Текст книги "Кто остановил Гудериана?"

Левый ботинок разваливался. А тамбовских расстреляли в сапогах, и сапоги на них были добротные, первого срока. Думать о сапогах расстрелянных, а уж тем более сожалеть о них, конечно же, стыдно. Но вот сейчас через шаг-другой отвалится подмётка, и – что тогда ему, бойцу Отяпову, делать посреди дороги? Как воевать дальше? Нет, угрюмо думал он, кое-как преодолевая сон и усталость, командование всё же поступило расточительно. И не только с расстрелом, но и с сапогами расстрелянных. Пускай бы старши́ны забрали в свой обменный фонд, а там бы, глядишь, и таким, как Отяпов, что-нибудь из этого обменного фонда перепало.

За этими мыслями, которые истерзали бойца Отяпова, и застал его свистящий шорох снаряда. Снаряд пролетел мимо и разорвался где-то в глубине леса правее колонны. Но то, что он откуда-то прилетел, и прилетел сюда, к большаку, по которому шли батальонные колонны, тянулись обозы тылов и артиллерийские запряжки, было плохим знаком.

Снег к утру усилился. Залеплял лицо и сёк, царапал, будто колючей проволокой, по каске. Но снег так не беспокоил. Что снег, через два дня Покров. Снегу уже и пора. Обеспокоил Отяпова снаряд.

Прилетел, сокол ясный, пёс клыкастый… Значит, немцы их колонну обнаружили. Дают пристрелочные. Сейчас должен второй прилететь. «Если не прилетит, – загадал Отяпов, – значит, напрасно я тревожусь, шальной залетел».

Второй снаряд лёг уже поближе к дороге, видно было, как блеснуло за деревьями и чуть погодя посыпались по кустам осколки. А третий на куски разнёс санитарный фургон. Машина стояла на пригорке перед лощиной и из неё перегружали на повозки раненых.

– Господи Исусе Христосе. – И Отяпов украдкой перекрестился.

Бойцы кинулись было спасать уцелевших, им замахали руками выбежавшие навстречу санитары:

– Не надо! Не надо! Никого там уже нет.

Начали помогать санитарному обозу перетащиться через лощину. Дорогу совсем растолкли. Вперёд ушли танки и бронетранспортёры. Тракторы протащили тяжёлые орудия. И теперь телеги проваливались в колеи, заполненные густой жижей, по ступицы. Кони лезли из гужей.

– Впрягайся, пехота, без нас и тут беда, – приказал ротный и сам принялся толкать повозку.

Раненые были прикрыты шинелями и соломой, и только бледные лица их колыхались в темноте. Иногда слышался стон или какая-нибудь просьба.

– Да какой тебе закурить, – терпеливо увещевал старшина какого-то бедолагу. – Вот переправимся на тот берег, там покурим. А тут… Тут германец не разрешает.

Снаряды теперь падали справа и слева, впереди и позади.

– Шире шаг, мать-перемать! – кричал какой-то незнакомый капитан в распахнутой шинели с обгорелыми полами.

Высокий и худой, как обгорелое дерево, он стоял на взгорке и размахивал чёрным трофейным автоматом без магазина. Всё перепуталось, думал Отяпов, торопя идущего впереди сержанта-связиста:

– Давай, Курносов, шибче двигайся. А то немец прихватит серёд дороги.

– На дороге – не беда. Лес рядом. А вот ежели на переправе…

Рядом тянулся санитарный обоз.

– Дядя Нил, подсоби! – услышал он знакомый голос.

Присмотрелся: господи Исусе, так это ж Лидка! Лидка Брусиленкова, его свояченицы племянница из соседних Боровичей. До войны фельдшером работала в районной больнице. И тоже в шинельке, и в пилотке.

Лидка нахлёстывала серого исхудалого коня, до плеч забрызганного дорожной грязью. В повозке лежал раненый. Его трепало так, что голова его билась о крайнюю доску. Отяпову даже показалось, что Лидка везёт мёртвого. Мёртвых складывали у дороги, мёртвых дальше не везли. А на их место тут же притаскивали только что упавшего и наспех перевязанного, в кровавых бинтах.

– Ты ж откелева, дочка, в наш ад свалилась? – посочувствовал ей Отяпов, подтолкнул к повозке сержанта Курносова и сам налёг на полок.

Ещё двое бойцов из их роты ухватились за тяжи. Конь почувствовал помощь, полез по грязи, как чёрт, и через минуту-другую они уже бежали, то ли подталкивая полок, то ли держась за него.

Отяпову показалось, что от раненого потянуло сивушным духом. Он присмотрелся к лежавшему под солдатским одеялом и вдруг узнал в нём комбата. Толкнул Лидку.

