Текст книги "Удельная. Очерки истории"

Жители Удельной

С самого начала дачного освоения местности Удельной в числе арендаторов земель были люди разного социального статуса – крестьяне, мещане, отставные военные, представители интеллигенции, врачи местных лечебных заведений, а большей частью – мелкое и среднее купечество, чиновники. Среди них встречались известные имена – архитекторы А.В. Малов (строитель хоральной синагоги на Лермонтовском проспекте, театра и концертного зала в саду «Аквариум» на Каменноостровском и ряда других построек) и А.А. Всеславин (среди его построек – церковь Св. Дмитрия Солунского в Коломягах и часовня Ксении Петербургской на Смоленском кладбище), а также брат А.П. Чехова – литератор и общественный деятель Александр Павлович Чехов.

Значительная часть земель между нынешними Манчестерской и Гаврской улицами принадлежала купцу Иоганну Андреасу Кумбергу.

Письмо, отправленное осенью 1915 г. в Удельную «Ее Высокоблагородию Магде Ивановне г-же Кейв», жившей на Ярославском пр., 24. Из коллекции автора

О его даче до сих пор напоминает огромный гранитный валун перед домом № 12 на Дрезденской улице в Удельной с выбитой на нем надписью «Villa Kumbergia 1865». В конце XIX века Кумберг продал свои земли потомственному почетному гражданину Алексею Ивановичу Осипову – сыну кожевенного фабриканта, беллетристу, редактору и издателю журналов «Крестьянское хозяйство», «Деревня» и «Баян». При Осипове «вилла Кумбергия» превратилась в мызу «Прудки», названную так по нескольким красивым прудам, находившимся на ее территории, а вся территория вокруг стала именоваться среди местных жителей «осиповскими местами». Занимала мыза «Прудки» примерно территорию домов № 10—20 по Дрезденской улице[20]20
  Подробно об этом – в очерке «Прудки и „побратимские“ улицы» во второй части книги.


[Закрыть]...

А.Н. Лесков, сын писателя Н.С. Лескова, свидетельствовал, что летом 1883 года, когда отец снимал дачу на Софийской улице в Шувалово, его «непредвиденно кругом обсели далеко не одинаково любезные его духу досужие соседи». Одним из них, поселившимся в Удельной, вблизи «известного тогда трактира» на Выборгском шоссе «Хижина дяди Тома», был популярный писатель и журналист Н.А. Лейкин. Как раз в ту пору, с 1882 года, Н.А. Лейкин являлся издателем и редактором еженедельного журнала «Осколки» – самого либерального из российских юмористических литературно-художественных журналов. В 1882—1887 годах в «Осколках» было опубликовано более 270 произведений А.П.Чехова, в том числе его первый сборник рассказов «Сказки Мельпомены».

Среди удельнинских жителей конца XIX—начала XX веков встречалось немало интересных личностей. К примеру, в доме на Рашетовой ул., 7, жил литератор Александр Павлович Нечаев – редактор ежемесячного издания «Общедоступная наука для всех». Как сообщал адресный указатель «Всего Петербурга» на 1914 год, он работал преподавателем сразу в нескольких престижных учебных заведениях – Женском педагогическом институте, Историко-филологическом институте, Высших естественнонаучных курсов Лохвицкой-Скалон, С.-Петербургской 12-й гимназии и женской гимназии Шафэ на Васильевском острове.

Среди хозяев удельнинских дач были купец первой гильдии Игнатий Моисеевич Шустер – действительный член Фондового отделения С.-Петербургской биржи; делопроизводитель пароходного общества «Кавказ и Меркурий» Константин Никитович Мусолин; купец Филипп Никитович Поздняков – представитель Богородицко-Ямкинской фабрики. Один из домов на Рашетовой улице (под № 19) принадлежал И.И. Леману – председателю акционерного «словолитного общества» и пожизненному члену Русского технического общества. Кроме того, он занимал еще немало постов – товарища (то есть заместителя) председателя совета Общества взаимного кредита печатного дела в Петербурге, товарища председателя Школы печатного дела и Русского общества деятелей печатных дела, которое немало способствовало развитию типографского дела в Петербурге.

