Электронная библиотека » Сергей Нуртазин » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 27 ноября 2023, 18:31


Автор книги: Сергей Нуртазин


Жанр: Книги о войне, Современная проза


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

За ним в подвал устремились бойцы его отделения. Помещение, не меньше десяти метров в длину и столько же в ширину, изрядно заставленное металлическими и деревянными ящиками, плетеными корзинами и бочками, скупо освещалось одной лампочкой. Из темного угла подвала слышалось бормотание на немецком языке. Разведчики, прикрывая друг друга, приблизились к месту, откуда оно исходило. На полу, возле бочки с вином, сидели три эсэсовца. Двое были пьяны и сопротивления оказывать не собирались. Третий, молодой, белобрысый, без головного убора, смотрел на солдат Красной армии трезвым испуганным взглядом голубых водянистых глаз. Держа немцев на мушке автомата, Григорьев раздавал приказы:

– Лисковец, забери у них оружие! Красильников, осмотреть помещение. Джумагалиев, быстро позови Вязовского, надо выяснить у пленных, много ли фрицев и не прячется ли в доме еще кто-нибудь. Заодно узнай, что там наверху. Если дом от фрицев отчистили, то сообщите нашим и чехам.

Через минуту в подвал спустился Джумагалиев и молодой боец Константин Вязовский. Григорьев глянул на Вязовского:

– Давай, москвич, допроси фрицев, ты ведь у нас знаток немецкого языка.

Константин посмотрел на эсэсовцев:

– Как же их допрашивать? У этих двух языки от выпитого вина заплетаются, а этот трясется, как осиновый лист на ветру, даже слышно, как зубы стучат. Мы на втором этаже семерых в плен взяли и на чердаке еще одного. Видать, сильно мы их ошарашили своим внезапным нападением. Как припекло, так они сразу врассыпную бросились, будто зайцы, и лапки кверху подняли. Тоже мне, вояки хреновы…

Лисковец покосился на Вязовского:

– Тут ты, парень, не прав. Немец воевать умеет. Ты молодой, всего-ничего служишь, а я давно воюю и помню, какой немец в первые годы войны был. Эти вояки за три года, почитай, всю Европу под себя подмяли, а Чехословакию и вовсе за один день оккупировали. Правда, на нашей земле эти бравые солдаты споткнулись. Только поначалу бывало, что нам самим иной раз приходилось от них по полям да по лесам, словно зайцам, бегать. Нынче мы их толпами в плен берем, а тогда наоборот было. Я уж за эти годы повидал и отступление, и окружение, и плен. Это сейчас в нашей армии и боеприпасы, и обмундирование, и питание, и техники в достатке, а тогда тяжеловато приходилось, случалось и траву, и дохлых лошадей пробовать на вкус, а порой и вовсе жрать нечего было. Зато вши нас ели хорошо. Я из-за них и тифом, и малярией переболел, и дизентерия меня из-за употребления плохой воды не обошла своим вниманием. Может, поэтому и жив остался. Если бы часто в госпитали не попадал по болезни или по ранению, то уже, наверное, лежал бы в сырой земле. Возможно, благодаря этим отсрочкам до конца войны и довоевал. В царице полей – пехоте – долго не повоюешь: один хороший бой – и, как на фронте говорят, отправишься прямиком или в земотдел, или в здравотдел. Что же касательно фрицев, то сейчас, конечно, немец не тот, но все равно вояки опытные остались, иначе почему столько наших солдатиков погибает. Правда, и мы воевать научились, потому и бьем фрицев. А у этих, сдается, желание воевать отпало, да и пьяные они, заразы, в стельку, иначе нам бы туго пришлось…

Командир отделения прервал рассуждения бывалого солдата:

– Так, Лисковец, хватит философствовать. Бери этих любителей хмельного и веди наверх, на свет божий. Может, там протрезвеют. Молодого фрица здесь допросим, без свидетелей.

