Текст книги "Игры на интерес (сборник)"

16

Дожидаться не приходится. Дубленка остается упакованной в бумагу. Людмиле не до развлечений.

– Ты во всем виновата.

– Кто же, кроме меня, – соглашается Настя.

– Она еще смеется.

– Жених, что ли, от Верки сбежал, меня увидев?

– От тебя не сбежишь. На тебя они как мухи на навоз.

– Давай, давай, я сегодня добрая.

– От тебя все началось. Жили спокойно, забот не знали. Свалилась на нашу голову.

– Может, все-таки расскажешь?

Настя видит, что сестра не столько обозлена, сколько перепугана. В доме подозрительно тихо и никаких следов недавнего пира: стол чистый, посуда составлена в шкаф, даже пол вымыт, обычно Людмила не спешила с уборкой, а тут расстаралась.

– Верка-то где?

– В постели, где же ей быть в это время. Виталий приходил.

– Зачем?

– Я откуда знаю. Раскричался, как в собственном доме. А ребята наши терпеть должны?! Он первый и ударил. Мы все можем подтвердить.

– Кого ударил?

– Веркиного. Нос ему разбил и рубаху порвал. Он тогда ему и двинул. Один раз или два, я не заметила. А много ли сопле надо.

Только и всего? А паники-то. На то они и мужики, чтобы драться.

– Никакой драки не было. Съездили друг другу по разу, один упал и голову расшиб, потом я их разогнала. А Виталия твоего мы с Зойкой до гостиницы проводили.

Не совсем складная история. Людмила путает, недосказывает, словно говорит не с младшей сестрой, а с милицейским следователем.

– Ты хоть сказала ему, где Любаха живет?

– Я почем знаю где. Может, в общежитии, может, в деревню умотала.

– Сильно его избили?

– Ушибся он, говорю, упал. Только откуда знать, что он наболтает, если спрашивать начнут. Так что, дорогая Надежда, вещи твои я кое-как собрала, проверь, может, недоглядела чего, и топай на вокзал.

– Привет! А мне с какой стати?

– Ты эту кашу заварила. Может, он и не к Любахе шел, а к тебе. А тебя не будет, и спросить не с кого.

– Ловко придумала.

– Придумала или нет – проверить трудно, а если потребуется подтвердить, что он тебя спрашивал, так Зойка здесь была, она скажет.

Выговорила. Нелегко, видать, было с таким булыжником дожидаться. Устала сестрица, вон какое дыхание тяжелое, аж с присвистом. Запыхалась, а лицо замороженное, хоть бы мускул дрогнул, хоть бы взгляд отвела.

– Да черт с вами! – кричит Настя. – Раньше без вас не пропала, а теперь и подавно не пропаду.

– Вот и хорошо. В три часа ночи поезд идет. Вещей у тебя немного, успеешь.

Чтобы убедиться, действительно ли на дворе ночь, Настя раскрывает окно. Все верно – самая настоящая ночь, и звезды по всему черному небу. После этого ей хочется переспросить сестру о поезде, на котором она должна выметаться из Качинска. Неужели так быстро? В милиции и то дают двадцать четыре часа на сборы, а из родного дома – среди ночи, не дав на дорожку присесть. Может, это шутка? Тогда почему так намертво заморожен взгляд Людмилы? А коли так – Настя подходит к сестре и складывает пальцы в тугую дулю.

– Нет уж, дудки. Мне еще с работы надо уволиться.

– Ты временная и материально не подотчетная. Я схожу и объясню, что срочно вызвали.

– Все равно – ночью не поеду.

– Тогда утром, на десятичасовом. – Людмила вроде как оттаивает, соглашается на мелкие уступки, голос ее теряет прежний напор. Она тоже устала. Ей тоже нужна передышка, чтобы набраться твердости и, подняв Настю на рассвете, довести дело до конца. Только утренняя твердость подкрашена заботливостью. – Вдруг билетов не будет. Надо бы пораньше очередь занять.

– А ты бы съездила и привезла билет.

– Нельзя мне отсюда отлучаться, вдруг милиция нагрянет, ты уж извини. Не за себя боюсь, за Верку. – Людмила всхлипывает. – Не поминай лихом.

– Да ладно тебе, без билета не останусь. – Настя и сама чуть не плачет от жалости.

