Текст книги "Париж Наполеона Бонапарта. Путеводитель"

Улицы великих побед

Улица Риволи (rue de Rivoli) – одна из самых длинных в Париже (ее длина около трех километров). Она тянется от площади Согласия вдоль сада Тюильри и Лувра до Пале-Рояля.

Улица Риволи

Улица была проложена на основании наполеоновского указа 1806 года, получив название в память об одной из крупнейших побед будущего императора, одержанных им в Италии. Напомним, что в сражении при Риволи в январе 1797 года пять австрийских дивизий под командованием генерала Альвинци атаковали позиции французов. Под сильным натиском противника Наполеон сделал вид ложного отступления и даже предложил перемирие. Полученную передышку он использовал для перестроения своих сил, после чего наголову разгромил австрийцев. Особенно отличился в этом сражении генерал Массена, который впоследствии именно за этот подвиг получил от императора титул герцога Риволийского. В ходе сражения при Риволи австрийцы потеряли 14 000 человек, в том числе 11 000 пленными; потери французов составили 3200 человек. Поражение австрийцев открыло французам дорогу на Мантую, а капитуляция этой крепости фактически завершила завоевание Наполеоном Северной Италии.

* * *

Память еще об одной блестящей победе Наполеона в Италии увековечивает улица Кастильоне (rue de Castiglione), соединяющая улицу Риволи и Вандомскую площадь. Напомним, что сражение при Кастильоне имело место в августе 1796 года, и в нем в ходе пятидневных боев австрийцы потеряли примерно 21 000 человек, в том числе 15 000 пленными. Особенно отличился в этом сражении генерал Ожеро, который впоследствии именно за этот подвиг получил от императора титул герцога Кастильонского.

* * *

А вот память о крупной победе Наполеона в Египте увековечена в названиях площади Пирамид (place des Pyramides) и улицы Пирамид (rue des Pyramides). Первая из них выходит на улицу Риволи (там еще стоит конная статуя Жанны д’Арк), вторая идет от одноименной площади к авеню Опера. Напомним, что сражение при Пирамидах имело место в самом начале Египетского похода, 21 июля 1798 года, и оно открыло французским войскам путь на Каир. Вот что пишет об этом сражении сам Наполеон:

«Мамелюки, обращенные в бегство, толпами кинулись в сторону своего левого крыла; но тут был поставлен батальон карабинеров, и мамелюки, спасаясь, должны были проходить под его огнем на расстоянии не более пяти шагов; они падали целыми грудами. Многие из них бросились в Нил и потонули.

Нам досталось более четырехсот верблюдов с багажом и пятьдесят орудий. Я полагаю потерю мамелюков в две тысячи человек их лучших наездников. Большая часть их беев или убиты, или ранены. Мурад-бей ранен в лицо. Наша потеря простирается от двадцати до тридцати человек убитыми и до ста двадцати ранеными. В ту же ночь неприятель оставил Каир».

«Бомба» в Елисейском дворце

На улице Сен-Флорантен (rue Saint-Florentin) интерес представляет дом № 2, в котором в свое время жил Шарль-Морис де Талейран-Перигор (1754–1838), знаменитый политик и дипломат, занимавший пост министра иностранных дел при нескольких режимах, в том числе и при Наполеоне.

Центральный вход в особняк Талейрана на улице Сен-Флорантен

Этот великолепный особняк с колоннами находится между улицами Сен-Флорантен и Риволи и выходит углом на площадь Согласия. Строительство этого дома было закончено в 1769 году, и первоначально он принадлежал Луи Фелипо, графу де Флорантену, государственному секретарю при короле Людовике XV. После смерти графа дом поменял нескольких хозяев, пока в 1812 году не был куплен Талейраном за полмиллиона франков. В 1814 году, когда союзники вошли в Париж, русский император Александр I должен был остановиться в Елисейском дворце, однако в последний момент поступило анонимное сообщение, что дворец заминирован, и Талейран тут же предложил свой дом к услугам царя и его свиты. Особняк Талейрана был большим и просторным, на каждом из его этажей имелось по шестнадцать-семнадцать комнат, чего было вполне достаточно, чтобы принять не только русского императора, но и всю русскую делегацию.