Аркадия Лисковца старший сержант уважал и считал его боевым товарищем, поскольку пришлось им немалое время повоевать вместе. Уважали его и остальные бойцы отделения, особенно молодые. Лисковец воевал давно, был говорлив и мог многое рассказать и поделиться опытом, что и делал при любом удобном случае. Григорьев ему не мешал, знал: Аркадий хоть и балагур, но плохого не посоветует, и молодым это будет на пользу. Он помнил, как совсем недавно, при освобождении города Брно, попали они под жестокий обстрел, находясь в окопе противника, покинутом хозяевами, из него-то немцы и хотели их выбить посредством мин и снарядов. Особенно туго пришлось недавно призванным красноармейцам Вязовскому и Долгих. Они сидели на дне окопа побледневшие и вздрагивали при каждом взрыве. Вот тогда-то Лисковец и провел с ними воспитательную работу. С невозмутимым видом он сел рядом с молодыми бойцами, достал из кармана колоду карт, сказал: «Чего, суслики, носами в землю уткнулись? Давай в подкидного дурачка сыграем, покуда время есть». Спокойствие Лисковца передалось молодежи, правда, в карты им поиграть не пришлось, но в атаку они пошли без страха…

Лисковец подошел к эсэсовцам, ухватил одного из них за ворот расстегнутого кителя.

– Вставай, морда эсэсовская!

Немец задрал голову, посмотрел на разведчика затуманенным взглядом больших светло-серых глаз, заплетающимся языком изрек:

– Ихь фэрштээ нихьт.

Лисковец глянул на Вязовского.

– Костя, растолкуй фрицу по-хорошему, или я его прикладом вразумлю.

Вязовский терпеливо объяснил пьяному немцу, что от него требуется. Немец согласно закивал.

– Я, я русиш зольдат. Гитлер капут. Хэльфэн зи мир биттэ.

Лисковец снова обратился за разъяснениями к Константину:

– Чего он бормочет?

– Просит помочь встать.

Лисковец бросил на эсэсовца возмущенный взгляд.

– Сейчас я тебе помогу, пьянь гитлеровская! Если не подымишься, голову размозжу. Ферштейн!

Немец непонимающе посмотрел на Аркадия.

– Нихт ферштейн.

Лисковец замахнулся на эсэсовца прикладом автомата. Григорьев остановил:

– Лисковец! Я тебя очень прошу, давай без рукоприкладства. Забирай фрицев, и идите наверх. Нам допрос надо провести.

– Как скажешь, командир, но я бы к нему приложился. С превеликим удовольствием за наших погибших товарищей с ним расквитался. Помню, в сорок первом году мы в контратаку пошли, на таких же вот в эсэсовской форме, они драпанули, мы деревеньку с ходу взяли, как положено, охранение поставили, спать в хатах улеглись, а эти суки среди ночи из подвалов, как тараканы, повылезали и давай в нас тепленьких и сонных стрелять. Потом к ним помощь подошла. Тут уж нам пришлось драп-марш делать в обратном направлении. Много они тогда ребят из нашего батальона положили. Кто знает, может, эти тоже хотели такую подлость совершить…

Григорьев бросил:

– Чего они хотели, это мы сейчас узнаем, а с немцами мы за погибших рассчитались сполна, уже хватит. Веди фрица наверх.

Лисковец нехотя помог немцу подняться на ноги. Эсэсовец, растягивая слова, произнес:

– Данкэ шен.

Аркадий зло плюнул на пол.

– Пристрелил бы гада! Руки вверх! Хэнде хох! Стой спокойно, зараза, надо тебя обыскать, а ну как припрятал гранату, пистолет или ножик. От вас, паразитов, всего можно ожидать.

Немец икнул, послушно поднял руки вверх, пошатываясь, терпеливо стал ждать окончания процедуры обыска. Лисковец зашел со спины, ощупал форменную одежду немца сверху донизу. Оружия у эсэсовца при себе не оказалось. В карманах удалось обнаружить только массивный серебряный портсигар с изображением орла и свастики на крышке, зажигалку и небольшую тубу с таблетками. Аркадий сумел прочитать название на немецком:

– Пер-ви-тин. Командир, похоже, это таблетки, которые фрицы глотают, чтобы сил набраться. Вроде как наши сто грамм перед боем. Только сдается мне, не больно им эти пилюли помогли.

По каменным ступеням загромыхали ботинки жандармов. Франтишек и его сослуживец, озираясь, спустились в подвал, подошли к Григорьеву.

– Вот тебе, Аркаша, и помощники, – старший сержант обратился к Франтишику. – Что у вас?

