Текст книги "«Краткость и талант». Альманах-2021"

3

Седьмой год живу на этой улице, а все равно не могу привыкнуть к виду решетчатого забора, за которым, среди густых деревьев, немыми безысходными островками поднимаются надгробия и кресты.

Эту квартиру предложила купить моя молодая жена сразу после того, как мы обменялись кольцами и поклялись быть друг с другом в горе и радости.

Ради нее я бросил работу инженера в "Дженерал Электрик" в Нью-Йорке и переехал из своей свободной молодой Америки в этот слякотный, непонятный и чванливый Лондон.

Англия всегда напоминала мне замкнутую и хитрую старуху, у которой в шкафу полно скелетов и не все в порядке с головой.

Мне пришлось начать учиться банковскому делу. Отец и дядя жены являлись одними из владельцев хорошо известного в Старом Свете банка, так что мои шансы сделать карьеру были довольно высоки.

Вернее, были бы довольно высоки, если бы меня не отправили работать управляющим в отделение компаньона тестя, Дональда Холденза.

Этот старый негодяй никому и ничему не верил, всех почитал за мошенников и к тому же был сладострастным развратником.

Как я ни старался завоевать его расположение, как ни работал, словно вол, он все равно смотрел на меня косо и при разговоре подозрительно щурил свои водянистые голубые глазки с отвисшими, как у бассет-хаунда веками.

В конце концов, я понял, что он мне завидовал черной завистью старого трухлявого гриба. Ему не давало покоя, что я молод, имею красавицу-жену, и нравлюсь женщинам просто так, а не за набитое купюрами портмоне.

Но особенные приступы ненависти у Дональда вызывали заигрывания со мной его секретарши Викки. Эта шикарная красавица с большим бюстом и тонкой талией, гривой золотистых волос и сияющими янтарными глазами была достойна обложек модных журналов.

Дональд сходил по ней с ума, не забывая, впрочем, после рабочего дня приводить в свой личный кабинет дорогих проституток. Но однажды я повел себя, как идиот, фамильярно обняв Викки за талию и притянув к себе с видом победителя, хотя отношения у нас дальше шуток не заходили.

Викки так и прильнула ко мне.

Видели бы вы, как Дональд изменился в лице! Как отвисла и затряслась его губа, а лицо побагровело так, что я думал, его хватит удар. Уже в эту самую секунду я пожалел, что разозлил его, потому что прочитал в его глазах себе приговор. Викки тоже почувствовала угрозу и предложила мне уехать в командировку или заболеть на время, пока мистер Холденз остынет. Но я подумал, что работу свою исполняю добросовестно, документы и отчетность в порядке. Да и за последние полгода своей деятельности я провел несколько удачных операций, заработав банку приличную сумму. Поэтому я самонадеянно успокоился и даже не посчитал нужным рассказать все тестю, тем более, что тот мог подумать, что у меня и вправду что-то с Викки…

Я уселся в кресло и стал разглядывать черные абрисы спутанных веток кладбищенских деревьев на фоне серо-фиолетового неба.

От Хайгейтского кладбища веяло тоской и угрозой. Я не понимал, за что Селена так любила это чертово кладбище? У меня ни разу не возникло чувство интереса или благоговения к умершим, а уж тем более я не верил ни в каких привидений, хотя жена постоянно талдычила о них, внезапно указывая за мою спину и утверждая, что там стоит какой-то призрак, нуждающийся в поддержке.

Я стал тяготиться причудами Селены.

Поначалу мне было все равно, где она предпочитает проводить время и я даже радовался, что не где-нибудь на танцульках с тупыми подружками, как это делала Бэсс. В тот день, когда мы познакомились с Селеной, я непонятным образом очутился на кладбище мертвецки пьяный, после того, как вдрызг разругался с Бэсс, с которой встречался уже год.

Я закурил, положив ноги на стол и разглядывая пустую унылую улицу перед кладбищем, освещенную раскачивающимся на ветру фонарем. Селена была где-то там. Должно быть, опять бродила среди могил или лежала на какой-нибудь гранитной плите, раздумывая о смерти, как в ту ночь, когда мы с ней встретились впервые. Я хмыкнул, вспомнив, как тогда испугался, увидав, что с надгробной плиты поднимается ожившая скульптура ангела. И как этот ангел завизжал, что твой поросенок, бросившись бежать, не разбирая дороги, пока не провалился в чью-то могилу. Я быстро протрезвел, вытаскивая Селену. Потом мне пришлось нести ее на руках, и с вывихнутой ногой доставить к себе домой, и вечером, после того, как она стала моей, отвезти в отель "Плаза".