И вроде откуда бы взяться этим слезам, а они возьми да подкати.

Не сегодня, так завтра все равно собиралась уезжать. Но лучше все-таки – завтра, потому что сегодня, после покупки дубленки, денег у нее еле-еле наскребается на билет. Если ехать в общем вагоне, останется на скромные обеды, только невесело в общем. Просить у Людмилы не хочется и бесполезно, не поверит, что у Насти пустой кошелек. Можно заскочить к Светке, но этой надо объяснять причину отъезда, к тому же и дубленку может назад потребовать. А уж если продавать, то намного выгоднее доехать до областного центра, там больше дадут. Но это на крайний случай. Сначала надо найти Жорку и попросить в долг. С Жоркой всегда можно договориться.

Или все-таки сесть в общий?

Сомнения разрешает кассир – десятичасовой до Москвы не идет. Выбирать не из чего. Настя звонит директору ресторана, хочется проститься по-человечески, поблагодарить за помощь, извиниться за неожиданный отъезд. Недовольный женский голос отвечает, что мужа нет дома. Настя не успевает назваться, а из трубки уже гудки. Может, и к лучшему, что не смогла поговорить, долгие проводы – лишнее вранье, пусть даже и вынужденное.

Остается искать Жорку. Единственный открытый мужик, остальные – внуки подпольщиков, потомственные конспираторы: ни фамилии, ни адреса, ни места работы. Где, к примеру, отлавливать того же Николая Николаевича? Адрес Жоркиной конторы у Насти в сумочке. Велел записать на всякий случай, вот он и выпал, этот случай, неожиданный и не самый приятный.

Ищет адрес, а находит визитную карточку таллинского капитана – второй раз за последние сутки, сначала, когда перетряхивала вещи, собирая деньги на дубленку, и теперь – подскребая на дорогу. К чему бы такая назойливость, дорогой капитан? Уж не мечтаете ли вы о внезапном визите прекрасной незнакомки? А что, можно и в Таллин – городишко вполне культурный. А какие рестораны – любимое воспоминание Анатолия.

Но сначала надо найти денег на билет.

Если хорошего человека не оказывается на месте в нужный момент, значит, это не самый лучший из хороших людей. Или он удачно притворялся хорошим человеком. Жорка не притворялся. Жорка очень хороший. И манеры у него самые прекрасные и мужественные – кругом конторщики с умными физиономиями снуют, дамы очками сверкают, а он, как дома, никого не стесняется и не спешит затолкать гостью в укромный уголок, подальше от любопытных.

– Значит, деньги нужны?

Попросила, не виляя, с ходу, без бомбежки слезами. Зачем темнить с открытым человеком. Могла бы начать с рассказа о Виталике, предупредить, чтобы сам был поосторожнее на подходах к дому сестры, она и предупредить не забудет, но пришла она прежде всего за деньгами, с них и начала.

– Рублей сто. Я отдам. Самое позднее – через два месяца пришлю.

– Сейчас что-нибудь придумаю, подожди здесь.

Он приносит пачку затрепанных трешек и пятерок, собранных из разных рук. Заставила мужика побираться.

– Извини, миленький.

Настя целует его в щеку, просто из дружеской благодарности, ну, может быть, чуточку нежнее прильнув, но не зазывно, едва прильнула, а ловкая и уверенная рука Жорки уже придерживает ее, не дает отстраниться.

– Если хочешь, я могу остаться на денек.

– Необязательно.

– Я не долг имею в виду.

– И я тоже. Мы же друзья. Сегодня я тебе помог, завтра ты меня выручишь.

– Удивительный мужик. Встретить бы тебя чуть пораньше.

– Тебе так кажется. Во сколько твой поезд отходит, может, проводить приду.

– Поздно будет, не стоит.

– Тогда удачи тебе, Настенька!

17

В Новосибирске подсаживается новый пассажир. И оживает женское купе. У одной из попутчиц отыскивается колода карт, а такая вся из себя грамотная сидела, носа от книжки оторвать не могла. Ее подруга спускается с полки и уходит в туалет – прихорашиваться. Остатки завтрака сдвигаются к окну, накрываются газетой. И вот уже две девицы и мужчина учат Настю премудростям преферанса. А ученица из Насти неважная. Образованные девицы увлеченно и серьезно, будто на работе, растолковывают правила игры и удивляются ее девичьей памяти и ее непонятливости. Настя не обижается на их шутки, пусть порадуются, если им так нравится учить, она специально может сбросить не ту карту. У нее своя игра. Мужчину вряд ли интересуют ее математические способности. А постоянные поучения умненьких соседушек только помогают ей держаться в центре внимания.