Дача Линден. Вид с Малой Ивановской улицы на Алексеевскую улицу. Фото начала XX в.

В глубине дворовой территории возле пересечения Рашетовой улицы и Старо-Парголовского проспекта (ныне – проспект Тореза) до сих сохранился старинный пруд. Местные жители по традиции называют его Линденовским, или даже «озером Линден». Название его пошло от фамилии действительного статского советника Николая Густовича Линдена, владевшего дачей по соседству, на Алексеевской улице (впоследствии – Лагерная улица). Линден занимался предпринимательской деятельностью: с 1888 года – в звании купца 2-й гильдии, с 1902 года – 1-й гильдии. В 1888 году Линден открыл в Петербурге на Невском проспекте, напротив Знаменской церкви (дом № 83), мастерскую, где ремонтировал часы и ювелирные изделия, производил золочение и серебрение, а также магазин по продаже часов и ювелирных изделий. Вскоре его магазин стал одним из крупнейших в столице, в нем продавались кольца, цепи, кресты, образа, серебряная посуда, знаки государственных учреждений, часы ведущих западноевропейских фабрик.

Причем за счет большого оборота цены были ниже, чем во многих других магазинах.

Дача Линден. Фото начала ХХ в.

К 1900 году Линден стал поставщиком дворов короля Румынского, князей Болгарского и Черногорского, позже – двора шаха Персидского. Пользуясь тем, что государственные гербы Черногории и Российской империи имели некоторое сходство, незаконно помещал на своих прейскурантах и рекламе малый герб России, жалуемый поставщикам Российского Императорского двора. После вмешательства канцелярии Министерства Императорского двора и петербургского градоначальника он письменно обязался впредь не пользоваться официальной атрибутикой и не вводить публику в заблуждение.

В 1912 году Линден издал роскошный каталог бриллиантовых, золотых изделий и прочих вещей (свыше 1500 рисунков), имевшихся в его магазине, а в 1913 году опубликовал тиражом 100 тыс. экземпляров свою книгу «Дом Романовых. Памятка русскому народу», которую бесплатно выдавали каждому посетителю его магазина.

Так выглядит сегодня обмелевшее «озеро Линден». Фото автора, сентябрь 2008 г.

В 1900-х годах Линден являлся также директором товарищества «Ново-граммофон», торговавшего граммофонами, пластинками и музыкальными ящиками. Был почетным членом Московского Императорского археологического института, членом Комитета по устройству празднования 300-летия Дома Романовых (с 1912 г.), старостой церкви Святого князя Александра Невского при Николаевском кадетском корпусе.

Чтобы избежать очередного погрома, которому подвергся его магазин как немецкий в начале Первой мировой войны, Линден в конце 1914 года изменил написание фамилии на «Линд’ен». В следующем году он опубликовал лубочную книжку «Повесть в лицах о славном муже Николае, зовомом Линден, зело полезна», где выводил свой род от выходца из Швеции Олафа, якобы прибывшего в Россию при великом князе московском Василии I...

Источник с мемориальной доской, посвященной Николаю II. Фото автора, сентябрь 2008 г.

По соседству с «озером Линден» находится пруд, с одного из краев которого бьет источник, сохранившийся до сих пор. По воспоминаниям старожилов, когда-то давно около источника возвышался шатер, стояла мраморная скамейка, а около нее – скульптура собаки. По некоторым сведениям, источник освящали в присутствии Николая II и всей его семьи. В память об том событии в 2000-х годах здесь установили мемориальную доску. По сей день сюда приезжают верующие люди, чтобы набрать «святой воды» – считается, что она укрепляет семью и излечивает хронические болезни.