– Мне велено переправить товарища капитана Титкова на тот берег Рессеты, – сказала Лидка и отвернулась.

– Куда его ранило? – тихо, чтобы тот не услышал, спросил Отяпов, уже догадываясь, что ответил Лидка.

Но она ничего не ответила.

– Скидай его в канаву, сук-кина сына! – И Отяпов потянулся, чтобы перехватить вожжи.

Но Лидка огрела его кнутом, так и обожгла мокрой и тугой, как проволока, супонью по руке. Потом начала нахлёстывать коня, и тот понёс повозку обочиной, обгоняя вереницы понуро бредущих бойцов.

«Вот жизнь, – думал Отяпов, – твою капитана-мать… А ведь – капитан, действительно капитан. Он разглядел шпалу на петлице шинели. Большой человек, батальоном командует…»

На Лидку Отяпов не злился. Может, влюбилась, дурёха, в своего командира. До войны на женихов ей не везло. Двадцать пять лет, а никто замуж так и не позвал. А на войне женихов много. Лидка прибыла, видать, с последним пополнением. Надо ж, в одном батальоне, а и разу не встретились.

Пока выталкивал из грязи повозку с пьяным комбатом левый ботинок совсем рот разинул, и вода в него пошла вместе с дорожным грунтом – полной рекой… Твою-капитана, про себя выругался Отяпов, но о комбате уже не думал. Думал о Лидке.

Что злиться на Лидку? Если к тому же ей приказ отдан, то как военному человеку можно поступить иначе?

А вот он бы поступил иначе. И Отяпов вспомнил, как в тридцать шестом искупал в пруду пьяного председателя колхоза. Тоже горячка была, дожди пошли, а сено всё в лугах, растресено, мокнет, гниёт. Председатель в правлении со счетоводкой и уполномоченным из района гулянку затеял. Ну и вытащили они их, всех троих, на пруд и искупали в ряске… Чуть не посадили. Хотели припаять неуважение к власти или что-то такое, по вредительской части. Но обошлось. Председатель райисполкома вмешался. Хороший мужик. Сейчас тоже где-то воюет. Может, полком командует, может, по политической части кем при большом штабе.

Чем ближе к переправе, тем сильнее огонь. Мины хряскали уже в самой гуще народа. Лидка с пьяным комбатом унеслась куда-то вперёд. Её глубоко надвинутую на голову пилотку Отяпов потерял из виду. Хорошо, Курносов выручил, дал ему кусок провода, и Отяпов тем проводом хорошенько скрутил ботинок. Теперь даже вода меньше поступала внутрь и можно было не беспокоиться, что подошва отвалится и потеряется в грязи. Спасали, конечно, портянки. Да провод Курносова. Вот спасибо сержанту, не зря что связист.

Впереди открылась широкая пойма. Мост. Дымящиеся воронки вокруг. И через всю пойму, сбиваясь у моста в тугой жгут, шёл, колыхался сплошной серый поток. Этот поток гудел угрюмыми и злыми голосами, гремел оружием и снаряжением, матерился, стонал и кашлял. В нём чувствовались нечеловеческое напряжение, страх и надежда, что самое опасное вот-вот будет пройдено, останется позади. Страх передавался и лошадям, и они шарахались по сторонам, сбивали с ног людей, сами падали на колени, ломая оглобли. Но их тут же скручивали ремнями, и кони снова шли вперёд, в том же потоке.

– Давай, Курносов, не отставай, братец, – торопил Отяпов сержанта.

Поток, в котором они оказались, вылился из леса в пойму. На какое-то время людям стало просторнее и легче бежать к мосту. Туда устремились все, и пешие, и конные. Совсем рядом ударил снаряд. Отяпова обдало болотиной и горячим тухлым воздухом сгоревшей взрывчатки. Охнул бежавший впереди боец и ухватился за воздух. На мгновение Отяпов встретился с ним взглядом. Лицо знакомое, вроде из соседнего взвода, второй номер пулемётного расчёта. Так и есть, на боку сумка с запасными дисками для РПД[11]11
  Ручной пулемёт Дегтярёва, которым были вооружены стрелковые части Красной армии. Основной пулемёт нашей пехоты в годы Великой Отечественной войны.


[Закрыть]. Надо бы помочь пулемётчику, мелькнуло в голове, но тут же эту мысль, словно осколком, перерубило другой: не справлюсь, не донесу, уж больно парень велик для моих плеч, эх, всех не вынесешь…

– Держи, не потеряй! – И Отяпов сунул сержанту свою винтовку.

Пулемётчик действительно оказался тяжёлым. Глубже стали утопать гони в болотине. Хорошо, что сапёры загатили колею и вязанки хвороста держали ногу, пружинили, не давали провалиться в пучину.

