Текст книги "Месяц у моря"

Сергей Медведев
Месяц у моря

Слава – 23 года

Толик – 23 года

Юрий – 40 лет

Ирина – 20 лет

Маргарита – 23 года

Яша – 40 лет

1

Слава. (в зал). Меня часто спрашивают – те, кто хорошо меня знает, конечно, «Почему вы, Вячеслав Иванович, в начале 90-х занялись производством герметика для аквариумов?» Мог ли бы и не заниматься, ведь, очевидно, что дело бесперспективное. Отвечаю, к герметикам меня привела логика моей предыдущей жизни. Мой жизненный путь проходил мимо станции под названием «Герметик для аквариумов». Есть такая станция. Но на ней останавливаются не все поезда. Мой остановился. Предыдущая станция называлась Лазаревская. На Лазаревской я сошел 8 августа 1990 года. Вышел из вагона, с этюдником на плече, и палаткой в руках, огляделся по сторонам, спросил, как пройти на пляж. В этюднике, кроме бумаги и цветных карандашей была бутылка пива, бутерброды и перочинный ножик. На пляже я открыл этюдник и написал на листке: «Рисую портреты, дешево, но похоже». В то время мне очень нравился Пикассо периода «Герники», так что спрос на мои портреты был небольшой. Я думаю, что и саму «Гернику» на пляже в Лазаревской не удалось бы продать. На второй день ко мне подбежал загорелый мальчик лет шести, и бросил в мой этюдник футбольный мяч, сказав, что я – художник от слова «худо», так его мама говорит. Его маму я рисовал накануне, ей не понравилось, и денег она не заплатила. «От слова «худо», мама говорит?» Я взял его мяч, положил на землю, разбежался и ударил в сторону моря. Очень удачно ударил, мяч залетел далеко за буйки, мать мальчика сказала, что вызовет милицию, и даже пошла вызывать. Но, где находится милиция, она не знала и все, кого она спрашивала, тоже не знали. После случая с этим мальчиком, я решил вернуться домой, к прежней жизни. Но прежде пошел в пивную и хорошо выпил. Лежу, пьяный на пляже, думаю, ну, зачем я бросил Суриковское училище, зачем я сказал невесте Лиде «Ты меня больше никогда не увидишь». Что за никому ненужные обязательства, зачем я вообще приехал в эту захолустную Лазаревскую? В этот момент ко мне подошел мужик в сомбреро. На побережье тогда многие ходили в сомбреро. Даже ночью. Это было признаком принадлежности к какому-то местному тайному обществу. Что за общество, я не знал, но чувствовал, что оно есть.

Юра. Ты уйди пьяный с пляжа, солнечный удар подхватишь.

Слава. Ну и пусть.

Юра. Жизнь не складывается?

Слава. Все хорошо, я отдыхаю.

Юра. А ты вчера отлично ударил по мячу. Это не многим дано.

Слава. Не трогай меня, я сплю.

Слава накрывает лицо полотенцем. Юра роется у него в карманах, забирает деньги, пересчитывает, прячет в карман.

Юра. Хочешь воды?

Слава. Хочу.

Юрий вытаскивает из сумки бутылку с водой, протягивает ее Славе. Слава жадно пьет.

Юра. Будешь за нашу команду играть в футбол? Я – тренер, Юрой зовут. Фамилия – Асланиди.

Слава. Что за команда?

Юра. Команда хорошая. 300 рублей в месяц.

Слава (не раздумывая) Буду.

Юра. Есть одно маленькое, но обязательное условие. Наша команда – сборная МСКХОН, так что все должны работать в МСКХОН. Например, я там – бригадир.

Слава. Где, где?

Юра. В Муниципальном специализированном коммунальном хозяйстве по обслуживанию населения. На кладбище надо работать, другими словами. Иногда надо будет эти самые услуги населению оказывать. Захоранивать, подхоранивать и ставить оградки.

Слава. Кладбище? Ставить оградки? Нет, не буду. Извини, у меня и так депрессия.

