Текст книги "Смерть на Кикладах. Сборник детективов №1"

Эпилог

«В темные времена хорошо видно светлых людей».

Э. М. Ремарк.

На каменном молу Хоры Наксоса – столицы и самого крупного города острова – царило оживление. К пристани съезжались отдыхающие, чтобы успеть на паром, что вернет их с гостеприимного острова на материк; подъезжали таксисты и старались занять самые выгодные места на парковке, в густой тени старых платанов поближе к набережной. Подходили из таверн любознательные зеваки, не желая упустить редкое зрелище – к острову приближался огромный белоснежный корабль. Собиралась привычная толпа встречающих от отелей и частных вилл, держа в руках неизменные картонные таблички с фамилиями счастливчиков, которые только сегодня откроют для себя этот чудесный остров.

Смолев тяжело вздохнул. Не так он себе представлял первую неделю отдыха на Наксосе. Но ничего уже не исправить. Они стояли вдвоем с инспектором уголовной полиции Теодоросом Антонидисом на служебном причале и наблюдали, как прибытие парома с материка оживило набережную.

– А почему они решили добираться морем? – недоуменно пожав плечами, спросил вполголоса Алекс у инспектора. – Ведь самолетом быстрее. Можно было сэкономить массу времени.

– До моего сведения довели, что глава департамента решил провести инспекцию крупнейших островов. После Наксоса его ждут Андрос, Парос, Тира, возможно, Миконос, – в свою очередь пожал плечами инспектор Антонидис. Он терпеть не мог инспекционные поездки высокого начальства. Никогда не знаешь, чего от них ждать. Хотя в этот раз у него на руках раскрытое убийство, с полным письменным признанием убийцы.

Инспектор искоса поглядел на Смолева, стоявшего чуть ближе к воде. Вот это выправка! Сколько же лет он был в армии? Похоже, что русский, хоть был и приезжий, но от жары совершенно не страдал. Как это ему удается? Инспектор незаметно попытался распрямиться и втянуть живот, но вскоре отчаялся, с шумом выдохнул и, вытащив большой платок, принялся утирать шею и лицо.

– Вы нервничаете, инспектор? – оглянулся Смолев. – Совершенно напрасно. Вам не придется краснеть перед главой департамента, вот увидите. Пусть вам не удалось задержать убийцу лично, но в итоге вы полностью раскрыли дело. Что с секретарем убитого, Митрасом?

– Арестовали два часа назад на одном из пляжей: торговался с местным рыбаком, чтобы тот увез его на Парос этой ночью, – с готовностью отрапортовал инспектор. – Из Афин пришла на него подробная ориентировка: оказалось, что он активно участвовал в темных делишках своего шефа. И вся эта история с подложным завещанием на имущество Аманатидисов… У него, как выяснилось, просто талант подделывать подписи. Сейчас он проходит по десятку дел о подлогах и махинациях с завещаниями только в Греции.

– Кстати, он сбежал из отеля, не заплатив за проживание за три недели, – это меня крайне расстраивает. Хоть я и сложил свои полномочия управляющего сегодня утром, но считаю это своей недоработкой. А во что он превратил номер?! Теперь придется делать ремонт. Думаю, мы включим это требование в общий иск против этого негодяя, вместе с обвинениями в домогательствах по отношению к горничным.

– Безусловно, господин Смолев, буду рад всячески вам способствовать, – поклонился инспектор. – Тем более, что вашу роль во всем этом деле сложно переоценить. Он получит по заслугам, можете не сомневаться.

– В одном он точно приобрел, хоть и не заслужил этого нисколько, – усмехнулся Алекс, внимательно всматриваясь в горизонт, закрытый белой непрозрачной дымкой. – Камеру к его появлению Мария с Катериной накануне вымыли до блеска, заботясь о Димитросе.

