Текст книги "Никто не выйдет живым"

3

Вообще-то таксист зря ударился в панику: прогуливаться по Желтому кварталу в час ночи было не более опасно, чем по рабочим окраинам на юго-западе. Соблюдай все те же нехитрые правила – и останешься цел.

Не ищи неприятностей, они сами тебя найдут. Избегай хорошо освещенных мест – там ты заметен. Старайся выглядеть самоуверенным жестоким ублюдком – тогда тебя самого будут пугаться встречные. Не позволяй никому заходить к тебе со спины. Игнорируй пьяные выкрики, которые в иной ситуации заставили бы тебя оскорбиться. Пропусти мимо ушей и быстро пройди мимо. Тем более если эти крики исходят от компании человек в десять.

Но уж если неприятности тебя отыскали и обложили со всех сторон, дыша в лицо гнилью и табаком, – бей первым. Так, чтобы сломать челюсть или нос главному в этой кодле. И не стесняйся спасаться бегством. Это не рыцарский поединок, это драка человека с псами. Когда псов слишком много, от них убегают.

В Желтом квартале все обстояло примерно так. За одним исключением – я был белым. И я не мог оставаться незаметным. Когда я добрался до кафе «Золотой дракон», за моей спиной тянулся шлейф из десятка настороженных вьетнамцев. Они что-то громко обсуждали, размахивали руками, иногда хватали друг друга за руки, кричали, но затем снова отскакивали в стороны и замолкали. Не самая приятная компания.

И поэтому я торопился дойти до украшенных иероглифами стеклянных дверей «Золотого дракона». Здесь должно было быть поспокойнее.

Маленький колокольчик, висевший под потолком, издал дребезжащий звук, сигнализируя о моем прибытии. В кафе было накурено, играла музыка, но меня и увидели, и услышали. Приветливых улыбок на лицах этих людей я, правда, не заметил.

Я двинулся к стойке бара, все еще не вынимая рук из карманов плаща и глядя по преимуществу себе под ноги – чтобы не споткнуться. На полу валялись пустые бутылки, раздавленные картонные коробки и пластиковые тарелки, в которых здесь подавали еду. Еще на полу оказалась ступня. Довольно приличных размеров. Обутая в грубый коричневый ботинок. Носка на ступне не было, и там, где заканчивался ботинок, сразу начиналась серая забрызганная грязью штанина.

– Эй! – услышал я хриплый возглас. В детстве родители учили меня откликаться только на собственное имя, а не на всякие там клички и междометия. Меня звали не Эй. Я перешагнул через ступню и пошел дальше.

Владельцу грязного коричневого ботинка это не понравилось. Что было выражено пинком в мою правую икру.

– Эй, русский! – услышал я угрожающий хрип в спину. – Куда идешь? Водки нет, девочек нет, травки нет. Пошел вон отсюда!

Сидевшие за ближними столиками вьетнамцы одобрительно закивали. Им явно не нравилось, когда русские беспокоили их в неурочный час. Кто-то схватил меня за полу плаща и потянул назад, негромко повторяя:

– Иди, иди! Чего пришел?!

Я не хотел, чтобы мой плащ разодрали на кучу лоскутков, и хлопнул по назойливой желтой пятерне. Раздался вой, как будто я только что отрубил несчастному руку по самое плечо. Стало понятно, что в ближайшие шестьдесят секунд мне надо или успеть выскочить из «Золотого дракона» на улицу (где ненамного лучше), или вспомнить, куда я засунул свой медицинский страховой полис (если медицина сумеет что-то сделать с моим телом после того, как пятьдесят разъяренных вьетнамцев покажут мне на практике, что Запад есть Запад, Восток есть Восток и вместе они сходятся, лишь держа дубину за спиной).

Но тут из-под стойки бара вынырнул Старый Ли и вежливо сказал:

– Добрый вечер, Костя.

И все немедленно обо мне забыли. Все уткнулись в свои тарелки, присосались к маленьким бутылочкам рисовой водки, погрузились в чрезвычайно важные разговоры.

Старый Ли взял меня под руку и церемонно провел в свой кабинет, отделенный от зала железной дверью, узким коридором и еще одной железной дверью.

Мы сели в кресла друг напротив друга. Ли закурил что-то ароматное, явно произведенное не компанией «Филип Моррис» и никем из легальных производителей табачных изделий. Мне были предложены белый мартини и кусочек жареной рыбы со специями. Я не отказался.

– Ты не позвонил заранее, – констатировал Старый Ли, любуясь гобеленами на стенах своей каморки. – Случилось что-то экстренное?

– Не так чтобы очень... Но помочь разобраться в этой ситуации можешь только ты.

