Текст книги "Сумма впечатлений. Детективная серия «Смерть на Кикладах»"

Часть вторая

Винсент Ван Гог. Портрет доктора Гаше

(Из досье Интерпола: Винсент Ван Гог, «Портрет доктора Гаше», 1890 год. Холст, масло. 67 х 56 см. Собрание Риоэи Саито, Токио. Продан на акционе Christie’s за 85 млн. долларов).

«Если хочешь что-то делать, не бойся

сделать что-нибудь неправильно,

не опасайся, что совершишь ошибки».

Винсент Ван Гог.

– Хорошо, пусть Антонидис там пока со своими экспертами поколдует. Лаборатория у него неплохая – ему и карты в руки. Дождемся заключения патологоанатома, окончательных выводов экспертизы по пуле, потом решим, что делать, – мрачно подытожил глава Национального Бюро Интерпола и с досадой хлопнул себя по коленке. – Вот говорил я, что не нравится мне это все! Что значит профессиональная интуиция! Предчувствие у меня было плохое, Саша! Моя воля – я бы уже завтра с утра объявил, что выставка не состоится!

Друзья сидели в креслах у журнального столика в кабинете Алекса на хозяйской половине виллы. Время близилось к полуночи. Большая желтая луна повисла в черном южном небе. Северный ветер «мельтеми» наконец стих; на море царил штиль и тихий, шелестящий звук легкого прибоя едва доносился в комнату через открытую балконную дверь. На смену ветру победную песнь завели цикады. Все гости давно разошлись по своим комнатам, ушли отдыхать и Тереза со Стефанией. Наведя порядок на кухне и подготовив все для завтрака, разошлись по домам работники. Петрос ушел с кухни последним, как капитан уходит с корабля, лишь после того, как лично убедился, что все безупречно. Вилла погрузилась в сон.

Друзьям не спалось: новое дело снова поломало все планы. Вместо запланированной вечерней прогулки к морю Смолев и Манн были вынуждены подняться в кабинет к Алексу и ждать звонка от старшего инспектора.

– Кстати, обыск в номере почти ничего не дал, – произнес Алекс, – единственное, что привлекло внимание Антонидиса – вот эта книга. Он передал ее нам в надежде, что мы ему поможем. Сам он говорит только по-гречески и по-английски.

– Что за книга? Дай взглянуть! – поинтересовался Манн, протягивая руку. – Ух ты, да она на немецком? «Письма к брату Тео» Винсента Ван Гога? Очень интересно! Ты читал?

– Читал, но очень давно. Это переписка Винсента с родным братом. За свою жизнь он написал Тео около восьмисот писем, – кивнул Алекс. – Сама по себе книга нам вряд ли чем-то поможет. Но там есть пометки на полях, тоже на немецком. Думаю, что это рука Шульца. Вот с этими записями Антонидис и попросил нас разобраться. Никакой записной книжки при нем не обнаружено. Может, и не было. А может, забрали.

– Ну что ж, делать все равно пока нечего, давай попробуем, – задумчиво кивнул Манн, придвинув поближе лампу на столе и рассматривая мелкий почерк журналиста. – Что ж он так писал, что в лупу надо смотреть? – проворчал генерал.

Алекс выдвинул ящик стола, достал большую лупу и молча вручил другу.

– Вот! Отлично, совсем другое дело! – обрадовался Манн, разглядывая неровные строчки через увеличительное стекло. – Так, бери ручку, листок бумаги и записывай. Ага, вот самая первая запись. Пиши: 85, М. Марм., Пар., 9 штук, восход… Ан нет, не так, в кавычках и с большой буквы: «Восход» К. М. Так, на этой же странице, внизу. Пиши: 88, М. Стед., Амст., 3 штуки, «Подсолнухи» В.Г., 100 млн. Записал?

– Ну да, вот, – Алекс показал другу то, что успел набросать.

– И что это значит? – озадаченно поинтересовался Манн. – Ты что-нибудь понимаешь? Что это еще за пароли-явки?

– Пока не особенно, если честно, – признался Алекс. – Давай все перепишем до конца, а потом позовем твоего профессора. Две головы хорошо, а третья – не помешает!