Инспектор тоже глядел в море. Но его мучила одна мысль; он тяжело вздохнул и, немного помявшись, поинтересовался:

– Как вы думаете, господин Смолев, местная уголовная полиция может рассчитывать, что, несмотря на прискорбный инцидент, господин Димитрос Аманатидис не станет предъявлять к ней официальные претензии в связи со своим кратковременным задержанием? Видите ли, мне бы не хотелось настраивать местное население против себя и моих подчиненных. Иначе, – развел он руками, – иначе работать на острове станет совершенно невозможно! И я могу потерять работу, хотел было добавить он, но, слава Богу, вовремя сдержался. Не хватало еще, чтобы русский счел его слабохарактерным и некомпетентным.

– Я думаю, что именно ваше мудрое решение, дорогой инспектор, накануне предоставить Димитросу встречу с невестой, а сегодня уже в девять утра освободить его из-под стражи, чтобы он мог вернуться к родным и близким, спасет ситуацию, и этот небольшой инцидент не повлияет на вашу работу. Я, во всяком случае, об этом позабочусь.

Инспектор с благодарностью взглянул на открытое лицо Алекса, продолжавшего всматриваться вдаль, и достал из бездонных карманов своего мешковатого костюма очередной свежий платок.

В это время заходящий в бухту огромный белый паром издал мощный предупредительный сигнал. На его гудок на пристань поспешили люди. Инспектор и Смолев не двинулись с места.

– А! – вдруг произнес Смолев. – Ну вот и они!

Стремительно обойдя паром по правому борту, на большой скорости в марину влетела морская яхта, на крутых обводах бортов которой значилось «INTERPOL». Уже в марине резко сбросила скорость, совершив крутой разворот так, что волна захлестнула причал, и скользнула прямо к служебному пирсу. «Выпендрежник, – подумал Алекс, улыбаясь про себя: ставлю ящик горячо любимого нашим инспектором пива, что Виктор Манн сам управлял яхтой. Яхты – это была страсть всей его жизни. Полковник частенько выгонял рулевого от штурвала и принимал управление катером».

Пока они подходили к яхте, персонал пирса и команда катера уже надежно пришвартовали белую красавицу.

– Что смотришь, – вдруг раздался веселый русский бас с верхней палубы. – Завидуешь? Нет, брат, шалишь. Тут во всей Греции таких три. Так что не облизывайся! Если очень попросишь, так и быть: эх, прокачу!

Через минуту по трапу легко сбежал совершенно лысый, загорелый дочерна крепыш среднего роста и заключил Смолева в крепкие объятия.

– Ну, здравия желаю, товарищ полковник, – растроганно сказал Смолев старому другу.

– Здравствуй, Саша, здравствуй. Ну, вот, снова свиделись, – энергично крутанувшись на месте, он заметил полноватую фигуру в костюме и галстуке. – Слышь, а это кто? Стоит, на нас пялится? Ему в костюме не жарко? Ведь сопрел уже, бедолага.

Сам полковник Интерпола был в легких белоснежных брюках, такой же рубашке с коротким рукавом и легких кожаных сандалиях на босу ногу.

– Это инспектор местной уголовной полиции Теодорос Антонидис! – представил Смолев полицейского, перейдя на английский, и, повернувшись к другу, продолжил. – Это полковник Интерпола Виктор Манн. Инспектор полиции с несчастным видом поклонился полковнику, руку протянуть постеснялся.

– А, ясно, гроза местных уголовников, – иронически прищурившись, весело произнес Манн. – Непризнанный гений сыска, – и, перейдя на греческий, добавил: Инспектор, вы бы шли на яхту, там вашему начальству требуется ваша помощь. Да, да, и документы захватите, пригодятся. Кстати, для вас на катере посылка, зовите ваших подчиненных, одному вам не справиться. – Да, осторожно ты, дьявол! – уже по-русски беззлобно прикрикнул он, глядя, как спеша и неловко суетясь, Антонидис чуть не свалился с трапа в воду.

– Куда это он так рванул? – поинтересовался Алекс, наблюдая, как инспектор скрылся на катере.

