Текст книги "Анютины глазки. Первая любовь и последняя. Любимый Иркутск"

Последнее предупреждение

Лето набирало свою силу зеленеющими листьями на деревьях. Улыбались прохожим, благоухая ароматами, разноцветные лепестки декоративных цветов с городских клумб. Птички вывели своё потомство и учили птенчиков летать. Уличные кошки облизывались, глядя на неумело летающих птенцов. Им грезилась лёгкая добыча и вкусный завтрак. Жизнь шла своим чередом. Вот и на нашего Вадима Красовского нацелилась одна хищница. Правда, она не помышляла о том, чтобы его съесть. Она задумала бурно завершить с ним сеанс целительства. И финализировать своё предоргазмическое состояние, вызванное божественным даром целителя при помощи его божьего мужского дара, путём прозаического соития. Как это делается обычными мужчиной и женщиной при половом акте. Она, Ирина, прекрасная жена очень крутого иркутского перца. Она не привыкла отказывать себе ни в чём. Она всегда получала то, что хотела. Горе тому, кто пытался ей в этом помешать. Но эти свои почти поэтические грёзы она хотела реализовать втайне от своего крутого мужа. Он ведь мог запросто прибить её только за мысли о супружеской измене. А за измену мог вообще растереть в порошок.

Об этом чудо-целителе Ирина узнала от подруги, работающей в больнице на улице 8-й Советской. Там все молодые врачи и медсёстры уже были пациентками целителя Вадима. Они получали действительное улучшение своего здоровья и нормализацию психофизического состояния. Находясь в волшебном предоргазмическом состоянии, будучи погружёнными в него целителем, девушки просто расцветали, болезни и недуги уходили. Но сам финал сеанса – оргазмический взрыв – они, по распоряжению целителя, достигали самостоятельно, мастурбируя в одиночестве на диване Вадима. Он в это время уходил на кухню пить чай. А когда квартиру начинали сотрясать бурные волны глубокого оргазма, он возвращался, чтобы дать указания для подготовки к следующему сеансу лечения. Девчонки стеснялись попросить его о конкретной мужской помощи в финальной стадии сеанса лечения. А сам он такой услуги не предлагал. Обмениваясь впечатлениями между собой, девушки уже начали подозревать Вадима в хронической, ярко выраженной мужской слабости – импотенции. Сомнения их терзали не на шутку. Однако созвучное английское слово important означало «важный». Это немного успокаивало их, потому что Вадим был их Важным мужчиной – Целителем.

Ольга, слушая рассказы подруг, немного тосковала по Вадиму. Она часто думала о нём, о своём первом опыте взаимоотношений с целителем. Всё-таки Вадим держал ту невидимую грань, которая отделяет целителя и врачевателя от интимного полового контакта с красивыми и молодым пациентками.

Но в своём устремлении Ирина пошла напролом. Все её крутые подруги, жёны крутых перцев, предлагали целителю деньги, но он их не брал.

– Что за дурак, – балагурили меж собой крутые гёрлы.

Жизненный принцип в их понимании звучал просто: бабки решают всё, за бабло можно купить всё что угодно и кого угодно. Врача любого, какого захочешь.

Но он, этот принцип, с Вадимом почему-то не срабатывал.

А крутые гёрлы не могут оставаться в долгу. Поэтому они начали соревноваться межу собой – кто будет круче в благодарности к целителю. В тайной благодарности, выраженной в денежном выражении инкогнито.

А Ирина захотела отблагодарить целителя ещё и своим знойным телом. Как это сделать, она продумала заранее. Когда Вадим делал ей массаж, Ирина выбрала подходящий момент и, нашарив через белый халат Вадима в его семейных трусах нечто очень важное, ухватилась за него.

– Вадик, дорогой, я хочу попробовать в работе твоего мальчика. Мне очень хочется, чтобы завершающий аккорд в симфонии исцеления прозвучал на волне глубокого всепоглощающего оргазма с участием этого великолепного музыкального инструмента. Нет, нет, не отказывай мне сразу. Пожалей свою преданную пациентку. Я просто истосковалась, я измучила себя в грёзах о близком контакте с тобой. Ведь это же лечебный сеанс, он ни к чему нас не обязывает. Побудь во мне, побудь со мной.