Недалеко от источника находилась двухэтажная деревянная дача генерала Сеньковского (ныне на этом месте – дом № 78 по проспекту Тореза). Ее сожгли во время революции, а затем вновь отстроили.

«При мне там жила (моя) младшая сестра с внуком, – вспоминала о временах начала 1930-х годов старожил Удельной Тамара Кавревская. – Возле генеральского особняка на участке находились два двухэтажных бревенчатых дома для прислуги, причем в одном из строений был хозяйственный блок, а в другом – жилые помещения. В 30-е годы XX века оба корпуса соединили кирпичной вставкой и устроили на втором этаже концертно-танцевальный зал, а на первом этаже – кухню и столовую. В подвале был котел для кипячения белья и кочегарка. Некоторое время здесь находилась однодневная база отдыха Областного управления местной промышленности, а в конце 40-х годов дом был перепланирован под жилые комнаты для сотрудников управления...» Дом разобрали при реконструкции района в 1960-х годах.

* * *

Владельцем дачи в конце Старо-Парголовского проспекта (тогда она числилась под № 67, теперь это дом № 89 по проспекту Тореза), недалеко от Поклонной горы, являлся гофмейстер и член Совета Министерства внутренних дел Александр Феофилович Толстой – правнук героя Отечественной войны 1812 года фельдмаршала князя М.И. Кутузова и сын известного музыканта и музыкального критика гофмейстера Ф.М. Толстого. В нижнем этаже дома жила прислуга Толстого: дворник, садовник, кухарка и горничная, а в верхних пяти комнатах жил сам хозяин.

Как и все представители его семьи, А.Ф. Толстой воспитывался в Пажеском корпусе, однако его военная карьера не удалась, и он вплоть до самой своей кончины служил по ведомству Министерства внутренних дел. Одним из увлечений А.Ф. Толстого являлась живопись: ценители искусства говорили, что произведения его кисти не лишены таланта. Загадочная история его самоубийства взволновала весь Петербург – он застрелился в этом доме 19 июля 1910 года.

Полагали, что причиной рокового решения покончить с жизнью стала его неизлечимая болезнь. Толстой страдал тяжелыми сердечными приступами, с каждым разом становившимися все мучительнее. Последние дни он не раз говорил: «Жить тяжело! Когда же кончатся мои мучения!» «Одолеваемый приступами старческого маразма, А.Ф. Толстой прибегал часто к морфию, – писала потом одна из газет. – За неделю до смерти, жалуясь окружавшей его прислуге на страшное недомогание, он говорил, что если не поправится, то застрелится». Так и произошло.

Дом графа А.Ф. Толстого (ныне – пр. Тореза, 89). Фото автора, сентябрь 2008 г.

«Сегодня в газетах сообщение о самоубийстве моего двоюродного брата Александра Феоф. Толстого, – отметил 20 июля 1910 года в своих дневниковых записях известный нумизмат и археолог, государственный и общественный деятель Иван Иванович Толстой. – Страдая сердечной болезнью, он решился, испытывая, очевидно, нестерпимые страдания, пустить себе пулю в голову, что и исполнил. Ему было 73 года, и жил он порядочным сибаритом на собственной даче близ Удельной. Человек он был неглупый по природе, но характерный „черносотенец“ по соображениям практической политики. Когда-то я с ним был в довольно хороших отношениях; это было лет 25 тому назад, но уже около четверти века мы, можно сказать, совсем раззнакомились и никогда не видались. Ни общественной, ни политической роли он не играл никакой, а был просто важным чиновником без всякого влияния. Решимость покончить с собою, когда он убедился, что остаток дней ему придется без толку невыносимо страдать, на мой взгляд, совершенно правильная, и внушает мне уважение к его характеру».

