Текст книги "История казачества. Памятка казаку"

Емельян Пугачёв

Осенью 1773 года вспыхнуло последнее крупное восстание казаков против самодержавия. Возглавил восстание донской казак, уроженец станицы Зимовейской, Емельян Иванович Пугачёв, который, воспользовавшись слухами, что император Пётр III жив, назвался его именем. 17 (28) сентября 1773 года Пугачёв в сопровождении группы казаков прибыл на Бударинский форпост, где огласил свой первый манифест к Яицкому казачьему войску: «И буду вас, казаков, жаловать рекою Яиком и впадающими во оную реками и протоками, рыбными ловлями, землёю, сенокосными покосами и всеми угодьями безданно и безпошлинно. И распространю соль на все четыре стороны – вези, кто куда хочет. И оставлю Войско Яицкое при прежней их вольности».

Страстный призыв нового «государя-ампиратора» к восстановлению вооружённой рукой прежних казачьих вольностей нашёл самую широкую поддержку в среде казачества. В течение первого месяца к Пугачёву присоединилось порядка 300 человек. Пугачёв шёл по Яику словно царь-освободитель. Все казачьи станицы в единодушном порыве переходили на его сторону; повстанцев встречали вином и хлебом-солью; радостно звонили колокола; попы приводили народ к присяге «Петру III» и служили молебны о его здравии и о победе его воинства.

Повсеместно пылали дворянские имения. Раскачивались на верёвках помещики и офицеры, повешенные пугачёвцами. Истребление злодеев-дворян становилось главной целью восставших, по достижении которой, как говорилось в пугачёвском манифесте, «…всякой может возчувствовать тишину и спокойную жизнь, коя до века продолжатця будет»6565
  Пугачёвщина. Т. I. – М-Л., 1926. С. 40—41.


[Закрыть].

Восстание быстро охватило весь Оренбургский край, Урал, Прикамье, Башкирию, часть Западной Сибири, Среднее Поволжье. В результате агитации и обещания исполнения самых насущных чаяний к казакам присоединились башкиры, татары, калмыки, казахи, чуваши, а также старообрядцы и уральские заводские крестьяне.

Начальный период восстания с сентября 1773 года по март 1774 года ознаменовался военными успехами восставших, представлявших собой опытных представителей иррегулярных казацких и инородческих частей, над немногочисленными правительственными войсками. Восставшие осадили Оренбург, Яицкий городок, Уфу, овладели множеством небольших городков, крепостей и заводов.

Осознав серьёзность положения, царское правительство стянуло войска с западных и северо-западных окраин империи, поставив во главе их опытного генерал-аншефа Александра Ильича Бибикова. В результате в начале весны 1774 года повстанцы потерпели ряд поражений, многие видные руководители восстания были убиты или пленены. Но со смертью Бибикова в апреле 1774 года восстание вспыхнуло с новой силой в заводском краю Южного Урала и в Башкирии. Пугачёв сумел объединить рассеянные отряды и, несмотря на серию тяжёлых поражений, после похода по Уралу и Прикамью, в июле 1774 года захватил один из крупнейших центров империи – Казань.

Восставшие казаки получили поддержку крепостных и ясачных6666
  Ясачные люди – плательщики государственного налога общего характера – ясака, взимавшегося в царской России с народов Поволжья и Сибири. Средством принуждения ясачных лиц к уплате ясака была шерть (присяга).


[Закрыть] крестьян Прикамья и Поволжья, однако в военном плане армия Пугачёва не могла более соперничать с регулярными войсками. Казачье ядро восставших таяло в боях, большинство башкир не последовали за Пугачёвым на Волгу, а крестьянское пополнение не имело ни боевого опыта, ни оружия. После поражения у Казани Пугачёв переправился на правый берег Волги, где в результате манифестов о вольности его поддержали многочисленные крепостные крестьяне Казанской, Нижегородской, Московской, Воронежской и Астраханской губерний.

