Текст книги "Песок вечности"

– Я тебя тоже вижу, – сказал он, задрав голову. – Отлично. Теперь слушай внимательно. Осмотрись еще раз, только осторожно. Проверь, что у тебя под ногами, потом – что по бокам. Постарайся найти надежную опору для ног и посмотри, где край площадки, на которой находишься. Делай.

Аня выполнила указания Макса.

– Я определилась, Макс. У меня есть небольшая площадка, и я смогу упереться.

– В смысле, упереться ногами и спиной, а не рукой? – уточнил Макс.

– Да. Я понимаю, что одной рукой мне тебя не вытянуть, но репшнур закреплен надежно, так что буду тянуть двумя руками.

– Умничка! Хорошо. Соберись, но не напрягайся, ясно?

– Да.

– Отлично! Не думай о пропасти и обо всей прочей фигне. Действуй спокойно – так как если бы никакой опасности не было. Как на тренировке, понятно?

– Я все поняла, Макс, я сейчас.

Аня сделала три глубоких вдоха и выдоха, почувствовав, что дыхание стало размеренным, а сердцебиение успокоилось.

– Готова, – сказала она.

– Хорошо. А теперь давай мне правую руку.

– Даю.

– Есть!

Макс и Аня сцепили руки: правая Ани и левая Макса. Теперь Макс держался на пальцах правой руки и на Аниной правой руке. Подошел самый опасный момент. Аня старалась, невзирая ни на что, сохранять спокойствие. А положение было действительно крайне рискованным, ведь она весила на пятнадцать килограммов меньше, чем Макс. В этот момент она с радостью согласилась бы стать толстой и тяжелой. Но приходилось обходиться тем, что есть. Она уперлась спиной и обеими ногами, а затем схватила левую руку Макса выше локтя теперь уже и левой рукой.

– Макс, я готова.

– Тяни!

И Аня потянула изо всех сил. Никогда она не думала, что может развить такое усилие. Она вложилась в это решающее движение полностью, до самого донышка, и ведь не зря говорят, что организм имеет скрытые резервы. Как бы там ни было, все получилось – с помощью Макса, разумеется. Он умудрился оттолкнуться от края ниши, за который держался, сначала правой рукой, а затем и ногой.

Фу! Слава богу! Они вновь были вдвоем на тесной площадке.

– Ну ты сильна, женщина! – веселился Макс, несомненно давая разрядку стрессу, который уже просто зашкаливал. – А еще говорят «слабый пол». Какой там! Я бы сказал «неслабый пол» – это куда ближе к суровой действительности.

Аня молча слушала, сидя на площадке, ограниченной пропастью, дна которой не видно, в подземелье, в чуждом и враждебном мире. Связь со своим миром утеряна, и неизвестно, удастся ли ее восстановить…

Но ей было хорошо – тепло и комфортно, потому что Макс был опять рядом. Она прижалась к нему, рассеянно слушая его треп, и улыбалась. Она не особо вникала в то, что он говорил, понимая, что это от пережитого. Концентрация упала, и она только чувствовала, как мышцы, расслабляясь, отходят от напряжения. На поддержание разговора у нее уже просто не хватало сил. Так они просидели минут десять.

– Надо трогаться, – резко перешел Макс на деловой тон. – Ты пришла в себя?

– Почти. – Аня встала. – Как пойдем?

– Для начала надо осмотреться.

Они обвели взглядом пространство. Вдоль левой стены шел узенький карниз – шириной не более тридцати сантиметров, по которому, в принципе, можно добраться до отверстия хода, зиявшего прямо впереди.

– Так, – сказал Макс, – картина ясна. Пошли!

Аня и Макс ступили на карниз и начали движение по нему: медленно, боком, плотно прижавшись спиной к стене и держась за руки. Продвигались короткими шажками, ставя ноги под углом и пробуя левой ногой то место, на которое собирались ступить, на прочность, прежде чем перенести на него вес тела и подтянуть правую ногу; соблюдали предельную осмотрительность, понимая, что любое неосторожное движение может привести к потере равновесия и… Нет, думать об этом нельзя!