* * *

Некоторую часть жителей Удельной, особенно в начале 1910-х годов, стали составлять рабочие заводов и фабрик Выборгской стороны. Ближе всего к Удельной располагался завод «Айваз». Его история началась в конце XIX века, когда 30-летний агент по продаже папиросных гильз Яков Айваз открыл собственную мастерскую.

Сойдясь с изобретателем Куркевичем, Айваз предпринял постройку гильзонабивочной машины. Делал ее Куркевич, а Айваз, не имевший технического образования, доставал материалы и вел организаторскую работу. Когда машина была сделана, ею заинтересовались табачные фабриканты Богданов и Шапшан. Машину купили, появились новые заказы. Так фирма стала развиваться и со временем превратилась в большой завод, расположившийся в 1912—1913 годах в Лесном – одном из ближайших петербургских пригородов.

Завод продолжал выпускать табачные машины высокого качества, они весьма успешно конкурировали с иностранными на рынках Европы и Америки. Однако в 1912 году, в момент переезда завода с Васильевского острова на северную окраину и создания акционерного общества, родилась идея организовать производство осветительных ламп.

Как известно, электрическая лампочка накаливания была изобретена в России А.Н. Лодыгиным, однако он не получил поддержки своему изобретению и вынужден был уехать для продолжения работы за границу. Патент на производство электрических ламп накаливания был заявлен в России американцем Т. Эдисоном, который лишь усовершенствовал изобретение Лодыгина.

Долгое время Россия совершенно не имела собственного производства электрических ламп – все покрывалось за счет импорта. Первую российскую фабрику электроламп открыл в Москве в 1906 году инженер Калманок, затем, в 1909 году, в первопрестольной появилось еще два производства – по существу, кустарные мастерские, собиравшие лампы с угольной нитью накаливания из заграничных материалов и полуфабрикатов.

К тому времени страны Европы и Америка уже перешли от угольной нити накаливания к металлической (вольфрамовой). Айваз почувствовал нишу рынка: производство электроламп сулило большую прибыль. Весной 1914 года уже был готов новый корпус завода. Производство ламп с металлической нитью накаливания организовали по немецким образцам, из немецких материалов и полуфабрикатов силами немецких же фирм и специалистов.

Немалое значение имела и звучность наименования фирменной марки. На русском рынке в ту пору конкурировали лампочки с именами «Вотан», «Циркон», «Осрам», «Филипс». Акционеры завода «Айваз» оказались на высоте и выбрали в качестве названия имя «Светлана». Считается, что этому было несколько причин: во-первых, красивое женское имя, во-вторых, в нем содержалось ключевое слово «свет». Есть и еще одна версия: «Светлана» расшифровывается буквально как «световая лампа накаливания». Так и родилась «Светлана» – сначала как товарный знак на лампочках, потом как название производства, а затем и как имя одного из крупнейших заводов в советское время.

Однако оказалось, что немецкий представитель Вебер поставил Айвазу оборудование для производства ламп не с тянутой нитью, а с прессованной, изготовлявшейся из порошка. Такая лампа получалась очень хрупкой, а к 1914 году подобные лампы уже устарели. Айвазу грозили убытки, но началась Первая мировая война, и все связи с германскими фирмами, от которых зависело производство, прервались.

Завод «Айваз» перешел на выпуск военной продукции, но не забывали и о лампах. Инженер Допкевич, приглашенный с завода «Вестингауз» во Франции, взялся приспособить оборудование Вебера для производства ламп с тянутой нитью. К концу 1914 года производство электроламп на «Светлане» удалось запустить. Правда, в условиях войны оно осуществлялось в достаточно скромных размерах.

К началу Первой мировой войны завод «Новый Айваз» в Лесном являлся одним из крупнейших петербургских предприятий. В его составе находились три специализированных производства – механический завод, выпускавший прицельные рамки для винтовок; машиностроительный, на котором производились табачные машины; и завод электроламп «Светлана». Первая мировая война сыграла на руку владельцам «Нового Айваза». Только за 1915 год завод заключил контрактов на 30 миллионов рублей.

