Текст книги "Медведь"

Сергей Фокин
Медведь

Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В оформлении использована фотография:

© dundanim / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru

* * *

Как бы вы ни рассказали историю,

в ней всегда будет присутствовать

еще и обратная сторона.

1

Она стояла на обочине и иногда поднимала правую руку. Выбранное место просматривалось издалека, и водители проносящихся мимо машин не могли ее не заметить. Но никто из них не торопился притормаживать, чтобы спросить, почему такая хрупкая девушка стоит одна на самом выезде из города вдалеке от всех автобусных остановок.

Одета она была просто – в сероватую футболку навыпуск, давно не стиранные джинсы – потертые и в одном месте заштопанные толстыми нитками – и мятые кроссовки, которые наверняка по утрам напяливала на ноги без расшнуровки. За спиной у нее висел дорожный рюкзак, через петли которого был продет темно-синий свитер, а на плече – большая гитара в черном чехле. Короче говоря, драный воробей после хорошей трепки.

Именно гитара почему-то привлекла внимания Виктора, и он сбросил скорость.

Городская зона здесь заканчивалась, поэтому сзади сразу же раздался недовольный сигнал: водители только начинали разгоняться, а тут какой-то недотепа вздумал останавливаться. Впрочем, он не обратил на это особого внимания. За те несколько тысяч километров, что пришлось одолеть в последние дни почти без отдыха, ко всякому привыкаешь. Тем более что Виктор не считал себя экстремалом и «поворотники» включал аккуратно.

На проститутку девушка явно не походила. И дело не только в гитаре. Если захочешь продать себя подороже, напялишь и контрабас. Но по дороге из Таксимо Виктор видел столько торгующих собой девиц, что их усредненный образ прочно сидел у него в голове. У тех и движения были другими, и одежда. А самое главное – выражение лиц. Эта девушка не зазывала, а просила, причем не требовательно, а как-то даже отстраненно. И глаза ее, появившиеся в приоткрытом окне, смотрели сквозь Виктора.

– Подбросите? – спросила она, махнув рукой вперед.

– Садись.

Девушка сняла из-за спины гитару и только потом взялась за ручку двери. На сиденье забралась довольно проворно, поставив инструмент под ноги, так что он лег грифом ей на плечо.

– Куда тебя?

– До поворота на Дзержинск.

Виктор посмотрел на нее с интересом. Вблизи она выглядела очень даже симпатичной. Футболка почти не просвечивала, но грудь выступала довольно заметно – и, похоже, обходилась без всякого бюстгальтера. Растрепанные волосы только добавляли облику какой-то «домашности». Должно быть, нравится мужикам.

– Вообще-то, я в Дзержинск и еду, – сказал он.

– Тогда прямо туда, если не трудно.

– Не трудно.

«Тойота», заурчав мотором, двинулась по обочине, а через пару секунд выкатила на асфальт.

– Что-то далековато от города голосуешь?

– Так получилось. Один козел высадил. – Она махнула рукой и отвернула лицо.

– За что же нынче козлы высаживают? – Возможно, любопытство было излишним, но Виктор рассудил, что взамен своей помощи может рассчитывать на небольшую откровенность.

– Да не дала я ему! – Похоже, девушка не смогла сдержать нервозность.

– В каком смысле? – Виктор широко раскрыл глаза.

– В обычном. Знакомый это один. Обещал до Дзержинска отвезти, потому что ему по дороге было. А потом захотел трахнуть. Ну, я послала его подальше – он на меня и разозлился.

– Ничего себе знакомый!

Девушка болезненно поморщилась.

– Есть такие… Кобели!

Хмыкнув, Виктор покачал головой, обдумывая ее слова, потом снова спросил.

– И что, часто так пристают?

– Часто. Я не люблю на маршрутках ездить. Денег лишних нет. А у водил одно на уме: если девчонка – значит, мочалка.

– Ну, эти стоят не с гитарами! – усмехнулся Виктор.

