Текст книги "Мраморный рай"

Глава 4

Полина умерла на руках Сергея в медблоке шесть часов спустя. В сознание она так и не пришла. Но в бреду все повторяла: «Обещаешь? Обещаешь?»

Следующие семь дней превратились для Сергея в вязкое ничто; он не жил, даже не существовал, плохо понимал, что происходит вокруг, с трудом узнавал людей. Будь у него возможность – он бы запил; а так, получив в руки принесенную зашедшим выразить соболезнование Петром Савельевичем бутылку старого коньяка из личных запасов, немедленно, не говоря ни слова, откупорил, приник к горлышку, вылакал в несколько больших глотков, в первый момент не почувствовав ничего, кроме головокружения, жара и легкой рези в желудке, а несколько минут спустя вырубился.

Перенеся ее в медблок, неверяще, с мертвенным отупением смотрел на нее все последние шесть часов, пока вокруг суетились Хирург и Яков, пытаясь что-то сделать. Слез не было. Был ужас.

Слезы пришли потом – когда стало ясно, что помочь нельзя. И он держал Полину на руках, тихую, почти невесомую, что-то тихонько пел ей сквозь сдерживаемые рыдания – то ли прощальную, то ли колыбельную, прижимал к себе, словно стараясь отдать ей свое тепло и тем самым попытаться спасти.

Двадцать лет – как один день. Как мало они были вместе!

И так нечеловечески обидно, что не смог спасти, не успел! Угасала на его глазах, не жаловалась, а он успокаивал себя, что есть еще время! Потом с этой переписью идиотской затеялся… И не успел.

Тоска и горечь сжигали его изнутри.

Никакими слезами было не затушить этого пожара.

Сергей не пошел хоронить Полину.

Просто не смог себя заставить.

В какой-то момент подумал, что не вернется из церкви, просто останется там с ней.

Зашедший к нему по возвращении с похорон отец Серафим бубнил что-то о душе, о памяти, о вечном упокоении. Слова говорил правильные, но Сергея они не достигали. Коломин сидел на постели неподвижно, обросший, поседевший за ту ночь, когда она умирала, и глядел в одну точку. С момента смерти Полины никто, в том числе сын, не услышал от него ни слова. Когда его утомил поток непонятных слов, произносимых добрым и правильным отцом Серафимом, он поднял голову… и под тяжелым мертвым взглядом молодой священник смешался, умолк, торопливо попрощался и ушел.

Сергею было не просто плохо. Он погибал. Он торопился за женой.

Денис тоже переживал, но по-своему. И мальчик удивительным образом сумел с самого начала взять себя в руки. Он сам себе стирал и, как умел, готовил завтраки; без малейшей помощи со стороны отца, прилежно и внимательно делал уроки. Денис всеми силами старался отвлечь себя от страшного ощущения потери самого близкого человека.

С отцом он ничего не мог поделать, хотя и прикладывал много усилий. Все было напрасно: Сергей оставался непробиваем.

В медленном угасании шли дни. Сергей пропустил три каравана, в торгах с которыми обязан был участвовать; о прочих работах не приходится говорить. Он сорвал перепись: без него процесс остановился. Все вместе это было уже очень серьезно. Валентин Валентинович, явившийся вечером шестого дня, говорил с возмущением и напором, взывая к разуму коллеги. Мы понимаем, у вас горе, Сергей Дмитриевич, Совет как бы соболезнует, но нельзя же так опускаться! От вас зависит множество людей! Совет рассчитывает… рассчитывал на вас, дав серьезное, большое, ответственное задание, выполнение которого может повлиять на жизнь всей колонии! Вы же сами и обратились с инициативой, мы поверили, включили в планы… А вы бездарно провалили задание! Вы никогда прежде не давали повода думать о вас, как о слабом человеке. В вас всегда чувствовался стержень! Куда все подевалось? Вы разочаровали нас, Сергей Дмитриевич, нет слов, чтобы выразить, как вы нас разочаровали.

