Текст книги "Другая история. «Периферийная» советская наука о древности"

ГЛАВА 4
В ПОГОНЕ ЗА МЕЙНСТРИМОМ

В мае 1905 г., к собственному дню рождения, государь император наградил киевское духовенство за преданную службу целым каскадом орденов: Святого Владимира, Святой Анны, Святого Станислава. Конечно, орден Анны второй степени, носившийся на шее, не был самой престижной наградой империи – в знаменитом чеховском рассказе (который к тому времени уже десять лет как был опубликован) Модест Алексеич мечтает поскорее вслед за ним получить Владимира четвертой степени, но для семьи настоятеля Киево-Подольской Воскресенской церкви протоиерея Дмитрия Федоровича Дмитрева, который был одним из удостоенных государевой награды215215
  Киевские епархиальные ведомости. XLIV. № 21. 22 мая 1905 г. С. 216.


[Закрыть], это в любом случае должен был быть праздник, тем более что орден подоспел как раз к дню рождения Дмитрия Федоровича (он родился 26 мая 1853 г.)216216
  Биографический словарь выпускников Киевской духовной академии: 1819–1920‐е гг. Материалы из собрания проф. протоиерея Ф. И. Титова и архива КДА. Т. I: А–Й. Киев, 2014. С. 447.


[Закрыть]. Награде отца должен был радоваться и юный Александр Дмитрев (1888–1962), впоследствии советский историк, изучавший социальные движения на исходе Античности и написавший несколько ярких антихристианских брошюр.

Отец происходил из Рязанской губернии, из семьи сельского священника, учился в Касимовском духовном училище, затем в Рязанской духовной семинарии, а с 1874 по 1878 г. – в Киевской духовной академии. Он получил степень кандидата богословия за сочинение «О падении человека и его следствиях», много лет служил настоятелем Воскресенской церкви на Подоле (на углу Спасской и Межигорской)217217
  Шероцкий К. В. Киев. Путеводитель. С планом г. Киева и 58 иллюстрациями. Киев, 1917. С. 169.


[Закрыть], а кроме того, с 1878 г. был преподавателем древнегреческого в Киевской духовной семинарии, в начале же XX в. также состоял в Киевской духовной консистории, входил в Киевский епархиальный училищный совет218218
  Весь Киев на 1915 год. Киев, 1915. Ст. 304, 307, 314; Весь Киев: адресная и справочная книга (на 1914 г.). Киев, 1914. Ст. 388, 391.


[Закрыть] и, видимо, по-прежнему преподавал, что позволило сыну писать в советских анкетах, будто он вышел из семьи учителя древнегреческого языка219219
  Казаров С. С. А. Д. Дмитрев и развитие антиковедения на Дону. Ростов н/Д.; Таганрог, 2018. С. 11.


[Закрыть].

Вообще, после смены власти пришлось скрывать или недоговаривать многое: уже учеба в Киевской духовной академии в 1909–1913 гг. и специализация по кафедре церковного права220220
  Сухова Н. Ю. Система научно-богословской аттестации в России в XIX – начале XX в. М., 2012. С. 244. Судя по всему, в советское время Дмитрев предпочитал сообщать, что учился на историческом факультете: Казаров С. С. Указ. соч. С. 11.


[Закрыть] выглядели не лучшей строкой в биографии, как и занятия византинистикой. А тогда, перед войной, это была как раз перспективная и развивающаяся отрасль знаний, в которой отечественная наука занимала лидирующие позиции. Отец был в тесных отношениях с академией, постоянно общался с преподавателями221221
  Сухова Н. Ю. Учитель и ученик: письма 1897–1914 гг., связующие А. А. Дмитриевского и Н. Н. Пальмова // Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. 2015. № 4 (12). С. 211.


[Закрыть] да и вообще имел влияние, так что сын в итоге оказался студентом на особом счету, поэтому ему поручали, например, искать сведения о деятельности архиепископа Смарагда Крыжановского (1796–1863), который тоже когда-то учился в Киевской духовной академии. С этой целью молодой Дмитрев летом 1912 г. ездил в Санкт-Петербург. На фотографии из выпускного альбома он выглядит почти франтом, несмотря на строгость униформы – ухоженные усики, взбитый чуб, уверенный и аристократический взгляд вдаль222222
  Биографический словарь выпускников Киевской духовной академии: 1819–1920‐е гг. С. 447.


[Закрыть].

Возможно, не все преподаватели были убеждены в том, что таланты выпускника академии соответствовали его возможностям. Н. Н. Пальмов писал о событиях июня 1913 г. в КДА:

На сем же заседании выбирали стипендиатов и оставили четырех ввиду того, что никого не оставляли в прошлом году. Вторым вышел Дмитрев, которого командировали в Константинополь. Дмитрева приписали к кафедре Мищенко, хотя Мищенко хотел сплавить Дмитрева ко мне… На вопрос же Дмитрева, чем заняться в Константинополе, Мищенко советовал обратиться к руководству Успенского, а лично от себя порекомендовал обрабатывать сочинение о венчании на царство в Византии и изучить какую-нибудь систему науки церковного права223223
  Сухова Н. Ю. Учитель и ученик: письма 1897–1914 гг., связующие А. А. Дмитриевского и Н. Н. Пальмова. С. 231.


[Закрыть].

Так и произошло – став стипендиатом академии на 1913/1914 учебный год, Дмитрев прибыл в Константинополь (Стамбулом его тогда называли редко) к самому Ф. И. Успенскому (1845–1928), оттуда он выезжал в экспедиции института в Грецию, Малую Азию и Сирию. Главное же, он проработал литературу и источники по византийским коронациям, а по итогам ходатайствовал перед советом академии о командировке в Ватикан для дальнейших исследований по этой теме224224
  Версию, что он мог, помимо научных дел, заниматься в Константинополе и разведывательной деятельностью, нельзя полностью исключать, но на сегодняшний день нет ни прямых, ни косвенных свидетельств в пользу этого. Дмитрев был молод и вряд ли мог себя как-то зарекомендовать перед соответствующим ведомством. См.: Казаров С. С. Указ. соч. С. 12.


