Текст книги "Черная Вдова. Крымские легенды (сборник)"
Автор книги: Сергей Могилевцев
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Легенда о долготерпении земли
В незапамятные времена, когда появились на земле первые люди, они жили по восемьсот и более лет, ибо такой срок был положен им Богом. Но все же и они умирали, – кто своей смертью, прожив отпущенные им Создателем годы, кто в результате несчастных случаев, болезней, войн, и даже убийств, ибо количество зла на земле возрастало год от года, и она уже не напоминала прекрасный зеленый сад, библейский Эдем, в котором некогда гуляли Адам и Ева. Тогда пришла нужда хоронить в земле своих мертвецов, но земля сначала не хотела их принимать, и людям с землей пришлось заключить специальный завет, чтобы открыла она наконец свое лоно, и приняла в него страшный прах тех, кто уже никогда не сможет открыть глаза.
– Хорошо, – сказала земля на многочисленные просьбы людей, молящих позволить хоронить в ней своих мертвецов, – я разрешу вам делать это, но только до тех пор, пока не останется на мне места, где могли бы вы копать свои могилы, и опускать в них умерших от разного рода бедствий, убийств и болезней. Как только не останется на мне больше места для ваших могил, как только покроюсь я ими от края и до края, от одного конца и до другого, так сразу же и возвращу вам всех тех покойников, которых вы в меня опустили. Устраивают вас эти условия, или нет, и согласны ли вы, бренные люди, заключить со мной этот страшный завет?
– Согласны, – ответили обрадованные люди, – ибо случится это еще не скоро, если случится вообще, ведь нас на земле так мало, а земля так велика, что не скоро еще покроется нашими могилами от края и до края, и не останется на ней места, чтобы хоронить умерших своей смертью и погибших разными другими способами.
И земля заключила с людьми этот страшный завет, терпеливо год за годом и столетие за столетием принимая в себя их мертвецов, и позволяя выкапывать в себе глубокие и скорбные могилы, которые со временем зарастали травой забвения. Шли годы, проходили тысячелетия, род людской размножился на земле чрезвычайно, покрыв ее от одного края и до другого, возводя на ней прекрасные города с храмами, дворцами и разного рода жилищами. И точно так же чрезвычайно распространилось на земле зло, убийства и войны, пришли на землю голод и страшные болезни, которые выкашивали на ней людей миллионами, и заполняли ее скорбными и бесчисленными кладбищами, счет которым давно уже был потерян. Нет, кажется, на земле места, где хотя бы однажды не хоронили кого-нибудь, и очень часто прекрасные и цветущие города стоят на месте забытых кладбищ, а дома людей устраиваются на фундаментах заброшенных склепов. Давно уже забыли люди, увлеченные новыми идеями и новыми проектами, о своем страшном завете с землей, но земля все помнит, и ведет скрупулезный подсчет каждой своей пяди, зная, что пядей этих осталось совсем немного, и когда не будет больше на ней места, где хотя бы один раз не копали могилу, и не хоронили кого-нибудь, она откроет все свои тайны и мрачные кладовые, и возвратит людям кости всех их дорогих мертвецов. Ибо каждый мертвец, хотя бы кому-нибудь, хотя бы раз в жизни, но был дорог. Тогда не смогут больше люди жить на земле, ибо некуда будет ступить из-за обилия черепов и костей, которые вдруг, в одночасье, в одно мгновение, появятся из-под земли, и возопят люди, простирая руки к небу, и умоляя Господа Бога убить их, ибо жить в бесконечном склепе размером с землю станет им невыносимо. И воскресит Господь Бог всех когда-либо умерших, восставших ныне из-под земли, и будет судить вместе с живыми, и воздаст каждому по делам их. И воздаяние это назовется Страшным Судом, который придет, когда закончится долготерпение земли, и завет между ней и человеком утратит свою силу.