И все-таки Удельная не превратилась в рабочую окраину. Она сохраняла удивительное очарование тихого полу-сельского предместья Петербурга...

Нередким гостем Удельной был поэт А.А. Блок. Удельная, в числе других северных пригородов, являлась одним из излюбленных мест А.А. Блока в Петербурге, местом его многочисленных загородных прогулок и скитаний. Так, в письме от 26 апреля 1910 года своему другу поэту А.В. Гиппиусу Блок писал: «Третьего дня я бродил в Удельном лесу близ Лесного, там все время несется „гул железного пути“ и анемоны в бутонах под снегом – какая-то „смесь зимы и лета“ (Фет?). Если бы было время сосредоточиться, оттуда можно бы вывезти „настроений“ на несколько дней».

А в дневнике А.А. Блока за 23 июня 1912 года есть такая запись: «Вчера вечером тихо гуляли с Пястом. Необычайный, настоящий запах сена между Удельной и Коломягами». И снова об Удельной – в дневнике от 16 апреля 1913 года: «Днем я был у сестер Терещенко, потом катались вчетвером, объехали все Острова и на Удельную. Болтали и смеялись, было весело»...

Чрезвычайные происшествия

Жизнь в Удельной тянулась достаточно тихо и мирно, почти не прерываясь никакими чрезвычайными событиями. Впрочем, таковые все же случались, причем нередко происходили в Удельном парке. Об одном из таких случаев сообщал в августе 1880 года «Петербургский листок».

«11 августа, в 7 часов вечера, в Удельном лесу, между станциями Финляндской железной дороги Ланская и Удельная, произошло следующее обстоятельство, – говорилось в газете. – При приближении поезда, идущего из Петербурга в Парголово, из леса выскочила красивая и молодая барышня, одетая в белое шелковое платье, бросилась на полотно железной дороги и положила голову на рельсы. К счастью, проходивший мимо какой-то молодой человек увидел это, бросился к несчастной и успел оттащить ее почти за момент до прохождения поезда».

Спасенная барышня оказалась дочерью богатого человека, проживавшего на даче близ станции Ланская. Причиной попытки самоубийства оказалась, как это нередко бывает, безнадежная любовь к молодому человеку, которого ненавидел отец...

О чрезвычайном событии сообщалось 11 июля 1893 года в том же «Петербургском листке»: из Дома призрения душевнобольных во время прогулки отлучилась неизвестно куда душевнобольная А.В. Быстроумова, 25 лет. «Одета беглянка в черную юбку и розовую кофточку. Розыск ее до сих пор еще не увенчался успехом».

В ноябре 1907 года близ железнодорожной станции Удельная произошел трагический случай, ставший одним из событий в хронике необъявленной войны, объявленной террористами-революционерами против чиновников, воплощавших в себе, как казалось «борцам за свободу народа», все зло царского самодержавия. Здесь, на Удельной, поединок закончился гибелью представителя власти – унтер-офицера Иванова. Впрочем, «царский сатрап» вовсе не был отъявленным палачом и вешателем: будучи георгиевским кавалером, он поступил в жандармский дивизион в 1905 году и его определили дежурить на станцию Удельная.

В тот роковой вечер унтер-офицер Иванов находился на платформе станции, когда подошел поезд, следовавший в Петербург со стороны финской границы – из Белоострова. На пустынную в тот час платформу из вагона 2-го класса быстрым шагом вышли два молодых интеллигентных человека. У Иванова они вызвали подозрение, тем более что он за два года службы знал практически всех обитателей Удельной и их гостей в лицо и даже чуть ли не по имени. Поэтому жандарм предположил, что подозрительные незнакомцы принадлежат к тем многочисленным лицам, что скрываются от российских властей в Финляндии и хотят нелегально пробраться в Петербург.