Откуда появилось предупреждение о заложенной бомбе, можно было только догадываться. При этом сам Талейран утверждал: «Император Александр предпочел остаться у меня». Сразу же поползли слухи, что хитроумный Талейран сам инспирировал все эти слухи о заминировании. Как это было на него похоже! Не способный заложить реальную бомбу, он прекрасно умел извлекать выгоду из самим же им спровоцированных слухов. Ни разрушений, ни шума, ни крови – одна лишь чистая выгода, а она состояла в том, что теперь Талейран мог быть ближайшим другом и советником, своего рода «фаворитом русского царя». Теперь он мог подавать русскому императору нужную информацию и контролировать его действия.

Шарль Морис де Талейран-Перигор

Как бы то ни было, всего в особняке Талейрана на улице Сен-Флорантен Александр I прожил двенадцать дней: сам он поселился на втором этаже, а третий этаж стал филиалом русского Министерства иностранных дел – здесь разместились граф Карл Васильевич Нессельроде и его сотрудники.

Естественно, что в это время Талейран много общался с Александром, подводя его к мысли, что народ Франции мечтает лишь об одном – о возвращении Бурбонов. На конкретный вопрос Александра, желавшего казаться либералом и любившего рассуждать об уважении к воле французского народа, как он может быть уверен в том, что Франция желает именно Бурбонов, Талейран не колеблясь ответил своей ставшей знаменитой фразой: «Я за это отвечаю».

Конечный результат этой хитроумной комбинации известен: Талейран, возглавивший временное правительство, вновь оказался «на коне», он не только не пострадал за недавнее сотрудничество с Наполеоном, но и при вернувшихся Бурбонах занял «свой» пост министра иностранных дел, сделав свое имя едва ли не нарицательным для обозначения хитрости, ловкости и беспринципности.

Шарль-Морис де Талейран-Перигор умер в своем доме на улице Сен-Флорантен 17 мая 1838 года. После этого дом был куплен семейством банкиров Ротшильдов, а с 1950 года там находится посольство США во Франции.

2-й округ Парижа

Абукирская улица

Абукирская улица (rue d’Aboukir), идущая от площади Побед к Каирской площади, получила свое название в 1865 году в память о крупной победе Наполеона, одержанной им в Египте. Напомним, что в сражении при Абукире в августе 1799 года французская армия наголову разбила превосходящую ее по численности турецкую армию под командованием Мустафы-паши. Турки потеряли более 2000 человек убитыми, 1500 человек было взято в плен и еще около 4000 человек было загнано в море и там утонуло. При этом французы потеряли лишь 220 человек убитыми и 600 ранеными.

Таким образом, Наполеон искупил в сухопутном сражении при Абукире стыд морского поражения при том же Абукире, когда за год до этого британский адмирал Горацио Нельсон уничтожил французский флот. Вот что пишет об этом сражении сам победитель:

«Берег, на который в прошлом году было выкинуто столько трупов англичан и французов, покрыт теперь телами наших неприятелей: их насчитано до нескольких тысяч; из всей этой армии не спасся ни один человек».