[Закрыть]. Война, которая сделала невозможным этот план, вероятно, сначала не казалась слишком долгим препятствием на пути к дальнейшей научной карьере, а пока Дмитрев переехал в Одессу, где занялся преподаванием.

Вообще, все сведения, которые у нас есть, косвенно указывают, конечно, не на богатство, но определенно на достаток семьи Дмитревых. Во время своей поездки в Петербург Александр останавливается в гостинице «Националь» на Гончарной, близко от Московского (тогда Николаевского) вокзала. Летом семья отдыхает на даче в Святошине, под Киевом225225
  Сухова Н. Ю. Учитель и ученик: письма 1897–1914 гг., связующие А. А. Дмитриевского и Н. Н. Пальмова. С. 216, 221.


[Закрыть]. Одна, вероятно младшая, сестра Ольга была учительницей рукоделия в женской гимназии226226
  Справочная и адресная книга г. Киева. Киев, 1916. Ст. 515.


[Закрыть], другая – замужем за преподавателем Киевской духовной семинарии В. Д. Сокольским227227
  Твердой уверенности в этом последнем факте нет, но совпадения данных источников вряд ли случайны: Сухова Н. Ю. Учитель и ученик: письма 1897–1914 гг., связующие А. А. Дмитриевского и Н. Н. Пальмова. С. 216; Справочная и адресная книга г. Киева. Киев, 1916. Ст. 509, 516, 518.


[Закрыть]. Вполне размеренная и уверенная жизнь, с более или менее понятными перспективами, которой вскоре не станет и которую придется спрятать.

Примерно после 1915 г. наступает период в жизни Дмитрева, о котором (по крайней мере сейчас) известно немногое. Возможно, в это время он женился. Возможно, перед революцией или вскоре после умирает отец – он был еще жив в 1916 г.228228
  Справочная и адресная книга г. Киева. Ст. 382–383.


[Закрыть] Дмитрев остается в Одессе, где уже при советской власти станет инструктором Отдела народного образования. О его деятельности и политических взглядах в те годы, когда Одесса недолго побыла советской республикой, а позже повидала и германцев, и петлюровцев, и белых, и интервентов, сказать ничего нельзя, кроме того, что на стороне красных он активно не выступал – иначе непременно писал бы об этом позже. В 1922 г. он возвращается в Киев.

Спасскую улицу тогда еще, правда, не переименовали в Комсомольскую (это произойдет в 1928 г.) и Воскресенскую церковь еще не разрушили (в 1930‐х гг. на ее месте возведут жилой дом), но прежний мир уже рассыпался, несмотря на многочисленные его остатки. Кто из родных выжил и где оказался, неизвестно. В 1923–1924 гг. Дмитрев проходит курсы марксизма-ленинизма при Киевском обкоме профсоюза, но куда-то надежно устроиться (возможно, из‐за происхождения) не может, продолжая работать инструктором в народном образовании229229
  Казаров С. С. Указ. соч. С. 13.


[Закрыть]. Какая-то надежда появляется в конце 1920‐х гг., когда Ф. И. Успенский включил его в состав Византинологической комиссии Украинской академии наук, но Успенский умирает, а Дмитрев не успеет надежно устроиться ни в какую академическую структуру230230
  Там же. С. 13–14.


[Закрыть].

В начале 1930‐х гг. он в Москве, работает в Московском архивном управлении и исторической библиотеке, занимается сбором материалов для находившейся тогда под шефством М. Горького серии об истории фабрик и заводов231231
  См.: Бранденбергер Д. Кризис сталинского агитпропа. Пропаганда, политпросвещение и террор в СССР, 1927–1941. М., 2017. С. 76 сл.


[Закрыть], и это в общем было явно не то, чем он бы хотел заниматься и далее. Тем не менее с 1929 г. начинается и кое-что новое в его жизни – он начинает сотрудничать с издательствами «Безбожник» и «Атеист», для которых в течение последующего десятилетия подготовит серию брошюр.

Борьба с религией в советский период была поставлена широко, но на раннем этапе, как и во всех остальных сферах, квалифицированных специалистов катастрофически не хватало. Первоначально проблема решалась за счет переводов и переизданий книг зарубежных авторов, которые можно было использовать в своих целях, – то, что Ленин в типичной для него манере сведения человека к типажу назвал «„союзом“ с Древсами»232232
  Ленин В. И. О значении воинствующего материализма // Ленин В. И. Полн. собр. соч. М., 1970. Т. 45. С. 28. Артур Древс (1865–1935) – немецкий философ и автор сочинения «Миф о Христе» (1909), в котором отрицалась историчность личности Иисуса. Сам Древс при этом вовсе не был атеистом, увлекаясь идеей разработки новой религии.


[Закрыть]. Но необходимость в производстве собственной интеллектуальной продукции это не отменяло, особенно по мере нарастания критического отношения к буржуазной науке233233
  Метель О. В. Проблема происхождения религии в советской историографии 1920–30‐х гг. // Журнал Белорусского государственного университета. История. 2017. № 4. С. 30.


[Закрыть]. История же раннего христианства, без которой полноценная критика религии была невозможной, относилась к области Античности и требовала знания греческого и латыни для адекватного чтения источников, а также основных европейских языков для знакомства с современным состоянием исследований по теме.

Так советской пропаганде понадобились люди с классическим образованием. Возможно, в это время Дмитрев знакомится с А. Б. Рановичем, который был редактором в «Безбожнике» (хотя нельзя исключать и какого-то более раннего знакомства в Киеве, откуда Ранович переехал в Москву в 1929 г.)234234
  Абрам Борисович Ранович: документы и материалы. С. 8.


[Закрыть]. И это тоже интересный факт, потому что Ранович – пример безусловной удачи в научной карьере того периода, при этом его путь типологически сходен с путем Дмитрева. До революции никто бы и не подумал, что у этих людей есть что-то общее, но теперь акценты сместились. Ранович (до революции – Рабинович), обучавшийся в хедере и из‐за еврейского происхождения не сразу поступивший в Киевский университет, тоже хорошо знал древние языки (включая, само собой, древнееврейский), и его вхождение в советскую науку также началось с базы, заложенной антирелигиозными брошюрами, которые они писали с Дмитревым в одни и те же годы.

