Текст книги "Приговорённые к счастью"

– Брысь, инфекция, – хлопнула в ладоши Мари и отпихнула вредину ногой.

В дверях показалась красивая женщина, ухоженная, как новенькая куколка. Она увидела Бальтазара, и на её лице заиграло лёгкое презрение. Нагнувшись, она погладила кота, осторожно выглянувшего из-за двери.

– Что случилось, Бенечка, сладенький мой?

– Кулаком мне грозил, обзывался, – замурлыкал кот. Жмурясь от удовольствия, он отирался о стройную ножку хозяйки. – Пинал сапожищем. И лапал! А я ему только зубки показал, – всхлипнул он навзрыд.

– Ах, пинал мою деточку, моего пупсика. Мы его и за это засудим, – сюсюкалась Елизавета.

– Врёт он, – сквозь зубы произнёс Бальтазар. – Погладить хотел, да. Посмотри в его логах!

– Пинал! Я всё помню, – злобно оскалился Бенедикт и зашипел.

– Елизавета! Так ничего этого не было, ни слов любви, ни примирения? – горестно воскликнул Бальтазар. – Уж не во сне ли ты всё это написала?! – он вытащил записную книжку и потряс ею.

Та молчала с отрешённым лицом, лишь настороженное холодное любопытство проскальзывало в её взгляде.

– Вот, смотри. Несколько писем. От тебя, твоим почерком! – протянул он ей открытый разворот книжки.

Поколебавшись, Елизавета глянула в неё и звонко расхохоталась.

Озадаченный, он посмотрел и обомлел: там осталась всего одна страничка с одним непрочитанным сообщением. Те прекрасные послания, жгучий след которых ещё не остыл в его памяти, исчезли, будто их и не было, будто они привиделись его воспалённому воображению.

– Папа, ты о чём? – с тревогой спросила Мари.

– Да сбрендил он, поповское отродье, – задорно бросила Елизавета. – Недавно прислал невесть что, читать тошно. Любви он захотел, чистой и непорочной. А может, и порочной. Не дочитала, сразу удалила. Но ответила. Видел?

Бальтазар помотал головой и открыл одинокое письмо: «Эй, козлобородый, чего ты хочешь – не получишь. Лучше с чёртом, чем с тобой! Не торопись домой, тебе здесь не рады, тебя здесь не ждут. Изыди!»

Он вздохнул и удалил эту короткую, ясную и острую, как нож, записку, с полуслова вернувшую их взаимоотношения на старый круг. Больше писем от неё не осталось.

– Эй, попик, очнись, – засмеялась Елизавета.

– Мама, перестань! Тебе мало радости? – Мари отошла от матери и встала рядом с отцом. – Она пугает меня каким-то актом. Говорит, добрые люди помогли найти заковыку в законах.

– Каким ещё актом? – удивился Бальтазар.

Мари пожала плечами.

– Увидите каким! – с вызовом крикнула Елизавета. – Секретным до поры до времени! Доченька, скоро ты родного отца увидишь, а я – мужа. Настоящего, не чета этому ханже, этому святоше! – она с презрением оглядела Бальтазара. – Пусть он хоть сгинет, хоть в дальний космос убирается. По-новому копить на своего учёного философа.

Бенедикт, радостно глазевший на Бальтазара, поймал его поникший взгляд и заурчал от удовольствия.

Мари, подбоченясь, глянула на мать.

– Устала тебе повторять: ты здесь только из-за папы. А этот твой «отец» мне не нужен. Вот мой отец! – Мари прильнула к плечу Бальтазара и заглянула ему в глаза. У того задёргалась щека, и Мари поспешно отвернулась. – Ты бессердечная!

– Да, такая! – Елизавета скрестила руки на груди. – Сердце моё в огне сгорело! Отец ей не нужен. Зато мне нужен муж, а не эта поганка! И я не просила его меня воскрешать, – хихикнула она.

– А деньги на своего… «мужа» где возьмёшь? – спросил Бальтазар, заранее зная ответ.

Елизавета недовольно фыркнула. За неё ответил кот, вытянув в его сторону длинный кривой коготь.

Бальтазар вздохнул – ничуть не удивлён. Вмиг лишится всех сбережений, появись у Елизаветы хоть малейшая возможность их прикарманить.

