Текст книги "Новопотемкинские события"

– Простите, кто вы? Уточните…

– Вам только что стало известно, что души у вас нет, – терпеливо объяснял незнакомец, – вот поэтому, если обо мне вспомнили, я и явился сюда.

– За… зачем? Почему вы похожи на меня, одеты, как я?

– Почему?

– Да, почему? Словно моя копия?

– Я – душа ваша, которая многие годы обитает без вашего тела! – укоризненно стал объяснять незнакомец, не двигаясь и пристально смотря на испуганного Писаренко. – Душа должна находиться в теле каждого человека до его смерти. После смерти душа покидает тело, но в данном случае (говорю о вас) душа преждевременно покинула тело, раз человеку не нужна душа и он совершает поступки, не угодные душе!

– Что за чушь?..

– Это совсем не чушь, поверьте мне! – убеждал Писаренко незнакомец. – Поверьте… Душа должна быть у каждого человека, но у вас она существует вне тела вашего… Пока…

– Пока?

– Да, пока он, то есть вы, не поймете свою ошибку, что жили не так…

– Бред какой несете! – возмутился Писаренко, но незнакомец продолжал:

– Вы должны понять свою сложившуюся натуру, желавшую лишь получать деньги, разные награды, развлечения, ничего не делая для людей, не помогая ничем им даже на своей работе!

– Чушь! Не может этого быть! – возразил Писаренко, нервно прохаживаясь по кабинету. – И что тогда мне делать с моей душой? Ходить вместе на работу, да? Вдвоем с вами, чтобы все видели не одного, а сразу двух Писаренко, двух начальников?.. Зачем мне моя копия?

– Гм, я лишь временно как бы ваша копия, – ответил незнакомец, – если вы осознаете свой противоестественный образ жизни, свои пагубные привычки, то я вселюсь в ваше тело. И двух копий Писаренко больше тогда не будет, уверяю вас, уж не беспокойтесь.

– Правда?

– Уверяю вас, но я вселюсь в ваше тело только в том случае, когда пойму, что вы осознали свой неправильный образ жизни и исправились.

– Не понял.

– Ну, хотя бы, когда увижу, что хотите жить по совести, хотите исправиться.

– Ой, а я так мечтал всю жизнь с таким сумасшедшим встретиться! – попытался усмехнуться Писаренко.

– Вы упорствуете? Не хотите меня понять?

– Давайте так, – предложил Писаренко, прекращая ходить по кабинету, – я даю вам слово исправиться, а вы сейчас испаряетесь из моего кабинета точно так же неожиданно, как и появились.

Незнакомец отрицательно покачал головой:

– Нет, вы не поняли моих слов, к сожалению. Если вы хотите исправиться, если вы станете совершать благие поступки, я сразу это пойму, после чего вселюсь в ваше тело. И двух копий Писаренко не будет. Я просто так исчезать не хочу – достаточно побывал вне вашего тела.

– Так, у меня в коридоре полно посетителей, мне надо их принять, время идет, – разозлившись, произнес Писаренко, – а вы мне мешаете!

– Никому я не мешаю, даже могу вам помочь, – ответил незнакомец.

– Это… это как?

– Побуду вместо вас, поработаю за вас хоть час или два, – предложил незнакомец.

– Чего-о?!

– Поработаю вместо вас.

– Чушь какая!

– Опять не верите?

– Но я куда денусь? Не могут же два Писаренко принимать, не может быть сразу два директора РЭУ!

Тут незнакомец огласил свое мнение, услышав которое Писаренко застыл на месте. А сказал незнакомец вот что:

– Я просто временно вселюсь в ваше тело, буду говорить и всё решать за вас.

– Я… исчезну? – пробормотал Писаренко, выходя из оцепенения.

– Нет… Я только буду в вашем теле.

Сказав последние слова, незнакомец поднялся со стула, подпрыгнул и… исчез…

Писаренко как-то странно икнул, шумно вздохнул, сев за стол.

Незнакомец исчез так же неожиданно, как и появился неожиданно и тихо в кабинете директора РЭУ.