– Отличная мысль, – кивнул Манн. – Пиши дальше: 89, ЗМ Ш-бург, 2 штуки, 2 млн. Следующая страница, ого! Да она вся исчеркана: 90, М. Гардн., Бост., 13 штук, 200 млн.; 94, Н.Г., Осло, «Крик» Э.М., 75 млн.; 97, Г. Пьяч., «Ж. портрет» Г.К. 3 млн.; 99, яхт., «Дора Маар», П.П.; 02, Н. Муз. Асунс., 5 штук, 80 млн.; 03, ЗМ Бакклю, Ш., «Мадонна» Л.В.; 04, М. Мунк., Осло, «Мадонна», «Крик», 70 млн.; 06, М. РдЖ, Дали, Моне, Пик., 150 млн.; 08, М. Бюрле, Цюр., «Мак. поле» К.М., «Люд. Лепик» Э.Д., «Мальчик» П.С., «Каштан» В. Г. Уф-ф-ф-ф! Давай отдохнем! Пауза!

– Давай, – задумчиво согласился Смолев. – А знаешь, я, по-моему, начинаю догадываться, о чем речь. Это кражи картин из музеев! Смотри сам: первые цифры – это год. Например, 89, значит – 1989 год. Суммы в миллионах – очевидно, что стоимость похищенного. М. Мунк – музей Мунка в Осло, я там был. «Крик» – очень известная его картина. Не знал, что ее украли в 2004 году.

– А в 1994 ее тоже уже похищали? – спросил Манн, заглянув в бумажку с записями Смолева. – Вот, смотри: Н. Г. Осло. Предположим, Национальная Галерея в Осло. «Крик» Эдварда Мунка, 75 миллионов долларов. Или евро. Валюту он не указал, но обычно цена картин на международном рынке идет в долларах. Почему «Крик» указан дважды?

– Не знаю, не могу сказать, это уже точно к искусствоведу, – помотал головой Смолев. – Может было несколько одинаковых картин? У Ван Гога такое сплошь и рядом. Он одну натуру писал раз по пятнадцать. Те же «Подсолнухи» или «Портрет доктора Гаше». А своих автопортретов у него более тридцати. Кстати, о «Подсолнухах»! Ну точно: в 1988 году из музея в Амстердаме, судя по этим записям, «ушли» три картины на общую сумму в сто миллионов долларов, одна из них – «Подсолнухи» В.Г. – Ван Гога! Все ясно, как Божий день!

– Пожалуй, – продолжил Манн, внимательно рассматривая бумажку и в возбуждении меряя кабинет широкими шагами, – я с тобой соглашусь! Да тут просто картотека крупнейших краж шедевров за последние тридцать лет! Отправлю своим девчонкам в Афины: пусть нам по каждому случаю справочку подготовят! Смысл мы поняли, они до конца расшифруют и соберут побольше информации. Выходит…

– Выходит, что смерть Альберта Шульца напрямую связана с выставкой картин, – продолжил за другом Смолев. – Не удивлюсь, если завтра на твой запрос придет ответ, что он был не только журналистом, писавшим об искусстве, но также и артдетективом, который проводил свои независимые расследования, а потом публиковал их в СМИ или выпускал книги. Подозреваю, он «раскопал» в этот раз что-то очень весомое.

– Да, я скорее в этом даже уверен, – согласился Манн, снова усаживаясь в кресло. – Он что-то знал, этот Шульц. Или кому-то очень сильно мешал. Или мог помешать!

– А чем и кому он мог так помешать, чтобы его необходимо было застрелить за день до выставки импрессионистов, общей стоимостью в миллиард долларов? – мрачно проговорил Смолев. – Витя, ты не хочешь позвонить министру? Мне кажется, что у тебя уже достаточно оснований полагать, что вокруг выставки что-то затевается. Сперва информация о том, что у картин сменились собственники, потом – что шедевры скоро поступят на «черный рынок», теперь – труп артдетектива с пулей в затылке. Я лично в такие совпадения не верю!

– Я тоже не особенно, – кивнул Манн, что-то напряженно обдумывая. – С другой стороны, смотри, преступники тоже не идиоты. Решить обокрасть выставку, стоимостью под миллиард – надо же в голове иметь что-то? Зачем им труп журналиста за день до открытия? Ведь и ежу ясно, что это вызовет подозрения у полиции, – та сразу начнет «рыть землю», искать связь между Шульцем и выставкой, к которой они меньше всего хотели бы привлечь внимание со стороны компетентных органов. Ну так ведь?

