Текст книги "Приговорённые к счастью"

Глава 7. Сбежавшие

Не поднимая глаз, «тот самый беглец» приблизился. Споткнулся унылым взглядом о прищур Бальтазара, охнул и, как черепаха, втянул голову в плечи. Вид его стал ещё несчастнее.

– Вот так встреча, – развеселился Бальтазар. – Дмитрий, это сбежавший неизвестный гость, про которого я рассказывал.

Повисло молчание. Вернер поднял брови, изображая удивление (или действительно удивился?). Дмитрий, озадаченно поскрёбывая бороду, разглядывал боязливо замершую фигурку. Адик не выдержал накала всеобщего внимания и бросился, семеня ножками, наутёк к своей дверце.

– Стоять! – крикнул Вернер. Его вопль заметался под сводами ангара.

Адик встал как вкопанный и послушно поплёлся обратно.

– У меня секретарь со странностями, – пояснил Вернер, покрутив пальцем у виска. – Всего боится, тени своей шарахается. Не без причин… Замучили его в вашем «чистилище». – Он со значением посмотрел Бальтазару в глаза и тут же обрушился на понурого секретаря: – Пилот где?! Сколько можно его ждать? Какой ещё «сбежавший гость»? Ты во что опять вляпался?

Тот выслушал начальственные громы и молнии почти спокойно, покивал и пару раз скорчил скорбную мину самым шутовским образом. На секунду Бальтазару почудилось, что он издевается над своим боссом. Или ещё хуже – они оба ломают перед ними комедию.

– Ничего я не вляпывался. Просто убежал от него… – Адик кивнул на Бальтазара.

– Ничего не понимаю. – Вернер в испуге обернулся к Дмитрию: – Но выходит скверно.

Тот кивнул, с хищным любопытством разглядывая секретаря.

– Где вы встретили этого оболтуса? – спросил Вернер у Бальтазара.

– На месте преступления, – ответил тот. – Пусть опосредованно, но это связано с нашим визитом.

Вернер опять выругался по-немецки, да так крепко, что Адик вздрогнул и отступил.

– Не преступления, а трагедии, – дрожащим голосом уточнил секретарь. – Мы договорились о встрече, но меня задержали… в суде. Подхожу к его дому, к условленному месту, где я его обычно ждал, а там в кустах сидит андроид, весь в крови… Я подключился к домовым новостям… Бедный Фома! Отбыл в лучший из миров. И зачем я повёл эту штуку к его родителям? Хотел же по-тихому убраться! – жалобно взвыл секретарь. – Я тут ни при чём!

– Как вы познакомились с Фомой, Адик? – обратился к нему Дмитрий.

– Адольф, – поправил тот.

– Верно, так вас зовут, – холодно согласился Дмитрий.

– Он бывал на моих… мероприятиях, – замялся Адольф. – Скоро новое, а Фома умел подбодрить…

– Вы можете доказать дружбу с покойным? – подчёркнуто вежливо спросил Дмитрий.

– Да, – буркнул секретарь и извлёк из кармана записную книжку. – Покажи Фому, – приказал он ей.

Дмитрий забрал протянутую ему книжку кончиками пальцев, будто брезгуя, и наугад полистал. Хмыкнул и передал Бальтазару. Тот изучил внимательнее. Отдельный раздел для Фомы – одно это уже говорило о том, что они часто пересекались. А раздел ещё и огромный. Переписка отсутствует, зато много совместных фото: у памятника «Разрушителю миров»; у входа в Институт и внутри, у известного мозаичного панно; несколько фото из эссентариума – у какого-то домика в джунглях (Фома на них выглядел красавцем, вылитый Валера). Везде полная привязка мест, времени и лиц, мол, владельцу скрывать нечего. Хотя эти типы под присмотром, ему и не положено…

Бальтазар перерыл весь архив и, к своему удивлению, обнаружил выдранный из тетрадки рисунок – да, это был портрет Адольфа. Покопался ещё и выяснил, что тот оплатил доставку странички на Луну и вековое хранение с доступом к изображению. М-да…

– Не соврали, – кивнул Бальтазар, вернув книжку.

– Вы русский, да? – залебезил Адольф перед Дмитрием, который, хмурясь, его разглядывал. – Проскальзывает характерный акцент, если прислушаться. Не думайте, я не смеюсь, просто обожаю такие штуки выяснять…

Дмитрий с недовольным видом отвернулся.