Интересно, что Абукирская улица, существующая с конца XVI века, до переименования имела несколько других названий, в том числе она называлась улицей Бурбон-Вильнёв, улицей Сен-Ком и т. д. Одно время она называлась улицей Фоссе-Монмартр (rue des Fossés-Montmartre), и здесь в конце мая 1795 года в гостинице «Свобода» (hôtel de la Liberté) останавливался в дешевых меблированных комнатах только что прибывший в Париж Наполеон со своими спутниками Жюно и Мармоном. Упоминание об этом можно найти в «Мемуарах» Мармона. Он пишет:

«И вот мы все трое в Париже: Бонапарт без должности, я без официального разрешения и Жюно в качестве адъютанта при своем генерале. Мы поселились в гостинице “Свобода”, что на улице Фоссе-Монмартр; проводя время в Пале-Рояле и на спектаклях, не имея достаточно денег и перспектив на будущее. Именно в это время мы повстречали в Париже Бурьенна; он знал Бонапарта по Бриеннской военной школе, а посему привязался к нам».

Здесь поженились Наполеон и Жозефина

Улица д’Антэн (rue d’Antin), находящаяся рядом с авеню Оперы, была проложена в 1717 году. Интересна эта улица тем, что здесь 9 марта 1796 года, в тогдашней мэрии 2-го округа, состоялось бракосочетание Наполеона и Жозефины.

Происходило все тогда следующим образом. 7 февраля 1796 года о предстоящем бракосочетании сообщили публично, а уже 2 марта состоялось официальное назначение Наполеона на пост главнокомандующего армией, которой предстояло действовать в Италии. Со свадьбой нужно было торопиться, но до этого следовало составить брачный договор.

9 марта 1796 года (19 вантоза IV года), в день свадьбы, назначенной на девять часов вечера, Наполеон проводил совещание с адъютантами, ведь уже на 11 марта планировался их отъезд в Ниццу, где располагался главный штаб армии. Совещание затянулось, и о собственной свадьбе генерал вспомнил лишь в начале десятого…

А в это время в салоне мэрии на улице д’Антэн томились пять человек: Жозефина, ее с Наполеоном общий покровитель Поль Баррас (говорят, Жозефина была его любовницей), еще один член Директории Тальен, судебный чиновник Калмеле и чиновник гражданской службы Коллен-Лакомб. На улице шел сильный дождь.

– Я надеюсь, он не забыл, – прошептала Жозефина.

– У него так много дел, – откликнулся Баррас. – Бесчисленные проблемы, и многие нужно решать немедленно.

Жозефина не ответила, а лишь стала нервно кусать губы. В половине десятого чиновник мэрии задремал, а свидетели расхаживали по комнате, стараясь не глядеть на невесту.

Жозефина де Богарне – первая жена Наполеона

Наконец, в десять часов, на лестнице послышалось звяканье шпор, с грохотом раскрылась дверь, и в помещение влетели Наполеон и его адъютант Лемарруа. Генерал наклонился к Коллен-Лакомбу и потряс его за плечо:

– Эй, гражданин, зарегистрируйте наш брак, да поскорее! Полусонный чиновник открыл книгу записей актов, и присутствующие выслушали сообщение о вступающих в брак, забавным образом фальсифицированное: Наполеон состарил себя на полтора года, Жозефина из женского кокетства убавила себе четыре года. Не правда ли, странный факт в биографии того, кто впоследствии дал свое имя строгому Гражданскому кодексу.

После этого свидетели поставили свои подписи, и на этом «церемония» закончилась.

Писатель Ги Бретон пишет:

«Этот брак был для “маленького генерала” хорошей сделкой. Женясь на вдове де Богарне, он вошел в высшее общество, которое привлекало его блеском и элегантностью, он “офранцузился” и стал владельцем прелестного особняка, окруженного садами. Состояние Жозефины, которым она его приманила, оказалось миражом, но взамен креолка принесла ему в приданое командование Итальянской армией».

Мэрия находилась в доме на улице д’Антэн вплоть до 1834 года. Здесь, в частности, в 1798 году сочетался браком будущий наполеоновский маршал Мармон, а в 1804 году – Морис Дюпен и Софи Делаборд, будущие родители Армантины Дюпен, более известной как Жорж Санд. Потом здание выкупило семейство Мондрагонов, а в 1869 году они продали дом Парижскому банку. Ныне здание, где проходило бракосочетание Наполеона и Жозефины, принадлежит известному банку «Paribas».