Двигались молча, максимально сконцентрировавшись на координации движений. Шажок, еще шажок, и еще… Бог ведает, сколько времени на это ушло, но как бы там ни было, когда карниз наконец-то закончился и они достигли продолжения хода, оба были совершенно изнурены и без сил осели на землю…

Лишь просидев какое-то время в изнеможении, они сумели вновь подняться и продолжить путь. Ход очень скоро сделался настолько узким, что по нему пришлось продвигаться почти ползком.

Оба настолько устали и эмоционально перегорели, что даже не сразу отметили в сознании, что «почти ползком» превратилось в «просто ползком», а стены… Стены стали земляными!

– Стоп! – произнес вдруг Макс. – Мы уже в норе, ты поняла?

– Да, – отозвалась Аня сзади.

– Как мы не заметили? – удивился он.

– Ох, – произнесла в ответ Аня. – Давай поговорим потом.

– Ладно, раз не хочешь общаться, то поползем дальше. Как писал поэт, «рожденный ползать летать не может»! Кто это писал, Анюша?

– Боже мой, Макс! Не сходи с ума! Ну, Горький. Кажется…

– Горький, говоришь? Так это прямо в десятку! И действительно, горькая у нас с тобой житуха!

Макс с трудом развернулся в узком пространстве лицом к Ане и устало откинулся спиной на стенку норы. Вдруг хлипкая земляная стенка подалась под ним, и он покатился по склону, по счастью в этом месте пологому. Аня в испуге быстро вылезла вслед за ним.

Над ними было небо, и в нем – солнце. Аня стащила смертельно надоевшие инфракрасные очки и увидела Макса. Он сидел метрах в трех ниже по склону на траве уже без очков и потирал бок. Аня поднялась на ноги и подбежала к нему.

– Ушибся? – с тревогой спросила она.

– Да так, ерунда, – ответил он. – Просто слегка приложился. Не о чем говорить! Главное – мы вылезли наконец-то из этой хреновой горы!

Делая вид, что ничего особенного не случилось, Макс медленно встал и стал стряхивать с одежды песок.

– Посмотри, какая красотища! – воскликнул он, обозрев окрестности.

Аня и Макс находились довольно высоко на склоне горы, под пронзительно голубым небом, на котором почти не было облаков. А на земле, насколько хватало глаз, простирались квадраты полей, перемежаемые темными вкраплениями лесов. И ни души!

– А где же рыцари? – удивленно спросила Аня.

– Что? – отозвался Макс. – Где рыцари? Да плевать, где они! Не видать их, и хорошо. Или ты соскучилась?

– Нет, но все же… Как-то странно. Куда они все делись?

– В отпуск уехали…

Аня задумчиво смотрела на расстилающийся внизу ландшафт.

– А не пора ли дать сигнал? – спросил Макс.

– Да-да, конечно, – ответила Аня и оттянула левый рукав.

В первый момент она даже не поняла ничего. В следующее мгновение увиденное дошло до ее сознания – браслета на руке не было!

Раньше Аня думала, что знает, что такое истерика. Но, как оказалось, ошибалась. Та истерика, которая началась после того, как обнаружила пропажу браслета, не шла ни в какое сравнение с тем, что она испытывала когда-либо прежде.

От отчаяния она упала на землю и стала стучать по ней кулаками. Потом она стала кататься по земле, не обращая никакого внимания на то, что волосы спутались и трава лезла в рот. Наконец, она уселась на согнутые в коленях ноги и громко зарыдала, наплевав на то, что ее могут услышать рыцари. Она отмахивалась от Макса, который пытался ее хотя бы немного успокоить. Затем он пробовал заставить ее, по крайней мере, вести себя потише, но Аня отчаянно отбивалась.

Внезапно все прекратилось, она затихла на несколько минут, затем все еще глядя в одну точку отрешенным взглядом, произнесла без всякого выражения:

– Прости, Макс, прости за все. И за истерику, и за то, что я, дура чертова, потеряла браслет – не имею понятия где. И – главное за то, что втянула тебя во все это. Прости.

И она опять заплакала, только тихо, почти беззвучно.

Макс подсел к ней и обнял за плечи, потом прижал к себе. Так они и сидели, прощаясь с надеждой. Сидели, отрешась от окружающего мира.