– Адольф, прекращай, – бросил Вернер. – Уверен, Дима наслышан о твоих проказах. Ты бы ещё к его лохматому приятелю подлизывался, – ухмыльнулся он. – Альберту.

Брови секретаря испуганно вздёрнулись.

– Влиятельная фигура у твоих дружков… – глумился Вернер.

Адольф скис.

– Пилот где? – спросил Вернер. – Ариец наш ненаглядный.

– Кто, я? – дёрнул головой секретарь.

– Вилы! Башка хвостатая. Ну, Руман!

– А-а! Он улетел. Взял и ушёл, – горестно всплеснул руками Адольф. – У него же суд. Не имеем права задерживать. Говорит, мероприятие прощальное, все ждут, а он сильнее всех. Радостный такой, сказал, у него двое за раз.

Следователи переглянулись. Дмитрий насупился. Бальтазар заволновался: «Прощальное? И как его потом обратно выковыривать?»

– Задержал бы хоть на полчаса! – вскипел Вернер и добавил с презрением: – Я-то думал, он тебя слушается, верховного вождя безумцев.

– Плюнул в меня, – прошептал секретарь. – Он одного Бенито признаёт.

– А Бэтмен где? – спросил Вернер.

– Вчера ещё на Землю отправился, – развёл руками Адольф. – Завтра повесят.

Вернер тяжело вздохнул.

– М-да, недолго он в этот раз погулял. Ты вот что, заявку на него сегодня же оформи. Он мне здесь нужен. И доплати за инкогнито, чтобы хотя бы месяц его не искали. На хвостатого тоже оформи! Впрочем, погоди, вдруг нагоним до приговора.

– У Румы завтра весь день встречи со страждущими воздаятелями. Целая толпа, – деловито доложил Адольф. – Пока его будут водить меж них, а они грозиться и хвастаться, пока место подготовят… Есть время.

– Молодец, всё про всех знаешь, – похвалил его Вернер. – Тогда заявку на Вилы через месяц-другой. Отдохнём от него немного.

Секретарь кивнул, улыбнулся и прошептал Дмитрию одними губами: «Пилот».

– Сбрили бы вы усики, – проронил тот.

– Не положено, – промямлил Адольф.

– Кхм, – кашлянул Бальтазар, с выражением глянув на приятеля. – Важный свидетель слинял у нас из-под носа. Дмитрий, похоже, нас тут нарочно держали…

Вернер развёл руками, кивнув на унылого Адольфа, – мол, сами видите.

Дмитрий извинительно улыбнулся:

– Всех подозревать – его конёк. – И обернулся к Бальтазару: – У меня, конечно, тоже есть некоторые сомнения касательно этого Румана… Но минут десять назад новая экспертная группа прислала отчёт о повторном обследовании грузовика. Командированные с Земли специалисты. Боря, ты глянь в почту. Выводы прежние: авария из-за взрыва, предотвращена ужасная катастрофа, пилот – герой.

– Дмитрий, не считаю возможным отменять намеченные ранее следственные действия, – процедил сквозь зубы Бальтазар.

– Поговорить с ним, конечно, не помешает. – Дмитрий вдруг вспомнил, что он всего лишь сопровождающий. – Поэтому… Давай дуй за ним на Землю первым же рейсом.

– Не успеете, – встрял секретарь с лукавой ухмылкой. – Следующий рейс только через пару часиков, и то с двумя перестыковками. А Рума полетел сквозным. Опередит вас часов на десять. Если они его заграбастуют, вас уже не подпустят, это же страждущие… Вам бы сейчас же лететь и без пересадок. Тогда раньше его прибудете. Вот он обрадуется встрече, – злорадно хихикнул Адольф.

Дмитрий почесал затылок.

– И как же нам добраться вперёд него? – полюбопытствовал Бальтазар.

– Адольф намекает на мой личный челнок для перелётов инкогнито, – разъяснил Вернер. – Какой же ты у меня услужливый, – иронически заметил он. – Спешишь всем угодить, молодец.

– И мы можем на это надеяться? – осторожно спросил Дмитрий, в сомнении глянув на поникшего секретаря.

Помявшись, Вернер кивнул и с энтузиазмом добавил:

– Конечно! Я бы и сам предложил. Столько неудобств мы вам доставили.