Первая служебная квартира Наполеона на улице Капуцинов

Улица Капуцинов (rue des Capucines), находящаяся в треугольнике между церковью Святой Марии Магдалины, Вандомской площадью и зданием Оперы, появилась на карте Парижа в 1700 году. В 1795 году здесь некоторое время жил Наполеон, в то время молодой дивизионный генерал, только что назначенный Конвентом главнокомандующим внутренними войсками.

Историк Андре Кастело по этому поводу пишет:

«Он несколько дней назад выехал из отеля “Голубой циферблат”, вероятно слишком дорогого для его кошелька, и облюбовал отель подешевле, больше смахивающий на притон. Оттуда он отправился на новое место жительства, на улицу Капуцинов, где поселился в красивой, соответствующей его новому высокому положению резиденции, фасад которой обращен на площадь Пик, – перед Вандомской площадью».

Секретарь Наполеона Бурьенн вспоминает:

«10 октября Бонапарт по предложению Барраса был назначен командующим внутренними войсками и устроил свой штаб на улице Капуцинов, там, где потом стали располагаться архивы министерства иностранных дел. Напрасно в “Мемориале Святой Елены” говорится о том, что после этого он был в Париже без дела. Он беспрерывно занимался и политикой страны, и своей собственной судьбой. Бонапарт находился в постоянных отношениях с власть имущими и умел извлекать выгоду из всего, что видел и слышал».

Действительно, генерал Бонапарт 27 октября 1795 года переселился в служебное жилье на улице Капуцинов, принадлежавшее Первому (то есть Парижскому) военному округу. Это был дом № 22, и назывался он «Отель Колоннада». Именно этот дом, кстати, а не дом на улице д’Антэн, был местом жительства Наполеона во время его женитьбы в 1796 году.

Прошло десять лет, и в 1807 года этот дом стал принадлежать наполеоновскому маршалу Бертье. В 1814–1815 годах в этом доме проживал император Австрии, а 23 марта 1842 года прямо перед этим домом умер от апоплексического удара знаменитый писатель Стендаль.

Улица Мира

Великолепная улица Мира (rue de la Paix), идущая от Вандомской площади к бульвару Капуцинов, была создана в 1806 году по приказу Наполеона и до 1814 года носила его имя. Со времен Реставрации и до наших дней она называется улицей Мира.

3-й округ Парижа

Место, где находилась зловещая тюрьма Тампль

В 3-м округе Парижа находится улица Тампль (rue du Temple), одна из старейших улиц французской столицы. Ее длина составляет 1335 метров: она идет от площади Республики (place de la République) до самой улицы Риволи (rue de Rivoli).

Это место печально знаменито тем, что здесь находилась парижская тюрьма Тампль, располагавшаяся в бывшем монастыре ордена тамплиеров, основанном в 1118 году. В основном известность этой тюрьмы связана с именами членов семьи короля Людовика XVI. В годы Великой французской революции тамплиеры были изгнаны из монастыря, а его главная башня превращена в тюрьму, в которую и были помещены король Людовик XVI, королева Мария-Антуанетта, сестра короля Элизабет, семилетний дофин и его сестра.

Король был приговорен революционным Конвентом (387 голосов «за» и 334 голоса «против») к смертной казни и обезглавлен 21 января 1793 года. Дофина разлучили с матерью, которую 2 августа перевели в тюрьму Консьержери. 16 октября королева и сестра короля тоже были казнены.

По официальной версии, наследник престола умер в Тампле 8 июня 1795 года. По другой версии, ему удалось бежать в Англию, а его место занял другой ребенок, который и умер в 1795 году. Как бы то ни было, в 1808 году, чтобы прекратить монархические настроения и паломничество к месту захоронения дофина, башня-тюрьма Тампль была снесена, а на ее месте в 1811 году был разбит рынок. В настоящее время этот крытый рынок называется «Карро-дю-Тампль» (Carreau du Temple), и его легко найти в квартале между площадью Республики и мэрией 3-го округа (рядом находится станция метро «Тампль»).

