Текст книги "Первый русский генерал Венедикт Змеёв. Начало российской регулярной армии"

«Служилый иноземец» в Севском разряде

Пожалуй, самым показательным и красноречивым примером службы в составе Севского полка-разряда «служилого иноземца» является служебная деятельность полковника (с 1678 г. генерала) Патрика Гордона. Прежде всего, необходимо дать общий портрет этой личности. Можно назвать его кратким «послужным списком».

Генерал Патрик (в русских документах Петр, Петр Иванович) Гордон (31.03.1635 – 11.1699), происходивший из древнего шотландского дворянского, даже аристократического рода (хотя и одной из боковых его ветвей), поступил на русскую службу в сентябре 1661 г. майором²⁵³.

В чине полковника (с 1665) и командира Комарицкого драгунского полка служил в Трубчевске и Брянске с 1668 по 1670 гг., в 1670–1671 гг. – в Новом Осколе, в Севске – с 1671 по 1678 гг. Во главе своего Комарицкого драгунского полка в составе Севского походного полка генерала Змеёва он принимал активное участие в Первом Чигиринском походе 1677 г., а 31 декабря 1677 г. П. Гордон был назначен со своим полком в Чигирин помощником и заместителем коменданта крепости Чигирин. Гордон отличился при обороне Чигирина в 1678 г., за что был пожалован в чин генерал-майора (1678). В 1686 г. Гордон был уже полным генералом и командиром Бутырского солдатского полка (2-го Московского выборного Дворцового полка солдатского строя). Он участвовал в Крымских походах 1687 и 1689 гг. Он сыграл решающую роль в перевороте сентября 1689 г., приведшего к власти Петра Великого и низвержению царевны Софьи и князя В.В. Голицына, что в значительной мере обусловило его близость к царю Петру. Гордон принял деятельное участие в создании регулярной русской армии, в Азовских походах 1695–1696 гг. Во втором Азовском походе 1696 г. он фактически командовал русской армией, овладевшей Азовом. В отсутствии Петра I в 1698 г. подавил стрелецкое выступление в поддержку царевны Софьи.

В послужном списке П. Гордона, сохранившемся в архивных фондах, значится: «…В 7176 (1668) году он был на службе в Трубчевске, Брянске и других украинских городах. В 7179 (1670/1671) году он был в Новом Осколе против мятежных казаков, и с того же года до 7185 (1677) года он был на службе в Севске»²⁵⁴.

С 1668 г. полковник Гордон начал свою службу в городах-крепостях «орловского региона» «засечной черты». В связи с этим, в частности, «и в Розряде выписано: с прошлого со 179-го (1671) году по указу блаженные памяти Вел. Государя Царя и Вел. Князя Алексея Михайловича Всеа В. и М. и Б. Росии Самодержца был на его, государеве, службе в Севском полку драгунского строю полковник Петр Гордон у камарицких драгунов по 187 (1679) год. А в 187 (1679) году по указу Вел. Государя Царя и Вел. Князя Федора Алексеевича Всеа В. и М. и Б. Росии Самодержца велено ему, Петру, быть в его государеве, службе в Киеве генерал маеором…»²⁵⁵

Таким образом, большую часть указанного времени, 9 лет, Гордон служил и жил в городе-крепости Севске. Разумеется, когда говорится, что «жил», это не значит, что он все это время находился в Севске безвыездно. Неоднократно со своим полком Гордону приходилось участвовать в больших и малых походах, предпринимавшихся московским правительством. Однако из этих походов он возвращался в Севск.

В Севске, в силу постоянного квартирования войск, образовались Рейтарская слобода, Стрелецкая слобода, а для проживания там служилых иноземцев образовался особый район специально для их поселения, получивший название Новонемецкая слобода. Гордон построил усадьбу в Новонемецкой слободе в Севске вскоре после своего назначения на службу в этот город-крепость в 1672 г. на свои средства. Об этом он писал в своей челобитной на имя царя Федора Алексеевича 10 июня 1681 г. с просьбой компенсировать ему денежные затраты на домашнее и дворовое строительство, поскольку в 1679 г. он был переведен на службу в Киев и вынужден был оставить свой дом в Севске.