Последующие события поразили всех работников РЭУ, особенно, теток, ожидающих приема в коридоре. Позднее многие в городе поговаривали, что директор РЭУ Писаренко временно лишился рассудка.

Писаренко с необычайной любезностью на лице вышел в коридор, здороваясь и извиняясь за долгое ожидание. Секретарша удивленно смотрела своего начальника, приоткрыв рот: таким вежливым и обходительным она не видела Писаренко никогда! Пожилые тетки заулыбались, даже не веря своему счастью.

Всех ожидающих приема Писаренко пригласил в кабинет, предлагая сесть рядом с собой, приказал принести еще стулья.

Директор РЭУ взял все заявления у теток, подписав на каждом из них: «Разрешить капремонт», после чего встал, говоря с пафосом:

– Уважаемые жители Новопотемкино! Да, я очень занят, да, я очень виноват перед всеми вами, отказывал вам в приеме и капремонте, не рассматривая те или иные вопросы или затягивая их решение. Но теперь подобного больше не произойдет! Я подписал все ваши заявления, разрешив капремонт в ваших домах, и вы можете всегда заходить ко мне с любым вопросом, любой просьбой! Думаю, я решу многие ваши вопросы положительно!

После неловкого молчания Писаренко, продолжая улыбаться, что очень удивляло теток, шушукающихся между собой, спросил:

– Вопросы ко мне есть?

Одна тетка встала и задала вопрос:

– Вы сказали, что капремонт наших домов будет?

– Да.

– А когда?

– В ближайшее время, – охотно ответил Писаренко, продолжая улыбаться.

– Но нам раньше вы говорили, что денег на ремонт нет…

– А теперь они нашлись, – ловко нашел ответ Писаренко, – да, вот теперь деньги нашлись. Еще вопросы?

Тетки больше вопросов не задавали и директор РЭУ не стал их задерживать.

Дождавшись, когда уйдут все из кабинета, Писаренко закрыл кабинет на ключ и громко спросил, озираясь по сторонам:

– Эй, душа, где ты?

– Я здесь, – услышал он чей-то голос за спиной.

Незнакомец снова сидел за его столом.

– А теперь что будет? – тихо спросил Писаренко, с ужасом думая, что вдруг незнакомец останется у него в кабинете и уходить не станет.

– Поглядим… Пока я исчезаю…

– Но у меня могут быть неприятности, – вздыхая, сообщил Писаренко.

– В связи с чем?

– Как? Я ж все заявления теток подписал по поводу капремонта, а мэр против ремонта.

– Правильно сделали, что подписали все заявления.

– И что мне теперь делать?

– Жить по совести, работать. У этого Горемыкова душа тоже ходит давно одна неприкаянная по миру.

– А мне что до чужой души? – рассердился Писаренко. – Мэр мне завтра может позвонить и орать на меня будет!

– Не будет, – пророчески предсказал незнакомец, вставая. – Я еще к вам зайду.

– За… зачем?

– Погляжу на вас.

– А к Горемыкову?

– Это дело его души!.. Пока.

Писаренко вздрогнул, протер глаза: незнакомца в кабинете он больше не видел…

Глава 9
Лучше голый зад, чем открытые прения в эфире

В задумчивости Алексей вошел в свою квартиру, уселся на кресло напротив телевизора, закрыл глаза. Он лишь недавно стал работать депутатом, но постоянно тянуло бросить эту Думу и вернуться на старое место в редакцию газеты.

«Видимо, – думал Алексей, – это не мое дело… Мои предложения отвергаются. Подпевалов старается отключать мой микрофон, не говоря о рассмотрении моих проектов законов. Но что такого у меня непонятного? Или они неприятны для Подпевалова? О чем я писал? О ремонте ветхих домов, о работе милиции, о телевидении, о коррупции…»

Поужинав, он лег на диван.

– Почему ты такой грустный и даже не видно твоей традиционной улыбки? – вчера спросила его Лена, целуясь с ним.