Валентин Валентинович говорил еще некоторое время. За его спиной удерживал скорбную мину хитрец Аркадий Борисович. Денис сопел в углу и делал вид, что читает. Ответом гостям было молчание. Трудно сказать, слышал ли и понимал ли их Сергей вообще. Ругаясь сквозь зубы, Валентин Валентинович ушел. Аркадий Борисович кивнул печально, но в коридоре тут же послышался его смех.

На девятый день произошло сразу три события, которые силком вернули Сергея в жизнь. Утром он еще неуклюже ворочался в постели, не желая подниматься, когда явился первый гость.

Сначала послышался его голос.

– Н-да… А меня уверяли, тут в живых никого не осталось… Но я решил самолично удостовериться.

В бокс ввалился бритоголовый здоровяк.

В чьем-то старом вытертом свитере, налезшем с трудом и едва прикрывавшем пупок, джинсах (похоже, женских), нормально сидевших на бедрах, но с трудом достававших до щиколоток, и больших поломанных пластиковых шлепанцах на босу ногу – Макс производил удивительное впечатление. Он вошел и словно бы раздвинул плечами стены каморки.

Сергей приподнялся и сел на постели. Поскольку был выходной, Денис находился дома; он перестал играть в своих деревянных солдатиков, подаренных одним местным умельцем, и уставился на гостя.

– Ну что ж, – сказал Макс, оглядываясь. – Серьезные люди в серьезном мире… Здорово, шкет, – прогудел он Денису. – Выходи, знакомиться будем.

Тот, порозовевший от внимания странного гостя, вышел из своего угла и уселся на краешек постели.

– Как звать?

– Денис…

– Нет, так не годится… Что за девчачье имя – Денис?! Дэн – вот как надо! Я – Макс, ты – Дэн! И все, пошла на полную! Дай пять, Дэн!

И протянул мальчику большую лапищу. Тот застенчиво вложил в нее свою ладошку. Макс легонько пожал ее и вдруг сощурился:

– Я тебя откуда-то знаю?

Денис покраснел, опустил голову и помотал ею решительно.

– Ну и ладно. – Макс выпустил ручонку мальчишки. – Займись пока своими делами, а я с папой поговорю.

Денис ушел в свой угол, а Макс сел на его место на краю постели. Сергей не смотрел на него.

– От тебя пахнет, приятель, – сказал Макс. – Не обижайся, это я так, надо же с чего-то разговор начинать… Всем жаль твою Полину. Ее любили. И для меня она много сделала. Я не слепой, видел – гибнет человек. Но каждому свой срок отмерен, верно? А она, между прочим, сына на тебя оставила. Ты не должен ее подвести. Спорю на что хочешь: она сейчас смотрит на тебя сверху и расстраивается, места себе не находит, гадая, как тебя растормошить…

Сергей вздрогнул. Словно не заметив этого, Макс продолжал:

– Я не уговаривать тебя пришел. На кой ты мне сдался? Да и не умею я этого. У вас уговорщиков полно – поп, руководители… Хотя они, кажется, руками водить горазды, и больше ничего… Мне ведь Полина о тебе рассказывала хорошее, а ты такую слабину дал. Добро это? Не добро. И в колонии многие только Савельичу вашему – но он старый – да тебе верят, я слышал. Я скоро двину отсюда в сторону Москвы. А тебе тут жить. Давай-ка поднимайся, парень. – Он помолчал. От него исходила волна силы и уверенности. – Никогда столько слов за один раз не говорил… Пока, увидимся.

Макс решительно поднялся и вышел.

Денис, прикрыв глаза и сосредоточившись, увидел, что слова, сказанные гостем, как будто образовали большой, прозрачный, но твердый кокон, оболочку, которая стала медленно оплетать отца со всех сторон; и вот уже Сергей, безразлично сидящий на кровати, полностью в него затянут. А внутри кокона тем временем началась кропотливая работа: тысячи микроскопических молоточков начали стучать в сознание Сергея, в его душу и сердце, разрушая ледяной панцирь тоски и безразличия, возникший в ночь смерти Полины тонким ломким слоем и росший день ото дня.

Им придется поработать, подумал мальчик о молоточках. Папа просто так не сдастся.

