Текст книги "Всеобщая история"

К концу периода раннего Средневековья на территории Западной Европы в основных чертах сложилась система феодальных экономических и социальных отношений. Следует отметить, однако, что в некоторых регионах этот процесс был близок к завершению уже в IX–X вв., в то время как в Англии, Германии, Скандинавии он растянулся до XI–XII вв.

Поскольку экономика этого времени оставалась по преимуществу аграрной, определяющую роль в новой системе играли земля и связи, в которые люди были поставлены по отношению к ней, а также между собой. В IX–XI вв. в Европе снова формируется крупное землевладение. Основной хозяйственной единицей становится поместье – вотчина феодала. Несмотря на внешние аналогии, она коренным образом отличалась от римской рабовладельческой латифундии. Сельскохозяйственное производство в вотчине основывалось на труде мелких производителей, наделенных землей, орудиями труда, скотом, владевших домом и прочим имуществом. И хотя они находились в экономической и личной зависимости от феодала, ее формы были мягче в сравнении с античным рабством, оставляя средневековому крестьянину значительно большую хозяйственную самостоятельность и давая стимулы к развитию собственного хозяйства.

Как правило, земельный фонд вотчины делился на домен, остававшийся в руках господина, и мелкие наделы, передаваемые им крестьянам на правах держания, в то время как право собственности на них оставалось за феодалом. Таким образом, характерная черта феодальных поземельных отношений – сочетание крупной земельной собственности с мелким крестьянским владением.

Еще одна их особенность – условный и иерархический характер земельной собственности. Получая земли от королей или других сеньоров, их вассалы могли в свою очередь передать часть этих земель собственным субвассалам на правах бенефиция или феода. Таким образом, земельный фонд, сосредоточенный в руках феодалов, «дробился». Самым малым из феодов было так называемое рыцарское держание (оно должно было не только прокормить рыцаря, но и позволить ему приобрести коня и необходимое вооружение). В результате передачи земель в среде феодалов (субин-феодации) в Западной Европе сложилась своеобразная вассально-ленная система, представлявшая собой подобие иерархической лестницы: на ее вершине стоял король или император, ниже – герцоги и маркизы, затем – графы, виконты, бароны, баронеты и, наконец, рыцари. Передача земель сеньором во владение вассалу называлась инвеститурой. Ей предшествовала процедура принесения оммажа – признания себя «человеком» сеньора, сопровождавшаяся клятвой верности. При этом почти повсеместно в Западной Европе действовал принцип «вассал моего вассала – не мой вассал», то есть служба и верность вассала предназначались только тому, от кого он непосредственно получал феод. Он брал на себя обязательства охранять честь, жизнь и имущество сеньора, воевать на его стороне, выкупать из плена, участвовать в его совете и суде. В число вассальных обязательств входили дары сеньору, его старшему сыну в момент посвящения того в рыцари и дочери – в день ее свадьбы. Со своей стороны сеньор обязывался защищать вассала, оказывать ему покровительство, заботиться о его владениях и детях в случае плена или смерти и т. д. Он нередко определял судьбу наследников своего вассала – их браки, был опекуном до совершеннолетия (поскольку судьба их земель напрямую затрагивала его интересы). Наследники вступали во владение феодом отца, уплатив сеньору определенный взнос – рельеф – и принеся клятву верности.

При таких обстоятельствах юридический вопрос о том, кто же являлся непосредственным собственником феода, выглядел крайне сложным. Очевидно, что и сеньор, и вассал имели определенные права на одну и ту же землю. С одной стороны, сеньор оставался верховным собственником, но он не мог произвольно отнять ее у своего держателя, если тот не нарушал условий вассальной присяги, а также не ухудшал качество полученной земли (то есть ее регулярно обрабатывали, не оставляя в запустении). Право отчуждать эту землю имели оба: как уже упоминалось, вассал мог в свою очередь поделить ее между своими «людьми». Наконец, плодами, произведенными на ней, также пользовался не только тот, кто непосредственно держал феод: разумеется, он потреблял большую часть продукта, поставляемого из этого имения, однако на этот же доход закупались вооружения, необходимые для вассального войска сеньора, вышеупомянутые дары и т. д. Все это позволяет говорить о необычном для предшествующих эпох феномене «разделенной собственности» как характерной черте средневековых поземельных отношений.

