Текст книги "Новая версия"

…После телефонного разговора с Минком Мыльников экстренно созвал совещание, на котором присутствовали только его родственники: мать, жена, теща и тесть, поставленные им в ООО «Минк» на ключевые посты.

– Ну, что будем делать, есть мнения? – передав свой разговор с Минком, взволнованно спросил Александр Иванович.

– Сашенька, сынок, – обеспокоенно сказала мать, – не надо тебе туда лететь! Давай лучше ты уйдешь от Минка и мы организуем свой бизнес, ни от кого не прячась! Разведись с ним цивилизованно, деньги ведь есть.

– Мать, нуты, как всегда, оригинальна, – раздраженно ответил бывший комсомольский вожак, – ты не хуже меня знаешь, что этот рынок давно поделен между несколькими крупными игроками и ловить нам на нем будет нечего. Да от нас завтра же отвернутся все поставщики и опять перейдут к Минку, а тот гнобить нас начнет. Ну уж нет!

– Сань, а что ты предлагаешь? – обеспокоенно спросил тесть. – Ты туда полетишь, попадешь Минку под горячую руку. Да тебя там грохнут, и все!

– Не грохнут. У меня есть одна идея, но воплотить ее я смогу, только оставшись на своем нынешнем месте. – Мыльников решительно встал, его глаза лихорадочно горели. – Решено, я лечу!…

– Федор Петрович, дорогой, ну прости ты меня, бес попутал! – Мыльников выглядел растерянным, подавленным и напоминал провинившегося ученика начальных классов, случайно разбившего окно в школе, с бледным видом кающегося грешника оправдывающегося перед директором школы. – Ну не подменял я «Опт-Трейдом» «Минк», ты пойми – «Опт-Трейд» выступало только в качестве комиссионера по торговым сделкам. На вот, смотри всю бухгалтерию! Кто там про меня чего наплел, я не знаю…

Если бы его в тот момент видел великий Станиславский, то наверняка восхищенно бы воскликнул: – «Верю!» Поверил и Минк. А как тут было не поверить – Александр Иванович хорошо подготовился к встрече, которую ему все же удалось отсрочить на два дня.

За это время бухгалтеры ООО «Минк» и ООО «Опт-Трейд», используя копировальную технику, изготовили целый пакет копий фиктивных договоров и бухгалтерских проводок. Из этих документов следовало, что ООО «Опт-Трейд» выполняло в сделках ООО «Минк» с магазинами всего лишь роль комиссионера, получая за эти услуги в качестве вознаграждения жалкие 10 % от суммы сделки.

– Ладно, Саша, убедил, я буду считать эту твою самодеятельность досадным недоразумением, – смягчился Минк, – а теперь слушай меня внимательно…

* * *

Возвратившись из Северово, Мыльников собрал «семью»:

– Минк мне поверил. Мы решили создать новую компанию под названием «Третий Рим Трейдинг» и перевести оборотные средства из ООО «Минк» туда. Кроме того, мне удалось под маркой увеличения доли рынка, которую мы будем контролировать в будущем, уговорить его перечислить нам еще 10 миллионов баксов. Наш «Опт-Трейд» придется ликвидировать. – Он торжествующе улыбался.

– Саш, а какая доля в новой компании будет твоей? – осведомился тесть.

– Все те же 10 %. А теперь к главному. План наших действий таков. После того, как мы зарегистрируем новую компанию, накачаем ее деньгами Минка, перезаключим на нее договоры с поставщиками и магазинами, мы организуем свою, новую компанию, назовем ее, к примеру, «Торг-Опт». Учредителем выступлю я, а генеральным директором и главным бухгалтером станет Мария Федоровна. – Он многозначительно посмотрел на тещу. – После этого, немного поработав и «отъев» у конкурентов долю рынка – а я думаю, что мы должны иметь ее на уровне 35–40 % по бытовой химии и процентов тридцать по продуктам – мы переведем с «Третьего Рима» на «Торг-Опт» все финансовые потоки. Для этого мы попросту разошлем всем поставщикам и магазинам письма, в которых будет утверждаться, что правопреемником находящегося в стадии ликвидации ООО «Третий Рим Трейдинг» является ООО «Торг-Опт». – Мыльников гаденько улыбнулся.