Ирина начала ощущать, как аппарат Вадима стал расти в размерах и укрепляться. Как огромные силы стали заполнять этот, безусловно, восхитительный музыкальный инструмент. Как по телу Вадима пробежал ветерок лёгкой дрожи.

«Вот это аппарат! У моего крутого перца он намного скромнее», – застучало в висках у перевозбуждённой и закипающей как вулкан девушки.

– Вадим, я заплачу тебе за эти мгновения десять, нет, двадцать тысяч баксов, только ты исполни моё желание, – стонала вконец разомлевшая Ирина. – Войди в меня, дорогой мой, войди…

Вадим молча положил руку на лобок молодой красавицы… От манипуляций его пальцев точка G Ирины завибрировала, как пульсар в созвездии Ориона. В комнате разлились космические энергии галактического восторга и вселенской истомы. В турбулентном потоке струйного оргазма от руки Вадима Ирина тонула, захлёбываясь в клубящейся пене наслаждения. От сладострастия тело девушки трясло, как отбойный молоток строителя. Длинный по продолжительности оргазм Ирины сменялся множеством коротких всплесков, как световыми взрывами зарождающихся во Вселенной звёзд. Потом её крутило в восторженном вихре торнадо восхитительных чувств наслаждения. Затем она, обессилив совсем, потеряла сознание. Как сквозь туман Ирина услышала стон Вадима, и её рука стала ощущать влажную теплоту его извергнувшегося семени. Потом наступила тишина.

– Ирина, прошу тебя, не сбивай меня с моих же установок. Я не должен иметь и не имею секса с моими пациентками. Пойми меня правильно и не обижайся. Для секса у тебя есть крутой перец, твой муж. Думаю, что его не очень обрадует твоё устремление к занятию сексом с посторонним мужчиной, хоть и целителем. Успокойся, пожалуйста, красавица, успокойся.

Но Ирина не могла никак успокоиться. Она каждый день продолжала ходить к Вадиму, каждый раз придумывая какие-нибудь недомогания. Она заболела Вадимом. Ей надо было постоянно ощущать руки целителя на своём обнажённом теле.

В итоге Вадим не выдержал и дал серьёзную отповедь Ирине. Конечно, Ирина была необыкновенно красивой и стройной девушкой, но в сердце Вадима врезалась горделивая и величественная красавица Ольга.

– Перец мой крутой, посмотри, я красивая? – поглаживая себя по великолепной груди, лёжа в постели, ворковала мужу обнажённая Ирина.

– Ну чё, блин, спрашивать. Ясен пень, клёвая тёлка у меня жена, значится. Я, ё, ваще тащусь, когда на тебя зырю. Твои сиськи, твоя талия и корма у меня крышу сносят. Я такой красоты баб и не видал раньше, хотя сколько их перещупал – тьма-тьмущая. А чё спрашиваешь-то?

– Так и спрашиваю потому, что Вадим, целитель, предложил мне заняться с ним анальным сексом, – нагло наврала Ирина и стала смотреть на реакцию своего крутого перца.

– Чё-ё-ё-ё?! Я, бля, ему, нах! Это чё такое? Моей бабе, как какой-то подзаборной шлюхе, какой-то поц предлагает пое… Я хуею от такого. Да я ему башку снесу на счёт раз-два-три. Ирка, я же тебе уже пятьдесят тыщ баков на лечение отслюнявил. Ему чё, бабла мало? Решил ещё и бабу мою отпердолить, гадёныш. Убью, застрелю суку!

– Не кипятись, мой любимый. Я всё равно никому не дам. Только ты мой единственный чувак и мужчина. Да и убивать-то зачем. Только Вадим может лечить кайфово и с клёвым результатом. Такого аса уже никогда не найти. Ты просто пугани его маленько. Пусть знает меру в своих желаниях. Да на мои сиськи-писки пусть баллон не катит. Это же не только моё богатство, но и твоё сокровище тоже, – начала игриво строить планы Ирина.