Юра. Кладбище – лучшее средство от депрессии. Поверь.

Слава. Не думаю.

Юра. Подумай. Но не долго. До завтрашнего утра. Сегодня в полночь у нас заканчивается контракт с одним нехорошим футболистом, а завтра вечером игра со сборной кафе и ресторанов. Есть где жить?

Слава. На пляже ночую в палатке.

Юра. Поставишь палатку во дворе у Люси. Это моя временная жена, в столовой работает.

Слава. Как это временная?

Юра. Постоянная умерла. И теперь у меня только временные. Я однолюб. К тому же, понимаешь, Люся очень хорошо готовит. Во-вторых, ей жалко, если в столовой что-то остается от посетителей. Так что если я с ней буду жить постоянно, то очень скоро растолстею, как свинья. А я же тренер, должен быть в форме. Так что подумай. Завтра с утра я у Люси, на Пионеров, 11, завтракаю.

2

Слава (в зал). Так он сказал и ушел. Наверное, я бы все-таки вернулся домой. Но на вечерние поезда не было билетов и, по-любому, надо было остаться до утра. И я остался. А ночью на пляже я познакомился с Ириной. Она лежала на песке, рядом была сумка и гитара, не самая дешевая – «Кремона».

Слава (рассматривая лежащую Ирину). Девушка разрешите пройти мимо вас.

Ирина (очень тихо). Не проходите мимо. Куда вы идете, можно я с вами? А то я не ориентируюсь в пространстве. Я – межпланетная станция «Союз-Аполло», я потеряла связь с Землей, прием, прием. Почему мне никто не отвечает? У меня на борту две бутылки портвейна.

Слава. Я – Земля, вас слышу, прием, переходные люки к приему портвейна готовы.

Ирина встает, достает бутылки, наливает портвейн в стаканы, они молча выпивают.

Ирина. А почему бы нам не искупаться? Такая звездная ночь.

Слава (в зал). Купались сначала в одежде, потом – голые.

Ирина. Я – вроде хиппи, убежала из семьи, от мужа и родителей, бросила институт. Потому что я – певица. Вот какая у тебя любимая песня?

Слава. Ну… «Пусть бегут неуклюже…»

Ирина. Хорошая песня. А у меня из «Бременских музыкантов». Хочешь, спою?

Слава. Конечно.

Ирина играет на гитаре и поет песню из «Бременских музыкантов».

Слава. Здорово. Песня в тему. Я тоже убежал от семьи и невесты, и бросил институт.

Ирина. Значит, у нас похожие травмы. Это объединяет.

Слава. А вообще я художник.

Ирина. Художник? Так нарисуй меня.

Слава. Приходи завтра вечером.

Ирина. А по памяти не нарисуешь?

Слава. Мне нужна модель для вдохновения.

Ирина. Я могу тебя вдохновить?

Слава. Думаю, да.

Ирина. Не шутишь?

Слава. Серьезно.

Ирина. Хорошо, я приду.

Слава (в зал). Так я решил остаться, ради Ирины, потому что пообещал ее нарисовать, и потому что кто-то украл все мои деньги. Утром я отправился к Юре, чтобы поставить палатку во дворе Люси. Юра был разговорчивым.

Юра. Я знал, что ты придешь.

Слава. Почему?

Юра. Мне показалось, что у тебя нет денег на обратную дорогу.

Слава. Это так. Ты взял?

Юра. Нет, что ты. Я же – тренер, хорошо зарабатываю. А теперь давай поговорим, давно ни с кем по душам не разговаривал. Слава, ты как относишься к кремации?

Слава. Не думал. Но сам не хотел бы быть кремированным.

Юра. Мы – единомышленники, Слава. А вот моя жена, когда заболела, говорила, только – кремация. А пепел развеять над морем. «Оля, – говорю, – в Лазаревской нет крематория». «Придумай что-нибудь, муж, это мой тебе последний наказ». И вот, представь, она умирает. И что делать? В общем, я везу ее в Москву, там договариваюсь – через друзей – о кремации, везу пепел обратно в Лазаревскую, выхожу на берег моря. Засовываю руку в горшок и не могу вытащить. Такое у него было узкое горлышко. Горшок красивый. Разбить жалко. Так я некоторое время и ходил с горшком на руке.