Карта «Восстание Пугачёва»

В июле 1774 года, воспользовавшись завершением войны с Турцией, Екатерина II бросила на подавление восстания значительные силы во главе с генерал-аншефом Петром Ивановичем Паниным. Пугачёв бежал на Нижнюю Волгу и, не получив ожидаемой поддержки от донских казаков, в конце августа был разбит в бою у Чёрного Яра. С отрядом казаков он бежал к Узеням6767
  Узени – историческое название области бассейнов степных рек внутреннего стока Большой Узень и Малый Узень, вклинившихся между бассейнами Волги и Урала (Яика) и параллельно текущих по Саратовской области и Западно-Казахстанской области.


[Закрыть], не зная того, что ещё с середины августа его ближайшие соратники – казачьи полковники Чумаков, Творогов, Федулёв и некоторые другие – решили схватить и выдать его правительственным войскам. И 8 сентября у реки Большой Узень они накинулись и связали Пугачёва, после чего Чумаков и Творогов отправились в Яицкий городок, где 11 сентября объявили о пленении самозванца. 15 сентября Пугачёва доставили в Яицкий городок. Состоялись первые допросы, причём один из них провёл лично генерал-поручик Александр Васильевич Суворов, он же вызвался конвоировать Пугачёва в Симбирск, где шло основное следствие. Для перевозки Пугачёва была изготовлена тесная клетка, установленная на двухколёсную арбу, в которой, закованный по рукам и ногам, тот не мог даже повернуться. Сильный отряд при двух пушках окружал заключённого, и Суворов ни на миг не отлучался от него.

В деревне Мостах (в 140 верстах от Самары) случился пожар близ избы, где ночевал Пугачёв. Его высадили из клетки, привязали к телеге вместе с его сыном, и всю ночь Суворов сам их караулил.

Емельян Пугачёв

В Симбирск Пугачёв был доставлен утром 1 (12) октября 1774 года. Его привезли прямо на двор к графу Панину, который встретил его на крыльце, окружённый своим штабом. «Кто ты таков?» – спросил он у самозванца. «Емельян Иванов Пугачёв», – отвечал тот. «Как же смел ты, вор, назваться государем?» – продолжал Панин. «Я не ворон (возразил Пугачев, играя словами и изъясняясь, по своему обыкновению, иносказательно), я воронёнок, а ворон-то ещё летает». Панин, заметя, что дерзость Пугачёва поразила народ, столпившийся около двора, ударил самозванца по лицу до крови и вырвал у него клок бороды. Пугачёв стал на колени и просил помилования. Он посажен был под крепкий караул, скованный по рукам и по ногам, с железным обручем около поясницы, на цепи, привинченной к стене6868
  Пушкин А. С. История Пугачёва: Замечания о бунте. – М.: КРАСАНД, 2017. С.69.


[Закрыть].

Но тем не менее, несмотря на поражение главной армии восставших, крестьянская война в Поволжье и восстание в Башкирии продолжались вплоть до конца 1774 года, а отдельные выступления – до середины 1775 года.

10 (21) января 1775 года Пугачёв и его главные соратники после следствия и суда были казнены на Болотной площади в Москве. По воспоминаниям очевидца казни, поэта и баснописца Ивана Дмитриева, Пугачёв сделал несколько крестных поклонов во все стороны, а затем обратился к окружавшей эшафот толпе: «Прости, народ православный, отпусти мне, в чём я согрубил пред тобою; прости, народ православный!» При сем слове экзекутор дал знак; палачи тотчас бросились раздевать Пугачёва, сорвали с него белый бараний тулуп, стали раздирать рукава шёлкового малинового полукафтанья. Тогда Пугачёв всплеснул руками, опрокинулся навзничь, и вмиг окровавленная голова уже висела в воздухе: палач взмахнул её за волосы6969
  Дмитриев И. И. Казнь Пугачёва. Отрывок из воспоминаний // Русский быт по воспоминаниям современников. XVIII век: Сб. отрывков из записок, воспоминаний и писем. – М.: Т-во печатного и издательского дела «Задруга», 1918. С. 229—230.