– Письма были, клянусь. И почерк твой: «Поди разбери». Может, это Бе́нечка баловался? Посмотри у себя в отправленных или удалённых!

– Чего? – тут же выгнул спину уязвлённый Бенедикт и зашипел: – Я те покажу…

– Можешь проверить, – проронила Елизавета ледяным тоном, протянув Бальтазару телефон.

Кот затих, недовольный.

Забирая телефон, Бальтазар случайно коснулся её пальцев, и та отдёрнула руку. Он смутился, на что Елизавета торжествующе улыбнулась. Старый фокус, но рабочий.

Бальтазар открыл записную книжку телефона, та развернулась на единственном доступном ему разделе с его контактом. Он пролистал немногочисленные странички: в папке отправленных было одно-единственное сообщение, с которым он уже ознакомился; в удалённых за этот месяц – его недавнее письмо. Вздохнув, Бальтазар вернул телефон.

– Заврался ты, – добродушно вывела Елизавета. – И письмо это дикое написал после моего звонка твоему лохматому начальничку. До тебя не дозвонилась, так пришлось ему намекнуть, что тебя ждёт.

– Ты Диме звонила, не Альберту, – поправил он её.

– Такой же чудик, – отмахнулась она. – Удивил ты меня этим любовным признанием. Никак не угомонишься. Раньше эти нелепости вызывали недоумение, но ты превзошёл себя. Теперь меня тошнит от этой мерзости.

Елизавета помолчала, давая обидным словам время проникнуть глубже в его душу, затем продолжила:

– Написал ты с испуга, это ясно… Всё за денежки трясёшься? Решил мне свою любовь втюхать в обмен на мои деньги? – Она звонко рассмеялась.

– Да он сбрендил! – хихикая, повторил за хозяйкой Бенедикт и подмигнул Мари.

– Мама, скажи, кто тебя надоумил? – спросила Мари, как бы невзначай наступив на хвост коту, отиравшемуся около её ноги.

Тот взвизгнул и отскочил обратно к хозяйке.

– Какая бука, котика обидела… Но мы цап-царап и кус-кус ей делать не будем, да? – засюсюкала Елизавета, поглаживая обиженно мяукавшего кота, а затем важно ответила на вопрос Мари: – Один бедняга, затравленный палачами. Как и я в своё время. Обещал научить, как с такими обращаться. – Елизавета сверкнула глазами.

– Мама, смотрю, прошлый опыт тебя ничему не научил, – ехидно заметила Мари. – Теперь мучаетесь вместе, пока не помиритесь.

– Ой, не надо меня пугать! – вспыхнула Елизавета. – Всё, доча, пока! – помахала она Мари, а Бальтазару послала воздушный поцелуй: – До встречи в суде! – И исчезла за дверью.

– Мучается она… – буркнул себе под нос Бальтазар. «Живёт на всём готовом в моём доме. Одно у неё мучение, что дом забрать не может».

Кот юркнул следом за хозяйкой, но тут же высунул наружу мохнатую и усатую наглую морду.

– Был бы у тебя хвост, – угрожающе проурчал Бенедикт, уставив на Мари янтарные зрачки, и, вытянув лапу, царапнул порог острыми когтями.

– Брысь! – Мари на него замахнулась.

– Сама брысь! – истошно заверещал кот.

Он уцепился лапой за край двери и с грохотом её захлопнул. Послышался удаляющийся дробный топот.

– Сам себя напугал и дёрнул во все когти, дурилка электронная, – рассмеялась Мари, но, взглянув на отца, осеклась.

– В мой дом меня же и не пускают, – с расстановкой сказал тот, будто одно за другим пробовал неприятные на вкус слова.

Дочь погладила отца по плечу:

– Дай ей время перебеситься, заодно и сам успокоишься. Отдохнёте друг от друга, остынете и поговорите без лишних страстей. – Она ухмыльнулась. – Ты же не мама, терпеть тебя можно. Поживёшь у меня, или у внуков, или у бабули. Выбирай. А то уцепился за свой домик.

– Дом не отдам, – сурово проговорил Бальтазар. – Вот что она задумала? – спросил он у Мари, которая за руку тянула отца подальше от входных дверей.

Мари только вздохнула.

Сопровождаемый под руку дочерью, Бальтазар позволил довести себя до своей лавочки и сел, не желая идти дальше. Мари с тревогой обернулась на дом.