И сейчас же в голове его возник образ серьезной девочки с веснушками и носом кнопкой. Она не приходила давно, с той ночи, когда в колонии объявился Макс. После смерти мамы Денис очень надеялся, что она появится, – в те дни ему так нужна была поддержка! Но она привиделась ему наяву только сейчас.

Помоги им, сказала девочка. Кого она имела в виду? Молоточки? Твоему папе больше нельзя так, продолжала она. Денис и сам это понимал, но что он мог поделать? Ледяной панцирь был слишком крепок.

Скажи ему, продолжала девочка. Просто скажи. Слова придут. Но не откладывай…

Денис открыл глаза.

В этот день в состоянии отца начались перемены: он съел полноценный обед, принесенный сыном из столовой. Лицо Сергея порозовело, глаза заблестели. Денис видел, что его папка возвращается в жизнь.

Сергей по-прежнему молчал, но теперь его молчание было иным, нежели раньше. Он расхаживал по комнате, несколько раз выходил в коридор, а потом вдруг из стопки книг, сложенных в углу, выбрал Маркеса, уселся на постель и стал читать.

А вечером явился второй гость, и жизнь отца и сына перевернулась за последние десять дней снова.

Денис со сверстниками были в игровой комнате – они сражались с космическими пришельцами, захватившими землю и загнавшими жителей планеты в подвалы и метро. Миссия требовала полного самоотречения и времени, конечно. В общем, он заигрался и вернулся домой позже обычного.

В их комнате сидел за столом небритый мужчина в темно-синей фуфайке и стареньких тренировочных штанах. Рядом был отец. Они с гостем… разговаривали! За прошедшие дни мальчик настолько отвык от звука отцовского голоса, что сейчас встал на пороге как вкопанный, не в силах сделать ни единого шага.

Сергей посмотрел на него.

– А вот и Дениска, – сказал он как ни в чем не бывало. – Чего замер? Пройди, поздоровайся… Это дядя Степан, он механик, следит в колонии за освещением и герметичностью… Впрочем, этого ты, наверное… не поймешь…

Денис смутно помнил дядю Степана. Именно у него он отыскал отца в ту ночь, когда умирала мама.

– Здравствуй, Денис, – сказал дядя Степан и чесанул живот через фуфайку.

– Здравствуйте, – сказал Денис и направился в свой угол.

Он пропустил начало беседы и сам момент, когда отец заговорил (он не сомневался, что это должно случиться, просто не думал, что именно сегодня, и очень обрадовался), но, без труда настроившись на Степана, его мысли и настроение (смятение, сомнения, страх и продиктованная страхом решимость), понял, о чем речь.

Какая-то женщина, пришедшая два месяца назад с ночным караваном и оставленная отцом в колонии, никак не могла найти себе здесь пристанище. Семья Степана была третьей, приютившей ее. Из двух предыдущих ее изгнали. Виновата была она сама… (тут Денис, лежавший на своей кровати с закрытыми глазами, нахмурился – некоторые вещи находились за гранью ее понимания). Когда-то потеряв семью – мужа и сына, – она… помешалась, и теперь в мальчиках того же возраста, какого был ее погибший сын, видит его, Руслана. Никто и ничто не в силах смутить ее или переубедить. Оказываясь в новой семье, она исподволь, но довольно быстро примеряла на себя роль матери мальчика, которого считала Русланом. Первые дни это выглядело ненавязчиво, почти как игра, но чем дальше, тем драматичнее развивались события: женщина ловко плела паутину и упорно оттирала в сторону настоящую мать мальчика, пытаясь подменять ее во всем. В двух первых семьях мужья долго ничего не замечали – они работали, редко бывали дома, а когда жены начинали им жаловаться, отмахивались, списывая на бабью ревность и предрассудки.

– В первой семье Дина пыталась убить мать, – сказал Степан. – Какой-то пустяк помешал… Но мужику стало ясно, что никакие это не домыслы… Ее выставили.

– Я ничего не знал, – сказал Сергей потерянно.