[Закрыть].

После подавления восстания Пугачёва в целях полного забвения случившейся смуты Яицкое казачье войско было переименовано в Уральское казачье войско и лишено остатков автономии. Волжское казачье войско и вовсе было расформировано. Станица Зимовейская была переименована в Потёмкинскую. Река Яик была переименована в Урал, а Яицкий городок – в Уральск.

Однако имя Емельяна Пугачёва так и не удалось властям вытравить из памяти народной. Его помнили, о нём слагали легенды, песни, в сознании народа он приобрёл былинную славу героя, который восстал против чужеродной и незаконной царицы-немки, взошедшей на престол в атмосфере обмана и насилия и поставившей предел земному пути реального и законного Петра III. После восстания была скорректирована государственная политика по отношению к казачьим войскам, был ускорен процесс их трансформации в армейские подразделения. Казака обязали являться на службу по первому зову или по очереди. Для этого от него требовалось подготовить снаряжение, обмундирование и двух строевых коней за свой счёт на доходы с имеющегося хозяйства. В свою очередь казачья военная элита добилась к концу XVIII века уравнения в чинах с офицерским составом русской армии и возможности получения дворянских титулов за службу.

Есауловский бунт и волнения казаков
в 1792—1794 годах

Проникновение России на Кавказ началось во второй половине XVI века, в эпоху Ивана Грозного. Оплотом русского влияния на Кавказе были Терский и Сунженский остроги, построенные в низовьях рек Терека и Сунжы. Систематическое же продвижение на Кавказе Россия начала в XVIII веке. Со строительством в 1735 году Кизляра началось возведение Кавказской линии укреплений. В 1763 году был основан город Моздок. После Русско-турецкой войны 1768—1774 годов императрица Екатерина II издала указ о строительстве линии форпостов. К 1785 году с основанием Владикавказа строительство линии было окончено.

После присоединения Крыма к России в 1783 году земли к северу от Кубани, где проживали ногайцы, перешли к России.

С окончанием Русско-турецкой войны 1787—1792 годов началось усиление Кавказской линии и строительство новых казачьих станиц. Терек и верхняя Кубань заселялись донскими казаками, а правый берег Кубани, от Усть-Лабинской крепости до берегов Азовского и Чёрного морей, заселялся черноморскими казаками.

Знание местности и специфика линейной службы делали казаков мощным военным потенциалом для упрочения влияния России в этом регионе.

Линейные казачьи войска уже в первой четверти XVIII века были подчинены Военной коллегии и тем самым стали частью вооружённых сил Российской империи. Как иррегулярные соединения, они были окончательно лишены важнейших институтов самоуправления и по внутренней организации приблизились к устройству русских регулярных войск за исключением Гребенского и Терско-Семейного казачьих войск, а также казаков войска Донского, которые несли службу на Кавказской линии поочерёдно, сменяя друг друга, вдали от места своего постоянного проживания.

16 января 1792 года командующий Кубанским корпусом и начальник Кавказской линии генерал-аншеф Гудович Иван Васильевич представил правительству Екатерины II подробные сведения о состоянии всех укреплений, городов и селений Кавказкой линии. Основываясь на этих сведениях, он предложил свой план укрепления границы. Этот план включал в себя строительство новых и укрепление старых крепостей, редутов и образование новых 12 станиц с заселением их волгскими, хопёрскими и донскими казаками. При этом донских казаков планировалось заселить в 5 станиц, образованных при Прочноокопской крепости, при Григориполисском укреплении, при Кавказской крепости, при Тифлисском редуте и при Усть-Лабинской крепости.