* * *

К сожалению, тюрьма Тампль стала одной из самых темных страниц в «парижской истории» Наполеона. В этой тюрьме 6 апреля 1804 года при весьма странных обстоятельствах погиб генерал Шарль Пишегрю, герой революционных войн во Фландрии и на Рейне. В годы революционного террора, не желая отправляться на гильотину, этот генерал бежал за границу.

Когда Наполеон стал пожизненным консулом, недовольство его противников достигло предела, и в очередной раз встал вопрос о его физическом уничтожении. Это заговор вошел в историю как заговор Жоржа Кадудаля, специально присланного и щедро финансируемого из Англии. В этот-то роялистский заговор самым невероятным образом и оказались замешаны республиканские генералы Моро и Пишегрю.

Историк Поль-Мари-Лоран де л’Ардеш в своей «Истории императора Наполеона» пишет:

«Казалось бы, что общий восторг французов, предметом которого был Бонапарт, и их единодушное согласие на дарование ему пожизненного консульства должны были обезоружить все партии и принудить их к бездействию; но на деле этого не было: главы разных партий не переставали восставать и под рукой действовать против нового порядка вещей. С расторжением Амьенского мира Англия делалась их сильной опорой.

В этом положении дел они тотчас сообразили, что продолжение внутреннего спокойствия во Франции может укоренить жителей западных ее областей в мирном образе жизни, затруднит ход всяких смут и что необходимо напасть на консула, прежде чем власть его успеет укрепиться. Вследствие этого был составлен заговор против правительства и жизни Бонапарта. Заговорщики, возбуждаемые тори, распространились от Темзы до берегов Рейна. Пишегрю вошел в сношения со знаменитым шуаном Кадудалем; сам Моро принял участие в этом деле. “Каким это образом Моро тут вмешался? – воскликнул Наполеон. – Тот человек, которого одного я бы мог еще опасаться, который один мог бы, хоть немного, быть мне помехой, впутался чрезвычайно неосторожно! Право, мне помогает моя звезда!..”

Открыв этот заговор, правительство не замедлило объявить о нем во всеуслышание. Все чины государства явились к Наполеону удостоверить его в том, что готовы употребить все зависящие от них средства для уничтожения и впредь подобных покушений на его особу».

Следует отметить, что этот заговор оказался весьма выгоден набиравшему силу Наполеону, и он не замедлил высказаться в том смысле, что вверенная ему народом пожизненная консульская власть кажется ему теперь недостаточной для обеспечения будущего всего государства и что он помышляет теперь о новом порядке вещей.

* * *

Жорж Кадудаль на самом деле был опасным заговорщиком, одним из вождей шуанов, человеком мужественным и преданным Бурбонам. Он активно боролся против республиканцев в Вандее, установил отношения с роялистами в Англии, в 1799 году пытался поднять восстание в Бретани, но после поражения при Граншане бежал в Лондон. Там он был очень хорошо встречен и назначен генерал-лейтенантом королевской армии.

В 1803 году Жорж Кадудаль был направлен в Париж для организации нападения на первого консула. Однако, как мы уже знаем, заговор был раскрыт, и Жорж Кадудаль в марте 1804 года был арестован и вскоре приговорен к смертной казни.

С генералами Моро и Пишегрю все обстояло совсем не так однозначно.

Знаменитый и очень популярный в армии, Жан-Виктор Моро вообще не имел никакого отношения к заговорщикам. Считается, что Наполеон, видевший в Моро одного из своих главных соперников, обвинил его в участии в заговоре Жоржа Кадудаля намеренно, дабы устранить возможного конкурента. В результате прославленный генерал без всяких на то оснований был арестован и приговорен к тюремному заключению, которое потом заменили изгнанием из страны.

