Текст книги "Афганистан. Три командировки на войну"

Инженер пригрозил доложить о нарушении командующему армией и потребовать наказать виновных. Уезжая из полка, он добавил, что если ему докажут, что он не прав, то он прилюдно, при всех пилотах полка, порубит свой х.. на пятаки.

На следующий день в полк прибыл инспектор по безопасности полетов полковник Хаустов для проверки факта нарушения пилотами полка требования командующего авиацией армии.

Инспектор по технике безопасности полетов вылетел на учебно-боевом самолете с Юрием Николаевичем Бельдиевым для нанесения бомбового удара. Цель находилась на высоте четырех с половиной тысяч метров. При подлете к цели Юра Бельдиев дал самолету форсаж и направил самолет к месту бомбометания. При этом началась вибрация крыльев самолета и неприятное сотрясение фюзеляжа. После сброса бомб самолет продолжил полет в прежнем режиме, без вибрации.

Приземлившись на своем аэродроме, проверяющий вылез из кабины самолета, снял гермошлем, вытер пот, выступивший на лбу, и сказал, что он больше в кабину этого самолета не сядет. Лучше на истребителе МиГ-23 с высоты двенадцати тысяч метров смотреть, как работают истребители-бомбардировщики.

Летчики приготовили мачете и пенек, сообщили инженеру по авиационному оборудованию, что с удовольствием ждут его, чтобы посмотреть, как тот будет рубить х… на пятаки, но инженер в полк больше не появился! Видно рука не поднялась заняться самоистязанием. Было бы интересно посмотреть на эту сцену.

О работе. Операция «Магистраль», взгляд с позиции полкового масштаба. Снова в Афганистан

Если рассматривать работу с точки зрения ее описания в толковых словарях, то можно сделать определенный вывод, что под «работой» следует понимать деятельность человека, направленную на создание ценностей либо удовлетворение потребностей других людей, результаты которого имеют материальное выражение.

Если это определение перенести на деятельность армейских подразделений, то оно несколько не подходит под специфику выполнения задач, стоящих перед ними.

Во-первых, о каком создании ценностей может идти речь, если в результате боевых действий армейских подразделений, тем более авиации, речь может идти только о разрушении материальных ценностей.

Во-вторых, если речь идет об удовлетворении потребности людей, при этом мы подразумеваем людей из лагеря противника, то они явно не могут получить удовлетворение, даже если останутся живыми.

В-третьих, можно ли вести речь о материальной ценности исторических памятником, тем более, ценности жизни людей, которые подвергаются риску гибели при ведении боевых действий.

Но в армии тоже работают, и каждый солдат и офицер является рабочим той войны, которую ведет армия.

Я относился к категории офицеров-политработников, и перед ними, прежде всего, стояла задача организации партийно-политической работы с личным составом авиационного полка.

Из курса партийно-политической работы, пройденного в военном училище, помню, что партийно-политическая работа в Вооруженных силах СССР – составная часть руководства КПСС вооружёнными силами; идеологическая и организаторская деятельность в массах военнослужащих по обеспечению и проведению в жизнь политики КПСС в армии и на флоте; теория идейно-воспитательной и организаторской деятельности; учебная дисциплина в учебных заведениях. Руководство партийно-политической работой в Вооруженных силах СССР осуществляется ЦК КПСС через политические органы. Главное политическое управление Советской армии и ВМФ работает на правах отдела Центрального Комитета КПСС. Организаторами партийно-политической работы. являются военные советы, командиры, политотделы. Партийно-политическая работа в частях, на кораблях, в подразделениях проводится и организуется штатными офицерами-политработниками. Эту работу мне и моим коллегам предстояло выполнять в Афганистане.

Большим облегчением в работе явился факт формирования и слетанность летных экипажей, их психологической совместимости, готовности любой ценой выполнить поставленные задачи. Работа по подбору экипажей проводилась задолго до перебазирования полка в Афганистан, на территории Советского Союза, в местах постоянного базирования полка.