Тогда Алексей промолчал, отшучиваясь, не сказав истинной причины перемены настроения. Лена всё больше ему нравилась, как и он ей, что чувствовалось по ее радостным взглядам и улыбкам, смеху, постоянному веселому щебетанию – так ведут себя женщины, желая понравиться мужчине и когда находившийся рядом мужчина нравится женщине.

«Сколько знаю ее? – думал Алексей. – Полгода работал с ней в редакции газеты „Новопотемкинские новости“, два месяца с ней встречаюсь… Это любовь? Да, я люблю ее!»

Включив телевизор, он стал смотреть новости на центральных телеканалах, потом включил местный канал «Наше зрение».

– Гм, что-то у телекампании «Наше зрение» совсем худо со зрением, словно слепое оно стало! – возмущенно сказал вслух Алексей, хотя рядом с ним никого не было и жил в квартире он один.

Один из его проектов законов касался местного телевидения, поэтому Алексей был вынужден смотреть передачи канала «Наше зрение», хотя его многое там не устраивало: излишний новостной официоз со смакованием разных катастроф, криминальной пошлятины, развязной тинейджеровской околесицы, пошлыми юмористическими программами одна хуже и тупее другой. Но через минут три он застыл с телевизионным пультом: на местном канале шел горячий спор депутата от партии «Единое Новопотемкино» с депутатом от партии «Правый фланг».

Прибавив громкость, Алексей подсел поближе к телевизору, внимательно следя за спором.

Депутат от партии «Единое Новопотемкино», тучный человек лет сорока, с короткой стрижкой, Антон Зависаев говорил, чеканя каждое слово:

– Как вы не понимаете, что впервые в истории нашего города власть в лице мэра Горемыкова Демида Демидовича повернулась к народу лицом?

– До этого она как располагалась? – попытался сострить депутат от партии «Правый фланг» Максим Безпалов, худой и высокий, лет тридцати пяти, с рыжими волосами, зачесанными назад.

Зависаев поморщился, ответив:

– Ой, как же глупо звучит, не находите? Я говорю от чистого сердца, что партия наша и власть с чистой совестью, в здравом уме и с благими мыслями повернулась к народу лицом и…

– Гм, а партия и власть разве на народ? Не относятся они к народу? – парировал Безпалов.

– Опять вы ерничаете, – недовольно молвил Зависаев, вопросительно глядя на сидящего между депутатами комментатора, молодую девушку с улыбкой манекена, ожидая ее заступничества.

Комментатор намек поняла, вмешиваясь:

– Попрошу наших уважаемых депутатов вести дискуссию по существу!

Зависаев, довольный и радостный, кивнул, продолжая:

– Наш мэр Новопотемкино энергично работает, пытается бороться с бедностью горожан, постоянно повышает оклады и пенсии…

– На пятьсот или тысячу рублей?

– А вы думаете, это разве не деньги?

– Нет, деньги, но слишком они малы!

– Но в перерасчете на целый город получается большая сумма! – не оставался в долгу Зависаев. – Мне очень трудно с вами говорить, меня постоянно перебиваете!

– У нас диалог или монолог?

Словесная дуэль депутатов показалась Алексею очень занятной; он повеселел, удивляясь тому факту, как этот диалог попал в эфир местного телеканала – целую неделю передавались только официальные новости, освещение работы мэрии Новопотемкино, милицейские хроники событий, пошлые юмористические программы да мыльные оперы.

– Нет, у нас диалог, но… – попытался ответить Зависаев, но его опять перебил Безпалов:

– Но ваша партия предпочитает монолог! Ваша партия разработала новый жилищный кодекс, по которому можно выкидывать людей на улицу. Ваша партия говорит от реформе ЖКХ, а на деле эта реформа выглядит только реформой постоянного увеличения оплаты жилья! Ваша партия ратует за мэра Горемыкова, не вступая в дискуссии и не выдвигая своей программы! Ваша партия не видит постоянную инфляцию, а замечает только ничтожные подачки к зарплатам и пенсиям!

– Это всё или мне можно говорить?