– Ее приняли во вторую семью. Так получилось, что и там оказался парень возраста ее погибшего сына… Там Дина решила расправиться с мужем. Снова ничего не вышло. Несколько ночей она спала в тепличном хозяйстве. Моя Машка ее пожалела. Наш Алеша младше Руслана, но Дину это не остановило. Она у нас две недели, но поверь мне, Серега: если ты ее не заберешь, я за себя не отвечаю.

– Она очень несчастный, больной человек… – сказал Сергей. – А откуда известны такие подробности про ее… семью?

– Бабам на теплицах удалось ее разговорить… Кое-что домысливали, конечно. Главное дело, она все время бормочет: «Он где-то здесь, мой Русик…» Даже жутко. Натурально чокнутая, отвечаю. В общем, как ты есть у нас по социальной части, вот и давай… предпринимай усилия.

Настроение отца было доступно пониманию Дениса: папа собирался забрать женщину к ним домой.

Сергей поднялся.

– Пошли, Степан. Денис, – повернулся он к сыну, – побудь дома.

Отец вернулся через час. Следом за ним в бокс с опущенной головой вошла невысокая темноволосая женщина, чисто и опрятно одетая. Похожа на ворону, подумал Денис, сидя на постели и разглядывая ее. Отец нес небольшой пакет с ее вещами.

Мальчик поздоровался. Женщина не ответила.

– Сынок, сядь за стол, – попросил Сергей, положил пакет на кровать Дениса и повернулся к Дине. – Ваше место здесь, – сухо сказал он. – Мальчик пока поспит со мной. В остальном все как обычно: вы работаете там, куда вас направляют.

Он сделал паузу. Дина стояла посреди комнаты с опущенной головой; лицо ее было занавешено темными волосами.

– Уясните себе, Дина, – сказал Сергей со значением. – Этого мальчика зовут Денис. Он не Руслан и никогда им не будет. Запомнить очень легко: вы – Дина, он – Денис. И он мой сын. Другие варианты исключены. В моем доме это закон, не имеющий поправок. Станете его соблюдать, и жизнь наша будет абсолютно нормальной. Не станете – поселим вас в другую семью, без детей. Но что произойдет, если вы не успокоитесь и все варианты по вашему переселению внутри колонии исчерпаются? Пришедших к нам никогда не изгоняли наверх. Однако… все бывает в первый раз. Вы поняли?

Несколько мгновений Дина не шевелилась, потом едва заметно кивнула.

– Отлично, – сказал Сергей. – Сын, освободи кровать. Дина, комплект постельного белья достанете из шкафа. И давайте устраиваться спать, завтра рано на работу…

Уже засыпая, забравшись куда-то в район отцовской подмышки, Денис тихо сказал:

– Я очень боялся все эти дни после того, как мамы не стало. Думал, ты тоже… бросишь меня. Но ведь ты этого не сделаешь, папа? Нас только двое осталось: я – у тебя, а ты – у меня.

Сергей не ответил, только крепко сжал ладошку сына. И Денис понял, что своими словами сильно помог молоточкам, разрушающим лед в душе, сердце и голове отца.

* * *

– Ну, насчет этой Дины сказать пока ничего не могу – мне ее нужно как минимум осмотреть, поговорить, а она вряд ли согласится откровенничать, – сказал Хирург. – Что же касается тебя… Ничего утешительного. Ты ж не барышня, чтобы мне тебя успокаивать. Судя по результатам анализов, ситуация ухудшается. Не так стремительно, как у… Полины, земля ей пухом, но все-таки…

– Короче, – сказал Сергей. – Сколько у меня времени – честно?

– С точностью до недели не скажу… Месяца два есть, может быть, три.

У Сергея, только-только начавшего оттаивать, появилось ощущение, что внутрь насыпали ведро колотого льда, и лед этот начал колоть краями кубиков, понемногу замораживая душу вновь.

Дело за малым: покорное ожидание смерти.

Ожидание избавления и встречи с Полиной. Летним ласковым днем. В легкой тени фронтона…

А как же Денис?

Что – Денис? Он здоров и, даст бог, выживет. Закончит школу, начнет работать, обзаведется семьей, займет место отца… Колония, несмотря на скверное руководство, – место надежное и может простоять еще много лет. Денису здесь обязательно найдется место и дело. Даже невеста есть – Лиза, дочь отца Серафима.