Генерал Пишегрю имел не меньше заслуг перед революцией и был боевым товарищем Моро. Его главной виной оказалось то, что он согласился организовать в Париже встречу Моро с Жоржем Кадудалем. Встреча эта состоялась, генерал Моро решительно отверг предложение Кадудаля, вот, собственно, и все.

В ночь с 27 на 28 февраля 1804 года Пишегрю также был арестован.

По свидетельству личного секретаря Наполеона Бурьенна, Пишегрю отказался подписывать какие-либо бумаги. В своих «Мемуарах» Бурьенн пишет:

«Он сказал, что в этом нет необходимости, что он знает все средства, все махинации полиции и боится, что все уничтожат при помощи химических реактивов, а оставят лишь его подпись, а потом допишут все, что необходимо».

После этого генерал не ответил ни на один из вопросов, решив принять вид человека, настолько погруженного в мысли о своем бедственном положении, чтобы не замечать ничего вокруг себя. Его отправили в тюрьму Тампль, откуда живым ему уже не суждено было выйти.

В тюрьме допросы следовали один за другим, но Пишегрю решительно отказывался что-либо сообщить полиции. Стендаль в книге «Жизнь Наполеона» приводит такой факт:

«Говорят, будто Пишегрю был подвергнут пытке, будто ружейными курками ему сдавливали большие пальцы обеих рук».

Все было бесполезно. Тот же Стендаль констатирует:

«Надо сказать, что расчет посредством пытки добиться важных признаний не оправдывается, когда дело идет о людях такого закала, как Пишегрю».

Тем временем аресты шли один за другим. Тюрьма Тампль вскоре оказалась настолько переполненной, что многих пришлось перераспределить по другим тюрьмам. Допросы велись круглосуточно.

* * *

Рано утром 6 апреля 1804 года случилось непоправимое: генерал Пишегрю был найден в своей камере, удавленный собственным галстуком.

Генерал Савари, дежуривший в тот день у первого консула, узнал об этом из записки офицера жандармерии, командовавшего охраной в тюрьме Тампль. Савари тут же явился к Наполеону и показал ему эту записку. Пробежав глазами записку, Наполеон с презрением воскликнул:

– Прекрасный конец завоевателя Голландии!

Потом он обратился к своему адъютанту:

– У вас есть какие-либо детали случившегося?

– Пока нет, – ответил Савари.

– Хорошо, – сказал Наполеон, – езжайте в Тампль, разузнайте все и быстрее возвращайтесь назад.

Савари незамедлительно прибыл в тюрьму и в сопровождении директора тюрьмы Фоконнье и доктора Супэ вошел в камеру Пишегрю. Смерть генерала оказалась весьма и весьма странной. В протоколе осмотра тела записано следующее:

Фрагмент работы Ж. Моро де Тура «Смерть генерала Пишегрю»

«У него на шее был галстук из черного шелка, под который была пропущена палка длиной примерно сорок сантиметров и диаметром четыре-пять сантиметров. Эта палка была провернута несколько раз и упиралась в левую щеку, на которой он лежал, что и привело к удушению, достаточному для наступления смерти».

Проще говоря, при помощи палки, вставленной под нашейный галстук и провернутой несколько раз, Пишегрю якобы сам сдавил себе горло так, что задохнулся. Оригинальный способ самоубийства? Но даже если и допустить столь экстравагантный способ сведения счетов с жизнью, то откуда заключенный, у которого обычно отбирается все, что хоть отдаленно напоминает оружие, мог взять в тюремной камере полуметровую палку? Как говорится, все это вопросы, не требующие ответа.