Слава. Не мог расстаться с женой?

Юра. Да, да.

Слава. И чем кончилось?

Юра. Пошел на кладбище, попросил выкопать ямку, засунул в яму руку с горшком, и осторожно молотком разбил его. Пепел закопал. Памятник поставил.

Слава. Но она же хотела быть развеянной.

Юра. Надо было выбирать. У меня так всю жизнь. Например – играть или тренировать? Слава или почет? Я выбрал почет. С детства хотел тренировать. Хотя понимал, что это очень опасная работа, у нас же все такие умные. Назначить нападающего – это нажить смертных врагов среди полузащитников. Но. Охота мне было потренировать кого-нибудь. Вот у тебя была мечта детства?

Слава. Не знаю, нет, наверное.

Юра. Ладно, не хочешь, не говори. Есть вопросы, на которые нет ответов. Вот у меня был друг Олег, хороший пловец, перворазрядник, чемпион побережья. И вот однажды гадалка предсказала ему: «Олег, ты утонешь, не плавай». Олег спрашивает гадалку: «Когда, когда это случится?» Она отвечает: «А вот этого я тебе сказать не могу». «Ты, ведьма, ошибаешься, я не утону, потому что я плаваю, как рыба в воде». Она говорит: «Давай спорить». А он: «Не вижу предмета спора». Не стали они, в общем, спорить… И что бы ты сделал на его месте? А на носу чемпионат побережья по плаванию.

Слава. Я не верю гадалкам. Поплыл бы, наверное.

Юра. А вот Олег гадалкам верил. И что он сделал? Скажи. Подсказываю, Олег нашел оригинальный выход.

Слава. Он стал тренером?

Юра. Нет. Хотя это интересное решение. Но вот видишь, тебя рядом не было. Где ж ты раньше был!

Слава. Тогда сдаюсь.

Юра. Олег повесился. Накануне соревнований. Вот как! Чтобы доказать свою правоту. Рыбы не тонут.

Слава. Да он идиот.

Юра. Может быть. Но таких людей много.

3

Слава (в зал). В напарники для работы на кладбище мне дали Толика.

Слава и Толик лежат на пляже, наблюдают за закатом, пьют вино.

Толик. Сейчас я подстригся, а раньше у меня были длинные волосы. Для меня это было важно. Почему были популярны фильмы про индейцев? Потому что у них были длинные волосы. Длинные волосы – это свобода. У меня была прическа как у Гойко Митича. И кличка – Чингачгук. Это я сам себе ее придумал, но меня так никто не называл, никто. Даже друзья меня так не называли. Не прижилось.

Слава. А зачем подстригся?

Толик. Не знаю. Вообще-то Таня попросила.

Слава. Твоя девушка?

Толик. Нет, что ты. Так, случайно познакомились.

Слава (в зал). Толик играл в нападении и часто забивал. Он был местным кадром, моим ровесником. У Толика был старший брат, который давно исчез в неизвестном направлении, оставив Толику свои идеалы: «Мотоцикл «Ява» – это свобода», «Джимми Хендрикс – это тоже свобода». Еще он оставил собственно мотоцикл «Ява». Брат пригнал его из Москвы. Ехал напрямую, по компасу. Прямая пролегала через Красную площадь. На Красной площади брата остановили менты, но он не растерялся, а только спросил, где тут дорога на юг, как проехать? И его отпустили. Толик жил с мамой и котом. При этом не разрешал кота брать на руки, мол, это ограничивает свободу животного.

Толик. Оно же не берет тебя на руки. Я не хочу ограничивать ничью свободу.

Слава (в зал). Мне показалось, что Толик пишет роман. Хотя он мне об этом поначалу не говорил. О романе я догадался, когда напарник стал спрашивать что-нибудь типа:

Толик. А вот скажи, Слава, на что похоже солнце, садящееся в море?