– Учи «матчасть», салага! Говорил тебе и еще раз повторяю: без греческого в Греции – никуда! – весело рассмеялся Манн, беря друга под руку и неспешно двигаясь в сторону набережной. – Пусть бежит, я его к начальству отправил. Ну, укачало его начальника, кто же знал, что у грека – и вдруг морская болезнь, да еще в такой тяжелой форме. Он новенький начальник, только вступил в должность. Сейчас тут у них мода – ротация кадров. Старый-то, Папандопулос, был морской волк, его двумя часами качки не пронять. Ох, и жучара был, хитрый лис! Столько нервов мне попортил, но дело туго знал, как к профессионалу к нему вопросов не было. А этот же через двадцать минут после выхода из порта – обеими руками за леер и страдать. Думал, не дай бог, спрыгнет по дороге – международный конфуз! Но я летел, как мог: мы вдвое быстрее прибыли, чем обычно. Ладно, пока там инспектор своего патрона холодной водой отливает и обмахивает, да доклады докладывает, давай-ка мы с тобой пройдемся во-он до той таверны, сядем и потолкуем о делах наших грешных. У меня всего пара часов, надо дальше лететь.

– Ты привез то, о чем я тебя просил? – поинтересовался Смолев после того, как они устроились в освежающей прохладе под навесом таверны у Софии, подозвали официанта и сделали заказ.

– А как же, пять чемоданов и три ящика всякого хлама, все по списку, плюс еще кое-что от себя, в подарок. У нас в афинском бюро на складе этого списанного барахла – от потолка до пола – показал он руками и рассмеялся. – Пусть радуется. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не беременело!

Алекс улыбнулся. Виктор все тот же! Но он-то прекрасно знал, что за внешностью веселого балагура и рубахи-парня скрывается великолепный профессионал-практик сыска, увлеченный и талантливый. Именно эти качества привели его двадцать лет назад в Интерпол и позволили сделать карьеру.

– Ладно, – отсмеявшись, вдруг как-то сразу посерьезнел и хищно подобрался полковник Интерпола. – Ты мне расскажи, как ты на этого испанца вышел?

– Все дело было в ножах. Оказалось, что их два комплекта, старый и новый. Новый разложен был по номерам лично Димитросом, старый – им же собран и сложен в ящик. Разумеется, на всех ножах – его отпечатки пальцев. Этот ящик Димитрос отнес по привычке к сараю старого Христоса, садовника. Одного из тех двенадцати, что участвовали в бойне в той бухте сорок лет назад. Я писал тебе.

– Да, я помню, – мрачно кивнул Манн, – продолжай.

– Инспектор так был рад совпадению пальчиков Димитроса на ноже, что торчал из спины убитого, с показаниями его секретаря, что забыл обо всем остальном. Если бы он сравнил орудие убийства, не выходя из отеля, с ножами для писем в других номерах, то легко обнаружил бы, что эти ножи из разных комплектов. Ножи похожи между собой, я навел справки: и производитель, и поставщик один и тот же, но в этом году на деревянных рукоятках ножей из новой партии три декоративных латунных кольца, а на ножах из старой партии их было всего два. Ну, и лезвие у старых чуть более плоское и на конус, как кинжал, а у новых – больше смахивает на стилет. Выполнены они в одной цветовой гамме, из одних и тех же материалов, один производитель, – в общем, сам не сразу разглядел.

– Так, ты мне тут этого балбеса Антонидиса не выгораживай! Ты разглядел, пусть и не сразу, а ему и в голову не пришло. Ладно, дальше давай! – Полковник с аппетитом принялся за мусаку – ароматную овощную запеканку с мясом и сыром, что принесла официантка.

– Слушай, да ладно. Ему просто ни разу не дали возможности себя проявить. Мы бы тоже с тобой ошалели, если бы сидели безвылазно на острове и расследовали исключительно угоны скутеров и квадроциклов пьяными студентами.

С аппетитом глотая обжигающую массу, Манн промычал что-то примирительное с набитым ртом. Алекс продолжал.