«В прошлых, Государь, годех, – писал Гордон в своей челобитной, – будучи я, холоп твой, на твоей, Вел. Государя, службе в Севском полку, и в твое время в Севску покупил я хоромы и лес и двор построил своими денгами, а ныне тот мой двор взят на тебя, Вел. Государя. А моя братья, которые со мною вместе дворы строили, и оне свои дворы попродали»²⁵⁶.

Севск во второй половине XVII в. (Реконструкция)

Следует заметить, что полковник Гордон начал строить свой дом одновременно с другими «служилыми иноземцами», командирами регулярных рейтарских, драгунских и солдатских полков. И в этом отношении поведение Гордона типично для «служилых иноземцев» Севского полка.

Как мы видим, челобитная была обусловлена тем, что сослуживцы Гордона, очевидно офицеры его полка, свои дома, построенные им в Севске, продали, а ему продать свой дом не позволили, забрав его на «государевы» военные нужды, не выдав ему соответствующей денежной компенсации. В связи с этим Гордон просит царя «тот мой двор в Севску оценить и по оценке их своей, Вел. Государя, казны денги выдать, чтобы мне, холопу твоему, перед своею братьею оскорблену не быть»²⁵⁷.

Весьма интересна мотивация челобитной, приводимая Гордоном: «чтобы мне… перед братьею оскорблену не быть», т. е. чтобы избавить его, Гордона, от унижения перед своими товарищами-командирами и подчиненными, которым разрешили свои дома продать, а ему этого сделать не позволили. Видимо, дом и двор, построенные Гордоном, были весьма добротными и большими, поскольку их превратили в своего рода «военную гостиницу» для временного проживания высших начальников царского войска. Как отмечено в официальном документе, «тот его двор взят на Вел. Государя для постою бояром и воеводам, как они с полками бывают в Севску»²⁵⁸. Так поясняет царю чиновник, который получил челобитную Гордона.

Рассмотрев челобитную Гордона, царь Федор Алексеевич поручил боярину князю М.Ю. Долгорукову разобраться с этим делом. «190-го (1682) сентября в 18 день по указу Вел. Государя… Феодора Алексеевича… – следуя царскому указанию, – боярин князь Михайло Юрьевич Долгоруково с товарыщи, сей выписки слушав, приказали: послать его, Государеву, грамоту в Севск к думному дворянину и воеводе к Леонтью Романовичу Неплюеву, велеть в Севску генерала маеора Петров двор Гордона осмотреть и хоромное и дворовое и огородное всякое строенья переписать и севских жителей, Стародубцев, дворян и детей боярских и иных розных чинов людей допросить»²⁵⁹.

Севскому городовому воеводе Л.Р. Неплюеву поручалось выяснить, «он, Петр, тот двор строил в котором году и на каких дворовых местах, и лес покупал на свои ль денги, и во 189-м (1681) году боярин и воевода князь Василей Васильевич Голицын на ево Петрове дворе стоял ли. И буде он, боярин и воевода, на том дворе стоял на время, а ныне нихто не стоит, и буде в допросе скажут, что он, Петр, тот двор строил своими денгами, и тот двор отдать ему, Петру, по прежнему»²⁶⁰.

Как следует из текста фрагмента данного документа, правительству не очень хотелось возвращать Гордону сумму денег, затраченную им на строительство дома и усадьбы, хотя он в самом Севске уже не жил и поддерживать усадебное хозяйство в надлежащем состоянии ему было чрезвычайно трудно. Можно сказать, что фактически правительственные должностные лица не собирались покупать дом Гордона в казну. Впрочем, ему, таким образом, предоставлялось право продать свой дом и усадьбу, как это сделали другие офицеры.