– Никакого абордажа, – заверил её Бальтазар. – Я здесь немного отдохну, смотаюсь в контору, а вечером к маме. – Он кивнул в сторону дома: – Если не позовёт на переговоры… Может, решила заказать в Институте исторический отчёт? – предположил он понуро. – И думает меня им прижать? Этого я не боюсь. Наоборот! Многое бы прояснилось. Я перед ней чист. Но откуда у неё такие деньжищи? Даже если дом продать, на отчёт едва хватит. Разве что половину моего счёта заграбастает. Но как?..

– Да она и ничего забрать не может. И дом – твой, не переживай. Вы же не муж и жена, не настоящие супруги, а «сопряжённые к примирению». Просто живёте под одной крышей, то есть она под твоей… У неё нет прав на твоё. Какой-то акт выдумала. Думаю, вздор!

– Может, и не вздор, – вздохнул Бальтазар. – Ох, хоть бы это был привычный спектакль! – Он вскочил. – Я иногда себя спрашиваю: не ошибка ли, что она здесь? Уж ты меня извини, слаб человек, а я слабее всех. Но я же к ней со всей душой, а она… По судам бегала, потом эти сплошные разбирательства, показания, обличения… Жаждала мук моих, требовала казни… Вот и добегалась, – мрачно проговорил он, сев назад и опустив голову на руки.

– Папа, скажу прямо, не обижайся: лучше бы ты не лез к ней со своими чувствами. Я сразу, ещё на первой с ней встрече, заметила в ней и страх, и злобную ненависть к тебе. И не раз намекала: оставь ты маму в покое. Нет, ты упёрся со своей любовью, всё пытался ей понравиться. Она не выдержала, сорвалась, и вы полетели в тартарары.

– Моя безмерная вина, – уныло промямлил Бальтазар.

– Только от тебя зависит, что вас ждёт дальше. Понимаешь? – со значением спросила Мари.

Бальтазар помотал головой.

– Папа, может, тебе самому оплатить этот отчёт? Только выслушай! – воскликнула она насупившемуся отцу. – Ты же сам говоришь: ты перед ней без вины. Так ведь?

Помрачнев, не глядя в глаза дочери, он кивнул.

– А твой философ подождёт, – тихо увещевала Мари. – И я бы помогла. Правда, у меня сейчас одни крохи на быт.

Бальтазар молчал, кривился, но всё-таки признался:

– Прочитает она отчёт и наконец поверит и примет, что не я повинен в её страданиях… Не я! Винтик в церковном механизме… – Помолчав, он через силу произнёс: – Сейчас она меня ненавидит, а после забудет. И всё…

– Так нельзя! – возмутилась Мари. – Она же мучается этой ненавистью, своими выдумками. Быть может, каждый день всё заново припоминает и проживает последние дни, всю боль. Не хочешь ты, я сама эти деньги заработаю! – решительно сказала она.

– Конечно, сама. Эта лентяйка из дома ни шагу, – раздражённо пробормотал Бальтазар. – Лет через сто каторжного труда заработаешь… Хорошо, я подумаю, – махнул он рукой.

Его грызла совесть. Всё верно: он ради вымышленной себялюбивой прихоти, если не тайной похоти, не отпускает Елизавету от себя и тем самым заставляет её страдать! Свою любимую, каковой её считает. Молодец, признался, и Мари теперь это знает… Да и раньше догадывалась.

– Обещаю! Нет, не так: я немедленно куплю ей этот отчёт! Слышишь?! – полный решимости оправдаться, Бальтазар вскочил.

– Ура! Долой Нептун! – взвизгнула Мари и бросилась отцу на шею.

– Обтрясла отца и радуется, – сварливо пробурчал тот, сдерживая невольную улыбку.

Бальтазар достал записную книжку и через пару минут показал дочери банковский документ.

– Отложенный платёж в Институт за отчёт о её последних днях. Заказ на неё, ждёт только её подтверждения. И прощай, моя мечта…

– Отец, не драматизируй! Веком раньше, веком позже… Может, этого философа кто до тебя воскресит. Но ты обязательно сам ей расскажи. Уверена, она вмиг утихомирится: такие-то деньжищи пройдут через её руки и для неё, любимой. Фух, какое облегчение! – Мари обмахнула ладошками своё лицо и вытерла слёзы, прокатившие мокрые дорожки от искрящихся радостью глаз до безмятежной улыбки.