– Не каждый понимает. – Девушка повернула лицо, и он увидел, что на носу у нее висит золотистая бусинка. Глаза пассажирки были большими, светло-серыми и в полутьме салона показались даже какими-то прозрачными. Но в целом – красивыми и выразительными.

– Играешь?

– Да, и пою немного.

Они проехали пункт ГИББД, и один из инспекторов, помахивая полосатой палочкой, посмотрел им вослед. Возможно, сумел разглядеть инструмент.

– Изобрази что-нибудь.

Она без слов расстегнула молнию чехла и осторожно извлекла из него гитару. Та оказалась немного поцарапанной, но выглядело еще свежо.

– Боевая? – спросил Виктор. Он не особо разбирался в этом вопросе: играл когда-то давно, сейчас многое подзабылось.

– Я ее везде с собой беру. Она даже жизнь мне спасала.

– Это как?

– Длинная история. В другой раз расскажу, – отмахнулась девушка.

– Ладно.

Поставив до-мажор, она провела по струнам, проверив, как те звучат, потом немного подтянула третью струну, еще раз тренькнула и предложила:

– Из Егора Летова.

– Валяй.

Виктор обратил внимание на грязь под ее ногтями, но промолчал.

Он был равнодушен к «Гражданской обороне», а в последние десять лет новой музыки почти не слышал – из-за обстоятельств своей жизни. Но песню «Про дурачка» помнил, и когда девушка начала первый куплет с перебора, ему вспомнились конец восьмидесятых – школа, пацаны, бренчащие на гитаре у подъезда. Потом, после распада Союза все это как-то незаметно ушло. А может, просто видоизменилось, только он уже был занят своими «взрослыми» делами и не замечал ничего вокруг.

 
Моя мёртвая мамка вчера ко мне пришла
Всё грозила кулаком, называла дураком.
 

У Виктора неожиданно вырвался глубокий вздох – такой нервный, что даже в горле запершило.

Именно поэтому он и ехал сюда из Сибири – во всяком случае, так ему казалось. Два месяца назад умерла мать, а он даже не знал об этом. Телеграмму от сестры получил, когда вернулся из тайги, и ехать на похороны было уже поздно. Тогда он и вспомнил, как в последнее время мать несколько раз ему снилась и ругала – правда, кулаком не грозила, а будто плакала. Выходило даже как-то нелепо – поругает, чуть подзатыльник не даст, как в далеком детстве, а потом садится за стол – и причитает. А что говорит – не очень-то разберешь. Похоже, жалела она его больше, чем ругала. Впрочем, на то она и мать, чтобы видеть насквозь и знать, как помочь.

Ехать или не ехать, Виктор не сомневался, хотя время-то было уже упущено. На могилу можно и зимой сходить, все одно остался для матери непутевым. Но имелось еще обстоятельство, которое пересилило все его причины остаться дома. Оно, это обстоятельство, тлело в душе, дожидаясь своего часа, чтобы вспыхнуть пожаром. И, похоже, смерть матери этому и способствовала…

Не бывает атеистов в окопах под огнём…

Когда последний аккорд затих, Виктор подумал, что девушка как-то незаметно перешла на бой, и вышло у нее это довольно органично.

– Хорошо, – сказал он, для убедительности еще и кивнув. – Сильно. Давно играешь?

– Давно. Живу я этим.

– В каком смысле? – По всему выходило, девушка была занятная – не смотри, что больше восемнадцати не дашь.

– В Нижнем на Большой Покровке работаю. Пою или аскаю. – Она посмотрела на собеседника и после паузы пояснила: – Деньги собираю у прохожих. Это в зависимости оттого, сколько у нас ребят соберется.

– У вас целый оркестр, что ли? – удивленно хмыкнул Виктор. Дороге он тоже не забывал уделять внимание.

– Нет, просто друзья приходят. Когда Макс с Геном поют, мне делать нечего. У Макса голос такой, что душу выворачивает. С ним аскать хорошо. Да его и знают уже все. Он давно на Покре прописался. Может, вы тоже слышали.

