Текст книги "Цусима. Незаживающая рана"

Важным оказалось и ещё одно обстоятельство: спешно принятые для всех русских снарядов и «не доведённые до ума» взрыватели замедленного действия конструкции главного инспектора морской артиллерии А. Ф. Бринка оказались слишком «тугими». Благое намерение обеспечить взрыв снаряда уже после пробития им брони привело к тому, что от 25 до 33 % снарядов не взрывалось даже при попадании в броневые плиты, а при попадании в лёгкие конструкции, такие, как небронированные борта и трубы, снаряды насквозь прошивали их, вообще никогда не взрываясь и причиняя поражённой цели минимум ущерба.

Но и взрываясь, русские фугасные боеприпасы давали всего несколько крупных осколков и имели слабое бризантное и термическое действие. Японские же фугасы взрывались с большой силой, разрушая небронированную часть борта, корёжа лёгкие конструкции, трубы, сбивая со станин орудия, поджигая всё, что только могло гореть, и сея вокруг огромное количество раскалённых мелких осколков, ранивших людей и становившихся дополнительной причиной пожаров.

Когда задолго до начала войны у русских флотских артиллеристов возникли большие сомнения в эффективности новых снарядов, они обратились с просьбой о проведении их дополнительных испытаний. Председатель Морского технического комитета вице-адмирал Ф. В. Дубасов обращение рассмотрел, но счёл слишком уж обременительными для казны дополнительные расходы в размере 70 000 рублей, необходимые для новых испытаний. Особенно принимая во внимание, что снаряды вовсю уже производились, и надо было их производство приостанавливать.

Сэкономленная этим «мудрым» решением сумма была примерно в 200 раз меньше стоимости одного эскадренного броненосца! Надо ли расписывать, к чему привела такая экономия в скором будущем? Вопрос, думаю, риторический…

А для 75-мм пушек фугасные снаряды вообще не успели разработать! Да и не торопились особо. Посредством умозрительных рассуждений пришли к выводу, что остановить атакующий миноносец гораздо проще будет не разрушением его бортов и надстроек, не уничтожением средств вооружения и членов команды, а выведением из строя его силовой установки (паровой машины). Для этой цели бронебойные снаряды, легко прошивающие борта и палубы, посчитали наиболее подходящим средством. По тому-то русские орудия этого, самого большого из вспомогательных калибров, огонь по вражеским миноносцам и крейсерам вели бронебойными болванками. По небронированным целям!

Ещё один и, поистине, судьбоносный просчёт – конструкция боевых рубок русских броненосцев. Их грибовидная форма с нависанием краёв крыши над цилиндрическим корпусом должна была, по замыслу конструкторов, обеспечить дополнительную защиту от падающих по настильной траектории вражеских снарядов. Вместо этого в реальной боевой обстановке свисающие края крыши улавливали и отражали внутрь рубки через непомерно широкую, к тому же (30 см!), смотровую прорезь даже те осколки, которые пролетели бы мимо!

Крейсера «Диана» (вверху) и «Паллада» (внизу). Водоизмещение – 6 897 и 6 820 т. (соответственно). Реальная максимальная скорость – 19 узлов. Дальность плавания на 10-узловом ходу – 3 700 миль. Основное вооружение – 8 орудий калибром 152 мм. (Зато 75-мм пушек, малоактуальных уже к концу XIX века, несли аж по 24). Морально устарели ещё на момент принятия в состав флота, однако всё же были сильнее большинства японских лёгких крейсеров (за счёт водоизмещения).

Эскадренный миноносец «Стерегущий». Геройски погиб в неравном бою у Порт-Артура. Водоизмещение (стандартное / полное) – 259 / 340 т. Максимальная скорость – 26,5 узлов. Вооружение: 2 торпедных (минных) аппарата калибром 381 мм (по одной торпеде в каждом), 1 орудие калибром 75 мм, 3 орудия калибром 47 мм.