Из объяснений чеха старший сержант понял, что трое немцев попытались вырваться из дома через черный ход на соседнюю улицу. Им удалось тяжело ранить одного из жандармов, чехи ответили им гранатой. Больше эсэсовцы попыток вырваться из дома не предпринимали. Вскоре стрельба в доме затихла, и за ними пришел Джумагалиев.

Григорьев похвалил повстанцев и попросил помочь рядовому Лисковцу конвоировать пленных эсэсовцев наверх. Жандармы подняли с пола второго пьяного немца, волоком потащили к ступеням. Подопечный Лисковца, подгоняемый частыми тычками и командой: «Шнель, подлюка! Шнель!» – пошатываясь, побрел к ступеням сам.

Когда Аркадий Лисковец и чехи увели пьяных немцев, Константин Вязовский сел на стоявший ребром пустой ящик и приступил к допросу. Разговор с молодым эсэсовцем длился чуть больше трех минут. Григорьев время от времени говорил, о чем надо спрашивать немца. Когда допрос был закончен, Вязовский доложил:

– Их было двадцать, с ними офицер. Они из резервного батальона СС и несли службу в Праге. Ночью с пятого на шестое мая их отрядили для сопровождения и охраны груза. Груз на машинах привезли к этому дому. Часть из них занималась разгрузкой. Позже к ним на помощь пришли одетые в гражданскую одежду немцы-мужчины. Их было пятеро. С ними был и хозяин дома Рудольф Кромбергер. Кромбергер и унтерштурмфюрер Курт Шнайдер, командир отряда, руководили разгрузкой ящиков и складировании их в подвале.

Григорьев бросил взгляд в сторону лежавшего на ступеньках эсэсовского офицера.

– По-видимому, это и есть их командир. Говори дальше, что у фрица выведал.

Вязовский продолжил:

– Двое из гражданских после разгрузки ушли, а трое остались. Им были выданы гранаты, винтовки и патроны из ящиков, которые привезли в машинах. Хозяин дома тоже ушел. Он сказал их командиру, что спрячет семью в надежном месте и вскоре вернется. Но не вернулся. Со слов пленного, им было поручено ожидать машины, которые должны забрать часть ящиков. В случае нападения на дом и возможности их захвата, офицер должен был немедленно взорвать склад с боеприпасами. Здание предполагалось покинуть через черный ход.

Григорьев хмыкнул, сместил взгляд с немца на Вязовского:

– Должен был, да не смог. Спускался с гранатой в подвал. Наверное, хотел пустить здесь все на воздух, только Джумагалиев его остановил. Спроси, почему не ушли?

Вязовский задал немцу вопрос.

– Он говорит, что не было приказа командира, а за неисполнение полагается расстрел. Кроме того, им было приказано до последнего сражаться за Гитлера.

– Скажи, что его фюрера уже нет и воевать не за кого, так как подписан акт о капитуляции.

– Вероятно, они об этом не знали. Радио в доме отключено, кто-то перерезал им провод. Они посылали двоих солдат и одного гражданского на разведку, но те не вернулись. Он говорит, что был на кухне и охранял вход в склад той ночью, когда они в сопровождении унтерштурмфюрера Курта Шнайдера спустились в подвал, некоторое время спустя оттуда вылез только их командир. После этого его сразу же сменили, но он не заметил, что кто-то покидал дом этой ночью через парадный или черный выход.

Григорьев озадаченно посмотрел на Вязовского:

– Что это значит?

– Немец говорит, что, возможно, из подвала тоже есть выход.

– Это интересно… Надо будет проверить.

– Еще он просит не убивать его и не отдавать чехам. Говорит, что пошел воевать не по своей воле. Сетует на то, что командование бросило их на произвол судьбы.

– Скажи, что я расстреливать его не собираюсь, а что с ним будет дальше, не мне решать.

Когда Вязовский перевел, Григорьев сказал:

– Теперь приступим к математике. Немцев было двадцать, с ними офицер и трое гражданских. Итого двадцать четыре. Трое от них ушли. Офицера и еще троих мы положили на первом этаже. Еще троих чехи у черного входа.

– На втором двое убитых, на чердаке один мертвяк и раненый пулеметчик. Еще семерых фрицев плен взяли. Среди них двое гражданских, один из них ранен. К ним еще трое из подвала. У нас только Опанасенко в руку легкое ранение получил, и у Петра Долгих кожу на голове содрало осколком.