За сына можно не волноваться?

Невозможно не волноваться.

– Сегодня заходил Аркадий, лучший друг всех финансистов, – сказал Хирург, внимательно наблюдая за Сергеем, – он просил передать, если увижу тебя: Петр Савельевич очень хочет с тобой переговорить.

– О чем? – спросил Сергей.

– Мне не доложили, – ответил Хирург.

Сергей слушал Петра Савельевича вполуха, поглощенный новостью, которой его огорошил Хирург. Он помнил, что аналогичный срок недавно на очередном обследовании Хирург озвучил Полине. И сколько она после этого прожила?

Как глупо… А сын просил не бросать его – будто знал… как же он, Сергей, подведет теперь единственного родного человека?

Петр Савельевич вдруг замолчал. Сергей постарался сосредоточиться и посмотрел на него.

– Догадываюсь, о чем ты думаешь, – проскрипел Верховный.

Сергея это не удивило: колонисты привыкли, что глава Совета знает все про всех. Так и должно быть: наместник Бога в этом крысином царстве должен быть вездесущ, только так можно удержать утлое суденышко на поверхности.

– И помочь не в силах. Будь у нас лекарство… мы не дали бы умереть твоей жене. Но лекарства нет. Для тебя вариант вижу один: быть бойцом до конца, не подвести ни себя, ни память Полины.

– Не в силах… – горько повторил Сергей.

– Когда Аркадий отказался отпустить тебя в Москву, я… болел. Но сейчас чувствую себя хорошо, и могу сказать: это был безумный план. Один до метро ты бы ни за что не добрался. А в метро… В нем выжить еще сложнее. Ты бы не успел. Не кори себя.

Слова были правильные… но Сергея они не трогали ни в малейшей степени. Умирать не хотелось, жить осталось всего ничего…

– У меня для тебя задание, – сказал Верховный.

– Задание? – вяло переспросил Сергей.

– Новый колонист Макс практически здоров. Мне он любопытен, но пока не вполне понятен. Миссия, с которой он оказался вблизи колонии, до сих пор неизвестна… Завтра тебе представится шанс проверить его в деле. Вчетвером выйдете в город. Будет две точки: склад готовой продукции металлургического и центральная библиотека. Понаблюдаешь за ним, потом напишешь подробный отчет. Поведет Володя. Дам вам Ангина – из бывших боевых караванщиков Джедая.

Ангина Сергей знал: боец был стоящий.

– Если завтра со мной что, – сказал Сергей, – Денис останется совсем один, и кто тогда…

– Рейд плевый, – отрезал Верховный не допускающим возражений тоном. – Расстояния до завода и библиотеки смешные, на обе точки ни плорги, ни другая нечисть не суется, это ты знаешь не хуже меня. Твоя главная задача – Макс. Он темная лошадка, насчет него у меня нешуточные подозрения, а своей интуиции я привык доверять. И последнее. Что забрал к себе Дину – молодец, хвалю. А вот в том, что она вскорости не начнет обрабатывать твоего пацана на предмет переименования и навязывания родства, – уверенности нет. Поосторожней с ней, приглядывай. Все, Сережа, ступай.

Сергей поднялся.

– Можно моему сыну попробовать шоколад, который производит Скрынников?

– А почему ты спрашиваешь меня, обратись сразу к нему… Хотя, ладно, я распоряжусь через пару дней…

Наутро Денис отправился в школу, Дину забрали работать на кухню до конца недели, а Сергей с небольшим опозданием явился в оружейку.

В углу раздевалки тщательно зашнуровывал высокие армейские щегольские ботинки лохматый здоровяк Ангин, дебелый человек с крупными чертами некрасивого лица. Он был уже одет в теплые ватные штаны и толстый вязаный свитер. Прозвище получил за сиплый, словно простуженный голос и привычку тереть ладонью горло. Характер он имел замкнутый, отношений, даже просто приятельских, ни с кем не поддерживал, но в рейдах был незаменим: сам ни разу не получил ни одной царапины и людей, с которыми находился рядом, в обиду не давал – а выходить приходилось из самых серьезных передряг.

