Текст книги "Мы пришли за миром. Сильнее смерти. Документальная повесть. Первый сезон (февраль – март 2022 года)"

Эпизод 4

Сегодня Семён проснулся в отличном настроении. Вынужденные трехдневные каникулы в лазарете заканчивались. И бабуля, живая, тоже была тут, в соседней палате. Броник очень сильно ее придавил, но ничего не сломал. Обычные ушибы, шок. Да и в целом, после стольких лет в оккупации, долгого ожидания своих она дождалась! Все полученные травмы она считала мелочью, особенно в сравнении с тем, что пришлось вынести Евдокии из того самого восемнадцатого дома.

Никто не знал, что стало причиной конфликта Евдокии с вэсэушниками. Достоверно было известно только одно – она не пустила их к себе на расквартирование, после чего в ее доме страшно скандалили. Затем все затихло. А на следующий день нашли ее тело – Евдокию расстреляли одновременно из двух автоматов в упор…

* * *

Разведка отработала. Комбат собрал штурмовиков на оперативку. Последствия вылазки Семёна были такими: катакомбы завалило взрывом, «броня» под землей ездить перестала, боеприпасы взлетели на воздух (остался совсем небольшой запас – несколько ящиков с патронами, мины, оставшиеся не выпущенными, и немного гранат).

Кроме того, после взрыва более тридцати человек морпехов – а это почти взвод – получили ранения. Число жмуров в эфире не называли, это вэсэушники всегда тщательно скрывали. Нацисты запросили караван с тыловым обеспечением и санитарные машины для эвакуации трехсотых. Эвакуация требовалась срочно – успеть спасти хоть кого-то.

Комбат показал на карте крутой петлеобразный изгиб дороги: с одной стороны она обходила болота, с другой – овраги.

Он обвел это место красным карандашом.

– Аркадий, слушай внимательно, – начал комбат. – Ты отличный снайпер, но тут пока без тебя справятся. Ты давай завтра выступай с группой, устраивайся на лежку. Твоя задача – остановить колонну и положить как можно больше нациков.

– Есть! – лаконично отрапортовал Аркадий.

– Командир стрелковой группы, ваша задача, как обычно, выкосить весь «укроп»! Только учтите ошибки прошлого. Помните Димона, парней, Варю и… Долли тоже! Всем понятно?!

Вся группа понимающе кивнула. Задача и правда была абсолютно понятной: надо было сжечь очередную колонну снабжения укронацистов и при этом не забыть ряд важных моментов…

* * *

В начале марта в районе Изюма батальон спрогнозировал маршрут снабжения большой группировки украинских вояк. Вышли в засаду. Заминировали участок дороги. Расставили позиции. Приготовили и навели минометы. Подняли квадрокоптеры.

Колонна оказалась мощнее, чем ожидалось. Впереди – БТР, за ними – три танка. Много личного состава. Везли топливо и боеприпасы. Разведчики сообщили расчеты. Стало понятно, что придется рискнуть. Снайпера сориентировали на уничтожение пулеметчиков и операторов «Джавелинов».

Замерли. Колонна укронацистов, подходя к повороту, словно чувствовала, что впереди их ждет засада. Хотя, скорее всего, они, изучив карту, поняли – это самое удобное место, чтобы сжечь их дотла. Именно здесь трасса оказывалась зажатой между двумя возвышенностями. И вся вражеская «броня» становилась как на ладони.

Первые два БТР разнесло взрывом противотанковых мин. Из машин вылезали раненые в тлеющей одежде и, падая на землю, пытались сползти на обочину. Их решили не убивать – взять в плен. Они могли хоть что-то рассказать и прояснить обстановку. Во всяком случае так сначала казалось.

Постреляв рядом, пленных свалили в ров с грязью и остатками снега, поставили Молодого держать их на месте, что он и делал, стреляя над головами, если те пытались выползти.

Гранатометчики одновременно раздолбали танки, да так, что почти сразу во всех трех сдетонировал боекомплект. Башня второго танка отлетела со скоростью пробки от шампанского и чуть не раздавила наших стрелков, ведущих бой с сидевшими в грузовиках укровояками.

Все горело, дымилось, взрывалось. Погибшие с трудом были различимы между груд искореженного металла. Раненые истошно стонали и ползли по грязному асфальту, за ними тянулся кровавый след. Из-под колес грузовиков пытались отбиваться наиболее опытные и везучие вэсэушники. Но у наших наготове был снайпер-«биатлонист» Аркадий из Новосибирска. Он заранее занял позицию лежа и из своей ветеранской эсвэдэхи[7]7
  СВД – снайперская винтовка Драгунова.