– Возможно, у них просто не было другого выхода? – пожал плечами Смолев. – А что, если Шульц что-то знал и шантажировал кого-то? Чтобы не сорвалось все мероприятие, они «убирают» Шульца, делают, правда, это грубо, согласен. Он вполне мог бы «сорваться с обрыва» или «случайно» утонуть в море, – дело такое! Мало ли обрывистых круч на острове, поехал с фотоаппаратом, нога подвернулась, а с тридцатиметровой высоты – да на камни!.. «Не повезло»! Так нет же – пуля в голову! Почему они его так показательно и вызывающе убивают? Кому и что они хотят показать? Такое ощущение, словно они ничего не боятся! Словно терять им нечего! В то, что с Шульцем поработали «любители», – я не верю. Это что-нибудь да значит!

– Да, несомненно, – подтвердил Манн.

В этот момент раздалась трель телефонного звонка – вибрировал настольный аппарат. Алекс нажал на кнопку «громкой связи».

– Старший инспектор Антонидис, господин генерал! – раздался из динамика усталый, но довольный голос начальника уголовной полиции острова. – Готов доложить результаты экспертизы!

– Отлично, старший инспектор, – пробурчал Манн. – Давайте уже, не томите! Причина смерти и орудие убийства?

– Причина смерти: огнестрельное ранение в голову, несовместимое с жизнью. Пуля калибра 7,62 мм вошла в затылок сзади справа, под углом двенадцать градусов к горизонтали, застряв в черепе. Смерть наступила мгновенно, убитый упал плашмя на землю. Орудие убийства – по заключению экспертов – снайперская винтовка, возможно, с глушителем. Очевидно, что стреляли с возвышенности, с холма. Там, от того места, где было обнаружено тело, метрах в пятистах через дорогу – сплошные холмы. Еще в километре – ферма. Завтра с утра эксперты едут туда, будут искать винтовку, гильзы или другие следы, что мог оставить преступник. Не совсем ясно, что там делал убитый: до моря далеко, ни домов, ни кафе, ни таверн, – очень безлюдное место. Пешком туда добираться от Хоры – около часа. Ни машины, ни «байка», ни квадроцикла мы не обнаружили. Да и тело само нашли только потому, что собака местного фермера, проходившего мимо, что-то почуяла и начала выть; он и сообщил в полицию.

– Вас это удивляет, старший инспектор? То, что Шульца убили в безлюдном месте? – язвительно поинтересовался генерал Манн. – Слава Богу, что они не открыли стрельбу на пляже или на променаде!

– «Они»? – после паузы удивленно переспросил Антонидис. – Кто «они», господин генерал? – и с завистью добавил: – Вам удалось уже что-то выяснить?

– Ну это же очевидно, Теодорос, – мягко вмешался Смолев. – Если вы говорите, что там пустое и безлюдное место, далекое от моря и от таверн, то понятно, что Шульц не на увеселительную прогулку туда отправился! У него с кем-то была встреча. Катерина мне говорила, что с первой минуты своего появления на вилле он нервничал, волновался, обдумывал что-то важное, вследствие чего вел себя крайне рассеянно: дважды забыл свои вещи на ресепшн. Видимо, предстоящий разговор его очень сильно тревожил. Чего-то он боялся!..

– И не зря, – пробурчал Манн, устало потирая лобастую голову, – как выяснилось…

– Скорее всего, – продолжил свою мысль Смолев, – один из преступников вышел с ним на встречу без оружия, а второй – засел с винтовкой в холмах. Обычная практика спецподразделений, старший инспектор. Думаю, что винтовка была с оптическим прицелом, а стрелок – подготовленный снайпер. Ведь даже с приличной оптикой на дистанции в четыреста – пятьсот метров попасть точно в затылок при дующем порывами «мельтеми», да еще с разницей высот – надо суметь, поверьте! Первый, переговорив с Шульцем и, очевидно, не договорившись о чем-то, дал команду стрелку на ликвидацию журналиста. Он же, этот «первый», будучи поблизости, и обшарил труп, забрав телефон и блокнот, если они были. Это объясняет, почему вы ничего не нашли у убитого. Подумайте сами: выстрелить в журналиста с длинной дистанции, потом бежать к нему полкилометра с винтовкой в руках, чтобы обыскать, – мягко говоря, глупо. Бежать без винтовки – чтобы затем за ней вернуться – тоже не лучшее решение: а вдруг кто обратит внимание на «бегуна»? Их было двое, как минимум!