Мой авиационный полк, в составе которого я прибыл в свою третью командировку в Афганистан, гремел на весь Союз. Он неоднократно выступал инициатором социалистического соревнования ордена Ленина Московского военного округа, был яркой звездой на фоне афганской войны. Летный состав имел высокую выучку. Весь летный состав полка, за исключением четырех пилотов, имел квалификацию «Военный летчик 1-го класса», оставшиеся четыре пилота имели квалификацию «Военный летчик 2-го класса». Получить такой полк под свое командование было мечтой каждого командующего авиацией военных округов Союза.

Совершив перебазирование из Союза на аэродром Шинданд и в короткий срок, ознакомившись с районом боевых действий, полк был включен в состав авиационной группы при проведении операции «Магистраль».

Это была одна из наиболее крупномасштабных общевойсковых операций в афганской войне 1979—1989 годов.Операция была проведена с целью прорыва многолетней военной и экономической блокады (деблокированию) округа Хост и срыва плана лидеров вооружённой оппозиции по отторжению округа от государства Афганистан и созданию на данной территории осенью 1987 года независимого от ДРА, исламского государства.

Основные действия развернулись вдоль магистрали Гардез – Хост.

Командование советскими войсками осуществлял генерал армии В.И. Варенников. От 40-й армии генерал Громов Б.В.

В общевойсковой операции были задействованы части и подразделения 108-й, 201-й мотострелковых дивизий, 56-й отдельной десантно-штурмовой, 66-й отдельной мотострелковой бригад, 45-го отдельного инженерно-сапёрного, 191-го мотострелкового полков, авиации 40-й общевойсковой армии с целью стабилизации военно-политической обстановки, укрепления государственной власти ДРА в юго-восточной части республики Афганистан.

Силами афганских моджахедов командовал полевой командир Джалалуддин Хаккани.

Вылеты, вылеты, вылеты. Днем и ночью. Подвешено и сброшено на позиции моджахедов сотни тонн бомб, ракет и неуправляемых реактивных снарядов.

Пилоты отдыхали в перерывах между вылетами. Инженерно-технический состав был лишен такой привилегии.

Парашютно-десантные группы поисково-спасательной службы постоянно «висели» в воздухе, меняя друг друга.

Стены штаба и модулей, где размещались солдаты и офицеры, обрастали фотоматериалами и сообщениями о действиях полка, вызывая гордость тех, о ком повествовали выпущенные политработниками молнии, листки боевой славы, листы обмена опытом, фотогазетами.

Фотографии для оформления информации о боевой деятельности полка я делал, как правило, ночами после вылетов, чтобы утром их могли увидеть солдаты и офицеры и прочитать о себе то, чем они занимались вчера, выполняя задачи, поставленные перед полком, что было отражено в наглядной агитации.

Военные журналисты и офицеры вышестоящего штаба, прибывающие в полк по служебным вопросам, с интересом читали изложенную информацию и фотоматериалы, что избавляло от излишних, ненужных вопросов.

Офицеры вышестоящего политотдела тоже не докучали, лишь изредка от них поступала просьба оформить копию того или иного материала.

Наяву притворялись в жизнь слова одного из первых моих наставников, начальника политотдела авиационного полка истребителей-бомбардировщиков в Кизил-Арвате, участника ближневосточной войны между евреями и арабами, где ему пришлось быть летчиком и старшим летчиком, майора Мишуткина, который часто повторял, что политработу, если она проводится, никто не замечает, но если имеют место «косяки», то сразу возникает вопрос: «Где был политработник? Куда он смотрел?»

В период третьей командировки в Афганистан подобных вопросов мне не задавали. Видно, учителя были хорошие.