[Закрыть] с глушителем выщелкивал огрызающихся нацистов по одному. Выросший на компьютерных играх, всегда соблюдавший этику Аркадий каждый раз при попадании в цель громко вскрикивал: «Хедшот!»[8]8
  Англ. «прямой в голову».


[Закрыть] И он не врал. Бил всегда четко в цель. Трехсотых у него не было.

Через пятнадцать минут комбат по рации начал останавливать стрельбу. На это потребовалось время. Вмиг такую машину смерти не остановишь. Она всегда еще какое-то время «катится» по инерции.

Дальше предстояло зачистить остатки колонны и подобрать раненых пленных. Штурмовики выдвинулись под прикрытием стрелков и Аркадия, который в такие моменты был особенно сосредоточен. Снайпер хорошо понимал: у него есть возможность видеть ситуацию со стороны, поэтому в нужный момент он реально сможет спасти жизнь своих боевых братьев.

Шли аккуратно, от машины к машине. Сначала все было чисто. Но в последнем грузовике на полу под грудой тел в луже крови лежали пять нациков – абсолютно целехонькие. Опытные правосеки[9]9
  В соответствии с законодательством РФ деятельность террористической организации запрещена.


[Закрыть] уже при первом выстреле упали на пол, сразу смекнув, что к чему, и сопротивляться не собирались. На первый взгляд поведение понятное – наверняка на войну они шли убивать и грабить, а не воевать и тем более не погибать за идею. Их быстренько связали, построили в колонну и погнали вслед за ранеными. Но нацики не шли, упирались, всячески тормозили движение. Двое вдруг присели и попросили воды, мол, нет сил, ранение, хотя никакого ранения у них не было. По неопытности наши сразу и не поняли, для чего они время тянут.

Пленным дали воды, обоих подняли, и только группа возобновила движение, как ударила украинская арта. Это уже потом оказалось, что один из правосеков лежал под трупами и наводил артиллерию. В суете его никто не заметил. Он набрал своего командира и сунул телефон в карман. Он подождал, когда все русские соберутся. Как только подконвойный бандеровец попросил воды – а это был условный сигнал, – арта ударила по квадрату.

Трое штурмовиков как раз спускались с противоположного склона, чтобы разобраться, что там за заминка с пленными. Два снаряда попало в них, не оставив от парней практически ничего. Следующие прилеты были уже по тому месту, где стояли остальные. Они успели запрыгнуть в полные воды́ и грязного тающего снега придорожные ямы. В итоге четверо раненых и трое погибших… Это большие потери. Очень большие…

* * *

В батальоне служил Леха. Шахтер, бывший тяжелоатлет. Здоровенный, почти два метра ростом, человек невероятной физической силы. Когда-то он развлекал луганчан тем, что зубами, коих теперь у него оставалось совсем немного, мог тянуть за собой самосвал. Фокус это был или нет, никто не выяснял. А вот боекомплекты и раненых он носил на руках, словно щепки. Позывной у него был Тягач, он его сам придумал, а все согласились.

Тягач был человеком добрым, но злить его никому не советовали. И вот сейчас Тягач «завелся» сам. Он бежал к пленным, и его товарищи понимали: сейчас он их раздавит. На его глазах только что погиб самый близкий друг, воевавший с Тягачом с 2014 года.

Сельский учитель Дмитрий всю жизнь преподавал географию и очень много знал интересных историй. В минуты отдыха он рассказывал их бойцам штурмовой группы. А еще Дима был человеком необычайной отваги и благородства. И за все годы никто не слышал от него ни одного матерного слова. Все его очень любили и уважали.

В 2014-м в батальоне он познакомился с медсестрой Варей. Обычная, кстати, история для любого воинского соединения. Комбат их расписал по законам военного времени. Своих детей Варя родить не успела – не до того раньше было. Зато теперь воспитывала семерых приемных. Дима всегда боялся погибнуть. Говорил, как же она без меня их вырастит? И вот теперь случилось самое страшное.

Тягач почему-то сразу понял, что арту навел тот пожилой мужик – лысый с чубом. После обстрела он стоял, гордо выпятив грудь, улыбался, приподняв пушистый ус и слегка прищурив маленькие серые глазки, похожие на рыбьи, бесцветные, ничего не выражающие. Леха схватил чубатого правосека и бросил его, как кусок полена, на искореженный корпус БТР. Боевик громко ударился спиной и головой о развороченную броню и, как в кино, медленно сполз, тяжело и болезненно застонав. Леха подошел, поднял его и дальше тащил за собой до русских «Тигров» и потом лично сдал в комендатуру.