У самого моста началась давка. Отяпова с его ношей на плече сжали со всех сторон и понесли по настилу вперёд, так что он едва успевал переставлять ноги, чтобы не упасть и не быть задавленным в этом злом и неистовом человеческом месиве, где каждый спасал свою жизнь. Курносов хрипел рядом. «Только бы не бросил мою винтовку, – беспокоился Отяпов. – Только бы снаряд не попал в настил…»

И в это время, когда они были уже на середине моста, серия снарядов накрыла пойму на той стороне, откуда они только что ушли, серый поток и край настила. Вверх полетели куски одежды и человеческих тел, брёвна, обломки повозок и всего того, что двигалось в ту минуту через реку.

Глава вторая
Тайна гибели командарма Петрова

«ОН ЖЕСТОК ОЧЕНЬ И ОЧЕНЬ ХРАБР…»

Что произошло под Хвастовичами. Гудериан считал дело с 50-й армией решённым. Ловушка на Рессете. Атака дивизии генерала Фоканова. Яростный полк полковника Краснопивцева. Встреча генералов Фоканова и Петрова в Гутовском заводе. Переправа объявлена армейской. Лихое болото. Бояновичи, Нехочи, Пеневичи… Напрасно Гудериан не прочитал «Войну и мир» Льва Толстого. История непокладистого майора Кравченко. Свидетельства выживших на переправе. Бой, о котором промолчали свидетели и молчат историки. Что же произошло со штабом армии? Несколько версий гибели генерала Петрова: версия сына Александра Михайловича Петрова, версия маршала Ерёменко и версия, которая складывается из ранее неизвестных документов и свидетельств. Куда исчезли награды командарма? Записные книжки Василия Гроссмана. Как выходили дивизии. На новых рубежах под Белёвом. Сейф, найденный в Рессете

Гейнц Гудериан в книге «Воспоминания солдата» так рассказывал о событиях этих дней: «Снегопад продолжался также и 12 октября. Мы все еще оставались сидеть в небольшом населенном пункте Дмитровске (Дмитровск-Орловский), улицы которого представляли собой сплошное месиво грязи, и ожидали новых указаний главного командования сухопутных войск относительно предстоящей перегруппировки. Наши войска замкнули кольцо окружения вокруг большого котла южнее Брянска и вокруг небольшого котла севернее этого города, но продвигаться вперед войска не могли из-за плохого состояния дорог, 48-й танковый корпус, который в самом начале наступления так быстро продвинулся через Сумы и вышел на хорошее шоссе, также продвигался теперь с большим трудом в направлении на Фатеж. У Мценска продолжались бои со свежими силами противника. Пехотным дивизиям 35-го корпуса было указано на необходимость очистить от противника леса в районе “трубчевского котла”. Не только мы, но и вся группа армий “Юг”, за исключением 1-й танковой армии, застряла в грязи, 6-й армии удалось занять Богодухов северо-западнее Харькова. Севернее нас 13-й армейский корпус овладел Калугой, 3-я танковая группа заняла Старицу и наступала на Калинин. Главное командование сухопутных войск дало указание об окружении Москвы, однако до нас эти указания не дошли. 13 октября русские продолжали свои попытки прорваться между Навлей и Борщево. Для усиления 47-го танкового корпуса пришлось направить некоторые части 3-й танковой дивизии и 10-й мотодивизии 24-го танкового корпуса. Несмотря на эту помощь и ввиду потери подвижности наших частей, группе русских численностью до 5000 человек удалось прорваться и достичь района Дмитровска (Дмитровск-Орловский), где она вновь была задержана»[12]12
  Гудериан Гейнц. Воспоминания солдата. Ростов-на-Дону: Феникс,1998. С. 234.


[Закрыть].

Гудериан пишет об окружённых частях 50-й армии как некоем неприятном препятствии, которое в конце концов помешало моторизованным корпусам его 2-й танковой армии выполнить главную задачу – взятие Москвы.

И это было именно так: марш на Москву, который в начале октября 1941 года казался сокрушительным, начал замедляться из-за неожиданно яростного сопротивления попавших в окружение частей Красной армии, которые никак не хотели сдаваться. Потом пошли дожди и выпал снег. Потом окружённые, пусть в малой силе, но всё же вышли из больших и малых котлов, заняли новые позиции, провели перегруппировку и пополнились людьми и вооружением и встретили огнём движение «Тайфуна» в непосредственной близости от Москвы. А потом подошли сибирские и дальневосточные дивизии и контратаковали только что вылезших из грязи, но тут же примороженных уроженцев Рейна, Баварии и Силезии, не привыкших ни к таким температурным перепадам, ни к такому фанатичному упорству противника.