– Дальше – больше. Когда я понял, что на каждом ноже есть на лезвии, у самой рукояти, аккуратная гравировка с указанием номера, я разложил все ножи по пакетам, которые заранее подписал, а потом проверил. Оказалось, что в пакете из седьмого номера, где жил испанец, лежал нож, на лезвии которого значилась цифра два. Это тот самый нож, который он принес из номера убитого и бросил в ящик вместе со своим. И у меня сразу в голове все сложилось, вся картинка. Константинос сам его впустил – о своем здоровье он заботился, жить хотел долго… В ежедневнике его пометка – крест, обведенный в круг, – это было напоминание о визите доктора. Один из мобильных телефонов, по которым он звонил вечером, принадлежал хирургу. Видимо, он позвонил и пригласил его на конкретное время. Отпечатков пальцев на ноже убийца не оставил: правильно, ведь доктор был в перчатках из латекса. Именно эта мысль кольнула меня во время моего разговора с ним на галерее, когда он шел от Марии с тазиком, полным шприцев, но потом я отвлекся. Как у них зашел с Христосом разговор про нотариуса, не знаю, но уже от садовника он, схватив из коробки старый нож, отправился к Галифианакису в номер. Кстати, на новом ноже из комнаты убитого, что вернул мне испанец – сплошные отпечатки пальцев убитого, все заляпано. Он им активно пользовался. А на старом ноже была гравировка цифры 6, что подтверждает его случайный выбор из коробки…

– Вот, – расправившись с мусакой и обмакивая горячий хлеб в оливковое масло с солью, назидательно сказал полковник Интерпола. – Вот о чем я и толкую! Можно было сразу понять, что нож не из номера Галифианакиса; стоило только инспектору раскрыть глаза пошире. Что дальше?

– Ну, смотри. По заключению патологоанатома удар нанесен прямо в сердце между ребер сзади, на всю глубину лезвия. Понятно, чтобы так ударить, надо нанести тысячу ударов, чтобы набить руку – мы с тобой это знаем.

Манн задумчиво кивнул.

– Карлос был известным матадором в конце шестидесятых. Он сам сказал, что глаз у него был верен, а рука – тверда, как железо. И он одинаково владел обеими руками – важное качество для тореро. В отличие от Димитроса – явного правши, да еще без специальной подготовки. Он бы никогда не сумел ударить в спину слева правой рукой.

– Да мог бы, если сильно захотел. Хоть и затруднительно, я с тобой согласен. Кстати, – произнес Виктор, положил хлеб на тарелку с маслом и, тщательно вытерев пальцы салфеткой, полез во внутренний карман пиджака. – Это я тебе привез. Помощницы мои отрыли в архивах Бюро, – он протянул Алексу небольшую стопку фотографий. На них улыбался молодой синьор Карлос Мойя. Вот он в костюме матадора готовится выйти на арену, вот он с друзьями, которые окружают его и, улыбаясь, весело смотрят в объектив фотокамеры. Какие молодые, все мальчишки, просто мальчишки, подумал Алекс.

– Кстати, вот этого усатого не узнаешь? В круглом беретике? Эрнест Хемингуэй, собственной персоной. Это он в Памплоне, с друзьями тореро… Отсюда и фото взялись. В ФБР тогда пасли, понятно, не Мойю, а Хемингуэя. Он жаловался, что за ним следят, а доктора в итоге лечили его электричеством от параноидального психоза и мании преследования. Кретины. Такого мужика превратили в «овощ»! Понятно, что он застрелился сразу, как только добрался до любимого ружья. А спустя несколько лет открыли архивы, – и ФБР признало факт тотальной слежки за писателем! Вот так. Зато, у нас есть эти фото.

– Вот об этом фото испанец мне рассказывал, смотри, – Алекс передал Виктору фотографию, на которой на круглой арене, истекая кровью, лежали двое: бык и матадор.