– Вряд ли. – Виктор посмотрел на собеседницу. Расческа ей явно не повредила бы. А еще лучше – поход к парикмахеру. Волосы длинные – чуть ниже плеч, но так небрежно прихваченные на затылке каким-то подобием приколки, что множество прядей просто свисало по сторонам и даже уши умудрялись почти закрыть. – Я в последние годы не бывал в Нижнем.

– А-а, – протянула она понимающе.

– И много зарабатываешь, если не секрет?

– Когда сотню, когда две. На дринч хватает.

Виктор немного напрягся, соображая, о чем идет речь, потом догадался, что это, скорее всего, что-нибудь адаптированное из английского. Дальше разобраться было уже легче.

– И что, всегда этим заканчивается?

Она с некоторым непониманием посмотрела на него, потом вдруг замотала головой:

– Нет! Но часто. Ведь нам торопиться некуда. Посидим, потом разбегаемся кто куда.

– Такое ощущение, что вас дома никто не ждет, – хмыкнул Виктор.

– Конечно! Макс в подвале живет. Ген – в детском садике ночует. Он там работает. Правда, без трудовой, потому что в паспорте прописка рязанская.

– Ого!

– Вместо него какая-то женщина устроена. Ей стаж идет – ему деньги. Всем хорошо. К тому же спать есть где.

– А ты, стало быть, в Дзержинске обосновалась?

Девушка нахмурилась и отозвалась с небольшой задержкой.

– Ага.

– С родителями?

– Вот еще! – Она даже взъерошилась, став больше походить на воробья. – Они у меня далеко, в Сеченово.

– Учишься, что ли, здесь?

– Училась.

– Что это значит?

– То и значит. Бросила. – Девушка произнесла это буднично, словно каждый день меняла учебные заведения. – После второго курса. Надоело. А вписалась к одному знакомому… Он алкаш, но, когда трезвый, с ним можно жить. Веселый, тоже когда-то в походы ходил, хипповал немного.

Виктор включил поворотники и стал перестраиваться в левый ряд. Девять лет назад в этом месте светофора не было. Правда, тогда и машин на дорогах столько не ездило – поворачивай без проблем. Сейчас одних только дальнобойщиков в пределах видимости маячило штук двадцать, не меньше.

Съехав с Московского шоссе, двинулись на юг. Осталось еще километров пять, и можно будет нормально отдохнуть. Он не останавливался в мотелях, потому что в августе ночами еще не холодно, а на фоне жаркого лета в машине спать даже лучше, чем в гостинице. К тому же ее конструкция приспособлена к таким ситуациям: сиденья раскладываются – можно двоим улечься без проблем.

Они одолели последние километры в молчании: девушка запаковывала в чехол гитару, Виктор задумался о своем. У Северных ворот он спросил ее:

– Где тебя высадить?

– Возле «Эдема».

– Честно сказать, я давненько не бывал здесь, поэтому не знаю, где это.

– Раньше он назывался «Детский мир», – подсказала она. – Если прямо ехать, две остановки.

Вскоре Виктор остановил машину и повернулся к пассажирке:

– Ну, удачи тебе!

– Спасибо.

– Не за что.

– Приезжайте в Нижний. Я почти каждый день на Покровке. Пройдете мимо кинотеатра, там еще в кафе ремонт идет. Мы тут недалеко тусуемся.

Он кивнул:

– Постараюсь.

Девушка уже выбралась из машины и взялась за дверцу, чтобы ее прикрыть, когда Виктор спросил ее с улыбкой:

– Как звать-то тебя?

– Юля…

Дверка захлопнулась, и компьютер перестал пищать. Виктор провожал взглядом попутчицу, пока она не перешла на другую сторону дороги и не скрылась за поворотом ближайшего дома, потом снова завел мотор.

2

Привычка всегда быть первым появилась у Виктора еще в школе. Учеба давалась легко, но таких, как он, в классе было немало, и это служило главным стимулом, чтобы не расслабляться.