А между тем в окружающем мире что-то произошло. Что-то в нем изменилось. Какое-то время в этом можно было еще сомневаться, но постепенно это нечто усилилось настолько, что его уже невозможно было игнорировать. Но Аня с Максом были настолько погружены в свое горе, что их чувства притупились. В том числе и слух, который, если бы не это оцепенение, давно бы уже донес до обоих сигналы, не проходившие в сознание убитых горем Ани и Макса до тех пор, пока это нечто не усилилось настолько, что…

– Елки зеленые! – вдруг крикнул Макс и вскочил на ноги. – Мама родная! Ты слышишь?

Он обернулся к Ане и потрепал ее за плечо.

– Эй, принцесса Греза! Очнись!

– Ты сошел с ума, Макс? Хочешь, чтобы рыцари нас нашли и прикончили? Может, и правильно.

– Какие еще рыцари?! Говорю тебе: очнись! Приди в себя и послушай! Ну? Слышишь?

Аня прислушалась, и внезапно с нее спала одурь! Утренний воздух разрезал назойливый, шумный и все усиливающийся, какой-то механический звук. Механический и знакомый. Где-то Аня его уже слышала, причем недавно. Боже мой! Это ведь…

– Вертолет! – заорал Макс и тут же, быстро стянув с себя куртку, начал бешено размахивать ею над собой.

Аня вскочила на ноги и взглянула в ту сторону, откуда доносился шум, и почувствовала, что колени у нее подгибаются от переизбытка эмоций.

Над ними снижался красный вертолет с логотипом в виде трех треугольников, образующих пирамиду, и крупной белой надписью на борту: «СПАСАТЕЛЬНАЯ СЛУЖБА ДЮМОН».

Глава 6
Бог любви

– Анюта! Что с тобой?! – в испуге крикнул Макс, когда Аня вдруг повалилась на землю. Он подбежал к ней.

– Ничего страшного, – тихо произнесла Аня, превозмогая дурноту. – Просто у меня закружилась голова.

– И это все?

– Да, Макс. Это все.

– Больше ничего такого? Ты уверена?

– Да. Не волнуйся, пожалуйста. Просто очень много всего, понимаешь…

– Понимаю. Ты лежи, я сейчас…

Он вскочил на ноги и побежал навстречу вертолету, жестами призывая его приземлиться скорее.

Машина снизилась на минимально допустимую высоту и барражировала над склоном. Пилот выбирал место для посадки. Макс обратил внимание на то, что шасси вертолета были не колесными, а представляли собой широкие полозья. На борту красовался индекс ЕС-130 и еще какое-то слово, совершенно непонятное Максу, должно быть по-французски.

Вертолет снизился, из кабины высунулся Серж и что-то крикнул Максу. Но из-за дикого грохота тот ничего не смог расслышать. Тогда в руке у Сержа появился микрофон.

– Макс! – кричал Серж. – Что с Аней?! Ей плохо?!

– У нее закружилась голова! – проорал Макс в ответ и, видя, как Серж мотает головой, показывая, что не расслышал, сделал несколько круговых движений рукой вокруг головы.

Через пару минут машина опустилась на участок относительно ровной поверхности, и пилот выключил двигатель. Несмотря на взвинченное состояние, Макс удивился, как летчик умудрился посадить вертолет на такой куцый пятачок. Ротор еще вращался вовсю, создавая мощный ветер, когда дверца в задней части корпуса сдвинулась и на траву выскочили двое в оранжевых куртках с красными крестами на рукаве; один из них держал складные носилки. Они сразу же бегом направились к Ане. Вслед за этим на землю ступил Серж.

На нем была куртка и штаны цвета хаки со множеством карманов. Обут он был в тяжелые ботинки с квадратными носами на мощной, толстой подошве. «Что там у него во всех этих карманах?» – мельком подумал Макс.

Серж энергично двинулся по склону навстречу Максу и, подойдя к нему, пожал ему руку, на сей раз задержав ее некоторое время в своей.

– Я знаю, – негромко, но, как всегда, очень четко произнес он. – Знаю, что Камень вы захватить не сумели. Все равно спасибо вам, Макс. Вы сделали все, что могли.

– То есть вы знали все, что с нами происходит?

– Нет. Мы старались вас отслеживать, но картинки у нас не было. В какие-то моменты мы слышали вас, но было очень много помех. Многое было непонятно. Несколько раз мы вас теряли. Под конец потеряли надолго – я уже боялся, что совсем. Но потом пришел сигнал.