Ли довольно расплылся в улыбке. Он любил, когда собеседник подчеркивал его, Старого Ли, исключительность. Это было действительно так. Ли отличался от большинства вьетнамцев, населявших один из микрорайонов в западной части Города. Ли приехал в Город еще в середине семидесятых, присланный вьетнамским комсомолом на учебу в политехнический институт. Проучившись положенные шесть лет, Ли не стал торопиться возвращаться на родину. Он женился на своей сокурснице, получил работу, комнату в общежитии для семейных... Как выяснилось впоследствии, создание здоровой советской семьи вовсе не было целью Ли. Его интересовал бизнес. И как только Ли получил официальный статус местного жителя, он постарался развернуться, заведя обширные связи с фарцовщиками, валютчиками и прочими энергичными людьми теневой экономики. К тому моменту, когда создание кооперативов разрешили законом, Ли был подпольным миллионером.

Поэтому он не одобрил действий своих более молодых соплеменников, которые в начале девяностых годов стали делить сферы влияния в Городе с местными бандитами, используя весь обычный набор: поджоги, взрывы, убийства, похищения... Старому Ли это было не нужно. У него уже было все. И он лишь старался не потерять заработанное ранее. Ради чего ему приходилось быть очень вежливым и доброжелательным со всеми: от официальных властей и бандитов Гиви Хромого до налоговой инспекции и молодых вьетнамских бизнесменов, торговавших в Городе нелегально произведенной водкой. Старый Ли мог договориться с любым. И он договаривался.

Иной раз, приходя к Старому Ли, я видел весьма солидных людей, которые сидели в «Золотом драконе» за маленькими замызганными столиками и ждали своей очереди на прием к Ли. А тот никогда никому не отказывал, но никогда и не упускал своей выгоды.

Круглолицый, морщинистый, вечно улыбающийся Ли выглядел азиатским Санта-Клаусом, который делает подарки круглый год. Только вот подарки у него просят отнюдь не детишки, а взрослые деловые мужчины. И бороды у Старого Ли не наблюдалось – только жиденькая полоска усов над верхней губой.

– Это нужно лично тебе? – спросил Ли. – Или работаешь на кого-то?

– Работаю, – сказал я.

– Тебе я помог бы бесплатно, – развел руками Ли. – Но раз речь о ком-то незнакомом... Сколько ты можешь дать? Скажем...

– А знаешь ли ты ответ на мой вопрос? – перебил я Старого Ли. – Обсуждать твой гонорар, когда еще неизвестно, туда ли я пришел... Это как делить шкуру неубитого медведя.

– Костя, – ласково сказал Ли, – ну зачем ты обижаешь пожилого человека, ветерана войны с американским империализмом? Неужели было такое, чтобы ты спросил, а я не ответил? Чтобы ты пришел с печалью и не ушел с радостью? У меня всегда было что тебе сказать. А и даже если сейчас я ничего тебе не скажу, то к рассвету я буду знать достаточно. В нашем мире люди не умеют хранить секреты. А я пока еще не разучился слышать и запоминать.

– Женщина попросила меня помочь, – сказал я, допивая мартини.

– Так-так, – Ли поощрительно кивнул головой.

– Женщину ограбили двое твоих земляков.

– Ох, как нехорошо! – возмутился Ли. – Грабить женщин!

– Твоих земляков трудно винить. Мало кто удержался бы от соблазна: на той женщине висело золота и камней на десять тысяч баксов.

– Надеюсь, твоя знакомая не пострадала? – Старый Ли прижал ладони к груди, всем своим видом демонстрируя глубокое сожаление. – Ей не был причинен вред?

– Она насмерть перепугалась. А потом дико разозлилась. Ей жалко пропавших вещей. Она хочет их вернуть.

– Само собой разумеется, Костя, – скорбно заметил Ли. – Каждый из нас хотел бы вернуть утраченное или потерянное, но разве всегда это возможно? Мы теряем дорогие нам предметы, теряем дорогих нам людей... Подумай, Константин, что твоя знакомая могла бы потерять не только набор ювелирных изделий, она могла потерять здоровье. Ведь могло бы и так случиться, понимаешь? И как велика была тогда скорбь родных и друзей этой достойной женщины? Я думаю, что это было бы куда более серьезной потерей. Так не лучше ли радоваться тому, что не случилось худшее, чем печалиться о происшедшем досадном инциденте...

– Ты слишком много куришь, Ли, – сказал я. – И от этого в твоих словах мало смысла.