Особых планов на жизнь он не имел. Знал, что будет поступать в университет, даже прикидывал, что на радиофизический… Впрочем, способностей и знаний ему хватило бы для любого другого факультета. Почему выбрал радиофак, объяснить, не смог. Наверно, судьба.

В последнем классе появилась у него девочка, которую звали Танзиля. Она была татарочка, и мечтала после школы поехать в Казань, поэтому никакой перспективы у их отношений не было. Да, сказать по совести, к тому времени Виктор еще не созрел для противоположного пола. Дружба вылилась в прогулки по городу, разговоры о высоком и иногда – походы в кино. Он даже не поцеловал ее ни разу. Когда Танзиля уезжала, провожал на вокзале, но вместо обещаний ждать только попросил написать, как устроится. Письма так и не получил и, по большому счету, не расстроился из-за этого.

Времена комсомола к тому времени безвозвратно ушли, им на смену пришла оголтелая демократия. В школе не стреляли из пушек по Белым домам, но в выпускных классах дети как-то очень резко оказались предоставлены сами себе. Некоторые воспользовались свободой – и едва-едва получали аттестаты.

Виктору повезло. Отец у него был старым коммунистом, половину жизни прожил в деревне, поэтому при случае мог пригладить детей ремнем. Им с сестрой он выстроил правильную систему ценностей. Со своим средним баллом Виктор поступил в университет без всяких проблем.

Тяжело, как водится, было только первые два курса. Потом понемногу зачетка стала работать за него.

На втором курсе у Виктора появился новый друг – Андрей Руднев. Он был на год старше, пришел в группу из академического отпуска, поэтому поначалу их интересы немного не совпадали: один реализовывал себя в учебе, другой – в девушках. Но симпатия между ребятами со временем окрепла, и на третьем году обучения они стали уже закадычными друзьями.

Более опытный Руднев научил Виктора пить «по-умному» – для веселья и расслабухи. Потом, как правило, они искали девчонок, и зависали с ними до утра. Деньги приходилось зарабатывать самим, разгружая ночами машины на овощной базе. Так делали многие студенты, особенно те, кто жил в общежитии. Этой же отговоркой оправдывались перед родителями.

Переспать с девушками Виктору пришлось только пару раз, потому что «умным» веселье выходило не всегда, и часто случалось, что он вырубался, когда дело еще только-только назревало.

Вообще, слабость к алкоголю была неприятной особенностью его организма. То ли изнеженный цивилизацией, то ли подверженный некоей аллергической реакции, Виктор не мог пить много. Особенно крепкие напитки. Когда Руднев, хитровато подмигивая, показывал ему в пакете прозрачное горлышко «Пшеничной», раздобытое по талонам, в желудке у Виктора начиналось извержение. Его пучило, а иногда и проносило. Правда, первая же рюмка прогоняла все эти симптомы, но после третьей-четвертой мог произойти казус: Виктор, до того оживленно разговаривающий и развлекающий девочек, вдруг становился сонным и угрюмым, а потом просто валился с ног. Сознание его мутнело, и он быстро засыпал.

Это происходило до тех пор, пока Руднев не вывел для него особую формулу: 1-0-1-0-0-1-0-0-0. Она означала, что Виктор участвовал в первом тосте, второй пропускал; затем в третьем – четвертый и пятый пропускал. И так далее. После нескольких экспериментов ребята признали ее эффективной.

Впервые он переспал с девушкой тоже на третьем курсе. Формула показала себя с хорошей стороны, он прошел всю дистанцию застолья как марафонец, мечтающий совершить рывок перед финишем. Девочка ему досталась не так, чтобы очень симпатичная, вдобавок ко всему не в его вкусе – слишком пухленькая. Но допинг сработал и сгладил острые углы. Они разлеглись на одной из кроватей в комнате, в то время как на другой хихикали Руднев и еще одна студентка.

И по большому счету, все прошло замечательно. Девчонка оказалась опытной и основную часть дела взяла на себя. Но стресс, который испытал при этом Виктор, все-таки перевесил влияние выпитого. Когда все закончилось, он подобрался к столу и опрокинул в себя еще одну рюмочку. Помимо формулы.