Этот странный вечер бросил нас друг другу в объятия самым мистическим образом. Целых три недели мы провели в постели, предаваясь ненасытной любви. Селена чуть не забыла о приеме в честь открытия филиала банка. И она явилась туда, едва успев натянуть платье и кое-как заколов волосы. Но даже так она смотрелась сногсшибательно. А ее снежно-голубая кожа просто сводила меня с ума! Все произошло так потрясающе неожиданно, что я почти забыл про Бэсс. Я люблю девчонок с сумасшедшинкой. А Селена была как раз такая.

Но сумасшедшинка хороша, когда тебе восемнадцать, а не двадцать шесть. В этом возрасте все нормальные замужние дамы уже имеют детей, а не таскаются в дождь и снег по кладбищам, возвращаясь каждый раз с полубезумной улыбкой и бессвязными рассказами из жизни призраков.

Последний раз, когда я завел разговор о ребенке, она, сверкнув в улыбке ровными белыми зубами, ответила, что в нее влюбился дух кронпринца, который из ревности не даст родить нам наследника. Что мне оставалось делать? Признавать, что с ней что-то не так, она отказывалась. К психиатру идти не собиралась. Я пытался поговорить с ее отцом, но мистер Уилл обвинил меня в том, что я слабак и не умею держать баб на коротком поводке. На этом и разошлись.

Внизу хлопнула дверь. Селена вернулась со своей прогулки и вешала сырой плащ в прихожей. Я задался вопросом: «Хотелось бы мне, чтобы Селена, зачав моего ребенка, все время проводила на Хайгейтском кладбище, сначала беременная, а потом и с малышом?»

"Нет, и еще раз нет!" – отвечал я себе, несмотря на то, что честолюбиво мечтал о том, какие красивые и умные дети у нас должны получиться. Она никогда не бросит это проклятое место! Уверен, Селена психически больна. Почему я трачу свою жизнь на борьбу с ее страстью к гниению и тлену?!

Настроении у меня было паршивое, и когда Селена поднялась наверх и встала передо мной, я продолжал угрюмо смотреть в окно, где ветер чуть не срывал фонарь, устроив настоящую свистопляску. Селена стояла и молчала целых пять минут. Подняв взгляд, я увидел, что она улыбается.

– Дорогой, я хочу представить тебе моего близкого друга, кронпринца!

Я затушил сигарету.

– Отлично! Ну и где он? Почему я его не вижу?

– Поверь мне, он рядом. И если он захочет, то объявит о своем присутствии.

– Как это мило с его стороны! – мы разговаривали, как два пациента психиатрической лечебницы.

Внезапно я увидел, как пепельница, в которой я только что затушил окурок, приподнимается над столом, потом выше и переворачивается так, что окурки падают прямиком на мои брюки. Я вскочил на ноги.

– Что это значит?!

В этот момент, прямо мне в голову, прицельно, полетела подушка с дивана. Я увернулся. И тут на меня посыпался град различных вещей, с силой посылаемых чьей-то невидимой рукой. И все это в полной тишине, если не считать завываний ветра за окнами.

Селена смотрела на меня уже серьезно. Похоже, кронпринц решил развеять последние сомнения относительно своего существования.

– Хорошо, Селена, я верю, но только скажи ему, пусть прекратит!

– Милый! – сказала она, глядя куда-то влево, – он все понял! Теперь ты можешь жить здесь. Выбирай себе место по вкусу.

Некоторое время я ошарашенно молчал, потом пробурчав: "Ладно, я пошел, а вы оставайтесь!", ринулся вниз по лестнице. Селена смотрела на меня сверху, перевесившись через перила. Я накинул плащ, схватил зонт и дернул дверь. Но дверь не поддавалась, хотя замок был открыт – кронпринц обладал недюжинной силой. Попробовав еще пять раз, я убедился, что попал в фильм ужасов о привидениях и скоро, по законам жанра, они сведут меня с ума. Повесив плащ на место, я зашел в свой кабинет и заперся. Меня оставили в покое. Похоже, Селена с кронпринцем подбирали ему уютное местечко.