– Базара нет. Как скажешь, любимая. А кто на моё сокровище позарится – всё, кранты нах, – сказал как отрезал крутой перец и со всей силы ударил кулаком по столу.

С полок соседнего шкафа посыпалось на пол богемское стекло и старинные бокалы времён короля Людовика XIV.

Первое нападение на Вадима произошло возле политехнического института. Прямо на крыльце целителя сзади по голове огрели тупым предметом. Он упал. Но подоспевшие кореша мигом отметелили нападавших спортсменов. Ребята в политехе всегда были дружными. Второе нападение было уже весьма серьёзным. Вадима подкараулили в арке, что ведёт с переулка Гашека в железнодорожный двор. Опять подло напали сзади. Иначе для агрессоров было опасно. Вадим сам мог срубить целую шайку. Крепким он был парнем и бесстрашным. Но тут не повезло нашему герою. С многочисленными травмами он был доставлен в больницу, расположенную на улице 8-й Советской. Может быть, в скорой медицинской помощи персонал знал целителя, вот и привезли его в ставшую родной больницу. Там Вадима знали и любили все женщины и девушки, врачи, медсёстры, все, все, особенно те, кто возрастом до тридцати лет. Они все проходили курс оргазмотерапии и были безгранично благодарны своему целителю. Медпомощь Вадиму была оказана на высшем уровне в отдельной палате типа люкс.

Светлое будущее

Вадим очнулся от того, что над ним кто-то сквозь слёзы читал стихи. Стихи о любви, исходящие из глубины души.

Счастье…

Она стояла у окна,

Закрыв глаза…

Воспоминанья неслись,

Как вихрь волшебства, в её сознанье.

И сердце бешено в груди

Неистово стучало,

Ты это чувство береги.

Душа кричала.

И снова сказка расцвела,

Любовь пришла в сердца людей,

Ожили души и глаза,

Ушла тоска минувших дней.

И никуда не отпущу

Прекрасные мгновенья,

Росток любви я превращу

В розарий счастья и везенья.

Она стояла у окна,

Закрыв глаза…

Воспоминанья неслись,

Как вихрь волшебства, в её сознанье…

Вадим открыл глаза и увидел Ольгу. Его горделивая и величественная красавица вот уже вторые сутки дежурила у постели, пока он находился без сознания. Ольга читала Вадиму свои стихи. Чтобы её чувства, выраженные в стихотворной форме, придали толчок его жизненным силам. Она чётко контролировала все реанимационные мероприятия, все врачебные назначения и их выполнение персоналом. Она протирала капельки пота со лба любимого мужчины. Меняла памперсы, заботливо одетые на молодого мужчину на всякий случай. Хотя в них и не было особой необходимости. Она держала его огромную ладонь в своей руке. Она целовала её и прижимала к своей груди. А сейчас она плакала оттого, что наконец-то Вадим открыл глаза. Слезы бежали маленькими ручейками и падали на лицо Вадима. От нахлынувших нежных чувств Ольга бросилась целовать глаза, щёки, губы своего единственного и самого главного целителя во всей Вселенной. Она незаслуженно оскорбила его. А он был прав, обозначив ей лечение при помощи физических упражнений. Ольга, поссорившись с Вадимом, купила себе гимнастический мяч и резиновые жгуты, чтобы делать упражнения на сжатие и раздвигание мышц ног. Эти упражнения ей преподал Целитель – её самый любимый и родной мужчина. Прошло уже три месяца, и результат оказался ошеломляющий – ни воспалительных, ни эрозии, ни чего другого в женской сфере УЗИ не обнаружило. Ольга была безнадёжно здоровой. Безнадёжно потому, что она не надеялась помириться с Вадимом. У него море молодых баб-пациенток. Он может выбрать кого-нибудь из них себе по душе. А она хоть и чувствовала себя виноватой, но подойти первой не решалась.

Ольга целовала Вадима и причитала:

– Вадик, дорогой мой, любимый мой, прости меня за всё. Я виновата, и я из-за этого сильно страдала. Я не могу без тебя жить. Ты мой единственный и самый дорогой мужчина на свете. Я очень хочу, чтобы у моего маленького сына был папа. Вадим, бери меня замуж, пока я не передумала, – выпалила на одном дыхании разгорячённая Ольга.

