Текст книги "Лысая гора"

23. Главный вход

– В давние времена, – рассказывал гид экскурсантам, склонившимся над перилами пешеходного мостика над Лыбедью и любовавшимся неспешным течением реки, – всё русло Днепра в районе Лысой горы было занято островами. Главное же русло, именуемое Лысогорским рукавом, проходило непосредственно под горой. То есть там, где сейчас мы стоим, на месте вот этих железнодорожных путей и восьмиполосного шоссе, пролегало раньше главное русло Днепра, а вместо легковых машин и грузовых фур проплывали прежде ладьи и галеры.

Киевом тогда, при Святославе и Владимире, называлось небольшое поселение на Старокиевской горе. Здесь же, при впадении Лыбеди в Днепр, на месте нынешнего Лысогорского форта находилась главная пристань, речной порт, именуемый Самбатас, что в переводе означает «галерная крепость». Именно сюда приплывали из верховий Днепра торговые ладьи и галеры с рабами, а затем отсюда сплавлялись к Чёрному морю до самого Царырада.

Сто лет назад, когда неподалёку начали строить дамбу для железнодорожного моста, русло это перекрыли, вследствие чего оно отклонилось к левому берегу и размыло большинство островов. Днепр отодвинулся от Лысой горы, а находившийся напротив огромный Галерный остров перестал быть таковым и слился с пойменной долиной.

Сама же Лыбедь, которая раньше именно здесь впадала в Днепр, теперь, как видите, – кивнул гид экскурсантам, – впадает здесь под мостиком в коллектор, чтобы, пройдя под автотрассой, выйти на поверхность уже на территории близлежащей ТЭЦ с её двумя высокими трубами.

Шагая по шпалам, Майя и Жива перешли речку Лыбедь по этому самому узкому железнодорожному мостику. Над коллектором пролегал тротуар, ограждённый перилами, на которые нависала плакучая ива. Случайных прохожих на пешеходном мостике никогда не наблюдалось. Все пешеходы, замеченные здесь, непременно или направлялись к Лысой горе или возвращались с неё.

Блестя на солнце, рельсы уносились вдаль параллельно Столичному шоссе, но идти по ним дальше было небезопасно, поэтому двоюродные сёстры спустились с насыпи и вышли на тропинку у подножия горы.

Лысая гора теперь впритык нависала над ними, словно высокая крепость, верха которой не было видно из-за деревьев, растущих внизу. Неожиданно Жива показала рукой на неприметную тропку, затерявшуюся между кустами.

– А вот здесь начинается тропинка, по которой можно подняться на вершину.

– Не вижу я никакой тропинки, – пожала плечами Майя.

– Её мало кто видит. Она скрыта за кустами. А ещё меньше людей о ней знает.

Майя пригляделась: тропинка, действительно, чуть повыше круто, почти вертикально вверх, поднималась в гору и через пару десятков метров превращалась в лестницу, составленную из бетонных ступеней. Ранее ступени спускались до самого низу, но хозяйственные люди быстро прибрали их себе на дачу.

– Там наверху находится место нашей силы – святилище Лады, – раскрыла ей секрет Жива, – но по лесенке этой мы сейчас подниматься не будем. Она слишком крутая. По ней проще спускаться с горы. А наверх мы с тобой заберёмся с другой стороны… со стороны Ведьминого яра.

Майя запрокинула голову. Прямо перед ней возвышалась легендарная Лысина – лишённый деревьев крутой склон Девичгоры. Деревья и кустарники сплошной стеной росли лишь у подножия холма.

Крутая лестница вновь превращалась в тропинку ближе к вершине, змейкой петляя по склону. На самой же верхушке отчётливо просматривалось одинокое деревце – цветущая белым цветом дикая груша, склонившаяся над обрывом.

– Видишь вон там наверху цветущую грушу? – показала рукой Жива. – Обычно экскурсоводы останавливаются здесь и рассказывают про неё людям сказки, что здесь водятся черти.