– Я лишь могу принести свои извинения этой уважаемой даме, – продолжил Ли, как будто и не слыша моего замечания. – Могу извиниться за весь мой народ, в котором, как и в любом другом народе, есть хорошие люди и плохие. Есть ученые и поэты, а есть отъявленные мерзавцы, способные обокрасть несчастную женщину... Такова моя доля: слава достойных сынов моего народа достается лишь им самим, а вот за позор негодяев отдувается только Старый Ли...

Ли был почетным президентом вьетнамского землячества, и я мог представить, где он понабрался таких фраз.

Он смотрел куда-то поверх моей головы, медитативно покачивая лысым черепом, но не забывая вовремя стряхивать пепел в пепельницу розового мрамора.

– Ты закончил обдумывать исторические перспективы вьетнамского народа? – спросил я несколько минут спустя, когда сигарета была выкурена и Ли наконец вспомнил о моем присутствии. – Ты готов вернуться с небес на землю?

– На небесах гораздо приятнее, – грустно заметил Ли. – Там никто не пристает с такими глупостями, как украденные побрякушки на десять тысяч долларов.

– Там занимаются оптовой торговлей драгоценностями? – уточнил я.

– Иногда я начинаю плохо о тебе думать, Костя, – укоризненно посмотрел на меня Ли. – Иногда мне кажется, что у тебя нет ничего святого. А ведь у каждого человека должно быть нечто, вроде нравственной опоры. Какой-то стержень, идеал, с которым человек сравнивает свои поступки... Мир изменчив, но что-то должно оставаться неизменным, иначе мир рухнет...

– Согласен, – кивнул я и переменил позу в кресле: единственным результатом этой болтовни было то, что у меня затекли ягодицы и ляжки. – Что-то должно оставаться неизменным. И я-то как раз думал, что для Старого Ли таким неизменным идеалом, такой нравственной константой...

– Прости, – перебил меня Ли. – Какое-то новое слово. Я его не понял...

– Потом напишу тебе на бумажке, – сказал я, и Ли удовлетворенно кивнул. – Так вот, я думал, что если уж Старый Ли и уважает в этой жизни что-нибудь, так это Конституцию Российской Федерации и соглашение о разделе территорий в Городе. Разве не так?

– Так, конечно, так! – Ли потянулся было за новой сигаретой, но я опередил его, ткнул пальцами в стенку шкатулки, и та отъехала на другой конец столика. В своем нынешнем состоянии Ли не мог подняться из кресла. Он проводил шкатулку печальным взглядом и трагически спросил меня: – Почему?

– У тебя уже крыша едет, Ли, – пояснил я. – Причем не в нужном мне направлении. Я хочу, чтобы ты слышал меня и понимал.

– Слышу, – вяло сказал Ли. – Понимаю!

– Так ты все еще признаешь соглашение о разделе территорий? – снова спросил я.

– Ли всегда был законопослушным гражданином. Ли всегда соблюдал соглашение. И мои люди соблюдают соглашение. Я уважаю и Гиви Ивановича, и всех остальных...

– Тогда ты будешь неприятно удивлен, Ли, – вздохнул я. – Тебе, наверное, не сказали.

– Мне «не сказали»? Мне все говорят...

– Женщину ограбили в торговом центре на Некрасовской. А это не ваша территория.

– На Некрасовской? – Старый Ли перестал улыбаться. Он полез в карман халата, вытащил маленькую коробочку с белыми таблетками, достал одну и положил под язык.

– Вот именно, – подтвердил я. – Там сейчас работает Валера Меломан, троюродный брат Гиви Хромого. Он не слишком обрадуется, когда узнает...

– Не узнает, – сказал Ли. Он уже не был расслаблен и благодушен. Он больше не походил на Санта-Клауса. Старый Ли был озабочен. – Ты ведь не станешь болтать направо и налево?

– Я никогда не болтаю направо и налево. Но моя знакомая хочет получить назад свои вещи. И если ты не сможешь ей помочь, я пойду к Валере Меломану и...

– Не надо никуда ходить, – оборвал меня Ли. – Зачем куда ходить? Уже ночь на дворе. Мы и так все прекрасно обсудим. Тебе понравилась рыба?

– Рыба была хороша, – одобрительно кивнул я. – И знаешь, чем она лучше твоих сигарет?

– Чем же?

– От нее не тянет на болтовню о судьбах разных народов.

– Правильно, – сказал Ли. – Плевать на народы. Будем разбираться с побрякушками. На Некрасовской, – повторил он. – Ну какая еще судьба может быть у народа, где каждый так и норовит обмануть Старого Ли?! Мне-то они сказали совсем другое...

И он произнес длинную и непонятную фразу на своем родном языке. Судя по интонациям, это было очень выразительное ругательство.