Так складывалась наша победа под Москвой. Одна армия постепенно, от боя к бою, от стычки к стычке, таяла, растягивала свои коммуникации и слабела, а другая, казалось бы, теряла сотни тысяч убитыми и пленными, танки и орудия целыми дивизиями, бригадами и артполками и дивизионами, но, «нечувствительная к потерям», вновь восстанавливала свои силы на новых позициях и с прежним и даже более мощным упорством бросалась в бой.

Итак, Гудериан повернул к Рессете 3-ю танковую дивизию и полк «Великая Германия». Здесь уже стояли, маневрируя на путях отхода 50-й армии 112-я пехотная и 3-я танковая дивизии. На перехват выходящей из окружения 50-й армии немцы бросили самые лучшие свои части: элитный полк «Великая Германия» и 3-ю танковую дивизию. Совсем недавно 3-й танковой командовал знаменитый Вальтер Модель, который в те дни севернее вёл к Москве 41-й танковый корпус и который совсем скоро возглавит войска 9-й полевой армии. Он передал свою непобедимую дивизию генералу танковых войск Брайту. Для Брайта дело на Рессете против 50-й армии Брянского фронта было подарком судьбы, возможностью отличиться. 3-я танковая дивизия участвовала во всех боях на пути Великого Рейха к мировому господству: в чешском походе, в Польской и Французской кампаниях, в Белостокско-Минском и Смоленском сражениях. Везде отличалась храбростью и выучкой своих солдат, слаженностью экипажей.

Путь для выхода на Карачев, на юго-восток, указанный маршалом Шапошниковым для выхода 50-й армии, оказался дорогой страданий и огромных потерь. Чего стоила только переправа через р. Рессета!

11 октября утром после артподготовки и залпа «катюш», которые выпустили остатки своего боезапаса, 154-я сд генерала Я.С. Фоканова[13]13
  Фоканов Яков Степанович (1899–1985) – генерал-лейтенант. Родился в д. Кононово Устюжинского уезда Новгородской губернии (ныне Вологодской обл.). Русский. В Красной армии с 1919 г. Участник Гражданской войны – в отряде лыжников Петроградского гарнизона. Участник подавления Кронштадтского мятежа. Окончил полковую школу (1920), 7-е Петроградские пехотные курсы красных командиров (1921), Киевскую объединённую военную школу им. главкома С.С. Каменева (1925), Высшие стрелково-тактические курсы «Выстрел» (1938), ВАК при Высшей военной академии им. К.Е. Ворошилова (1947). Прошёл путь от командира стрелкового и пулемётного взвода до командира стрелкового корпуса. Войну встретил в должности ком. 154-й сд. В составе 21-й А дивизия вела тяжёлые оборонительные бои под Рогачёвом и Жлобином. Затем – в составе 50-й А в районе г. Лоев. В сентябре 1941 г. в составе 50-й А Брянского фронта. Участвовала в Орловско-Брянской и Тульской оборонительных операциях. В декабре 1941 г. в ходе Калужской наступательной операции освобождала г. Калуга. В августе 1942 г. в составе 3-й танковой А участвовала в контрударе в р-не г. Козельск. Преобразована в 47-ю гвардейскую сд. В октябре Фоканов со своей дивизией отбыл в р-н Сталинграда. С декабря 1942 г. зам. ком. 5-й танковой А. С апреля 1943 г. – ком. 29-го гв. ск 8-й гв. А. с корпусом дошёл до Победы. После войны служил на Дальнем Востоке, в Сибири. Майор (1936), полковник (1939), комбриг (1939), ген. – майор (1941), ген. – лейт. (1943 г.) Награждён: орденом Ленина, пятью орденами Красного Знамени, орденами Кутузова 1-й ст., Суворова 2-й ст., Кутузова 2-й ст., Отечественной войны 1-й ст.


[Закрыть] пошла на прорыв в направлении населённых пунктов Бояновичи и Нехочи (ныне Калужской области). Оставив Брянск, она шла в авангарде отступающих частей армии. Вначале казалось, что наметился некоторый успех. Двинулись обозы. Но на р. Катогоща ударную группировку, на которую была возложена задача прорыва, контратаковали танки и пехота противника. Ударная группировка понесла большие потери и начала откатываться на исходные. Тем временем действительный успех наметился на другом направлении, южнее д. Пеневичи, где упорно атаковали батальоны 473-го стрелкового полка и наконец заняли д. Чистяково и Гутовский лесозавод. Генерал Фоканов тут же перебросил на подмогу полку сапёрный батальон и артдивизион с приказом закрепиться на занятом рубеже и приступить к наведению переправы через речку Рессету.