– Видите вон там наверху цветущую грушу? – совсем недавно останавливался здесь и показывал рукой гид. – Издавна считается, что одинокие деревья, растущие на верхушках лысых гор и тем самым привлекающие к себе внимание, являются вместилищем нечистой силы. В одних местах это может быть высокая ель, типа той, что устанавливают у нас на главной площади, а вот на Лысой горе именно дикая груша почему-то приманивает к себе бесов. Ровно в полночь вокруг неё собираются черти и начинают скакать со страшной силой, водить свои дьявольские хороводы и плясать сатанинские пляски. Рядом с такой грушей даже днём нельзя никому находиться, иначе черти овладеют душами тех, кто, окажется рядом.

– Нет там никаких чертей, – покачала головой Майя, занятая совсем другими мыслями, – и уж тем более нет там никакого нага!

– А хочешь, я покажу тебе нору, в котором он живёт, – вдруг предложила Жива, – её так и называют – Нагиева нора.

– Не хочу, – ответила Майя, но на всякий случай запрокинула голову вверх, чтобы убедиться, нет ли поблизости какой-нибудь норы. Но никакой норы на зелёном склоне видно не было.

(P.S: весной 2013 года после долгой затяжной зимы Лысая гора именно в этом месте обвалилась. Во время таяния метрового пласта снега тонны грунта обрушились вниз и доползли до самого железнодорожного полотна. Дикая груша удержалась на вершине, но весь склон некрасиво обнажился крутым песчаным обрывом.

К обвалившейся Лысой горе пригнали железнодорожные вагоны со щебнем, выгрузили их на месте оползня и тем самым создали своеобразный барьер против дальнейшего смещения почвы к рельсам. Для укрепления склона позднее были сооружены также ступенчатые террасы, на которых высадили сосновые, привычные к песку, саженцы. Но до сих пор это место смущает взор бесстыжей наготой.

Впрочем, Лысая гора, как и вся страна, обвалилась, видимо, совсем по другой причине: оттого, что черти рогатые всю зиму так страшно скакали вокруг этой груши и той самой ёлки.)

– Знаешь, – глубоко вздохнула Майя, – мне почему-то уже совсем расхотелось туда идти.

Уйдя вперёд, Жива не услышала этих слов из-за сильного гула, исходящего от трассы. Опомнившись, Майя бросилась догонять её.

Жива стояла возле старого толстого пня. Лишённый коры, он на целый метр возвышался над землёй.

– Надо же, здесь на Лысой даже пни лысые, – заметила Майя.

– Это точно, – кивнула Жива.

Повыше над лысым пнём была вырыта в песке глубокая яма.

– А это, случайно, не Нагиева нора? – с беспокойством спросила Майя.

– Что? – переспросила Жива, не услышав окончания фразы.

Майя настороженно, с опаской повторила:

– Это не Нагиева нора?

– Нет, это просто яму кто-то вырыл, – усмехнулась Жива и посмотрела на огромный бигборд, возвышавшийся рядом.

Рекламный щит, установленный на обочине трассы, на самом деле, выполнял иную миссию. Он отвлекал внимание водителей от скрытого за деревьями главного входа на Лысую гору.

Мало кто из проезжающих по Столичному шоссе догадывался, что неприступный по всему периметру крутой склон горы именно в этом месте прерывался, образуя сквозной проход шириной в шестьдесят шесть с половиной метров. Гора словно расступалась в стороны, разделяясь на два отрога, которые выглядели с высоты парения херувима как громадная подкова или как гигантские рога дьявола.

Пропуская людей в глубокую впадину внутри себя, ведьмина гора словно заманивала их в ловушку. После того, как широкие плавни Днепра ушли в сторону, здесь ещё долгое время оставалось небольшое озеро, заселённое русалками, а когда и оно высохло, сквозной проход перегородил огромный котлован, вырытый строителями Лысогорского форта для водяной флеши.

По обе стороны от котлована, заросшего ныне тростником и очеретом и скрытого от трассы столетними плакучими ивами, пролегали две тропы. Одна, довольно широкая, уводила вдоль правого отрога горы в Ведьмин яр. Другая тропинка, зажатая между левым отрогом и высохшим озером, заводила в узкое ущелье Русалочьего яра. Эта развилка двух троп и была главным входом на гору.