4

Ли позвонил по телефону, и нам принесли большое блюдо, на котором небольшой горкой были сложены маленькие зеленые листочки. Гостеприимный хозяин предложил мне угоститься, но я любезно отказался, предпочтя стороннее наблюдение за тем, как Ли размеренно разжевывал листья, сбивал языком в сочный комок и перекатывал его во рту наподобие жвачки. Эта процедура не мешала ему продолжать беседу по интересующему меня вопросу.

– Это не мои люди, – сказал Ли. – Это какие-то новые. Я их даже не знаю по именам. Хонг знает. Они пришли к Хонгу, чтобы узнать, кто может купить золото и камни. Хонг – мой человек. Он доложил мне. Но те двое говорили, что взяли товар тут неподалеку. Хонг пояснил им, что десять процентов надо отдать Старому Ли. Они не знали этого правила. Молодые, совсем глупые ребята.

– Я так понимаю, что десять процентов ты уже получил, – сказал я. – Что именно тебе перепало?

– Почему так плохо думаешь обо мне? – Ли возмутился, но не слишком. – Я ничего еще не получал.

– Нет, – возразил я. – Ты уже получил какую-то вещь. И она тебе страшно понравилась. Только не отпирайся. Зачем ставить себя в дурацкое положение? Ты же знаешь, что я прав.

Ли задумался, выплюнул бледно-зеленый ком изо рта и сказал:

– Ты прав, Костя. Мне уже отдали мою долю. Но откуда ты узнал?

– Профессиональные секреты.

– Скажи, прошу как друга, – настаивал Ли. – Просто хочу понять, как ты меня раскусил. Это интересно.

– Это действительно интересно, – согласился я. – Твои люди уважают соглашение и не лезут на чужую территорию. Стало быть, мою знакомую обработали какие-то свободные художники. Тебе на них должно быть плевать. Как и на мою знакомую. Тебе важно, чтобы о случившемся не узнал Валера Меломан, и тебе важно получить с этого дела как можно большую выгоду.

– Какая выгода, Костя? – развел руками Старый Ли. – Ты же мой друг...

– Все мы друзья, пока дело не касается денег. Я тебя знаю, Ли. Можешь не компостировать мне мозги. Так вот. Если тебе все равно, кому подыграть, ты должен был постараться выяснить, сколько может заплатить моя знакомая.

– Я спросил, – поторопился напомнить Ли.

– Так не спрашивают, – покачал я головой. – У тебя не было интереса в глазах. Ты уже получил какую-то вещь от тех двоих, и эта вещь тебе очень нравится. Ты не хочешь ее отдавать и поэтому начинаешь прикидываться ничего не знающим наркоманом. Я слишком хорошо тебя знаю, Ли.

– Так, значит, у меня не было интереса в глазах? – задумчиво произнес Ли. – Вот оно что... Каждый день приносит новое знание. Может, мне купить солнцезащитные очки, если я не могу так хорошо владеть выражением глаз, как раньше?

– Может быть. А мне ты рекомендуешь Хонга?

– Хонга, – кивнул Ли. – Ты же знаешь Хонга. Он парень со странностями. Но к нему можно привыкнуть. Ко всему можно привыкнуть. Даже к Хонгу. Он знает всех этих мальчишек. Он выведет тебя на двоих несознательных негодяев. Ты останешься доволен.

– Хонг должен знать, что я пришел от тебя.

– Конечно, – сказал Ли. – Иначе он не будет с тобой разговаривать.

– Иначе он просто отрежет мне голову.

– Ха-ха-ха! – тонким кукольным голосом засмеялся Ли. – Отрежет голову! Хонг отрежет голову! Отличная шутка! Просто как шутка того актера в телевизоре... Забыл фамилию.

Я терпеливо ждал, пока Ли вспомнит фамилию комика, с которым меня хотели сравнить. Не дождался.

– Неважно, – решил в конце концов Старый Ли. – И не волнуйся насчет Хонга. Не волнуйся.

– Я волнуюсь насчет драгоценностей моей знакомой. Ты не ошибаешься, и те двое ждут, что ты поможешь им сбыть украденное? Они не пустят драгоценности налево?

– Не волнуйся, дорогой Константин. Хонг объяснил тем двоим ситуацию. Как говорили в прежние времена – разъяснил политику партии. Они сказали, что все поняли.

– А если они решили действовать самостоятельно?

– Тогда, – Ли улыбнулся, – тогда Хонгу действительно придется взяться за старое. И отрезать двоим негодяям головы. В этом случае ты избежишь лишних хлопот.

– Но потеряю драгоценности.