С лёгким сердцем он любовался дочкой. Казалось, его душа отрастила крылышки и неуверенно забила ими в робкой попытке оторваться от грешной земли. Выбор сделан, одной терзающей неопределённостью меньше. Он приобнял Мари и расцеловал в ещё мокрые щёки, достал платок и вытер ей лицо.

Чмокнув отца в щёку, Мари повернулась к дому и помахала рукой занавешенным окнам. Занавеска отпахнулась, явив сердитую и гордую Елизавету со скрещёнными на груди руками. Елизавета кивнула дочери.

– А где же подпевала? – нахмурился Бальтазар и быстро заглянул под лавку.

Бенедикт, сидевший там, секунду пребывал в замешательстве, поджав уши и выпучив глаза на неприятеля. Опомнившись, он зашипел, отпрыгнул из-под лавки в кусты, пытаясь продраться через них, затем выскочил на дорожку и огромными прыжками понёсся к дому.

– Держи вора! – закричала ему вдогонку Мари, топая ногами и хохоча.

Добежав до закрытой двери, он засуетился около неё. Затем, недобро зыркнув назад, оценил обстановку и с напускной вальяжностью скрылся за углом дома. Нахмурившаяся Елизавета с недовольным видом задёрнула занавеску.

– Подслушивала, – весело сказала Мари.

– Может, оно и к лучшему, – буркнул Бальтазар.

Отсмеявшись, Мари грациозным танцующим шагом порхнула к переходу, ещё раз помахала на прощание отцу и занавешенным окнам, закружилась вихрем и исчезла. Поднятая палая листва и травинки, покружившись вслед за ней, осели обратно, оставив Бальтазара в полном одиночестве.

На душе у него было то темно и печально, то светло и радостно, словно он всё колебался, смаковать ли ему горечь грандиозных растрат и с боязнью ожидать ведьминого обмана или же с лёгким сердцем удовлетвориться справедливым решением. «Я перед ней чист. Хватит ей страдать», – твердил он себе.

Он тоже хотел было помахать занавескам: мол, знаю, что ты там. Но вовремя остановился – грубо. А нет, так и махать нечего. Ещё нечаянно заметит и снова же оскорбится.

Вздохнув, он медленно, чуть ли не шаркая, безо всяких красивых вращений направился к переходу – отправиться к маме жаловаться на неустроенную жизнь свою. Ну эту контору к лешему… Забытый впопыхах чек на воскрешение Валеры перешлёт Дмитрию завтра утром или передаст лично, если тот вернётся раньше. Прикажет начальство лететь извлекать брата самоубийцы, Бальтазар полетит, а не прикажет, то не полетит. Пропади оно всё пропадом хоть на пару дней.

Мелодичным смешком Елизаветы зазвучал входящий вызов. Сзади распахнулось окно. Бальтазар обернулся – в окне стояла она.

Он приблизился.

– Привет, – сказал он как можно дружелюбнее, исподволь ею любуясь.

– Ага, – меланхолично ответила она и отвела взгляд. Помолчала и снова посмотрела на него: – Дай мне денёк, и попытаемся пожить вместе. Потерплю ещё недолго. Отчёт так отчёт, Бенечка доложил. Спасибо! Если невиновен, слезу с твоей шеи, на свои жить буду.

– Пожалуйста! – улыбнулся ей Бальтазар. Помолчал и спросил: – А как же суд? Какой-то акт? Передумала насчёт Фернандо?..

Её красивое личико нахмурилось. Из-за её спины послышался горячий шёпот:

– Клянусь, госпожа, я его найду! Голову ему откушу. Наймём хакеров. Сам его хакну, что бы это ни значило.

– Это он не про тебя, – холодно сказала Елизавета.

Сдерживая непрошеную улыбку, Бальтазар кивнул.

– Я не за этим звоню, – пояснила Елизавета. – Просто вырвалось… Тебя там потеряли. Какие-то спасатели звонили. Обзванивают ближайших родственников, набрали меня по ошибке. Говорят, катастрофа с тобой приключилась, крушение в космосе, «приезжайте, не волнуйтесь». Так что имей в виду. Это всё.

Не успел он и рта раскрыть, как она закрыла окно и задёрнула занавеску.