Снаряды калибром 305 мм в разрезе. Слева – фугасный. Уменьшая массу при сохранении калибра, приходится уменьшать длину снаряда и, соответственно, его внутреннюю полость, заполняемую взрывчаткой. Кроме того, боковые стенки снаряда, несущие нагрузку при выстреле, должны иметь достаточную прочность, которую можно обеспечить либо высоким качеством стали, либо утолщением этих стенок. Снаряды из высококачественной стали посчитали слишком дорогими. Применив сталь низкого качества ещё более уменьшили объём внутренней полости. В результате получили неполноценный фугасный снаряд

Вице-адмирал О. В. Старк

Адмирал Е. И. Алексеев

Генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович

Вице-адмирал С. О. Макаров

Вице-адмирал Ф. В. Дубасов

Контр-адмирал А.М. Абаза

На всех русских кораблях в большой массе присутствовало дерево и другие горючие материалы, наличие которых было продиктовано не необходимостью, а лишь соображениями комфорта. С учётом использования японцами почти исключительно фугасных снарядов, это приводило к очень сильным пожарам.

Орудия кораблей Первой Тихоокеанской эскадры не имели оптических прицелов. Вторая эскадра получила их, и это, несомненно, сказалось на лучшей точности стрельбы русских комендоров при Цусиме по сравнению с боем в Жёлтом море. А перед войной считалось, что в оптике нет необходимости о пять-таки по причине предполагавшейся оптимальной дистанции стрельбы в 20 кабельтовых. У японцев же изначально все орудия на кораблях главных сил были оснащены оптическими прицелами.

Не будем заострять внимание на прочих технических подробностях, таких, например, как значительно более низкая, чем у японцев скорострельность русских тяжёлых орудий (из-за неудачной конструкции затвора), недостаточное количество дальномеров, неотработанная система централизованного управления стрельбой, отсутствие в портах нормальной ремонтной базы и т. д., и т. п. Всё это тоже имело значение, однако решающим фактором разгрома не стало. Перейдём к описанию военных действий.

IV. Неожиданное начало ожидавшейся войны

Адмирал Е. И. Алексеев не оставлял идеи нанесения врагу упреждающего удара. Ясно было, что мир долго не продлится, но даже он, наместник императора, решать вопросы войны и мира не мог. По окончании очередного периода отстоя части кораблей в «вооружённом резерве», Алексеев приказал Старку вывести Тихоокеанскую эскадру в море и начать отработку вопросов боевой подготовки.

3 февраля (по н. с.) броненосцы и крейсера совершили 120-мильный переход к мысу Шантунг, но уже на следующий день вернулись на внешний рейд Порт-Артура. Никакого проявления агрессии в таких манёврах не было. Японцы, однако, сразу засуетились. Во-первых, их план начала военных действий на море оказался под угрозой потери актуальности. Русскую броненосную эскадру, согласно этому плану, следовало запереть во внутренней порт-артурской гавани, а она, находясь в открытом море, располагала свободой манёвра и могла перейти во Владивосток. Ну а во-вторых, повод для начала войны был найден!

Уже вечером 4 февраля (по н. с.) на совещании правительства в Токио было принято решение о немедленном начале военных действий. И сразу же Х. Того вызвал на борт броненосца «Микаса» младших флагманов и командиров кораблей I-го ранга для того, чтобы огласить им императорский указ и ознакомить всех с планом нападения на русских…

В ночь с 8 на 9 февраля (по н. с.) 1904 года японские эскадренные миноносцы без объявления войны внезапно атаковали русскую эскадру, стоящую на внешнем рейде Порт-Артура. Торпедные попадания получили лучшие наши броненосцы, «Цесаревич» и «Ретвизан», а также крейсер «Паллада». Только благодаря тому, что в первой атаке приняли участие всего лишь четыре миноносца, удалось избежать более катастрофичных потерь. Вторую атакующую волну отбили ураганным огнём орудий всех калибров.

Наутро Х. Того предпринял попытку закрепить ночной успех и подошёл к Порт-Артуру со всеми своими шестью эскадренными броненосцами, а также пятью броненосными и четырьмя лёгкими крейсерами. Наша поредевшая эскадра приняла бой, находясь под прикрытием береговых батарей.