– Чудесно! – воскликнул Дмитрий. – Сегодня же и допросим этого… как там его по ф. и. о.?

Бальтазар достал ордер с краткой ориентировкой на «героя»: «…Участие в массовых преступлениях… Ограничения в правах и свободах… Внимание: опасен!..» Ага, вот… Он усердно зашевелил губами, стараясь выговорить фамилию, но выдавал одни нескладные шипяще-свистящие звуки.

– Хорошая попытка, – улыбнулся Вернер (Адольф подхалимски захихикал) и тут же с сожалением продолжил: – Кое-что следует уточнить: лететь придётся одному из вас. Корабль конспиративный и потому одноместный, самый массовый сегмент. Исключительно в моём пользовании. Для делового шпионажа, – сознался он с озорной улыбкой и подмигнул секретарю. Адольф ликовал.

– Боря полетит, – махнул рукой Дмитрий. – Что ты там вошкаешься? Дай-ка сюда.

Он взял бумажку, вчитался, шёпотом ругнулся и вернул Бальтазару.

– Ваш, ваш, – захихикал Адольф.

Вернер на него цыкнул, и тот притих.

Отправив секретаря распорядиться насчёт вылета, Вернер похвастался, что тайный корабль замаскирован под обычный орбитальный деловой челнок. Потом пожаловался, что приходится держать его всё время под заказом, чтобы кто другой не сел, – удовольствие дорогое, за свою же собственность платить; но признал, что это стоит тех денег… Затеял было учёный разговор с Дмитрием, но тот отвечал односложно, и беседа не склеилась. Вскоре Вернер стал поглядывать на часы, нервничать и бормотать о производственных делах и проклятых конкурентах, хотя и отказывался оставить гостей. Не вытерпев, извинился, что вынужден срочно позвонить, отошёл на пару шагов, достал телефон и включил глушилку, завернувшись в полупрозрачный кокон, из которого доносилось одно неразборчивое бульканье.

Бальтазар и Дмитрий отвернулись – ещё подумает, что подслушивают, хотя всё равно ничего не разобрать. Помолчали, проверили время на часах. Дмитрий сначала копался в записной книжке, затем что-то в ней написал и отправил сообщение. Бальтазар же рассматривал скопированные у секретаря фото на Земле и в джунглях. Ни подсказок, ни зацепок. Со вздохом он закрыл записную книжку.

– Телеграфировал на Землю, чтобы повременили с казнью, – с довольным видом сообщил ему Дмитрий. – Облегчит душу перед инквизитором – и в добрый путь.

– Вы не знаете этих людей, их права! – заявил неожиданно возникший рядом с ними Вернер.

Друзья едва не подпрыгнули.

– Ждать не в их правилах! Чёртово сообщество справедливости. Сущие узаконенные бандиты! – Вернер помрачнел. – Бэтмен, сволочь, как-то накосячил в одном деле… Я сунулся к его воздаятелям с просьбой отложить ему исполнение приговора. На денёк! Так меня самого чуть вверх тормашками не подвесили. Как вспомню эти рожи и руки хватающие – в дрожь бросает. Бежал. Самым позорным образом бежал и вопил: «Спасите, помогите», – гоготнул он и поёжился.

– Давно вертится на языке вопрос, – обратился к нему Бальтазар.

– Что такое? – недовольно пробурчал Дмитрий.

Вернер махнул рукой: «Валяйте».

– Зачем вы с этой шантрапой работаете?

– Не чую в вас христианского человеколюбия, – усмехнулся тот. – А ведь все мы люди, все мы грешны и всё такое… В общем, если искренно… Так выходит дешевле. Я же им почти не плачу, а они всё равно благодарны. У меня трудовые договоры на сотни лет вперёд подписаны. По секрету: траты на воскрешения проходят как благотворительность. Не для моих работников, конечно, а для другой стороны, которая их… ну, вы поняли. Общественное благо творю. И тем самым налоги недурно срезаю. По закону! Деньги в дело возвращаются, и все довольны, а особенно мои, преданные мне люди. Видели бы вы Адольфа раньше! Забитое, несчастное существо… В этом гнусном мире всеобщего стяжательства некому довериться. А им я доверяю как себе. Тот же Руман своим диким рискованным манёвром спас жилой район города, а компанию – от позора и разорения. А мог бы отстрелить капсулу и спарашютировать: «Знать ничего не знаю, действовал в пределах устава, не нравится – давай расчёт». Но довольно! – Вернер потряс кулаком. – А то наговорю лишнего о нашем убогом человечестве.