В феврале 1988 года, в период операции «Магистраль», после приземления самолетов, наносивших бомбовый удар по целям у границы с Ираном, в штаб вбежал офицер-шифровальщик Виктор Шестаков и на бегу сообщил, что арестован командир второй эскадрильи Виталий Курагин.

Чтобы узнать подробности, побежал на командный пункт. На пороге встретил начальника командного пункта Владимира Говорова, который вышел с незнакомым офицером, что-то доказывая ему на ходу. Володя даже в нервозной обстановке проявлял полное спокойствие и не терял здравость суждений. Подойдя к Говорову, поинтересовался, что случилось с Курагиным. Говоров спокойно ответил, что все нормально. Сейчас разберутся и отпустят.

Выяснилось, что Виталия Курагина действительно задержали, предложили сдать оружие, увели в одну из комнат командного пункта. Причиной задержания послужил факт нанесения бомбового удара парой самолетов, где он был ведущим, по позициям советского пограничного отряда.

Спустя час Виталий вышел из кабинета начальника командного пункта, пожал руку Владимиру Говорову и за что-то его поблагодарил. Следом вышел командир полка Жуковин и рассказал, что Виталия пытались обвинить в том, что он умышленно сбросил бомбы на советскую пограничную заставу.

Виталий действительно отбомбился по указанной ему цели. Центр боевого управления предполагал, что в месте, куда направили Виталия и его ведомого для выполнения боевой задачи, должен пройти караван моджахедов на машинах с оружием и боеприпасами.

Увидев машины, стоящие вдоль дороги, Виталий доложил, что наблюдает машины, людей не наблюдает. С центра боевого управления последовала команда на их уничтожение.

Виталия смутил тот факт, что вокруг машин он не видел людей, и доложил об этом в эфир. Последовала более настойчивая команда на сброс бомб.

Попадание было точным, автопарк машин, принадлежавших пограничникам, был уничтожен. Никто из людей не пострадал, все были на обеде.

Вину сухопутные вояки хотели возложить на комэска, но они просчитались. Все переговоры пилота с наземными службами и между экипажами при выполнении полетного задания записываются на магнитофонную пленку, а это при расследовании является вещественным доказательством.

Кто понес ответственность за уничтоженные машины, мы не знали, но пограничники сообщили, что взамен старых машин в часть поступили новенькие автомобили.

Я ходил по штабу, казармам солдат, модулям, где жили офицеры, осматривал результаты труда политработников, а воспоминания уносили во времена второй командировки, когда прибыл в Кундуз, в отдельный вертолетный полк.

В то время это была вторая командировка на войну. В памяти свежи события, как начиналась командировка.

В августе 1980 года на слете отличников боевой и политической подготовки, проводимом политотделом авиации Краснознаменного ТуркВО в Ташкенте, к нам, отдельно стоящим офицерам, недавно вернувшимся из Афганистана, подошел помощник начальника политотдела по комсомольской работе Кудин Вася с корреспондентом окружной газеты «Фрунзовец», или, как мы ее называли, «Окопный брехунец», и попросил помочь корреспонденту сделать несколько снимков для газеты. Мы с гордостью приняли нужные позы и сделали умные лица, несмотря на то что каждый из нас знал армейскую присказку: «Не делайте умное лицо! Вы же офицер!»

После фотографирования Вася Кудин с видом заговорщика тихо прошептал: «После доклада член Военного совета спросит у сидящих в зале офицеров, кто желает добровольно поехать в Афганистан выполнять интернациональный долг. Вы, ребята, не подкачайте, встаньте в первых рядах!» Мы дружно заверили, что за нами дело не станет, как один, выразим желание поехать добровольцами на войну.

Так оно и получилось. После доклада генерал спросил, обращаясь к офицерам, сидящим в зале: «Кто желает отправиться добровольцем в Афганистан исполнять интернациональный долг?» Мы, пятеро сидящих офицеров в первом ряду и принимавших участие в событиях в Афганистане, дружно встали. «И все?» – спрашивает генерал. Я оглянулся в зал, а там тишина. Никто не встал. Или вопроса не расслышали, или Вася им неправильно разъяснил, когда надо вставать, а может быть, из других соображений, но желающих добровольно исполнить свой интернациональный долг больше не нашлось.