Унтер-офицер бросился вдогонку за неизвестными, которые спешным шагом спустились с платформы и направились к Удельному парку. Иванов следовал за ними. Заметив слежку, они остановились, и в темноте прозвучали, один за другим, пять выстрелов. На пальбу прибежали постовые городовые и сторожа, но преступников уже и след простыл. Полицейский резерв обыскал весь парк, больше похожий на дремучий лес, но результатов не было: убийцы как сквозь землю провалились.

Раненого жандарма немедленно отправили в больницу Св. Пантелеймона, что находилась прямо возле станции Удельная. У него зафиксировали три тяжелые раны – две в ногу и одну в живот. После перевязки унтер-офицера отвезли в Петербург в Военно-клинический госпиталь, но помочь ему там не смогли: на следующий день, 3 ноября 1907 года, он скончался...

А вот подробности другого чрезвычайного происшествия, случившегося в Удельном парке в середине марта 1913 года, когда автомобильное путешествие на весенний пикник обернулось трагедией с роковыми совпадениями и мистическим уклоном. Об этой «небывалой автомобильной катастрофе», закончившейся гибелью одного пассажира и тяжелыми ранениями еще двух попутчиков, тогда много писали в столице.

Дело было так. 17 марта 1913 года, пользуясь прекрасной погодой, компания друзей решила устроить весенний пикник на лоне природы в окрестностях Юкков. Причем составляли эту компанию люди не простые, а имевшие определенный вес в столичном обществе: директор Российского таксомоторного общества отставной гвардейский поручик инженер Шостаковский, представитель акционерного общества Мальцевских заводов Коровяков, присяжный поверенный Благовещенский, его жена Евгения Николаевна и сестра Олимпиада Николаевна.

Дамы приготовили различные закуски и снедь, господа захватили корзину с шампанским. Стояла чудесная погода, автомобиль на предельной скорости несся через Удельный парк. Путь лежал по аллеям, которые были в тени лесной чащи и слабо освещались солнцем. На беду, дорога кое-где покрылась тонкой ледяной коркой, колеса автомобиля заскользили, и в один ужасный момент шофер не справился с управлением. На полном ходу машина полетела в канаву. Но страшнее всего было то, что на пути автомобиля оказалась могучая сосна, которая и погубила пассажиров.

Первыми опомнились после катастрофы адвокат Благовещенский и отставной поручик Шостаковский, которые бросились к лежавшим без признаков жизни спутникам и послали шофера в домик сторожа, находившийся неподалеку на Фермском шоссе. Из Лесного и Новодеревенского участков вскоре прибыли приставы, они вызвали карету скорой помощи и пожарную команду, так как боялись взрыва бензина.

Из ближайшей к месту трагедии Пантелеймоновской больницы примчались врач и фельдшер. Коровяков к тому времени уже скончался от тяжелых травм, а дамы продолжали лежать без сознания. Врачи признали положение обеих почти безнадежным.

Место, где произошла катастрофа, среди удельнинских обывателей считается отмеченным злым роком. На той самой сосне, в которую врезался автомобиль, уже были отмечены четыре (!) случая самоповешения. Сообщалось, что на той же поляне не так давно отравились «по уговору», то есть совершили распространенное в ту пору двойное самоубийство, две несчастные барышни, а на днях близ этого места сгорел чей-то автомобиль.

О.Я. Пергамент

И вот еще одна трагедия в роковом месте. Из пассажиров не пострадали лишь адвокат Благовещенский и отставной поручик Шостаковский. Шофер, также отделавшийся лишь мелкими царапинами и сильным испугом, заболел нервным расстройством...

К слову, неподалеку от той сосны в июне 1908 года должна была произойти (но так и не случилась!) «историческая» дуэль двух депутатов III Государственной думы – одного из лидеров крайне правых, монархиста-черносотенца Николая Евгеньевича Маркова 2-го и либерала Осипа Яковлевича Пергамента. Оба они были характерными личностями своего времени, значительными политическими фигурами России начала XX века, почти совсем позабытыми сегодня.