– Я согласен, Оленька. Я всё это время мечтал о тебе. Я не подлец, но я шарлатан. Ты всё правильно сказала тогда. Я нисколько не обижаюсь на тебя. Я тебя люблю. Слышишь? Люблю-ю-ю-ю-ю-ю! – заорал Вадим во весь голос.

А я подумал: «Значит, не только оргазм обладает сокрушительной для всех болезней и недугов силой. Но и любовь тоже!»

Наш герой поправлялся стремительно. Как-то после тренировки на стадионе «Труд» к Вадиму пришёл его одноклассник – футболист Василий Александров. Он принёс гостинец. Разные диковинные фрукты украсили прикроватную тумбочку Вадима. Вася был на спортивных сборах в Таиланде, вот и привёз другу это тропическое богатство. Поболтали. Вадим вспомнил, что с весны у него в прихожке висит Васино пальто. Надвигалась осень, и Вадим беспокоился о друге.

– Вася, возьми ключи от моей квартиры. Забери свою пальтуху, она так и висит в прихожей.

– Ой, а я совсем про неё забыл, – заулыбался Василий.

Вечером в ординаторской раздался звонок. Медсёстры пригласили Вадима к телефону. Звонил Василий Александров.

– Вадим, я чё-то фигею. Там в моём пальто, что висело в твоей прихожей, все карманы набиты стодолларовыми купюрами. И накладные, и внутренние карманы, и потайные. Чё делать-то с этими бабками? – поинтересовался Василий.

– Ё-моё, это, блин, жёны крутых перцев отчебучили, наверное. Давай, Вася, поделим эти деньги пополам, – предложил Вадим.

– Не, я эти деньги не зарабатывал. Я их не возьму, – заявил Вася.

– Да ты меня, братан, не дослушал. Давай разделим эти бабки на две равные части. Одну часть отдадим в детский дом. А другую в дом престарелых. Понял меня? – заключил Вадим.

– Конечно, понял, братан, – отчеканил Василий.

Так и поступили. Спустя много-много лет зазвонил телефон:

– Вадим, давай поддадим! – слышится весёлый голос Василия Александрова.

– Вася, это ты, дорогой мой одноклассник. Приезжай к нам с Ольгой, в наш коттедж.

– Лады, завтра буду. Ждите.

Ольга с любовью смотрела на своего поседевшего, облысевшего и постаревшего Вадима.

«Опять встретятся, напьются до чёртиков. Будут вспоминать молодость. Какие же они хорошие, дружные мужики», – с восхищением подумала Ольга.

Она по жизни стала великолепным мануальным терапевтом и остеопатом. Попасть к ней на приём очень даже непросто. Она моложе Вадима, она продолжает напряжённо работать и, как волшебница, лечить пациентов. А толчок и направление ей в профессиональном росте дал её любимый мужчина – Вадим.

Вадим же целительством больше не занимался. Он, как инженер по автоматике, обустроил их общее гнёздышко по последнему слову техники и работал сам у себя домоправителем.

Вот такая история получилась, однако.

3. Анютины глазки. Первая любовь и последняя

Филипок. Посадка по весне

Филипок, так ласково звали Славу Филиппова друзья и подруги. Он был смешливым и озорным парнем. Но при этом среди бродовских слыл настоящим бойцом, бесстрашным и непримиримым к проявлению несправедливости. «Бродом» или «бродвеем» молодёжь называла главную улицу города Иркутска – улицу Карла Маркса. А до Октябрьской революции 1917 года в царскую эпоху она именовалась Большая улица. Во все времена на ней происходили замечательные мероприятия. Здесь праздновали различные значимые события. Здесь проходили массовые гуляния, многолюдные шествия. По будням и в выходные дни сюда приходили просто прогуляться. На других посмотреть, себя показать. Здесь вельможи чинно разгуливали с возлюбленными.