– В этих письмах мы попросим контрагентов перечислять деньги по договорам, заключенным с ООО «Третий Рим Трейдинг», на счет ООО «Торг-Опт». И все!

– Саша, а ты не боишься, что после этого Минк точно тебя убьет, – взволнованно спросил тесть, – а с тобой и всех нас?

– Да, – поддержала тестя мать, – а потом, сколько мы так проработаем? Да тебя сразу же сдадут Минку. Сами поставщики тоже могут усомниться и начнут названивать ему в Северово. Даже если у нас и получится, сколько мы так проработаем – месяц, два? Ну полгода максимум, а что потом? Прилетит Минк – и нас либо пересажают, либо и вправду поубивают?!

– Я все продумал. Вряд ли контрагенты станут названивать Минку в Северово. В нашем распоряжении будут печати обеих компаний. Для убедительности в письмах мы будем ставить оба оттиска, чтобы у них было меньше оснований нас подозревать.

– Саш, но ведь это же статья, – прошептала жена.

– Послушайте меня внимательно, я еще не договорил! – начал закипать Мыльников. – Я пробивал, у Минка сейчас тяжелая ситуация, он схватился со Смирновым за губернаторское кресло и вряд ли выиграет в этой войне, потому что кандидатуру Смирнова поддерживает сам Президент. Кроме того, Минк воюет на два фронта: одной ногой он в политике, а другой в бизнесе. Главный его актив все равно не мы. Вы прекрасно знаете, что в Северовской области пересекаются интересы очень серьезных людей. Там идет жесточайшая война за угольные разрезы, металлургические комбинаты, лесопромышленные предприятия. У Минка там забот – полон рот. Следовательно, в обозримом будущем он в Москву не приедет. Даже если через год-другой он сюда и заявится, к тому времени мы будем уже очень богатыми людьми, а если у него еще и отберут бизнес в Сибири, то он вообще станет никем. Да с такими деньжищами, которые мы заработаем, он сам у нас сядет. А если еще и скооперироваться с его врагами по принципу «враг моего врага – мой друг», – мечтательно улыбнулся он…

* * *

Федор Минк проиграл. Он проиграл выборы Смирнову. В принципе, Федор Петрович понимал, что выиграть у Смирнова он вряд ли сможет.

На стороне его противника был административный ресурс и поддержка Президента. А Минк был ставленником опального экс-губернатора, который своим правлением довел некогда богатейшую и процветавшую в советское время область до ручки.

К выборам, которые состоялись в феврале 1997 года, Северовская область представляла собой глубоко депрессивный, буквально лежавший в руинах регион. Дотации, квоты и вообще все, что приходило из Москвы, разворовывалось на корню. Бюджет области принят не был. Зарплаты людям не выплачивались по полгода. Как во времена революции 1905 года – на заводах организовывались стачкомы, шахтеры перекрывали железнодорожные пути, стуча по рельсам касками и требуя выплатить им кровно заработанные деньги. За контроль над предприятиями велись ожесточенные криминальные войны. Каждый день в прессе и на телевидении появлялись сообщения об убийствах, совершаемых прямо средь бела дня. Регулярно из-за нарушения правил безопасности в шахтах гибли люди.

В этих условиях федеральный центр направил в Северово работавшего до этого в Правительстве России Андрея Смирнова, чтобы хоть немного навести порядок в регионе, где ситуация действующей властью уже не контролировалась.