Донские казаки в XVIII веке

28 февраля 1792 года был издан Именной указ, данный генералу Гудовичу «О приведении Терской линии в лучшее оборонительное состояние; о поcтpoeнии укреплений от Екатеринограда до Воронежского редута; о поселении 6 донских казачьих полков на Кавказской линии и об учреждении суда и расправы между горскими народами». По данному указу, в частности, предписывалось «…Хопёрских и Волгских казаков переселять не признаем полезным; предполагаемыя же вами 12 станиц, на означенных на карте местах населить казаками войска Донскаго, считая не менее 200 семей в каждой станице, да в Усть-Лабинской 400; по сему исчислению во все до 3000 семей потребно. Всего легче и удобнее признаем употребить к сему шесть Донских полков, уже на линии под начальством вашим находящихся; коих разделя по станицам, прикажите им с весны строить избы; для скорейшаго окончания оных употребите в помощь и прочия войска Наши, по вашему усмотрению, и всякаго пособия им делать не оставте. Равномерно необходимо нужно, чтобы вы приложили крайнее старание снабдить их всем надобным для житья в селениях, продолжая производить им жалованье, провиант и фураж, так как ныне получают, до тех пор, пока заведутся домами, а тогда долженствуют они пользоваться содержанием наравне с прочими поселенными на линии казаками; о чём положение и штат учиня, Нам представьте на Высочайшее утверждение. Впрочем, если некоторые из числа сих Переселяемых казаков, пожелают возвратиться на Дон, а вместо себя сыщут охотников перейти на Кубань: то сей обмен чинить им не запрещается. Для построения в станицах Храмов Божиих, повелеваем отпустить на каждую по 500 рублей, а переселяемым выдать на каждый двор на основание онаго по 20 рублей из экстраординарной суммы, в вашем распоряжении находящейся…»7070
  ПСЗ-I. Т. XXIII. 1789 – 6 ноября 1796 гг. №17.025. С.305—308.


[Закрыть]

Но данному плану правительства о переселении донских казаков на Кубань не суждено было так быстро и беспрепятственно осуществиться.

Как раз в это же время три донских полка (атаманский Поздеева, Луковкина и Кошкина), отбывавшие свою трёхлетнюю очередную службу на Линии, должны были смениться новыми тремя полками (Давыдова, Реброва и Алексея Поздеева). Атаманский полк Поздеева в начале мая 1792 года стоял лагерем около Григориполисского укрепления, а мелкие его команды занимали кордонные посты на редутах Ладожском, Казанском, Царицынском, Терновском, Расшеватском, а также по линии реки Егорлык. Штаб полка Кошкина располагался при Недреманном ретраншементе, а казаки полков Кошкина и Луковкина несли службу на редутах Скрытном, Кубанском, Державном, Убежном и при Недреманном ретраншементе. Из шедших на смену полков прибыл только полк Давыдова, расположенный у Темишбека; полки же Реброва и Алексея Поздеева были задержаны на Дону в момент казачьих волнений. Вообще же, следовательно, донцы стояли не целыми полками в определенных местах, а были разбиты на части и разбросаны на огромных пространствах. Это, однако, не помешало их объединению на почве возникших волнений.

Общее недовольство казаков выразилось в наиболее острой форме в Атаманском полку Поздеева. Получив от генерал-майора Савельева распоряжение о назначении полком известного количества рабочих для рубки леса и постройки домов, казаки отказались исполнить это распоряжение.

Командование Кавказкой линии и офицеры полка безуспешно пытались уговорить бунтующих казаков подчиниться начальству. Волнения охватили атаманский полк и быстро распространились на все остальные донские полки. Дело в том, что по сложившимся к тому времени обычаям в Донском войске прохождение службы вне родного края и тем более при выселении с родины производилось по очередям или по жребию. В данном случае петербургскими властями бесцеремонно были нарушены давно устоявшиеся традиции и порядки донских казаков. Кстати, даже сам атаман войска Донского Иловайский Алексей Иванович не был оповещён о решении по переселению казаков.

Во главе недовольных стал казак Поздеевского полка Екатерининской станицы Никита Иванович Белогорохов. Уроженец станицы Пятиизбянской, он был человеком энергичным и решительным, умевший влиять на окружавших его казаков. Белогорохов ранее был насильственно выселен из Пятиизбянской станицы во вновь образованную Екатерининскую станицу за «дурное поведение». Ему было в то время около 40 лет.