– Сигнал прошел?! – изумился Макс.

– Да, прошел. Но он был очень слабым и позволил нам лишь запеленговать вас. Для того чтобы вытянуть вас оттуда сразу, его уровень был слишком низок. Поймите, Макс, технология совершенно новая для нас, многое еще не отработано. Поверьте, мы делали все возможное, чтобы вам помочь. Главное – мы вас запеленговали. После многократных попыток сигнал удалось усилить до требуемого уровня. На это ушло несколько часов.

Серж снял очки и слегка помассировал глаза. Лицо его носило следы крайнего утомления. Макс понял, что Серж долго не спал.

«Не зря, значит, Анюта твердила: „Серж нас не бросит. Такого не может быть!“» – подумал Макс. А вслух сказал:

– Спасибо, господин Дюмон. Аня в вас верила все время.

– А вы? – устало улыбнулся Серж.

– Теперь – да, – ответил Макс.

Серж на пару секунд положил руку Максу на плечо, а затем направился к Ане.

– Здравствуйте, Аня. Как вы себя чувствуете? – произнес он, подойдя к носилкам, на которых она лежала, и, как всегда, неуловимым движением взял ее руку и приложился губами к кончикам пальцев.

– Здравствуйте, Серж, – ответила Аня, по щеке ее медленно сползала слеза. – Не волнуйтесь. Со мной все в порядке.

Она через силу улыбнулась.

– Рад это слышать, – ответил Серж. – Но сейчас вам необходим покой: вы потеряли слишком много сил и энергии. Все это требует восстановления.

– Я правда немного устала, – согласилась Аня.

– «Немного»! Мне это нравится, – отреагировал Макс. – Умеет девушка красиво сформулировать!

– Да уж, умеет, – с улыбкой согласился Серж. – Этого не отнять.

Спасатели между тем подняли носилки и направились к вертолету.

– Пойдемте, Макс, – сказал Серж, и они последовали за спасателями.

– Куда сейчас? – спросил Макс. – Надеюсь, не в больницу?

– Нет, конечно. Ко мне.

– В Швейцарию?

– Зачем же в Швейцарию? Тут, рядом. Возле Каркассона. И давайте договоримся: все вопросы потом, ладно? Для серьезных разговоров у нас еще будет время.

– Хорошо, господин Дюмон.

Внезапно до них донесся звонкий женский смех. Смеялась Аня – безудержно, взахлеб.

– Истерика, – констатировал Серж и вздохнул.

Они с Максом быстрым шагом пошли к вертолету. Аня, лежа на уже установленных в корпусе носилках, давилась от смеха.

– Белочка! – сказала она и повторила: – Белочка! Такая большая белочка! Там барсук – тут белочка. Как в сказочке. – Аня смеялась и не могла остановиться.

Серж вопросительно взглянул на одного из спасателей – тот кивнул. Серж кивнул тоже.

– Да, это истерика, – сказал он.

– Какая белочка? – встревоженно спросил Макс. – Она бредит?

– Нет, успокойтесь. Она не бредит – с ней все в порядке.

– Где же «в порядке»?!

– Скоро будет в порядке, сейчас это пройдет. Ей уже ввели препарат.

– Какой препарат?!

– Тот, который необходим. Успокойтесь, Макс. Вы мне верите?

– Да, конечно. Но почему она говорит такие странные вещи? Что это за белочка?

– Это – название вертолета, Макс. Вот и все.

– Вертолета? То есть? Это название модели, что ли?

– Именно так. Это модель ЕС-130 «Белка».

– А! Это то слово по-французски, которое написано на корпусе, и я его не понял! Что, правда «Белка»?

– Правда.

– Прикольно! – заявил Макс и расхохотался.

Не в силах остановиться, он упал на одно из пассажирских сидений и начал корчиться от смеха. Серж тяжело вздохнул и подал знак старшему из спасателей. Но тот уже и сам достал шприц…

* * *

В большом панорамном окне, словно нарисованный, был виден роскошный ландшафт. Определенно его можно было бы принять за пейзаж, созданный уверенной, мастерской кистью и воплотивший богатую и прихотливую фантазию в духе старых мастеров, если бы не маленькие, словно игрушечные, автомобильчики, деловито снующие туда-сюда по лентам дорог. Главным украшением этого живого панно был город, настоящий укрепленный средневековый город с башнями и стенами. Ох! «Средневековый» – это слово порождало болезненные ассоциации.