Правда, уже позднее, в Кабуле, в отделе кадров авиации сороковой армии, встретил не только нашу дружную пятерку интернационалистов, но и других участников слета отличников боевой и политической подготовки, не пожелавших добровольно покинуть просторы Родины. Всем Бог воздал должное по заслугам!

В отделе кадров выслушал напутствие начальника отделения кадров авиации Краснознаменного ТуркВО подполковника Морковского о том, что можно за рубежом родной страны и что нельзя. Знал, что он свою задницу не отрывал от стула в служебном кабинете, а давал наставления, будто только вчера вернулся из действующей армии, где с оружием в руках отразил не одну атаку. Молодец, нечего сказать!

Два дня в ожидании борта на Кабул провел в Тузели. Это военный аэродром под Ташкентом. В карманах имелись талоны на питание по летному пайку, поэтому питался в летной столовой полка транспортной авиации. Сослуживцы, с которыми оканчивал военное училище, вытащили меня в город.

Ташкент – уникальный город! Здесь чувствуется колорит восточного зодчества, красота фонтанов, и доброжелательность местного населения. У моего знакомого были друзья на Алайском рынке, и мы решили навестить их. По пути зашли в магазин, где, к своему удивлению, увидел на прилавке духи «Быть может». Купил два флакона и в ближайшем почтовом отделении отправил их посылкой своей знакомой в Кизил-Арват, с короткой припиской: «Принцессе из моей сказки».

Узбеки удивительный и гостеприимный народ. Узнав, что я лечу в Афганистан, накрыли огромный дастархан, так называют здесь стол без стульев, но с подушками. Дастархан заставили всевозможными узбекскими блюдами. Были овощные закуски и всевозможная зелень, стояли пиалы с аппетитным лагманом, пловом, люля-кебаб, на широких блюдах лежали манты, самса, дыни, виноград, гранаты.

Натюрморт праздничных блюд нарушали пиалы, стоявшие на столе рядом с чайниками для чая. Время пить чай не наступило, но мне пояснили, что в чайниках для чая налита водка. Мусульманская хитрость, так сказать, чтобы Аллах, да продлятся его благословенные дни, не узрел своих правоверных в нарушении писаний Священного Корана. Кстати, в ходе беседы с гостеприимными хозяевами мы выяснили, что в Коране ничего не говорится о водке, запрещено правоверному мусульманину употреблять вино!

Застолье длилось до позднего вечера, разошлись за полночь. Прощаясь с новыми друзьями, я подумал: «Когда они успевают по предписанию Корана исполнять ежедневные намазы, да не один, а целых пять? Хорошо, что я не мусульманин, а то бы выпить некогда было!»

Самолет на Кабул вылетал с аэродрома Тузель, который находится под Ташкентом, ранним утром. Посадке в самолет посодействовал Славка Рожик. Мы раньше служили вместе в Кизил-Арвате, а потом его перевели на повышение в Ташкент.

Самолет Ил-76 перевозил в Кабул необычный груз. Он перевозил афганские деньги, запечатанные в мешки, поэтому пассажиров на борту не было. Сопровождали груз два офицера и несколько человек в гражданской одежде, но хорошо вооруженные. О грузе, который перевозил самолет, мы не знали. Я и мой товарищ еще не пришли в себя после вчерашних проводов и весь полет проспали, устроившись на перевозимых мешках. Уже после приземления кто-то пошутил: «Просыпайся, капитан! Ты должен ощущать себя миллионером, проспал весь полет на мешках с деньгами!»