Через секунду туман её чарующего голоса развеялся и проступил смысл сказанного. Бальтазар похолодел. Срочно в контору!

Отгоняя дурные предчувствия, на ходу он вызвал Дмитрия. Если спит, то за него ответит корабль, скажет, когда перезвонить. Соединение никак не устанавливалось. Это ничего, что долго, такое бывает. Поищет, поищет и найдёт, рано волноваться. Но вдруг телефон в его руке задрожал, голося вызовом предельной срочности.

– Да, Альберт! Что-то с Димой? – с тревогой бросил он в трубку. – Не могу его найти.

– Никто не может, пропал Дима! Всё бросай и бегом в чрезвычайку. Слышишь? Жду! – зачастил в ответ испуганный голос приятеля.

– Уже там! – крикнул Бальтазар, с разбегу запрыгивая в портал перехода.

Глава 9. Дикий метеорит

Чрезвычайное управление лихорадило. Не привыкшие к частым происшествиям сотрудники, в мирное время занятые редкими проверочными инспекциями, все вместе пытались оказать максимальную пользу общему делу, но производили одну сутолоку и общее возбуждение.

Несколько встретившихся Бальтазару человек, вперёд других нацепивших значки чрезвычайных дознавателей, предъявляли ему показания администратора рейса и допрашивали о «подмене билетов» и «загадочном Ренреве». Такой непрофессионализм раздражал, зато по обмолвкам «сведений без права разглашения посторонним» он примерно выяснил, что произошло.

Корабль с Дмитрием подал сигнал бедствия, сообщив о столкновении с «диким метеоритом», не внесённым ни в какие каталоги и потому не отслеживаемым. Как положено, прощупали место крушения радарами и засекли обломки корабля и метеорита, разлетающиеся в разные стороны. Но полётную капсулу с пассажиром не нашли. Радар её просто не видел, к тому же на ней не работал спасательный маячок. Поэтому не придумали ничего лучше, как отправить на её поиски сети для ловли орбитального космического мусора. «Земляне тоже подключились, – уверяли его. – Волноваться нечего: профессионалы за работой».

Сети для прочёсывания космических пространств за орбитой? Этак они до второго пришествия капсулу не найдут. Дело плохо, это ясно.

Бальтазар обошёл чуть ли не всё здание, но так и не встретил никого, кто бы видел Альберта или знал, где тот находится. Наконец наткнулся на запыхавшегося сотрудника, который, оказывается, искал его. Отдуваясь, тот сообщил, что Альберт и глава службы Михельанжело заперлись в переговорной для беседы с кем-то неизвестным и ждут его. Мол, все уже с ног сбились его искать…

Недослушав, Бальтазар бросился в другой конец здания. Ну что же, встречи с Михельанжело не избежать и вежливым кивком не отделаться.

А ведь когда-то они были закадычные приятели. Михельанжело частенько гостевал у него – ровно до тех пор, пока хозяин дома не подслушал его пылкое любовное признание Елизавете. Старый развратник (стал им с той поры) клялся ей в вечной любви и звал жить к себе, убеждая подписать мировую с никчёмным попом и покинуть его захудалый домишко.

Позже, провожая дорогого гостя, Бальтазар без посторонних высказал ему много разных неуютных слов, потребовал забыть дорогу сюда и предупредил, что если тот не оставит Елизавету в покое, то сильно пожалеет.

Елизавета догадалась, что Бальтазар разнюхал про интрижку, заскандалила, умоляя его не лезть в её личную жизнь, не топтать чужой романтический цветок. На виду у супруга без умолку болтала с Михельанжело по телефону и звала в гости – старалась для должного развития любовной драмы. Но Бальтазар крепился, молчал и терпел, и эта забава ей надоела. Тем более что для романтических и уж тем более интимных встреч Михельанжело ей не годился: «Фу-у, нет. Где-то читала, что он из этих… бывших „одноразовых“. Которые… Которых… Фу, гадость!» А Бальтазар не стал её разубеждать.

Но помешавшийся от любви Михельанжело, совсем не знавший Елизавету, не оставлял попыток её добиться. Он слал ей любовные записки, когда она перестала ему отвечать. Елизавета их выбрасывала, а если там были стишки, то заставляла Бенедикта, стоя на задних лапах и хватаясь за сердце, читать их с «подвыванием» и хохотала. Как-то раз Михельанжело прислал её портрет необыкновенной убедительности и невыразимой красоты, а через полгода – полуобнажённую статую «новой богини Олимпа». Вещи настоящие и потому крайне дорогие.