Он по-своему воплощался и в отношениях между феодалом и крестьянином. Несмотря на исторически сложившееся социальное неравенство сторон, их взаимоотношения также носили договорный характер. За пользование наделом, который предоставлял сеньор, крестьянин обязывался платить ему ренту – в виде отработок, натурального оброка или денег. Ее размеры и характер оговаривались и фиксировались – сеньор не мог изменить их совершенно произвольно, в таких случаях крестьяне апеллировали к традиции, праву, обращались в суд верховного сеньора или брались за оружие. Если крестьянин исправно платил ренту, сеньор не имел законного права забрать у него надел до истечения срока договора между ними.

Вопреки распространенным представлениям о взаимной ненависти крестьян и феодалов, покровительство и патронат существовали и в отношениях господ с их крестьянами: в случае военной опасности, например, всем селянам предоставлялась защита за стенами замка.

Формы уплаты ренты эволюционировали на протяжении Средневековья. На раннем этапе, когда экономика носила преимущественно натуральный характер, преобладала рента в виде отработок на господском домене (барщина). По мере роста городов и товарности экономики (в XI–XII вв.) она стала уступать натуральному оброку и денежной ренте, которая почти повсеместно возобладала в конце XII–XIII вв. Однако на практике различные виды ренты сочетались, а под воздействием рыночной конъюнктуры был возможен и возврат от денежных платежей к натуральным и даже барщине.

Если рента являлась непременным условием получения земельного надела, то ее регулярная уплата не была для крестьянина, обладавшего собственным хозяйством, экономической необходимостью. Для того, чтобы заставить его постоянно расставаться с частью полученного урожая или необходимого времени, сеньоры прибегали к «внеэкономическому» принуждению, лишая крестьян личной свободы, прикрепляя их к земле, ограничивая возможности передвижения, в принудительном порядке сгоняя на барщину. Личную несвободу крестьян символизировали некоторые платежи, не имевшие отношения к ренте, а отражавшие их неполноправный статус: поголовный побор, брачный побор, «право мертвой руки», а также «дурные обычаи» вроде права первой ночи. Зависимые крестьяне не имели права носить оружие, свидетельствовать в суде против сеньора, а отдельные их категории – и против любого другого лица.

На протяжении Средних веков по мере развития экономики и эволюции ренты сеньоры предоставляли крестьянам все большую экономическую самостоятельность, отказываясь от самых тяжелых форм личной зависимости и позволяя выкупить свободу за деньги.

В рамках феодальной вотчины продолжала существовать и крестьянская община; более того, именно с XI в. она обретает более четкие формы и становится одним из важных административно-правовых институтов местной сельской жизни. Вотчинная администрация – управляющие и старосты – активно опиралась на нее, когда требовалось организовать ремонт дорог и мостов, провести разверстку платежей или преследовать преступника на территории деревни.

В то же время община соседей начинала играть все более важную роль в хозяйственной жизни самих крестьян. Она занималась разграничением угодий, вырабатывала правила пользования дорогами и водами, регулировала севооборот. На сельских сходах разбирались мелкие тяжбы. Общинники выбирали собственные органы самоуправления.

Феодальное поместье было не только хозяйственной единицей, но и средоточием общественной, политической, правовой жизни. Благодаря полученным иммунитетам сеньоры, будучи частными лицами, в то же время являлись носителями публичной власти. В частности, они возглавляли судебные курии, в которых разбирались дела как их держателей – крестьян, так и вассалов. Таким образом, поместье представляло собой микрокосм, с которым была неразрывно связана жизнь большой части сельского населения.

Одним из институтов поздней Римской империи, благополучно пережившим смутное время варварского нашествия, была христианская церковь, теоретическая доктрина которой в общих чертах сформировалась в античный период. Христианские проповедники занялись миссионерством среди германских племен еще до начала их массовых миграций и значительно преуспели. История сохранила имена тех, кто успешно обращал германцев и кельтов в новую веру, – Ульфила, Мартин – «апостол Галлии», Патрик – наставник бриттов и ирландцев, Бонифаций – «апостол Германии». Авторитет священников, выходивших навстречу отрядам варваров, порой спасал церкви и целые города от разрушения (известен, например, случай, когда папе Льву I удалось уговорить Аттилу уйти из-под стен Рима, не тронув его, правда с немалым выкупом). Однако масса германцев по-прежнему оставалась язычниками, что делало миссионерство одной из насущных политических задач церкви.

Само христианское учение еще находилось в это время в процессе становления и окончательной выработки догматов (основных положений) веры, происходившей в условиях полемики с античным и варварским язычеством, а также с неортодоксальными взглядами внутри церкви, которые объявлялись ересью. В атмосфере острых дискуссий формирование официальной католической доктрины продолжалось на Вселенских соборах, где иерархи, представлявшие разные общины христианского мира, обсуждали проблемы троичности бога, христологии (природы Христа) и сотериологии (учения о спасении). Соборы также вырабатывали каноны богослужения, церковного права, нормы внутренней дисциплины.