Рецепт создания таких работ был прост: в качестве темы брался тот или иной религиозный персонаж или сюжет, чаще всего выбирались Иисус Христос, Мария, святые, пророки, религиозные праздники235235
  Румянцев Н. Сошествие святого духа на апостолов // Атеист. 1926. № 5. С. 32–38; Он же. Пророк Илия // Атеист. 1928. № 28–29. С. 1–61.


[Закрыть]. Далее показывались их исторические корни, их изначальное значение, что должно было развеять ореол святости вокруг рассматриваемого явления; затем рассматривалась эволюция, суть которой всегда сводилась к тому, что священники, прикрывая флером морального авторитета примитивизм начальных обрядов и идей, приспосабливали их к нуждам эксплуатации высшими классами низших. Могло варьироваться соотношение основных составляющих этого рассказа, быть более или несколько менее резким стиль высказываний, богаче или беднее библиография, но основная схема оставалась стандартной, и по ней писало в те годы достаточное количество авторов.

Отличались ли Ранович и Дмитрев от этого большинства? Да, но не принципиально – прежде всего уже упомянутой большей ученостью, возможностью апеллировать не только к основным сочинениям, но и к более частным источникам или исследованиям. Но ученость – еще не наука. Если говорить кратко, то научным можно называть то исследование, которое обладает проверяемыми аппаратом и методикой, рассматривает существенную проблему, отличается непредвзятостью и стремлением к получению новой информации. Желателен, но совсем не принципиален и академический стиль. Использование источников и литературы, научная аргументация – это, при всех оговорках (о них ниже), мы можем наблюдать в упомянутых брошюрах; с некоторым колебанием можно признать и то, что многие поднимаемые в них вопросы были действительно актуальными научными проблемами. Но ни непредвзятости, ни попытки получить новое знание здесь нельзя увидеть даже при всем желании. Читателей работ тех лет чаще всего смущает (или даже возмущает) бойкий пропагандистский стиль, но это лишь поверхностное проявление отсутствия настоящей научности в содержании самих работ.

Дмитрев писал о личности девы Марии, об историчности Христа, также о неприглядной роли русской церкви в истории страны. Содержательно это – воспроизведение традиций «мифологической школы» (при всей условности данного термина), смысл основного тезиса которой можно передать следующей дмитревской цитатой: «никакой девы Марии в действительности не было, а ее образ есть продукт синкретизирующей волны, влившейся в первоначальное христианство из общего потока языческих мифов и культов»236236
  Дмитрев А. Личность девы Марии в свете археологии. М., 1931. С. 4.


[Закрыть]. Вместо девы Марии можно было подставлять любых других евангельских персонажей, снабжая это разной степени ироничности высказываниями о роли и деятельности церкви. Этот тезис Дмитрев иллюстрирует подбором археологических данных.

Уже в этих ранних брошюрах обращает на себя внимание несколько черт. Прежде всего, их автор действительно хорошо ориентируется в научной литературе по теме, а таковая в тот период – исключительно либо зарубежная, либо русская дореволюционная; правда, заметную ее долю составляют работы конца XIX в. Это были уже несколько устаревшие ко времени написания брошюр исследования, но тут играло роль как то, что он мог читать их еще в годы обучения в Киевской духовной академии, так и то, что тогда новая научная литература из‐за рубежа в Советский Союз поступала в мизерном количестве.

Во-вторых, заметна неустойчивость стиля. Часть текста написана в нарочито упрощенной манере, иногда с публицистическими апелляциями к читательской психологии, другая же – близко к академической237237
  Ср.: «Кто не искал скорой помощи и заступления от тисков капиталистического режима у „милосердной ходатайницы и заступницы“ за род христианский?» (Дмитрев А. Личность девы Марии в свете археологии. С. 4) и «Археологические памятники раннего христианства свидетельствуют, напротив, о весьма большом знакомстве первых прозелитов христианства со всеми видами изобразительных искусств, и некоторые, даже самые ранние, композиции, находимые в катакомбах, по тонкости и уменью их технической передачи ни в чем не уступают, например, помпеянским фрескам и говорят о большом знании христианскими художниками эллинистических основ стиля и приемов творчества» (С. 13–14).


[Закрыть]. Современных читателей Дмитрева больше задевает именно его неуклюжая манера насмешек над религией и неуместный социалистический оптимизм, но стоит отметить, что они, видимо, давались с большим трудом и самому автору.

В-третьих, Дмитрев оказывается неаккуратен в полемике даже в таком жанре, который дает фактический карт-бланш для того, чтобы разгромить оппонента. Но как только ему встречается более или менее сильный довод, он уклоняется от разговора по существу238238
  Там же. С. 30: «Правда, защитники церковных традиций говорят, что такое изумительное сродство изображений христианской богородицы с дохристианскими якобы нарочито поощрялось отцами и учителями церкви как своего рода „полемическое противоположение“ изображению идолов древности. Это – остроумное предположение. Но несомненно, что для церкви было бы в тысячу раз приятнее, чтобы начальная пора ее возникновения не оставляла вовсе таких следов „полемического противоположения“».


[Закрыть].

Наконец, последнее, что можно здесь увидеть, – неразборчивость и широта аргументации Дмитрева. Он может менять точку зрения в зависимости от того, что ему нужно доказать в данный момент: если ему нужно указать на то, что аутентичных портретов девы Марии не могло быть в принципе, то он замечает, что легенда о Луке, написавшем первый портрет девы Марии, неверна, ибо Лука, как еврей, не имел навыков живописца239239
  Там же. С. 10.


[Закрыть]; если же он хочет показать, что портреты Иисуса непременно сохранились бы, будь тот историческим персонажем, то вспоминает, что запрет на написание портретов не всегда выполнялся строго240240
  Дмитрев А. Вопрос об историчности христа в свете археологии. Изд. II, доп. М., 1930. С. 4. В довоенный период, исходя из логики борьбы с религией, советская литература писала «бог», «христос» и «библия» исключительно со строчной буквы.