– Ничего, от касательного ранения еще никто не умирал. Такие, значится, дела… Неплохая, рядовой Вязовский, у нас с тобой математика получается. Наше славное отделение при помощи доблестных минометчиков и чешских повстанцев захватило склад боеприпасов и оружия, уничтожив при этом десять гитлеровцев, взяв в плен одиннадцать. Так что готовь дырку на гимнастерке для награды.

Вязовский хотел что-то ответить, но в это время в подвал спустился Айдарбек Джумагалиев, по его скуластому лицу расплылась широкая улыбка.

– Товарищ старший сержант, разрешите доложить?

– Докладывай, чего щеришься. Без того глаза узкие, а теперь и вовсе не видно.

– Э-э, глаза узкий, зато трофей сразу увидел. Там во дворе у ворот машина легковой, ее осколком било, когда немец гранату кидал, а за ней мотоцикл немецкий. Совсем новый. Красавец. М-м. Жаксы. Скакун настоящий. Пойдем скорее, смотреть будем.

Из-за ящиков вышел пулеметчик Красильников.

– Командир, я все проверил. Там взрывчатка лежит, провода какие-то, шнуры, похоже, что немцы готовы были в случае чего склад этот на воздух пустить. Провода спрятаны так, что с первого раза не заметишь, и ведут к пустой бочке. Я ее трогать не стал, мало ли.

– Ничего не трогай, саперы придут, разберутся. Немцы могли здесь «подарки» оставить, они на это способные. Что еще обнаружил?

– Тут целый арсенал. Есть винтовки, автоматы, штук пять «косторезов». К ним боеприпасы.

– Это хорошо.

– Неплохо было бы один МГ-42 себе у ротного выпросить.

– На кой черт он тебе сдался, все равно войне конец? Скорее всего, это наш последний бой. Так что, Миша, пакуй чемоданы.

– Верно. Все никак не привыкну. Хотя для нас, как я погляжу, война пока еще не кончилась. Немец-то, стервец, огрызается.

– Ничего, скоро мы ему зубы окончательно выбьем, огрызаться нечем будет.

– Если посмотреть на то, сколько они тут приготовили, то есть чем огрызаться. Здесь одних гранат ящиков двадцать, не меньше, кроме того, взрывчатки ящиков десять, один ящик готов к применению, а еще фаустпатроны. И харч имеется. Там тебе и консервы разные, с рыбой и с ветчиной, и галеты, и кофе в тюбике с сахаром и молоком, и брикеты с концентратом. По-моему, суп гороховый. Кроме эрзаца есть и хозяйские запасы: колбаса, сыр и закрутки, варенья да компоты, а еще бумажки какие-то. Это, наверное, чтобы ими фрицам задницу подтирать.

Григорьев насторожился:

– Какие бумажки?

– Обыкновенные. В ящиках, в папках лежат.

Старший сержант встал с ящика, махнул рукой Вязовскому.

– Пойдем, Константин, посмотрим, что это за бумаги.

Айдар Джумагалиев недоуменно посмотрел на Григорьева.

– Командир, зачем бумаги? Пойдем мотоцикл смотреть.

– Джумагалиев, угомонись! С твоим трофеем мы немного позже разберемся, а ты пока отведи допрошенного немца к Лисковцу, – и, обратившись к Красильникову, бросил: – Миша, показывай, где твоя находка?

Красильников подвел разведчиков к стопке деревянных ящиков, осторожно открыл крышку верхнего.

– Вот здесь, смотрите.

Григорьев осветил трофейным немецким фонариком содержимое.

– Похоже, документы. Константин, глянь, что на них написано.

В ящике лежали папки, на каждой изображение орла со свастикой в когтях. Вязовский взял одну из них, открыл, пробежал глазами по написанному на немецком языке тексту, положил обратно в ящик. Осмотрев еще несколько папок, обернулся к Григорьеву.

– Думаю, что документы важные, на всех папках гриф «секретно».

– Поэтому фрицам и был дан приказ уничтожить склад, а вместе с ним и документы.

– Не зря их сюда перевезли, место тихое, вряд ли кому придет в голову, что в простом доме могут храниться важные бумаги.