И картина, и статуя заняли место в прихожей – позлить Бальтазара, не иначе. Но тот стал подолгу около них задерживаться и беспардонно разглядывать. Пришлось Елизавете убрать их к себе в комнаты. Затем и вовсе засунула их в подсобку, не желая более никаких напоминаний о Михельанжело, который всё никак не отлеплялся. Ещё и Бенедикт приревновал. Нарисовал и налепил с десяток похожих цифровых копий, разместил свои статуи и картины по всему дому и не давал ей прохода – кричал, что он мастер не хуже «того человечишки». Бальтазару, конечно же, запретил приближаться к своим поделкам, неусыпно за этим следил и устраивал непереносимый ор.

В итоге Елизавете всё это надоело, и она избавилась и от картин, и от статуй. Электронные художества кота уничтожила и подтёрла ему память, чтобы не злился. А подарки Михельанжело передала в художественную галерею, оформив на себя собственность. Бальтазар как-то заметил, что со временем оба произведения, должно быть, невероятно поднимутся в цене. Всего-то осталось подождать несколько веков.

Михельанжело всё не отступал, Елизавета дулась: «Твой дружок, из-за тебя страдаю», Бальтазар серчал. Поэтому закончилась эта история не очень хорошо. Особо печально (или весело, если судить по пересудам) было то, что случился скандал в обеденный час в общественной столовой гражданских служб и при большом скоплении народа.

Вряд ли бы они хотели, чтобы произошло то, что произошло, но оно всё же произошло, начавшись с длинной очереди, случайной встречи, нелюбезного обмена взглядами, а кончившись внезапным и неудержимым приступом взаимной ревности. Недолго потолкавшись («Ты кто такой?»), схватились за грудки.

Бальтазар кричал ему в лицо, чтобы тот удовлетворял свои пошлые страстишки в одиночку. Мол, не потерпит, чтобы какой-то ватиканский маляр пятнал репутацию его законной гражданской супруги. А взбешённый Михельанжело кричал, что его, попика, знать никто не знает, никому он здесь не нужен. Что на Луну он приехал на закорках чужой дочери. И врёт всем про Елизавету, что она ему жена. А на самом деле за грехи его перед ней тяжкие приговорён судом её содержать.

После громких и язвительных оскорблений, не слыша просьб угомониться, стороны перешли на поножовщину. К сожалению, мечи у них оказались настоящие, и потому оба слегка поранились о собственные клинки, пока, безумно ими размахивая, пугали друг друга яростью намерений.

Вскоре бешеное фехтование (назовём это так) дало свои плоды: дуэлянты выдохлись, и град ударов, летевший во все стороны, затих. Драчунов немедленно скрутили.

Слава богу, кроме них, никто не пострадал и всё кончилось мирно. У Михельанжело оружие забрали, выкупив дорогущую вещицу по разумной цене, – служба-то у него тихая и непыльная. А Бальтазару меч оставили по настоянию и под поручительство друзей в силу некоей «служебной необходимости». Он даже взял несколько уроков, чтобы «отточить мастерство». И хотя после этого Бальтазар ни разу меч из ножен не доставал, его наличие вселяло чувство некоторого победного превосходства над поражённым в правах противником.

Как же давно это было…

Бальтазар бросил хмуриться, выдохнул и открыл дверь.

Альберт и Михельанжело сидели за большим столом, стоявшим перед экранной стенкой, а за её прозрачным стеклом напротив них за куда более роскошным столом сидел поникший Вернер и что-то грустно вещал. Казалось, его и не слушали: Альберт, обхватив голову руками, вперил неподвижный взгляд в стол, а Михельанжело рассеянно смотрел в сторону выхода.

Увидев вошедшего, Михельанжело скривился и поспешно отвернулся.

Удивительно, но и Вернер не остался равнодушным – запнулся, гневно сверкнув глазами, но тут же погасил недобрые искры показным пренебрежением.

– Явился тот самый, – печально и громко произнёс он.

Альберт встрепенулся и приподнял голову. Помахал рукой и придвинулся вместе со стулом к Михельанжело, освобождая место со своей стороны. Тот, в свою очередь, поскорее сдвинулся на свой край, а для закрепления позиции ещё и развалился, выставив локоть на стол.