Надо сказать, что Смирнов не был варягом, поставленным центральной властью во главе региона. Скорее наоборот. Он был коренным северовчанином. С 1992 по 1994 год Андрей Григорьевич являлся спикером Законодательного Собрания области. Будучи убежденным коммунистом и противником действующей в стране власти, он был опытным аппаратным работником и умел находить с этой властью общий язык. Обладая талантом руководителя, имея за спиной громадный опыт работы в народном хозяйстве и на высоких партийных постах, он имел огромный авторитет как среди своих сторонников, так и среди политических противников. Поэтому неудивительно, что после избрания его председателем Законодательного Собрания Смирнов встал в оппозицию к губернатору Кисловскому и их отношения очень быстро переросли в личную вражду.

В те годы ситуация в области очень напоминала ситуацию в самой Москве, где Верховный Совет противостоял Президенту – за исключением, пожалуй, лишь одного. В Северово Парламент из танков не расстреливали, и вооруженного противостояния удалось избежать.

В конце 1994 года Президенту стало окончательно ясно, что двум медведям в одной берлоге не ужиться. Поэтому Смирнов был переведен в Москву на министерскую должность в Правительстве России.

Однако, несмотря на то, что Смирнов был коммунистом, увеличение числа которых в губернаторском корпусе Ельцину было невыгодно, тот, скрипя сердце, все же пошел на то, чтобы назначить Смирнова и.о. губернатора в родную область. Более того, Ельцин стал поддерживать его и на выборах, поскольку иной сильной кандидатуры, способной изменить ситуацию к лучшему, не видел. Ведь продолжение правления Кисловского грозило сильнейшим социальным взрывом среди местного населения.

* * *

Став губернатором, Андрей Григорьевич решил во что бы то ни стало сместить Минка с поста спикера. Получив контроль над Законодательным Собранием, он сумел бы быстро добиться принятия бюджета и запустить все реформы, которые планировал осуществить в области. Минк же со своей депутатской группой были у него, как кость в горле. Над головой Федора Петровича потихоньку сгущались тучи…

– Андрей Григорьевич, разрешите? – На пороге губернаторского кабинета стоял недавно назначенный прокурор области Иван Семеренков.

– Здравствуй, Игорь Семенович! Заходи, заждался я тебя. Ну, есть чем порадовать? – радушно поприветствовал его Смирнов.

– Да тут в двух словах и не расскажешь, – в фальшивой улыбке растянул губы прокурор.

– А ты расскажи в трех. Я никуда не тороплюсь.

– В общем, дело обстоит так…

Из рассказа прокурора следовало, что в начале 1994 года в отношении тогда еще обычного предпринимателя Федора Минка прокуратурой было возбуждено уголовное дело по подозрению в хищении тридцати миллионов долларов при продаже за границу пятидесяти тысяч тонн алюминия. Спустя некоторое время дело это было прекращено, а тогдашний прокурор области, с подачи губернатора, был снят с должности и уволен.

Поводом для возбуждения дела послужило то, что в 1993 году областная администрация выделила Северовской региональной организации «Ассоциация-Чернобыль» квоту на экспорт пятидесяти тысяч тонн алюминия. Это было сделано с целью получения средств для оказания помощи людям, участвовавшим в ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. Поскольку у «чернобыльцев» не было лицензии на экспорт цветных металлов, они вынуждены были заключать договоры комиссии на экспорт алюминия с принадлежавшим Минку СП «Регион-Север», которое такую лицензию имело.

Однако, в нарушение договорных обязательств, СП «Регион-Север» выступило как продавец «крылатого» металла, а не как комиссионер. Когда же выручка от продажи алюминия поступила на счета его фирмы, Минк, будучи в сговоре с председателем правления «Ассоциация-Чернобыль» Антоном Федоренко, присвоил и частично перевел на свои счета более тридцати миллионов долларов.

Сам Федор Петрович на допросах утверждал, что дело в отношении него сфабриковано, а его компания от участия в экспорте алюминия прибыли не получала вовсе.