В атаманском полку Белогорохов был сразу избран предводителем, и в помощниках у него стал казак Фока Сухоруков. Полк беспрекословно подчинялся его руководству. В полку Кошкина главой протестующих казаков был избран казак Трофим Штукарёв. Но позже, когда объединились казаки всех трёх полков, главенство единогласно признано было за одним Белогороховым.

Никита Белогорохов считал, что решение о переселении казаков с Дона на Кубань принималось не в Санкт-Петербурге, а в Черкасске войсковым атаманом Иловайским. Поэтому он убедил казаков направить в станицу Черкасскую делегацию к войсковому атаману. Трём избранникам: Фоке Сухорукову, Степану Моисееву и Даниле Елисееву – поручено было тайно отправиться в Черкасск.

22 мая указанные казаки неожиданно для войскового атамана предстали перед ним.

Но прежде чем возвратились посланцы из Черкасска, казаки, в середине мая, захватив с собою 15 знамён и бунчуков, двинулись в количестве 400 человек на Дон, оставив на месте своих офицеров.

Извещенный об уходе казаков на Дон, Гудович послал с курьером предписания войсковому атаману Иловайскому в Черкасск и князю Щербатову в Ростовскую крепость о недопущении беглецов на Дон. Мерой этой главнокомандующий имел в виду не допустить волнения в донских станицах. Но было уже поздно. Хотя в тот же день, то есть 22 мая, посланцы мятежных казаков получили от Иловайского на руки приказы в полки Поздеева, Луковкина и Кошкина, а также личное распоряжение атамана немедленно возвратиться в свои полки, но казаки взбунтовавшихся полков были уже далеко за пределами Кубанской Линии.

По сложившейся традиции выселялись казаки на новые места добровольно. Царские власти посылали казакам пригласительные грамоты на выселение в известные места; казаки собирали круги, «вычитывали» на них царские грамоты и вызывали охотников на переселение. Таким образом, с согласия войска формировались целые команды охотников, пополнявшие старые войска или образовывавшие новые. Так было при Петре I, когда казаки вышли с Дона на Терек, образовав там Терско-Семейное войско по соседству с Гребенским, и при Анне Ивановне, когда донцы поселились на Нижней Волге, образовав 2-е Волжское казачье войско. И вот именно эти старинные, относительно свободные порядки не были соблюдены при переселении донских казаков на Кубанскую Линию. Об этом переселении не только казаки не были извещены грамотами на казачьих кругах, но и сам войсковой атаман. По тогдашним законам поступок казаков карался смертью, а только что улегшиеся после восстания Пугачёва волнения должны были служить зловещим признаком надвигающегося события. Нужны были серьёзные побуждения, чтобы сам войсковой атаман решился ехать в Петербург и хлопотать там об отмене встревожившей казаков меры. И эти побуждения, несомненно, крылись «в нарушении казачьих привилегий». На протест против этого пункта могло объединиться все донское казачество.

30 мая оставившие Кубанскую линию казаки прибыли к реке Дон и расположились лагерем на противоположном от Черкасска берегу реки. На следующий день, рано утром, вся казачья братия переправилась на правый берег Дона и, распустив знамёна, во главе со своим вожаком Никитой Белогороховым торжественно вступила в Черкасск. Прибыв к дому войскового атамана, казаки стали возводить на вышедшего к ним войскового атамана Иловайского обвинения в том, что он их не защитил, а, наоборот, погубил. Иловайский же объявил казакам, что на переселение донских казаков на Кубань действительно есть грамота императрицы и войсковым дьяком была зачитана копия с именного Высочайшего повеления о переселении. Казаки очень буйно восприняли полученную информацию. Был побит дьяк, читавший грамоту, и отобрана копия Высочайшего повеления. Чтобы успокоить разбушевавшихся казаков, войсковой атаман Иловайский пообещал ради защиты казачьих интересов самому поехать в Петербург и приказал всем самовольно покинувшим Кубанскую линию выдать отпускные грамоты и не чинить против них репрессий.