473-м стрелковым полком командовал храбрый полковник, опытный солдат, дравшийся с германцами ещё в Первую мировую, М.П. Краснопивцев. Неудивительно, что успеха достиг именно его полк. О полковнике Краснопивцеве мы ещё расскажем в тульских и калужских главах этой книги. Удивительный человек, настоящий воин. Таких земля рождает редко и словно только для того, чтобы они в трудный для Родины час собирали вокруг себя таких же верных и стойких и шли в самый кромешный бой, в огненный ад – либо умереть, либо преодолеть его.

Итак, успех полка полковника Краснопивцева был развит. Части дивизии закрепились с целью наведения переправы.

Рессета – речка невеликая. Тихая, омутистая. Пойма широкая и болотистая. Для переправы войск крайне неудобная.

Ветхий мост, который возвели здесь до войны рабочие лесозавода, не выдержал веса ЗиС-5 с реактивными установками. Первая же машина, выехавшая на настил, провалилась. Пришлось строить новый. Мост возводили под непрерывным огнём артиллерии и миномётов противника. И вот, наконец, переправа началась.

13 октября немцы предприняли атаку – на переправу двинулось до батальона пехоты. Однако атака была отбита. Дивизия продолжила переход на восточный берег.

Дальнейшие события сложились таким образом, что судьба 154-й дивизии стала судьбой всей армии.

Во второй половине дня к переправе выехал кортеж штабных машин. Их тут же обступили бойцы. Из машины вышел командарм Петров. К нему направился генерал Фоканов и доложил обстановку. Доклад командира дивизии слушали также член Военного совета бригадный комиссар Н.А. Шляпин и начальник оперативного отдела штаба армии подполковник Ф.Е. Почема.

Командарм выслушал доклад генерала Фоканова и сказал, что переправа 154-й стрелковой дивизии через Рессету с этого часа становится армейской. Командовать переправой он тут же назначил начальника оперативного отделения 154-й стрелковой дивизии майора Б.Г. Вайнтрауба, которому был отдан приказ: приступить к переправе соединений только после того, как будет организовано надежное прикрытие с запада – со стороны Фроловки, с севера – от Хвастовичей и с юга – от Карачева.

В поисках выхода из окружения, ломая котёл там и тут, 50-я армия втягивалась в новый мешок, приготовленный немецким командованием. Горловина мешка должна быть стянута надёжным, смертельным жгутом именно здесь, на Рессете. Маневр наших частей, оставивших позиции севернее Брянска и сам Брянск, был ограничен до предела. Старая истина – больше всего войска уязвимы на марше.

Остаток дня 13 октября и ночь на 14-е число переправа шла относительно спокойно. Отряды прикрытия окопались севернее, западнее и южнее Лихого болота.

Не зря этому гиблому месту на Рессете люди дали такое имя.

Но пока всё шло так, как предписывал приказ командующего.

Усиленные боевые охранения стерегли дороги и тропы, отгоняли небольшие разведгруппы противника, пытавшиеся проникнуть в район переправы. По мосту сплошным потоком двигались войска, обозы, артиллерия, транспорт.

Подошла и начала организованно и быстро переправляться на восточный берег 258-я дивизия комбрига К.П. Трубникова[14]14
  Трубников Кузьма Иванович (1888–1974) – генерал-полковник. Родился в с. Гатище Ливенского р-на Орловской губ. В русской армии с 1909 г. Служил с Семёновском полку. В Первую мировую войну унтер-офицер, ком. пех. взвода. Затем младший офицер роты, поручик. Кавалер четырёх солдатских Георгиевских крестов. В Красной армии с 1918 г. В Гражданскую командовал взводом, ротой, батальоном, полком, бригадой. В 1927 г. окончил КУВНАС при Военной академии им. М.В. Фрунзе. Командовал дивизией. В 1938 г. арестован и до февраля 1940 г. находился под следствием. В марте 1940 г. восстановлен в рядах РККА. В июле 1941 г. назначен на 258-ю сд. С ноября 1941 г. ком. 217-й сд. В 1942 г. зам. ком. 1-й А, затем зам. ком. Донским фронтом под Сталинградом. В 1943 г. зам. ком. Центральным фронтом. Ком. 10-й гв. А. В 1944 г. зам. ком. 1-м Белорусским, затем 2-м Белорусским фронтами. На параде Победы возглавлял сводный полк 2-го Белорусского фронта. После войны продолжил службу. Награждён: двумя орденами Ленина, пятью орденами Красного Знамени, орденом Кутузова 1-й ст., Суворова 2-й ст., Кутузова 2-й ст., орденом Красной Звезды.