Несмотря на то, что в работе Вселенских соборов принимало участие высшее духовенство как западной, так и византийской церквей, из наиболее древних и авторитетных центров – Рима, Антиохии, Александрии, Иерусалима, Константинополя, между римской и греко-византийской церквями нарастали как догматические, так и политические разногласия, немалую роль в которых сыграло соперничество константинопольских патриархов и римских пап. С VI в. позиции последних заметно укрепились. Римские епископы еще в III столетии начавшие именовать себя папами (от греч. паппас – отец), претендовали на духовное лидерство во всем христианском мире, мотивируя это тем, что получили свою власть непосредственно от Св. Петра, считавшегося первым епископом Рима, а апостолу она была вручена самим Христом.

Тезис о Риме, городе Св. Петра, земля которого была полита кровью апостола, как о новой духовной столице получил особую актуальность в понтификат Григория I Великого (590–604). В это время на фоне еще не окрепшей власти варварских королей папство, нередко выступавшее посредником и третейским судьей в политических конфликтах, являлось авторитетом для новообращенной германской элиты, и его престиж чрезвычайно возрос. Немало способствовала этому и личность Григория I, тонкого политика, стремившегося распространить контроль Рима на новообращенные области, и активного преобразователя, при котором была проведена реформа церковной службы. Крупным успехом его понтификата стало обращение в христианство англосаксов, захвативших Британию, и создание здесь церковной организации, всецело подчиненной Римскому престолу в противовес независимой бриттской христианской церкви, возникшей у местного кельтского населения значительно раньше.

Направляя своих миссионеров к язычникам в Британию или Германию, Григорий предписывал им вести себя с крайней осторожностью, не оскорбляя публично прежних богов и не вызывая гнева «варваров». По его мнению, разумнее было использовать традиционные места поклонения и языческие капища для проповеди там новой веры: «Истреблять идолов, но сохранять их храмы, окропить, построить алтари и поместить мощи, народ будет охотнее стекаться к привычным местам, поклоняясь притом истинному богу». Однако успехи миссионерства VI – начала VII вв. были еще непрочными. Нередко целые народы принимали христианство вслед за своими королями, которых побуждали к тому политические соображения, сохраняя при этом и прежние верования, и языческое мировосприятие, и мораль. Это приводило к периодическому оживлению «варварских» духовных ценностей в противовес христианским, нередко совпадавшему с политическими кризисами.

В конце VII—начале VIII в. такой кризис наступил в отношениях пап с франкскими правителями: Карл Мартелл конфисковал церковные земли, чтобы раздать их своим бенефициариям, презрев авторитет клира. Но уже Пипин Короткий вернулся к союзу с Римом, подкрепив его обширными земельными дарениями. В 756 г. благодаря его пожалованиям на Апеннинском полуострове возникло светское государство пап, наследником которого до наших дней является Ватикан. В VIII в. оно включало Римскую область и Равеннский экзархат. Союзнические отношения церкви и светской власти сохранились и при Карле Великом. Однако после смерти могущественного императора и дробления его державы папы стали стремиться занять главенствующее место в христианском мире. Начала складываться теократическая доктрина, утверждавшая идею верховенства пап как в духовных, так и в светских делах. При папе Николае I (858–867) было провозглашено, что светский владыка – лишь орудие в руках церкви и папы имеют право не только короновать, но и смещать государей. Тезис о верховенстве пап в западном мире обосновывался грамотой о так называемом «Константиновом даре», якобы составленной римским императором Константином, а в действительности фальсифицированной в VIII–IX вв. Согласно ей, отправляясь в свою новую столицу Константинополь, император передал светскую власть над Римом и Западной Римской империей папе. Этот документ вызывал сомнения уже у средневековых ученых, но вплоть до XV в., когда его подложность была доказана, он служил одним из краеугольных камней теории папской супрематии.