В другом углу сидел Макс, полностью экипированный, с откинутым капюшоном защитного плаща, и проверял автомат с подствольником. Было очевидно, что такое оружие для него не в новинку. Рядом лежал потертый брезентовый рюкзак внушительных размеров.

Сергей принялся экипироваться, и тут вошел Владимир Данилович – полностью готовый к походу, с автоматом за спиной и тремя пустыми рюкзаками в руке.

– Десять минут, – сказал он Сергею. – Парни, приготовьтесь к вылазке в стужу. Точного прогноза Гидрометцентр, к сожалению, не прислал, вернемся – выясним почему. – Он усмехнулся. – Первая точка – завод, он дальше. Список того, что нас там интересует, я получил. К заводу двигаемся следующим порядком: я впереди, потом Сергей и Макс парой, Ангин замыкает. Добычу понесут Ангин и Макс. Вторая часть рейда совершенно, с моей точки зрения, бесполезная, но есть задание Совета обновить библиотеку колонии. От завода к библиотеке продвигаемся тем же манером. Загружаем книгами два оставшихся рюкзака – мой и Сергея. Назад возвращаемся цепочкой: впереди Ангин, потом Макс, за ним Сергей, я замыкаю. Принято считать, что обе точки, равно как и маршруты до них, безопасны: плорги боятся завода по одной только им ведомой причине, а библиотека просто никому не интересна. Опасные объекты – развалины, старая больница, мэрия – удалены. Но обольщаться не советую. Лично я ни один выход наверх не считаю курортной прогулкой.

Поверхность встретила их сильнейшей метелью и огромными сугробами серо-голубого снега. Видно было не дальше пары метров – вокруг стояла стена снега, разносимого ветром.

Группа продвигалась медленно, с трудом; кроме воя ветра и шороха снега, других звуков не было. В такую непогоду мы славная добыча, подумал Сергей. Допустим, плорги не вылезут из своих укрытий… А другие твари? Кто-то ведь пытался напасть на паренька у церкви, когда мы хоронили Ивана Трофимовича.

Холода он не ощущал: теплая поддевка, противорадиационный плащ и шлем защищали надежно, но отсутствие нормального обзора его беспокоило. В любой момент из белой пелены могло напасть нечто – и не успеешь не то что выстрелить, даже повернуться в его сторону.

Макс шел рядом, озираясь по сторонам профессионально, технично. Сергей гадал, чем продиктованы подозрения Верховного в отношении этого человека? Непохоже, чтобы Макс затевал что-то худое. И в колонии он, безусловно, пригодится… Если, конечно, захочет остаться.

Они шагали, как показалось Сергею, уже довольно долго, когда справа вдруг надвинулась темная громада завода. Группа вошла в ворота, створок которых давно уже не было, и обогнула два огромных, в человеческий рост, сугроба – здесь навсегда застыли заводские автобусы.

В отличие от Сергея, который на завод попал сегодня впервые, несмотря на то что периодически участвовал в вылазках в город, Владимир Данилович ориентировался на местности неплохо. Он привел бойцов к неприметной двери, расположенной в стене на небольшой высоте от земли и потому не занесенной снегом. Дверь оказалась не заперта. Толкнув ее, члены группы поочередно проскользнули внутрь, после чего Владимир Данилович плотно притворил дверь и полез за дозиметром.

Фон оказался в норме. Мужчины откинули капюшоны с вшитыми респираторами, после чего включили нагрудные фонари.

За стенами выл ветер, а помещение огромного ангара было сухо, тихо и почти пусто. Далеко впереди по сторонам угадывались очертания станков. Пахло чем-то неприятным: то ли кислым, то ли гнилым.

– Вперед, – тихо скомандовал Владимир Данилович. – И повнимательнее.

Чтобы попасть на склад готовой продукции, нужно было спуститься по металлической лестнице на один этаж. До лестницы колонисты добрались без приключений, но у самых ступеней, перегораживая вход на площадку, их ждал первый сюрприз.

– Плорг? – спросил Сергей, направляя автомат. – Откуда он здесь взялся?