Не в силах объяснить непонятное, я просто уснул.

4

Пока коронер с Дэвидом тупо смотрели в пустой брезентовый мешок, Айк тихо и медленно выполз из-за шкафа и выскользнул за дверь. Ему повезло, по пути никто не попался.

И только отбежав от морга метров двести, он оглянулся и обнаружил цепочку следов от босых ног, которую пристально разглядывал подошедший к зданию полицейский с папкой в руках. Но когда тот поднял голову, прослеживая куда ведут следы, Айк был уже далеко.

Он почти не чувствовал холода, ноги будто онемели. Редкие прохожие с удивлением провожали его взглядом, но Коллинз мчался вперед.

На углу он махнул рукой, возле него остановилось такси. Водитель не удивился виду Айка, мало ли, может в баре подрался.

Коллинз знал, что вскоре начнут искать сначала его труп, а потом и его самого. Денег у него не было и предстояло еще как-то убежать от таксиста, который непременно запомнит странного пассажира. Главное, чтобы полиция не сразу вычислила адрес.

Чтобы выиграть время, когда проезжали сквер, Айк сделал вид, что его жутко тошнит. Таксист, чертыхаясь, остановил машину, вышел и открыл автоматическую дверь. Коллинз с силой оттолкнул его и бросился в сквер, чувствуя, как нога за что-то зацепилась. Дернув ногой и ощутив резь повыше щиколотки, он побежал дальше. Таксист злобно кричал вслед, и Айк внезапно понял, что возле такси осталась бирка из морга с его именем, которая была привязана к ноге. Теперь его найдут в два раза быстрее!

Айк помчался, как угорелый, и пришел в себя только у каменного дома, украшенного цветочными вазонами с черно-зеленым самшитом. Дверь была опломбирована. Порывшись у корней, Айк достал ключ, оглянулся по сторонам, сорвал пломбу и открыл дверь.

Он здесь никогда не бывал, но точно знал куда идти. Миновав две комнаты и спальню, он вошел в кабинет, в котором царил полный разгром и, нажав на элемент декора шкафа, не дожидаясь, когда тайная дверь отворится полностью, нырнул внутрь.

В комнате он увидел семь кресел, стоящих вокруг большого зеркального шара. Тонкие провода тянулись от шара к креслам, обвивали их и исчезали в деревянном ящике с ручками и рычагами. Возле одного из кресел стоял небольшой столик с металлическим механизмом, похожим на арифмометр. Айк подтащил это кресло и столик поближе к деревянному ящику. Обмотал ноги двумя нижними проволоками, а запястья верхними, и стал крутить арифмометр до тех пор, пока тот не показал 20.11.1921. В это время он услышал, как где-то снаружи, приближаясь, воют полицейские сирены.

– Хорошо же вы работаете, сволочи, когда не надо! – пробормотал Айк, а затем изо всех сил дернул большой рычаг.

Раздалось нарастающее гудение, перешедшее в вой. Запахло озоном. Кожа Коллинза стала потрескивать. Зеркальный шар затрясся, от него полетели искры и сполохи. Их становилось все больше, свет ярче, наконец раздался гром, из центра шара вырвалась полуметровая молния и с силой ударила Айка в грудь. Все померкло…

5

Последнее время меня преследует какая-то чертовщина. Привидение, поселившееся в моем доме, постоянно делает пакости. То вытащит из-под меня стул, когда я собираюсь сесть, то выльет на костюм чернила, то разбросает бумаги, так, что я не могу их найти. Селена то запирается со своим кронпринцем, то навещает мертвых.

Но, кроме того, я попал в очень неприятное положение, потому что впервые в жизни у меня перестали сходиться цифры. Скоро собрание акционеров и бумаги должны быть безупречны, но в отчетах, откуда ни возьмись, по активным счетам кредит стал превышать дебет на восемьсот пятьдесят шесть тысяч фунтов стерлингов.

Дональд Холденз, как будто чувствуя, что у меня проблемы, кружил вокруг, как акула. В банке царила тихая паника, работники отдела затаились, перепроверяя счета, а Викки даже не показывалась. У меня возникло подозрение, что мой рабочий сейф кто-то вскрывает. Поэтому я взял документы отчетности домой, чтобы еще раз полностью перепроверить.