– Это звучит вполне правдоподобно, – пробормотал инспектор Антонидис. – Но если это профессионалы, то, боюсь, нам потребуется подкрепление! Вы же знаете численность уголовной полиции острова: я, два сержанта и два эксперта…

– Подкрепление прибудет завтра. Команду на переброску группы захвата Интерпола с Санторини я отдал час назад. Будет необходимо – привлечем военных, портовую полицию и береговую охрану. Вы совершенно правы, старший инспектор, – успокоил и поддержал местного полицейского генерал Интерпола. – Надо искать следы. Ведь не пешком же они туда пришли? Думаю, что они взяли машину в прокат. Или квадроцикл. Винтовку тоже в карман не спрячешь – привлечет внимание. Нужен какой-то футляр, саквояж, тубус…

Стоп! Подумал вдруг Смолев. Кажется, я сегодня уже слышал это слово – тубус – но где? И от кого? Хоть убей, не помню! Видимо, вечером за столом кто-то произнес…

– По записям к книге убитого журналиста понятно, что он занимался расследованием краж картин из музеев и художественных галерей. Думаю, что у него была еще и записная книжка. И, разумеется, мобильный телефон. Возможно, еще какое-то мобильное устройство. Не исключаю, что как опытный журналист он записывал разговор с неизвестным на диктофон, – добавил Манн, – чтобы потом прослушать его еще раз в спокойной обстановке. Очень распространенная практика в профессиональной журналистской среде.

– Мы ничего не обнаружили, господин генерал!

– А вы еще и не искали, старший инспектор! – несколько раздраженно ответил глава Национального Бюро. – В моей практике бывало такое, что убитый за несколько секунд до смерти, почуяв неладное, незаметно «сбрасывал» записывающее устройство, чтобы полиция могла потом докопаться до истины. Своего рода месть с «того света»! С восходом солнца всех своих сержантов и экспертов отправляйте туда, где нашли тело этого бедолаги. Пусть разобьют поле на квадраты и прочешут все граблями! Да как следует прочешут! Нашедшего – поощрим! А вы лично мне понадобитесь в восемь часов у входа в «Ройял Палас Наксос». Мы все вместе нанесем визит в Оргкомитет выставки!

– Благодарю вас, господин генерал! – по голосу было слышно, как расцвел и воспрянул духом начальник уголовной полиции. Его не задвигают на задний план. Он – равноправный участник событий! Старший инспектор был готов не спать ночами, но оправдать доверие генерала. – Буду непременно! Огромное вам спасибо!

– Ладно, ладно, – примирительно проворчал Манн. – На сегодня – все! Отдыхайте, старший инспектор.

Отключив кнопку «громкой связи», генерал оглянулся на друга, сидевшего с напряженным и задумчивым лицом.

– Саша, что с тобой? О чем задумался?

– Пока сам не пойму, – пожал плечами Алекс. – Мысль мелькнула и пропала. Знаешь, как бывает!..

– А-а! – махнул рукой Виктор. – У меня за день этих мыслей уже столько перемелькало – в глазах рябит! А вот сна, как назло, наоборот – ни в одном глазу! Давай выпьем кофе и помозгуем. Все равно еще часа два я не засну. Я смотрю, у тебя здесь неплохой кофейный аппарат.

– От Аманатидисов остался. Старый Георгиос, говорят, очень любил кофе, – кивнул Алекс. – Ну и ракомело, конечно.

– Ракомело не хочу: нам с утра свежая голова нужна! А кофе, пожалуй, выпью, спасибо! – поблагодарил Виктор Манн, принимая из рук Алекса большую чашку с дымящимся ароматным напитком. – Ты знаешь, мне покоя не дает информация, что мы получили несколько дней назад. О том, что все картины скоро поступят на «черный рынок». А что, если этих картин уже нет? Если их уже украли? И вся эта выставка – лишь фикция? Дымовая завеса?

– Например, по дороге на остров? – предположил Смолев. – А выставлять будут что? Копии? А смысл?

– Смысл простой: дать преступникам выиграть время и скрыться с похищенным, а то и пристроить по частным коллекциям. Основная проблема у похитителей художественных полотен – сбыт! Украсть картину – полбеды, надо еще уметь ее продать! Частенько хорошие грабители – никудышные продавцы, понимаешь? Есть десятки примеров, когда с блеском украденные шедевры находили в багажниках брошенных авто и велосипедов, на квартирах, в оставленных сумках в метро, в урнах у общественных уборных, даже в мешках с марихуаной во время полицейских облав в публичных домах! Чтобы продать картину, нужны связи, знания, время и хорошая организация. А здесь картин на миллиард! Не на пристань же они их в Пирее вынесут продавать!