Маленькая женская война, в общем-то необязательная, за бесполезный клочок ничейной земли. Им ехать в Москву, ему – в Челябинск. Встретились и разошлись. Но даже в такой войне никто не хочет проигрывать. Не хочет и Настя. Ей позарез необходимо лишний раз утереть нос добропорядочным дамочкам. К тому же мужчина чем-то напоминает Анатолия. Только – чем? Она, как всегда, не может сразу понять.

– Опять Анастасия неправильно сходила. Неужели трудно запомнить: под игрока – с семака.

– Простим неопытной, – заступается мужчина. – Пусть переходит. Дорога длинная – научится.

– Я предупреждала, что не умею. Играйте лучше без меня.

Она не капризничает, она просится выйти из игры. Ее начинают уговаривать. Особенно старается любительница почитать. Настя уступает, но на вторую партию уже не соглашается. Она выходит из купе и останавливается возле окна, подышать на прощание сибирским ветром, уверенная, что мужчина не засидится с картежницами.

И он приходит.

А за окном выгоревшая сентябрьская степь. Потом выплывает село. Поезд, не замедляя хода, бежит дальше, торопится.

– Видите большой дом? – спрашивает Настя, не оглядываясь. – Он называется крестовым.

– Нет, Настенька, это всего-навсего пятистенок.

– Вы не успели рассмотреть. У меня точно такой же в Качинске. Но спорить бесполезно, уже проехали.

– А я думал, что вы из Москвы.

– Последнее время – да. А в Качинске у меня родовой замок, построенный дедом. Сейчас там живет сестра, одинокая, больная. Попросила помочь с ремонтом. Взяла отпуск, выпросила месяц за свой счет и поехала.

– Закатали рукава, топор в руки и за работу.

– Шутить над женщиной проще всего.

– Простите, но я без умысла.

– Я и сама не белоручка. А в городе у меня много одноклассников, кое-кто в начальство выбился, соседка по парте в горкоме комсомола работает. Помогли организовать малый БАМ.

– Мне кажется, вас очень любят друзья.

– И я их тоже. Сейчас загляну домой и, если все нормально, поеду на неделю в Таллин, подруга что-то захандрила.

– А муж отпустит?

– Отпустил бы. Но его пока нет. Не выходить же замуж ради московской прописки. И надоело мне в Москве. Суматошный город, подруга в Таллин зовет. Съезжу посмотрю, если понравится – останусь. У меня, кстати, и в Челябинске одноклассница.

– Может, соседи? Я на улице Сони Кривой живу.

– Нехорошо смеяться над наивной девушкой.

– Я не смеюсь.

– А улицы Соньки Золотой Ручки у вас нет?

– Это в Одессе надо искать. А у нас действительно жила революционерка Соня Кривая, замученная белогвардейцами.

– А я бы в то время тоже в революционерки пошла. Похожа я на революционерку?

– Ни в коем разе. Они же все страшненькие были. Ваше место не в подполье, а на балах.

– Спасибо за доверие.

– Пожалуйста. А все-таки в каком районе подруга-то живет?

– Мы не переписываемся. Но адрес всегда можно в справочном узнать. Пойду-ка я чайку закажу.

– Ну, что вы пойдете – сейчас исполню.

– Нет, я сама.

Настя идет к проводнице. Вагон сильно шатает, но она идет красиво, она в этом уверена, и еще она уверена, что мужчина смотрит не в окно. Она оглядывается. Конечно – на нее. Точно так же смотрел на нее Анатолий в первые дни их знакомства.

А до Челябинска еще больше суток пути.

Игры на интерес

Часть первая. Пруха

I

– Пика.

– Пас.

– Мизер.

– Опять! Прет карта, и вся в одни руки.

– Мизера, мальчики, ходят парами. – Орехов нежно улыбается партнерам.