Аня и Макс сидели вместе с Сержем в гостиной его дома, отнюдь не поражающего роскошью, но какого-то удивительно элегантного и, главное, уютного. И конечно, как всегда у Сержа, необычного. Дом представлял собой причудливое, но гармоничное сочетание старого доброго загородного особняка в «историческом стиле» с вполне современным коттеджем. А красивый город, окруженный стеной с башнями и словно сошедший с иллюстрации к сказкам Шарля Перро, – это и был Каркассон.

Прошли уже почти сутки с того памятного момента, когда Аню с Максом «снял» со склона горы Ле-Пог спасательный вертолет, и оба успели отдохнуть: принять душ, отлежаться, снять перевозбуждение. А главное – отоспаться. Они проспали полсуток, что и неудивительно. Причем Ане не приснились почему-то ужасы и гадости, которых она насмотрелась накануне, а, напротив, снилось что-то неопределенное, такое, что она, проснувшись, не смогла вспомнить, но в общем приятное. Поэтому на следующий день она чувствовала себя вновь заряженной энергией. Но вместе с привычной бодростью пришли и вопросы – много вопросов, на которые ей хотелось получить ответы. О Максе можно было сказать примерно то же самое. Поэтому они и сидели здесь, слушая Сержа.

– Я так думаю, – сказала Аня, – что, скорее всего, потеряла браслет в этом проклятом провале. Наверное, когда вытягивала Макса.

– Да, – согласился Макс, – похоже на то. Потому что перед тем, как мы залезли в «барсучью нору», он еще точно был на тебе.

– Хорошо, что вы успели дать сигнал, Аня, – заметил Серж. – Это вас и спасло. Без сигнала мы не смогли бы вас вернуть. Вы очень вовремя это сделали. И что важно, вы почти сразу же его повторили.

– Это Макс настоял. Сказал: «Нажми еще».

– Правильно настоял, – одобрил Серж. – Это весьма помогло нам усилить сигнал. Если бы вы его тогда не повторили, кто знает, сколько времени нам бы еще понадобилось, чтобы его усилить до нужного уровня и вытянуть вас из 1244 года.

– Выходит, мы все правильно делали? – спросил Макс.

– Все не все, но… Знаете, вы действовали очень неплохо, в каких-то ситуациях просто превосходно. Меня это впечатлило.

– Какие ситуации вы имеете в виду? – заинтересовалась Аня.

– В первую очередь стычки с рыцарями, – пояснил Серж. – Вы действовали весьма находчиво и решительно. И кстати, полагаю, мне придется пересмотреть мою оценку эффективности и ампульного пистолета, и, особенно, электрошокера.

– Пересмотреть?

– Да, в сторону позитива. Вы отлично продемонстрировали их возможности. И хотел бы отметить еще один момент – интуицию.

– О чем вы, Серж?

– О вашей интуиции, Аня. Это касается именно вас в первую очередь. Помните первое столкновение с рыцарями?

– Вы, наверное, шутите, Серж. Разве такое забудешь?

– Понимаю. Так вот: Макс спросил вас, в которого стрелять, и вы на него рассердились, так?

– Еще бы! – Аня покраснела. – Я тогда еще на него зашипела, думала, он прикалывается. Я хотела сказать…

– Я знаю это слово, Аня. И вы сказали: «В правого», верно?

Аня кивнула.

– Так вот: он не «прикалывался», как вы выразились. Он запрашивал инструкции.

Макс рассмеялся. Аня же пожала плечами.

– Вы это серьезно, Серж? – спросила она.

– Вполне. Он именно запрашивал инструкции – неосознанно. И вы, точно так же неосознанно, дали ему инструкцию. И притом, заметьте, абсолютно правильную. Чисто интуитивно. Помните, что я говорил о женской интуиции?

– Да, конечно. Вы говорили, что женская интуиция – это феноменальное достижение и что она блистательна.