– Подожди, подожди, – засомневался Смолев. – Если их уже украли, то твой долговязый искусствовед это завтра легко обнаружит! Если допустить, что Оргкомитет каким-то образом замешан в этой махинации, и они знали, что ты привезешь Фасулаки, они не могут не понимать, что профессор их выведет на чистую воду! Если только…

– Если только – что? – спросил Манн. – Договаривай, раз начал!

– Если только они его уже заранее не купили с потрохами, – пожал плечами Смолев. – Или не запугали. Не для него ли была эта сегодняшняя показательная расправа над Шульцем?

– Нет, не думаю, – Манн в сомнении покачал головой. – Спиро знаю много лет. Он парень честный, хоть и странный. Признанный авторитет по импрессионистам. Хотя… Согласен, купить можно многих, а запугать – почти любого. Ты знаешь, кстати, сегодня за столом был Вольфганг Крамер, я тебе про него в свое время рассказывал. Несколько лет назад произошла очень нашумевшая история с похищением картин из Афинского музея изобразительных искусств. Тициан, Рембрандт, – на крупную сумму. Все было сделано красиво. Сначала взорвали пару машин в неблагополучном районе. Когда полиция, опасаясь беспорядков, стянула туда почти все свои силы, пятеро автоматчиков зашли в музей, дали очередь в потолок, положили на пол охрану, вырезали холсты из рам, вандалы чертовы, сели в полицейскую машину, включили сирену и уехали. Так вот, этот Крамер тогда выступал посредником между похитителями, страховой компанией и музеем.

– В каком смысле, посредником? – удивился Алекс. – Переговорщиком?

– Понимаешь, об этом стараются особо не распространяться, но очень часто страховщики готовы сами заплатить выкуп за то, чтобы картина вернулась собственнику. Элементарный экономический расчет. Ну сам подумай: картина оценена в пятьдесят миллионов долларов. На эту же сумму выписан страховой полис. И вот – картина пропадает из музея! Скандал! Но у музея есть страховой полис, и он предъявляет его к выплате! Страховая компания может пойти несколькими путями: выплатить пятьдесят миллионов музею, переоформив на себя право собственности на картину, и дальше заниматься поисками самостоятельно несколько лет, неся при этом колоссальные убытки, либо…

– Либо попытаться самой договориться с похитителями? – догадался Смолев. – Но это же аморально! Как можно договариваться с преступниками и платить им выкуп? Они же этим самым стимулируют следующее ограбление!

– Друг мой ситный, – грустно улыбнулся Манн. – Мир искусства – это тоже мир лжи, наживы и чистогана! Не будь наивным! Как правильно сказал этот детектив-американец, как его? Джесси Куилл? Так вот, он совершенно точно подметил, что «всегда есть изнанка!» Когда речь идет о том, что страховщик может сэкономить половину выплаты, при этом картина вернется в музей, эти деятели и с чертями в аду договорятся! Не сомневайся! За те же двадцать пять миллионов долларов… И такие случаи бывали. Но при такой «многоходовке» возникает потребность в посредниках, причем таких, кому бы одинаково доверяли обе стороны. Разумеется, с юридической точки зрения все это незаконно, но кого это волнует? Все остаются довольны! Сам посуди: у похитителей отпадает проблема сбыта: они понимают, что выручат денег вдвое, а то и втрое меньше стоимости картины, но зато сами в безопасности и поэтому не мелочатся; страховая компания платит в разы меньше, музей – получает свой шедевр обратно, а посредник – да, да, не удивляйся – тоже получает свои, порой очень крупные, комиссионные; причем – с обеих сторон! Вот и думай, кому это выгодно, и кто за этим стоит!

– А как же СМИ, полиция, общественность, научные круги? Неужели никто не возмущается?