Странно, но миллионером я себя не чувствовал, а от кружечки пивка не отказался бы. Но пиво и все остальные удовольствия остались в прошлой жизни, по другую сторону границы. В Кабуле нас встретила бетонка аэродрома и удивительно красивое голубое небо. Такого неба мне никогда и нигде не приходилось видеть.

Штаб 40-й армии находился в самом городе. Нас, прибывших к новому месту службы, было более десяти человек. Для проезда к штабу армии выделили грузовую машину. Проезжая по улицам Кабула, с интересом смотрели на улицы города, проходящий по улицам народ, легковые и грузовые машины, раскрашенные в яркие цвета. Все было интересно! Здесь удивительно сочетались современные дома и древние глинобитные строения, напоминающие сараи, но в этих постройках жили люди, и представь себе, всю жизнь!

Машина остановилась у шлагбаума. Дальше мы поднялись пешком по узкой асфальтированной дорожке, напоминавшей серпантин. Сопровождающий нас молодой офицер рассказал, что огромный дом, куда мы идем и где располагается штаб армии, и есть дворец Амина, который в 1979 году штурмом взяло наше элитное подразделение КГБ «Альфа» при поддержке «десантуры». При этом название элитного подразделения офицер произнес шепотом, как военную тайну, не подлежащую разглашению. Тоже мне тайна, которую знает весь Союз!

Смакуя подробности прошедшего боя, сопровождающий офицер рассказал, что при штурме дворца, где занимал оборону Амин со своими головорезами, были захвачены его гарем из сотни женщин и огромный склад вина. Все ковры во дворце были пропитаны кровью его защитников, а наши взяли дворец без потерь.

«Заливает штабной», – подумал я, глядя на мощные стены, опоясывающие дворец тремя ярусами. «Не знаю, как насчет гарема и подвала с вином, а чтобы взять такую укрепленную крепость, надо хорошо потрудиться!» Расспрашивать штабного балабола желания не было, да и что он мог сказать, кроме солдатских баек, уже известных всей армии. Уточнив, где находится отдел кадров, направились туда для получения распределения, то есть получения командировочного предписания для прохождения службы в прописанных там частях.

В коридоре увидел Володю Вавилова и Николая Островского, из тех, кто выразил желание добровольцами встать на защиту завоеваний Апрельской революции дружественного афганского народа. Среди остальных узнал несколько участников слета отличников, кто честно «прилип» задом к креслу, и не отозвался на призыв генерала. «Подкалывать» не стал, видел, что у ребят настроение было плохое, а лица хмурые.

Из кабинета вышел подполковник в полевой форме и, внимательно оглядев каждого прибывшего, предложил спуститься на первый этаж в столовую. Начало было ободряющим!

После завтрака офицер отдела кадров выдал каждому командировочное предписание о прохождении дальнейшей службы и предложил на дежурной машине выехать на аэродром, а дальше следовать в соответствии с предписанием в свои части. Володя и Николай получили назначение в Баграм, а мне предстояло вылететь в Кундуз, где дислоцировался 181-й отдельный вертолетный полк.

На военном аэродроме Кабула, который все называли «полтинник», по номеру 50-го отдельного смешанного авиационного полка, мне указали на дальнюю стоянку, откуда должен лететь борт на Кундуз, стоял самолет Ан-12, вокруг которого расположились несколько офицеров из различных родов войск. Подошел бортовой техник и подал команду к построению. Все присутствующие не спеша построились. Нас, нескольких офицеров из ВВС, бортовой техник попросил первыми пройти в самолет и занять места в гермокабине. Остальные последовали за нами.

Приглашение борттехника пройти в самолет и занять места в гермокабине удивило и обрадовало. На Ан-12 приходилось часто летать в командировки, особенно, в Ташкент, но не мог вспомнить случай, когда приходилось лететь в гермокабине. Как правило, места в гермокабине, этом удобном салоне, предлагались начальству.