Слушать это было как-то неловко. Повисла тишина. Вернер опять проверил время, пробурчал что-то про нерасторопность и постучал по часам. Наконец через минуту общего нетерпеливого ожидания открылась секретарская дверца, и к ним просунулась усатенькая секретарская рожица.

– Я уже здесь, босс! – шёпотом крикнул запыхавшийся Адольф. Он помахал радужным посадочным билетом. – Всё готово. Чужак ждёт.

– Кораблик записан на подставное имя, – пояснил Вернер. – И куплен через третьи руки у наших деловых недругов. Аппаратик – дрянь. Пришлось существенно доработать.

– Лучше поторопиться: вылет через пятнадцать минут! Строго по расписанию. Если опоздаете, то сядет подсадной, – не поднимая голоса, зачастил секретарь.

– Проводишь нас до перехода? – спросил Дмитрий у Вернера. – Обратно же от вас, как у всех, на «прыг-скок»?

– У меня не как у всех, – с достоинством ответил тот. – У нас отдельный резервуар эссентариума. Поездки к нам настоящие.

Дмитрий, поджав губы, переглянулся с Бальтазаром и нахмурился на его мимолётную улыбку.

Вернер обратился к Бальтазару:

– Я довезу вас на личном транспорте. За пять минут уложимся.

Дмитрий почесал бороду в раздумьях.

– А сколько там мест? – с надеждой спросил он. – Не хочется на поезде трястись.

– Это мой личный гоночный болид… – Вернер замешкался. – Места пилота и пассажира. Я могу вызвать для тебя ракетный экспресс, будешь чуть позже.

– На одного? – Дмитрий округлил глаза.

– Дима прекрасный пилот, – заметил Бальтазар. – И расстояние небольшое. В любом случае портовый диспетчер отключит ручное управление и посадит болид своей автоматикой. Мы бы и сами добрались, – предложил он, внимательно наблюдая за Вернером.

Тот выглядел озадаченным. Секретарь, чтобы не лицезреть затруднение босса, уставился в пол, а потом и вовсе отвернулся, рассматривая что-то за дверью.

– Да, верно! Не подумал, – сказал Вернер, словно очнувшись. – Не разобьёте ведь? – спросил он с покривившейся ухмылкой. – Хотя застрахован. Поезжайте.

Он поманил их и решительно зашагал к застрявшему в дверном проёме Адику. Тот немедленно влез внутрь, закрыл дверцу и угодливо посторонился. На этом месте тотчас же появились две огромные сомкнутые двери, распахнувшиеся перед бодро шагающим Вернером. За ним следовал Дмитрий, потом Бальтазар, а замыкал шествие суетливо семенящий Адольф.

Они вышли из ангара. Вдруг Вернер резко остановился, развернувшись к следователям. Секретарь налетел на Бальтазара и принялся лепетать извинения, но, взглянув на босса, затих.

– Чуть не забыл, – волнуясь, тихо проговорил Вернер, посмотрев на спящего в приёмной монаха. – Насчёт погибших в аварии. Хотя мой сотрудник и мой грузовик здесь ни при чём, я всё же чувствую сожаление и сострадание. Из-за сопричастности и вовлечённости… Моё решение таково: я оплачу воскрешение одного члена семьи: паренька, которого удушил андроид…

Вернер глянул на Бальтазара и предупреждающе сказал:

– Газетчики уже обо всём растрепались. – Сложив ладони у груди, он продолжил: – Ничего не имею против самоубийц, но, так сказать, не люблю вкладываться в ненадёжные активы. По-моему, не стоит трогать Фому. Адольф, ты же не против?

Тот затряс головой.

– Пристрою к себе на хороший оклад. Не будет филонить – за пару столетий на всех заработает, а по своему брату, неудачнику, сам решит.

– Они близнецы, – вставил Адольф.

– Это не важно! – с неудовольствием отозвался Вернер. – Распорядись немедленно.

С внушительным видом секретарь вытащил пустую банковскую карточку, что-то начиркал в ней и протянул Вернеру. Тот прочитал, кивнул, припечатал пальцем и вручил Дмитрию.