– Наконец-то ты здесь! – обрадовался Альберт. – Что у вас произошло?

– У нас? – опешил Бальтазар. – Это вы объясните! Что случилось? Я в коридорах такого наслушался, верить не хочется. Твои сотрудники, Михель, болтают без умолку.

– Враньё, – буркнул Михельанжело.

– Этот, – кивнул Альберт на экран, – тебя во всём винит.

– Уважаемый гражданин Альберт, – негодующе заговорил Вернер, приподнимаясь. – Даже несмотря на наши, так сказать, исторические разногласия, я бы попросил… – Он замер с открытым ртом, потому что «уважаемый гражданин Альберт» сбросил соединение.

Михельанжело помрачнел и хлопком возобновил связь.

– Меня? – только и вымолвил потрясённый Бальтазар.

Вернер ожил:

– Нет, вы не будете меня отключать. Я сам вас отключу, когда надо будет… Представьте, я тоже не сильно рад вас видеть…

– И в чём эти обвинения? – перебил его Бальтазар, жестом остановив Альберта, потянувшегося к пульту.

– Альберт, не безобразничай, – с кислым лицом призвал к порядку Михельанжело.

– В том, что вы причина потери величайшего человека! – поднял голос Вернер. – Полети вы, я бы не горевал. Да ничего бы и не случилось, кабы не ваши с Дмитрием фокусы с подменой билета у всех на виду.

– Ты чего-нибудь понимаешь? – обратился Бальтазар к Альберту.

Тот хмыкнул и пояснил:

– Уверяет, что охотились за ним, а вы, мол, по неосторожности раскрыли его инкогнито. А заодно и секретный космический корабль, замаскированный под общественный орбитальный транспорт. Злые конкуренты подстроили несчастный случай от залётного метеорита.

– Зачем уничтожать корабль с другим человеком? – удивился Бальтазар и посмотрел на Вернера. – Сел же Дмитрий, не вы.

– Ой, – махнул рукой Альберт. – Скажет, что это предупреждение.

– Нечего махать! – вспылил Вернер. – Прилетели на космодром на моём личном болиде. Подозрительно вели себя на посадке, притянули чужое внимание. Кораблик проверили и выяснили, что это не орбитальный деловой челнок, а межпланетная яхта. Всё выглядит так, будто этот Бальтазар держал мне место, а я для конспирации нацепил себе бороду. Всё же ясно! Все записи у следствия – это стопроцентные улики против моих врагов.

– Нанял лучших сыскарей, псы-ищейки не чета нам. Сам прячется в каком-то бункере, – Альберт снова пренебрежительно кивнул в сторону Вернера, вызвав оттуда новую волну возмущения.

– Метеорит же не беда? – спросил Бальтазар, обращаясь ко всем. – Капсулы почти неразрушимы. – Он посмотрел на Михельанжело: – Каждый год пара таких аварий случается, и ничего. Профессионалы за работой.

Михельанжело уныло кивнул.

– Так почему никак не найдут? – спросил Бальтазар. – Капсула же цела. Не дай бог, взорвись, увидели бы от Земли до Луны.

– Кое-кто перестарался с маскировкой, – неопределённо ответил Альберт.

– Так и есть, – отозвался Вернер. – Капсул две: полётная и спасательная. Дима может находиться в любой, – тяжело вздохнул он, – так как корабль мог не успеть подключить спасательную. Но не важно… – поморщился Вернер. – У обеих особая поверхность: полностью поглощает любое падающее излучение и ничего не переизлучает назад. И ещё маячки молчат, видимо, повреждены… Беда.

– Впервые такое, – вздохнул Михельанжело.

– Скажите, любезный… – Вернер обратился к Бальтазару. – С чего вообще он вдруг решил вас подменить?

– Ему моя супруга позвонила. Семейные дела, – махнул тот рукой, глянув на насупившегося Михельанжело. – И Дмитрий отправил меня домой.

– Надеюсь, Дима легко отделался… – невесело усмехнулся Альберт и пояснил: – Не двинулся умом, пока с ней общался.

Михельанжело покраснел. Бальтазар с укором посмотрел на Альберта, и тот прекратил улыбаться.

– Всё из-за вашей женщины!.. – с горечью выдал Вернер и сбился.