Слава. На баскетбольный мяч. Кто-то играл, потом надоело, и они его зафутболили в море.

Толик. Точно, поиграли и ушли. Ты любишь море?

Слава. Люблю.

Толик. А рыбу любишь?

Слава. Люблю.

Толик. Очень интересно. А какую?

Слава. Какую-нибудь маленькую.

Толик. Гупиков?

Слава. Почему бы нет?

Толик. И я ничего против гупиков не имею.

Слава (в зал). Однажды я зашел к Толику в гости, но не застал его. «Пошел за хлебом, Можете подождать его», – сказала мать Толика и проводила меня в комнату сына. На стенах висели плакаты рок-групп и листки, на которых были написаны имена игроков нашей команды. Я быстро нашел себя, то есть, «Славика». «Славик – абсолютно безынициативная личность. Как на поле, так и в жизни. Ведомый. Легко поддается чужому влиянию. Читает мало, хотя способен на неожиданные сравнения. Любит гупиков. За собой не следит, всегда грязные ногти. Идеалы свободы? Он о ней не задумывается. На будущее – узнать из какой семьи?». Толик застал меня разглядывающим свои ногти.

Толик. Кто тебя сюда пустил? Мать? Сколько можно говорить, это моя территория. Хорошо, я с ней разберусь. Ты не понимаешь, что вторгся в мое личное пространство? Вообще это не о тебе, если ты имеешь в виду мои путевые заметки.

Слава. Конечно. Тем более, что у меня не всегда грязные ногти.

Толик. Извини. Ты, надеюсь, понимаешь разницу между литературой и жизнью?

Слава (в зал). Некоторое время мы не разговаривали. Но, в конце концов, оба забыли об этом случае – игра в футбол и тяжелая физическая работа на кладбище примиряют людей. Как-то Толик даже спросил: «Все хотел узнать, кто твои родители?» Потом, вспомнив, добавил: «Если не хочешь, можешь не отвечать». Толик воспринимал жизнь как драму. Ему требовалось напряжение. Поэтому ходить с ним вместе по улицам, а тем более в ресторан, было опасно, он создавал конфликтные ситуации. «Мне надо находиться в затруднительном положении и искать из него выход». Однажды он принес в ресторан кассету с записью Джимми Хендрикса… Знакомый бармен, по просьбе Толика, прокрутил подряд две композиции… Народ начал возмущаться, мол, мы хотим танцевать, а под такую музыку можно только извиваться. Толик не подпускал к магнитофону посетителей, но и сам не танцевал. Только угрюмо смотрел на жителей Лазаревской и гостей поселка. В конце концов, он признался мне, что пишет роман, и ему нужны эмоции. Как положительные, так и отрицательные.

Толик. Действие происходит в начале XXI века. В 2020 году.

Слава. То есть, ты все выдумываешь?

Толик. Почему выдумываю? Беру реальных людей, которых хорошо знаю, и помещаю их во враждебную среду будущего. Что-то с тебя списал.

Слава. Получается, что всех своих героев ты наделяешь чертами работников кладбища.

Толик. Получается. Но, с другой стороны, они же еще и футболисты.

Слава. Это гротеск?

Толик. Отчасти. Кого знаю, о тех и пишу. Еще мать взял в прообразы.

Слава. И чем же я занимаюсь в твоем будущем?

Толик. Не ты, а тот, для кого ты являешься прообразом. Хотя его тоже зовут Славой. Но это не ты. Понятно?

Слава. Понятно.

Толик. Он занимается производством герметиков для аквариумов.

Слава. Герметиков? Я не хочу ими заниматься.

Толик. Ты же сам говорил, что любишь гупиков.

Слава. Ты считаешь, что я не реализуюсь, как художник?

Толик. Предполагаю. Трудно будет.

Слава. Почему?

Толик. Ты слишком нормальный. И тебя интересуют деньги.

Слава. А тебя?

Толик. Меня нет. По крайней мере, я стараюсь быть ненормальным. Вот ты бы смог спать на кладбище?