Рост этих претензий вызывал опасения не только светских государей, но и иерархов восточной церкви, в особенности константинопольских патриархов. Обострившееся противостояние двух ветвей христианской церкви было облечено в форму богословской полемики. Основные теоретические разногласия между ними сводились к следующему: в Византии, согласно Никейскому Символу веры, полагали, что Святой дух исходит только от Бога-Отца, на Западе же ссылались на постановление Толедского собора 589 г. и утверждали, что и от Бога-Сына также (известный тезис «filioque», расцененный греческой церковью как ересь). В Византии не принимали учения о благодати в том виде, в котором оно было разработано на Западе, не считали, что запас благодати может пополняться заслугами святых. Расходились две ветви христианства и в порядке совершения церковных таинств. На Востоке практиковалось причастие «под обоими видами», то есть хлебом и вином для всех (при этом использовался заквашенный хлеб). На Западе же вином и хлебом причащалось только духовенство, в то время как миряне получали только хлеб (в данном случае – пресный). Крестное знамение на Востоке совершалось тремя пальцами, на Западе – пятью. Богослужение на Западе велось исключительно на латыни, в то время как византийская церковь наряду с греческим использовала и народные языки во время службы. Разногласия существовали по поводу иерархических ступеней клира и относительно безбрачия духовенства: если в Византии оно предписывалось только монашеству, в то время как остальные священники могли вступать в брак, на Западе целибат был обязателен для всего клира.

Обострение конфессиональных споров теологов и политического соперничества патриарха и папы привело в 1054 г. к «великой схизме» – полному разрыву двух церквей. В этот год папа Лев IX отправил своих легатов в Константинополь, где они во время службы в храме Св. Софии предали патриарха анафеме и заявили, что «отрясают прах ног своих на Константинополь и весь Восток». После схизмы некогда единая христианская церковь распалась на два течения, при этом каждое провозглашало себя единственным истинно верным – «католическим»: восточная церковь отныне стала именоваться «греко-кафолической», а западная – «римско-католической».

Уход от мира и следование аскетическому образу жизни во имя спасения души зародились на заре раннего христианства в восточных провинциях Римской империи, однако восточным монахам было свойственно индивидуальное отшельничество, уход в пустыни, анахоретство, в то время как на Западе сложилась традиция монашеских общин, живущих в общих обителях и следующих единым правилам. По традиции основателем западного монашества считают Бенедикта Нурсийского (род. ок. 430 г. в Италии близ Сполето). Хотя и до него были известны монастырские братства, имевшие свои установления, устав, написанный Бенедиктом для его братьев, получил очень широкое распространение, а орден бенедиктинцев (объединение всех общин, следовавших правилам Бенедикта) стал самым многочисленным и авторитетным в эпоху раннего Средневековья.

Согласно предписаниям Бенедикта, за стенами монастыря монахи должны были вести суровую жизнь, полную постов, молитв и трудов. Уйдя от мира, они прекращали общение с родными; во имя той же цели обитель превращалась в замкнутое, полностью самообеспечивающее себя хозяйство: на заре своей истории бенедиктинцы сами пахали землю, разбивали сады, строили мельницы. Они были лучшими специалистами по агрикультуре того времени, и распространение бенедиктинских общин из Италии в заальпийскую Европу несло с собой и навыки продуманного ведения сельского хозяйства. Главной же целью монашества было духовное совершенствование, достигавшееся суровой дисциплиной и смирением. Ранний бенедиктинский устав, поддержанный Григорием Великим, который, будучи высокообразованным человеком, тем не менее резко осуждал суетное мирское знание, не предписывал монахам никаких интеллектуальных занятий. Однако в VII в. бенедиктинцы попали под влияние ученых монахов с Британских островов, изменивших их отношение к знанию, письменному слову и книжному делу. С помощью ирландских и английских братьев в бенедиктинских монастырях стали возникать скриптории – мастерские по переписке и созданию книг, и монахи, умевшие прежде держать в руках заступ и лопату, сменив их на стило, стали носителями культурной миссии.

Несмотря на обилие монастырей, далеко не все они удовлетворяли идеалу аскетической жизни. Популярность обителей у государей и знати обеспечивала щедрое пожертвование земель и богатые вклады на помин души, дарения утвари, драгоценностей и т. д. В VI–VII вв. монастыри превратились в крупные, хорошо организованные вотчины, в которых трудились зависимые крестьяне. Стены обителей не спасали от вторжения мирских нравов и соблазнов: здесь принимали королей и знатных сеньоров, устраивали пиры и охоты. С другой стороны, государи нередко ставили настоятелями монастырей светских лиц из числа своих приближенных.

Упадок нравов вызывал появление новых монашеских орденов с более суровыми уставами. К ним относились еремиты, избегавшие общения даже друг с другом, соблюдая обет молчания, предававшиеся самобичеванию, молитвам и физическому труду.