С противоположной стороны над высохшим озером нависал отвесный утёс срединного хребта, разделявшего оба яра и заросшего до самого низа грабовой порослью.

– Это и есть та самая меловая гора, – совсем недавно рассказывал здесь гид, – куда прилетала на половой щётке королева всех ведьм булгаковская Маргарита. Именно с этого отвесного обрыва она прыгнула вниз головой и «лёгкое её тело, как стрела вонзилось в воду, и столб воды выбросило почти до самой луны».

– Да! – загорелись глаза у Лады, самой благодарной из его слушательниц, – а затем она полетела на левый берег, где её встретили нагие ведьмы и русалки, а козлоногий поднёс ей бокал шампанского.

– Да, всё так и было, – кивнул головой гид, – но к сожалению, сейчас левобережная Лысая гора из безлюдного места превратилась в густонаселённый жилой массив Радужный. Что же касается данного утёса, то после ухода военных он стал печально знаменитым.

– Почему? – удивилась Лада.

– Потому что именно с этой меловой горы многие девушки стали вскоре бросаться вниз головой, накладывая на себя руки. Правда, сейчас это сделать уже невозможно, поскольку весь склон, как видите, полностью зарос деревьями, а само озеро высохло.

– А где же сейчас они кончают жизнь самоубийством? – осклабилась похожая на лошадь девушка с массивной, выдвинутой вперёд нижней челюстью, некрасиво обнажив при этом верхнюю десну.

– На самом краю Мертвецкой рощи, – ответил гид, – но поскольку это место не является целью нашей экскурсии, показывать его я вам не буду.

– А правда, что в этом озере, – высунув изо рта длинный, как у ящерицы, язычок и облизав им губы, поинтересовалась ещё одна экскурсантка, – водились раньше русалки?

– Правда, – кивнул гид. – Оно так и называлось ранее – Русалочьим озером. Кстати, тут до сих пор на дне лежат их останки.

– Жуть какая! – всплеснула руками Лада. – То есть получается, что русалками здесь становились утопленницы, покончившие жизнь самоубийством?

– Именно так, – подтвердил гид, – кроме того русалками становились ведьмы, которых насильно здесь утопили монахи. Правда, это было ещё в те времена, когда Лысая гора принадлежала Киево-Печерской лавре. Но самое интересное другое: здешние русалки несколько отличались от обычных.

– Чем же? – с любопытством спросила Лада.

– У здешних русалок хвост был не рыбий, а змеиный.

– Как это! – изумилась Лада. – Разве такое бывает?

– Здесь, на Лысой горе, и не такое бывает. А всё потому, что именно тут на дне высохшего озера находилось раньше и до сих пор находится капище Белеса.

– Белеса? – недоумённо переспросил похожий на кролика лопоухий мужчина в очках. – А разве не Перуна.

– Капище Перуна расположено на вершине горы, и мы обязательно на нём побываем, – ответил гид, – а сейчас мы с вами спустимся на дно озера, где находится капище Белеса.

Обогнув плакучую иву, склонившую зелёные ветви до самой земли, экскурсанты спустились вслед за гидом в котлован, сплошь заросший сухим метровым тростником и очеретом. Сизые метёлки на иссохших стеблях, доходивших кое-кому до плеч, колыхались под ветром, создавая иллюзию волн камышового Чермного моря, которое расступилось перед Моисеем, чтобы пропустить идущих вслед за ним иудеев.

– А представьте, что иногда, – обернулся к экскурсантам идущий впереди гид, – это озеро превращается в огненное озеро.

– Как это? – ужаснулась шедшая за ним крутобокая женщина с огромными, как у коровы, выпученными глазами.

– Вообще-то, такое происходит тут каждый год. Ранней весной приходят сюда какие-то люди или нелюди и палят здесь сухую траву. Так сказать, поджигают Лысую гору. Земля при этом выгорает дочерна. Зачем это делают, непонятно. Возможно, таким образом хотят прогнать с горы злых духов. А возможно, тут устраивают своего рода всесожжение, принося в жертву какое-либо непорочное животное мужского рода.