В данном документе интересно и еще одно замечание. «А что на ево Петров двор перевезено и поставлено хоромного строенья в Севску из-за речки Морицы с сьезжего двора, – говорится в документе, – тако ж и иное какое строенья при нем, боярине и воеводе, в прибавок построено, и то все переписать особо и того строенья ему, Петру, не отдавать, а перевести то строенья на старой воеводцкой двор, что в земляном валу. Да о том к Вел. Государю для ведома писать и о тому дворовому всякому строенью росписки и допросные скаски севских жителей прислать в Розряд»²⁶¹.

«Съезжий двор» – это «штаб» Севского полка, т. е. дом или здание, куда обычно «съезжались» начальные и служилые люди, должностные лица, так или иначе связанные с организацией и реализацией служебной деятельности в Севском полку. Из цитированного текста следует, что городские власти Севска и полковое начальство уже фактически превратили «Гордонов дом» в резиденцию полкового воеводы. В «Гордонов дом» и его усадьбу в Севске было «перевезено и поставлено хоромного строенья в Севску из-за речки Морицы с сьезжего двора… тако ж и иное какое строенья при нем, боярине и воеводе, в прибавок построено».

Кто этот «боярин и воевода», поясняли свидетели, «Севского полку полковники и началные люди, которые живут в Севску со 170-го (1662) и со 179-го (1671) годов»²⁶². Один из надежных свидетелей, «солдатского строя» полковник Я.Г. Ронарт, подтверждал, что «в прошлом… во 189-м (1681) году на том ево дворе боярин и воевода князь Василей Васильевич Голицын стоял»²⁶³. Это подтверждается и свидетельством полковника Т.А. Фан дер Видена. Как он сказал, «про то он ведает доподлинно»²⁶⁴. Выше уже отмечалось, что боярин князь В.В. Голицын был воеводой «Северского (Севского) полка» в 1680/1681 г., и тогда этот «полк» считался «Большим полком», т. е. «главным», а Голицын – главнокомандующим.

Судя по сохранившимся архивным документам, Гордон действительно строил свой дом и усадьбу, создавал все приусадебное хозяйство за свой счет. По свидетельству полковника «солдатского строя» Ронарта, П. Гордон действительно построил свой дом и обустроил усадьбу и хозяйство в 1672 г. Место под дом и усадьбу, как указывает свидетель, «дано ему ис порожжих мест по ево, Петрову, челобитью»²⁶⁵. При этом Ронарт, как и другие свидетели, отмечают, что неизвестно, «чьи те места были» до того, как эти земли получил Гордон. Иными словами, это были «пустоши», заселенные и освоенные Городоном. «И те-де места написаны ему в даче в Севску в розрядной избе». Иными словами, Гордон получил эти земли, можно сказать, на условиях поместья. Однако «лес …на то дворовое строенья, – свидетельствовал полковник Ронарт, – купил он, Петр, на свои денги в розных местех: сосновой в Трубческом уезде в селе Негине, дубовой всякой розной лес на конюшни и на огорожу в Чемлинском (Чемлижском, по другой версии) стану в деревне Ивачевой, а доски в Севском торгу»²⁶⁶. Поясню сразу же, что Чемлинский, или Чемлижский, стан находился в Комарицкой волости. Из данного свидетельства видно, что дом, построенный Гордоном, и усадьба при нем были полностью деревянными. Судя по приведенному тексту, сам дом был сделан из сосновых бревен и, видимо, обшит досками. Это косвенным образом следует и из описания самого дома, которое будет приведено и проанализировано ниже. Во всяком случае, Гордону пришлось везти лес из Трубчевского уезда, т. е. из лесного района, поскольку в самом Севске с лесом было, несомненно, труднее и стоил он дороже: он был, судя по всему, привозным.

Свидетельства полковника Ронарта подтверждаются во всем свидетельствами и другого «служилого иноземца» полковника «солдатского строя» Тимофея Андреевича Фан дер Видена. Он даже уточняет, что за лес, купленный «в Трубчевском уезде в селе Негине»²⁶⁷, Гордон платил не только деньгами, но «и хлебом». Кроме того, этот свидетель уточняет, что «дубовый и иной лес»²⁶⁸, следовательно не только дубовый и сосновый, купленный в Трубчевском уезде, «купил на конюшни и на огорожу»²⁶⁹, т. е. и забор также был сделан из дубового леса. Полковник Фан дер Виден также уточняет, что этот лес Гордон купил «в Севском уезде в Комарицкой в деревне Ивачевой, а доски в Севску на торгу на свои денги»²⁷⁰.