Пять оставшихся в строю русских броненосцев, при поддержке броненосного крейсера «Баян» и четырёх лёгких крейсеров, вступили с врагом в перестрелку, не давшую ни одной из сторон каких-то ощутимых результатов. «Баян» и особенно «Новик» по ходу боя действовали очень дерзко, бросаясь на колонну вражеских броненосцев с демонстративными атаками и вызывая на себя их огонь. В том числе благодаря этому, наши главные силы почти на равных противостояли вдвое превосходившему их числом противнику.

Утреннее сражение носило с обеих сторон крайне нерешительный характер. Японцы стреляли немного точнее, но каких-либо тяжёлых повреждений нанести русским кораблям не смогли. Наши тоже добились нескольких попаданий, никак не повлиявших на боеспособность врага. На том и разошлись.

Вице-адмирал О. В. Старк действовал в этом бою грамотно, хотя и немного сумбурно, однако он уже был «назначен» виновным за ночные потери. Через несколько дней повелением из столицы Старка отстранили от командования эскадрой. Обязанности флагмана временно принял на себя адмирал Алексеев.

Вой на началась, и началась по наихудшему для России сценарию. Несмотря на явный просчёт в организации ночного нападения, за счёт его внезапности вице-адмирал Х. Того смог прочно захватить инициативу. Ремонт торпедированных броненосцев потребовал больших усилий и долгого времени, в течение которого преимущество японцев на море было подавляющим.

Почти одновременно с боем возле Порт-Артура утром 9 февраля (по н. с.) крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец» оказались блокированными в Чемульпо эскадрой контр-адмирала С. Уриу (броненосный крейсер «Асама», пять лёгких крейсеров и восемь эскадренных миноносцев). Японцы потребовали интернирования кораблей (разоружения и сдачи их на хранение в нейтральном порту до конца войны), что позволяло русским морякам беспрепятственно покинуть Чемульпо при условии неучастия в дальнейших военных действиях. Ультиматум был с негодованием отвергнут. Капитан I ранга В. Ф. Руднев решил прорываться, но после неравного героического боя русские корабли вернулись в порт. Экипажи затопили «Варяг» и взорвали «Кореец», чтобы не сдавать их врагу.

В этот же день (9 февраля н. с.) японский посол в Петербурге постфактум объявил российскому правительству о полном разрыве дипломатических отношений и начале войны.

То, что многие предвидели, о чём не раз предупреждали Николая II, чего опасались, чего могли и обязаны были избежать, случилось. Прекрасно зная о том, что противник готовится к войне, тем не менее, позволили ему напасть внезапно!

Более того, проявили дикую, вопиющую беспечность, оставив эскадру на открытом с моря внешнем рейде без организации дозорной цепи на подступах к нему, без защиты кораблей имеющимися на них противоторпедными сетями, без соблюдения светомаскировки! Осторожный Старк по возвращении из похода к Шантунгу просил у Алексеева разрешения ввести корабли во внутреннюю гавань, но наместник отказал, планируя на следующий день вновь отправить эскадру в море. При этом он не потребовал соблюдения мер предосторожности, абсолютно необходимых в обстановке военной опасности, а Старк привык к тому, что все вопросы он должен согласовывать, по каждому поводу получать соответствующее указание и даже малейшую инициативу проявлять боялся.

С. О. Макаров же, узнав, что эскадра начала кампанию и должна оставаться ночами на внешнем рейде, сразу оценил степень риска для неё и дал из Кронштадта срочную телеграмму о недопустимости такой «игры в поддавки». Телеграмма эта, к сожалению, пришла только утром после ночной атаки японцев…

Начало войны застало на выходе из Красного моря в Индийский океан отряд контр-адмирала А. А. Вирениуса. Новый броненосец «Ослябя», крейсера «Аврора», «Дмитрий Донской» и «Алмаз» должны были усилить Тихоокеанскую эскадру. Кроме крупных кораблей, под флагом Вирениуса состояли семь эскадренных миноносцев, четыре номерных (малых безымянных) миноносца и три транспортных судна.

Возник вопрос: что с ними делать? Морской министр адмирал Ф. К. Авелан и начальник Главного морского штаба З. П. Рожественский настояли на возвращении отряда для включения его в состав более сильного подкрепления для Порт-артурской эскадры. Вряд ли это было правильное решение.