[Закрыть]. Широту аргументации лучше всего иллюстрирует стремление Дмитрева объяснять все сходные обряды в мировых культурах одной и той же религиозной основой; желая показать, что образ рыбы у ранних христиан является в сущности языческим, он пишет: «чудесная рыба, принимающая иногда вид дельфина, становится спасителем людей уже в религиозных мифах древних индусов»241241
  Там же. С. 28.


[Закрыть]. Вряд ли Дмитрев не мог ничего знать о том, что и сам метод пережитков, и его расширительное применение ко всем странам и народам уже заслужили весомую критику как раз в начале XX в., когда он получал образование. Это говорит о том, что применение архаических научных методов в популярных работах было для него отчасти вынужденным в силу отсутствия возможности использовать другие, отчасти сознательным выбором – поскольку устаревшей методикой гораздо легче манипулировать.

Нет ничего удивительного в том, что все эти черты остаются неизменными и при написании по сути таких же брошюр, посвященных истории русской православной церкви или народным движениям на Украине. Трактовку Дмитревым церковной истории специалисты оценивают как радикальный вариант концепции М. Н. Покровского242242
  Винокуров Д. А. К вопросу о механизмах восприятия истории русской церкви в работах историков «Школы М. Н. Покровского» (Иосиф Волоцкий в исследованиях 1920–1930‐х гг.) // Вестник Волжского университета им. В. Н. Татищева. 2011. № 7. С. 165. Там же отмечен и пример прямой фальсификации исторического факта Дмитревым. О «школе Покровского» в рамках темы раскола см.: Балалыкин Д. А. Русский религиозный раскол в контексте церковно-государственных отношений второй половины XVII в. в отечественной историографии: автореф. дис. … д-ра ист. наук. М., 2007. С. 25–26.


[Закрыть], и в общем то же самое можно сказать и о серии брошюр с названиями «Колиивщина», «Хмельничина» и «Гайдамачина» (все вышли в 1934 г.). Но мне интересно отметить, что и тут Античность «не отпускает» Дмитрева, он любит начинать с истоков событий, и первые примеры, что приходят ему на ум, – это Римская империя243243
  Дмитрев А. Кровавый навет и христианская церковь. М., 1932. С. 3.


[Закрыть]. А в одной из последних популяризаторских работ упоминается о «могучих восстаниях рабов и крестьян»244244
  Дмитрев А. Инквизиция в России. М., 1937. С. 4.


[Закрыть] – автора уже увлекает тема народных движений в поздней Античности.

Обращению к новой теме, хотя и несколькими нитями связанной со всеми старыми, способствовал, видимо, не только личный интерес (ведь между высказыванием Сталина о «революции рабов» в 1933 г., которое открыло путь исследованиям на эту тему, и вниманием Дмитрева к ней прошло не менее трех лет), но и исчерпание возможностей эксплуатации остальных тем. История русской церкви была уже изложена Н. М. Никольским, а нарастающая волна критицизма по отношению к исследованиям в духе Покровского, которая в конце 1930‐х гг. оформится в настоящую кампанию, делала нежелательными дальнейшие сочинения на темы народных движений в отечественной истории. История же иудаизма и раннего христианства была практически монополизирована Рановичем, который в 1937 г. уже стал доктором наук.

Дмитрев, не имевший ученых степеней ни дореволюционных, ни новых, решает наконец посвятить жизнь научной деятельности, преподаванию и в 1936 г. уезжает на должность доцента в Сталинградский индустриально-педагогический институт, где наблюдался настоящий кадровый голод245245
  Белицкая М. А. Формирование профессорско-преподавательского состава в вузах Нижнего Поволжья в 1930‐е годы // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. 2015. № 8 (103). С. 186.


[Закрыть] и в котором он станет заведующим недавно созданной кафедрой истории Древнего мира и Средних веков246246
  Казаров С. С. Указ. соч. С. 46. Уместно предположить, что в Сталинград Дмитрев поехал не за рублем, а за жилплощадью.


[Закрыть]. Тема, которую он выбрал для главного приложения своих усилий, была, если разобраться, тоже в сущности популяризаторской. Римская империя состояла из большого числа регионов с собственной историей и культурными традициями, с различными социальными и политическими проблемами, и заниматься историей народных движений на всей ее территории на трех континентах на протяжении трех-четырех веков, создать из этого некое единое повествование – задача либо для гения, либо для поверхностного обозревателя.

До войны Дмитрев успел выпустить две статьи по теме – одну о багаудах, опубликованную в «Вестнике древней истории» в 1940 г. с помощью того же Рановича, другую – о восстании Бар-Кохбы, которая вышла уже в 1941 г. во втором томе ученых записок сталинградского вуза, – последнюю работу обнаружить до сих пор не удалось. А дальше пришли новые лишения. Институт был эвакуирован из Сталинграда в 1942 г., но в спешке семья Дмитрева потеряла практически все имущество, включая библиотеку и часть материалов, собранных для диссертации247247
  Там же; Абрам Борисович Ранович: документы и материалы. С. 43 (Письмо А. Д. Дмитрева А. Б. Рановичу от 9 мая 1946 г.).


[Закрыть]. Сам Дмитрев оказался в Бугуруслане, позднее работал в Саратове, в Нальчике и уже в самом конце войны – в Ростове-на-Дону.

Конечно, военное время было тяжелым и для эвакуированных научных работников, тем не менее оно предоставляло возможности обойтись меньшей волокитой; в Саратове был в эвакуации Ленинградский государственный университет, и в ноябре 1943 г. Дмитрев защитил там кандидатскую диссертацию. Как писал он Рановичу после войны, когда начинал работать над докторской: «Главу „Багауды“ я представлял в 1943 г. в качестве кандидатской диссертации в Ленинградский университет и защитил ее»248248
  Абрам Борисович Ранович: документы и материалы. С. 43 (Письмо А. Д. Дмитрева А. Б. Рановичу …).