Ту же тенденцию к моральному обновлению отражало и зарождение так называемого клюнийского движения, получившего название от небольшой французской обители Клюни и объединившего к XI в. уже более двухсот монастырей по всей Европе. Клюнийское движение сыграло важную роль и в политической борьбе за реформу церкви и усиление позиций духовной власти в миру.

Завершение складывания системы феодального землевладения и присвоение магнатами публично-правовых функций привели к распаду крупных политических образований там, где они имели место (Франция), и замедлили их формирование в других регионах (Германия, Италия, Англия). В Западной Европе в IX–XI вв. воцарилась феодальная раздробленность.

Однако с точки зрения институционного развития государства раздробленность и партикуляризм имели свои положительные моменты: они были естественной реакцией на опыт плохо управляемых монархий, объединявших, подобно империи Карла Великого, множество этносов и слишком обширные территории, которые королю приходилось постоянно объезжать, не имея ни других способов, ни аппарата управления. В масштабах небольших государств можно было эффективнее осуществлять политику и защищать его рубежи, опираясь на вассальное ополчение.

Характерная черта Европы X–XI вв. – интенсивное строительство феодальных замков (получившее название «инкастелломенто»), которые возводили не только могущественные сеньоры, но и феодалы средней руки. Эти «дворянские гнезда» господствовали над округой, а их владельцы – шателены – приобретали реальную административную и судебную власть над местным населением.

Одной из причин повсеместного сооружения укрепленных цитаделей была новая опасность, грозившая с севера. В IX в. скандинавские викинги, которых в Европе называли «северными людьми» – норманнами, предки современных шведов, датчан и норвежцев, находившиеся на стадии разложения родового строя и вынужденные покидать скудные земли Скандинавского полуострова из-за их перенаселенности, начали активно перемещаться на своих судах вдоль побережья Западной Европы, подвергая их опустошению. Набеги викингов были одной из последних волн Великого переселения народов. Норманны заходили в устья больших рек и продвигались по ним в глубь территории Франции и Германии, грабили берега Испании и Португалии, проникали в Средиземное море.

Короли и крупные сеньоры порой нанимали дружины викингов к себе на службу, но это было довольно опасно: в 911 г. Роллон, предводитель датчан – наемников французского короля, вынудил последнего предоставить им земли для поселения на континенте, в результате чего возникло герцогство Нормандия. Скандинавы быстро смешивались с местным населением и усваивали феодальные обычаи.

В IX в. норвежцы колонизовали Исландию, а выходцы из Дании заселили острова в Северной Атлантике – Фарерские, Оркнейские, Шетландские, Гебридские. Они терроризировали своими набегами население Англии и к концу IX в. захватили уже около половины ее земель, которые получили название «Область датского права» – Дэнло. Своего пика экспансия датчан достигла при короле Кнуте Великом (1016–1035), объединившем под своей властью земли Дании, Норвегии и Англии.

В XI в. нормандцы – потомки датчан Роллона – продолжали свои миграции в двух направлениях: на юге они продвинулись до Италии, приглашенные туда, чтобы оказать поддержку местному населению против арабов. В результате умелых действий их предводителя Робера Гуискара они сначала подчинили себе всю южную Италию, а затем двинулись против арабов и захватили Сицилию. Весь юг Италии оказался в руках нормандцев, основавших здесь Сицилийское королевство.

На западном направлении добычей нормандцев стала Англия, которую герцог Нормандии Вильгельм захватил в 1066 г.

Активность норманнов в Европе пошла на убыль лишь в XII–XIII вв. Наряду с миграциями опасность для стран Западной и Центральной Европы в X в. представляли набеги венгров – кочевых племен, потомков гуннов и аваров Паннонии.

На другом конце Европы совершили обширные завоевания арабы. Высадившись в 709 г. на Пиренейском полуострове, они в союзе с африканским племенем берберов (которых христиане называли маврами) разбили армию вест-готов и захватили практически весь полуостров, за исключением его гористых северных областей, населенных древними автохтонными племенами – астурийцами и басками. Отсюда, из Астурии, началось медленное отвоевание земель у арабов христианским населением – процесс, получивший название Реконкисты. Реконкиста растянулась на восемь веков и оказала глубочайшее воздействие на все стороны жизни и культуру местных жителей. Ее центрами были, наряду с Астурией, Барселонская (Испанская) марка, основанная Карлом Великим, Наварра и Арагон. По мере оттеснения мавров на юг на освобожденных землях возникали, сливались, распадались и исчезали различные христианские государства. В первой половине XI в. крупнейшими из них были королевства Кастилия, Наварра и Арагон и графство Барселонское.