Следствием же было установлено, что при подписании договоров на продажу алюминия в них оговаривалось, что деньги, сэкономленные за счет «чернобыльских» таможенных льгот, пойдут на покупку жилья для северовских «чернобыльцев». Квартиры-то они получили, однако до сих пор документы на них оформлены не были, и юридически это жилье находилось в ведении СП «Регион-Север», которое в любой момент имело право их забрать.

– Ну что ж, спасибо, Иван Семенович. Считай, что я даю тебе карт-бланш на возобновление этого дела. Моя поддержка тебе обеспечена.

– Андрей Григорьевич, дело в том, что мы не имеем права дальше вести это дело, так как его истребовали и прекратили в Генеральной прокуратуре. Ну и… э-э, сами понимаете, Минк ведь сейчас обладает неприкосновенностью.

– Тогда пусть твои орлы подготовят для меня проект письма на имя Генерального прокурора. Мне бы не хотелось поручать это своим помощникам, ситуация не простая и информация запросто может утечь.

У тебя есть, кому поручить это дело так, чтобы об этом никто не узнал?

– Конечно, – самодовольно улыбнулся прокурор.

– Ну, тогда действуй, – давая понять, что аудиенция окончена, заключил Смирнов.

– Хорошо, Андрей Григорьевич, будет исполнено, – взял под козырек новый вассал губернатора.

– Ну вот, так-то оно лучше…

Через несколько дней Смирнов направил на имя Генерального прокурора письмо, в котором обращал его внимание на явную незаконность прекращения уголовного дела в отношении Минка. В письме утверждалось, что руководство области получает многочисленные письма инвалидов-«чернобыльцев», а также сигналы от правоохранительных органов о новых правонарушениях Минка.

Спустя месяц, он получил письмо от заместителя Генерального прокурора, в котором говорилось о том, что постановление о прекращении уголовного дела в отношении Минка отменено, а областному прокурору Семеренкову поручено довести его расследование до конца.

В зале заседаний Законодательного Собрания Северовской области воцарилась гробовая тишина. Заседание было в самом разгаре и ничего не предвещало подобного развития событий. По крайней мере, для Минка.

Как и было положено по Регламенту, на заседании областной парламент заслушивал доклад прокурора области о состоянии дел по борьбе с преступностью. И вдруг такая «бомба».

– И в заключении, я ходатайствую перед вами, уважаемые депутаты, о даче согласия на лишение неприкосновенности в отношении депутата Минка Федора Петровича, в части возможности предъявить ему обвинение по статье Уголовного кодекса, предусматривающей наказание за совершение хищения в особо крупном размере, и избрания ему меры пресечения в виде заключения под стражу. Экземпляры проекта соответствующего постановления о даче согласия вам сейчас раздадут.

– Я не понял, а с какого это времени у нас прокурор берет на себя функции руководства законодательной властью? – зловеще поинтересовался у Семеренкова Минк. Однако в этот момент ему отключили микрофон, а его заместитель и руководитель фракции, поддерживавшей Смирнова, стал призывать коллег к спокойствию.

По тому, с какой быстротой проект данного Постановления был принят, Федор Петрович понял, что все происходящее было хорошо срежиссированным заговором с целью отстранения его от должности. Удивление вызывало даже не это, а то, что за лишение его депутатской неприкосновенности проголосовало большинство депутатов, некоторые из которых являлись его сторонниками и входили в возглавляемую им депутатскую группу.

Как только постановление было принято, в зал вошли сотрудники милиции и, словно в назидание остальным надев на Федора Петровича наручники, вывели его из здания и увезли в областную прокуратуру. В тот же день по постановлению прокурора Федор Петрович был заключен под стражу.

* * *

Это произошло! Нет, после победы Смирнова на губернаторских выборах он, конечно, ожидал, что у Минка появятся проблемы, но чтобы такие и так быстро… Мыльников сиял, как начищенная песком монета. Нет, на людях он этого не показывал, но в душе ему хотелось прыгать от радости. Ну, теперь держись, Федор Петрович, теперь он развернется. Только что Мыльникову стало известно, что Минк вчера был арестован и помещен в следственный изолятор, откуда выйти на свободу без реального срока по статистике получалось лишь у считанных процентов арестантов. Однако, зная Минка, Александр Иванович все же не стал впадать в излишнюю эйфорию, а решил действовать осторожно.