[Закрыть]. Видимо, это был расширенный вариант уже опубликованной в «Вестнике древней истории» статьи249249
  Диссертация называлась «Багауды (к истории революционного движения в римской Галлии)». С. С. Казаров, конечно, путает ее со статьей о буколах, утверждая, что она была опубликована в ВДИ «впоследствии» (Казаров С. С. Указ. соч. С. 47).


[Закрыть].

В 1946 г. Дмитрев советуется (как минимум по переписке) с Рановичем относительно написания и защиты докторской диссертации – он просил именно Рановича быть его «консультантом и руководителем»250250
  Абрам Борисович Ранович: документы и материалы. С. 44.


[Закрыть] – и в том же году переезжает на запад Украины, в Черновицкий университет. Смерть Рановича не прервала его планы, в Черновцах, пользуясь поддержкой руководства, отпускавшего его в командировки для научной работы, он заканчивает докторскую, которую защищает в Ленинграде в 1950 г., – «Социальные движения в Римской империи в связи с вторжением варваров». И уже в следующем году он переходит в Ростовский университет, в котором и проработает последнее десятилетие своей преподавательской карьеры.

Нужно сказать, переводы Дмитрева, отчасти вынужденные (особенно во время войны), отчасти сознательно им инициированные (или отмененные251251
  С. С. Казаров обнаружил свидетельство того, что в 1953 г. Дмитрев чуть было не перешел в Одесский университет: Казаров С. С. Указ. соч. С. 77–78.


[Закрыть]), несколько напоминают обычную профессорскую ротацию в американских университетах. Поиск наиболее подходящих условий и смена ради них места работы (видимо, в Ростов Дмитрев уехал потому, что ему разрешили там открыть аспирантуру) – это вполне легитимный способ выстраивания научной карьеры, тем более что Дмитрев добился в науке более или менее надежных позиций поздно, к шестидесяти годам, и легко представить, как хотелось ему использовать эти позиции по максимуму. Но для Советского Союза такая географическая мобильность, особенно во второй части жизни, – скорее признак неустроенности. Что, впрочем, не отменяет автоматически возможности научного успеха.

Итак, как же дело обстояло с научными достижениями? Работы по избранной теме выходили у Дмитрева в течение шестнадцати лет, с 1940 по 1956 г., но сама группировка тем, основная идея и основные подходы были разработаны им за гораздо более короткий отрезок времени – фактически, видимо, еще до войны, после отъезда в Сталинград. Об этом свидетельствуют его письма к Рановичу. В одном из них, без даты, но скорее всего написанном между 1939 и началом 1941 г., Дмитрев сообщает, что у него есть две статьи для «Вестника древней истории» – о движении буколов и о восстании Бар-Кохбы252252
  Абрам Борисович Ранович: документы и материалы. С. 41 (Письмо А. Д. Дмитрева А. Б. Рановичу [без даты]).


[Закрыть]. Ранович заинтересовался буколами; хотя сама статья выйдет только в 1946 г.253253
  Дмитрев А. Д. Буколы (из истории аграрного движения в Римском Египте) // ВДИ. 1946. № 4. С. 92–100.


[Закрыть], но вполне вероятно, что она была одобрена редакцией журнала еще до войны (вторую, как было написано выше, Дмитрев опубликовал в сталинградском издании). В другом письме, уже от 1946 г., Дмитрев перечисляет Рановичу основные сюжеты, которые будут освещаться в его докторской диссертации, – это фактически предварительный ее план, пока без структуры, – и становится понятно, что все темы для его статей к тому времени уже были готовы254254
  Абрам Борисович Ранович: документы и материалы. С. 45. Позволю себе предположить, что основная часть этой работы была сделана до войны. Безусловно, советские ученые в эвакуации писали диссертации и научные труды, но в случае с Дмитревым, лишенным литературы, черновиков и вынужденным четырежды переехать за три года, в это сложно поверить. Точно так же в 1944 г. в Нальчике Дмитрев делает доклад о сикариях – материалы могли быть проработаны только до эвакуации: Муратова Е. Г., Ортанова Ю. А. Вузовское историческое образование в Кабардино-Балкарии: начальный этап становления (1934–1953) // Кавказология. 2017. № 3. С. 102.


[Закрыть]. Таким образом, главный замысел сформировался в 1936–1941 гг., и это косвенно подтверждается и стилистикой работ Дмитрева (о которой чуть ниже) – она вполне родственна стилю книг и статей середины 1930‐х гг.

В статьях Дмитрева, опубликованных по теме, можно увидеть все те элементы его инструментария, который он приобрел в течение своей карьеры. Это и выбор актуальной темы (в свете сталинских высказываний о позднем Риме это была фактически единственная «злободневная» тема во всей древней истории), и популяризаторская широта при ее освещении, а также систематическое использование церковных источников, знание которых, видимо, настолько надежно сидело в памяти автора, что он мог соотносить даже косвенные сведения из них с конкретными событиями в разных частях Римской империи. И еще одна черта, которую трудно рационально обосновать при анализе статей Дмитрева, – ощущение энергии, которую он вложил в разработку темы, сознательных и значительных усилий с его стороны.

Но что принесли эти усилия? Да, основная часть статей Дмитрева по народно-освободительным движениям поздней Античности (восемь из девяти) вышла в «Вестнике древней истории» (шесть) и возрожденном «Византийском временнике» (две) – вполне достаточно, чтобы привлечь внимание не только отечественных, но и зарубежных коллег и даже чтобы спустя много лет назвать его достижения классикой отечественной исторической науки255255
  Боднарюк Б. Життя i наукова дiяльнiсть iсторика-вiзантинiста Олександра Дмитрєва // Питання стародавньої та середньовiчної iсторiї, археологiї й етнологiї (Збiрник наукових праць). Чернiвцi; Вижниця. 2010. № 2 (30). С 12. С другой стороны, когда для того, чтобы указать на какую-либо точку зрения, вспоминают именно данного автора, – это, наверное, один из признаков классика. См.: Van Hooff A. J. L. Ancient Robbers: Reflections Behind the Facts // Ancient Society. Vol. 19. 1988. P. 105.