– Да, правильный был мужик. Давай помянем, что ли? – неожиданно предложил Манн и, не дожидаясь ответа Алекса, щелчком пальцев подозвал официантку. – Водки принеси нам, девочка, триста грамм и два стакана, – скомандовал он по-гречески и снова развернулся всем корпусом к Алексу. – Ты бы знал, сколько народу сдал этот Галифианакис! Я когда получил на него подробную справку – не веришь, не был бы лысый, волосы бы дыбом встали. Он действительно составлял списки, по которым хунта хватала и расстреливала людей. Ты знаешь, на чем он наживался? Он вымогал деньги у тех, у кого, по его сведениям, они были. Говорил: не заплатите – завтра будете в списке, всей семьей! И люди платили, платили регулярно. Сотни людей. Тех, кто отказывался – он подводил под пытки и расстрел. Он за годы хунты сделал миллионы. Вот так. Когда он вернулся в Грецию из США, то занялся старым ремеслом, на котором в прошлом так нажился – шантажом и вымогательством. И никакой он Аманатидисам не родственник. Кстати, это липовое наследство и все бумаги, которые слепил Галифианакис, а подписал его секретарь, подделав подпись старшего Аманатидиса, судья уже аннулировал. Все остается у семьи! И вилла, и таверна. Виноградники, правда, они уже продали, но тут ничего не поделать.

– Решим что-нибудь, – сказал Алекс задумчиво.

– Да? – внимательно посмотрев на друга, сказал Манн. – Ну, смотри, тебе виднее. О, вот и водка. – Он разлил триста грамм по стаканам, взял один и протянул второй Алексу. – Ну, товарищи офицеры… – они оба встали. – Настоящий был мужик твой Карлос Мойя. Кремень. За нас нашу работу сделал. Земля ему пухом!

Они выпили не чокаясь.

Когда Алекс вернулся на виллу, на своем письменном столе в номере он обнаружил знакомую бутылку испанского вина и запечатанный конверт из плотной белой бумаги. Поверх конверта лежала короткая записка на русском: «Босс, это еще вчера передали для Вас. Катерина».

Он распечатал конверт с помощью ножа для бумаг и достал из него сложенный вдвое лист бумаги, исписанный с одной стороны по-испански твердым каллиграфическим почерком.

«Мой дорогой Алекс!

Передаю Вам вино, которое, я надеюсь, Вам пришлось по вкусу.

Я безмерно рад, что у меня, прежде чем я последовал примеру Сократа, была возможность рассказать Вам свою историю.

В письме на имя инспектора полиции я попросил, чтобы для Долорес в заключении о смерти, которое выдаст местный патологоанатом, значилось мое онкологическое заболевание. С ним она давно свыклась, а лишних переживаний для своей бедной жены я не хотел бы.

Накануне у нотариуса я также внес изменения в свое завещание. Один из моих фондов построит на острове бесплатную больницу, в которой вахтовым методом первые три года будут работать лучшие врачи с континента. Я разослал им всем письма, и все подтвердили свою готовность. За это время они подготовят и местный персонал. Операционные блоки, дневной стационар и терапия будут оснащены по последнему слову техники. Так осуществится мечта Элени и моя – помогать людям.

Представителем своего фонда на острове с неограниченными полномочиями я позволил себе назначить Вас, дорогой Алекс. Если Вы не сочтете для себя это чрезмерной нагрузкой. По этому поводу Вы получите из Фонда соответствующие бумаги. Мне было бы очень важно знать, что контроль за строительством и последующей работой больницы имени Долорес Мойя на острове Наксос в надежных руках честного человека и моего доброго друга.

Я благодарен Провидению, что в конце моей длинной и трудной жизни оно дало мне возможность свершить Правосудие.

И я благодарен Вам за все. Прощайте, дорогой друг.

С искренним уважением,

Ваш Карлос Мойя».

Пропавший алхимик

«Иди путем истины, прислушивайся к советам Философов,

писавших об этой тайне, но не воспринимай буквально их слова, поскольку не будет тебе от этого никакой пользы, а верь только тому, что согласуется с Природой».

Николас Фламель, «Завещание», год 1414 от Рождества Христова.

