это ведь была фактически вторая зарплата!

– Слушай сюда, – убрав папку, шеф развернул «простыню», где отмечались отгрузки оборудования, – два месяца назад в Перово – это совсем рядом с Москвой, загнали мы автоматическую линию; наладка бешеных денег стоит, а они молчат. Съезди, разнюхай, какая там обстановка; будут они нас звать или нет… короче, понял. Как раз пары дней тебе хватит.

– Класс! – Женя довольно потер руки. Чтоб поддерживать с шефом такие отношения, никаких денег было не жаль! …Но не в этот раз, – подумал он, – еще неизвестно, что за амбиции у московской барышни, а то в столице все дорого…

– Иди, – шеф махнул рукой, – но, смотри, не больше трех дней с дорогой! Иначе очень много потеряешь!

– Ладно, Федор Николаевич.

…И что ж я могу потерять? – уже в коридоре Женя усмехнулся, – обычную его примочку – командировка летом к морю? Так мне Москва интереснее… и чего он до моих девок-то домахался? Кого хочу, того и имею…

Из проходной он появился уже с командировочным удостоверением и смешной суммой, которую бухгалтерия выписала ему на три дня; это так, раз посидеть в московском кабаке, но не отказываться же, если дают?..

– Все вопросы решил, – сообщил он, усаживаясь за руль, – сейчас сразу билет на Москву возьму, чтоб не дергаться.

– Ну, ты даешь… – Юра уважительно покачал головой, – как ты его всегда уговариваешь? Черт какой-то тебе помогает.

– А хоть и черт – знаешь, мне без разницы.

Машина лихо развернулась в направлении вокзала.

В отличие от Москвы, очередей в кассовом зале не было, зато были билеты. …Интересно, если туда никто не едет, выходит, это москвичи массово бегут из столицы?..Впрочем, мое-то какое собачье дело до их кошачьей жизни?..

Через пятнадцать минут, уже с билетом, Женя вышел обратно к стоянке и увидел, что Юра не терял время даром – вальяжно положив руку на крышу машины, он весело общался с двумя девушками. Они стояли спиной, и Женя видел только ножки в джинсах, короткие курточки – желтую и красную, и две аккуратные головки – темненькую и светленькую, причем, по каким-то неуловимым признакам, блондинка ему понравилась больше. Рядом стояла огромная сумка, которую девушки могли б нести, разве что, вдвоем.

…Приезжие – это хорошо, – решил Женя, – это почти как в командировке – трахнулись и разбежались, и никто никому…

– Вон, он! – Юра вскинул руку, – сейчас едем, девчонки!

Женя быстро навесил на лицо улыбку.

– Всем привет! – от брюнетки резко пахнуло духами, и он подумал, что подсознательно сделал правильный выбор; повернулся к блондинке, – меня зовут Женя, а вас?

Девушки удивленно переглянулись – обычно у «таксистов» процесс посадки выглядел менее интимно, однако блондинка все же назвала имена. Настоящими они были или нет, неизвестно, но получалось, что ее звали Света, а брюнетку – Люда.

…А Светы в моей коллекции еще нет, – с удовольствием отметил Женя, – надо разбавить этих чертовых Тань; я, конечно, понимаю – самое популярное имя в последнее десятилетие, но не до такой же степени!..

– И куда едем? – Женя поднял сумку, действительно оказавшуюся тяжелой.

– В Северный.

– Запросто, – он опустил груз в багажник, а Юра галантно распахнул заднюю дверь.

Девушки прыснули со смеха, наблюдая, как два взрослых парня выделываются перед ними, но, похоже, им это даже понравилось, потому что в машину они залезли бойко и без лишних вопросов.

– Как вы думаете, в лесу уже сухо? – спросила Люда, когда машина тронулась.

– В лесу?.. – Юра обернулся, – а вы собираетесь в лес?

– Да. Друзья на вылазку пригласили; с палатками и все такое, а мы сомневаемся – в палатках же, наверное, холодно?

– Правильно сомневаетесь – в лесу еще снег лежит.

– Ладно вам – снег…

– Ой, а куда это мы? – встрепенулась Света – она неотрывно смотрела в окно и заметила, что машина свернула с обычного для таксистов маршрута.

– Ненавижу Московский проспект, – пояснил Женя, – там, то менты, то светофоры; есть дорожка получше.

– Получше – это мимо его дома, – Юра засмеялся, – кстати, у него тоже настоящий лес, только никаких палаток не надо – дом капитальный; ванна с горячей водой, теплый сортир, но вокруг лес. Девчонки, вы подумайте, а то в палатке застудите свои женские органы и детей потом не будет.