В Порт-Артур эти корабли уже, конечно, не прорвались бы, но часть из них могла значительно усилить Владивостокский отряд крейсеров. В качестве его флагмана «Ослябя» был бы очень полезен. «Аврора» тоже никак не испортила бы общей картины. Насчёт тихоходного «Дмитрия Донского» и вооружённого только малокалиберными пушками «Алмаза» вопрос спорный, да и миноносцы провести во Владивосток в обход Японии было проблематично, но возврат всех кораблей всё же представляется ошибкой. Один «Ослябя» заставил бы японцев привлечь для противодействия ему один-два броненосных крейсера или даже броненосец, что заметно ослабило бы блокирующую Порт-Артур эскадру Х. Того. Но в Петербурге рассудили по-другому.

Японцы без особых усилий получили полный контроль над морем. Это позволило им беспрепятственно переправить войска на Корейский полуостров, быстро овладеть всей Кореей и перейти в наступление на Маньчжурию. Дерзкие рейды крейсеров Владивостокского отряда хоть и наносили противнику урон в транспортных судах (им удалось, среди прочего, даже отправить на дно транспорт, перевозивший восемнадцать осадных 11-дюймовых мортир, что ослабило на время японский натиск на Порт-Артур), но всё же не могли решающим образом воспрепятствовать переправке на материк войск, боеприпасов и снаряжения.

Крейсера за время войны потопили десять транспортов и двенадцать шхун, ещё четыре транспорта и одну шхуну захватили в качестве «призов», уничтожили при этом две с половиной тысячи вражеских солдат, но ещё важнее то, что они создали помехи снабжению Японии из-за океана.

Всего лишь один их рейд в Тихий океан к восточному побережью острова Хонсю привёл к возникновению нешуточной паники в рядах судовладельцев! Многократные попытки вице-адмирала Х. Камимуры перехватить русские крейсера ни к чему не привели.

Всё это лишний раз подчёркивает ошибки в предвоенной дислокации наших военно-морских сил. Будь крейсеров во Владивостоке больше, с тем чтобы один или два из них всегда находились в море, японская морская торговля оказалась бы под угрозой, а это сильно усугубило бы проблемы и так находившейся в состоянии крайнего напряжения экономики Страны Восходящего Солнца. Ведь если уж мы на протяжении многих лет готовились к крейсерской войне, то следовало воплотить эту идею на практике, тем более что японский флот был несравненно слабее английского и средствами для постоянной борьбы с нашими рейдерами не располагал.

Для противодействия же главным силам Х. Того нужны были активные действия броненосной эскадры, а она не могла их предпринимать, будучи лишённой двух сильнейших своих кораблей и какой-либо инициативы начальствующих адмиралов.

Прибытие в Порт-Артур вице-адмирала С. О. Макарова (8 марта 1904 г. по н. с.) и принятие им командования эскадрой несколько улучшило ситуацию. Более быстрыми темпами пошёл ремонт повреждённых броненосцев, пять оставшихся в строю стали регулярно выходить из внутренней гавани и вступать в перестрелку с противником, а главное, заметно поднялся боевой дух российских моряков.

Но 13 апреля (по н. с.), при подрыве на мине флагманского броненосца «Петропавловск» и последовавшей детонации боезапаса, прославленный адмирал погиб вместе с кораблём. Через месяц с небольшим (15 мая н. с.) русские моряки с лихвой отомстили за гибель «Петропавловска»: на мастерски поставленном ими минном заграждении подорвались и пошли ко дну японские броненосцы «Хатсусе» и «Яшима». Только вот С. О. Макарову даже относительно равнозначной замены в русском флоте не было.

Командование эскадрой опять временно принял адмирал Алексеев, никогда не отличавшийся большим флотоводческим талантом. Единственная положительная составляющая его присутствия в Порт-Артуре заключалась в том, что власть там на какое-то время оказалась сосредоточенной в одних руках. Вскоре, однако, из-за наступления японцев возникла угроза потери сообщения с крепостью по суше, и наместник покинул её, что привело к неуместной в условиях войны коллегиальности управления.