Вернувшись домой, я заперся в кабинете и стал пересматривать бумаги. С ними творилось что-то невразумительное. К своему ужасу я обнаружил несколько переводных векселей и больших денежных переводов на счета-однодневки, которыми обычно пользуются бутлегеры. Все они были подписаны моим именем. Но я их не подписывал!!! Kто-то подделал мои подписи! Кто-то меня подставил! Как я смогу доказать, что я не мошенник?!

Мне показалось, что я схожу с ума.

"Как такое могло произойти?" – спрашивал я себя в сотый раз, разложив, наконец, бумаги и c ужасом видя ясную картину моего краха.

Дональд! Вот, кто это совершил, здесь нет сомнений. И все из-за этой крашеной куклы Викки! Негодяй обвинит меня в хищении денег и, не моргнув глазом, упечет меня за решетку. Я выскочил из кабинета, не зная, что делать и кого просить о помощи.

"А может сбежать? Это решило бы массу проблем!" – мелькнула трусливая мысль, от которой я тут же отказался.

Попробую защитить свое честное имя…

Я позвонил адвокату, который обещал приехать к восьми утра. Не знаю, как я пережил эту ночь.

Адвокат успел как раз вовремя, войдя в дом сразу за полицейскими. Наручники надевать мне не стали. Куда бы я делся, если прямо перед домом простиралось Хайгейтское кладбище?

6

Айк открыл глаза и увидел свое тело, сидящее в кресле. На небритом лице скорбная гримаса, руки сжаты в кулаки так, что побелели косточки. В воздухе – сильный запах озона.

Было странно перемещаться, не имея тела. Но какое-то ощущение все же присутствовало. Сила в невидимом теле осталась, своим мягким напором она была подобна морской волне. Айк попробовал пройтись, а потом переместить пресс-папье на столе профессора. Это получилось не сразу, но потом дело пошло на лад. Затем он попробовал пройти сквозь ширму, что удалось легко, как будто он всю жизнь только этим и занимался.

Коллинз выглянул в окно, где прохожие, подняв воротники и натянув поглубже шапки, старались быстрее пробежать по улице, подгоняемые беспорядочно носящимся ветром.

Айк отметил, что обзор увеличился, и зрение стало панорамным. Это было интересно. Однако ему пора было уходить, чтобы исполнить задуманное. Он знал, что едва перейдет тонкий проволочный контур, проложенный по периметру комнаты, сразу попадет в день, выставленный на арифмометре. Его тело будет находиться здесь до тех пор, пока все не получится. Другого варианта Айк даже не рассматривал.

Перед тем, как шагнуть сквозь дверь, он оглянулся и ободряюще подмигнул мужчине в заскорузлой от чужой крови рубахе, сидевшему в кресле неживым манекеном.

7

Спасти репутацию не удалось. Мне пришлось полностью вкусить всю горечь унижения. Конечно, я старался сидеть на скамье подсудимых с независимым и гордым видом, под градом обвинений в том, чего я не совершал.

Ситуация чуть не осложнилась, когда я сам попытался обвинить Холденза в том, что это его рук дело, а он стал настаивать, чтобы мне добавили срок "за клевету". Я чувствовал себя бессильным что-либо сделать, водоворот невезения безжалостно затягивал меня в пучину.

Наконец, после трех месяцев разбирательств, суд вынес вердикт. Судья, выглядевший, как родной брат Дональда, недовольно тараща на лист маленькие глазки с отвисшими веками, огласил приговор:

– Шесть лет!

Шесть лет унижений и позора, расплаты за неизвестно чьи грехи! Мне было стыдно поднять голову и посмотреть на тех, с кем я работал, на тестя, исполненного гневом, на Селену, сидевшую в дальнем ряду в шляпке с черной вуалью, как на похоронах. Кронпринц тоже, наверное, ошивался в зале суда, злорадно посмеиваясь. Теперь весь дом был в его распоряжении.

Суд постановил описать имущество, которого не было, вся недвижимость принадлежала Селене, ведь я всегда был для них лишь американским голодранцем и выскочкой…

Не буду рассказывать о том, как жилось и работалось в Пентонвилле, но за хорошее поведение меня выпустили на полтора года раньше срока. За все это время жена навестила меня лишь однажды – привезла документы на развод. Мы почти не разговаривали, и я окончательно понял, что заплатил за свою жадность двенадцатью с половиной годами жизни.