Невиданная щедрость вкупе с молниеносностью выделения целого состояния ошарашила Бальтазара. Вначале он с настороженностью смотрел, как Дмитрий горячо жмёт Вернеру руку. Тот источал благодушие и скромно склонял голову. Поддавшись общему чувству, Бальтазар вместе со всеми похлопал по плечу взволнованного Адольфа и пожал руку Вернеру, хватка которого оказалась вдруг до неприятности вялой.

Видимо, их радостная возня разбудила парящего на подушке монаха. Очнувшись ото сна, он с отстранённостью истукана смотрел на них широко открытыми глазами.

На миг Бальтазар почувствовал себя насекомым, которое через огромное увеличительное стекло рассматривает любознательный природовед. Флакон морилки и коробочка острых булавок уже открыты, но жучок знай себе копошится – его жалкому умишке недоступны ни сам добродушный исследователь, ни его инструменты.

Монах взгляда не отводил, пронзая всех бесстрастным взором. Но Бальтазару почудилось, что тот смотрит именно на него, в самую сердцевину души. «Вот же пугало. Нашёл себе ворону…» Он украдкой перекрестился и глянул на Дмитрия. Тот, судя по всему, тоже чувствовал себя неуютно.

Вдруг монах издал глубокий и рокочущий звук.

– А-а, о-о, у-у, эм-мэ, – протяжно загудел он.

Знакомые песнопения. Бальтазар бессмысленно смотрел в его глаза, словно потеряв привычную способность к здравому рассуждению. Его ослабевший ум с пугающим спокойствием наблюдал, как со всех сторон наваливается пустота, а под ногами разворачивается бездна – не холодная и не горячая, без верха и без низа. Он – лишь брошенный кем-то безжизненный камень, что летит из ниоткуда в никуда, а вокруг ничего…

Похожие чувства, бывало, накатывали в глубоком космосе. Огромные пространства низводят человека до ничтожного атома. Бескрайняя пустыня одиноких песчинок под холодным светом бесконечно далёких звёзд. И Солнце – яркая точка, затерянная среди множества созвездий, – там не греет. Одно спасение – друзья. Песчинка к песчинке.

Бальтазар покосился на друга. Тот быстро смахнул слезу, глянул в ответ и смутился.

Прогудело последнее «эм-мэ», монах закрыл глаза с торжественностью, почти невероятной для такого малого действия. Настала звонкая тишина.

– Хороший знак, – прошептал Вернер, кланяясь.

Адольф отнял от своих глаз, видимо недостойных сего зрелища, ладошки, сложил их у груди и тоже стал мелко кланяться и бормотать вслед за боссом: «Хороший знак».

Глава 8. Ведьма

Почти весь полёт друзья провели в молчании, переваривая полученные впечатления.

– Тот ещё фрукт, – буркнул Бальтазар, решив было поговорить. – На вид приятный, а на вкус…

Дмитрий зыркнул на него и покрутил пальцем в воздухе.

Бальтазар вздохнул.

Через пару минут они были на месте.

– Прилетели, – сообщил корабль приятным голосом неопределённого пола. – Передаю управление диспетчеру.

Корабль сделал вираж, передав на чувства пассажиров ощущение небольшой перегрузки, и приземлился боком к бетонной стенке причального шлюза.

– Крепитесь: злость и суета на пороге, – заботливо произнёс бесполый голос и начал отсчёт до слияния пассажирской капсулы с Миром.

Друзья переглянулись и прыснули со смеху в кулаки.

За окном однообразная пепельная равнина с рытвинами кратеров и серый бетон сменились на бескрайнюю небесную лазурь, заливаемую лучами яркого, но не ослеплявшего глаз солнца.

– Вот мы и дома, – обрадовался Бальтазар. – Прощай, унылая картинка, даром что настоящая.

– Хорошую погоду поставили, – с одобрением заметил Дмитрий, тоже посмотрев в окно. – Давненько не было. А то всё тучи, дождь да гром и молнии.

– А хоть бы и тучи. Всё одно веселее, чем на этой Луне.

Корабль растворил свои стенки, и друзья оказались в зале прибытия. Осмотревшись, они отправились к ближайшему переходу.

Бальтазар проверил время и обернулся к Дмитрию:

– Расскажи про эксперимент. Что Вернер хотел тебе показать?