Надо сказать, что, выдержав не менее десяти допросов, Пишегрю не выдал своим мучителям никого, утверждая, что он невиновен и все, что с ним происходит, – это провокация полиции. Более того, он из раза в раз повторял, что если его считают преступником, то он готов говорить, но только перед трибуналом в открытом судебном процессе. Секретарь Наполеона Бурьенн, хорошо знавший Пишегрю, вспоминает:

«Я совершенно точно знал, что во время допросов Пишегрю, всегда внимательный к тому, чтобы не сказать ничего, что могло бы повредить таким же арестованным, как и он, не пощадил того, кто его преследовал и кто желал его смерти. Он заявил, что откроет глаза общественности на отвратительную паутину заговора, в который его втянула полиция».

По словам того же Бурьенна, страх, который вызвало проявление столь решительной откровенности, ускорил смерть Пишегрю.

Опасной была возможная встреча Моро и Пишегрю на судебном процессе. Первый был великим полководцем, но скромным и далеким от политики. Второй же был активным и конкретным; он мог спокойно высказываться против правительства, обожал публичные выступления, был обожаем солдатами.

И что было ему ответить, если бы он заявил: «Мы жертвы тайной полиции и агентов-провокаторов. Я прибыл в Париж потому, что полиция сама открыла мне двери, чтобы затянуть меня в этот заговор»?

Бурьенн уверен, что Пишегрю был убит в своей тюремной камере. В его «Мемуарах» имеется следующая фраза:

«Для меня совершенно очевидно, что Пишегрю был задушен в тюрьме, и любая мысль о самоубийстве кажется мне недопустимой».

После этого он задается вопросом:

«Есть ли у меня основанные на фактах материальные доказательства? Нет, но сопоставление фактов и соединение вероятностей не оставляют сомнений относительно этого трагического события».

В подтверждение своей правоты Бурьенн приводит следующие доводы: во-первых, допросы Пишегрю проводились тайно и никогда не были опубликованы, следовательно, он говорил что-то такое, что никак нельзя было обнародовать.

Во-вторых, Пишегрю угрожал раскрыть на суде обстоятельства псевдозаговора, подготовленного полицией, и его истинные цели, а этого допускать было никак нельзя.

Похоже, его смерть была необходима, и эта необходимость и стала ее главной причиной.

«Мемуары» Луи Фош-Бореля не являются самым достоверным из источников, но он был связан с полицией. Вот его слова:

«Пишегрю был убит; убийство совершил Спон, бригадир элитной жандармерии, пришедший в тюрьму в сопровождении жандармов… Спон воевал в Египте и был доверенным лицом Савари».

Далее Фош-Борель рассказывает, что накануне смерти Пишегрю он играл в карты с директором тюрьмы Фоконнье. Дело было в соседней комнате. Они прекрасно слышали шум борьбы, которая длилась несколько минут. Фоконнье выбежал посмотреть, что происходит, а когда вернулся, губы его дрожали и он не мог вымолвить ни слова.

Жермена де Сталь, как всегда, обвиняет во всем Наполеона. Она пишет:

«Когда следствие по делу о заговоре только начиналось, газетчики оповестили всю Европу, что Пишегрю удавился в тюрьме Тампль. Во всех газетах появился чудовищно нелепый протокол, полный анатомических подробностей. Творцы этой лжи не сумели придать ей правдоподобный характер; недаром говорят, что в иных обстоятельствах преступление смущает даже тех, кто с самым невозмутимым видом хвастает готовностью его совершить. Известно почти наверняка, что задушить генерала Пишегрю было поручено одному из мамелюков Бонапарта, а приказ ему отдал Савари. Отважный генерал уже много дней томился в тюрьме, лишающей мужества даже величайших храбрецов. Вообразите же, что он почувствовал, когда подлые трусы явились убивать его, а он не мог даже надеяться, что друзья узнают, какой смертью он умер, что они отомстят за него и не позволят надругаться над его памятью?»