[Закрыть]. Однако при этом монография по итогам докторской диссертации, которую Дмитрев писал много лет, так и не вышла, и, судя по активности Дмитрева, совершенно не похоже, чтобы причина была в том, что он не мог закончить текст. Ни в Москву, ни в Ленинград Дмитрев устроиться на работу не смог – конечно, этот вариант перевода его бы вполне устроил256256
  Абрам Борисович Ранович: документы и материалы. С. 41.


[Закрыть]. Наконец, последние шесть лет жизни без крупных публикаций – это тоже свидетельствует о весьма ограниченном успехе в науке.

Можно сказать, что научная активность Дмитрева упирается в потолок (который нынче модно называть «стеклянным») и к середине 1950‐х гг. никакого движения уже не происходит. Почему? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно обратиться к особенностям построения авторской концепции.

Прежде всего – снова несколько слов о стиле, как в смысле языка, так и в смысле стиля построения повествования. Бросающаяся в глаза читателю характеристика – сгущение красок, если продолжать образный ряд, то в основном красной и черной. Римская империя в изображении Дмитрева – террористический режим257257
  Дмитрев А. Д. Падение Дакии (к вопросу о связи освободительных движений в Римской империи с вторжениями варваров) // ВДИ. 1949. № 1. С. 83, 85; Он же. Движение latrones как одна из форм классовой борьбы в Римской империи // ВДИ. 1951. № 4. С. 63.


[Закрыть], призванный силой оружия утверждать власть римлян над завоеванными народами; понятие «римский мир» вызывает у автора сарказм – для него это не более чем пропагандистская конструкция, слабо прикрывающая неприглядную реальность, в которой упомянутым «миром» и благополучием наслаждались только римляне и пошедшие на сделку с ними этнические элиты, в то время как основная масса покоренных стран и народов жестоко эксплуатировалась и каралась за попытки добиться свободы258258
  Дмитрев А. Д. Буколы (из истории аграрного движения в Римском Египте). С. 100.


[Закрыть]. Поэтому фактически историк не видит периода спокойствия между созданием империи и ее кризисом, народное недовольство в провинциях не затухало никогда, местные жители, особенно в окраинных и приграничных провинциях (Иудея, Египет, дунайские провинции, Галлия, Африка), не мыслили себя римлянами и не забывали мечту о независимости, об общинных порядках259259
  Дмитрев А. Д. Падение Дакии (к вопросу о связи освободительных движений в Римской империи с вторжениями варваров). С. 79; Он же. Народные движения в восточноримских провинциях в период дунайских войн III в. (236–278 гг.) // Византийский временник. Т. VIII. М.; Л., 1956. С. 106.


[Закрыть]. Если они не могли организовать крупные восстания против римской власти, то уходили в разбойники (latrones). Положение низших классов в провинциях было настолько плохим260260
  Дмитрев А. Д. К вопросу об агонистиках и циркумцеллионах // ВДИ. 1948. № 3. С. 71.


[Закрыть], что они жили не лучше, а хуже варваров по другую сторону границы, и когда варвары вторгались на территорию империи, угнетенные всемерно их поддерживали261261
  Само собой, что это повторение риторически заостренного тезиса Энгельса, впрочем общераспространенное в советской историографии не только в сталинский период (о попытках его оспорить см. Ч. 2. Гл. 2). По поводу всех этих выкладок еще В. Л. Вестерман заметил, что варвары могли опасаться рабских движений ничуть не меньше римлян: Westermann W. L. The Slave Systems of Greek and Roman Antiquity. Philadelphia, 1955. P. 138.


[Закрыть]. Гнев местных и ярость варваров были направлены в основном на имущие классы262262
  Дмитрев А. Д. Восстание вестготов на Дунае и революция рабов // ВДИ. 1950. № 1. С. 74; Он же. Движение скамаров // Византийский временник. Т. V. М., 1952. С. 12.


[Закрыть]. Христианство не играло в этом процессе самостоятельной исторической роли, поскольку было расколото по социальному признаку: религия для элит проповедовала послушание и государственный порядок, народное же христианство радикализировалось, выражая мечты масс о справедливом устройстве общества263263
  Дмитрев А. Д. Народные движения в восточноримских провинциях в период дунайских войн… С. 107–108.


[Закрыть].

Массы у Дмитрева полны социальной ненависти, наиболее непокорные из них не подчиняются властям никогда и поэтому уходят в партизаны264264
  Дмитрев А. Д. Движение багаудов // ВДИ. 1940. № 3–4. С. 111.


[Закрыть], причем это противостояние длится в течение жизни целых поколений, отдельные восстания в регионах сплетаются автором в последовательные цепочки, которые в итоге сольются в огромное движение, исчерпавшее военные ресурсы империи265265
  Тем не менее попытка трактовать движение Матерна как увертюру к выступлению багаудов впечатлила Э. Томпсона. Впрочем, есть сомнения, что он читал оригинальную статью: Thompson E. A. Peasant Revolts in Late Roman Gaul and Spain // Past and Present. Vol. 2. 1952. № 2. P. 21, n. 10.


[Закрыть].

Конечно, в этой версии истории льется кровь и кипит борьба. Отсюда в его сюжетах о массовых движениях очень много пафоса при описании движения в буквальном смысле слова: «рабы и колоны массами снимались с мест и бежали, куда глаза глядят»266266
  Дмитрев А. Д. Движение багаудов. С. 102.


[Закрыть], «неустрашимые отряды берберийских всадников неуловимо проскальзывали…»267267
  Дмитрев А. Д. К вопросу об агонистиках и циркумцеллионах. С. 72.


[Закрыть]. Прекрасно чувствуя, что рабы-революционеры в те годы воспринимались как прообраз пролетарских бойцов, автор добавляет иногда штрихи, которые должны обыграть эту тенденцию268268
  «У могил своих братьев по классу, погибших за дело свободы, они часто собирались и устраивали поминки (convivia), против которых так вооружался Августин, изображая их в виде каких-то пьяных и развратных оргий» (Там же. С. 74).