– Но…

– Может, это вы любите монолог вместо диалога? – недовольно спросил Зависаев Безпалова, покраснев и глянув потом на молчащего комментатора.

– Я требую ответа на мои вопросы! – сжимая скулы, жестко отрезал Безпалов.

– Требуете? Просто впились в меня, как вампир?

– А где ваш ответ? Требую ответ на мои вопросы! – таким же тоном говорил Безпалов.

– Ответ будет… Хотите растащить наш Стабфонд, раздать его людям? Подсчитали, что получится примерно по четыре миллиона на человека.

– Четыре миллиона долларов?

– Что вы! Четыре миллиона рублей, но вы забыли о запрете употребления слова «доллар»?

– Увы, был такой нехороший закон, – всплеснул руками Безпалов, – знаю, был такой закон, но мне он не нравится…

– Да, вам не нравится наша партия и наш мэр Новопотемкино, так? Да, вы не видите работы мэра и не хотите ее видеть! Да, вы не видите улучшения нашей жизни, высоких зарплат! – убеждал оппонента Зависаев.

– А вы не видите высоких цен в магазинах! – парировал Безпалов.

Словесная дуэль разгоралась с каждой минутой всё больше и больше, резкие и точные ответы, словно острия шпаг, наносили удары по противникам, метя в самое сердце.

– Нет, мы всё видим…

– И мусор на улицах тоже видите? Хорошо видите?

– Хорошо!

– И ветхие дома хорошо видите? И отсутствие капремонта во всех домах Новопотемкино? И судебные процессы с выселением бывших жильцов из квартир?

– За неуплату могут выселить, всё нормально!

– Да? И отсутствие свободы слова тоже видите?

– Бред, какое отсутствие свободы слова, если вы сейчас свободно говорите, что в голову взбредет?

– Да?.. И имитацию выборов видите? И аресты недовольных, избиение их на улицах нашего города тоже видите хорошо?!

– Бред! Вы недовольны отсутствием свободы, но сейчас нас обоих показывают в эфире!

– Да? Вы уверены, что нас сейчас показывают в открытом эфире?

– Естественно.

– Но вы не ответили на мои вопросы! – настаивал на своем Безпалов.

– А вы на мои!

– Говоря о повышении зарплат, пенсий, вы забыли упомянуть, за счет чего их повысили, – хладнокровно сказал Безпалов, глядя прямо в глаза Зависаеву. – Нефть постоянно стала дорожать, за счет чего стали немного (повторяю: нем – но – го!) повышать зарплаты и пенсии.

– Ой, перестаньте, а кроме нефти у нас ничего нет?

– Скажите, если не секрет.

– Лес, газ, другие природные месторождения.

– Словом, как и раньше, торгуем ископаемыми? Раньше называли нас экономическим придатком других стран, вроде Верхней Вольты с нефтью и ракетами, а сейчас вы придумали новое название, которое устраивает вас.

– Какое же?

– Как вы говорите, экономическая сверхдержава!

– А вы хотите всё охаивать? Якобы у нас нет промышленности.

– Где, где она?

– А наши машины? – нашелся Зависаев, вытирая пот со лба.

– Машины?..

– Да, наши машины. Их нет, что ли?

– Где наши отечественные автомашины? Скажите, у вас какая машина? – усмехнулся Безпалов. – «Жигули», «Запорожец»?

После короткой паузы Зависаев ответил, вздыхая:

– Я еду на государственной машине.

– Личной нет?

– Врать не буду – есть.

– И какая?

– «Тойота».

– А почему не «Жигули»?

– Перестаньте же ко мне придираться! – возмутился Зависаев. – Мы не собирались здесь, чтобы вести дискуссию о машинах.

– Да? А какой марки у вас государственная машина?

– Как и у вас.

– Так, какой марки у вас государственная машина? Ответьте же!

– Ну… Ну, «Мерседес»…

– Прекрасно! А мы говорим о развитии отечественного машиностроения, когда все пользуются импортными машинами.

– А нельзя?