Неделю назад, как и обещал Федор Петрович, из Северово на счета ООО «Третий Рим Трейдинг» поступило 60 миллиардов рублей – те самые 10 миллионов долларов, о которых была договоренность. И это было как нельзя кстати, поскольку, промедли Минк с перечислением этих денег – и их могло не быть, так как, возможно, счета СП «Регион-Север» не сегодня-завтра будут арестованы.

Собрав «семью» и сообщив им радостную новость, Александр Иванович предложил как можно быстрее, используя офшоры, перевести половину полученных от СП «Регион-Север» денег за границу, на свои личные счета. Другую половину он предложил перечислить на счет ООО «Торг-Опт». Одновременно, согласно ранее разработанному плану, планировалось переключить всех поставщиков и клиентов компании «Третий Рим Трейдинг» на обслуживание в ООО «Торг-Опт».

– А в случае, если Минку удастся выйти на свободу, я всегда смогу ему объяснить наши действия необходимостью вывести перечисленные нам деньги из-под угрозы их возможного ареста, а в случае благоприятного для нас развития ситуации, деньги ему возвращать не придется вовсе…

Август 1997 года.

После ареста Федора Минка прошло почти полгода, а собрать доказательства, необходимые для направления его дела в суд, у Семеренкова не получалось. Когда он прибыл в Москву, на коллегию Генеральной прокуратуры, его вызвал к себе Генпрокурор Скуратов и попросил доложить о том, как продвигается следствие по делу. Услышав, что прокурор области собирается в очередной раз продлить Минку срок предварительного заключения, Генеральный пришел в бешенство:

– Немедленно освободить! Я сказал – немедленно! И по прилету – доложить.

– Но, Юрий Ильич, – испуганно удивился Семеренков, подобострастно вскочив со своего места вслед за поднявшимся начальником, – Минк преступник! Просто свидетели, будто сговорившись, стали давать показания в его пользу, а руководитель «Ассоциация-Чернобыль» умер в камере следственного изолятора от сердечного приступа…

– Молчать! Преступником человека может назвать только суд, и не мне Вам об этом говорить! Если Вы за полгода ничего толком доказать не сумели, то кто поручится за то, что это вообще будет сделано? Мне сегодня звонили из Администрации Президента и просили взять это дело на личный контроль. А я не собираюсь держать уважаемого человека, бывшего руководителя парламента региона в камере. Между прочим, его судьбой интересовался Сам! Вам ли не знать, что Минк учредил Фонд его поддержки? В общем, так, прямо сейчас вылетайте к себе, в Северово, и выпускайте его, а на коллегии за вашу область отчитается мой заместитель…

* * *

Вчера начальник СИЗО пообещал Федору Петровичу, что водворит его в карцер. И тем удивительнее было его сегодняшнее освобождение. Нет, начальник учреждения не отменял своего решения. Его просто выпустили под подписку о невыезде. На свободе Минка никто не встречал, и для того, чтобы добраться до дома, он вынужден был поймать такси. Благо, при задержании у него имелась сумма денег, которая позволяла это сделать.

Как говорится, от сумы и от тюрьмы не зарекайся, но если честно, то Федор никогда не думал, что его могут посадить.

Полгода назад, как говорят арестанты, «заехав на централ», он был водворен в одну камеру с бывшими работниками милиции, но уже на следующий день, как бы случайно, оказался в «хате», в которой чалился «блат-комитет».