Начнем с последнего. Потомственный дворянин, один из лидеров черносотенцев, издатель реакционной газеты «Русское знамя», депутат от Курской губернии Н.Е. Марков (приставку «2-й» он получил потому, что в Думе был еще один депутат с такой фамилией) был известен не только как ярый защитник самодержавия, но и как дебошир, драчун и дуэлянт. В этом отношении он уступал только одному думскому хулигану, чье имя постоянно мелькало на страницах печати, – Владимиру Митрофановичу Пуришкевичу. По общему количеству замечаний и взысканий за недостойное статуса депутата поведение Н.Е. Марков 2-й занимал с большим отрывом прочное второе место. Со своими политическими оппонентами он никогда не церемонился: за словом в карман не лез.

Одним из его недругов стал депутат от кадетской партии, представитель Одессы О.Я. Пергамент – популярный адвокат и общественный деятель. Он славился как блестящий оратор – недаром коллеги называли его «одесским Златоустом».

Н.Е. Марков 2-й

«Каждая более или менее крупная защита оканчивалась для него настоящим триумфом, – говорилось впоследствии в очерке к пятилетию со дня его смерти, опубликованном в „Одесских новостях". – И при такой огромной практике он успешно занимался еще и научной работой. Его монографии и многочисленные статьи в „Журнале министерства юстиции", „Журнале министерства народного просвещения", „Праве“ посвящены важным вопросам истории права, торгового права, морского права, гражданского права, так называемого бессарабского права и т. д. Осип Яковлевич был одним из авторов „Учебника морского торгового законоведения". Отдельно необходимо отметить его книгу „Общественные задачи адвокатуры". Эти солидные труды внесли весомый вклад в изучение права и имели огромное значение для судебной практики».

Ничего удивительного, что принципиальная позиция О.Я. Пергамента – широко известного и очень популярного одесского председателя Совета присяжных поверенных – не нравилась властям. Во время мятежа на броненосце «Потемкин» в июне 1905 года, когда в Одессе ввели военное положение, военный генерал-губернатор настоятельно рекомендовал О.Я. Пергаменту покинуть город. Тот ответил принципиальным отказом, за что был сослан в Пермскую губернию. Правда, совсем скоро, в конце сентября, когда события улеглись, ему разрешили вернуться в Одессу.

Гонения властей сыграли в глазах избирателей только на пользу Осипу Яковлевичу. В январе 1907 года его избрали во II Государственную думу, а после ее роспуска – в III Государственную думу. Это был период расцвета его как политика, общественного деятеля, адвоката.

Вот как оценивал эту исключительно активную деятельность его современник: «В Петербурге он нес колоссальную работу, которую прямо-таки невозможно описать. Будучи одним из лидеров кадетской партии, он должен был уделять в ту пору массу времени и думским пленарным заседаниям, и работе в комиссиях и фракционных заседаниях, он должен был выступать по всем более или менее важным вопросам в Думе, и в особенности его всегда выдвигали для запросов правительству. Наряду с этим ему приходилось нести серьезную общественную работу и в суде в качестве защитника. Не было почти ни одного большого общественного и политического процесса, в котором он не участвовал бы, отдавая совершенно безвозмездно и время, и труд».

Юрист и публицист И.В. Гессен в статье в журнале «Право», посвященной памяти Осипа Яковлевича, впоследствии писал: «Кто бы ни нуждался в помощи, кто бы ни оказался в затруднительном положении, он без малейших колебаний шел к Пергаменту – адвокату, Пергаменту – члену Гос. думы, Пергаменту – гражданину и просто человеку в полной уверенности, что он получит от него все, что имеется в богатой сокровищнице его душевных сил. Мы восторгались этой поразительной энергией и трудоспособностью, мы высоко ценили его, мы гордились им».