Гермокабина располагается в передней части самолета и отделена от кабины экипажа перегородкой. От общего салона самолета гермокабина отделена массивной дверью. По стенам гермокабины располагаются уютные диванчики, на которых можно расположиться во время полета, а за столиком выпить чай или кофе, который тут же подогревается и находится в термосе на стене гермокабины, отделяющей ее от рабочей кабины экипажа. Можно пригубить и коньячок или пропустить стакан спирта, если имеется в наличии, а при длительном полете можно расписать партию в преферанс. При подъеме на высоту в гермокабине создается нормальное давление, не вызывающее дискомфорт для пассажиров, находящихся в гермокабине.

Основной салон для перевозки грузов, десанта и пассажиров находится за гермокабиной, и вытянут до хвостовой части самолета, оборудован алюминиевыми откидными лавками-стульями для размещения на них перевозимых пассажиров и десантников. При полете температура в основном салоне самолета такая же, как за бортом, лишь с той разницей, что не обдувает тебя ветром.

Поднявшись по стремянке и заняв место в гермокабине, впервые на территории Афганистана почувствовал гордость за принадлежность к военно-воздушным силам. Самолет взлетел, набрал высоту и взял курс на Кундуз. На горе, которая возвышалась рядом с кабульским аэродромом, лежали остатки корпуса и киль самолета Ил-76, который потерпел катастрофу при высадке десанта на аэродроме Кабул. Через час самолет приземлился на аэродроме Кундуз.

Кундуз встретил легким ветерком, пылью и удивительно красивым небом, куда так хотелось окунуться, как в морские волны. К самолету подъехал уазик, из которого вышел офицер в летной кожаной куртке. Он забрал у командира экипажа Ан-12 пакет с документами и, обращаясь к нам, сказал: «Кому в штаб полка, могу подвезти!» Такой галантности я не ожидал, но предложение доехать до штаба полка принял с удовольствием.

По пути, узнав, что я прибыл на замену офицеру, выбывшему в Союз по болезни, офицер подсказал, где мне найти политотдел и куда сдать документы для постановки на все виды довольствия.

Начальник политотдела полка подполковник Бацура Владимир Александрович представлял колоритную фигуру. Высокий, лет сорока мужчина, в летном комбинезоне, фуражке, слегка сдвинутой набок, цепким пронизывающим взглядом, от которого нельзя что-либо утаить. Оглядев меня с иронической улыбкой, как бы оценивая, задал вопрос: «Образование высшее?» Я с гордостью ответил: «Окончил в 1974 году Курганское высшее военно-политическое авиационное училище! Проходил службу в Краснознаменном Туркестанском военном округе, в Кизил-Арвате!» Еще больше прищурившись, Бацура изрек: «Значит, окончил Курганский ШМАС! Что же будем учить тебя работать!»

ШМАС – это школа младших авиационных специалистов. От сравнения родного училища со школой младших авиамехаников меня бросило в жар, а интонация, с которой это было произнесено, меня возмутила. Набрав в легкие больше воздуха, я с чувством, четко выговаривая каждое слово, проорал в лицо своему непосредственному начальнику: «Я окончил Курганское высшее военно-политическое авиационное училище, а не ШМАС! Прошу это запомнить и не ошибаться!» Я явно нарывался на скандал, но был уверен, что прав.

Владимир Александрович, выслушав мой резкий ответ, спокойно сказал: «На обед в столовую вас проводит ваш помощник, а после обеда ко мне. Продолжим знакомство!»

Первое знакомство ничего хорошего не предвещало, настроение испортилось, но армия не колхоз. Каким бы плохим настроение не было, а по собственному желанию никто не уволит. Надо находить общий язык с начальником и служить дальше. Здесь идет война! Кроме того, обед в армии тоже никто не отменял!