На старинных фотографиях такие променажи выглядели особенно трогательно. Дамы в длинных платьях, в ажурных шляпках. Наверное, были и другие персонажи, но в истории они не остались запечатлёнными на фото. Видать, не слишком презентабельными были их рожи и одеяния. Вот фотографы и не тратили на них драгоценные негативы. Зато расфуфыренные кавалеры были с очень важным видом. Кареты, запряжённые лошадьми, казались верхом совершенства и изящества. А теперь разные современные баламуты выгуливали своих тёлок, так называли легкодоступных девушек. Да ещё влюблённые, нежно переглядываясь и робко держась за руки, прогуливались среди других людей, отдыхающих от работы, от борьбы за выполнение и перевыполнение планов советских пятилеток.

Набережная реки Ангары, названная в советские времена бульваром Гагарина, была ещё одним местом культурного отдыха горожан. Здесь, в самом центре Иркутска, нередко проходили и разные разборки, поскольку сталкивались разные люди с различными интересами, помыслами и устремлениями.

Славка Филиппов шёл по «броду», непринуждённо поглядывая по сторонам. Он никуда не торопился и никого не ожидал встретить. Девушки у него не было. Друзья отдыхали на острове Юности, который тоже находился в самом центре города. Рядом с началом улицы Карла Маркса была перемычка, которая перекрывала течение Ангары в узком месте и открывала доступ к водной прохладе некогда чистого и уютного залива, ставшего уже полуостровом Юности. Но Филипок шёл от «железки» (железнодорожного двора) совсем в другую сторону. Он с улицы 5-й Армии свернул влево, в сторону памятника Ленину. Хотел прошвырнуться с «бороды» на «лысину». Так в шутку называли маршрут следования с улицы Карла Маркса на улицу Ленина.

Внезапно из зарослей кустов, что со стороны газона от драматического театра, стал доноситься звук плача, или скорее всхлипывания. Этот звук был тихим и надрывным. В нём было столько горечи и боли. Слава остановился, прислушался и направился к источнику этих нечеловеческих страданий, казалось, исходивших от раненого, разрывающегося сердца, захлёбывающегося в эмоциях космического горя. Там он увидел полусидящую, опирающуюся одной рукой о грязную землю, молоденькую девушку. Взгляд её голубых глаз был стеклянным. Слёзы беспрерывным ручейком струились, падая на обнажённую девичью грудь. От рыданий и спёртого прерывистого дыхания грудь содрогалась в угасающем ритме. Казалось, что девушка была готова умереть, не сходя с этого места. Места насилия и надругательства над ней. Её новенькое платьице было разодрано. Лицо в побоях. Из носа текла кровь. Кровь также была и на подоле истерзанного платья.

– Боже мой. Что случилось? Меня зовут Слава, можно просто Филипок. А как тебя зовут? – залепетал ошарашенный Филипок, обращаясь к насмерть перепуганной девушке.

Он поднял её с земли. Поправил как мог то, что ещё осталось от платья и могло прикрывать фигуру девушки. Надел на её плечи свой пиджак, обтёр её лицо от крови своей рубашкой и начал выслушивать рассказ бедолаги.

– Зовут меня Анюта, – девушка почувствовала заботу и тревогу за неё настоящего мужчины, который был готов оказать ей помощь, защитить. Она грустно улыбнулась. – Филипок звучит забавно.

– Это меня так кореша прозвали ещё в детстве. Фамилия у меня Филиппов. Вот и прилипло прозвище на всю жизнь. А чё, мне нравится. Совсем даже не обидно, – заулыбался Слава, разглядывая девушку. – А ты красивая, однако. Рассказывай, что случилось?

– Стыдно мне об этом говорить. Да ладно. Я приехала учиться в медицинский институт. Сама я из Тайшета, там живут родители и брат. Вот сегодня пошла погулять. Хотелось на бульваре Гагарина Ангарой полюбоваться. У нас тоже речка есть – Бирюса, только она не такая большая, но тоже очень красивая. Но не дошла я, не успела. Возле драматического театра на меня налетели двое здоровенных парней, им помогали ещё двое. Они меня потащили в кусты в палисадник. Я отбивалась, кричала, но никто не пришёл ко мне на помощь, и милицию даже не вызвали. От ударов кулаком в лицо я на какое-то время потеряла сознание. Когда очнулась, то меня уже насиловали. Двое пацанов держали руки и зажимали рот, а двое верзил поочерёдно упражнялись внизу. Гады, сволочи. Какой я теперь мужу достанусь? Что со мной будет? Ведь я была девственницей. Берегла себя для будущего любимого. А теперь позору не оберёшься. – Анюта опять горько заплакала и прижалась к Славе.