– Ужас какой! – всплеснула руками дама в очках.

– Поджигают тростник и в высохшем озере. Дно котлована при этом обнажается, и в дальнем углу сразу же становился заметным деревянный идол Белеса, поставленный здесь язычниками несколько лет тому назад.

Экскурсанты посмотрели в ту сторону, куда показывал гид, и увидели на краю котлована у самого подножия утёса врытого в землю деревянного истукана. Потемневший от времени идол с рожками на голове не производил особого впечатления. Гораздо впечатляющим был рассказ гида, которого они обступили со всех сторон.

– В древнем языческом Киеве также соблюдалась подобная иерархия. Среброголовый златоусый идол громовержца Перуна, как верховного божества, стоял на вершине Старокиевской горы возле княжеских чертогов, а рогатый идол Белеса, покровителя волхвов и колдунов, располагался в низине у реки Почайна на Подоле, где проживал торговый люд. Таким образом подчёркивалось противостояние двух сводных братьев. Купцы почитали Белеса, как бога богатств, и называли его «скотьим», то есть звериным богом, поскольку он был богом-оборотнем и был связан с подземным, подводным и загробным миром. Числом Белеса считалась шестёрка, а символом – Велесов щит в виде шестиконечной звезды. Хозяин Нави мог принимать любые обличья. Чаще всего он выступал в трёх ипостасях – в облике змея, медведя и тельца. Благодаря рогам тельца он и изображается везде рогатым. Кстати, именно Велесу, как золотому тельцу и поклонялись одно время иудеи, пока их пророк разглагольствовал на горе Синай с его сводным братом. Чем закончилось это поклонение, вы все прекрасно знаете.

– Ну, да, – ответил похожий на кролика лопоухий мужчина в очках. – Моисей разбил скрижали и истребил большинство из тех, кто поклонялся идолу.

– Но первым делом он сжёг в огне самого тельца, стёр его в прах и развеял по воде, что, впрочем, не помешало богу-оборотню тут же появится в образе змея. Кстати, в этом облике Белес много раз был замечен и в Русалочьем озере.

– Так вот почему у здешних русалок хвост был не рыбий, а змеиный, – догадалась Лада.

– Именно поэтому, – усмехнулся гид.

Четверть часа спустя группу экскурсантов на берегу высохшего озера сменили две светловолосые девушки в красных юбках и в белых сорочках. С тревогой оглядывая тростниковые заросли, Жива громко позвала пропавшую на горе девочку и прислушалась: никто ей не отозвался.

Тропа, ведущая направо, в самом начале пути была перегорожена упавшим ясенем. Довольно широкий в обхвате, он был надломлен, как спичка, в метре от земли. Ощерившись в надломе, дерево будто специально преграждало дорогу, чтобы никто по ней не ходил. Более того, вдали на тропе виднелось ещё одно поваленное дерево – надломленная акация.

– А эта тропа куда ведёт? – спросила Майя.

– В Ведьмин яр, – глухо ответила Жива.

Переступив поваленную акацию, Майя с Живой зашли в тенистый яр. Шум от шоссе в этом тенистом зелёном коридоре стих в несколько раз. Жива остановилась и, слегка поклонившись, обратилась к горе, как к живому человеку:

– Девичья гора, можно к тебе?

Девушки замерли и прислушались: ничего, никакого знака. Как вдруг где-то рядом звучно отозвалась кукушка, прокуковав шесть раз.

– Можно, – кивнула Жива, – пошли. Нам нужно сейчас набраться силы – на нашем месте силы.

24. Киевская Голгофа

Несмотря на то, что на Лысой Горе не видно ни оградок, ни крестов, она представляет из себя сплошное кладбище. Более того, в некоторых местах останки лежат тремя пластами.

Почти восемьсот лет назад хан Батый замуровал в подземных пещерах горы тысячи жителей Киева, которые скрывались здесь от хазаро-уйгурской Золотой орды. Погребенные заживо, они так и не нашли покоя на небесах, и до сих пор не давали спокойно жить тем, кто тревожит их покой. Это был первый пласт неупокоенных душ.