– Альберту не говори, – помялся тот. – Боюсь, на смех подымет. Вернер говорит, через пару-тройку месяцев невероятные чудеса явит, а пока ограничится простым опытом: преломлением света в вакууме. Долго объяснял, но всё вокруг да около, одного туману нагнал… Видимо, боится, что идею украдут, – недовольно произнёс Дмитрий. – А что красть? Фокус-покус не получился, – добавил он, усмехнувшись. – Торжественно жамкнул на кнопку и… ничего: лазерный луч прямой, как стрела. «Что такое? Не может быть!» – с удивлением, этак немного наигранно. Стал рукоятки крутить – не помогает. Полез разбирать установку, и тут у него тревога завизжала. Он даже лицом побелел: «Секретный объект… Дима, неужто твой сотрудник…» И мы побежали выяснять, что за переполох ты устроил. – Дмитрий, подмигнув, сразу спросил: – Был там? Что видел? Признавайся!

– Какую-то нелепую космическую тарелку. Одним глазком на неё взглянул, а столько крика! – удивился Бальтазар.

Дмитрий хотел его ещё расспросить, но у него тревожными нотами вступления из «Ночи на Лысой горе» Мусоргского запиликал вызов. Вздрогнув, Дмитрий достал телефон и проверил имя. Он слегка нахмурился, отошёл в сторону и, отвернувшись, ответил.

Одновременно ожил и телефон Бальтазара, разразившись дробным перезвоном: пара пропущенных звонков и несколько сообщений. У него ёкнуло сердце: один звонок от дочери, всё остальное – от её матери, его Елизаветы.

Бальтазар внимательно посмотрел на приятеля. Тот усердно слушал, изредка отвечая кому-то односложными «да-да» и «ага». Вдруг Дмитрий накрылся звуковой пеленой, заглушив голос, и начал что-то страстно и громко говорить, широко улыбнувшись Бальтазару и кивнув ему, что занят. Тот, сложив два и два, понял, что позвонила ему Елизавета.

Перед Бальтазаром встал непростой выбор: ничего не спрашивать у друга, не читать полученных сообщений и продолжать теряться в тревожных догадках или же всё-таки узнать о её новой каверзе? Может быть, только посмеётся, а может быть, что вероятнее всего, надолго испортит себе настроение.

Дмитрий продолжал что-то бубнить с напряжённым лицом, посматривал на него, кивал, деревянно улыбался и показывал большой палец вверх. Ясно: ничего хорошего, очередные злокозненные ведьминские выдумки.

Подготовившись сильно не переживать, Бальтазар вздохнул, достал из кармана записную книжку, куда переписывались входящие, и развернул верхнее сообщение от Елизаветы.

Вчитался в первые строки… И его сердце, сначала испуганно замерев, потом горячо забилось, пригоняя к лицу волны краски. Невозможные, немыслимые строки!

«Милый друг, нам давно пора прекратить наш бессмысленный и жестокий спор. Мне пора прекратить, милый мой! Я больше не хочу, не могу врать себе о моих настоящих к тебе чувствах. Не могу дальше скрывать своё неравнодушие и любовь к тебе под маской, всем давно ненавистной. Знаю, ты меня любишь, и я хочу, более не таясь, отвечать тебе тем же. Ах, если бы вернуть прошлое и всё исправить! Стыдно такое писать, но я бы соблазнила тебя согрешить против сана и нарожала нам детишек, таких же прекрасных, как наша Маришечка. Отныне твоя и только твоя Елизавета».

Бальтазар, всё ещё не веря тому, что прочитал, ткнул в последнее сообщение Елизаветы: «Понаписала тебе, мой милый друг, разные глупости, и мне неловко. Ответь что-нибудь, я волнуюсь! Боюсь, что стала тебе безразлична… Как освободишься, лети домой скорее! Я жду, жду твоих объятий».

Не в силах далее сдерживать распиравшую его бурю страстных чувств, Бальтазар закрыл сообщение и словно вернулся из прекрасной и манящей сказки в пресную явь, ещё не до конца осознав случившееся. Он виновато улыбнулся встревоженному Дмитрию.

Тот облегчённо выдохнул и натянуто улыбнулся в ответ.

– Что думаешь делать? На Землю или… домой? – осторожно спросил он. – Я подменю, никто и не узна́ет.