Пролог

«Музыка свадебного шествия всегда

напоминает мне военный марш перед битвой».

Генрих Гейне

На вилле «Афродита» царил праздничный переполох. Все мылось и чистилось, обновлялось и приводилось в порядок. То и дело раздавался веселый женский смех, быстрый топот ног по коридорам, громкое звяканье посуды и приборов, тонкий, мелодичный звон бокалов. Было слышно, как хозяйка виллы Ирини, полностью оправившись от событий последних дней, энергично руководит персоналом, не давая ему ни минуты для безделья. Старый садовник Христос, одетый в свой неизменный выгоревший на солнце джинсовый комбинезон, носил цветы охапками из своего сада, передавая их разрумянившимся веселым горничным, старательно расставлявшим их в вазы по всей вилле: на ступенях, на галерее, на обеих террасах и особенно пышные красивые букеты – на столах в ресторане, где готовился праздничный стол. То и дело к вилле подъезжали машины, высаживая новых и новых людей, – это прибывали первые гости. На вилле «Афродита» готовились отметить свадьбу молодого хозяина Димитроса и его прелестной Марии.

Катерина – администратор и старшая горничная в одном лице – с ног сбилась, стараясь разместить гостей на отдых перед праздником в освободившихся номерах. Но многие из прибывающих оказались близкими или дальними родственниками, шумно и радостно узнавали друг друга еще на ресепшн, обнимались, хлопали по спинам и, не желая расставаться, шли веселой компанией в один номер, где – в тесноте, да не в обиде! – и приводили себя в порядок, отдыхая за разговорами и звоном винных бокалов до того момента, когда их пригласят за праздничный стол.

– Босс, я с ними с ума сойду! – плачущим голосом сказала Катерина, проводив глазами очередную компанию прибывших гостей человек в пятнадцать родственников, что веселой гурьбой, а кто-то уже и приплясывая, и напевая от полноты чувств, направились в номер, рассчитанный на четверых. – Они мне весь порядок расселения нарушили, я уже понятия не имею, кто и в каком номере поселился!

Человек, к которому она обратилась с такой необычной жалобой – подтянутый мужчина, на вид лет сорока пяти, ростом выше среднего, с худым и волевым лицом, которое совсем не портил тонкий белый шрам на левом виске, только вошел на небольшую площадку, где располагалась стойка администратора. Выслушав девушку, он широко улыбнулся и ответил ей тоже по-русски.

– Катя, во-первых, я уже сложил с себя обязанности управляющего виллой в тот же день, как Димитрос вернулся из полицейского участка, следовательно, я тебе уже не босс. Во-вторых, – помедлив, выбирая, взял он из вазы на стойке зеленое яблоко и внимательно осмотрел его со всех сторон. – Сегодня великий день, которого мы все так долго ждали. Думаю, что можно закрыть глаза на небольшое нарушение порядка расселения. Да и надолго гости не задержатся, завтра к вечеру ты снова вздохнешь спокойно. – Он весело подмигнул девушке, вгрызся зубами в нежную, сочную мякоть яблока и замычал от наслаждения.

– Нет уж, босс, – возразила Катерина. – Димитрос снова отсутствует, у него возникли дела. Он сказал, что поехал забирать старика Спанидиса, чтобы привезти его сегодня на праздничный ужин во что бы то ни стало. Спанидис как самый старший гость и его крестный будет посаженным отцом. А только потом он привезет Марию. Так что, часа два, а то и три его еще не будет, и корабль снова без капитана! А завтра до вечера я с ума сойду, если мне не выделят кого-нибудь в помощь: мне и от стойки не отойти, и в номерах надо посмотреть, что там и как, и на ужине помочь, да и потанцевать бы!

Алекс Смолев весело рассмеялся. Прекрасная идея, подумал он. Вот пусть вдвоем и займутся делом.

– Катерина, зови Костаса, и дело с концом! Свадьба ваша не за горами, пусть тренируется, – скомандовал он старшей горничной.