Сам жилой дом Гордона, по описанию, состоял из «горницы с комнотою, перед комнатою горенка небольшая, к горнице ж и к комноте прирублена комната неболшая, под комнатою погреб неболшой с творилом²⁷¹, перед горницею ж сени рубленые, в сенех погреб с выходом, против горницы ж изба черная да паварня рубленая»²⁷².

Из приведенного описания следует, что дом Гордона был одноэтажным, состоял из четырех комнат с сенями и полностью сделан из дерева. Под одной из комнат (под небольшой комнатой) был сделан погреб, в который можно было спуститься как из комнаты, так и из сеней. «Поварня», т. е. кухня, находилась в отдельном строении, в «избе черной», т. е. отапливаемой «по черному», без дымохода.

Помещения, указанные в описании жилого дома Гордона, включали «горницу». Название этого жилого помещения происходит от древнерусского «горынь», т. е. «верхний» от слова «гора»²⁷³. В русской крестьянской избе²⁷⁴ это «лучшая комната»²⁷⁵.

В традиционной планировке русского крестьянского дома налево от сеней располагалась собственно «изба», а направо – «горница», без полатей и без голбца²⁷⁶.

Там же, в «горнице», была печь с трубой или «голанка», т. е. «голландка», «голландская», комнатная кирпичная печь²⁷⁷. В «красном углу» вместо «кивота» – «образная»²⁷⁸.

В описании дома Гордона ничего не говорится о том, что «горница» находится на неком возвышении, втором этаже или составляет некий «бельэтаж». Скорее всего, судя по описанию комнат и их расположению, все они находились на одном, первом, этаже. Возможно, лишь так называемая «горенка» располагалась на чердаке. Это ее обычное положение, в том числе и в крестьянской избе. «Горенка», – как поясняет В. Даль, – вышка, верх, светелка, теремок, комнатка на чердаке. В некоторых местностях это клеть, сельник, расположенный особняком»²⁷⁹. Надо полагать, что и в доме Гордона «горенка», видимо, тоже представляла собой небольшую светлую комнату в чердачном помещении.

Из текста следует, что жилое помещение, именуемое «комнатой», изначально имело свое назначение, отличное от «горницы» и «горенки». Как считает М. Фасмер, в русский язык слово «комната», скорее всего, попало через польский из немецкого, в который оно пришло, в свою очередь, из латинского – «camera caminata», т. е. «отапливаемая комната», «теплое помещение»²⁸⁰. По В. Далю, это «покой, горница, часть дома, отделенная стенами или перегородками. Небольшая комната, “комнатка”, часто понималась как спаленка, покойчик в боку, в стороне; кладовая, чулан, коморка»²⁸¹. Поэтому, надо полагать, что комната, примыкавшая к «горнице» в доме Гордона, являлась его спальней.

Сам дом Гордона первоначально, видимо, состоял из «горницы» с комнатой (спальней) и «горенкой» (на чердаке) и сделан был (или отделан) досками. Несколько позже к нему, что следует из контекста описания, была «прирублена», т. е. «срубного» типа, небольшая (бревенчатая) комната, примыкавшая к «горнице» со спальней, а также бревенчатые («срубные) сени.

«Все хоромное строение поземное, – отмечает составитель описания, – в светлицах три печи оброзцовые и в том числе адна зеленая, две белые; четырнатцать окончин скляничных в дереве»²⁸². Видимо, печи находились в «светлицах», каковыми были «горница», примыкавшая к ней комната-спальня и «горенка». Печи, судя по всему «голанки», т. е. «голландского» типа, облицованные разноцветными изразцами. Дом был светлый из-за большого количества окон (14). Следует обратить внимание на то, что окна, как сказано в описании, были остекленные, а стекло вставлено в деревянные рамы. Это значит, что сам дом, если не считать бревенчатой пристроенной небольшой комнаты и сеней, имел внешний облик, близкий к западноевропейскому. Указанное количество окон позволяет составить и приблизительные представления о площади, им занимавшейся.