В начале июня 1792 года Иловайский выехал в Петербург ходатайствовать об отмене переселения, а бригадир Платов Матвей Иванович спешно отправился на Кубань для успокоения оставшихся там казаков.

Побеги с Кубани донских казаков не прекратились после ухода их части с Белогороховым. Небольшие группы беглецов уходили с Кавказской линии до самой середины июня 1792 года. Общее число бежавших из трёх полков на Дон составило 784 казака.

Взамен убывших донцов были присланы в небольшом количестве уральские казаки, которые, однако, не смогли в полной мере восполнить ослабление военных резервов по Кубани, наступившее после самовольного ухода казаков под командой Белогорохова.

Насильственное переселение по настоятельной просьбе войскового атамана Иловайского было отменено, а вместо него решили предоставить станицам, по древнему их обычаю, самим назначать семейства, желающие переселиться, но всё-таки в количестве не менее 3-х тысяч. В войсковой грамоте станицам было сказано, что «государыня, снисходя только к древнему донскому обряду, простила ослушников ея воле, исключая начинщиков зла». Войсковым чиновникам, посланным с этими грамотами, приказано было не вмешиваться в станичные распорядки, а только отобрать списки казаков, назначенных на переселение.

28 июня 1792 года Белогорохов отправился по донским станицам собирать деньги для поездки в Петербург. И вскоре, собрав деньги, выехал в Петербург, чтобы подать там прошение государыне, но по дороге был арестован по распоряжению петербургских властей. Оставшийся на месте руководителем, Фока Сухоруков сгруппировал вокруг себя примерно 150 казаков и с ними переходил из станицы в станицу, где всюду поддерживал необходимость открытого протеста против выселения казаков на Кавказскую линию. Когда же из Черкасска была выслана против него команда, то он оказал вооружённое сопротивление, был арестован и отправлен вместе с другими вожаками: Трофимом Штукарёвым, Саввой Садчиковым, Иваном Подливалиным и Дмитрием Поповым – в Петербург.

Таким образом, главные виновники казачьих волнений находились в руках правительства под стражей и в следующем, 1793 году, были преданы суду особой комиссии, учрежденной при Государственной Военной Коллегии.

Никита Белогорохов обвинен был в том, что он первый убедил казаков в незаконности выселения их без очереди, принял на себя главное начальство над бунтовщиками сначала в полку Поздеева, а потом над объединенной группой казачества трёх полков, забрал знамена этих полков и отправился с взбунтовавшимися казаками к Черкасску, не подчиняясь никаким распоряжениям начальства. В самом Черкасске он «вынудил от войскового атамана приказы, а от гражданского правительства грамоты», обеспечившие за беглецами роспуск по домам и освобождение от службы. Затем по станицам он вёл агитацию, собирал деньги и отправился на них в Петербург. В комиссии военного суда Белогорохов не только не раскаялся в содеянном, но и, несмотря на все увещания, отказался отвечать на вопросы.

Фока Сухоруков изобличался в большинстве тех же проступков, что и Белогорохов, а также в вооруженном сопротивлении властям.

Остальные подсудимые: Штукарёв, Садчиков, Подливалин и Попов – обвинялись в том, что были старшими между бежавшими казаками, причём Штукарёв был избран начальником в полку Поздеева, Садчиков состоял главным помощником у Сухорукова, предводителя толпы, а Попов способствовал посылке в Петербург Белогорохова. Но все они изъявили чистосердечное раскаяние.

В особую вину Белогорохову поставлено было то, что он не хотел подвергнуть себя никакому суду, кроме Ее Императорского Величества, не захотел отвечать на вопросные пункты и остался непреклонным.