– Дохлый, – сказал Макс. – Здоровый, скотина. Но с ним что-то не так.

Четыре нагрудных фонаря осветили тело животного, лежащее на полу. Ангин потер шею.

Откуда взялось это слово – плорг – и почему именно им стали называть большое мускулистое серое животное, не имеющее шерсти, со страшной вытянутой мордой волкокрысы, сказать трудно. Твари были неглупы и крайне агрессивны. Плорга можно было убить, но напугать – почти никогда.

Серо-коричневая лысая шкура на боку лежащего у лестницы в луже крови плорга была располосована; раны нехорошо шевелились, словно в них копошились какие-то насекомые. Колонисты улавливали глухое гудение и негромкое пощелкивание.

Владимир Данилович знаком дал команду колонистам отойти назад и пальнул из подствольника зажигательным. Когда тело мутанта вспыхнуло, гудение и пощелкивание превратились в пронзительное верещание. Из раны вырвались несколько огромных черных жуков и, пометавшись в воздухе пару мгновений, посыпались на пол горелой трухой. Потрескивая, полыхал труп плорга; пахло паленым мясом.

– Странно… – сказал Владимир Данилович. – Столкнуться с плоргами снаружи мы могли очень даже запросто, но на территорию завода они никогда не заходили: считается, что они боятся…

– Неужели эти уроды могут чего-то бояться? – удивился Макс.

Он был бледен, и Сергей понимал почему: о чудовищных насекомых Макс знал не понаслышке…

Кое-как, морщась от вони, отпинали догорающее животное с дороги и начали медленно спускаться. Свет фонарей добивал недалеко – окружающая тьма поглощала. Снизу доносились неясные звуки, среди которых Сергею смутно слышалось пощелкивание.

– Пыли нет, – тихо сказал Владимир Данилович напряженным тоном, освещая ступени. – Плохо.

– Что? – спросил Сергей.

– Мы бываем тут редко, – пояснил Владимир Данилович. – От визита до визита ступени успевают покрыться пылью. Сейчас ее нет. Кто-то прошел тут недавно. Парни, внимание. Ангин, что у тебя?

– За нами чисто, – сипло сказал Ангин.

И тут лестница кончилась. Под ногами колонистов был бетонный пол.

– Вы только посмотрите на это… – пробормотал Макс.

Было похоже, что в просторном помещении склада шла большая битва. Повсюду валялись опрокинутые, продавленные и разломанные металлические шкафы и стойки, залитые кровью; пол был усеян деталями, частями механизмов – также разломанными и бесполезными.

И плорги. Рассеянный свет фонарей выхватывал из темноты десятки окровавленных тел плоргов с оскаленными пастями, вырванными глотками и выеденными глазами.

В воздухе висел ровный мощный гул с четкими вкраплениями пощелкиваний сотен, если не тысяч насекомых.

– Нужно уходить, – сказал Макс. – Пока они нами не заинтересовались…

Но Владимир Данилович решительно и аккуратно, стараясь не шуметь, двинулся вперед. Ловко перешагивал через ящики и поваленные стойки, обходил трупы мутантов, ни разу не наступил на валявшиеся повсюду детали и поломанные механизмы.

– Стой, – сипло сказал Ангин и потер шею.

Владимир Данилович тут же замер как вкопанный. Его нагрудный фонарь осветил страшную картину.

Страшную и по-своему… Черт, величественную, что ли…

Десятки крупных тел мертвых плоргов были сложены в аккуратные штабеля у стены. Плотная серо-бурая стена, залитая кровью, вибрировала, гудела и пощелкивала. По этой стене из мертвой плоти вверх и вниз ползали огромные мохнатые насекомые; множество летало вокруг.

– Шмели… – прошептал Макс и вздрогнул. – Соты… Не добро это…

Кто мог построить эти соты, подумал Сергей. Кто сложил трупы здоровенных собак друг на друга? Неужели это сделали насекомые? Но ведь тут надо действовать сообща… Руководить, подчиняться… Выравнивать, чтобы так аккуратненько… Господи…

– Малютки свили себе гнездо… – прошептал он. – Данилыч, пока у нас есть шанс… Или ты остаешься?