Наутро, когда все закончили писать длинные объяснительные о понесенных потерях, приехали особисты, «военная контрразведка». Леху потащили на допрос. После чего увезли в неизвестном направлении. На следующий день батальону сообщили, что Тягачу предъявили обвинение за телесные повреждения, нанесенные чубатому нацику.

После комендатуры все собрались в штабе с комбатом – «на разбор полетов»! Зачисти штурмовики колонну под ноль – не накрыли бы нацисты наших артой. Тем более что и пленные оказались обычными, очень недалекими мобилизантами, которые вообще ничего не знали и даже не понимали, что сейчас происходит в их стране.

Потеря боевых братьев дала подразделению необходимый опыт. Но боль и злость на себя за совершенную глупость, которая привела к трагедии, изменили батальон навсегда.

* * *

Варя… Мы не знали, как сказать ей о том, что Дима погиб. Она стояла перед штабом и не двигалась. Комбат буквально физически не мог к ней подойти…

Варя, надежная, со стальным характером, не боявшаяся смерти. Отважная фронтовая медсестра… Казалось, она могла все. Но был у нее тот, кого было страшно потерять, как снежинку… Да, она так и говорила: «Димка, моя снежинка – ранимый и любимый!» Невероятная, особенная любовь двух несгибаемых людей. Про таких даже говорят, что они обязаны умереть в один день. И вот сейчас комбату предстояло сказать, что «снежинки» больше нет. Нет и никогда не будет… Варя даже не сможет в последний раз поцеловать любимого. Все, что осталось от Димы, уместилось в небольшом полиэтиленовом пакете.

Комбат встал за стеклянной дверью штаба и с трудом поднял на Варю глаза. А Варя застыла и смотрела на него. Это длилось несколько минут. Никто вокруг не двигался. Абсолютная тишина. Варя сжала кулаки. Она все поняла. Поняла даже то, что хоронить нечего.

Комбат подбежал к ней. Обнял и замер. Он был мужиком крепким и неэмоциональным. Но вот сейчас заливался слезами. И все стояли, сжимая кулаки до хруста.

На плечо Вари медленно опустилась снежинка. Потом вторая. Третья. Пошел снег. И все, не сговариваясь, подумали, что это Димон, он сейчас рядом с ними. И батальон дал тогда клятву – Варю не бросят, детей поднимут! Каждого! Всех! И за всех отомстят!

Теперь парни всем батальоном, как могли, тянули семью учителя Димы. Хотя чего уж там… Дима и Варя и так были частью батальона, частью большой боевой семьи. Потому что детей им передавал сам комбат. После очередной зачистки штурмовики нашли грудничка в развалинах – так батальон «родил» общего сына Серегу. Однажды парни вытащили из погреба горящего дома чудом выжившую Лесю, трехлетнюю девочку, которая кричала так громко, что ради ее спасения пришлось танками разнести позицию нациков, наплевав на другие тактические задачи. Дима любил ее больше всех. Когда Лесю после спасения посадили в танк, она начала плакать – в погребе осталась ее игрушка, собачка Долли. Димон пошел доставать Долли. Достал. Обгоревшую. С отвалившимся глазом. Игрушку постирали, починили. Но глаз пришивать не стали. Долли, хоть это была всего лишь игрушка, знал и любил весь батальон.

И вот теперь Димы нет. Его не вернуть.

* * *

Тягача после задержания неделю таскали на допросы. Потом зачем-то в Москву повезли. А потом отпустили со словами: «Чтобы больше мы вашего “слона” не видели!» Тягач в итоге остался доволен – все-таки он впервые побывал в Москве, столице нашей Родины.

* * *

Комбат посмотрел на часы. Стрелка подходила к нулю. В пять нужно было «встречать» колонну снабжения морпехов, коих Семён уже изрядно проредил своим походом на танк.

– Ну все, парни, спать осталось два часа. Отбой! Утром выступаем!..

Эпизод 5

– Подъё-о-м! – протяжно скомандовал комбат! – Парни, встаем, выходим!

Тут появился Тягач.

– К столу, господа! На ход ноги по глотку горячего чая!

Комбат махнул в его сторону рукой и принялся перебирать свой рюкзак.

– Медик! – крикнул он. – Проверь наборы! Главное, кровоостанавливающее не забудь и, если у кого нет часов, выдавай волонтерские – те, что привезли.

Отсутствие часов оборачивалось настоящей проблемой для раненых – в случае перетягивания артерии при ранении не было возможности зафиксировать время постановки турникета. Если боец терял сознание и ему предстояла долгая дорога до операционной, из-за отсутствия кровотока он мог лишиться не только раненой конечности, но и жизни… На всякий случай комбат заказал двойное количество часов для парней.