Наверно, пухленькая мечтала о продолжении, но партнер рухнул на пол, даже не добравшись до кровати. Пришлось звать на помощь Руднева.

Потом была еще одна – выпускница пятого курса экономфака. Поначалу было неизвестно, что она искала в таких салагах, но позже Виктор все-таки это понял. Вдвоем с другом они работали, над нею, не покладая рук, и только утром она отпустила их, так и не насытившись до конца.

Это оказалось незаменимой школой. Виктор сразу почувствовал себя мачо, и его робость перед девушками пропала навсегда.

Свою судьбу он встретил на четвертом курсе первого сентября. Придя в университет, болтал с товарищами по группе, а потом пошел смотреть расписание занятий. И тут, возле доски с огромными листами ватмана, исписанными ровным почерком секретаря завкаферы, увидел фею с двумя шикарными косичками, на старинный манер закрученными по разным сторонам головы. Она была одета в белую блузку с оборками и короткую юбочку, открывающую стройные и длинные ноги. Ее точеная фигурка просто поразила его воображение, а лицо – немного бледное, несмотря на прошедшее лето – очаровало и пронзило сердце.

Он даже задохнулся, когда она прошла мимо, обдав ароматом – нет, не духов: это было бы слишком обычно! – юности и свежести. Виктор, втайне уже считавший себя познавшим жизнь до самых тонкостей и не веривший в любовь с первого взгляда, оказался сражен холостым выстрелом. Но надо отдать ему должное, мешкал он недолго. Толкнув в бок подошедшего Руднева, прошептал:

– Какая девочка!

– Слюнки потекли? – хохотнул тот, верный своей привычке острить. – Поосторожнее с первокурсницами.

– Сегодня вечером я занят!

Андрей взглянул на девушку с видом знатока и произнес, глубокомысленно сморщив лоб:

– Завидую, брат.

В тот же день Виктор узнал, в какой группе будет учиться незнакомка, а потом подкараулил ее возле выхода и «случайно» подтолкнул на лестнице. Ее звали Галя, и хотя это имя никогда не нравилось Виктору, с этих пор оно стало звучать для него музыкой.

Как проходило обучение на четвертом курсе, он помнит плохо: все свое время посвящал девушке. Вместо того чтобы сидеть в библиотеке и готовиться к лабораторным или курсовым работам, дни напролет торчал под дверями аудиторий, где занимались первокурсники. Едва лекция заканчивалась, и студенты высыпались в коридор, налетал коршуном и хватал свою добычу, отгоняя от нее конкурентов.

Похоже, его внимание Гале нравилось. Она действительно была одной из самых красивых на потоке, и к ней со всех сторон тянулись смазливые ручонки не выросших из пеленок ребят. Виктор бил по ним наотмашь. Силой и крепостью мышц он никогда не отличался, но язык у него был заточенным под смертельные уколы. Галя держалась за живот, когда Виктор начинал стебаться над бедолагами. Тем ничего не оставалось, как опозоренными уходить в тень.

Он носился со своей любовью, как курица с яйцами – не давал ей ни дня передышки. Если несколько часов не общался с девушкой – чувствовал, что внутри начинает созревать какое-то «темное» пятно, которое нельзя было увидеть обычным способом. Оно «проявлялось» лишь при пристальном внимании. Когда родители увозили Галю на дачу, это пятно разрасталось и становилось ощутимым физически – будто в груди образовался камень, каждую секунду прибывающий в весе. Иногда Виктор рисовал себе картину, в которой на даче к Галине приходит в гости молодой и красивый соседский парень, и они вместе гуляют по дороге вдоль бесконечных полей. Высокие стога манят душистой травой и понятным лишь молодежи смыслом, а отсутствие вокруг людей подталкивает к озорству.

От таких мыслей камень раскалялся и начинал понемногу перекрывать дыхание. Виктор злился на себя, пытался уговорить, успокоить, но слова мало что стоили в его состоянии.