Легенда об Иване-Дураке
Не просто так появился Иван-Дурак в русских селеньях, а были на то свои особые причины. Как-то, лет примерно триста, а может быть и побольше, назад, сидел в шинке на самом краю русской земли беглый крестьянин по прозвищу Ивашка Босой. Был он балагур, сплетник и бабник, был много раз бит своим барином, много раз убегал от него, но потом или сам возвращался назад, или его ловили, и приводили насильно к хозяину. Да и хозяин у Ивашки Босого, надо прямо сказать, был вроде него самого: тоже самодур, сплетник и бабник, и тоже надоел соседям своим не меньше, чем ему самому и остальным крепостным беглый крестьянин. Видимо, оттого, что чувствовал барин Ивашки Босого некое сходство со своим непутевым холопом, он и не наказывал его за побеги особо строго. Так, посерчает немного, покричит, постучит ногами, посечет на конюшне в назидание другим, а потом нальет чарку водки, и отпустит беднягу на все четыре стороны. А бывало, что и не одну стопку водки нальет, а даже две, или три, и целый вечер сидит с ним на крыльце барского дома, и поет грустные песни, отчего крестьяне только головою качают, да говорят, крутя пальцами около лба:
– Был у нас один скоморох, а теперь стало два, и какой из них двоих больше на припадочного похож, неизвестно.
Это они оттого так говорили, что не знали еще, какое прозвище будет вскоре у Ивана Босого и его друга-барина, которого, кстати, тоже звали Иваном. Не простым, а Федоровичем, но ведь на то он и барин, чтобы его по-имени, по-отчеству величать.
Итак, значит, сидел в шинке на самом краю русской земли беглый холоп Ивашка Босой, в который уже раз сбежавший от своего Ивана Федоровича. Сидел, и от нечего делать пел песни, потому что на водку денег у него не было, а выпить, как все, очевидно, догадываются, ему хотелось до смерти. И так он расположил к себе сердце сурового шинкаря, который никому за просто так водки не наливал, и оттого имел потайную кубышку, набитую и медью, и серебром, и кое-чем даже получше, а также красавицу-дочку и сварливую мегеру-жену, – так он расположил к себе сердце прижимистого шинкаря, что тот, не утерпев, подошел к нему с огромной бутылью в руках, и налил беглому полный стакан.
– Что, солдатик, нелегко тебе скитаться от одного селения до другого без копейки в кармане да в одежке, которая давно протерлась до дыр? – спросил он у Ивашки Босого.
– Да нет, – ответил Ивашка, – нам, бедовым, везде хорошо, что в родной деревне у барина на крылечке, что в скитаньях по родной Руси-матушке. Такой уж мы бедовый народ, дорогой ты мой человек! – сказал, и выпил полный стакан, налитый жалостливым шинкарем, а потом опять песню запел.
– По родной Руси-матушке? – задумчиво спросил у Ивашки шинкарь, машинально наливая ему еще один полный стакан. – Была и у меня, солдатик, когда-то своя матушка-родина, точнее, не у меня, а у моего народа, рассеянного ныне по всей необьятной земле. Но это особый вопрос, а вот что касается таких молодцов, вроде тебя, которым все трын-трава, и одинаково им хорошо что в захудалом шинке на краю дремучего леса, что на барском крыльце, то об этом особый рассказ. В моей родной стране существовал даже специальный обряд перекладывания грехов на таких вот отчаянных сорванцов, вроде тебя, которые у нас носили прозвище козлов отпущения.
– Как-как, – переспросил опьяневший Ивашка, успевший уже влюбиться в доброго корчмаря, – про каких козлов ты, добрый человек, говоришь?
– Про козлов отпущения, сначала обычных животных, а потом и особо непутевых людей, вроде тебя, от которых никому не было житья, и на которых добрые люди перекладывали свои грехи, чтобы самим стать лучше и чище. Ведь по большому счету и ты, Ивашка, такой же козел отпущения, ведь и у тебя в деревне всем стало намного лучше, когда ты от них убежал?
– Это уж точно! – засмеялся охмелевший Ивашка. – Они теперь стали все вроде святых, а про меня небось такое рассказывают, что неудобно доброму человеку об этом и на ухо сказать! – и он, ловко схватив бутыль шинкаря, налил себе еще один полный стакан.
– Вот видишь! – обрадовался шинкарь, который всегда примечал много схожих обычаев, существовавших у его скитальческого народа и в тех странах, куда его заносила судьба. – Вот видишь, люди везде одинаковые, что в Палестине, о которой ты наверняка ни бельмеса не знаешь, что в твоей родной Рязанской губернии. И обычаи тоже у многих очень похожи. Ты типичный козел отпущения, только не думаю, что на Руси приживется такое название. А посему, поскольку ты Ивашка, и любишь скоморошничать и выделывать разные кренделя, быть тебе отныне Иваном-Дураком. То есть человеком, глядя на которого, всем становится чуточку легче, и жизнь не кажется уже такой унылой и скучной. И не обижайся, пожалуйста, на свое новое прозвище, потому что на самом деле ты намного умнее и лучше других, ведь это же не с ними, а с тобой любил пьянствовать на крыльце строгий барин Иван Федорович!