* * *

Вопрос дисциплины – один из важных на войне.

Почти все домыслы о преступлениях, якобы совершенных нашими военными, подобных «кровавой резне в Буче», строятся на абсолютном незнании, как устроена Российская армия. Наступление, любая операция – все проводится под строжайшим контролем командиров. Запрещены любые вольности – сразу отправишься к особистам. Так, как легко отделался Тягач, не удалось отделаться почти никому. Поэтому, когда вы читаете выдумки, что «российские военные изнасиловали всех немецких… вернее, украинских женщин», помните – подобное невозможно. Прежде всего по причине строжайшей военной исполнительности.

То, во что может превратиться армия при отсутствии дисциплины, видно по преступлениям батальона «Азов»[10]10
  В соответствии с законодательством РФ деятельность террористической организации запрещена.


[Закрыть] – убийства мирных, грабежи, изнасилования. А те, кто верит в геббельсовский миф о преступлениях Красной армии в деревушке Неммерсдорф в Восточной Пруссии, совершенно не в курсе, что наши деды и часа не останавливались на позициях. Шло безостановочное наступление!

* * *

Штурмовики пили горячий утренний чай с галетами и повидлом.

Тягач где-то нашел полынец и заварил его с черным чаем и, что самое удивительное, на молоке. Где он взял здесь молоко и куда умудрился сходить, пока все спали, запланировали выяснить после возвращения с задания. Все просили добавку и посмеивались над огромным Лехой, мол, если он нашел себе где-то «дамочку», как называл женщин комбат, то какого же она у него размера?.. Леха делал вид, что не слышит шуток, и уходил с дымящимся чайником предлагать добавку – подальше от тех, кто язвил. В подвале, где они отдыхали, стало необычно уютно, даже по-домашнему. Это было то самое ощущение фронтовой семьи, боевого братства, о котором раньше писали в книгах о Великой Отечественной войне. Запах пороха и дыма от одежды, аромат чая с полынцом, горящие свечи и добрый смех над вымышленной «дамочкой» этой ходячей и тоже очень доброй «горы» – Тягача…

* * *

По рации комбат вызвал к себе в отгороженный брезентом штабной закуток подвала «комодов» – командиров отделений. Значит, что-то изменилось…

Оказалось, на подходе было усиление. Из Изюма часть соединений отправили к нам – разобраться с морпехами Вольфа. Мы подвисли здесь – Молодой и группа разведчиков уже ушли обеспечивать подход боевой армады со знаком «О». О том, что произошли изменения, узнали и морпехи, серьезно засуетившись у себя на позициях.

«Тигром» управлял явно безбашенный мехвод – машина прямо влетела в расположение наших. Первым из машины выскочил Молодой – он сел впереди, чтобы показывать дорогу. А вот на месте пулеметчика все увидели пожилого бойца – среднего роста, седовласого, в хорошем камуфляже, пиратской бандане, тактических очках и с шарфом «Commando». Он очередной раз осмотрелся через прицел пулемета, спустился и бодро спрыгнул на землю. В кобуре у него был «стечкин», явно наградной, на плече – автомат, в руке – гранатомет неизвестной марки. Парни встречали его при входе в укрытие. Комбат приветствовал гостя, протягивая руку.

– Командир батальона <N> Ходаков Александр Иванович, рад видеть! Мы не знакомы?!

– Генерал Дикевич Андрей Иванович, замкомандующего 2-й армией! – хорошим командирским голосом без намека на снобизм, широко улыбаясь, представился генерал.

– Комбат, посмотри на этот аппарат! По дороге размолотили дээргэ, они из этой штуки по нам хотели шмальнуть. Не видел еще такую? Пусть твои посмотрят. И да, наслышан о твоих парнях. Герои! Где твой, как его зовут?.. Бывший «конторский» полковник – который танк уничтожил?

– Семёном зовут. Он в лазарете, товарищ генерал. Контузило его сильно. Но хорохорится. Завтра на выписку, – доложил комбат.

– Ну и отлично! Завтра он понадобится. Пойдем, комбат, на позиции, покажешь нацистов, где они там засели. У меня, кстати, с Вольфом личные счеты. Я из-за этого подонка потерял трех своих командиров. Харьковское направление. Заманили в засады. Мои по-человечески пытались уговорить их сдаться, не оказывать сопротивление. Бойцам запретили гасить нацистов, пожалели. Пустили ситуацию на самотек, недооценили. В итоге в один день хоронил трех своих лучших друзей. Я его лично достану за это! Лично уничтожу! И скажи своим: Вольф мой!