Слава. Нет.

Толик. Вот видишь.

Слава. Хорошо. А каких-то успехов в производстве герметика я достигну?

Толик. Нет, ты разоришься. Потому что много герметика не требуется. Аквариумистов вообще очень мало, особенно среди взрослых.

Слава. Но ты меня хотя бы не убивай.

Толик. Пока не собирался.

Слава. Пообещай, что не будешь.

Толик. Ну ладно. Обещаю.

Слава. А сам то ты как? Как видишь свое будущее?

Толик. Разные варианты.

Слава. Ну а девушка у тебя там есть в будущем?

Толик. Есть девушка. Ритой зовут.

Слава. Рита – это Маргарита. А ты, стало быть, Мастер?

Толик. Вот опять ты путаешь литературу и жизнь.

4

Слава (в зал). С девушками у Анатолия были проблемы. Тренер Юра по этому поводу часто советовал Толику, как надо знакомиться с дамами.

Юра. Когда у меня умерла жена, я решил найти себе новую подругу. Пошел в самое дорогое кафе, заказал столик на двоих. Выбрал самые дорогие блюда. Выпивка тоже дорогая. Говорю официантке, сейчас ко мне должна прийти любимая женщина. Сижу час, другой. Понятно, что никто не приходит. Потому что у меня нет любимой женщины, а та, что была, умерла. Подзываю самую симпатичную официантку и говорю, принесите счет. Приносит, расплачиваюсь, мол, все нормально, я платежеспособен. Теперь, говорю, садитесь, я расскажу вам свою историю, и если вы ее выслушаете, дам еще и хорошие чаевые. Начинаю. «У меня была жена, я ее очень любил, но она умерла. Я накрыл стол в ее честь. Блюда, которые она любила. Напитки соответствующие. Перед смертью жена мне сказала: в годовщину накрой стол, а вдруг я сумею как-то вырваться с того света, и мы посидим с тобой еще разок. А если не смогу, угости моими любимыми блюдами самую симпатичную, добрую и сообразительную девушку, которая будет в том помещении. Она не смогла прийти, я вас пригласил». Официантка растрогалась и согласилась попробовать любимые блюда другой женщины. Так я познакомился со своей новой подругой – Люсей.

Толик. Что же, целый год ждал?

Юра. Да нет, через неделю где-то после смерти жены и пошел. Какая разница?

Толик. Я не хочу знакомиться с официантками.

Юра. Дурак. Молодая официантка – это особая категория женщин. Это еще не судьба, это просто начало трудовой деятельности. Просто девушка не хочет сидеть на шее у родителей. Потом она может архитектором станет, будет большие деньги зарабатывать.

Толик. А Люся?

Юра. У Люси это призвание. Не будем ее трогать. Парни, вы верите в мистику?

Слава. Не очень.

Толик. А я верю.

Юра. И я верю. Иду по городу, и вдруг мне в спину кто-то бросает жерделу. Довольно чувствительно. А вокруг – никого, ни домов, ни деревьев, и ни людей.

Слава. Что за место? Где ж это вы шли?

Юра. По футбольному полю. Что-то потянуло пройтись по футбольному полю. Футбол для меня – все. Я же тренер.

5

Слава (в зал). Соперниками нашей сборной были несколько команд. Была команда «Пищевик». Как следует из названия, все игроки являлись работниками общественного питания, точнее, официантами треста столовых кафе и ресторанов. Была команда «Динамо». Милиция. На поле всегда выходил новый коллектив. Кроме капитана – Егорова. Он был капитаном, как по званию, так и по футбольной должности. Говорили, что он единственный в местном ОВД, кто любит играть в футбол. Остальные не любят. А не любят, потому что не хотят играть с потенциальными подозреваемыми… Говорили, что Егоров выгоняет на игру пятнадцатисуточников и условно осужденных спортсменов. Не знаю. Может быть. У нас все было по-честному. Мы все работали на кладбище, уставали, но потом шли на тренировки. Потому что платили нам очень и очень хорошо. А просто так устроиться на кладбище было невозможно. Хочешь копать, играй. Хочешь играть, копай и устанавливай оградки.