Сто пятьдесят лет назад здесь был построен Лысогорский форт – самая большая земляная крепость в Европе. Все планы ходов и выходов были строго засекречены, ну, а для того, чтобы крепостные строители не выдали тайну врагу, все они по приказу князя Меньшикова сразу же после окончания работ были замурованы заживо в штольнях. Это был второй пласт неупокоенных душ.

Сто лет назад форт превратили в место казни для государственных преступников царского режима. Военных здесь расстреливали, а политических вешали. На плане крепости чётко виден довольно большой огороженный участок с недвусмысленной надписью «8 виселиц».

Это лобное место под горой между ставком от запруженной Лыбеди, текущей сейчас в бетонных берегах, и казармой на вершине горы, где стоят сейчас вышки секретного объекта, и назвали позднее киевской Голгофой, которая стала ныне главной достопримечательностью Лысой горы. За 10 лет три палача успели казнить здесь более 200 человек. Лишенных права на христианское погребение закапывали рядом с местом казни. И это был третий пласт неупокоенных душ.

Именно в этой заросшей столетними грабами чаще на относительно пологом склоне горы и располагались притоптанные ротой солдат могилы повешенных. Место же погребения самого именитого государственного преступника Дмитрия Богрова находилось неподалёку от стационарно сооружённых виселиц.

(P.S.: в настоящее время место это у подножия горы закатано под асфальт на построенной рядом с конторой Киевводоканала автозаправке WOG).

Наделавший шуму революционер-анархист, известный также под именем платного агента-осведомителя Аленского, прославился тем, что в Киевском оперном театре во время второго антракта спектакля «Сказки о царе Салтане» смертельно ранил двумя выстрелами из браунинга председателя Совета министров России Петра Столыпина, прозванного «вешателем» за содействие многочисленным казням террористов через повешение.

Не будь этих выстрелов, революционное движение в России было бы окончательно задушено «столыпинским галстуком» и не было бы ни мировой войны, ни падения царского режима, ни последовавших затем погромов, ни самой великой октябрьской социалистической революции, на семьдесят лет перевернувшей мир. Но выстрелы прозвучали, лучший из государственных деятелей был убит, и мир перевернулся.

Тройной агент Богров, завербованный немецкой разведкой и оставивший в дураках не только царскую охранку, но и своих товарищей по партии, был, естественно, вскоре повешен. И не где-нибудь, а на Лысой горе, на киевской Голгофе.

Когда его подвели к виселице и спросили о последнем желании, он ответил, что хочет поговорить с раввином. Этого ему не дозволили, поскольку раввина рядом не было, и тотчас надели на голову мешок. А чтобы никто не нашёл его могилу, выкопанную неподалёку от места казни, по ней специально прошлась рота солдат. Могилу, кстати, ищут до сих пор, о чём свидетельствуют многочисленные вырытые вокруг ямы.

Неугомонный дух его всегда был в курсе всего, что происходило на горе, и знал в лицо всех, кто заходил туда с недобрыми намерениями. Охраняя пределы Лысой горы от убийц и самоубийц, предостерегая их от совершения насилия, он пугал их всех своим видом, появляясь перед ними то в образе человека с мешком на голове, то в чёрном фраке и со «столыпинским галстуком» на шее – обрывком верёвки с затянутой петлёй, с которой он и был погребён более ста лет тому назад.

Именно сюда, к погосту на Голгофе, и направляла свой путь Веда, ведомая собакой-поводырём. Они двигались теперь вдоль ручья Маричанка, скрытого внизу за деревьями в непролазной чаще урочища. На противоположной стороне оврага находился пустырь, который никогда и никем не заселялся.

(P.S: спустя четыре года, пустырь этот уже не узнать – сюда навезли тонны песка и на насыпном грунте построили четыре четырёхэтажных здания с плоской крышей. Чуть далее, к северу, там, где Стратегическое шоссе вливается в Сапёрно-слободскую улицу, возвели ещё несколько многоэтажек. Южнее, на Лысогорской улице, уже давно повыкорчёвывали все дубы и грабы под строительство нового микрорайона. Началась объявленная ранее крупномасштабная застройка Лысой горы. Заказчики не прислушались к мнению общественности, что строить что-либо в заповеднике и вокруг него нельзя, тем более в таком опасном для здоровья месте.)