Для примера, так называемый «домик Петра» в Петербурге, или, как он именовался, «зимний дворец», представлял собой трехкомнатное одноэтажное жилище голландско-западноевропейского типа в длину ок. 12 метров, в ширину – ок. 5 метров и в высоту – ок. 2,5 метров. Общая площадь «домика Петра» составляла, таким образом, ок. 60 квадратных метров.

Дом Гордона состоял из четырех комнат, но одна из них, «горенка», находилась в чердачном помещении. Поэтому строение по количеству комнат такое же, как и «дом Петра». Учитывая, что обычно ширина окна в жилищах европейского типа того времени составляла примерно 1–1,25 метра, а промежуток между окнами примерно в половину ширины окна, то общая длина стен с 14 окнами и 14 межоконными проемами в доме Гордона должна была составить примерно от 25 до 30 метров. К ним следует добавить часть стены без окон в том месте, где находились сени, в длину не менее 4 метров. Общая длина по периметру дома должна была предположительно, при таких расчетах, составить не менее 30–34 метров. Учитывая, что в плане он, как и «дом Петра», имел не квадратную, а прямоугольную, вытянутую форму, то длина и ширина двух его сторон оказывается примерно такой же, как и у «дома Петра»: 12 на 5 метров. Площадь же его так окажется не менее 60 квадратных метров. Учитывая, что царь Петр предпочитал небольшие жилищные пространства, можно предположить, что дом Гордона мог быть несколько большим по общей площади, может быть, в 70 квадратных метров.

Отдельно от Гордонова дома, как это следует из описания, находилась «черная изба с поварней», а также, как далее следует из описания, находилась «мылня, перед нею сени рубленые»²⁸³. Составитель описания Гордоновой усадьбы и хозяйства называет это строение «мыльня», а не «баня», что показательно. В старорусском понимании, «мыльня» отличалась от «бани» тем, что в «мыльне» только моются, но не парятся²⁸⁴. Основное назначение «бани» заключалось именно в том, чтобы в ней париться. Таким образом, Гордон в своей повседневной жизни не воспринял русскую традицию «париться в бане». Он привык просто мыться.

Во дворе усадьбы, как следует далее из описания, «две канюшни взамет, адна в длину осмии сажен²⁸⁵, поперег полутретьи сажени; другая в длину шести сажен, поперег трех сажен без аршина²⁸⁶; канюшня ж огорожена скитом в длину адиннатцати сажен, поперег полутретьи сажени»²⁸⁷. Если перевести на привычную метрическую систему измерения, то одна из конюшен в усадьбе Гордона в длину была св. 17 метров и в ширину св. 70 сантиметров и занимала, таким образом, общую площадь примерно в 12 квадратных метров. Другая конюшня в длину была, как указано в описании, св. 12 метров и в ширину – ок. 6 метров. Общей площадью приблизительно 72 квадратных метра. Поскольку составитель описи отметил, что две конюшни были «взамет», т. е. составляли одно строение (под одной крышей, но, видимо, с изолированными стойлами), то далее он указывает территорию для вывода лошадей, огороженную «скитом», оградой. Площадь этого «скита» составляла в длину почти 23,5 метра, а в ширину всего 70 с небольшим сантиметров. Общая площадь «скита» составляла св. 16 квадратных метров. Таким образом, общая площадь, занимавшаяся конюшнями и скитом в усадьбе Гордона, составляла св. 100 квадратных метров.

Далее составитель описи называет другие хозяйственные постройки в усадьбе Гордона. В пределах Гордоновой усадьбы находились также «ледник, анбар» и «сенник (т. е. сарай для хранения сена, сеновал), огорожен скитом».

Согласно описи, дом и усадьба Гордона были огорожены забором с крепкими воротами. «Ворота о трех щитах, – указано в описи, – меж ворот и конюшни два звена забору, адного половина розобрана. Все то вышеписанное строенья крыта дранью»²⁸⁸. «Ворота о трех щитах» – видимо, из трех створок. Как ранее указывалось, конюшни, забор и ворота были сделаны из дубового леса.