– Ой, можно? – обрадовалась та. – А то он стесняется, говорит, что матушка Ирини его гоняет. Ну, он, конечно, бывает шумноват… Такой балбес! И как я собралась за него замуж?

– Очень удачно собралась, – улыбнулся Алекс. – Костас – отличный парень, добрый, надежный и толковый. Зови. Под мою ответственность.

Катерина, не откладывая, набрала телефон жениха и сообщила ему просьбу Алекса. В ответ в трубке раздался такой дикий рев радости, что она покраснела и поспешила поскорее нажать кнопку сброса.

Алекс весело рассмеялся, помахал на прощание рукой смущенной горничной и, продолжая хрустеть сочным яблоком, отправился в своей номер немного отдохнуть перед праздничным ужином.

Приняв душ, надев легкий халат и попутно захватив с собой пришедшую на его имя корреспонденцию, он вышел на балкон своего номера, откуда открывался потрясающий вид на живописную бухту Хоры. Дневная жара уже спала, свежий ветер с моря – отличительная черта Наксоса – приятно холодил и освежал кожу. Алекс распечатывал конверты и быстро просматривая содержание писем, откладывал их в сторону, прижимая к столу тяжелой стеклянной пепельницей, чтобы ветер не подхватил белые листки и не разметал их по воздуху. Сам он уже лет пятнадцать не курил, но попросил пепельницу, чтобы использовать ее как пресс-папье. В конвертах, в основном, были предложения и буклеты от местных виноделов, с которыми он вступил в ознакомительную переписку по предложению Димитроса.

Островитяне не особо жаловали электронную почту, а кто-то из них и вовсе никогда о ней не слышал. Работая десятилетиями на земле, они были поборниками старых традиций во всем и замечательные достижения прогресса в сфере коммуникаций были для них как песок, летящий по ветру. Сегодня одно выдумают, завтра другое – рассуждали они – такая суета не для нас. Вино не терпит суеты. Чем плохи старые добрые письма в конвертах? И здесь Смолев был вполне с ними согласен. Поэтому он и сам планомерно и не спеша исследовал остров, его возможности и виноградники. Идея приобрести собственный виноградник и самому заняться виноделием не отпускала его по-прежнему.

Среди десятка писем от виноделов, он отложил в сторону плотный конверт с мадридским штемпелем, на котором в разделе «отправитель» значилось: «Благотворительный Фонд Карлоса и Долорес Мойя, Мадрид». Видимо, там были документы, о которых писал ему покойный синьор Мойя в прощальном письме, прося его стать полномочным представителем своего Благотворительного Фонда на острове.

Смолев дал себе обещание, что безусловно выполнит волю покойного, но с документами, которые надо читать внимательно, он ознакомится завтра, после праздника. Складывая просмотренные письма обратно, в стопку, он заметил небольшой узкий конверт, на который раньше не обратил внимания.

На конверте значилось: «Милостивому государю, господину Смолеву А. В., Наксос, вилла „Афродита“, нумер одиннадцатый.» Что за шутки, подумал Алекс. Катерина развлекается? Присмотревшись повнимательнее к почерку на конверте, он покачал головой. Почерк был крупный, уверенный, размашистый и писали металлическим пером, судя по характерному нажиму и прописи букв. Еще и завитки, петли и хвостики для украшения. Он с нетерпением вскрыл конверт.

«Милостивейший государь Александр Владимирович!

Соблаговолите принять искренние заверения в глубоком уважении и сердечную благодарность за Вашу бесценную помощь, что Вы оказали при разрешении известной Вам проблемы.

Проявленный Вами талант наблюдательности и врожденный такт позволили разрешиться делу как нельзя лучше.

Мы рады, что сможем насладиться оставшимся месяцем на вилле «Афродита», зная, что наше пребывание на этом чудесном острове ничто более не омрачит. Впрочем, все в руках Создателя.

Мы были бы счастливы встретиться с Вами и побеседовать в удобное для Вас время по крайне важному для нас вопросу.

Ваш покорный слуга

Николай Францевич Ф. и его супруга Перренель.