– Вот это меня и беспокоит… Интересная картина получается. Похоже, что провода тянуться не к бочке, а в подземный ход, о котором было известно только хозяину дома, командиру эсэсовцев и троим немцам, покинувших дом с его помощью. По всей видимости, все остальные знали только о двух выходах из дома и поэтому были обречены на смерть, а их командир в случае опасности должен был через подвал проникнуть в тайный подземный ход, взорвать склад вместе с домом и своими подчиненными, а потом целым и невредимым покинуть этот район. Совершить задуманное ему помешал Джумагалиев, но кто знает, может, еще какая сволочь сидит в подземном ходе и в любую минуту готово отправить нас на небеса… Так что надо попробовать осторожно отодвинуть бочку и пробраться в подземный ход, не дожидаясь саперов. Понимаю, что дело рискованное, да и погибать сейчас никому не охота, но и медлить мы не можем. Поэтому принимаю решение: всем покинуть здание и отойти на безопасное расстояние, а я останусь здесь. Если все нормально, я сообщу.

Вязовский шагнул к Григорьеву.

– Товарищ старший сержант, прошу разрешить остаться с вами.

Александр отрезал:

– Нет.

Вязовский хотел сказать что-то еще, но в это время в углу послышалась возня, пустая бочка, к которой вели провода от взрывчатки, зашевелилась и опрокинулась. Мотоциклисты взяли оружие наизготовку. Бетонная плита размером полметра на полметра, на которой прежде стояла бочка, приподнялась и отодвинулась в сторону, открывая лаз, из которого раздался знакомый голос: «Не стреляйте! Свои!» – а затем высунулась голова в красноармейской пилотке. К немалому удивлению разведчиков, это была голова Мельникова. Увидев сослуживцев, его морщинистое лицо расплылось в улыбке. Красильников матерно выругался, добавил:

– Вот, чертяка, напугал, мы же тебя чуть не шлепнули. А вдруг бы вместо нас здесь немцы были?

– Обижаешь. Я охотник бывалый. Прежде чем вылезти, я притаился, прислушался, а уж когда ваши голоса услышал, наверх полез.

– Ты как там оказался?

Мельников вытащил винтовку, положил на пол, затем вылез сам. Отряхнувшись, стал говорить:

– Товарищ старший сержант приказал мне осмотреть здание, вот я и стал проверять квартиры. Их четыре оказалось, по две на каждом этаже. На первом мне старушка дверь открыла, а вторая квартира закрытой оказалась, только я шорох внутри услышал. Постучал, не открывают, я дверь и вышиб. Гляжу, в окно гражданский выпрыгнул, я к окну, а его будто и не было. Потом огляделся, в углу комнаты подвал открытый. Прислушался, внизу тихо. Я в него лезть не стал, крышку закрыл, да на всякий случай гранатку к ней приспособил, если немец какой надумает оттуда вылезти, так будет ему подарок. После проверил две оставшиеся квартиры, чердак, выбрал место и вам сигнал подал. Когда стрельба закончилась, я подарочек с крышки подвальной убрал и осторожно вниз спустился, а там ход подземный, низкий такой, узкий. Вот я и решил разведать. Полусогнутым сюда и добрался, а как ваши голоса услышал, понял, что ход привел меня в подвал дома, который нам приказано было взять.

Григорьев наставительно произнес:

– Твои действия, Василий Матвеевич, как разведчика, считаю неправильными. Вначале надо было доложить об обнаружении подземного хода.

– Виноват, товарищ старший сержант…

Красильников почесал затылок.

– Получается, знай мы об этом подземном ходе, то можно было бы немцев из подвала накрыть.

– Это как получилось бы, но, сдается, что мои мысли были правильными, и если б эсэсовский офицер успел привести в действие взрывное устройство, то нам не поздоровилось бы. Возможно, что это хотел сделать человек в гражданском, скорее всего тот, который, со слов допрошенного немца, ушел с двумя эсэсовцами в разведку, но Мельников его спугнул. Главное, что все обошлось. Задачу мы свою выполнили, трофеи раздобыли, будет что командованию предъявить. Придется тебе, Вязовский, сегодня еще одну дырку сверлить для награды. Вернешься в свою Москву весь в орденах да медалях, а ты боялся, что война кончается, а ты еще ни одной награды не получил… Слушай, я вот что хотел у тебя спросить, почему ты с таким хорошим знанием немецкого языка в переводчики не попросился?