Первый по старшинству из пяти почти не зависимых друг от друга армейских и флотских начальников генерал-лейтенант А. М. Стессель рассматривал эскадру всего лишь как дополнительное средство для обороны крепости, а оставленный Е. И. Алексеевым в качестве ВрИО командующего эскадрой контр-адмирал В. К. Витгефт не имел ни волевых качеств, ни желания отстаивать другую точку зрения.

Витгефт перед войной был начальником морского штаба наместника и, по собственному его признанию, не годился на роль флотоводца. Своё назначение он воспринял как непосильную ношу и злую иронию судьбы.

«Ретвизан» принял после попадания японской торпеды 2 200 тонн воды, затопившей 3 отсека, и сел на мель в проходе на внутренний рейд Порт-Артура.

Повреждённая «Паллада» с сильным креном на левый борт во внутренней гавани Порт-Артура

«Варяг» и «Кореец» после боя у Чемульпо

Контр-адмирал А. А. Вирениус

Адмирал Ф. К. Авелан

Вице-адмирал З. П. Рожественский

Генерал-лейтенант А. М. Стессель

Контр-адмирал В. К. Витгефт

Генерал от инфантерии А. Н. Куропаткин

Генерал-лейтенант Н. П. Линевич

Генерал-лейтенант Г. К. Штакельберг

Ждать от него каких-то решительных поступков точно не стоило. Даже удачная минная постановка, из-за которой японцы лишились двух броненосцев, произведена была в нарушение его приказа! На то, чтобы воспользоваться моментом и атаковать деморализованных и запаниковавших японцев, он опять-таки не решился.

При таком командовании о рискованных действиях по препятствованию высадке вражеских сил на материк не могло быть и речи. Но замены Витгефту эскадра так и не дождалась. Назначенный командовать морскими силами на Дальнем Востоке вице-адмирал Н. И. Скрыдлов уже не смог попасть в Порт-Артур, блокированный к тому времени со стороны суши. Ему оставалось ехать только лишь во Владивосток.

Положение дел на сухопутном фронте тоже оставляло желать лучшего. Командовать войсками в Маньчжурии был направлен генерал от инфантерии А. Н. Куропаткин, лично храбрый в прошлом офицер, некогда сражавшийся под началом легендарного М. Д. Скобелева. Он обладал недюжинными организаторскими способностями, проявил себя грамотным, честным и умным генерал-губернатором, поднявшим благосостояние Туркестана. Много хорошего сделал Куропаткин и на посту военного министра России. Но полководцем он никогда не был, и потому, когда Николай II лично объявил ему о назначении командовать русской армией в войне против японцев, честно, без жеманства, ответил царю, что «только крайняя нужда в людях» заставила императора принять такое решение.

«Крайняя нужда в людях» действительно имела место. Но в сё-таки не она стала основным мотивом странного решения монарха. В списке предложенных Николаю кандидатов первой стояла фамилия генерала Н. П. Линевича. Именно он с началом войны принял временное командование русскими сухопутными силами на Дальнем Востоке. Опытный боевой генерал хорошо знал театр предстоящих военных действий: в 1900–1901 гг. во главе корпуса международных сил Линевич одержал целый ряд побед над китайскими войсками, подавляя так называемое «боксёрское восстание». Его уважали не только русские, но и иностранные солдаты и офицеры. Уважали за военную опытность, непреклонность и решительность. Вот как характеризовали Николая Петровича современники: «Боевой опыт, отсутствие академической рутины, глубокое знание солдата, верное понимание противника, уменье выбирать исполнителей, физическая выносливость и старческая хитрость – всё рисует нам генерала Линевича-полководца самыми привлекательными красками». Стремительный бросок в 40-градусную жару к Пекину, неожиданный штурм и быстрое взятие города произвели в Европе сенсацию! Энергичность и смелость русского генерала оценил тогда не только Николай II, но и правительства всех союзников: Линевич был награждён, кроме ордена Св. Георгия 3-й степени, орденами чётырёх иностранных держав, в том числе и Японии. В феврале 1904 года временный командующий прибыл из Хабаровска в Ляоян. Сами обстоятельства подсказывали верное кадровое решение, но царь, не в первый и не в последний раз, по одному ему понятным соображениям, «повелеть изволил» не так, как было бы логично и правильно. 15 марта Линевич передал командование армией назначенному «высочайшим повелением» Куропаткину.