В российских тюрьмах и следственных изоляторах содержатся люди, хорошо информированные о том, что происходит на воле. Для некоторых из них, не составляет особого труда посредством «тюремного радио» навести справки практически о любом сидельце. А если им об этом еще и шепнет вертухай…

Кроме Минка, в камере находились еще четверо. Наметанным взглядом бывшего офицера конвойных войск Федор, по их татуировкам, манере держаться и блатной музыке понял, что его посадили с представителями черной масти. И не с какой-нибудь там приблатненной шушерой, а с самыми что ни на есть настоящими авторитетами преступного мира, во главе со «смотрящим по централу» с «погремухой» Варавва.

Какое-то время коренные обитатели тюрьмы его словно не замечали, вяло перекидываясь в секу и очко. Однако когда наступило время обеда и он, получив свою миску с супом, спросил у раздатчика ложку, Варавва с иезуитской улыбкой предложил ему ложку, в которой зияла дыра.

– Бери, это тебе. Привыкай к своей новой роли, мусор, – осклабился он.

Тот, кто это затеял, хорошо знал не только то, как зэки относятся к бывшим военнослужащим конвойных войск, но и взрывной характер Минка, никогда бы не позволившего себя опустить. Следовательно, почти наверняка он будет убит, а его смерть выгодна многим. Потом это происшествие можно будет списать на самоубийство, разборки с сокамерниками, внезапную остановку сердца, да на что угодно…

– Давай! – Федор потянулся к протянутой ему Вараввой ложке и внезапно выплеснул тому в лицо горячее содержимое своей миски.

– А-а, – взвыл от боли Варавва. – мочи вертухая! – Однако Минк мощнейшим, некогда бывшим своим коронным, боковым ударом справа послал в глубокий нокаут стоявшего к нему ближе всех зэка. Продолжая атаку, напоминая раненого охотниками дикого кабана-секача, которому все равно терять нечего, Федор бросился к ошеломленным таким поворотом дел оставшимся двум блатным. Схватив опустевшую миску, он с отчаянным воплем, что было сил, опустил ее на голову одному из них, надолго отключив его от окружающей действительности. После этого, прижав последнего стоящего на ногах противника всей своей немалой массой к стене, он стал методично наносить страшные по своей силе удары головой в лицо, пока тот не обмяк.

Подскочив к очухавшемуся было Варавве, Минк заключил его в свои медвежьи объятия и провел удушающий прием. После того, как смотрящий потерял сознание, Федор Петрович запихал его под одну из кроватей, что автоматически переводило Варавву из самой высшей в самую низшую касту сидельцев.

Удовлетворенно оглядев «поле боя», Федор присел на кровать, чтобы отдышаться, но в это время в камеру вбежали четыре прапорщика и, избив его до потери сознания дубинками, бросили в холодный карцер.

* * *

Карцер, куда Минк был водворен на пятнадцать суток за то, что «явился инициатором драки с сокамерниками, в результате которой четверым подследственным были причинены телесные повреждения», находился в полуподвальном помещении следственного изолятора. Это был бетонный мешок площадью пять квадратных метров, в котором, кроме откидных нар, табурета, стола и «санузла», не было больше ничего. В специальной нише над дверью находилась электролампа небольшой мощности, изолированная мелкоячеистой металлической сеткой, круглосуточно освещавшая тусклым светом помещение карцера.

Наверху, под потолком, находилось окно размером примерно полметра на полметра, закрытое металлической решеткой и щитом снаружи. Изнутри окно закрывала сетка.

После пятнадцати суток полной изоляции его, как и было положено, содержали в камере с бывшими сотрудниками правоохранительных органов, судов и адвокатуры.

Поначалу он попал в так называемую общую камеру для бывших сотрудников. Дело в том, что «на централе» в то время было всего три камеры, где содержались бывшие сотрудники. Две из них были рассчитаны соответственно на восемнадцать и двадцать человек, поэтому они и назывались общими, А одна, которую и зэки, и сотрудники называли «тройником», была рассчитана всего на шесть «шконко-мест», но в ней больше четырех сидельцев не «парилось».