Он влюбился по самые уши. Это было даже больше, чем любовь. Руднев вначале только посмеивался над другом, а потом всерьез забеспокоился.

– Ты рехнулся, Витек. Когда учиться начнешь? Ведь вылетишь после сессии!

На старом авторитете экзамены все-таки зачлись. Но долго так продолжаться не могло, и Руднев, вникнув в его состояние, посоветовал:

– А ты застолби ее! Чтобы больше не волноваться так.

Увидев недоумевающий взгляд друга, пояснил:

– Мне тебя учить, что ли? Чпокни – и все дела. Никуда она не денется.

Поначалу Виктора принял эти слова в штыки, даже чуть не поругался с Рудневым. Галя казалась ему чем-то воздушным, неприкосновенным, к чему нельзя лезть с грязными руками. Она излучала невидимый эфир, в котором он купался и получал от этого наслаждение. Но стоило закрыть глаза и представить себя в постели с девушкой, как внутри вскипала волна желания и обещала наслаждение в тысячу раз большее. Как свободное падение с самолета или американские горки – даже дух захватывает, так что хотелось орать.

Все-таки он был мужик, хоть и влюбленный.

А через некоторое время признал слова Руднева справедливыми и стал готовиться к главному поступку в своей жизни. Все, что было у него с женщинами прежде, отмел и больше не вспоминал. Во всем мире имелась только одна девушка, которую он стремился получить полностью.

Все решил один случай. Они проводили вечер в университетском общежитии, где у Галины жила новая подружка. Там к их кампании и прицепился паренек с биологического факультета. Он был просто собранием анекдотов! Рассказывал их несколько часов подряд, так что девчонки смеялись, не умолкая. И при этом всякий раз посматривал на Галину, словно давал понять, что свое выступление посвящает ей. Потом оказалось, что он входит в команду КВН универа, и это только подлило масло в огонь.

Так уж сложилось, что в составе команды были почти одни ребята, а в группе поддержки, соответственно, девочки с первого по третий курс. Парень и предложил Галине вступить в их группу. Расписал в красках и лицах, как это здорово выглядит со стороны – романтично и интеллектуально насыщенно.

Галя загорелась идеей, и стала посещать репетиции КВН-щиков. Волей-неволей вместе с ней пришлось ходить туда и Виктору.

Возможно, если бы он сразу расставил все точки над «i», поговорив с девушкой серьезно об их отношениях, все получилось бы иначе. Но она была еще юна и любопытна, ей хотелось не отставать от жизни, а пить ее полной чашей. Как, впрочем, и большинству студентов. В этом отношении Виктор был уже стариком: он определенно знал, что ему нужно.

И поэтому в один из дней пригласил Галю на дачу к своему однокурснику. Там было несколько пар – как новых, так и уже состоявшихся. Дело происходило в феврале, и дом, как следует, протопить не смогли: все были слишком заняты романтической частью вечеринки. Когда пришло время ложиться спать, ребята поняли, что упустили важный момент. Только, чтобы все исправить, требовалось время. Конечно, в печи набросали дров, зажгли электрические камины, но раздеваться все равно никому не захотелось. Выход из положения нашел Виктор. Он порылся в одном из ящиков и извлек оттуда туристический спальный мешок.

В этом мешке они оказались вдвоем с Галей.

Хмель расслаблял, но не настолько, чтобы потерять над собой контроль. Виктор понял, что наступает самый главный момент в его жизни: он должен показать все, на что способен.

Конечно, когда он повел девушку на второй этаж, у него немного дрожали руки, а в голове царил полный кавардак. Так бывает не только у людей. Мотылек, порхающий вокруг благоухающего цветка, не сразу садится на него. Вначале он трепещет от наслаждения, вдыхая аромат нектара, потом отлетает чуть подальше – и вздрагивает, любуясь красотой лепестков. Лишь когда получит эстетическое наслаждение – ныряет в одуряющую пучину цвета с головой.