Вот так и появилось у Ивашки Босого его новое прозвище, а потом уж разошлось по всей русской земле, по всем большим и малым ее селениям. Барину Ивану Федоровичу оно тоже понравилось, и он, когда Ивашка вернулся домой после скитаний по шинкам и окрестным губерниям, даже не высек его за это, а, сидя с ним на барском крыльце, сказал, обнимая за плечи:
– Был ты, друг мой, Ивашкой Босым, пьяницей и непутевым бродягой, а стал отныне Иваном-Дураком, очень полезным в обществе человеком! Принял, можно сказать, эстафету от одного человеческого племени – к другому, и в этом, друг мой, вся философия и весь смысл жизни!
Барин Иван Федорович, между прочим, был философом, и даже учился когда-то в заморском университете. Его самого соседские помещики тоже хотели обьявить дураком, но у них это почему-то не вышло. Не подходит к барину это прозвище, и все тут! Кем угодно можно его называть: и самодуром, и сумасбродом, и шалопаем, а дураком почему-то нельзя. Только к простому человеку, вроде Ивашки Босого, это прозвище и применимо. Таковы причуды русского языка. Так появился на Руси первый Иван-Дурак. Ну а после этого он и на крестьянской печи в гости к царю приезжал, и цареву дочку за просто так сосватал себе, и по-щучьему велению разные чудеса совершал, однако это уже совсем другие истории, к нашей легенде никакого отношения не имеющие.
Призрак ВДНХ. Московская легенда
В самом дальнем конце ВВЦ, Всероссийского Выставочного Центра, который еще недавно назывался ВДНХ, и, очевидно, через какое-то время опять сменит название, находится удивительная скульптура. О ней почти никто не знает, она скрыта большими павильонами и зарослями деревьев, но того, кто все же отважится добраться к ней, ждет поистине удивительное открытие. На небольшой круглой площадке, куда уже давно никто не заходил, и где давно не работали дотошные садовники, облагораживающие каждую аллею и каждый кустик выставочного центра, стоит вылитое из бронзы изображение двух молодых людей на фоне большой бронзовой птицы. Это летящий в воздухе журавль, к которому протягивают руки юноша и девушка, навечно, казалось бы, застывшие в своем стремлении поймать улетающее вдаль счастье. Невесомые тела их, вылитые из бронзы неизвестным скульптором в начале восьмидесятых годов двадцатого века, давно уже позеленели от времени и от московских дождей. Но руки, протянутые вверх, к небу, тем не менее кажутся живыми, готовыми схватить в воздухе свою удачу, которую они ждут уже много лет. Мало кто сейчас знает историю этой потрясающей скульптуры, достойной украшать не забытые аллеи ВВЦ, а лучшие выставочные залы страны, и уж тем более все давно забыли имена глядящих с надеждой в небо молодых людей. Только с очень большим трудом, опросив множество старожилов ВДНХ (а для них место это навсегда теперь называется так, ибо новое название не будит в сердцах и душах их никаких эмоций и воспоминаний), – опросив множество старожилов ВДНХ, вы наконец-то узнаете имена двух влюбленных, навечно застывших в едином порыве, а также услышите историю их любви, давно уже ставшую легендой.
Итак, в конце семидесятых годов прошлого века во ВГИКе, московском институте кинематографии, который находится рядом, прямо за оградой ВДНХ, на улице Вильгельма Пика, и куда ведет небольшая калитка, мало кому известная, училась актриса Нина Богданова. Она подавала очень большие надежды, и уже к концу первого курса ей предложили сыграть главную роль в фильме по сценарию молодого писателя Сергея А., жившего, кстати, совсем недалеко от ВДНХ. В сценарии рассказывалось об одной японской студентке, молодой актрисе, приехавшей в Москву учиться во ВГИКе, и неожиданно заболевшей лейкемией. Она была родом из Хиросимы, и болезнь ее, к сожалению, была неизлечимой. Московские врачи, несмотря на все усилия и на все болезненные процедуры, через которые прошла девушка, оказались бессильны, и дни японской студентки были сочтены. По старому японскому поверью, тот, кто сделает из бумаги ровно миллион журавликов, может загадывать любое желание, и это желание обязательно исполнится. И умирающая японская актриса стала складывать из листов белой бумаги этих журавликов, заранее зная, что она не успеет закончить работу в срок, ибо времени жить у нее осталось совсем немного. Ей помогал весь персонал больницы, все однокурсники и множество посторонних людей, случайно узнавших об этой трагичной истории, но все было тщетно: через короткое время она умерла. А когда посчитали число готовых журавликов, которым уже не было места в опустевшей палате, то оказалось, что их было почти миллион, и до ровного счета не хватало всего одного. Таков был сценарий, и Нина Богданова должна была в нем играть роль погибающей актрисы.