Неожиданно с той стороны урочища донёсся детский визг и крик, словно кто-то звал на помощь: «Ма! Ма!». Веда прислушалась. Девичий крик повторился. «Марк! Марк!» – звонко звала кого-то девочка. Ей отозвался невнятный мальчишеский голос, и всё завершилось дружным смехом. Нет, это была не Зоя.

Там над оврагом располагался трёхкорпусный общеобразовательный комплекс «Мицва 613», состоящий из средней школы и детского сада, где детей с трёх лет обучали шестистам тринадцати заповедям, из которых триста шестьдесят пять, по числу дней в году, запрещали что-либо делать.

Остальные двести сорок восемь, по числу костей и органов в человеческом теле, предписывали исполнение определённых вещей. Странно было только, что столь нужное общеобразовательное учреждение находилось в столь небезопасном для детей месте.

Впрочем, Веда ничего странного в подобном соседстве не находила, ведь место это было священным, подобным тому, которое располагалось на земле обетованной. Единственное отличие состояло в том, что на той Голгофе преступников распинали, а на здешней вешали.

Ну, а поскольку этот специализированный детский садик находился в непосредственной близости от их дома, именно его и посещала вначале Навка, а затем и Зоя. Но сегодня была суббота, и садик пустовал.

Вскоре Хаски привёл Веду к вышкам. Она поняла это по слабому гудению трансформаторной будки за бетонным забором секретного объекта.

– Веди на Голгофу! – приказала она.

Вначале собака-поводырь потянула Веду направо – туда, где заканчивалась двухколейная грунтовая дорога и начиналось асфальтовое покрытие, затем повела её вдоль забора. Исходив всю гору вдоль и поперёк, Веда за всю свою долгую жизнь ни разу не удосужилась побывать внутри этого таинственного режимного объекта, который вначале охраняли солдаты внутренних войск, а затем вневедомственная охрана с собаками.

На огромной территории, кроме пяти радиовышек и главного двухэтажного корпуса находилось ещё несколько кирпичных строений. Площадь секретного объекта № 7 была неправильной геометрической формы и выглядела на карте, как перевёрнутый дом с двухскатной крышей или как широкий в основании прямоугольник, соединённый с неравнобедренным треугольником.

Учуяв Хаски, сторожевые собаки за забором подняли оглушительный лай. Одна из них даже вылезла из норы под забором и стала тявкать, наступая сзади на них. Не обращая на лай никакого внимания, Хаски невозмутимо вёл Веду за собой. Не доходя до въездных ворот, с натянутой на каркас металлической сеткой, он повернул с асфальтовой дороги налево, и Веда почувствовала под ногами тропинку, спускающуюся в пологий яр.

Заросший вековыми грабами и осинами, под сплетённой воедино кроной он хранил мрачное молчание. Кое-где деревья уже повалились на землю – то ли от старости, то ли после бури, создав надломленными, ощерившимися стволами непроходимые дебри. Некоторых из них уже гнили, издавая влажный запах гнили. Чуть ниже располагались развалины двух кирпичных строений под плоскими крышами со зловещими тёмными провалами от окон и дверей. Между ними прятался вход в раскопанный грот.

Но когда-то здесь было пусто, за исключением поставленных в ряд восьми виселиц. Под покровом ночи сюда при свете фонарей заезжали чёрные кареты. Из одной из них выводили осуждённых, из другой выходили судебный пристав, священник и врач, из третьей вылезал палач, который после оглашения приговора и отпускания грехов приводил его в исполнение. Как только врач констатировал смерть, тела тут же бросали в вырытые могилы, закапывали и утаптывали.

И вот теперь над теми невидимыми никем могилами Веда и увидела души повешенных. За давностью лет они были прозрачны и бесцветны, как призраки, и всё же каждая имела своё очертание, а также свойственное только ей выражение лица. Кроме того, все они обладали светимостью, словно сотканы были из тусклого света.