– Посоветую тебе одно – поторопись найти Хонга. Он лучше меня знает, что и как.

– Хорошо, – я поднялся с кресла. – Всегда приятно иметь с тобой дело, Ли.

– И с тобой тоже, дорогой Константин. Напиши мне на бумажке то слово, которое я не знал. Очень прошу.

– «Нравственная константа»?

– Вот-вот, оно самое. На следующей неделе делегацию нашего землячества принимает мэр. Я буду произносить речь. И нас покажут по телевизору, – гордо сказал Ли.

– По какой программе?

– Обязательно позвоню тебе и скажу, дорогой Константин, – заверил меня Ли. – Я знаю, тебе будет приятно увидеть на экране лицо друга.

– Угу, – сказал я и написал на листке бумаги словосочетание, которое должно было на следующей неделе ударить по самому слабому месту нашего мэра – по его интеллекту.

– Большое спасибо, – Ли спрятал листок в карман халата. – А как насчет моего гонорара за помощь? Сколько может заплатить твоя знакомая?

Я обернулся и посмотрел в глаза Ли, стараясь выглядеть удивленным. А сам Ли, как оказалось, старался выглядеть заинтересованным.

– Ну, что ты видишь теперь в моих глазах? – хитро спросил он. – Видишь там правдивого, честного Ли? Или мне все-таки покупать очки?

«Каску сварщика», – хотел я сказать ему, но предпочел быть вежливым под стать хозяину:

– Там видна такая искренность, о которой я могу только мечтать, – ответил я.

– Льстец, – довольно буркнул Ли. – Ты все время льстишь.

– Нарываюсь на ответный комплимент, – сказал я. Но вместо комплимента Ли снова озаботился весьма меркантильными проблемами.

– Сколько она может мне заплатить?

– Будем считать, что она тебе уже заплатила.

– Как это? – Ли даже выпрямился в кресле. – Что ты имеешь в виду?

– Та вещь, которую тебе передал Хонг... Она же у тебя?

– Допустим.

– Раз уж она тебе так понравилась, оставь себе. Это будет твоим гонораром, – я не знал, как отреагирует на такое расточительство моя знакомая из «Дэу», но ничего другого мне не оставалось.

– Я вообще-то и не собирался ее отдавать, – сообщил Ли.

– Я так и понял.

– Но, может быть, что-то еще...

– Хватит с тебя, уважаемый Ли. Жадность плохо сказывается на здоровье. Мне же хотелось бы видеть тебя цветущим еще сто лет.

– Ну хорошо, – с очевидным разочарованием проговорил Ли. – Сойдемся на этом. Что касается Хонга...

– Ему я не заплачу ни копейки. И ты ему сам об этом скажешь. Пусть берет процент с тех двоих. Я не собираюсь кормить всех твоих земляков.

– Хонг расстроится, – Ли покачал головой.

– Пусть поплачется в подушку. Говорят, это помогает.

– Так твоя знакомая будет выкупать свои драгоценности у грабителей? – задумчиво пробормотал Ли. – Такое поручение ты получил?

– Твоя проницательность потрясает, Ли, – сказал я уже в дверях. – Я хочу заплатить тем двоим. А уж что вы с Хонгом сделаете с грабителями потом... Это ваше внутреннее дело.

– Хорошая мысль. Очень хорошая мысль. Конечно же, Хонг поможет тебе бесплатно, – сказал Ли. – Иди, не беспокойся.

– Кстати, какую именно вещь тебе подарили? Мне нужно вести учет, знаешь ли.

– Очень хорошая вещь, – зацокал языком Ли. – Если бы ты ее видел, ты бы понял мое пристрастие к ней. Золотой браслет с драконом. Пошлю племяннице. Она учится в Мюнхене. Девочке будет приятно, что дядя Ли заботится о ней.

– Мне бы таких родственников, – усмехнулся я, достал из кармана список украденных вещей и вычеркнул значащийся под номером четыре браслет. – Счастливо оставаться, Ли.

– Всегда приходи ко мне со своими печалями, – напутствовал меня Ли. – В наш век больших перемен так трудно найти честного человека, да еще в нашем бизнесе.

– Очень трудно, – согласился я, толкая железную дверь и выходя в коридор. – Практически невозможно.

Я шел к выходу из «Золотого дракона» и надеялся, что слова Старого Ли действительно окажутся правдой. Я надеялся, что Хонг перестал коллекционировать отрезанные головы. И я надеялся, что он мне поможет.

Вероятно, примерно такие же ощущения испытывает человек, очертивший на полу пентаграмму и ожидающий появления демона из преисподней, чтобы попросить у него помощи.

Помощи, от которой можно и ноги протянуть.