Писано 15 августа 200… года, два часа пятнадцать минут пополудни»

Алекс перечитал странное письмо дважды и задумался. Судя по стилю, писал действительно Николай Францевич, его сосед по вилле. Блестящее владение русским языком, которое обнаружил господин Файер во время их последней беседы, зацепило Смолева как лингвиста. На таком чистом и правильном русском языке не говорят в России уже лет сто. А теперь это письмо с оборотами речи, которых давно не встретишь в современной переписке. «Соблаговолите», «милостивейший государь», «нумер», «писано», «пополудни», – что это? Шутка? Архаизм на архаизме. Да нет, пожалуй, не шутка, подумал Алекс, потирая указательным пальцем тонкий шрам на левом виске.

Это была еще одна загадка, которую ему очень хотелось отгадать. Загадочная пара стариков, которых покойный владелец виллы Георгиос называл «наш талисман». Почти десять лет назад, как рассказал ему Димитрос, они ступили на порог виллы «Афродита» и, оплатив к огромной радости хозяина свое проживание за десять лет вперед, поселились в самой скромной комнате отеля.

Георгиос, надо отдать ему должное, честно предлагал удивительным гостям более просторные помещения, но те отказались наотрез. «Мы хотели бы получить эту комнату, если вы не против. Она вдали от других постояльцев – и мы никого не будем беспокоить», – сказал тогда загадочный гость на прекрасном греческом языке, а его супруга кивнула в подтверждение его слов.

Ходили они всегда и всюду вместе, крепко держась за руки. Хоть и владели многими языками, опять же со слов Димитроса, но общительными их назвать было нельзя. Старики практически не болели, одевались и питались очень скромно. Их пребывание в отеле было почти незаметным и обходилось отелю очень дешево. По всем статьям, покойный Георгиос заключил выгодную сделку. В деньгах они тоже не нуждались, более того, на те несколько дней, что счета семьи Аманатидис были блокированы нотариусом Галифианакисом с помощью подложного завещания, и Ирини не могла содержать виллу, они добровольно взяли на себя полностью все расходы и несли их без каких-либо гарантий, что потраченные деньги к ним вернутся.

По всему – это были удивительные люди, и Смолеву было совершенно ясно, что их присутствие на вилле «Афродита» связано с какой-то тайной, но раскрытие ее он все время откладывал на потом, да и были дела поважнее! Теперь, когда все уладилось, полиция сняла все свои претензии к молодому Димитросу Аманатидису. Более того, сам инспектор уголовной полиции Теодорос Антонидис, неловко обтирая потное лицо белым платком, принес с покаянным видом извинения от лица полиции острова и от себя лично хозяйке виллы Ирини и ее сыну. Он долго и сбивчиво извинялся в присутствии Алекса, и добрая хозяйка, от души его простив, вынесла ему в знак примирения огромный запотевший бокал холодного пива, а Алексу и Димитросу – белого вина, и вскоре примирение органов правопорядка и народа было полностью достигнуто к обоюдной радости. Можно было переключить свое внимание на разгадывание новой тайны – и тут, так удачно, приглашение на беседу. Смолев решил, что после праздника обязательно напишет ответ.

В этот момент зазвонил телефон, Алекс подошел к письменному столу и снял трубку.

– Алло, босс! – раздался в трубке бодрый голос Катерины на фоне веселой музыки, смеха и разговоров гостей. – Димитрос вернулся, все готово, столы накрыты. Ирини просит всех собираться на большой террасе. Молодожены будут там с минуты на минуту.

– Спасибо, Катя, бегу, – ответил Алекс. – Что Костас, пришел к тебе на помощь?

– Да он через три минуты был здесь, – рассмеялась она. – Бегает по вилле, гостей собирает. Матушка Ирини непротив.

– Ну и отлично, – сказал Алекс. – Я буду на террасе через пять минут.

Положив трубку, он быстро собрался, вышел из номера на галерею и присоединился к толпе гостей, что двигалась в сторону верхней террасы, где были накрыты праздничные столы.