«Что за народ такой? Моя хата с краю. Никто не вмешался, не спугнул хотя бы этих козлов вонючих», – подумал Филипок. А вслух произнёс:

– Куда тебя, Анюта, проводить: в больницу, в милицию или ещё куда?

– Не знаю я. В милицию не хочу, боюсь. Допросы, расспросы – это дополнительные унижения. Да и мужики в основном в милиции работают. Будут надо мной насмехаться. Да и защитят-то они навряд ли. У тех гадов нож. Они когда меня волокли, им в левый бок под ребро упирались. Мол, будешь орать и сопротивляться, прирежем. Они ведь могут подкараулить меня на улице и убить. Таким терять нечего. А заступиться за меня в Иркутске некому. Да и в Тайшете тоже. Даже мой родной брат издевался надо мной. Бил и даже пинал ногами, когда я была ещё подростком. Одна боль мне от мужчин. Слава, а проводи меня до общежития. Я там переоденусь. Девчонки-старшекурсницы меня осмотрят, помогут по медицинской части. Я тебе пиджак потом или сразу верну. Хорошо, Филипок?

– Хорошо. Пойдём, Анюта. Я тебя провожу и в обиду никому не дам. Не бойся, теперь у тебя есть защита, в моём лице конечно.

При подходе к памятнику Ленина Анюта задрожала и, судорожно вцепившись в руку Славы, стала прятаться за его спину. Было видно, что она жутко напугана.

– Слава, это они, – еле вымолвила девушка, показывая взглядом на группу парней, вальяжно стоявших и о чём-то бурно разговаривавших на перекрёстке двух главных улиц города.

– Ну, ты, Анюта, говорила, что за тебя заступиться некому. Сейчас я не только заступлюсь, я отомщу за тебя этим мразям. Они долго будут помнить этот вечер. Подонки грёбаные. Сейчас увидишь всё своими глазами. Не бойся, ты со мной.

– Ребята, разговорчик имеется, – презрительно сплюнув через нижнюю губу, произнёс Вячеслав, отпустив из своей ладони руку испуганной Анюты.

Парни опешили. Они вчетвером. Они не могли ожидать такой наглости от пацана не отличавшегося большими габаритами. Двое насильников были аж на две головы выше Филипка. А двое их пособников («подсобных рабочих») были невысокими, но коренастыми. Настроены они были круто и жёстко. У одного из них в руках сверкнула финка. Атмосфера начала раскаляться, как над вулканом, готовящимся к извержению лавы.

– А не пошёл бы ты, шибздик, к такой-то матери? – язвительно ответил Филипку один из здоровяков и громогласно захохотал: – Гы-гы-гы. Гы-гы-гы.

«Так, до хлебальника я, пожалуй, не дотянусь. Длинные гадёныши. Тогда ловите, гады», – успел подумать Слава и мощнейшими ударами с двух ног попеременно нанёс разящий урон противнику в нижнюю часть тела в область мошонки.

Сейчас бы это назвали запрещённым приёмом кикбоксёра или бойца ММА. А тогда Филипок просто применил навыки отличного футболиста. Только предметом удара был не мяч, а похотливое плотское естество негодяев насильников. Гол надо было забивать однозначно. Если промахнёшься, тебя самого могут забить до смерти. Послышался страшный скрежет разрывающейся на части биомассы единственной извилины (органа мышления) этих криминальных индивидов. Ужасающие вопли сотрясли округу. Даже голуби, восседавшие и гадившие на голову вождя мирового пролетариата Ленина, испуганно вспорхнули, оставив памятник наедине со стонами, взорвавшими всю округу. Оба амбала скрючились, забившись в конвульсиях. Тут-то их челюсти оказались в зоне досягаемости кулаков Вячеслава. Последовавшие молниеносные удары с обеих рук и скрежет сломанных челюстей завершили акт возмездия. Два парней, совсем ещё недавно издевавшихся над Анютой, уже поверженными и почти бездыханными лежали у ног девушки.