[Закрыть]. За нею полки и батальоны других дивизий.

Но немецкая разведка не дремала.

На рассвете 14 октября, заблаговременно подведя артиллерию и миномёты, противник начал пристрелку. Первые снаряды и мины легли в лесу и в болоте, не причинив колоннам вреда. Однако с каждой минутой артиллерийско-миномётный огонь становился всё точнее и губительнее. Благо погода была нелётной: дождь, переходящий в снежные заряды, густой туман – авиация сидела на аэродромах. Во второй половине дня небо прояснилось. И тут начался ад. Одновременно боевые охранения были атакованы сразу с двух направлений – со стороны Хвастовичей и со стороны Карачева. Немцы обложили переправу и начали сдавливать её, стараясь захлестнуть петлю на мешке именно здесь и теперь, когда основная масса войск 50-й армии втянулась в район переправы.

Для командиров дивизий и штаба армии стало очевидным, что отход на юго-восток на Карачев невозможен. Там сильные заставы. Гудериан бросил за запечатывание кочующего котла ещё одну свою танковую дивизию. Знать бы ему, лучшему танковому генералу, который имел лихие прозвища Быстроходный Гейнц и Гейнц-ураган, что очень скоро, не закончится и октябрь месяц, именно 50-я советская армия, которую он не пустил к Карачеву и Орлу, отжав к Белёву и Туле, быстро восстановившись и пополнившись людьми и вооружением, с новым командующим, встретит его на Оке и остановит на тульском рубеже. Что Тулу он так и не возьмёт. Что морозы его танковую армию застанут совсем недалеко от этой переправы и от русских сёл и деревень с однозвучными названиями Нехочи, Бояновичи, Пеневичи. Что гибель и пленение большей части окружённой армии и даже смерть её командующего для судьбы войны, и даже московского сражения, да и для его личной судьбы, как солдата своего фюрера, ровным счётом ничего не значили. А ведь судьба пошлёт сидеть в Ясной Поляне, руководить атаками на Тулу оттуда. Мог бы и более внимательно почитать «Войну и мир» бывшего хозяина здешнего дома и усадьбы. Не почитал. Пренебрёг. Немцы, да и вообще европейцы, всегда себя считали умнее нас, русских. Все лучшие книги они к тому времени уже прочитали, худшие – сожгли.

Боже, как это похоже на новейшую историю!..

На переправу возле Лихого болота налетели пикировщики. Одна из бомб весом около тонны угодила точно в цель: настил и автобусы, которые служили опорами для бревенчатого наката, разметало. Погибли и были ранены сотни людей и лошадей. Переправа прервалась.

И снова с юга от Карачева и с севера вдоль дороги на Хвастовичи возобновила наступление немецкая пехота при поддержке танков и бронетранспортёров. Казалось, судьба не успевших переправиться решена. Но отряды заграждения выстояли. Обе стороны в том бою понесли огромные потери. Немцы лезли напролом, вводя в бой новые и новые подразделения и танки. Наши бойцы стояли твёрдо. Истребители танков вели огонь из противотанковых орудий. Стрелки отсекали пехоту. А за спиной сапёрные части кинулись в болото и принялись ремонтировать настил. И вскоре переправа вновь ожила. Серый поток снова двинулся на восточный берег.

Бывший боец 260-й сд дивизии Д.И. Филько так вспоминал ту злосчастную переправу через Рессету: «Не только 260-я стрелковая дивизия здесь была, но и другие части с других дивизий. В основном гужтранспорт, вместе с людьми. Все повозки были нагружены до предела военным имуществом и военной техникой. Автомашин было мало. Было несколько крытых фургонов, как мы их называли тогда, с ранеными. Много было гражданских подвод со своим имуществом, хозяйством, даже были коровы прицеплены к задкам. Много детей. Очень много эвакуировалось из Брянска. Вот теперь представьте себе, что могло быть во время бомбежки там…»