Волосы «мальчиков» пеги от седины. Один из них – Олег Васильевич, начальник управления, второй – Бельский, такой же, как Орехов, шеф-инженер, а если точнее – бывший шеф-инженер, потому что по новому штатному расписанию они числятся старшими инженерами, но «шеф» звучит все-таки посолиднее. Рука Орехова зависает над прикупом. Они играют втроем, но есть в компании и четвертый – Вадим Демидов, тоже шеф-инженер. Неделю назад он уехал в командировку. Им вообще редко удается собраться полным составом – частые разъезды и всякие бытовые заботы отвлекают не одного, так другого. В прикупе трефовый туз и бубновая девятка. Орехову впору сделать облегченный выдох, но он прикидывается удрученным и ждет, как поведет себя Бельский, и тот попадается на удочку, но тоже не злорадствует в открытую, а так, исподтишка.

– Туз, он и в Африке – туз! – говорит ободряюще и подмигивает начальнику, сейчас, мол, мы его.

Орехов старается выдержать кислую мину. Он медленно вставляет туза в конец длинной масти, а девятку между семеркой и валетом. Он с удовольствием позабавился бы неведением Бельского еще минуту-другую, но хорошего помаленьку. Неэтично долго томить товарищей, и он бросает на стол раскрытые карты.

– Неловленый.

Бельский не верит, низко склоняется над столом и пытается сосредоточиться, все еще надеясь поймать, пока начальник не соглашается, что мизер действительно неловленый.

– Интеллект бессилен против прухи, – говорит Бельский.

Может, ему хотелось поиронизировать, но получилось у него озлобленно. Нервишки, ничего не поделаешь.

– Да, Борису сегодня прет, – соглашается начальник.

Игра идет дальше. Только Бельский никак не успокоится. Стоит Орехову замешкаться с определением козыря, и он уже пускается в рассуждения, при этом боже упаси упрекнуть прямо. Обращается он к начальнику и говорит, как бы между прочим:

– Вадим считает варианты со скоростью компьютера. Ему достаточно посмотреть в карты десять секунд, и можно сдавать снова, ему уже ясно, кто сколько возьмет и кто сколько отдаст. Преферансный Боби Фишер.

Орехов молчит, он и без напоминаний знает, что Демидов – классный игрок, высшая лига, можно сказать, но непонятно: Бельскому-то какая от этого радость. Что за манера хвастаться чужими способностями и пытаться принизить ими своих соперников? Мало ли что Демидов считает со скоростью компьютера, пусть даже так, хотя это и явное преувеличение, и у него есть слабые места, и ему случается проигрывать, но все-таки с Фишером-то сравнивают Демидова, а не Бельского, так чем же гордиться Бельскому? Но Орехов не спорит. Игра идет мирно, пока он не ошибается на собственной сдаче.

– В гору! В гору подымайся! – кричит Бельский.

И опять Орехов не извиняется, не клянчит прощения, а безропотно плюсует к своей горе. Конечно, карта слезы любит, но мужчине быть нытиком не пристало, тем более что и без слез прет. Тут не плакаться надо, а рисковать и рисковать, все мелкие залеты окупятся сторицей. И Орехов говорит:

– Темню.

И заказывает восьмерную игру – и выигрывает, хотя мог бы остаться «без лапы», но начальник пожадничал, погнался за вистом. Ошибка была грубейшей, и Бельский имел полное право напомнить о канделябре, по которому скучает голова Олега Васильевича, но смолчал. Он считает себя хитрым, хотя хитрость его на виду. Орехов тихо посмеивается. Кому-то угождают, а он остается в выигрыше.

А начальник уже смотрит на часы.

– Пора закругляться. Время два часа, а завтра на работу.

– Я и вчера не спал, тоже во втором с дачи прикатил. В гроб меня вгонит эта стройка.

– Ничего, Борис, как-никак – недвижимое имущество, так я говорю, Олег Васильевич?

Начальник не отвечает. Быстро подбивают бабки. Орехов кладет в карман семь рублей с мелочью, и они спускаются вниз. У Орехова машина, ему развозить, но здесь никакого подхалимажа – дом начальника по пути.

2

Какое там выспаться, пока машину поставил, пока поел – четвертый час пошел, а к половине девятого на службу: голова как тыква, завтрак не лезет, движения неуверенные, переходить дорогу – сплошное мучение. Но надо. Играть с начальником в преферанс – одно, а работа – совсем другое. У Орехова свои соображения об этике. Опаздывать нежелательно, и раскисать нельзя.