Да-да, это был брак по расчету, но теперь за него я рассчитался полностью. Мне нравилась Селена, она была чудная девчонка, да еще и дочь богатого папочки, что сыграло, наверное, решающую роль.

Бедняжка Бэсс была мною забыта, скрыта за миражом богатства, обладателем которого я так и не стал.

В тюрьме я часто вспоминал Бэсс и думал, как сложилась ее судьба? Помнит ли она меня, ведь столько лет прошло…

Уже в первый свой день в тюрьме, я твердо решил вернуться в Америку. Лондон я ненавидел всей душой, да и он меня, видимо, тоже недолюбливал. За все прожитые здесь годы я так и не завел себе ни одного друга, ни на свободе, ни в тюрьме. А ведь в Америке у меня была масса друзей, которых я эгоистично забыл, едва только опустил свой зад в "Астон Мартин" – свадебный подарок тестя.

Однако даже самые плохие времена заканчиваются, и, подписав документ о получении личных вещей, оставленных при входе в тюрьму, я вышел на свободу! Костюм был сильно измят и пропах сыростью, мне пришлось снять комнату в дешевом отеле в пригороде, но я был свободен!

Навыки электрика позволили мне найти работу на ткацкой фабрике, где я проработал шесть месяцев, отказывая себе во всем и копя деньги на билет в Америку. Но, несмотря на всю экономию, их все еще не хватало. Возвращение откладывалось.

И тут мне помог случай. В воскресный день, когда я по личной просьбе директора устанавливал светильники в его загородном доме, мне встретилась Викки. Она, как обычно сияла, словно слиток золота, и узнала меня прежде, чем я успел отвернуться. Плохо скрываемая жалость сквозила в ее янтарных глазах, пока она расспрашивала меня о жизни. Но мне было все равно. Я знал, что уеду в Америку и больше никогда ее не увижу, и даже не спрашивал о том, как дела в банке и все остальное. Но она все же успела сообщить, что банк процветает, Дональд все так же омерзителен, что не помешало ему стать ее мужем, а Селена окончательно свихнулась и сейчас лечится в Италии.

Я выслушал ее рассказ бесстрастно, все эмоции я оставил в тюрьме, и собрался уходить, как Викки вдруг открыла сумочку и достала оттуда пачку банкнот. Она стала совать мне деньги, но увидев мой отрицающий жест, сказала, что дает их взаймы, до тех пор, пока я не разбогатею.

Я подумал и взял.

Уходя, она послала мне воздушный поцелуй, эта чертова красавица Викки… На следующий день я взял расчет на фабрике и купил билет.

8

«Ну, здравствуй, Нью-Йорк!» – пело сердце.

Я ступил на родную землю четвертого июля, ранним утром, и молодое летнее солнце приветственно раскинуло в небе свои руки-лучи. Не передать словами, как же я был счастлив! Мне хотелось обнять всех встречных людей, черных докеров и заблудившихся в порту растерянных мексиканцев, а таксисту я дал внушительные чаевые. Пусть тоже порадуется!

Старая тетушка Эмбер отдала мне комнату, где мы с братом ночевали еще подростками, и это всколыхнуло целое море воспоминаний. Душа моя наслаждалась в родных местах, а затхлый, угрюмый Лондон остался в темном прошлом.

Мысли о Бэсс не покидали меня ни на минуту, но прошло целых две недели, прежде чем я решился подойти к ее дому. За это время я нашел работу, устроившись в ту же самую "Дженерал Электрик", куда меня приняли без проблем, навестил родню и друзей. Все мне были искренне рады. Но будет ли рада Бэсс?

Она была рада, это стало понятно без слов. Увидев меня, Бэсс вскрикнула и крепко обхватила руками, как будто боялась, что я исчезну. Мы стали целоваться, как сумасшедшие, а потом занялись любовью, будто нам было снова по двадцать пять. И я подумал, что Бог меня все-таки любит, раз все так хорошо устроилось.

Бэсс лежала рядом, блаженно улыбаясь, тихонько гладя мое плечо и повторяя, как заведенная: "Айк…Айк…", но потом вдруг подскочила, словно ее ужалила пчела, с криком: "Твое письмо!" и стала лихорадочно рыться в большой китайской шкатулке.

Я недоумевал. Ведь никогда не писал ей писем. Однако она подала мне плотный пакет, подписанный моим собственным почерком "Айку Коллинзу лично в руки" и датированный 30 апреля 1922. В конверте лежали исписанные листки и еще один пакет, поменьше.