Филипок, улыбаясь от азарта и успеха, обернулся в стороны девушки. Его глаза кричали: «Зло не должно оставаться безнаказанным. Вот, смотри, Анюта, смотри, я отомстил за тебя. Враг повержен». Девушка была близка к шоковому состоянию от ужаса, но её глаза были переполнены благодарностью к этому почти незнакомому парню, бесстрашно вставшему на её защиту.

В этот момент последовал удар ножа в спину Славы, отвлёкшего свой взгляд от поединка всего на долю секунды. Филипок вскрикнул. Затем он, обернувшись, как вертушка, к которой был привязан кузнечный молот, сокрушительным ураганом ударов уложил на асфальт рядышком с их хозяевами оставшихся двух противников. Как выяснилось впоследствии, рана у Филипка оказалась неопасной. Нападавший с ножом в руке парень упал плашмя. Рожа агрессора со всего маха врезалась в дорожное полотно улицы, окрасив его красной жижей. Слава в горячке выхватил нож из руки своего несостоявшегося убийцы. И всадил ему в ягодицу. Рукоятка ножа заиграла, завибрировала. Сегодня, наконец-то, нож нашёл себе достойные ножны – футляр для безопасного хранения. А что, в этой жопе ему и место…

Сизые облака играли в закатных лучах солнца. Казалось, что они тоже ликовали победе добра над злом. Они радовались, глядя на Филипка, и грустили, переживая за Анюту. Им с высоты видно далеко, но они не смогли предупредить нашего молодого человека о надвигающейся опасности. Хотя очень старались. Облака закручивались в вихре. Потом опускались низко к земле и стремительно взлетали вверх. Они становились темнее и темнее. Они уже совсем почернели. Казалось, что облака с тревогой кричали парню: «Филипок, берегись! Славка, спасайся! Убега-а-ай». Но наш молодой боец ничего не слышал. Он любовался Анютиными глазками. Они уже не были теми стеклянными, которые он увидел в первое мгновение их встречи. Её глаза светились в этой опускающейся темноте синими лазерными сапфирными лучами. Их свет преломлялся в сознании нашего героя всеми цветами радуги, согревая и лаская его взволнованное юношеское непорочное сердце.

«Какие же они, эти глаза, прекрасные и добрые, – думал, восхищаясь их красотой, Филипок. – Какая необыкновенная эта девушка Анюта. Я без неё, кажется, уже не смогу жить. Да, да, не смогу, не смогу!»

Чувство притяжения и любви стали вытеснять в его мыслях ощущения сострадания и жалости к этой безвинной и недавно ещё беззащитной девчонке. Он стал ощущать непреодолимое влечение к своей новой знакомой. Только эти светлые силы притяжения внезапно встретили сопротивление, жёсткое и грубое противодействие. С четырёх сторон, и по «бороде», и по «лысине», к месту события подъехало четыре милицейских воронка. Славке выкручивали руки, его душили крепким хватом сзади. Потом повалили на асфальт и заковали в наручники.

Анюта кричала:

– Отпустите его, я не позволю, не отдам…

Хотя Слава не оказывал сопротивления милиции, его несколько раз пнули в живот и по печени и забросили в клетку автомобиля, предназначенную для бандитов, жуликов и других арестантов. Немудрено, но по сложившейся на местности обстановке и по всем приметам именно он больше напоминал бандита. Рубаха Филипка была вся в крови. Откуда им знать, что это была кровь Анюты. У Славки не было носового платка, и разбитый нос и лицо девушки он бережно обтирал своей рубахой. Которую потом просто застегнул, отдав пиджак Анюте. Но милиционеры этого знать не могли. Они видели только кровь на асфальте, кровь на рубахе, плюс четыре лежащих тела с ножом, воткнутым в задницу одного из них. Картина как бы однозначная. Пазлы сложились так: доблестные охранники порядка по сигналу внимательных и бдительных граждан обезвредили и задержали вооружённого и опасного преступника.