– Саша, что ты, как ребенок, ей-Богу! – раздраженно махнул рукой Манн. – «Демократические» СМИ говорят и пишут лишь то, что им укажут. Надеюсь, у тебя нет иллюзий относительно их «независимости»? Вот они-то после того, как сделка завершится, и порадуют общественность, что «в результате сложной полицейской операции, подготовка которой заняла несколько месяцев, в музей возвращены шедевры Рембрандта, Тициана и Веласкеса». Ну – или Пикассо. Смотря что пропало на текущий момент. Разумеется, никто не расскажет людям правду. Полицейским боссам – медаль на грудь, общественность клянет похитителей, гордится силами правопорядка и бодро голосует за текущую власть на ближайших выборах… Мне тоже это все противно. Но так обстоят дела. Так вот, таким посредником и был наш герр Крамер несколько лет назад.

– Думаешь, он может быть как-то замешан?

– Не знаю, поживем – увидим. Но еще более интересный факт, что месье Жан-Пьер Клермон, которой тоже сидел сегодня за столом, но все больше помалкивал, злобно косясь на Крамера, тоже предлагал свою кандидатуру в качестве посредника в том старом деле с похищением полотен Рембрандта и Тициана. Похитители его согласовали, но страховая компания отклонила. Очень скользкий тип. Не знаю, чем они аргументировали тогда отказ, но я думаю, что они попросту побоялись доверить ему тогда два чемодана с деньгами. Не исключено, что он бы с ними и исчез.

– Так они знакомы? – понял Алекс.

– Не знаю, были ли знакомы лично до сего дня, но то, что знали друг о друге, – бесспорно. Они же, в каком-то смысле, конкуренты! Понимаешь, в последние годы на рынке произведений искусства сложилась очень интересная ситуация: картины подорожали в десятки раз, особенно на это повлиял «японский бум» 80-х годов, когда их миллионеры скупали картины Ван Гога на аукционах за бешеные деньги. Это было своего рода доказательством всему миру, что японская экономика после разгрома во второй мировой войне не только полностью восстановилась, но и прочно заняла лидирующие позиции. Японцы вообще дышат к Ван Гогу неровно: считают его высоко духовным и богоизбранным сумасшедшим, рукой которого двигало само Провидение, и, более того, покончившим с собой! Как я понял, – просто духовный идеал японца! Так вот, они стали скупать картины: сначала Ван Гога, потом – других импрессионистов, потом вообще все подряд. Цены взлетели до небес! Картин на рынке становилось меньше, но цена их выросла. То, что попадало в музейные фонды – исчезало с рынка, – сам понимаешь. Возник дефицит полотен, криминалу стало выгодно «работать по музеям». Музеи, в свою очередь, вложились в системы безопасности, новейшие сигнализации и в страховку. А теперь еще возникла такая схема: похититель – посредник – страховая компания – музей.

– Дай догадаюсь! – проговорил Смолев, которому все не давала покоя старая история, что рассказал Манн. – В деле с Рембрандтом и Тицианом от лица страховой компании диалог с посредником вел детектив Джесси Куилл?

– В десятку, Саша! Бинго! – трижды негромко хлопнул в ладоши глава Национального Бюро. – Увидев сегодня всех троих за одним столом, я был крайне удивлен. Они все трое – звенья одной цепочки. Не удивлюсь, если к каждому звену при передаче выкупа «прилипает» значительная сумма. Почему они здесь? И не в «Ройял Палас Наксос», а на вилле «Афродита»?

– Не хотят светиться, – кивнул Смолев. – Не хотят, чтобы их видели вместе до поры до времени. Такое ощущение, что им тоже известна информация о скором поступлении картин на «черный рынок»?

– Похоже на то! – в сердцах ответил Манн. – Чуя скорую поживу, стервятники слетелись на падаль! Удивительно, что и убитый Шульц остановился тоже у тебя. Словно, кто подсказал ему, где поселиться, чтобы он тоже был на виду…

– Думаешь, кто-то из трех? – поинтересовался Алекс.

– Думаю, что один из них, возможно, – кукловод, – сказал генерал и придвинул к Алексу свою пустую чашку. – Саша, будь другом, свари еще кофе! И дай пару листков бумаги, попробуем поискать варианты. Один черт, похоже, ночь будет бессонной!

Желтая луна, путешествуя по ночному небосклону, спустя час заглянула в открытую дверь балкона и обнаружила двоих друзей, что, склонившись над столом голова к голове, чертили какие-то схемы на листе бумаги, с жаром что-то обсуждая. Что именно – она так и не поняла, да и не до того ей было: с востока узкой алой полоской на горизонте уже проступала заря – предвестница скорого рассвета.