[Закрыть]. Не имея достаточных данных, чтобы показать все это с помощью если не цифр, то какой-то определенности, Дмитрев собирает выдержки из легендарных рассказов или из беллетристики тех лет269269
  Рассказ о жизни разбойников в Дельте ведется по Гелиодору и Ахиллу Татию: Дмитрев А. Д. Буколы (из истории аграрного движения в Римском Египте). С. 95–98.


[Закрыть] и обильно использует литературные штампы для создания общего впечатления: «смертный бой», «жестокий кризис», «страшная эпидемия чумы»270270
  Дмитрев А. Д. Движение багаудов. С. 102.


[Закрыть]; восстания подавляются римлянами со «свирепой беспощадностью»271271
  Там же. С. 104; также римский режим – «свирепый»: Дмитрев А. Д. К вопросу об агонистиках и циркумцеллионах. С. 71; Он же. Восстание вестготов на Дунае… С. 69; Он же. Движение latrones как одна из форм классовой борьбы в Римской империи. С. 62.


[Закрыть]; местные народы чувствуют «буйную и неоформленную ненависть к римским колонизаторам»272272
  Дмитрев А. Д. К вопросу об агонистиках и циркумцеллионах. С. 69.


[Закрыть]. В его научных статьях безо всякого стеснения живут слова «ужасный»273273
  Дмитрев А. Д. Восстание вестготов на Дунае… С. 70.


[Закрыть] и «страшный»274274
  Дмитрев А. Д. Движение багаудов. С. 104; Он же. Народные движения в восточноримских провинциях в период дунайских войн… С. 125.


[Закрыть].

Этот парад штампованных эпитетов сопровождается специфическим обращением с источниками.

Некоторые из употребляемых Дмитревым приемов сложно охарактеризовать иначе как манипуляции. Например, он возвышает легендарные сведения до уровня исторического факта, но при этом, ссылаясь на легендарность, предлагает скорректированную версию легенды – не подтвержденную другими источниками, а выстроенную самостоятельно275275
  Один из самых ярких примеров: история о «христианском легионе». Отвергая то, что фиванский легион отказался подавлять восстание багаудов из‐за своей веры, Дмитрев предполагает, что солдаты сделали это из чувства классовой солидарности (Дмитрев А. Д. Движение багаудов. С. 109).


[Закрыть]. Варианты того же приема: может отвергаться часть сведений, которая не нравится историку276276
  Дмитрев верит Геродиану, что Матерн был лидером большого отряда восставших, но не верит, что тот отправился в Рим лично убивать Коммода – ведь это снижало образ революционера до обычного авантюриста (Там же. С. 103–104).


[Закрыть]; либо вообще провозглашаться версия, обратная той, что дана в источниках277277
  Максимиан не мог отвратить от восстания часть его сторонников, устроив раздачи продовольствия. Контраргументация Дмитрева в этом вопросе сводится к обороту «на самом деле» (Там же. С. 110). Ворота Филиппополя готам открыл не начальник гарнизона, а восставшее население (Дмитрев А. Д. Народные движения в восточноримских провинциях в период дунайских войн… С. 114).


[Закрыть].

Фактически манипуляцией, но более тонкой является и использование приема неправомерных обобщений, основанных на внешнем (фактически присвоенном) явлению признаке. Римляне, описывая различные противоправные выступления на территории империи, использовали термин latrones (разбойники), Дмитрев же на этом основании начинает говорить о «движении latrones», переводя технический термин в социальную плоскость и тем самым придавая разнообразным проявлениям социальных беспорядков единую основу и один смысл278278
  Дмитрев А. Д. Движение latrones как одна из форм классовой борьбы в Римской империи. С. 61–72. Критика дмитревской этимологии самого термина, стремящейся возвести его к значению слова «раб», заимствованному из греческого: Коцевалов А. Античное рабство и революции рабов в советской исторической литературе. Мюнхен, 1956. С. 8–9. Обратим внимание, что Дмитрев в своей этимологии опирается на работу М. С. Куторги (1809–1886), то есть, опять же, эксплуатирует те знания, что были получены им еще до революции.


[Закрыть].

Иногда исследователь просто игнорирует невыгодные сведения, как в случае с его упорным желанием доказать, что агонистики и циркумцеллионы – это различные категории, основываясь на спорной трактовке единственного отрывка из Августина и более поздних примерах словоупотребления279279
  Дмитрев А. Д. К вопросу об агонистиках и циркумцеллионах. С. 67. Похожий случай – когда в рассказе о потерях римлян в борьбе с населением дунайских провинций не переводится на русский та часть надписи, в которой указано, что примипил погиб, сражаясь с карпами (Он же. Падение Дакии… С. 84).


[Закрыть]. При этом более широкий контекст трудов Августина в рассмотрение не принимается. Конечно, Августин написал очень много, но трудно поверить в то, что Дмитрев, учитывая его образование и проявляемое им знание даже второстепенных раннехристианских сочинений, настолько слабо ориентировался в трудах гиппонского епископа. Скорее следует принять версию Н. А. Машкина, на которую тот намекает в своем критическом отзыве на статью Дмитрева: увидев в старом словаре возможность для разведения этих понятий, тот использовал ее для того, чтобы нарисовать образ агонистиков-революционеров, очищенный от неприятного в советское время религиозного бэкграунда280280
  Машкин Н. А. К вопросу о революционном движении рабов и колонов в Римской Африке // ВДИ. 1949. № 4. С. 57–61. Также критика этого разделения: Коцевалов А. С. Античное рабство и революции рабов в советской исторической литературе. С. 32–33; Gacic P. Classes et luttes sociales, d’après les historiens soviétiques // Annales. Histoire, Sciences Sociales. A. 12. 1957. No. 4. P. 660, n. 4.


[Закрыть].

Наконец, можно увидеть и следы поспешности в том, как была построена авторская концепция народных движений на территории Римской империи: иногда сам рассказ о событиях может противоречить предлагаемой читателю трактовке. Во время антирабовладельческого восстания, поднятого вестготами в 376 г., восставшие сами захватывают рабов – да, конечно, Дмитрев делает совершенно фантастическую оговорку, что так вестготы обращались только с богатыми и знатными, но что она, в сущности, меняет, даже если ее принять?281281
  Дмитрев А. Д. Восстание вестготов на Дунае и революция рабов. С. 72, 74–75. Похожий пример: восстание Буллы пользуется широкой поддержкой населения, но сходит на нет, как только его захватывают (Он же. Движение latrones… С. 70).