Призраки вели себя так, словно они были живые. Одни висели над могилами со скорбно поникшими головами, другие о чём-то переговаривались, третьи бурно выясняли отношения между собой. Покинув тела, их астральные оболочки продолжали разумное бытие и в тонком мире.

Встретили они Веду неприветливо.

«Убирайся отсюда!» – гневно прикрикнул на неё самый ближний из них.

«Уходи сама и предупреди других!» – посоветовал ей другой.

Постоянно пребывая во мраке, ничего не видя перед собой, Веда, тем не менее, видела души умерших наяву точно так же, как зрячие видят людей во сне – в цвете, в объёме, в действии, полностью вовлечённых в происходящие события. И разговаривала она с душами точно так же, как зрячие разговаривают с кем-то во сне – мысленно, телепатически, не произнося вслух ни слова, и тем не менее всё понимая и при этом сознавая, что говорят они естественным образом.

«Почему? – спросила Веда. – Что случилось?»

«Ещё не случилось, но скоро случится.»

«Что?»

«Будет беда, будет война. Брат на брата, отец против сына, муж против жены. Свой пойдёт против своего и будут убивать друг друга. А верховодить этой бойней будут чужие. Предупреди моих родных. Чтобы уезжали, пока не поздно.»

«Да не может быть такого!» – не поверила Веда и спустилась ниже.

«Вы не видели Зою?» – обратилась она к соседним душам.

Те покачали головами.

«Богров!» – призвала Веда самого главного из них – стража Голгофы.

Только он мог ей помочь, он был вездесущим и часто знал то, чего не знали другие. Она повела головой и прислушалась: висельник не откликался.

«Дмитрий!» – нетерпеливо повторила она.

Безрезультатно. Ни видения, ни звука. Сплошная пустота в эфире.

– Мордко! – недовольно крикнула она вслух, назвав его настоящим именем, и в ту же секунду призрак в чёрном фраке со «столыпинским галстуком» на шее, словно вспугнутый криком, плавно слетел сверху по кривой и повис у неё над головой.

«Да!» – услышала она в голове своей ответ.

«Скажи, – обратилась она к нему, – где Зоя, куда она пропала?»

«Она в логове.»

«В каком?»

«В Змиевом.»

Змиевых логовищ на Лысой горе было несколько. Веда знала, что только возле территории секретного объекта их было три. Большую часть времени они пустовали, но дважды в году, в вальпургиеву ночь и на хеллоуин, в них появлялись змеи и прочие твари.

«Где именно?»

«Рядом.»

«В котором из трёх?»

«Приди и узри», – намекнул он.

«Издеваешься? Я ведь слепая.»

«Спроси у него сама.»

«У кого?»

В ответ страж Голгофы насмешливо зацокал языком, давая понять ей, кого.

Неожиданно он исчез из поля её внутреннего зрения, так же внезапно, как и появился. Богров оказался немногословным, больше она от него ничего не услышала. Возможно, дел у него сегодня было невпроворот.

Впрочем, посыл от него был ясен. Веда отчётливо понимала, куда ей теперь идти. Впервые это противное цоканье, это сладострастное причмокиванье она услышала там, где ослепла, где свет для неё померк раз и навсегда. С тех пор издевательское щёлканье языком преследовало её на горе повсюду. Неужели в пропаже Зои замешан наг?

Надо спешить туда, куда указал ей страж. Как же она могла забыть? Приди и узри! Именно эти слова были начертаны на кирпичной кладке перед входом в нагиеву нору. Именно эти слова и завлекли её тогда в его берлогу.

Попасть туда можно было, либо окружным путём, поднявшись по Змеиному спуску к сгоревшей пожарной части и выбравшись затем на Бастионный шлях, либо напрямик. Для этого необходимо было вернуться назад и обогнув секретный объект, спуститься за углом в глубокий ров.

– Назад! – приказала Веда собаке-поводырю, и та послушно потащила её наверх из Голгофы к асфальтированной дороге.