Девушку прогнали. Четверых пострадавших на машинах скорой помощи увезли в «третью кировскую больницу», в травматологию, что возле Центрального рынка. Там всегда принимали раненых, переломанных, искалеченных и побитых граждан.

В Кировском РОВД дежурный следователь майор Злобин похвалил сотрудников милиции за задержание преступника. Разбираться долго он не стал. Показаниям Вячеслава, что тот защищал девушку, он не поверил. Девушки-то нет, значит, и не защищал никого. Разыскивать свидетельницу происшествия он тоже заморачиваться не стал. Зачем ему суетиться? Лишняя это работа, что, ему больше делать нечего, что ли? План надо выполнять.

«Если сама придёт, буду вынужден допросить. А так…» – думал доблестный майор милиции, а по сути бездушный чинуша.

Недавно Кировский районный отдел милиции подвергли жёсткой критике, что в нынешнем году раскрываемость преступлении по статье «хулиганство» ниже на двадцать восемь процентов, чем за аналогичный период прошлого года. Стало быть, нужно для поправки показателей статистики посадить вполне определённое количество хулиганов. Виноват ли человек или нет, большого значения не имеет. В суде тоже к этому вопросу относились философски: дыма без огня не бывает, раз попался, значит, виноват. Такая порочная система работы и оценки результатов деятельности правоохранительной системы имеет место и по сей день. Отсюда и следует другая статистика, что по тюрьмам и по зонам парятся без вины виноватыми до пятидесяти процентов сидельцев.

Анюта если бы знала, то обязательно бы пришла в милицию выручать Филипка. Но не срослось… При ознакомлении Вячеслава с обвинительным заключением в кабинете следователя Злобина зазвонил телефон.

– Алло, это из «третьей кировской больницы» по делу Филиппова.

– А, понял. Как там пострадавшие от рук преступника себя чувствуют? Все живы остались или как?

– У двоих половые органы отбиты. Всё хозяйство аж фиолетового цвета. Говорили про них, что, типа, они насильники. Вот и получили по заслугам…

– Нуихерсними, – скороговоркой протрещал Злобин.

– Он-то с ними, но по назначению уже вряд ли понадобится. Разве что писать, и то с трудом, через катетер. Челюсти ещё у всех четверых сломаны. Да сотрясение мозгов вдобавок ко всему и кровопотеря, не большая, но всё же…

– Нуихерсними, – снова, но уже многозначительно, протараторил Злобин, всем своим видом дистанционно показывая, что разговор закончен.

Суд был скорым. Славе дали шесть лет заключения в колонии. Судья, расфуфыренная тётка, Славкины доводы и не слушала. У неё, разведёнки, вечером было свидание с возлюбленным. Он работник системы – следователь. Надо успеть к парикмахеру сходить. Причёску, маникюр сделать, потом рожу накрасить. А то ведь он может своё кобелиное внимание на молодую секретаршу переключить. Вон как он засматривается на вырез в её платье, на томно вздымающиеся при дыхании груди. Да на длинные ножки, когда та идёт, покачивая телесами. Это ж надо так, все мужики – кобели.

«Блин, сколько раз ей говорила, что на работу надо ходить в закупоренном виде, ничего такого не выпячивая», – сердито думала судья о своём, наболевшем и злободневном.

Когда ей слушать доводы арестанта, не до него ей. Это всё рутина повседневной работы. А её личная жизнь важнее всего. Годы-то уходят, можно остаться одинокой и никому не нужной.

А Славкина мама Вера Ивановна в стареньком платье и чёрном платочке проплакала, затравленно сидя на лавочке на всех судебных заседаниях. Она, простая труженица, батрачившая всю свою жизнь на швейной фабрике, растила сына в одиночку, без мужа. Стойко перенося все лишения. Очень хотела, старалась, чтобы мальчик стал хорошим человеком. Он и был смелым, неравнодушным и справедливым. Иначе не сидел бы здесь на скамье подсудимых, вступившись за беззащитную девушку. Мама всё никак не могла понять, за что же судят сына.

«Так, как он, поступил бы любой настоящий мужик, – думала убитая горем простая русская женщина. – Как же так? Что же это такое?»