– Сначала дело… Личная жизнь подождёт, – как-то неуверенно произнёс Бальтазар, вздохнул и опустил глаза. «Боже, она уговаривала Диму отпустить меня к ней!»

Признаться, он немного боялся оказаться дома прямо сейчас. Всё никак не мог собраться с мыслями, в голове крутились обрывки любовных признаний, выскакивали напыщенные словечки, хоть и звонкие, но обыденные – недостойные её. Глупые страхи! Тотчас всё бросить и лететь к ней!

Но вместо этого Бальтазар промямлил:

– Дима, пять минут до старта… Я на посадку.

Он обречённо махнул рукой и, забыв даже попрощаться, шагнул в переход.

Попав в зал ожидания, Бальтазар перескочил к указанной в билете стойке регистрации. Он ещё успевал написать коротенькое сообщение Елизавете. Позвонить бы ей, услышать её голосок. Нет, страшно (неожиданный романтический поворот судьбы до сих пор не укладывался в его голове), да и по́шло: «Алло-алло, как дела, я тебя люблю, а ты меня?»

Светясь глупой счастливой улыбкой, он лихорадочно писал ей слова любви – первые, что пришли в голову, радостные и наивные – и просил прощения, что не может сейчас же вернуться домой, чтобы быть с ней и только с ней…

Когда до вылета осталась пара минут, робот-администратор принялся беспокойно и назойливо переспрашивать:

– Вы господин Ренрев? Его место пустует.

Бальтазар усмехнулся этакой «конспирации».

– Да, это я, – отправив сообщение, повернулся он к администратору.

Тот вежливо улыбнулся и кивнул. Но не успел Бальтазар протянуть ему билет, как у стойки отобразилась дверь, распахнулась, и через порог ввалился взбудораженный Дмитрий.

– Уф! – выдохнул он. – Ну, слава богу! Еле нашёл. Хорошо, что в билет заглянул. Ренрев – смехотворно!.. Давай сюда, – Дмитрий выхватил билет из рук Бальтазара. – Иди-ка ты лучше домой. Сам слетаю, гляну этой мрази в глаза… Конечно, твоя личная жизнь – не моё дело, но в таком состоянии… Напортачишь ещё чего… Там ясная голова нужна, а не… – он махнул рукой в раздражении.

Бальтазар покорно кивнул, неспособный разобраться в настроении Дмитрия. Тот быстро шагнул к администратору, потеснив друга.

– Я Ренрев, лечу на этом рейсе, – заявил Дмитрий.

– Вы? – удивлённо переспросил робот и, озадаченно моргая, заводил между ними глазами.

– Я, я! Случилось недоразумение, понятно? – произнёс Дмитрий рассерженным голосом. – Открывай калитку, дурень электронный! Осталось: десять, девять, восемь… – загремел он, всучив администратору билет и указав на бегущие над стойкой цифры обратного отсчёта.

Тот покраснел от невежливого обращения, но, не смея отказать человеку, сразу пропустил хамоватого пассажира на посадку.

– Вы уж извините. Трясёт всего, – пробормотал ему Дмитрий, вбежал на посадочный переход, развернулся и махнул Бальтазару: – С богом!

Тот в недоумении поднял руку помахать в ответ, но не успел. Проход закрылся, и замигала надпись: «Посадка завершена».

– Ренревы они, как же, – буркнул администратор.

Его картинка повернулась к провожающему плоским, тонким до невидимости боком и исчезла. Стойка с надписью тоже испарилась.

Бальтазар, не веря своей удаче, то краснея, то бледнея, ещё раз перечитал любовные послания Елизаветы. Её почерк был немного нескладный и потому особенно милый. Эти слегка кривенькие буквы, без дурацких завитушек, зато одна красивее другой, складывались в жемчужины драгоценных слов, те нанизывались друг за дружкой в строчки и приоткрывали бесценные для него сокровища смыслов. И пылкие слова, не скучные и не пошлые, нашлись и сложились в единый, трепещущий страстью порыв души. Он знал, что́ скажет возлюбленной, какими словами выразит чувства.

Полнота бытия переполняла его, он ощущал весь необъятный мир вокруг, как самого себя. Нет, он и был всем этим миром! Границы между ним и всем прочим стёрлись за ненадобностью. Кто положит ему пределы? Его грубое и неказистое «я» растворилось в чистом первозданном бытии. Душа искрилась необузданным счастьем. Мгновение было так сладостно, что хотелось лишь одного – чтобы оно длилось и длилось. О мимолётное время, запечатлей великолепие, замри навсегда в этот счастливый миг!