Пищевиковцы тоже подходили к чемпионату поселка ответственно. Профессия официанта была в почете у жителей Лазаревской. Формально существовала еще и команда «Педагог». Они выступали не каждый сезон – все зависело от наличия и физической формы имеющегося педагогического состава. Иногда за «Педагогов» выступали женщины. Две женщины равнялись одному мужчине. Городская федерация футбола – была и такая – внесла некоторые изменения в правила игры: например, количество игроков могло быть любым, но не меньше восьми. Очень часто на поле выходили по девять или по восемь игроков, это случалось, когда в ресторанах или на кладбище был аврал. Иногда в матче участвовали по 14–15 игроков. На первенстве города обычно побеждала наша сборная. Но раз в пять лет победителями обязательно должны были стать динамовцы. Чтобы не злить милицейское начальство, говорил Кент.

Тут надо подробнее рассказать о Кенте. Этот Кент был директором местного кладбища. Футболом увлекся, потому что хотел память о себе какую-то оставить. Других способов оставить память он не видел, храмы тогда еще не строили.

Кент постоянно жил на яхте, боялся, что на него будет покушение. На яхте ему казалось безопаснее, он все время плавал вдоль берега. Потом – это уже без меня – ему построили дом, наша футбольная команда построила своими силами. Все говорили, зачем ему дом? Правильно говорили. Его в этом доме и убили. Забор – пять метров. Но не помогло, гранату перебросили через забор. То, что Кент – это кличка, я узнал не сразу, сначала думал, Кент – это друг, товарищ, чувак. Но оказалось, что никакой он не друг и не товарищ.

Однажды я за день выкопал пятнадцать могил – все ушли в запой, Толик в том числе. Я один, не успеваю, уже очередь из покойников и их родственников выстроилась. Я смотрю, рядом стройка, на стройке – экскаватор. Я поставил экскаваторщику бутылку, и он выкопал траншею на пятнадцать мест. Так что хоронили всех разом. Потом экскаватором всех разом и засыпали. Скандал был ужасный. Кент как-то уладил. Оградки всем бесплатно поставил. А тех, кто забухал, он вывез на яхте в море километров на пять от берега и сказал: прыгайте. Кто не доплывет, я не виноват. Толик доплыл. На следующий день был матч с «Пищевиком», тогда как раз девять человек от нас и вышли на поле. Один игрок утонул, у другого не было сил выйти на поле. Толик вышел.

Матч мы не доиграли. Приехали из милиции, говорят, нашли утопленника в бутсах, может, кто знает. Показали фотографию. Это был нападающий, Гаик Ионесян из Армавира, мужик лет пятидесяти. Мы сказали, что первый раз видим. Гаик много пил, копал и бегал медленно, дышал тяжело, плюс избыточный вес. Мы говорим ментам, сами посудите, какой из него футболист с таким избыточным весом? Мало ли кто бутсы сейчас носит.

В ту ночь, когда утонул Гаик, ко мне в палатку пришел тренер Юра, поел у своей Люси, разбудил меня и спрашивает: «Слава, как думаешь, мы за какую команду выступаем? За сборную добра или зла?». Я не ответил. И тренер сказал сам: «А я думаю, что это как «Зенит» и «Спартак». Кто из них добро, а кто зло? Трудно сказать. А за кого болеть, зависит только от места жительства. Вот такие дела, брат». Юра любил парадоксы. «О том, что мы футболисты нельзя забывать даже на кладбище. Воспринимайте похоронное дело, как дополнительную физическую и психологическую тренировки». Перед игрой Юра говорил: «Не забывайте, что мы сборная кладбища, наша задача – похоронить соперника прямо на поле».

Пару слов о моей игре. Играл я неплохо, чтобы там Слава не писал в своих «путевых заметках». Был защитником, но забил за месяц три мяча. Может быть, я бы даже сделал карьеру футболиста. Но я тогда не воспринимал футбол всерьез.