Как в любой мало-мальски приличной больнице есть коммерческие палаты, так и в любом «уважающем себя» СИЗО имеются «хаты» повышенной комфортности, где сидят люди с деньгами. Северовское исключением не являлось, и здесь роль бывшее-ментовского «комка» была отведена «тройнику».

После того, как Федор попал в общую «хату», его вызвал к себе начальник оперативной части и предложил за двести долларов в сутки скрасить свое пребывание в неволе «на тройнике». Он объяснил, что там Федору Петровичу, правда, за отдельную плату, будет организована «зеленая линия», то есть занос продуктов, лекарств и чуть ли не всего, что он пожелает. Чуя возможный подвох, Минк сначала отказался, но «кум» ему объяснил, что в пресс-хату его сажать никто не собирается. Просто бизнес есть бизнес. После потрясений и передряг, которые он перенес в последнее время, Федору это предложение показалось заманчивым, и он согласился.

* * *

«Тройник» находился в «vip-секции» СИЗО, где располагались камеры для очень небедных людей. Войдя в «хату», Федор Петрович не мог поверить в реальность того, что предстало перед его глазами. Это была не камера, а скорее номер пятизвездочного отеля. Площадь метров шестнадцать, на полу и стенах дорогие ковры, стены оклеены добротными импортными обоями, а в углу стоял моющий пылесос. В камере имелась вся необходимая мебель, холодильник, телевизор с видеоплеером, компьютер и даже кондиционер, но что особенно поразило Федора Петровича, так это стоявший в углу огромный аквариум, в котором плавали разноцветные рыбки. Вместо обычных зэковских шконарей здесь стояло шесть новых одноярусных деревянных кроватей-полуторок. Вони, казалось, въевшейся в стены обычных камер, здесь не было и в помине и ощущался легкий и приятный запах молотого кофе и дорогого мужского одеколона.

Постояльцев в «номере» было четверо. Поздоровавшись и представившись, Минк прилег на предложенную ему кровать. С расспросами к нему никто не лез и он незаметно для самого себя уснул.

Сокамерниками Федора были бывший начальник одного из Северовских отделов милиции полковник Вячеслав Артюшкин, бывший опер этого же отдела капитан Аслан Бердыев, адвокат Сергей Василенко и бывший начальник оперативного отдела Управления исполнения наказаний по Северовской области полковник Александр Тумель, он же являлся смотрящим по бээсным камерам.

Тумель был сорокалетним, здоровенным, лысым амбалом с маленькими глазками, мрачным взглядом исподлобья и металлическим голосом, который, судя по тому, что Минку о нем стало известно, являлся самым настоящим отмороженным беспредельщиком. Тумель и несколько его подчиненных, содержавшихся в другом СИЗО, обвинялись в изощренных издевательствах над заключенными, пытках и даже в насильственных действиях сексуального характера.

Смотрящий никогда и ни от кого не скрывал, что он совершил, и даже бравировал этим. Находился под стражей он уже второй год, и суд над ним и его подельниками должен был состояться в ближайшее время. В вину Тумелю вменялось несколько эпизодов преступной деятельности. Прочитав его обвинительное заключение, Федор Петрович содрогнулся.

Два года назад покровитель Александра Евгеньевича Тумеля, генерал-майор Петровский, был назначен на должность начальника областного УИН и привел с собой из Ростова его и еще нескольких офицеров. О деяниях этих двуногих тварей среди зоновской братвы ходили легенды, от которых стыла кровь в жилах даже у видавших виды коренных обитателей тюрьмы.

Сразу после вступления в новую должность, в целях «наведения порядка» он с двумя подручными прибыл в Новокузьминское СИЗО, откуда недавно был совершен побег. Вызвав в кабинет начальника учреждения четырех подследственных, поддерживавших администрацию – так называемых «активистов», а также виновника побега, Тумель приказал «активистам» жестоко избить его, после чего самолично сунул палку в задний проход «бегунка». При этом все происходящее по его приказу было сснято на видеокамеру для того, чтобы впоследствии за условно-досрочное освобождение этого «опущенного» требовать с его родственников деньги.