Далее составитель описывает приусадебный огород. «На огороде, – пишет он, – две гряды в длину по полдевяты сажени да куст барбарису сь ягоды; четыре куста больших агресту без ягод; адно дерево санбуковое; одно ж дерево волоского ореха; гряда смородины белой в длину девяти сажен без ягод»²⁸⁹.

«Две гряды в длину по полдевяты сажени» – это значит, что каждая грядка была длиною почти в сажень, т. е. в 2 метра. Судя по контексту и логике описания, именно на этих «двух грядах» находятся «4 больших куста агресту (крыжовника) без ягод», «санбуковое дерево (бузина)», «дерево волоского (грецкого) ореха». Там же на огороде еще одна весьма длинная «гряда», св. 19 метров, на которой посажена белая смородина. Учитывая все сказанное об огороде, можно полагать, что в длину он был не менее 19 метров, а в ширину (если предположить, что «две гряды» длинной почти в два метра каждая) ок. 2 метров. Получается, что вся площадь, занимавшаяся огородом, составляла, приблизительно, 38 квадратных метров, т. е. св. трети 1 га или 1 десятины.

Судя по описи, к огороду примыкает фруктовый сад, в котором «восемьдесят шесть дерев яблановых болших, десять дерев малых; тритцать два дерева вишенных; пять дерев сливных; семнатцать дерев ребинных»²⁹⁰.

Каждое большое яблоневое дерево должно было занимать площадь не менее 10 метров. Если все 86 яблоневых деревьев, в основном больших, в Гордоновом саду были посажены приблизительно по 30 в длину и по 30 в ширину, то они должны были занять площадь приблизительно в 300 метров в длину и столько же в ширину. В целом это должно было составить 91 тысячу квадратных метров или более 9 гектаров, т. е. 6 десятин²⁹¹. К ним следует добавить пространство, занятое под 32 вишневых дерева, что должно было составить приблизительно 1 гектар. Пять сливовых и семнадцать рябиновых деревьев занимали также приблизительно 1 гектара.

В общей сложности, можно полагать, что вся площадь фруктового сада Гордона составляла приблизительно 11 гектаров (7 десятин).

Ни в «Дневнике», ни в других документах, касающихся пребывания Гордона в Севске, не упоминается его семья. Однако есть одна его дневниковая запись, позволяющая сделать некоторые предположения на этот счет.

Получив из Москвы известия о том, что его просьба об увольнении от русской службы, о чем он давно просил и подключил даже английский королевский Двор, вроде была удовлетворена, Гордон записал: «Когда оная (пропускная грамота на выезд в Москву) пришла 17 декабря, я собрался и 24-го пустился в путь из Севска в сопровождении подполковника Лэнделса, трех прапорщиков, двух моих старших сыновей и их школьного учителя Готтлиба фон Бреге»²⁹².

Двумя старшими сыновьями П. Гордона были Джон (Иван) (1667 – до 1712)²⁹³ и Джеймс (Август-Якоб; рус. Яков) (1668–1746)²⁹⁴, которым в декабре 1677 г. было соответственно 10 и 9 лет. Их учитель и наставник был личностью весьма примечательной. Эрнст-Готтлиб фон Бреге (ум. после 1701 г.), прежде чем стать учителем, занимался литературной деятельностью в Англии. Затем он служил при дворе Великого Курфюрста в Пруссии. Он был одним из первых переводчиков на немецкий язык знаменитой поэмы Д. Мильтона «Потерянный Рай». Пребывание в России также не прошло для него бесполезно с «научной» точки зрения: в 1695–1696 гг. оно перевел, как отмечалось, «с одного славянского манускрипта» описание Сибири²⁹⁵.

Итак, двое старших сыновей Гордона жили в Севске вместе с отцом. Следует, однако, иметь в виду, что у Гордона были еще две дочери и жена.