От дома до гаража четыре остановки. Автобусно-трамвайная встряска давно уже заменила большинству горожан утреннюю гимнастику. За рулем к Орехову возвращается реакция. Он готов продолжать очередной этап гонки. На одной из остановок он замечает женщину из планового отдела и тормозит.

Она, обрадованная, бежит к машине, неуклюже усаживается, возится с ремнем, а машина уже тронулась. Начинает дребезжать дверь. Орехов на ходу дотягивается до ручки. Его плечо плотно прижимается к женщине, разумеется невинно, однако она зарделась. Орехову весело.

– Ну как, будет реализация в этом месяце? – Он знает, что будет, но спрашивает, не молчать же.

– Обязательно, Борис Николаевич, с такими опытными инженерами, как вы, без премии не останемся.

Откуда бы ей знать, какой он инженер. Разумеется, лесть. Или благодарность. За что? За то, что избавил от автобуса? За то, что прижался плечом? Не все ли равно. День начинается хорошо, и это – главное, такие дни урожайнее. К чему плодить врагов?

А Бельский не пришел – очевидно, успел пошептаться и выпросить дообеденный отдых. Но это его дело. Орехову же, по народной пословице, путь не древней, да и не мудрой, – приходится жить в борьбе – до обеда с голодом, а после обеда – со сном. Раньше было легче: начинают закрываться глаза – скорее из-за стола в курилку, подымил, глядишь, и дрему разогнал. Но уже год, как он бросил. Собирался долго. Перечитал кучу статей, выслушал множество советов от тех, кто прошел через подобную пытку, но все не устраивало. И мешало ему не легендарное мужское слабоволие, а страх перед полнотой. Маялся, пока не выдумал собственную теорию – бросать надо летом в самую жару, в самый разгар огородно-дачного сезона. А если еще и любовницу завести, тогда и старые килограммы растрясутся.

Чтобы не клонило в сон, приходится быть на ногах. Сидячая работа у них переложена в основном на молодежь. Пусть чертят, пусть делают расчеты – им положено учиться. У Орехова в избытке других дел. Ему приходится вроде как исполнять обязанности начальника. Почему «вроде как»? Да потому, что прежний начальник отдела ушел в конструкторское бюро, а нового пока не назначили. Официального приказа на Орехова не было. Претендентов на место трое: Орехов, Демидов и Бельский.

Орехова еще восемь лет назад сватали на должность главного инженера, совсем зеленый был, но отказался. Теперешнее предложение можно расценивать как понижение. Правда, сильно его не уговаривают – просто попросили на время. Может, надеются, что войдет во вкус. Пусть надеются.

С Демидовым – другое, начальство сомневается. Администратор, который не держится за свой пост, для вышестоящих неудобен. А они знают, что он не будет держаться – слишком капризен или принципиален – это смотря на чей взгляд. Но есть и второе, более простое объяснение – найти человека на место начальника отдела все-таки нетрудно, однако на место Демидова, точнее, не на место, а вместо, подыскать инженера, которому можно поручить самые сложные работы и быть уверенным, что их выполнят, тут придется поискать.

Так что будет точнее назвать их возможными кандидатами, а претендент остается один – Бельский. Этот не откажется от должности. Мало того, он жаждет ее получить. У него на лице написано.

Но в том-то и дело, что сытого зовут к столу чаще, чем голодного. Орехов давно заметил закономерность; когда он приезжает в командировку и пытается найти женщину, то их оказывается или много, или ни одной. Потому что когда их нет, начинается суета, торопливость – и вся энергия, вся изобретательность, а иногда и деньги уходят впустую. Женщины чувствуют, что он на мели, у него это на лице написано. А зачем им мужчина, который никому не нужен? Но стоит появиться подружке, и уже ощущаются заинтересованные взгляды других. Этим открытием Орехов делится с друзьями, и после некоторых раздумий старые волки подтверждали: да, и у них такое случалось. Однако у Бельского с женщинами все в порядке. Вид у него импозантный, и работницы всяческих бытовых служб его чуть ли не боготворят. Случалось, в гостиницах его селили в люкс, а главного инженера объединения отправляли в общий номер.