Комиссия военного суда признала главных виновников мятежа Никиту Белогорохова и Фоку Сухорукова подлежащими смертной казни. Но было решено ограничиться следующим:

– исключить их из войска Донского;

– наказать кнутом в крепости Святого Димитрия Ростовского (будущий город Ростов-на-Дону. – С.М.) в присутствии казаков, собранных от станиц, Белогорохова пятидесятью ударами, а Сухорукова тридцатью;

– вырезать им обе ноздри;

– наложить знаки;

– сослать в Нерчинск на каторжные работы.

Остальные раскаявшиеся подсудимые были признаны действовавшими по легкомыслию, суд постановил наказать их плетьми и назначить на службу вне очереди.

12 августа 1793 года была совершена экзекуция над Белогороховым и его товарищами. И в августе генерал-аншеф Гудович потребовал ускорить переселение требуемого количества казаков на Кавказскую линию.

Однако приближалась осень и по ходатайству войскового атамана Иловайского переселение всё же отложили до следующего года.

Между тем, руководству войска Донского предстояло за то время, которое осталось до начала переселения не только организационно подготовиться к предстоящему мероприятию, но требовалось ещё убедить казаков в самом выселении. Для этого Войсковым правлением по станицам были направлены специально назначенные старшины с особыми «известительными грамотами».

Как и следовало ожидать, начатое Никитой Белогороховым дело не заглохло. И уже 24 сентября 1793 года войсковой атаман Иловайский докладывал Гудовичу о том, что многие станицы не пускают к себе назначенных старшин и отказываются принимать известительные грамоты о переселении.

Станицы Есауловская, Кобылянская, Верхне-Чирская, Нижне-Чирская и Пятиизбянская решительно отказались подчиниться распоряжению и 22 декабря 1783 года послали войсковому атаману встречное прошение. В прошении они писали о том, что, хотя само переселение осуществляется по повелению самой государыни, но казаки пяти станиц находят переселение на Кубань невозможным. Свой отказ они обосновывали тем, что царь Иван Грозный за особые заслуги пожаловал казаков Доном, и поэтому казаки готовы «до скончания жизни» служить государыне, оставаясь на Дону. Названные станицы в ту пору были самые многолюдными станицами Войска Донского, они состояли из крепких казаков, которые держались старой веры, были упорны в своих требованиях, как, впрочем, и все старообрядцы, и имели во главе своём людей влиятельных и решительных.

С течением времени казаки пяти указанных станиц, изначально занимавшие позицию чисто юридического спора с руководством войска Донского, перешли на почву явного неповиновения и враждебных отношений к начальству и к оппонентам внутри своих станиц. В станице Пятиизбянской около семидесяти старшин и стариков решили собраться на дому у полковника Василия Денисова для обсуждения переселенческих списков. Когда эти старики шли на сбор, то на них напали мятежники и двух стариков сильно избили. В это же время в станице Верхне-Чирской были побиты плетьми два старика, посажены под караул полковые старшины, а станичный атаман, писарь и есаул были переизбраны. Все делегации, посланные из Черкасска для урегулирования спорных вопросов, были силой и угрозами не допущены в мятежные станицы бунтовщиками.

17 января 1794 года в своём рапорте на имя временно исполняющего обязанности войскового атамана генерал-майора Мартынова Дмитрия Мартыновича (войсковой атаман Иловайский в это время находился в Петербурге) казаки пяти мятежных станиц категорически заявили, что на переселение они не пойдут.

Иловайский, возвратившись из Петербурга, вынужден был обратиться к помощи регулярных войск. Высочайшей властью было санкционировано необходимость военных мер против мятежных станиц. В именном указе Екатерины II была установлена необходимость передвижения войск на Дон под руководством князя Щербатова, но в заключении высказывалась надежда, что войсковой атаман Иловайский, Войсковое Правление и князь Щербатов восстановят спокойствие в донских станицах «внушением непослушным одного страха».

На усмирение бунтовщиков, собравшихся в Есауловской станице, в феврале 1794 года двинулся отряд казаков в 1000 человек во главе с генералом Мартыновым. К ним присоединились князь Щербатов с пятью полками и четырьмя батальонами пехоты, двумя эскадронами драгун, четырьмя полевыми орудиями, а чуть позже три Чугуевских полка под начальством Матвея Платова.