Во время работы над сценарием, который несколько раз пришлось переписывать, Нина Богданова подолгу общалась с его автором Сергеем А., и нет ничего удивительного в том, что они полюбили друг друга. Они встречались на ВДНХ, в ее потайных аллеях, проходя туда через малозаметную калитку, ведущую прямо от здания ВГИКа, мечтая о будущих съемках и тех сценариях, которые Сергей напишет для Нины. Однако все кончилось совсем не так, и очень трагически: Нина, совершенно неожиданно для всех, повторяя судьбу выдуманной японской студентки, заболела лейкемией, и ее положили в больницу. Это было необъяснимо, в этом была какая-то мистика, но все случилось именно так! Одни говорили, что она слишком сильно вжилась в образ, другие о том, что Сергей А. написал сценарий, который убивает (в среде кинематографистов ходило немало легенд о таких сценариях), но ничего сделать оказалось невозможным – дни Нины были сочтены.
Странным образом повторяя сценарий, Нина стала собирать из листов белой бумаги белых журавликов, которыми была завалена от пола до потолка вся ее палата. Поддавшись необъяснимой магии древнего японского поверья, ей помогали в этом врачи и медсестры, а также студенты ВГИКа, однако с каждым днем Нине становилось все хуже. Она прошла через болезненные процедуры облучения, а когда встал вопрос о пересадке костного мозга, Сергей А. отдал ей часть своего. К несчастью, операция для него была неудачной, и он, в свою очередь, медленно умирал, помещенный в одну палату с Ниной Богдановой. Они умерли в один день и в один час, до последней минуты складывая из бумаги белых журавликов, и надеясь, как все влюбленные, на невозможное чудо. Когда после их смерти стали освобождать палату, и посчитали этих журавликов, то оказалось, что до миллиона не хватает ровно одного, на которого сил у них больше не было. Этот последний недостающий журавлик был отлит из бронзы неизвестным скульптором вместе с фигурами Сергея и Нины, и помещен в дальней аллее ВДНХ, в том месте, где они когда-то встречались. Со временем эта аллея заросла деревьями, и проход к фигурам Сергея и Нины был забыт. Но в час заката, летом, если очень сильно захотеть, можно увидеть летящего над территорией выставочного центра бумажного журавлика, который, казалось бы, навечно застыл в неподвижном московском небе. Это и есть призрак ВДНХ, о котором рассказывают шепотом и под большим секретом, ибо история его появления здесь трагична и окутана тайной. Быть может, вам повезет, и невесомый призрак ВДНХ приведет вас в конец дальней аллеи, к двум вылитым из бронзы фигурам, и вы надолго останетесь здесь, забыв о развлечениях и отложив на время все другие дела.
Фуна: гора-дракон (крымская легенда)
Драконы летят, драконы,
Сквозь страны и терриконы,
Летят они над землею,
Над ненавистью и молвою.
(Слова из старой песни)
Вы видели, как летят в небе драконы? Как сшибаются они в безжалостной схватке, как падают вниз, поверженные более мощным противником? Вы видели утренние бои драконов, видели полдневные и вечерние? Не видели? – тогда вы вообще не видели ничего, и вам надо послушать историю о забытом и канувшем в Лету царстве драконов, и о тех битвах, которые разыгрывались в небе на заре нашего мира. Тогда, когда все еще было свежо и юно, когда страсти, кипевшие в груди бесстрашных бойцов, были подлинными страстями, когда не забылись еще многие события, позже стершиеся из памяти немощного человека, и когда сам немощный человек был еще так юн и слаб, что мог только лишь наблюдать за ходом страшных вещей, не имея возможности на них повлиять. Итак, слушайте, слушайте, слушайте!