Бойцы, услышав это, немного растерялись. Всякое говорили про наших командиров. Но этот генерал был особенный. Кинематографичный. Ему бы с такой внешностью играть в фильмах про геологов – сидеть у костра в свитере, с гитарой. Но он здесь, весь в пороховой гари и грязи, уже месяц бессменно на фронте. Он из тех самых Отмороженных – со значком «О» на патчах. Он всегда на передней «броне». Бойцы за ним идут в любое пекло. Опытный, все планирует, что обеспечивает минимальные потери. Постоянно что-то придумывает, комбинирует силы и средства. Подчиненные в блокноты записывали его тактические решения.

У генерала была своя, как сейчас говорят, фича. Это его группа вертолетчиков. И сейчас все тоже ждали появления вертолетов. Молодой их видел, вернее, слышал – они сопровождали колонну с его соединением. А вот на что способны эти вертолеты в реальности, никто не знал. И где они сейчас – тоже. Но точно было известно, что генерал призвал абсолютно безбашенных вертолетчиков-пенсионеров, воевавших с ним еще в Афгане. Один из них почти глухой, другой летает в очках с линзами толще карточной колоды. На вопрос, как ему удается не путать небо и землю, он сразу же матерится и хватается за табельное.

Однако о том, что эти персонажи «Звездных войн» вытворяют на передовой, рассказывать нужно отдельно. Особенно о третьем – Баче. Правда, своему имени Бача[11]11
  Бача (мальчик, с фарси) – обращение ветеранов афганской войны, большинство из которых были молодыми солдатами-срочниками, друг к другу. Символ афганского воинского братства.


[Закрыть] он, наверное, соответствовал тогда, когда еще не родилась бо́льшая часть батальона. Сейчас же Бача выглядел как мужик из рекламы Tele2 – тот самый, с белой бородой. Стричься он отказывался. Говорил, плохая примета. У него было не все хорошо со слухом и зрением и, как и у всей команды генерала, вообще не было страха и отсутствовало хоть какое-то уважение к жизни. Уважали они только генерала, воинскую дисциплину, гимн СССР и Знамя Победы.

В подразделениях «О» Бача был известен тем, что почти каждый рейд он оказывался в центре боестолкновения. Все эти новомодные приборы его смущали и раздражали. Он считал, что нет ничего лучше надежного советского оружия, поэтому подлетал к позициям врага и в упор уничтожал укропов с помощью привычного штатного пулемета и ракет. Говорят, это было ужасающее зрелище…

Он уже трижды был подбит – когда он своей «вертушкой» пытался прикрыть ведомый экипаж молодого поколения вертолетчиков и когда встал на пути атаки на российскую колонну, опять же – до последнего обеспечивая прикрытие. Все всегда шло по одной и той же схеме. Сначала он сажал подбитую машину. Тут сказать нечего – с вертушками он разговаривал на понятном только им языке. Даже охваченные пламенем, машины слушались его.

А потом в нем просыпалось его второе альтер эго. Почему-то Баче казалось, что он Рэмбо. Он начинал стрелять из всего, что предусмотрительно брал с собой в каждый боевой рейд, каждый раз успешно отбиваясь от врага.

Любое попадание в борт Бача принимал за собственное ранение. Он считал, что вертолету было больно, и сразу же после доставки в часть все должны спасать машину. Он первым хватал инструменты, и пока вертолет не был готов к новой охоте, никто не имел права останавливаться. Так Бача «тренировал» ремонтную бригаду.

Поначалу все это безумие вызывало серьезные нарекания у руководства. Однажды кто-то из вышестоящих попробовал высказать генералу «строгое замечание в устной форме». Позвонил лично, по спецсвязи. Генерал все понял с полуслова. И моментально послал звонившего очень громким, четким, хорошо поставленным командным голосом по известному маршруту. Звонивший команду принял. Больше к этому вопросу не возвращались.

* * *

Генерал вышел на позицию. Взял тепловизор. Открыл блокнот. Что-то начал записывать красным карандашом, криво заточенным, испачканным сажей и дорожной грязью.

– Ну что, комбат, сейчас Бача прилетит с помощниками, а с ними – ужас и смерть для нациков. Давай с тобой подумаем, как нам аккуратно удалить фашистов с карты этого проклятого укрепрайона. И да, ты отзови пока свою разведку с трассы. Пусть вражья колонна спокойно доставит своим морпехам арсенал в полном объеме – нам потом все пригодится. Есть план: пусть вооружаются, а мы с тобой до завтра подождем. Сейчас еще постоим немного… Обожди… Хочу Вольфа «увидеть» – расстояние до него, так сказать. И после я тебе все расскажу…