– Всё? Что именно? – переспросил Бальтазар.

Вернер помолчал, собираясь с мыслями.

– Повторю: лучше бы вы полетели! – выдал он. – Если мы потеряем Дмитрия… великого человека! Это трагедия, понимаете? Вы это понимаете?! – загремел он, приободряясь. – Посмотрите на этих великих людей! – воскликнул Вернер и показал рукой на остальных. – А затем на себя!

– Странный способ намекнуть, что обо мне бы вы не переживали, – спокойно отозвался Бальтазар.

– Потеряем, воскресим, – предложил Михельанжело. – Был похожий случай.

Альберт похлопал его по плечу:

– Давайте все перестанем горячиться. Идея с клоном – от бессилия или от воспаления ума, Михельанжело. Взрыва не было.

– Недопустимо, недопустимо! – решительно запротестовал Вернер.

Бальтазар нахмурился и кивнул.

– Да, – подумав и что-то проверив, согласился Михельанжело. – Правило единоличия. И Дмитрий на себя залог в Институт не вносил.

– Вернер, и ты бы перестал горячку пороть, – твёрдо сказал Альберт. – Великие люди, никчёмные люди… Мне не нравится, куда ты клонишь.

Опустив голову и сжав челюсти, Вернер промолчал. Тишина затянулась.

– Позволю себе кое-какое заявление, – вдруг вскинулся он и осмотрел всех ликующим взглядом человека, решившегося на подвиг. – Михель, до этого я отрядил вам в помощь небольшую группу.

Тот кивнул.

– Но я решил бросить на поиски весь свой флот. Даю слово, я обязательно найду Дмитрия, чего бы мне это ни стоило! – воскликнул Вернер и, остановив горящий взор на заёрзавшем Михельанжело, продолжил: – Искать сетями бесполезно. Симуляция разлёта обломков после столкновения показала, что область вероятного нахождения капсул увеличивается на десятки кубических километров в секунду. Она уже необъятна для такого поиска! Так?

Михельанжело угрюмо кивнул.

– Только поиск по отбрасываемой тени. – Вернер полистал какие-то записи и что-то в них отметил. – Ещё отправляю все десять нитевых антенн, каждая площадью миллион квадратных километров, и к ним в придачу самоуправляемый стотысячный рой радиолокаторов.

– О-о, – уважительно протянул Михельанжело.

Вернер встал из-за стола.

– Предлагаю прекратить терять время на бесполезные разговоры, пока Дмитрий не улетел слишком далеко.

– Не знаю, говорил ли вам кто спасибо… – Бальтазар встал и глянул на своего приятеля. Альберт в последнюю минуту слушал Вернера очень внимательно и сейчас слегка смутился.

– Я говорил, – буркнул Михельанжело.

– Вернер, я и все мы говорим вам огромное спасибо. От всего сердца. Нам здорово повезло с вами, с тем, как сильно вы цените Дмитрия. Мы им тоже дорожим. Спасибо! – Бальтазар склонил перед Вернером голову.

– И вам спасибо. Вы меня извините, пожалуйста, за мои слова, – с любезностью ответил Вернер. – Искренне прошу меня извинить! – с чувством произнёс он Бальтазару и посмотрел на кого-то: – Да, что там у тебя?

Чужого шёпота слышно не было, но Вернер сдавленно охнул, и в его взгляде проскользнул испуг.

– Рабочие проблемы, – невнятно проговорил он, натянуто улыбнулся и отключил звук.

Вернер вышел из-за стола. Зрачок переговорной видеокамеры последовал за ним, выхватив секретаря. Адольф что-то горячо забубнил начальнику на ухо. Тот что-то коротко пробубнил в ответ. Заинтригованный, Бальтазар даже вытянул шею в надежде разобрать хоть что-нибудь из их разговора, но глушилка размазывала движения губ секретничавшей парочки.

Вернер повернулся к ним, включил звук обратно.

– Вынужден бежать, – волнуясь, сказал он. – Э-э… Маленькая огнеопасная беда с поисковыми дронами… Ничего страшного. Есть кое-что… для вас, Бальтазар, – он подтолкнул к столу секретаря, кивнул всем и спешно вышел.

Адольф, сопроводив босса взглядом, подошёл к двери, проверил, что та плотно закрыта, и сдержанно кашлянул, прочищая горло.