– Именно так и есть! Вы сказали: «В правого» – интуитивно. И правильно!

– Почему? – недоуменно спросил Макс. – Какая разница, в которого?

Серж, слегка улыбаясь, смотрел на Аню.

– А вы как думаете, почему? – спросил он ее.

– Я поняла. Потому что правый держал фонарь. Именно поэтому стрелять нужно было в него.

– Да, – согласился Серж, – все верно.

– Это все, конечно, интересно. Но меня больше интересует другое, – сказал Макс. – Кое-что посущественнее.

– Ты о чем, Макс? – спросила его Аня.

– Не догадываешься? Я о том, что творилось с луной! Что это за фортеля такие? То луна есть, то ее нет! Что там происходило?

– В самом деле, Серж, – подхватила Аня. – То новолуние, то луна на небе… Это как?

– С луной все в порядке, – начал Серж. – С ней как раз ничего не творилось. Произошло вот что. Вы должны были попасть в намеченную точку времени – ночь с 15 на 16 марта 1244 года. Тогда, что весьма кстати, было новолуние. Но в расчеты вкралась ошибка.

– Ошибка?

– Да. Вернее даже, погрешность. Совсем незначительная применительно к относительно небольшим интервалам времени – скажем, лет сто или двести. Или даже триста.

– «Небольшие интервалы», – иронически произнес Макс. – Триста лет…

– В нашем случае, как вы помните, интервал составлял семьсот семьдесят лет. Поэтому погрешность стала уже заметной. В результате временной прицел сбился, и вы попали в сутки, предшествующие нужным.

– То есть в ночь с 14 на 15 марта, так?

– Да. Это было перед новолунием, и луна была видна в виде узкого серпа, обращенного выпуклостью влево.

– Да, но луны вообще не было поначалу. Она вылезла потом.

– Да, крайне некстати. Она вышла в просвет между облаками. Но луна была на небе и до этого – просто ее не было видно. Из-за туч.

– Понятно: была гроза, дождь.

– Верно, сплошная облачность. Это уж потом распогодилось. Кстати, рыцари в ту ночь еще не готовились наутро штурмовать, и поэтому…

– Поэтому они еще не сосредоточились на отдельных направлениях, – перебил Макс, – и были везде, по всей окружности! Понятно.

Аня выразительно посмотрела на Макса.

– Извините, что перебил вас, – сказал тот Сержу, – но просто теперь все стало на свои места. И рыцари нас после той стычки уже не преследовали. Помнишь, Анюша, я сказал: «От кого бежать? Преследователи исчезли». А мы просто переехали в другие сутки.

– Да, верно. Вы сбежали от них во времени.

– То есть для тех рыцарей мы просто исчезли, так?

– Да, Аня.

– И когда мы сидели в зарослях возле ручья, луна пропала, потому что вы нас перекинули в 16 марта, правильно?

– Совершенно верно, Макс.

– Но тогда, наверное, и то, что я почувствовала.

– Да-да, Аня, это очень интересно! Вы что-то ощутили. Что именно?

– Дурноту и головокружение. И еще тепловую волну.

– Тепловую волну? Это как?

– Как будто я открыла хорошо нагревшуюся духовку, и на меня пыхнуло жаром из нее.

– Понятно. Что-то в этом роде и предполагал кое-кто из моих экспертов.

– Эти ощущения связаны с перемещениями во времени?

– Да, по всей вероятности.

– А почему сигнал был слабым? – задала наконец Аня вопрос, который не давал ей покоя. – Его что-то экранировало?

Серж в задумчивости откинулся в своем «президентском» кресле и вновь достал игрушку, золотую зажигалку. «Должно быть, это потому, – подумала Аня, – что он обязательно должен крутить что-нибудь в руках. Вилочку, зажигалку – все равно что».

– Этот вопрос, Аня, – произнес наконец Серж, – и меня занимает. Точного ответа на него пока нет, но я думаю… – Он сделал паузу. – Да, нечто экранировало сигнал. И я предполагаю, что это нечто есть не что иное, как то духовное поле, которое создавали молящиеся катары. Ведь, судя по расчету времени, мы потеряли вас именно тогда, когда вы пришли в грот Ломбрив. Ваш сигнал был слабым, а наш поисковый сигнал вообще не смог найти вас. Видимо, не сумел пробиться.