М. Д. Скобелеву приписывают слова о Куропаткине: «Он очень хороший исполнитель и чрезвычайно храбрый офицер… Он храбр в том смысле, что не боится смерти, но труслив в том смысле, что он никогда не в состоянии будет принять решение и взять на себя ответственность». Так оно, к сожалению, и получилось. В конце апреле, отправляя Восточный отряд генерала М. И. Засулича (18 000 чел.) для противодействия переправе японской 2-й армии (45 000 чел.) через реку Ялу, он отдал приказ «задержать противника, но не слишком рисковать».

Через месяц в том же духе действовал А. М. Стессель, выставив против наступавших на Порт-Артур 35 000 японцев один лишь полк Н. А. Третьякова (3 800 чел.). Хотя позицию в самом узком месте Ляодунского полуострова можно было долго удерживать при достаточных для этого силах, Стессель посчитал, что не сможет контролировать побережье всего полуострова с имеющимися у него в подчинении войсками, а опасность японского десанта при бездействии русской эскадры полагал слишком большой. В итоге, стоявшие во второй линии 14 000 солдат так и остались в резерве и отошли с остатками героически сражавшегося полка к Порт-Артуру, сдав врагу город Дальний, где даже не были уничтожены склады и портовые сооружения!

А уже в июне, когда Алексеев настоятельно потребовал у Куропаткина наступления на Ляодун, с целью если не деблокирования Порт-Артура, то хотя бы отвлечения от него японских сил, тот выделил для этой операции только тридцать два батальона, вместо требуемых наместником сорока восьми. (Впоследствии оказалось, что именно столько бросили в бой японцы). И при этом возглавивший наступление генерал-лейтенант Г. К. Штакельберг получил от командующего приказ «…не доводить дела до решительного столкновения и отнюдь не допускать израсходования своего резерва в бою, пока не выяснится обстановка». Совершенно неудивительно поэтому, что у Вафангоу он занял оборонительную позицию и действовал крайне осторожно.

Отбив в течение первого дня все японские атаки, из-за плохо поставленной разведки Штакельберг неверно оценил численность противника (около 40 000 человек при 216 орудиях). Приободрившись, он на второй день перешёл было в наступление, имея около 33 000 человек и 96 пушек. Но одна из трёх японских дивизий, оставшаяся русскими незамеченной, вышла им в тыл, что заставило Штакельберга отдать приказ об отступлении. Сражение было проиграно.

Очень слабая разведка вообще была характерной чертой планирования и проведения всех войсковых операций нашей армии с первых и до последних дней войны. Если же добавить к этому, что у генералов и офицеров зачастую даже отсутствовали достоверные карты театра военных действий (!), то многие их ошибки становятся понятными.

Но гораздо более весомой причиной поражений стал вопиющий дефицит в рядах русского генералитета ярких, неординарных и решительных личностей! Сама система ещё на ранней стадии выдавливала таковых из армии и флота. Люди талантливые, яркие, инициативные с большим трудом могли приспособиться к господствующему порядку вещей, к царящей повсюду рутине и косности, поэтому зачастую уходили в отставку ещё до достижения высоких званий и должностей.

Ну а посредственности во все времена были удобны начальству! С ними гораздо меньше хлопот, они не строптивы, предсказуемы и послушны, и только лишь война заставляет понять всю пагубность такого подхода к строительству вооружённых сил. Сражения 1904–1905 гг. со всей трагичной однозначностью вскрыли неприемлемость тех критериев и принципов, по которым проходило выдвижение офицеров, генералов и адмиралов на ключевые должности. Да, выводы были сделаны, меры приняты, но уже после войны, а пока…

А. Н. Куропаткин, полагая, что перейти в наступление можно будет только лишь после концентрации достаточных для этого сил, что, в общем-то, было само по себе справедливо и правильно, продолжал осторожничать и когда сил у него оказалось уже вполне достаточно для того, чтобы хотя бы не отступать. После сражений, где исход был совершенно ещё не ясен, он отдавал приказы об отходе, подрывая тем самым боевой дух солдат и вселяя в их сердца и души уныние. При таком командовании армией блокированный Порт-Артур был обречён.