Сердито звякнуло входящее сообщение – Елизавета! Сердится? Ещё бы. Он же написал ей, что летит на Землю, а должен был помчаться к ней! Он улыбнулся и, не желая более терять ни секунды, отправился домой.

* * *

На пороге дома сидел толстый кот – Бенедикт. Чёрный, как ночь, и размерами с трёх обычных – не самых маленьких и не самых худеньких.

Кота Бальтазар не любил. Не потому, что Бенедиктом звали римского понтифика, при котором он служил. Одна из первых шпилек Елизаветы. Дочь шутила, что мама этим именем подчеркнула ра́звитые речевые способности питомца: говорил тот действительно хорошо (и много, даже слишком). «Ведьмин кот. Ему положено», – усмехался Бальтазар про себя, а Елизавета со смешком бросала дочери: «Не угадала». Но с именем Елизавета промахнулась. Ещё задолго до неё он много что прочёл о своей эпохе (на одни мемуары год чистого времени потратил, не говоря уж о серьёзной исторической литературе). Будет он ещё переживать за попрание имени папы Бенедикта. Кота он не любил потому, что тому больше подходило имя Вельзевул. Дерзкий, злопамятный и драчливый с теми, кого не любила его хозяйка, рядом с Бальтазаром он приобретал повадки голодного крокодила.

Но день был погожий, а душа полыхала от счастья ярче солнечного света, поэтому глаза искали и находили во всём одно приятное. Даже в Бенедикте.

Кот, застыв упитанным и самодовольным каменным сфинксом, уставился на него немигающим взглядом. Ах, какие у него янтарные глазки! Хвостом по полу не бьёт, уши не прижимает и в целом производит впечатление сытого благодушия. Никакое он не чудовище. Скорее этакий забавный пушистик! Не зли его, будь поласковей, он и замяукает. Верно, Елизавета уже приказала ему быть повежливее с хозяином дома. Пора им помириться.

«Видимо, послала встретить меня», – решил Бальтазар и наклонился погладить кота во второй раз с начала появления того в доме.

– Кыш, с-с-сволота, – прошипел Бенедикт голосом Бальтазара и дёрнул клыкастой пастью навстречу протянутой руке.

Зубы у него, между прочим, были настоящие, и укусы оттого болезненные.

Бальтазар отскочил назад и, сдержавшись, не стал пинаться в ответ. Бенедикт, почуяв слабость, презрительно отвернулся, только слегка наметил уши в его сторону и завибрировал хвостом.

Растерев оставленную клыком вмятину на мизинце, Бальтазар улыбнулся: «Это ничего, всё равно подружимся. Она его перепрограммирует».

– Кис-кис-кис, – позвал он кота и снова протянул ладонь к вредному обормоту.

От такой наглости кот вздрогнул, обернулся и с диким воплем выгнулся дугой. Утробно урча и дёргая распушённым хвостом, он бочком двинулся в наступление.

Бальтазар не сдался и подступил на шажок.

– Не-не-не-не смей! – не выдержав, визгливо заверещал Бенедикт, юркнул в приоткрытую дверь, принявшись оттуда проклинать Бальтазара.

На яростные вопли кота прибежала Мари – дочь Бальтазара. Выглянула за дверь и, столкнувшись лицом к лицу с отцом, поднимавшимся по ступенькам крыльца, замерла в растерянности. Её взволнованное несчастное личико жалобно исказилось, на глазах показались слёзы. Она подалась к нему.

– Папа, всё будет хорошо, – прошептала она, обняв ошарашенного отца. – Она не посмеет.

У того защемило сердце от нехорошего предчувствия. Возведённый в его воображении за́мок семейного счастья рушился стена за стеной. Вслед за ним в бездонную бездну отчаяния летел весь окружающий мир.

– Пойдём, – она решительно потянула его за собой.

Тот стоял столбом и не сдвинулся. Толком ещё ничего не понимая, он смотрел на дочь, не желая осознавать услышанное.

Кот, отиравшийся у косяка двери, не сводил с Бальтазара горящих угольков глаз.

– Лапал меня, – наябедничал, наврав, Бенедикт противным голоском.