– Духовное поле? – удивился Макс. – По-моему, в физике такого нет.

– Вы хотите сказать, в учебниках физики этого нет, так?

– Нет, ну вообще…

– Макс, вы взрослый человек. Полагаю, вы понимаете, что то, что есть в учебниках, в научных трудах, книгах, Интернете не равно тому, что есть в мире. Не так ли?

– В принципе, понимаю. Но это какая-то странная физика получается.

– Странной она кажется вам, потому что термины непривычны. Такой термин, как «духовное», в привычной вам физике не употребляется, это верно. Но термины условны. Нет проблем: если хотите, можно использовать другие, более привычные вам термины. Например, «энергоинформационное поле». Так годится?

– Ну, это более-менее.

– Вот именно – более-менее. Любые слова – это всего лишь слова, в том числе и термины. Как ни называй, а это есть.

– То есть, – сказала Аня, – это духовное поле катаров, оно настолько сильное, что может экранировать сигналы?

– Да, оно сильное. Потому что катары обладали одним важным свойством – они искренне верили.

– Но вы же говорили…

– Да, – перебил Серж, – я говорил, что их концепция была ложной. Но они в нее верили.

– Значит, вера – это сама по себе сила, так? Вне зависимости от того, во что верят?

– Увы, это так. Именно поэтому верой можно как созидать, так и уничтожать. Да, вера творит чудеса. Порой жестокие чудеса.

– Вы считаете, что случай катаров – это негатив, да? Что они творили зло?

Серж вздохнул.

– Я знал, – сказал он, – знал, что, скорее всего, не удастся избежать этого разговора. Что вы зададите вопросы, Аня, и захотите понять. Такой уж вы человек.

Аня молча ждала. Она видела, что Серж не в восторге от затронутой темы, но для нее это было важно.

– Ладно! – Серж махнул рукой, его часы сверкнули неповторимым алмазным блеском. – Творили ли они зло? Все не так просто, Аня. Субъективно они не творили зло, напротив, они искали добра. Их натура стремилась к свету, к чистоте. Но главное, чего они искали, – это другое.

– Что же это?

– Любовь.

Видя, как оба его молодых собеседника смотрят на него с сомнением, Серж повторил:

– Да, любовь. Это и есть то главное, чего они хотели и к чему стремились. Но не та любовь, о которой вы подумали в первую очередь. Не та биологически обусловленная, половая любовь, которую в наши дни единственно и подразумевают, когда произносят это слово. Не эрос. В эросе, разумеется, нет ничего дурного. Но речь не о нем. Речь о другой любви, которую называли некогда другим, но тоже греческим словом: «агапе».

– Что это значит?

– Это та самая «любовь к ближнему», о которой так редко вспоминают. И редко вспоминали всегда. В былые времена еще реже, чем теперь. То есть на словах, напротив, упоминали беспрерывно. Их произносили весьма громко.

– «Произносили» – вы хотите сказать…

– Их произносили всуе: то были пустые слова.

– Мне кажется, первые христиане исповедовали как раз такую любовь к ближнему… – неуверенно сказала Аня.

– Вы абсолютно правы! – подтвердил Серж. – Именно так. Впоследствии общество от этого отошло, и куда как далеко…

– В смысле не формально, а на деле? – уточнил Макс.

– Да. А между тем именно в этом и состоял пафос раннего христианства. Это как раз и был тот посыл, с которым христианство пришло в мир. Этим оно быстро завоевало много сторонников – и вовсе не только среди обездоленных, хотя среди них особенно, но во всех слоях общества. Потому что потребность в любви испытывают все. Можно сказать, что главная человеческая потребность, если отвлечься от чисто физиологических, – это потребность быть любимым. Родителями, друзьями – теми самыми «ближними». Именно любовь – это то, что привнесло христианство в мир и что оно противопоставило другим религиям того времени: как язычеству, так и иудаизму.

– Иудаизму?

– Да. Иудаизму в особенности. Не грозные предписания. Не обещания страшных кар. Не бухгалтерский подсчет добрых и дурных деяний. А любовь. Тебя любят! Бог тебя любит не за что-то, не за то, что ты был хорошим мальчиком или послушной девочкой, а просто так. Ни за что. Просто потому, что каждый достоин любви. Потому что это – Бог любви.