Они забрались в мешок и тесно прижались друг к другу. До этой поры Виктор только пару раз целовал ее в темном подъезде, когда провожал до квартиры: Галина всякий раз старалась выскользнуть и торопилась домой. Но сейчас ей некуда было деться, она это понимала и сама. Поэтому позволила целовать себя, сколько он хочет.

На ней был свитер, и через него он чувствовал, как набухает ее грудь. Когда они согрелись в мешке, он задрал этот свитер вместе с майкой, вывернул бюстгальтер – и растворился в теплоте девичьего тела.

Было страшно тесно и неудобно. Галя закрыла глаза и полностью отдалась ощущениям, а Виктору пришлось «изобретать способы и принимать решения». В конце концов, он немного расстегнул за своей спиной молнию мешка, и это спасло положение.

Они уснули почти голые. Джинсы и трусики девушки болтались где-то в ногах, она повернулась спиной, доверчиво прижавшись к нему ягодицами, и он обеими руками сжимал ее груди, словно боялся расстаться с ними хоть на мгновение.

Следующую ночь на даче они опять провели вместе. Эти часы запомнились ему на всю жизнь. На этот раз Галя сняла бюстгальтер заранее, и они прижимались друг к другу, обмениваясь теплом тел. Даже под утро, когда печь остывала, а дом вымораживался, им вдвоем было уютно и комфортно.

Теперь она стала полностью ЕГО девушкой. Осознание это приводило Виктора в восторг. Какое-то время он находился в эйфории, понимая, что обладает сокровищем, равным которому нет в мире. И все-таки его не покидало тревожное ощущение возможной потери. Иногда он на секунду представлял себе, что вдруг появляется некий человек, который тоже предъявит свои права на Галю, и за нее придется биться. Он заранее ненавидел этого человека, желал ему смерти еще до рождения, и озирался вокруг себя, чтобы не пропустить его появления. Ощущение того, что ради обладания девушкой он готов покалечить кого-то, немного пугало Виктора. Он старался не придавать значения своим фантазиям, но от этого тревога никуда не уходила. Она лишь становилась гибче, появляясь в самые непредсказуемые моменты и отравляя ему жизнь.

На восьмое марта он подарил Гале золотое кольцо. Для этого пришлось две недели разгружать ночами вагоны с зерном, и руки со спиной просто отваливались: при росте почти сто восемьдесят сантиметров Виктор все-таки выглядел щуплым ботаником. Он не был рожден для такой работы.

Сверкающие глаза девушки почти мгновенно вылечили его. В этот день они с Галей были счастливы.

– Послушай, – сказала она однажды. – Почему-то мне кажется, мы поступили не очень хорошо там, на даче.

– Ты о чем? Было здорово.

– Да, правда. Но мы поторопились. Давай больше не будем этим заниматься…

Она смотрела на него большими глазами, и ее волосы заструились по плечам золотисто-соломенным водопадом. Цвет был натуральным, и даже Андрей Руднев оценил его на «отлично».

– Ты не хочешь, чтобы мы больше…

– Пока! – пояснила она терпеливо. – Только пока.

– А когда же будет можно?

– После того, как поженимся.

Ответ был таким неожиданным, что Виктор оцепенел. О свадьбе он сам стал думать только недавно, но мысль, возникнув однажды, продолжала укрепляться день ото дня.

Это сразу решало бы многие проблемы. Если Галя станет его женой, он не будет так бояться лишиться ее. Андрей Руднев как-то сказал по-дружески: «Ты стал немного сумасшедшим в последнее время, Витек». Он и сам чувствовал, что любовь начинает пожирать его изнутри. Вернее, то, что отпочковалось от любви, и таковой являлось только с натяжкой.

Но бороться с этой силой он не мог и не хотел. По молодости человек не понимает середины: ему подавай или право, или лево. «Ревнует – значит, любит». Так говорила мать Виктора, которую отец иногда гонял по квартире, несмотря на свое партийное прошлое. «Коммунизм коммунизмом, а табачок-то врозь!» Женщина у каждого должна быть своя, и если она не внушает доверия, шастает по соседям и поздно возвращается с работы – нужно ее воспитывать. Когда на него находили приступы ревности, он лупил жену, не разбирая, куда попадает. Доставалось и детям, если те пытались встать между родителями. Кстати, старик в зрелых годах не стал сдержаннее. Похоже, сейчас в Викторе сказывалась его порода.