На заре нашего мира, в невообразимо седой древности, на земле, кроме человека, существовало множество сказочных существ, в подлинность которых мало кто теперь верит. В небе тогда господствовало племя гордых драконов, повелителей всего, что существовало тогда во вселенной, накопивших огромные сокровища и богатства, и постоянно сражающихся из-за них в юном и бесконечно голубом от своей юности и свежести небе. С ужасом наблюдали обитатели болотистых и травянистых равнин за безумными схватками страшных драконов, прятались они в своих норах и тех убогих жилищах, которые смогли соорудить себе на земле, и дрожали, видя, как сшибаются на лету огромные, покрытые блестящими чешуйками полуптицы-полузмеи, борясь за владычество над своим племенем, и над теми богатствами, которые успели они накопить. Во время одной из таких вечерних схваток (а вечерние схватки были самыми безжалостными и кровавыми) один из драконов, тяжело раненый и истекающий кровью, кружил над землей в поисках убежища, держа в когтистых лапах огромный сундук с сокровищами, которые удалось отстоять ему в яростной схватке. Не имея сил лететь дальше, он опустился недалеко от моря в цветущей алуштинской долине, крепко прижимая к себе окованный тяжелыми железными полосами сундук, и принял вид красивой рогатой горы (драконы в те времена умели принимать вид любых как живых, так и неживых предметов). Не было сил у него лететь дальше, не было охоты подвергать риску те сокровища, которые отстоял он в яростной схватке, и решил он навсегда остаться в алуштинской долине, охраняя под видом рогатой горы свои богатства.
Шли годы, века, пробегали тысячелетия. Поселились в алуштинской долине люди, которые называли рогатую гору то Фуной, то есть дымящейся, курящейся из-за вечных облаков и туманов, клубящихся над ее вершиной, то Демерджи, то есть гора-кузнец, то даже Катюшей, в честь посетившей некогда Крым императрицы Екатерины. Местные жители хорошо знали коварный и изменчивый нрав Фуны (а название это, безусловно, самое правильное изо всех, что давали этой горе), подозревая, что внутри нее скрыты некие страшные и разрушительные силы, по сравнению с которыми обычный нормальный человек кажется ничтожной мошкой, или песчинкой. Дракон, принявший вид рогатой горы, время от времени извергал из себя клубы огня и дыма, принимаемые людьми за клубящиеся тучи и хлопья тумана, и от этих струй огня и дыма погода в алуштинской долине постоянно менялась. Здесь все зависело (и зависит сейчас) от настроения раненого дракона, который все никак не может залечить полученные в жестокой схватке раны, и все никак не может взлететь, и поэтому вымещает свой гнев и свою ярость на жителях алуштинской долины. И поэтому нет никакого постоянства, никакой системы в алуштинской погоде, здесь все зависит от самочувствия раненого дракона, здесь в атмосфере бушуют постоянные злые вихри, повергая в изумление ученых синоптиков, и здесь все подчинено одному-единственному: воле раненого зверя, хранителя несметных богатств, скрытых в его каменных недрах.
Вполне возможно, что из-за этих несметных богатств и не может взлететь в небо дракон, успевший за тысячелетия кое-как залечить свои глубокие раны. Не хочет отдавать он их людям, некоторые из которых время от времени разгадывают загадку Фуны, и отправляются на поиски легендарных сокровищ, неся с собой то лопаты и заступы, а то и приготовив целые телеги и даже современные лимузины для перевозки сокровищ Фуны. Но судьба таких кладоискателей незавидна! Всех их дракон превращает в каменные изваяния, в безмолвные каменные столбы-истуканы, которые местными жителями называются Долиною Привидений, ибо это действительно привидения, в облике которых хорошо видны лица отчаянных кладоискателей, держащих в руках свои нехитрые инструменты и даже сидящих внутри своих ненадежных повозок. Суров нрав у вечно дымящейся, вечно пышащей огнем и серой Фуны! Только тот может взойти на нее, кто чист душой и сердцем, кто сам в чем-нибудь подобен дракону, древнему и могучему существу, представителю славного племени, населявшему некогда просторы нашей земли. Всех же остальных Фуна (Фуна, а вовсе не Демерджи и не Катюша!) сбрасывает с себя, и они или погибают в бездонных пропастях, или превращаются в каменные столбы-истуканы, которых в Долине Привидений со временем становится все больше и больше. Будьте же осторожны, решившись взобраться на спину огнедышащего дракона, и трижды подумайте, стоит ли вообще это делать? Ибо никогда не добыть вам те бесценные сокровища, которые скрыты в недрах рогатой двуглавой Фуны, потому что их охраняет древний дракон, самый сильный и самый верный страж любых сокровищ и богатств, которые только когда-либо существовали в природе!
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?