А вот что вспоминает бывший командир 559-го саперного батальона 299-й дивизии М.Д. Максимцов: «Нужно отдать должное командиру дивизии полковнику Серёгину Ивану Федоровичу, питерскому рабочему, коммунисту, участнику Гражданской войны. Собрав командный состав в лесу в районе Хвастовичей, полковник Серегин сообщил решение на прорыв вражеского кольца частями дивизии. Дал указание, как подготовиться к прорыву. Издал приказ: за дезертирство, за паникерство, как и за измену Родине, – расстрел. Это был суровый приказ. Но именно эта суровость, собранная в кулак воля помогли нам с боем форсировать Рессету, прорваться из окружения и снова встать в строй. Саперному батальону приказано было переправить через реку дивизионную артиллерию, батальон связи и штаб дивизии. И вот бойцы саперного батальона, рота за ротой движутся к реке по топкому лугу. И хотя наши артиллеристы, едва мы вышли к берегу, поддержали нас огнем, противоположный берег встретил нас дождем свинца. Должно быть, не осталось ни одного метра поймы болотистой Рессеты, который не был бы полит кровью наших воинов. И все же в ночь с 13 на 14 октября 1941 года, форсировав реку, мы сумели закрепиться на противоположном берегу и двинуть вперед тяжелые машины батальона связи, радиостанции узла связи, переправить машины штаба дивизии и не остаться без артиллерии. Все пушки 843-го артполка шли за ними… 19 октября наша 299-я дивизия заняла оборону по восточному берегу р. Ока, южнее Белёва, на рубеже Фурсово – Городище. Из окружения вышли все части дивизии, вывели технику, сохранили боеспособность и волю к борьбе. И снова мы дрались, теперь уже на тульской земле».

Для справки. Из 299-й дивизии к Белёву вышли: по одним данным, 825 человек с 26 пулеметами, двумя минометами и четырьмя гаубицами; по другим – около 400 человек без тяжёлого вооружения. Одновременно, параллельным потоком, командир 956-го стрелкового полка 299-й стрелковой дивизии майор И.Я. Кравченко[15]15
  Кравченко Иван Яковлевич (1905–1942) – майор РККА. Родился в д. Студёнки Киевской губ. в крестьянской семье. Украинец. Окончил сельскую семилетку. Работал почтальоном. В 1925 г. призван в РККА. Окончил школу мл. командиров, затем Киевскую пехотную школу (1931), курсы «Выстрел» (1933). Участник похода в Западную Украину (1939) и советско-финляндской войны (1940). Ком. стрелковой роты. Отличился при прорыве укрепрайона финских войск 11 февраля 1940 г. В бою принял командование батальоном. Тяжело ранен. Присвоено звание Герой Советского Союза. Окончил Военную академию им. М.В. Фрунзе. Ком. 766-го сп 217-й сд. С начала войны на фронте. В августе назначен на должность ком. 956-го сп 299-й сд. В октябре попал в окружение и считался пропавшим без вести. В марте 1942 г. назначен ком. 324-й сд. 7 апреля смертельно ранен в бою на р. Жиздре у д. Клинцы (ныне Думиничский р-н Калужской области). Награждён: медалью «Золотая Звезда» № 373, орденом Ленина.


[Закрыть] вывел к Белёву свой полк в полном составе, при этом вывез всю полковую артиллерию «с превышением лимита в 4 ствола» – подобрал четыре брошенные «сорокапятки». Всего майор Кравченко вывел около 5000 человек, среди которых больше половины было присоединившихся в пути и брошенных своими командирами бойцов разных подразделений, и 500 единиц обоза.

Какую награду за свой несомненный подвиг получил майор Кравченко? А «награду» он получил. Подвиг не остался незамеченным.

23 октября, когда 299-я сд уже стояла в обороне под Тулой, командир дивизии полковник Серёгин, придравшись по мелочам, отстранил майора Кравченко от командования полком и отправил «на расправу» в Тулу. Но в Туле, в штабе 50-й армии, не мыслили категориями зависти и мести за чужой успех и назначили Кравченко начальником Южного боевого участка. «В должности оставить, из 299-й дивизии перевести. Поручить формирование сводного полка. Командарм Ермаков». Генерал Ермаков, который в те дни командовал 50-й армией, знал непростой характер майора Кравченко, но он знал и его храбрость, умение организовать бой в самых сложных обстоятельствах. Так сложилась история обороны Тулы, что самый мощный натиск на город был отбит именно на фронте Южного боевого участка и под командованием майора Кравченко. Иван Яковлевич Кравченко снова отличился. Вскоре его назначили заместителем комиссара 154-й стрелковой дивизии. Однако старый и верный недруг полковник Серегин, как настоящий большевик, продолжал писать во все инстанции новые доносы на своего бывшего комполка. В итоге Кравченко понижают в должности до командира Тульского рабочего полка. И полк под командованием майора Кравченко снова отличается. Об этом рассказ впереди. Вскоре после декабрьского контрудара под Москвой Сталин лично запросил дело непокладистого майора, изучил все обстоятельства и назначил Кравченко командиром 324-й стрелковой дивизии 10-й армии.