[Закрыть]

Все эти аспекты дмитревских построений, которые нередко комментаторы определяют как вполне типичные для той эпохи, тем не менее бросались в глаза уже тогда. С одной стороны, Дмитрев делал все то же, что позволяли себе и другие историки, с другой – его манипуляции столь концентрированы, а стиль столь вызывающ, что его работы можно определить как радикальный вариант исторического письма 1930‐х гг., на который решались как раз немногие из авторов, публиковавшихся в таких изданиях, как «Вестник древней истории».

Тогда почему его там стабильно печатали с 1940 до 1951 г.? Знакомство с Рановичем не объяснение, ведь три из шести публикаций в «Вестнике древней истории» вышли уже после смерти Абрама Борисовича282282
  Строго говоря, даже четыре – но статья об агонистиках и циркумцеллионах вышла в 3-м номере за 1948 г., в котором Ранович указан в траурной рамке как член редколлегии. Это позволяет говорить о том, что Ранович до своей смерти 29 мая 1948 г. успел поработать не только с материалами второго, но и с частью материалов третьего номера. После смерти Рановича и вскоре за ней последовавшей смерти А. В. Мишулина постоянную работу редакции в значительной мере определял С. Л. Утченко.


[Закрыть]; тем более что они не были большими друзьями, а в письмах Дмитрев обращается к Рановичу скорее как к старшему товарищу, если и не заискивая перед ним, то ища его поддержки. Сам же Ранович, при всех особенностях его творчества (стремление к убедительным обобщениям при некотором презрении к подробностям – черта, относительно роднящая его с Дмитревым), был куда более аккуратен в обращении с источниками, а кроме того, всегда тщательно исполнял свои редакторские обязанности. Если он считал нужным, то всегда мог вернуть статью на доработку, а то и вовсе отказать в публикации. В сохранившемся наброске довоенного письма Дмитреву он прямо предупреждает того, что читатель у журнала требовательный, следовательно, Ранович сразу испытывал некоторые сомнения в Дмитреве как подходящем авторе283283
  Абрам Борисович Ранович: документы и материалы. С. 42. Сохранился набросок этого письма на обороте письма Дмитрева, которое издатели предположительно датируют 1940 г. или началом 1941 г. Но именно высказанное Рановичем сомнение заставляет меня думать, что письмо может датироваться 1938 г. или, вероятнее, 1939 г. Ведь если в 1940 г. у Дмитрева уже состоялась первая публикация в «Вестнике древней истории», то на этом фоне высказанные Рановичем сомнения звучали бы запоздало. Затруднение заключается в том, что в переписке речь идет о статьях про восстание буколов и Бар-Кохбы, а опубликована в 1940 г. была лишь статья о багаудах. Но вполне допустимо предположить, что около 1939 г. Рановича не устроило ни освещение буколов, ни Бар-Кохбы, и он отказался от обеих статей, но принял к публикации третью, о багаудах. Статью о Бар-Кохбе Дмитрев после этого опубликовал в Сталинграде, а статья о буколах, видимо отредактированная, была напечатана в «ВДИ» в 1946 г. Если мое предположение верно, то это укрепляет версию о том, что основная часть труда была создана очень рано, в Сталинграде, почти или вовсе без поездок в крупные библиотеки.


[Закрыть]. Никакой линии редакции на то, чтобы все статьи в ней были написаны в подобной «пролетарской» стилистике, увидеть нельзя, кроме Дмитрева подобных публикаций было немного284284
  Относительно похожа на Дмитрева по направленности статья К. Ф. Штепы, вышедшая в одном номере с его первой публикацией в «Вестнике древней истории», но она принципиально отличается по стилю, включая и более осторожную формулировку выводов: Штепа К. Ф. Восстания Стоцы (536–546 гг. н. э.) (К истории революционных движений в Римской Африке) // ВДИ. 1940. № 3–4. С. 115–130 (особенно С. 129–130). Можно также сказать, что Ранович скорее способствовал радикализации взглядов Дмитрева, чем препятствовал ей: он посоветовал Дмитреву назвать докторскую диссертацию «Революция рабов и вторжения варваров в Римскую империю» (но – возможно, по совету ленинградцев – Дмитрев отказался от этого названия) (Абрам Борисович Ранович: документы и материалы. С. 44).


[Закрыть].

Ответ, возможно, кроется в том, что Дмитрев был единственным автором, чьи работы практически идеально соответствовали ленинско-сталинскому (весьма упрощенному) видению позднеантичной истории, в то время как остальным приходилось, например, просто добавлять к фактологии общеизвестные цитаты285285
  Голубцова Н. И. Италия в начале V века и вторжение Алариха в Рим // ВДИ. 1949. № 4. С. 62–74.


[Закрыть]. Постоянные восстания, о которых говорил Ленин, и все то, о чем говорил Сталин: рыхлая Римская империя, варвары и рабы, «с грохотом» опрокидывающие Рим, ликвидация рабовладения, – все эти черты у Дмитрева отражены так, что, читая его, журнал нельзя обвинить в недостаточной боевитости или идейности. Там, где другие предпочитали обтекаемые формулировки о движениях рабов и колонов, об их общем фронте с городскими низами и варварами, Дмитрев рубил напрямую, и это именно он довел начальный концепт до связной исторической концепции «перманентной революции рабов»286286
  Kazhdan A. Soviet Studies on Medieval Western Europe: A Brief Survey // Speculum. Vol. 57. № 1. 1982. P. 14.


[Закрыть]. То, что он при этом пожертвовал львиной долей научности, можно было списать со счетов, особенно в период идеологических кампаний позднего сталинизма. Фактически Дмитрев, вряд ли сам это понимая, оказался важным противовесом, который делал возможным существование более академической науки на его фоне.