– Не в том дело, что нельзя… Нет, можно, да, можно, но суть вопроса в том, что у нас нет конкурентной промышленности, что я и доказал на примере автомашин.

– Хватит! – резко произнес Зависаев. – Хватит!.. Мы собрались здесь для дискуссии о путях развития города. Я вам говорил о достижениях Новопотемкино, о повышении зарплат и пенсий, о реформах…

– Каких реформах?.. И где они?

– Мне кажется, что вы слепой.

– Нет, со зрением у меня всё в порядке. И я хорошо знаю, что у вас нет никакой программы развития города, только слушаетесь и поддакиваете Горемыкову.

– А как можно ругаться с властью?

– Интересно, – усмехнулся Безпалов, – если Горемыков будет мыть ноги в Индийском океане, вы тоже будете их там мыть вместе с ним?

– Вздор какой приходится слышать! Какой вздор! – воскликнул Зависаев. – Хочется просто уйти, прекратить с вами разговаривать.

– Легче уйти, не ответив, – усмехнулся Безпалов, – вам же нечего мне ответить!

– Как это нечего?.. Ноги мыть… Как можно презрительно говорить о нашем мэре?

– Презрительно?

– Вот именно. Он – гарант стабильности! – сообщил Зависаев.

– Неужели?

– Да! – гордо сказал Зависаев.

– Гарант вашей стабильности?

– Попрошу без иронии, – поморщился Зависаев. – Он – светоч суверенной демократии!

– Вот уж не думал! – снова усмехнулся Безпалов.

– Да! – продолжал с аффектацией говорить Зависаев. – Он – интеллект нации!

– Записать бы эти интересные выражения!

– Да, записывайте, – согласился Зависаев. – Он – защитник свободы!

– Всё записал, но вы не ответили на мои вопросы.

– Об Индийском океане, что ли? Главное – не мелочи, главное – истина.

– Ах, мы перейдем к разговору об Абсолюте, Истине и иным философским терминам?

– Нет, в облаках, как некоторые, я не витаю. Мы решает абсолютно земные вопросы, наша партия «Единое Новопотемкино»! – гордо, поднимая голову кверху, известил Зависаев. – Я говорил о повышении зарплат и пенсий, о…

– И я говорил о небольшом повышении зарплат и пенсий за счет увеличения цен на нефть и газ, – парировал Безпалов, ухмыляясь. – И я говорил об отсутствии демократии и свободы слова.

– Вам кто-нибудь запрещает сейчас говорить со мной? – парировал Зависаев.

– А нас показывают разве на центральных каналах?

– Ну-у, вы скажете иной раз такое! – удивился Зависаев, поднимая брови. – На всех телеканалах вас только одного показывать?

– Кстати, у нас показывают только чиновников и депутатов, а где наша интеллигенция?

– Вы опять противоречите сами себе, – удивился Зависаев. – То его, депутата, якобы не показывают, то плохо, что показывают депутатов, а не интеллигенцию… И интеллигенцию, и мэра нашего показывают, и нас тоже…. И зарплаты повышают! И дома ремонтируют…

– Всё хорошо?

– Нет, я не говорю, что всё хорошо, наоборот, я акцентирую внимание нашего общества на то что проблемы у нас есть, да, есть, не всё пока хорошо, но власть впервые повернулась к народу…

– Да, мы все слышали не раз, чем она повернулась к народу, – засмеялся Безпалов, до того сидя с непроницаемым лицом, – ранее наша власть стояла, показывая иное место тела.

– Опять… Как глупо это звучит, фу!.. – устало произнес Зависаев, вытирая пот со лба.

– Может, скажете что-то о борьбе с коррупцией?

– Вот об этом, – улыбнулся Зависаев, так как ему очень понравился вопрос оппонента, – я могу говорить долго и много, так как я состою в комитете по борьбе с коррупцией.

– У нас осталось три минуты, господа! – предупредил депутатов комментатор.

– Успею! – продолжал Зависаев. – Мы сейчас составляем проект закона о борьбе с коррупцией. Приняв этот закон, надеемся, что начавшаяся борьба с коррупцией не сойдет на нет, а только усилится.