Кабинет начальника политотдела находился в штабе полка. Штаб недавно был построен военными строителями и представлял собой щитовое одноэтажное здание, окрашенное зеленой краской. В коридоре штаба по стенам были развешаны фотогазеты, листки боевой славы, отражающие подвиги экипажей вертолетов, при выполнении боевых задач, большой стенд, посвященный подвигу заместителя командира полка, Героя Советского Союза Вячеслава Карибуловича Гайнутдинова, молнии, в которых описывались события прошедшей недели, информация о награждении офицеров полка государственными наградами.

Шел по коридору штаба и с упоением читал, как сводки фронтовых событий, описание подвигов тех, кто уже стал моими однополчанами. Вернее, о подвигах тех, в чей коллектив мне предстоит влиться и считать себя их однополчанином.

В глаза бросилась Молния, строчки которой обдали огнем войны. «10.10.80 г. разведка сообщила о появлении банды мятежников до 300 человек в н.п. Гурайдчарами. Бандиты убивали активистов, местных жителей. Оперативная группа разработала план нанесения авиационного удара по скоплению мятежников. Экипажи капитанов Львова, Копчикова, Устименко, Сергеева, Похомова, несмотря на сильный огонь мятежников, нанесли точный удар по группе душманов. Группа всадников до 20 человек пыталась скрыться в горах, но точным ракетным ударом экипажей капитанов Оболонина и Копчикова была уничтожена».

Особое внимание заинтересовал стенд с опытом работы личного состава полка по спасению экипажей потерпевших бедствие. Аккуратные, четкие буквы на плакате повествовали о бесстрашии пилотов полка, которые, не считаясь со своей жизнью, спасали жизни своих товарищей: «За время ведения боевых действий получили серьезные повреждения в результате обстрела бандами мятежников и совершили вынужденную посадку на поле боя пять экипажей на вертолетах Ми-8 и один экипаж на вертолете Ми-6. Все экипажи и люди, находящиеся на бортах, спасены и своевременно эвакуированы из районов посадки. ПСС выполняли экипажи, находящиеся, как правило, в боевых порядках групп, ведущих боевые действия. Вывезено людей из районов вынужденных посадок – 71. Отремонтировано и эвакуировано вертолетов – 3. Уничтожено вертолетов из-за невозможности их спасения – 3. Высокие морально-политические и психологические качества при этом проявили экипажи подполковника Рушинского В.А., майора Щербакова В.В., майора Гайнутдинова В.К., майора Нюнина А.И., майора Шатина Ю.К., капитана Корсакова, капитана Копчикова В.Ф., капитана Власова, капитана Ушакова С.И., капитана Билавина С.Н.».

Я впился глазами в сообщение, где шло описание спасения экипажа капитана Копчикова В.Ф. «20 января 1980 года в районе населенного пункта Суриан парой вертолетов Ми-8, руководимой майором Гайнутдиновым В.К., майор Щербаков В.В. – ведущий пары, капитан Копчиков В.Ф. – ведомый, капитан Лебедев Ю.И. – штурман эскадрильи, капитан Мокроусов Н.Н. – летчик-штурман, прапорщик Показаньев – бортовой техник, старший лейтенант Руденко В.Г. – бортовой техник, прапорщик Сидоренко И.И. – стрелок, старший лейтенант Токарев В.И. – стрелок выполняли задачу по огневой поддержке и прикрытию колонны мотострелкового батальона, следующей на Файзабад. Ведя разведку, пара обнаружила впереди следования завалы дороги и встретила интенсивный обстрел со склонов гор. Завязался бой. По команде с ГБУ пара нанесла ряд ударов по опорным пунктам мятежников. При выполнении очередной атаки под сильным огнем противника были пробиты топливные баки вертолета капитана Копчикова В.Ф. Майор Гайнутдинов В.К. приказал капитану Копчикову В.Ф. перекрыть баки и следовать на аэродром. Разворачиваясь “домой”, экипаж продолжал огнем НУРСов и стрелковым оружием подавлять огневые точки противника. В этот момент в результате вторичного попадания очереди из крупнокалиберного пулемета разбита приборная доска, верхний электро-пульт, повреждены оба двигателя, один двигатель загорелся, связь с экипажем прервалась. Вертолет начал энергичное снижение. Экипаж сохранил выдержку и самообладание. Действуя дружно, слажено и смело, мастерски произвел вынужденную посадку в горное ущелье, занял круговую самооборону. В это время экипаж майора Щербакова В.В., подавлял огневые точки, обеспечил посадку вертолета капитана Копчикова В.Ф., а майор Гайнутдинов К.В. сообщил о случившемся на КП и дал команду группе к наращиванию сил спасения. Через пять минут после вынужденной посадки экипаж майора Щербакова В.В. произвел посадку, огнем НУРСов и из бортового оружия обеспечил отход экипажа к вертолету и посадку на борт. После взлета экипаж Щербакова В.В. огнем НУРСов уничтожил поврежденный вертолет, полностью израсходовал боекомплект, нанося серьезный урон противнику, и благополучно произвел посадку на своем аэродроме».