Потрясенный, я сел на диван и начал читать.

"Никогда не думал, что буду писать сам себе письма. Поэтому, для ясности буду писать "ты".

Сейчас, когда ты уже в тюрьме, я могу рассказать удивительную и неправдоподобную историю нашей жизни, но тебе придется в это поверить, а доказательства ты найдешь во втором пакете.

До этого года моя жизнь шла так же, как и у тебя. Я был женат на Селене Уилл, которая большую часть времени проводила на кладбище. Я работал на "Уилл энд Холденз банк". Так же, как и ты, я заигрывал с Викки, чем вызвал неудовольствие шефа, и меня перевели в другое отделение. Там я проработал до начала 1926 года, а потом случились две вещи. Однажды Селена не вернулась домой и ее труп обнаружили на Хайгейтском кладбище. Я попал под подозрение и был схвачен полицией, после чего мне предъявили обвинение в убийствах еще десяти женщин, происходивших на том же кладбище, начиная с марта 1922 года.

В течение четырех лет неуловимый маньяк расправлялся с женщинами и все подозрения пали на меня. Алиби у меня не было, так как убийства совершались ночью. После громкой огласки и долгого процесса меня признали виновным и приговорили к повешению. Незадолго до вынесения приговора мой адвокат сообщил, что на кладбище был пойман некий Джефф Моллен, схвативший женщину, которая сумела вырваться и сообщить в полицию. Он работал мясником, поэтому найденные у него ножи не вызвали подозрения, а так как "маньяка" уже нашли, то дело раскручивать не стали, и Моллена наказали лишь за хулиганство.

В камере, до вынесения приговора я сидел с безобидным на вид пожилым профессором Адамом Берроузом, тем не менее, обвиняемым в убийстве шестерых студентов. Рассуждая о моем деле, он скептически относился к его исходу и однажды предложил мне попытаться изменить судьбу. Профессор рассказал, что в конце прошлого века работал с Теслой над электрическими и эфирными взаимодействиями, в ходе которых они достигли эффекта "выбивания" эфирного поля из тела человека. Наступает удивительный эффект разделения человека на тело, впадающее в анабиоз и эфирную составляющую, подобную привидению. После этого Берроуз занимался проблемой в одиночку, и ему удалось отправлять эфирные тела во времени назад, на определенную дату, рассчитав и дозировав силу электрического удара.

Многократные эксперименты над собой позволили ему "растянуть" время жизни, но электрические удары истощили его организм и вскоре он должен умереть, может, даже не дождавшись суда. А погибшие во время эксперимента студенты, нарушили его предписания, прикоснувшись к самим себе и были "притянуты". Но суду ничего этого доказать невозможно, поэтому под покровом ночи из потайной комнаты для экспериментов ему пришлось перетаскивать их тела в свою лабораторию и инсценировать массовое электрическое поражение током.

Адам предложил мне воспользоваться капсулой с веществом, которое было спрятано в складке его одежды. Он привез его из путешествий по Африке. Вещество вызывало коматозный сон на сорок восемь часов, после чего человек пробуждался. Он дал мне нужную дозу вещества в пятницу, и мое тело было отвезено в морг, где я очнулся и далее следовал нашему плану.

Я не буду больше нагружать тебя подробностями, и хочу попросить у тебя прощения за то, что портил твои брюки, рвал бумаги и изображал из себя кронпринца. Когда находишься в виде привидения, от этого очень трудно удержаться.

Профессор сказал, что тот момент, как у тебя изменится линия судьбы, я исчезну. Надеюсь, ты понял и принял все, о чем я тебе рассказал и если ты сейчас читаешь эти строки, значит, я в тебе не ошибся!

Поцелуй за меня Бэсс.

Твой Айк Коллинз"

Некоторое время я сидел, как оглушенный, потом раскрыл второй пакет. Там лежали векселя на предъявителя, на сумму восемьсот пятьдесят шесть тысяч фунтов стерлингов. На клочке бумаги была приписка: "Ты отсидел не зря!"

Я обнял Бэсс, пристроившуюся рядом и вопросительно смотрящую мне в глаза, нежно поцеловал ее и сказал: "Поженимся, купим дом. И чтобы никаких кладбищ в округе!"