Но здесь, в управлении, из Бельского так и лезла суетливая жажда хоть маленькой, но власти. Сам он этого не замечал. А если бы заметил – ушел бы в снабжение, в торговлю или куда-нибудь еще в родственном направлении. Ушел бы и быстро продвинулся. Орехов не сомневался в его деловых качествах.

И при таком раскладе исполнять обязанности приходится Орехову.

3

– Орехов, на провод!

На управление – два телефона: один начальника, другой – главного инженера, и оба выведены в приемную. У секретарши Марии скучающе-рассеянное лицо, но Орехов замечает у скуки напряженный и чуткий оттенок – любознательная девушка, но и у него соответственный тон:

– Да, это Орехов.

Он узнает голос, но Марии незачем знать фамилию его собеседника.

– Да, есть у нас такие специалисты. – Он долго слушает молча. – Надо сначала посмотреть объект, потом уже заключать договор.

Напряженная скука с лица Марии пропадает. Ей уже незачем притворяться, чисто служебные разговоры ее не интересуют.

Орехов кладет трубку и кивает на дверь начальника. Мария таким же молчаливым кивком подтверждает.

В кабинете он застает Бельского. Орехову непонятно, почему тот оказывается здесь, минуя рабочее место.

– А, везунчик наш, – улыбается начальник.

– Прушник! – подхватывает Бельский.

– Мне через часок надо будет отлучиться, жена какую-то малую механизацию для сына присмотрела и требует консультации.

– Ну конечно, да присядь ты. Куда все время торопишься?

Орехов садится, присоединяется к разговору, вроде как и о деле, но все равно о пустом. Месяц закончился, план выполнили, и начальник благодушен. При первом удобном случае Орехов уходит. Но случай выбирает тщательно – глупо и небезопасно слишком приближаться к начальству, потому как близость подобная всегда односторонняя, но удаляться из поля зрения тоже нет смысла. Однако Орехову действительно надо спешить. Мария по-прежнему скучает. Приходится идти на улицу к автомату – когда наконец управление разживется телефонами на каждый отдел?

– Позовите, пожалуйста, Орехову… Надежда?.. Тут вот какая петрушка получается… Надо срочно съездить на один объект… Начальство просит… Нет, не только машина, но и она тоже… Придется продать, пока в таксиста не превратили… Если задержусь, не беспокойся, но может, и быстро обернусь.

Он вешает трубку, возвращается в управление и заходит в комнату химиков. Но там одни химички. Спрашивает, где мужчины, и узнает, что Гущин в бухгалтерии. Орехов поджидает его в коридоре. Химиков-мужчин – трое, и Юра Гущин, пожалуй, самый подходящий для него.

– Привет, Юра!

– Привет, как жизнь молодая?

– Ничего, только молодая – это у тебя, холостяка, а у меня какая может быть жизнь?

– Не прибедняйся, знаем вас. Ты в Калангуе был?

– Нет, а что, скоро лететь?

– В понедельник.

Орехов морщится и прикидывает, стоит ли заводить разговор о деле.

– Слушай, за сколько времени ты обычно чистишь котел?

– Что это тебя вдруг заинтересовало?

– Да спрашивал один энергетик.

– А почему он спрашивал тебя?

– Просто никого из ваших не оказалось.

Орехову не нравятся вопросы Гущина, их насмешливый тон, но он терпит, старается казаться беспечным, чтобы в любой момент превратить все в случайный разговор, праздное любопытство.

– Так я сказал ему, что за три дня вы управитесь.

– Раз на раз не приходится. Если все готово, можно и за сутки.

Орехов молча идет рядом с Гущиным. Спускается с ним по лестнице и уже возле двери спрашивает:

– Деньги тебе нужны?

– Деньги всем нужны, но чистить котел перед отъездом я не пойду. Ты уж извини.

Гущин, видно, сразу понял истинную причину разговора и отвечает напрямик. Тем и хорош старый работник, что ему нет надобности задавать наводящие вопросы. Однако котел надо чистить, и Орехову приходится упрашивать:

– Может, выкроишь сутки? Я все организую. За тобой только техническое руководство.

– Нет, личная жизнь для меня важнее, ты же знаешь.

Орехов начинает злиться. Сейчас бы он даже и закурил.

– Тебе что, лишняя сотня помешает?

– Я же сказал, некогда.