– Я поняла! – воскликнула Аня. – Вот откуда это выражение: «Бог – это любовь», так?

– Да. И катары следовали ранним христианам. А впрочем, почему «ранним»? Просто христианам. Потому что «поздних», и в частности нынешних, лишь с большой натяжкой можно к таковым отнести.

– Но это же замечательно! Чем же тогда катары могут быть плохи?! Может, они вели себя не в соответствии со своим учением?

– Нет, напротив. Они-то как раз жили в соответствии с тем, что провозглашали, в отличие от многих представителей Единой Святой Римской Церкви.

Серж усмехнулся.

– Катары стремились к максимальному воздержанию, – продолжил он, – вели аскетический образ жизни, причем так называемые «совершенные» – до предела.

– То есть?

– Вы знаете, что такое «эндура»? Нет?

– Эндура? Никогда не слышала.

– Это – крайняя аскеза. Они все время постились, буквально морили себя голодом, и полностью отказались от половых контактов.

– Что, правда? – вставил свою реплику Макс. – Так уж и полностью?

– Полностью, – отрезал Серж. – Это факт. Трогательно заботились друг о друге.

– Агапе, – задумчиво произнесла Аня.

– Да. В общем, можно сказать, что катары действительно вели почти что святой образ жизни.

– Но где же тут место для негатива?

– О! Негатива тут предостаточно. И боюсь, он перевешивает.

– Даже так?

– Да-да!

Серж пристукнул зажигалкой по эбеновой столешнице.

– Не думайте, пожалуйста, – продолжил он жестко, – что эти несчастные аскеты были безобидны. Отнюдь! Они выглядели таковыми на первый взгляд. Но одного взгляда чаще всего бывает недостаточно. Это только идиота видно с первого взгляда. Надо просто немного пошевелить мозгами, чтобы понять, что катарская ересь была совсем не безопасна – напротив! Да и почему, собственно, «катарская»? Это началось давно – за много веков до того, на Востоке. Вначале их называли богомилами или же определяли это как «болгарскую ересь». Потом – по-всякому. Названия ересей менялись: катары, патарены, вальденсы, альбигойцы. Имя им легион! Но дух оставался неизменным – дух подрывной деятельности.

– Подрывной деятельности? – переспросил Макс удивленно. – Странно как-то. Неожиданно.

– В самом деле, Серж, – сказала Аня, – как можно об этом говорить, если их резали, как… Нет, я не могу об этом вспоминать. – Ее передернуло, и она на минуту прикрыла глаза ладонью.

– Я понимаю, – мягко произнес Серж, но Аня его перебила:

– Если вы понимаете, то как же вы… – Она не договорила.

– Я понимаю, – повторил Серж совершенно спокойно, ровным голосом, но гораздо менее категорично. – После того, что вы видели там… Вас захлестывают эмоции, Аня. Поэтому вы сейчас, по-видимому, не в состоянии трезво и объективно взглянуть на эту проблему. Может, отложим разговор?

– Нет, – твердо ответила Аня. – Не надо откладывать. Вы правы насчет эмоций. Я постараюсь быть объективной. Я хочу понять, что катары подрывали? Кому и как они вредили? Ведь это они были жертвами!

– Они были жертвами, конечно. Но это никоим образом не отменяет того факта, что объективно, подчеркиваю, объективно их деятельность подрывала устои государства и общества. Вне зависимости от тех целей, как вы уже знаете, благих, и даже весьма благих, которые они провозглашали, объективно их теория и практика вели к разрушению государства и социальной организации в целом.

– Но ведь катары говорили о духовности, о стремлении к совершенству, – начал было возражать Макс, но осекся, увидев глаза Сержа: в них плясали всезнающие чертики.

– О совершенстве – верно, говорили. И одно только это уже несет в себе опасность для общества. Ибо в реальном мире, а никакого другого в наличии не имеется, совершенства нет и быть не может. Совершенства достичь в принципе невозможно, а попытки этого добиться, как показывает история, ведут к тупику и массовым могилам. Да, начинается все вот с таких невинных «теоретиков», желающих, разумеется, лишь добра. А потом приходят практики, которые начинают эти теории воплощать. И тогда…