В январе 1794 года в станице Есауловской был расквартирован сводный отряд бунтовщиков численностью 500 казаков, то есть по сто казаков от каждой мятежной станицы. 31 января этот отряд был распущен по домам, и только Есауловская станица оставила свою сотню для караулов и разъездов.

Однако уже 2 февраля, узнав о движении регулярных войск в сторону мятежных казачьих станиц, в этих станицах был объявлен общий сбор. Было решено двинуться в нижние станицы вплоть до Черкасска и собирать там всех казаков под свои знамёна, а чиновников и несогласных казаков истреблять.

Мятежниками были усилены разъезды и начаты мероприятия по подготовке встречи регулярных войск на дальних подступах. В полки станиц Верхне-Чирской и Пятиизбянской, находившихся в Таврии (в Крыму) были направлены письма с требованием их выхода весной из Таврии и соединения с восставшими на Дону.

Общее руководство восстанием взял на себя сотник станицы Нижне-Чирской Иван Рубцов, который пользовался особым уважением у казаков, а командованием воинскими формированиями восставших взял на себя вновь избранный атаман станицы Есауловской казак Загудаев. Из-за проблем с фуражем поход в низовые станицы и в город Черкасск был отложен до весны.

По мере приближения регулярных войск под командованием князя Щербатова к мятежным станицам всё чаще стали появляться перебежчики со стороны бунтовщиков. Перебежчики рассказывали о растерянности и нерешительности в рядах мятежников.

23 февраля 1794 года войска под командованием Щербатова вошли в станицу Потёмкинскую. А 24 февраля бунтовщики без сопротивления встретили Щербатова в станице Есауловской на коленях, полностью раскаявшись, и просили его о помиловании. Когда же регулярные войска попытались войти в станицы Пятиизбянскую и Верхне-Чирскую, то были остановлены сотнями казаков, которые без применения оружия препятствовали их продвижению. Противостояние длилось несколько часов до тех пор, пока не подошли дополнительные силы правительственных войск, и пока не стало известно о занятии станицы Есауловской войсками Щербатова. После чего казаки, побросав оружие, разошлись по домам, так и не оказав вооружённого сопротивления.

Все пять бунтующих станиц были заняты войсками без кровопролития. По всему краю было восстановлено спокойствие и войска расквартировались по станицам. Виновные были взяты под стражу, никому из бунтовщиков не удалось скрыться.

В начале марта 1794 года Войсковое Гражданское правительство войска Донского докладывало Гудовичу, что по всей территории войска наступила тишина и спокойствие, и что Войсковое Правительство приступило к подготовке переселения казаков на Кавказскую линию.

Донская область была успокоена, но волнения казаков не ограничились донскими станицами, а охватили и казачьи полки, расположенные далеко за пределами Дона. В то время как казаки на Дону, уже смирившись, начали готовиться к переселению на Кубань, в далёкой Таврии (в Крыму) в донских полках только начинались зарождаться и развиваться протестные настроения, спровоцированные письмами, которые были отправлены из бунтующих станиц ещё в феврале 1792 года. Так как в письмах был призыв к расквартированным в Крыму казачьим полкам выступить весной на поддержку бунтующих станиц, то в мае 1794 года по окончанию распутицы начались массовые организованные уходы казаков со знамёнами с занимаемых позиций на Дон.

Однако было быстро организовано преследование и задержание беглецов, а между реками Доном и Донцом были выставлены специальные кордоны для поимки бунтовщиков. Не обошлось без кровопролития. Так, 11 мая у слободы Хвощёвка Екатеринославского наместничества были обстреляны картечью из пушки и стрелковым оружием группа беглецов. При этом было убито 3 казака. Удалось захватить 90 человек с двумя знамёнами, но небольшому количеству казаков всё же удалось бежать.