Чтобы химик не ушел, Орехов осторожненько придерживает его за локоть и ласково заглядывает в лицо.

– Ладно, тогда нарисуй схему, я им отдам, и пусть сами ищут людей. Понимаешь, очень хороший мужик, не хочется портить отношения.

Гущин явно не верит ему. Но Орехову терять нечего, и он продолжает говорить о хорошем человеке, к которому ну никак нельзя прийти с категорическим отказом, так пусть эта схема будет клоком шерсти с паршивой овцы, а паршивая овца, конечно, он, Орехов.

Гущин не успевает ответить, а ему уже подсунуты и записная книжка, и авторучка, и ему приходится рисовать, а потом и рассчитывать реагенты.

– Спасибо, Юрочка, ты меня здорово выручил. Теперь не стыдно человеку на глаза появиться.

– Ты загляни в общагу, может, Сережа еще не улетел, он тебе наверняка поможет.

Гущин уходит. В общем, он нормальный парень. В молодости случалось вместе донжуанить, и лучшего напарника Орехову не выпадало. Только лодырь непревзойденный, и притом с убеждениями. Однако – не дурак, все понял как следует.

И снова Орехова зовут в приемную. Потому он и не хочет быть начальником, даже временно – в любую минуту о тебе могут вспомнить вышестоящие. Но это опять телефон. Звонит его подшефный молодой специалист, Славик, и приглашает на свадьбу.

– На свою? – смеется Орехов.

– Обижаешь, начальник. Нас, то есть меня и Гену, пригласили, а мы сказали, что придем с тобой, как же мы без чуткого руководства.

– Ждите в общежитии до семи, если не появлюсь, идите одни.

Славик продолжает говорить, но Орехову некогда. Быстрее вниз, к машине, пока снова не задержали.

Возле речного вокзала он глушит мотор. Минут через пятнадцать подходит грузный мужчина лет сорока пяти. Дыхание у мужчины тяжелое, пиджак под мышками в белых солевых разводах. Это инспектор котлонадзора Новоселов. Он садится в машину и приказывает трогаться. Потом достает сигарету и закуривает. Орехов видит, как падает пепел на коврик. В машине пахнет дымом и кислым потом. Орехов опускает стекло.

– Закрой. Сквозит. Сколько раз можно говорить, что сквозняки для меня опасны, тем более когда вспотел.

– Я не понимаю, зачем было тащиться по жаре. Я бы подъехал к подъезду и забрал.

– А не понимаешь, тогда ничего не говори.

Новоселов в который раз начинает объяснять, что им незачем афишировать знакомство. Говорит он назидательно. Орехов молчит. Он почти не слушает. Пусть человек потешится, пусть покажет, какой он дальновидный и хитрый. Орехов и о подъезде-то сказал специально, чтобы дать ему возможность произнести мудрую речь и выставить себя этаким крупным дельцом, на самом же деле все намного проще: инспектор узнал, что предприятию необходимо срочно почистить котел от накипи, и сообщил Орехову. Ну какая в этом хитрость? Так или иначе предприятие нашло бы нужных людей, может быть, и его, Орехова, только без посредничества инспектора.

– Показываться вместе нам нельзя, – продолжает Новоселов, – сейчас оставишь меня на одной базе, это почти по пути, а сам поедешь к ним, найдешь энергетика и все обговоришь, а на обратном пути заскочишь за мной.

База оказалась овощной. Орехов однажды уже привозил сюда инспектора. Ему даже дыня перепала, может, и теперь что-нибудь достанется. Новоселов еще раз повторяет, чтобы его имя не упоминалось, и скрывается за воротами.

Орехов отъезжает и на ходу приспускает оба стекла, чтобы проветрить. Дорога хорошая, стрелка на спидометре ползет к восьмидесяти. Скорость требует внимания, и он напряженно смотрит вперед. Губы его кривятся в улыбке. Что ни думай и сколько ни усмехайся, а после встреч с Новоселовым настроение портится.

А энергетик, оказывается, ничего, – или действительно прижало с котлом, или от природы такой собранный, но за час, который Орехов пробыл на котельной, он успел напоить гостя чаем и поставить людей варить схему прямо с листа, вырванного из записной книжки. Договорились, что завтра к обеду можно подъезжать и начинать чистку.