– Если не секрет, с кем вы боритесь?

– С коррупционерами. – коротко ответил Зависаев, понимая, к чему клонит его оппонент.

– Гм, общие слова… А где фамилии этих коррупционеров?

– Вы считаете, что я защитник коррупционеров? И сам коррупционер, защищая таких же коррупционеров? – возмутился Зависаев.

– Я такого не говорил, но все говорят в городе о коррупции, все с ней борятся, не называя ни одной фамилии, и не сажая ни одного коррупционера.

– Тут вы совсем неправы! На днях судили одного врача поликлиники, который брал взятки.

– Браво! – захлопал в ладоши Безпалов. – Нашли самого главного коррупционера в Новопотемкино.

– Всё смеетесь? – помрачнел Зависаев. – Всё пытаетесь нас уколоть своими придирками, непонятными вопросами?

– Кого, кроме одного врача, осудили за взятки?

– Я не прокурор, – кратко ответил Зависаев, – я только законы пишу.

– То есть борьба с коррупцией идет?

– Она и раньше шла, но сейчас намечается серьезная работа над законом о борьбе с коррупцией, совместная и долгая борьба с коррупционерами в городе.

– Остается только ждать, когда еще через месяц какого-нибудь врача или педагога посадят? – с иронией спросил Безпалов.

– Вы думаете, врачам и педагогам разрешено брать взятки, если они получают мало?

– Да, будем ждать совместную невидимую борьбу с коррупционерами за ковром.

– Но почему невидимую и за ковром? – поинтересовался Зависаев, смотря на часы.

– Потому, что она не видна народу.

– Ой, опять вы смеетесь надо всем, – возмутился Зависаев, – власть впервые с вступлением на должность мэра Новопотемкино Горемыкова повернулась к народу лицом…

– Да, чем она повернулась, мы слышали!

– К сожалению, уважаемые депутаты, время передачи закончилось. Спасибо за ваше выступление в эфире! – произнесла комментатор. – А теперь, уважаемые зрители, смотрите рекламу фирмы «Наша надежда», которая всегда вместе с нами в трудную минуту жизни, которая всегда поможет всем, кто обратится к ней в горестный час!

Алексей часто хохотал, жадно ловля каждое слово двух спорящих депутатов. Конечно, он остался недоволен резкими ответами Зависаева, думая, что смог бы еще решительнее, чем его коллега Безпалов, спорить и отстаивать свое мнение.

Он прилег на диван, закрыв глаза и вспоминая услышанный диалог. Как-то незаметно он заснул…

И приснился Алексею новый сон…

На громадной городской площади возле оратора в черном смокинге, белой рубашке и черной бабочке скопилось множество народа. Оратор стоял на трибуне и что-то горячо говорил, говорил, махал руками. Возле него стоялая вооруженная охрана с автоматами в руках.

– Царство прогресса и стабильности наступило! – вещал оратор, поправляя черную бабочку. – Наш император постоянно о вас думает и страдает: как бы еще вам всем зарплаты повысить и пенсии? Вы же должны слушать приказы императора, подчиняться ему, светочу императорской демократии, гаранту нашей стабильности, бороться должны с врагами. У нас очень много врагов! С каждым днем число их растет и растет!

Рядом с оратором стояла мамаша с полугодовалым ребенком на руках. Ребенок громко заплакал и детский плач прозвучал диссонансом хвалебной речи выступающего оратора. Одинокий детский плач словно звук чего-то живого в мертвой пустыне.

Оратор на мгновение остановился, глянув на дюжих охранников, которые мгновенно вывели с площади мамашу с ребенком.

– Да, число наших врагов растет! – продолжал оратор. – Число наших побед растет, как и наши доходы! Ур-р-ра-а-а!..

Но толпа молчала и не реагировала на возгласы оратора.

– Вы не разделяете моих восторгов? – удивился оратор. – Вопросы есть?

От толпы отделилась средних лет женщина в поношенном платье и тихо спросила оратора:

– А как насчет колбаски?