Конфликт между двумя политическими антиподами разгорелся 20 июня 1908 года, когда Н.Е. Марков потребовал от О.Я. Пергамента немедленного «удовлетворения». Свидетель этого эпизода московский губернатор В.Ф. Джунковский считал, что невозможно было в ту минуту согласиться с одной из сторон: народные избранники «острили под шум и выкрики, наносили друг другу оскорбления». По всей видимости, Марков 2-й весьма чувствительно задел Пергамента, известного своей способностью оставаться спокойным даже в самых критических ситуациях. Когда друзья Пергамента нередко интересовались, как ему удается оставаться невозмутимым, когда «в груди все клокочет», Осип Яковлевич лишь улыбался в ответ: «Это – результат влияния моего дрезденского учителя».

Было назначено место и время дуэли. Секундантами Маркова 2-го выступали известные «правые» политики В.М. Пуришкевич и В.В. Шульгин. Известие о дуэли широко распространилось в столице, и когда ночью 24 июня на Егерском проезде вблизи Удельного ипподрома показались участники дуэли и их секунданты, здесь появилось несколько десятков корреспондентов столичных газет. Некоторые из них «вооружились» фотоаппаратами. Неподалеку остановились кареты скорой помощи, заказанные заранее. Фотографы стали выбирать удобные ракурсы для съемки, а дуэлянты занимать места у барьеров. По словам репортеров, «большая группа собравшихся оживленно беседовала, курила. Появились откуда-то конфеты, фрукты». Особенно нервничал из-за присутствия посторонних лиц В.В. Шульгин, опасаясь, что в них может попасть шальная пуля.

Секунданты зарядили пистолеты, дуэлянты сняли сюртуки и приготовились взять оружие, но появившиеся полицейские офицеры и конные городовые прервали это действо. Пристав Лесного участка, к неудовольствию секундантов и публики, велел прекратить дуэль и арестовал пистолеты, хотя и не задержал никого из участников.

Через несколько дней, 26 июня, Марков и Пергамент повторили попытку дуэли, и на этот раз успешно. Поскольку в ближайших окрестностях Петербурга дуэлянтам опять могла помешать полиция, по предложению Пуришкевича они отправились в имение бывшего столичного губернатора А.Д. Зиновьева на правом берегу Невы. Здесь и состоялась эта дуэль. Марков и Пергамент, оба прекрасные стрелки, стреляли почти одновременно. Пули полетели в сторону, дуэлянты остались живыми и невредимыми. Недавние враги пожали друг другу руки, после чего, сев на идущий из Шлиссельбурга в столицу пароход «Петр I», потребовали шампанского и распили несколько бутылок в знак примирения...

Любопытно будет узнать, как же сложилась в дальнейшем судьба героев этой дуэльной истории. Менее года спустя, 16 мая 1909 года, 41-летний депутат О.Я. Пергамент скончался при довольно загадочных обстоятельствах. По официальным данным – «скончался скоропостижно от апоплексии». Однако в столице упорно твердили, что произошло самоубийство...

Дело в том, что всего за несколько дней до смерти он стал звездой петербургской прессы и предметом сплетен и пересудов всех слоев общества. По сообщению Министерства юстиции, направленному в Государственную думу, решался вопрос о привлечении депутата Пергамента к уголовной ответственности по статьям 14, 1681 и 234 судебного уложения (статья 14 соучастие в виде «попустительства» и «укрывательства»; статья 1681 – присвоение и растрата чужого имущества; статья 234 – служебный подлог).

Объяснялось это тем, что О.Я. Пергамент, будучи думским депутатом, параллельно осуществлял частную адвокатскую практику и принял на себя поручение по защите известной авантюристки-мошенницы баронессы фон Штейн, в ходе выполнения которого оказал ей содействие в бегстве за пределы России и укрывательстве от правосудия. Ползли нелепые слухи, якобы она даже была его любовницей.