События и обстоятельства в первую шеренгу выталкивали таких, как Краснопивцев, Кравченко. Это были настоящие русские люди, русские офицеры в самом корневом смысле. Ими трудно было управлять, потому что управлять ими умела только стихия войны. Риск, хождение по самому краю были для них обыденным делом. Такие умели брать на себя всё и потом за всё отвечать. Не паиньки, не ребята-комсомольцы, не тупые исполнители, не способные к самостоятельному мышлению, а твёрдые, закалённые ветрами не одного похода и не первой войны солдаты, рыцари чести, умевшие отдавать любые приказы и отвечать за них. Война была главной и всепоглощающей работой этих людей. Как правило, век их на фронте был недолгим. Кравченко погиб в марте 42-го на р. Жиздра. Краснопивцев – почти в те же дни чуть севернее, под Мосальском на Варшавском шоссе, в Долине смерти.

Но вернёмся на Лихое болото, на переправу через Рессету.

Из воспоминаний начальника особого отдела 290-й сд Н.Р. Акабы: «Особенно жестоким, кровопролитным и скоротечным был бой у р. Рессеты. Мы сами залезли в заранее подготовленный немцами мешок. Вдруг со всех сторон нас охватил шквал огня, изрыгаемый пулеметами, автоматами и минометами. Ловушка была подготовлена с немецкой расчетливостью. Наши скоро опомнились, прошли растерянность и паника, закипел бой. Здесь я видел впервые в жизни настоящую неукротимую человеческую ярость, и она победила. Среди атакующих запомнилась молодая женщина – капитан медслужбы Гергель, которая с наганом в руке шла впереди на прорыв, стыдя паникующих мужчин. Геройски вели себя у переправы оперативные работники третьего отдела Белых, Попков, Екимов, Нестеров, Заболотный, Моряков, бойцы особого взвода во главе с командиром Темировым. Бой у переправы обошелся нам очень дорого, потеряли много хороших людей».

Из воспоминаний бывшего партгруппорга разведроты 290-й сд З.В. Зубковой: «К полудню 13 октября на голом Лихом болоте скопилось столько людей, повозок, автомашин, пушек, тягачей, что пройти можно было, только пробираясь под животами коней, под дышлами бричек или щелями между машинами. Болотная земля прогибалась под ногами, как парусина, под колесами она лопалась с глухим выдохом. Пушки, подводы ложились брюхом на прихваченную морозцем ржавую, затоптанную жесткую траву, и вытащить их было нельзя, и тащить было некуда. Переправы не было. Каждые пять минут в реку, туда, где еще виднелись остатки бревенчатого моста, пачками ложились снаряды… К полудню 13 октября не было полков, батарей, батальонов. Под вечер потекли с бугров к Рессете раненые. Ими были переполнены медпункты. Раненые и больные лежали на машинах, на повозках, на тропинках у реки… Под вечер фашисты ударили из пушек по всему Лихому болоту… Ночь пришла страшная. На кашель, на лязг, на скрип отвечал из заречных кустов пулемет. 14 октября показалось солнце… На Лихое болото прилетели самолеты врага, они высыпали бомбы на остатки переправы и ушли, просматривая Рессету вниз по течению».

Гудериан в своих воспоминаниях записал: «17 октября капитулировала группировка противника, находившаяся в окружении севернее Брянска. Совместно со 2-й армией нами было захвачено свыше 50 000 пленных и до 400 орудий; были уничтожены основные силы 50-й русской армии».

Гудериан, мягко говоря, позволил себе приврать. Впрочем, жанр мемуаров, даже если это называется дневником, подобные отступления от правды допускает. Во-первых, к 17 октября севернее Брянска наших войск, во всяком случае того количество, которое бывший фельдмаршал вермахта заявил в своих мемуарах, уже не было. Котёл откочевал на восток и уже находился не севернее, а восточнее Брянска. Во-вторых, капитуляции 50-й армии как таковой не было. «Напрасно ждал Наполеон, Последним счастьем упоенный, Москвы коленопреклоненной С ключами старого Кремля…» Быстроходный Гейнц, как всякий удачливый завоеватель, тоже, должно быть, ждал чего-то подобного от поверженного противника на своём участке фронта. 50-я армия была разбита, этого невозможно отрицать. Но она не была уничтожена и не капитулировала, если прилагать к этому понятию буквальный смысл. Гудериан – человек военный, и он называл вещи своими именами. В данном случае он поступил в большей степени как политик или даже публицист, но не как историк. Тогда же кто бил его под Тулой и в самой Туле, на городских окраинах? Ведь били его те же самые дивизии, которые он «пленил» под Брянском!

Бои на линии р. Рессета стали самыми кровопролитными для 50-й армии. Именно здесь, в один из дней переправы, армия фактически лишилась командования, а значит, единого управления. В бою получили тяжёлые ранения командующий генерал М.П. Петров и начальник политотдела А.Г. Журавлев, погибли член Военного совета Н.А. Шляпин и многие работники штаба.