Оратор поморщился, не поняв:

– При чем тут колбаса? Я о чем, а вы?

– Нам бы колбаски.

– Что?!

– Нам бы колбаски, лозунгов нам не надо.

После возникшей неожиданной паузы женщина подошла к оратору поближе, чуть не встав рядом с ним на трибуну, и повторила свою просьбу:

– Нам бы колбаски…

Запах самогона и чеснока от подошедшей женщины чуть не вызвал шок у оратора в смокинге: он неестественно закашлял, плюя в сторону.

– Черт, чего вы стоите? Убрать эту кикимору в юбке! – закричал оратор, приказывая охранникам вывести подошедшую к нему с площади.

После того, как ее оттащили от оратора, он продолжал более возбужденно излагать свои мысли молчащей толпе:

– Добыча ископаемых растет!.. Фрукты собирают!.. Скоро будут новые Олимпийские Всемирные Игры!.. Ур-ра-а!.. Море гостей и океан денег!.. Наше вертикальное неотступное движение к успеху не кончается, а только начинается! Наша властная вертикаль не наклонилась, как Пизанская башня, как наивно думают наши враги. У нас много врагов! Как внутренних, так и внешних!.. Вперед, к победе…

Тут оратор запнулся, стараясь не упоминать старые лозунги и пытаясь вспомнить новый лозунг.

– Вперед, вперед, господа, люди, к победе порядка и нашей императорской демократии! Ура-р-а-а!.. Свобода и стабильность!

Толпа продолжала молчать.

– Мы победим и в жизни, и в спорте!.. Ур-р-а-а!!.. Наши люди – самые смелые и самые свободные в мире и самые счастливые! Ну, есть вопросы?

– Можно? – раздался робкий голос низенького старичка в синей шляпе.

– Да.

– Скажите, а чего вы от нас хотите? – спросил старичок, с опаской поглядывая на грозных охранников с автоматами.

– Как это чего? – не понял оратор. – Всего… Соучастия хочу!.. Взаимной любви хочу!

– А зачем нам ваша свобода? Нам бы колбаски! – тоскливо протянул старичок.

– Опять еще один о колбасе говорит? Вы чего, совсем с голоду мрете?

– Нет, не совсем… Но хочется поесть…

– У нас много рынков, магазинов, на которых каждый может купить, что душе угодно.

– Душе-то нашей много угодно, но где лишние монеты взять? – поинтересовался старичок, опасливо поглядывая на молчащих охранников.

– Вы не понимаете, что сейчас в ответственный для нашей империи момент, когда ее окружили разные внешние враги и когда есть множество внутренних врагов, не время нам думать о колбасе! Нужно всем сплотиться перед лицом грозящей опасности! Сплотиться и выстоять!

– Можно… можно еще вас спросить? – задал вопрос старичок в синей шляпе.

– Ну?

– А откуда взялось столько у нас врагов?

– Как откуда? Отовсюда!.. Их полно, так все и прут!

– Кто … кто прет?

– Кто хочет, тот и прет! – орал оратор в смокинге, брызгая слюной изо рта и махая кулаком. – Всем сплотиться и выстоять!

– Можно еще вас спросить?

– Ну?

– Мы и так сплотились, уважаемый, – ехидно произнес старичок в синей шляпе.

– Хорошо! – машинально проговорил оратор, но потом он остановился на минуту, призадумался и спросил:

– Стоп! Не понял: как это вы все сплотились и где?

– А в своей пятнадцатиметровой лачуге все мы сплотились. Уже десять лет так в тесноте и бедности и живем, уважаемый. Восемь человек нас в лачуге, нет монет на новую квартиру…

– Ничего! – бодро сказал оратор в смокинге. – Ничего, лучше работать надо, тогда у нас всё будет: и монеты, и квартиры, и колбаса, и всё, что захотите!

– А мы всю свою жизнь и работаем, работаем, – заметил старичок, – я сам с десяти лет начал работать, помогать отцу сапожничать… Потом, когда он умер от долгой болезни, занял его место…

– Чего ты от меня хочешь?