Узнав от начальника СИЗО, что находившийся в карцере за неповиновение «смотрящий за централом» пытается организовать бунт среди заключенных, Тумель, взяв своих подручных и одного «активиста», спустился в карцер и стал издеваться над старым бродягой.

По его приказу отчаянно сопротивлявшегося «смотрящего» раздели и наголо выбрили ему голову и все части тела, где находились волосы, после чего жестоко избили. Отбив жертве почки и половые органы, «орлы» Тумеля по его распоряжению на груди и спине бывшего вора несмываемыми чернилами огромными буквами вывели слово «петух», после чего заставили избитого и сломленного старика делать «зарядку», силой сажая его на шпагат. Напоследок, по указанию все того же Тумеля, «активист» провел своим членом по губам бывшего смотрящего, который в ту же ночь вскрыл себе вены.

Это были лишь два эпизода «славной» деятельности Тумеля. Всего в обвинительном заключении таких эпизодов было восемь. Оставалось лишь догадываться, сколько еще и каких дел сотворил за время своей службы в органах исполнения наказаний этот «один из лучших сотрудников системы».

Когда Тумеля заключили под стражу, его покровитель, генерал Петровский, остался на своей должности, хотя и получил за проделки подчиненных неполное служебное соответствие. Поэтому, оказавшись в изоляторе, Тумель продолжал руководить начальством СИЗО, на которое мощное давление оказывал его старый друг и подельник Петровский. А как же еще мог поступить друг – ведь Тумель его не сдал.

Практически каждый день к «смотрящему» приходила его жена, с которой прямо в своем кабинете ему устраивал свидания зам. начальника СИЗО по оперативной работе. В камеру доставлялись блюда из лучших ресторанов города. У него был собственный бар, в котором имелись водка, коньяк, виски, ром и прочие элитные алкогольные напитки, включая настоящее французское шампанское.

Своих сокамерников Тумель тоже выбирал сам. Артюшкин был его правой рукой, обвинялся в организации притонов для занятия проституцией. Бердыеву было предъявлено обвинение в превышении должностных полномочий, похищении человека, незаконном лишении свободы и вымогательстве. Василенко подозревался в организации рейдерского захвата одного из крупных предприятий области.

Вот такая компания собралась в этой камере. Не случайно туда попал и Минк, хотя узнал он об этом гораздо позднее, когда спустя несколько месяцев, уже на свободе, судьба вновь свела его с Александром Евгеньевичем Тумелем…

Выйдя из СИЗО, Федор Петрович решил пока активных действий не предпринимать. Ему нужно было сначала разобраться в том, что происходит с его депутатской группой и бизнесом, кто его друг и союзник, а кто враг и предатель.

До того момента, когда на него прямо в зале заседаний Законодательного собрания надели наручники, ему казалось, что он полностью контролирует ситуацию. Что есть они – его враги и недоброжелатели, и есть он и его единомышленники и друзья. Однако известные события показали, насколько его представления были далеки от действительного положения дел.

Поскольку он, хотя и был отстранен от должности председателя областного Законодательного Собрания, но статуса депутата не лишен – первым делом Федор отправился в здание Собрания, куда позвал своих сторонников. Из десяти депутатов группы на его просьбу прийти откликнулись всего трое. Остальные отказались. От этих-то трех своих верных соратников он и узнал, что фактически депутатская группа приказала долго жить. Трое предателей еще за несколько дней до его ареста переметнулись на сторону большинства, поддерживавшего Смирнова, остальные со временем отказались от борьбы под давлением со стороны власти. У кого-то по надуманным основаниям из престижного ВУЗа отчисляли сына-отличника, кому-то уничтожали бизнес путем проведения бесконечных проверок со стороны налоговых органов, пожарного надзора, милиции и т. п., приостанавливали и отзывали лицензии на право занятия той или иной деятельностью. В прессе и на телевидении тоже шла беспрецедентная травля его сторонников.