Старшая его дочь (старше его сыновей) Кэтрин-Элизабет (1665–1739). Ей в декабре 1677 г. шел уже 13-й год – по понятиям того времени взрослая девушка, которую уже можно было готовить к замужеству. Она вышла замуж за полковника Старсбурга (ум. 1692), а вторым браком была замужем за полковником Александром Александровичем Гордоном (1670–1752), прибывшим в Москву в 1696 г. и начавшим свою русскую службу в чине майора.

Младшая дочь Гордона (имя ее неизвестно) (после 1668 – после 1700) была дважды замужем: первый раз за майором Кроуфордом (ум. 1692); второй раз – за полковником Снивинусом (ум. 1698).

Очевидно, жена и дочери Гордона жили в Москве. В Севске же в его доме жили два его старших сына вместе с их учителем Готтлиб фон Бреге. Тогда понятно и количество комнат в доме, и то, что одна из комнат была пристроена явно позднее. Видимо, именно эта комната и была предназначена для учителя. Сам Гордон имел спальню рядом с «горницей»; в «горенке», скорее всего, жили его два сына, а учитель жил в маленькой комнате, как сказано в документе, «прирубленной» к «горнице». Примечательно, что для жизни всей семьи в этом доме, в частности и его жены, комнат в нем явно не хватало.

К сожалению, никаких сведений о тех, кто непосредственно вел все это достаточно большое хозяйство, в документах нет. Но работники или зависимые крестьяне, очевидно, были, поскольку кто-то должен был и ухаживать за столь обширным садом, за огородом, за лошадьми, и в целом поддерживать порядок в усадебном хозяйстве.

Во всяком случае, представленная опись и ее анализ позволяют утверждать, что служилые иноземцы, по чину и должности подобные П. Гордону, получали достаточно большое поместье, «дачу» за службу. Ограничивались ли земельные владения Гордона только указанной усадьбой с большим садом и огородом или были и иные земли, сказать трудно. Во всяком случае, как отмечалось выше, за приобретаемый лес Гордон расплачивался не только деньгами, но и хлебом. Хотя, весьма вероятно, хлеб он тоже покупал. Однако некоторые записи в его дневнике, относящиеся к тем годам, содержат, как думается, косвенные указания на тех, кто работал на усадьбе и в хозяйстве Гордона и от кого у него был хлеб, на который он приобретал лес в Трубчевском уезде.

«1677, января 28, – датирует нижеследующую запись П. Гордон. – Я получил письмо из Севска, а в оном свидетельство от 19 или 20 деревень моего полка, скрепленное руками трех священников и гласящее, что они ничего против меня не имеют и не имели и не причастны к ходатайству против меня. Я приказал драгуну Скоморохову, посланному от честной партии вместе со мною, представить сие думному (дьяку). Правда, сомневаясь в его честности, я отдал свидетельство Ал. Ламсдену – для передачи драгуну, когда он пойдет к канцлеру»²⁹⁶. Из этой записи (если оставить в стороне сам вопрос о жалобе драгун), как это видно, говорится о «19 или 20 деревнях моего полка», т. е., надо полагать, это те деревни, которые должны были содержать личный состав драгунского полка Гордона и его самого. Они-то, в частности, и могли привлекаться на работы в хозяйстве самого Гордона. Одну из таких деревень Гордон упоминает в своем «Дневнике» «24 (декабря 1677 г.), – записал он. – Я провел всю ночь в Красном поле – деревне, приписанной к моему полку, за 20 верст (от Севска)»²⁹⁷. Таких деревень, «приписанных» к драгунскому полку Гордона, было не менее 19–20. Иными словами, в данном случае мы имеем дело со своеобразным «полковым поместьем», с которого, точнее, с деревень которого и должен был «кормиться» весь личный состав полка. Главным же распорядителем, фактически временным «служебным» владельцем этих деревень был, естественно, командир полка – в данном случае это был полковник Гордон.

Гордон прожил в Севске почти 10 лет, а затем, переведенный сначала по делам службы в Киев, он к середине 80-х гг. XVII в. вернулся в Москву, где в дальнейшем продолжалась его служба и где он умер в 1699 г.