– Ничего не хочу… Нет, только колбаски дали бы мне и моей семье…

– И нам тоже, и нам! – послышались выкрики из прежде молчащей толпы. – Чего нам ваши лозунги: свобода, враги, стабильность?.. Нам бы колбаски!

– Черт, убрать этого идиота! – заорал оратор, глядя на охранников.

После того, как старичка оттащили от трибуны, люди в толпе перестали молчать, начиная тихо переговариваться друг с другом.

Оратор продолжал вещать, махая кулаком:

– Наш император – гарант стабильности! Светоч суверенной демократии! Защитник свободы! Интеллект нации! Он впервые повернулся к народу лицом!

– А раньше он показывал народу другое место тела? – захохотал кто-то в толпе.

– Молчать! Не смейтесь, когда я говорю о нашем императоре! – заорал оратор в смокинге, но люди перестали его слушать, показывая на него пальцами и смеясь.

Оратора окружили, подняли вверх на руки, потом бросили на мусорной свалке, смеясь.

– Что, что вы сделали?! – негодовал оратор, отряхивая смокинг от грязи. – Вы не понимаете глубины и грандиозной масштабности наших реформ и проектов, глубины титанического ума нашего императора!.. Ой, кругом одни враги, одни враги!..

Алексей проснулся и не мог долго понять, где он находится, как бы всплывая на поверхность реальности и фантасмагоричной яви из таинственных глубин сновидений, не успевших пока выйти из его памяти…

А мэр Горемыков, посмотрев спор двух депутатов, набрал домашний номер Миловидова и орал ему в трубку:

– Привет! Ну, как жизнь, Миловидов?!

Миловидов, зевая, протянул:

– Кто это так поздно?

– А твой мэр говорит! Как жизнь?

Непло… неплохая жизнь, но я спал…

– Может, у тебя плохой она скоро станет!

– А чего случилось?

– Завтра ты можешь вылететь со своего насиженного местечка!

– Почему?

– Ты чего там вытворяешь? Совсем спятил, да?!

Миловидов, не поняв вопросов, ответив спросонья:

– Где?

– А пока на своей работе! Пока!

– Я работаю, – испуганно пролепетал Миловидов, – но собственно сейчас уже очень позднее время. Может, завтра?

– Завтра?! Завтра тебя уволю!

– Почему? – зевая, спросил Миловидов.

– А вот захочу – вылетишь, захочу – всякую ересь в эфире буду показывать, да?!.. Захочу голый зад один в эфире покажу, да?

– Голые зады вы же разрешили показывать!

– Черт с этими задами… Я не об этом! Анархия у тебя в эфире! Зачем показывать спор депутатов в эфире?! Анархия у тебя!

– Нет… У нас… по… порядок… Ведь я, как директор телеканала, слежу…

– Да?!.. Я вижу, как ты там следишь!

– Чего случилось?

– Чтоб больше дискуссий, всяких идиотских споров депутатов в эфире не было! Понял?!

– Да…

– Пока ты еще директор!

– Хорошо… И вы пока мэр, – некстати вдруг вспомнил Миловидов.

– Что-о?!.. Ты… ты против меня идешь?!.. Я тебе так помог, неблагодарный!

– Спасибо, стараюсь…

– Угу, вижу, как ты стараешься!.. Еще раз такой ляп в эфире увижу, уволю в свиньям собачьим! Пылью будешь дышать! Всю оставшуюся жизнь!

– А как насчет голых задов? – снова некстати задал вопрос Миловидов, зевая.

– Чего?!.. Издеваться над мэром?

– Нет… Просто вы говорили об этом, я и подумал, может, сейчас нельзя эротику показывать…

– Чушь собачья! Зады показывай, хоть свой тоже, но без дискуссий и всяких дурацких споров в открытом эфире! Уволю к свиньям собачьим!

– А… а…

– Пока, не кашляй!..

Разговор прошел в атмосфере полного непонимания сторон и дальнейшего еще большего похолодания отношений.