Так увлекся чтением, что не заметил, как сзади подошел начальник политотдела.

«Интересно? – спросил Владимир Александрович и добавил: – Пойдем в кабинет и поговорим обо всем подробно».

По тону и выражению лица я понял, что начальник политотдела простил мне мою эмоциональную вспышку, допущенную мною при первой встрече. Разговор больше напоминал экзамен. Экзамен, в котором итогом была не оценка, а жизнь, как моя, так и тех, с кем мне предстояло выполнять поставленные задачи.

В конце разговора Владимир Александрович подвел итог, сказав, что теоретические знания после обучения в училище у меня остались, но многое придется постигать заново, но это поправимо. Я понял, что экзамен я выдержал, твердую тройку получил! Но самый главный вывод, который я сделал для себя, – при первой встрече Владимир Александрович был прав, сказав, что уровень моей подготовки и готовности к работе соответствует самой низкой ступени выпускника Школы младших авиационных специалистов! Себе дал слово никогда не вступать в спор со старшим и более опытным товарищем, никогда не срываться до эмоций! Еще я решил научиться работать, как работают офицеры полка, постичь с нуля то, что мне пригодится на войне, что мне поможет выжить и спасти жизнь тех, кто будет рядом со мной.

Вечером познакомился с офицерами политотдела. Собрались в подвальном помещении здания аэропорта Кундуза. Помещение использовалось в качестве фотолаборатории. В углу была оборудована фотолаборатория, где можно было делать фотографии как днем, так и в ночное время. Здесь же стояли солдатские кровати, аккуратно заправленные по армейскому образцу, два классных стола, стулья, железная печь. Все это говорило о том, что помещение используется для работы.

На классных столах лежала уже оконченная информация о спасении экипажа капитана Ушакова С.И., где говорилось: «6 января 1980 года командный пункт поставил задачу выполнить воздушную разведку сосредоточения мятежных групп, банд, техники в районе населенного пункта Нахрейн. В девять часов для выполнения этой задачи вышла пара Ми-8 в составе капитана Ушакова С.И. – ведущий пары, старшего лейтенанта Хмуровича В.Н. – летчик-штурман, старшего лейтенанта Савина В.В. – бортовой техник, капитана Корсакова В.К. – ведомый, капитана Бурченко А.А. – летчик-штурман, старшего лейтенанта Ткаченко С.В. – бортовой техник.

На борту каждого вертолета находились по четыре десантника с ручными пулеметами. Добывая ценные данные о противнике, экипаж капитана Ушакова С.И. попал под сильный пулеметный обстрел противника. В районе обстрела группами по 30—40 человек находились мятежники. Пробит расходный топливный бак, трубопроводы. Грузовую кабину стало заливать топливо. Загорелась лампочка: “Остаток 300 литров”. Ведомый доложил: “Наблюдаю большой шлейф!”