Решение пришло сразу. Он написал заявление об академическом отпуске, предполагая, что через год положение изменится, и можно будет восстановиться на кафедре. А потом устроился работать.

Поскольку к железу склонность у него имелась всегда, а после всех путчей и тихих революций в страну хлынул поток импортной бытовой техники, ее обслуживание стало делом перспективным. Виктор устроился в фирму по ремонту стиральных машин и холодильников.

Дела у него сразу заладились. Когда он почувствовал, что от этого зависит его дальнейшая судьба, взялся за дело, засучив рукава. Через полгода уже стал бригадиром с хорошим окладом и перспективой.

Свадьбу сыграли в середине августа. Родители Галины были людьми интеллигентными – суеверий не признавали, поэтому выбрали время, когда фрукты дешевле. К тому времени Виктор уже скопил некоторую сумму, и сразу сделал жене дорогой подарок – ожерелье с бриллиантом. Зачем студентке такое украшение, не задумывался. Главное для него было – снова увидеть радостный блеск в ее глазах.

Она его поцеловала так крепко, что какой-то старик за столом произнес во внезапно установившейся тишине:

– Огонь-баба! Ровно что съесть хочет…

Брачная ночь была для Виктора сказочной. Он, словно паук, опутал молодую жену паутиной своих объятий, не мог нацеловаться и готов был пить воду с ее лица. Насытившись друг другом, они строили планы, как потратить подаренные гостями деньги, чем заняться в недалеком будущем и что приобрести в первую очередь.

Галине очень хотелось отдельную квартиру, и Виктор пообещал, что через год они в нее въедут.

К тому времени экономика страны превратилась в нагромождение финансовых пирамид, и люди находились в эйфории оттого, что, не ударив палец о палец, могут получить огромные проценты с вложенных денег.

У Виктора оказалось отменное чутье. Он успел прокрутить семейные сбережения, вынуть их и в последний момент перед дефолтом купить двухкомнатную квартиру в Дзержинске. Конечно, это не то, что Нижний, но между городами всего сорок километров, а жить подальше от родителей была их совместная с женой мечта. Кроме того, в Дзержинске протекло все его детство.

Тем временем дела в фирме пошли не так хорошо, как прежде, хозяин стал часто пить, и управление незаметно перешло к Виктору. Он заключал договоры с поставщиками запчастей, крупными магазинами, когда требовалось, подкупая нужных людей. Увеличил штат сотрудников, и вместо того, чтобы окончательно развалиться, дело стало приносить большой доход. Хозяин, однажды протрезвев, подписал документы о вводе Виктора в число учредителей – и хорошо сделал: после очередного запоя умер во сне.

Фирма полностью перешла к Виктору, и тот показал себя как думающий хозяин.

Впрочем, все, что он делал, было важно только потому, что радовало Галю. Они купили две машины: на одной девушка ездила на учебу в Нижний Новгород, а другая – поменьше – как раз подходила Виктору: бензина потребляла мало и была очень удобна для городских парковок. Он отрыл еще две точки – забот прибавилось.

Возвращаться домой получалось теперь не раньше девяти-десяти вечера. Летом в редкие выходные они вместе отправлялись на пляж, зимой – в театр, чтобы не отставать от жизни. Впрочем, у Гали она и так била ключом. Она уже не думала о группе поддержки команды КВН, но посещала открывшиеся в городе салоны красоты и солярии. Странное дело, ее кожа оставалась такой же белой, как в первый день их с Виктором знакомства. На нее мало действовал загар.

– Зато зимой я получаю полноценный витамин D! – улыбалась Галя.

Однажды, вернувшись домой чуть раньше восьми, он не застал жену дома. Она появилась в половине десятого – как раз ко времени его обычного прихода.