Насильственной считал смерть Пишегрю и Талейран. В своих «Мемуарах» он пишет:

«Насильственная, необъяснимая смерть Пишегрю, средства, примененные для того, чтобы добиться осуждения Моро, могли быть оправданы политической необходимостью; но убийство герцога Энгиенского, совершенное только для того, чтобы привлечь на свою сторону и стать в ряды тех, кого смерть Людовика XVI заставляла бояться всякой власти, исходящей не от них, – убийство это, говорю я, не могло быть и никогда не было ни прощено, ни забыто».

Историки Эрнест Лависс и Альфред Рамбо согласны с Талейраном:

«Генерал Пишегрю удавился в тюрьме, но никто не поверил, чтобы он действительно сам покончил с собою. Многие из современников утверждали, что смерть Пишегрю была делом рук Бонапарта, боявшегося впечатления, какое могла произвести публичная защита обвиняемого в предстоящем процессе».

Следует подчеркнуть, что многие историки уверены, что генерал Пишегрю был в подавленном состоянии и сам покончил с собой в тюремной камере. Есть даже версия о том, что, накинув на шею удавку, он надеялся хоть этим отомстить Наполеону, «далеко его опередившему и ставшему недосягаемым».

Человек, не позволивший сломить себя десятком мучительных допросов и требовавший открытого суда, чтобы сделать важные разоблачения, оказался вдруг в столь подавленном состоянии, что покончил жизнь самоубийством, не дожидаясь этого самого суда? Сомнительная аргументация.

В оправдание версии самоубийства также приводятся некоторые факты.

Государственный советник Реаль впоследствии отмечал, что на столе рядом с телом Пишегрю была найдена книга, которую он сам передавал ему накануне. Это был томик римского философа Сенеки, и он был открыт на странице, где говорилось, что тот, кто готовит заговор, прежде всего не должен бояться смерти. Реаль утверждал, что чтение Сенеки было последнее, что делал Пишегрю перед смертью.

Савари указывает на то, что жандармы, охранявшие камеру Пишегрю, ночью ничего не видели и не слышали, кроме «кашля генерала около полуночи». Часовые под окнами тюрьмы тоже ничего не видели и не слышали. Но все это лишь слова. Гораздо более весомым аргументом в пользу самоубийства выглядят слова того же Реаля, сказанные им первому консулу сразу же после возвращения из тюрьмы Тампль:

– Генерал, мы потеряли лучшее вещественное доказательство против Моро.

Тот же Реаль утверждает, что Наполеон не собирался казнить Пишегрю. Он якобы говорил своему государственному советнику:

– Послушайте, до этой своей ошибки Пишегрю хорошо послужил своей стране. Мне не нужна его кровь. У него еще есть время, пусть он посмотрит на все случившееся как на проигранное сражение. Он не сможет больше находиться во Франции, предложите ему Кайенну. Он знает эту страну, мы может обеспечить ему там хорошее положение.

Сам Наполеон впоследствии писал:

«Меня всегда удивляло, когда мне приписывали убийство Пишегрю: он ничем не выделялся среди других заговорщиков. У меня был суд, чтобы его осудить, и солдаты, чтобы его расстрелять. Никогда в своей жизни я ничего не делал без большой причины. Видели ли меня когда-нибудь проливающим кровь по капризу?»

Логика подобного заявления проста: зачем убивать человека, который и так вскоре должен был взойти на эшафот?

Как все обстояло в точности, никто и никогда уже не узнает. Но, как бы то ни было, смерть генерала Пишегрю в тюрьме Тампль навсегда осталась темной страницей в истории Наполеона, которую, однако, при всем уважении к талантам императора, никак нельзя обходить вниманием. В конце концов, гений – это тоже человек со всеми свойственными человеку слабостями и недостатками, а это не исключает ни заблуждений ума, ни ослепления страстью. В этом смысле Стендаль очень верно замечает:

«По поводу Пишегрю можно сказать следующее. Наполеон основывает все свои оправдания на старинном правиле: “Преступление совершает тот, кому оно полезно”. Но разве у деспотов не бывает необъяснимых причуд?»