Вязовский ответил шутливым тоном:

– Из-за наград, товарищ старший сержант.

Только что присоединившийся к ним Лисковец недовольно покосился на молодого бойца:

– Награды им подавай. Нас в первые годы войны не больно наградами жаловали, а мы больше вашего пережили.

– Шучу я. Если серьезно, то боялся, что отправят меня в штаб с документами работать или пленных допрашивать, а то и вовсе в тылу отсиживаться, а я воевать хотел, за брата мстить. Он в сорок первом погиб…

– Ну и зря, переводчики в армии нужны. К твоему сведению, они не только в штабах сидят, их даже в тыл к немцам с диверсионными группами забрасывали. Сам тому свидетель. И что бы мы сейчас без тебя делали? Кто бы эсэсовца допрашивал? Гургенидзе, Джумагалиев или Опанасенко? Думаю, что фриц грузинский, казахский и украинский языки не знает.

– Я это сразу понял, как в батальоне очутился, поэтому и раскрыл свое знание немецкого языка, чтобы к вам в разведку попасть.

– Ишь ты, – встрял в разговор Аркадий Лисковец, – а я в свое время в разведку подался из-за жратвы. У разведчиков дополнительный паек, а мне уж так сильно кушать хотелось. Тогда для меня две главные задачи были: поспать и пожрать.

– Я о еде не думал. Меня ведь, когда на службу забирали, в противовоздушную оборону хотели определить. Вы сами знаете, как остряки ПВО расшифровывают: «Пока война – отдохнем, после войны – отработаем». ПВО, конечно, дело нужное, но там возможности сойтись с врагом лицом к лицу мало, а война заканчивается. Я тогда рассказал, что до войны некоторое время занимался мотоспортом в обществе «Динамо», вот и попал в мотоциклетный батальон. Я вообще технику люблю, хочу после войны в механико-машиностроительный институт имени Баумана поступать.

– Понятно, молодец. Добился, значит, чего хотел. Это хорошо, а теперь возьмите с ефрейтором Красильниковым из трофея чего-нибудь перекусить и поднимайтесь наверх. Надо червячка заморить. Я чую, что наша полевая кухня теперь не скоро до нас доберется.

Красильников, провожая взглядом командира, сказал:

– Взять-то возьмем, только сначала на хозяйской собачонке, которая во дворе лежит, проверим, а то фрицы могут еду отравить, с них станется.

– Не получится, собачонка совсем мертвая лежит. Джумагалиев ее в расход пустил, когда она на него бросилась. Пес, видать, обученный был, если стрельбы и взрывов не испугался…

Григорьев устало поднялся по ступеням, громко крикнул:

– Джумагалиев! Ты где?

Айдарбек выбежал из соседней комнаты.

– Здесь я, товарищ старший сержант. Кишкентай бобек убирал на улицу.

Александр удивленно посмотрел на казаха:

– Кого?

– Офицера немецкого, которого я убил. Это будет пятый, которого я, как говорит Лисковец, укокошил своими руками. У казахов есть детская считалка, на пальцах, – Айдарбек начал по порядку загибать пальцы на левой руке, начиная с большого. – Бес бармак, балан уйрек, ортан терек, шылдыр шульмек, кишкентай бобек. Вот и получается, что этот пятый немец – кишкентай бобек.

– Бог с ним, с твоим кишкентаем, показывай свой трофей.

Джумагалиев махнул рукой.

– Пойдем, товарищ старший сержант, покажу.

Разведчики неспешно вышли во двор, подошли к стоявшему неподалеку от ворот четырехдверному автомобилю «Шкода», бежевого цвета. Григорьев погладил капот автомобиля.

– Хороша машинка. Чехи делали.

– Э-э, зачем тебе эта машина? Сюда смотри, товарищ старший сержант, – Джумагалиев указал на мотоцикл серо-зеленого цвета.

Григорьев подошел к мотоциклу:

– А это старый знакомый. Немецкий. «Цундап» называется. Теперь, похоже, на нем поездить не придется. Такой трофей домой бы увезти.

Джумагалиев шмыгнул носом.

– Лучше швейную машинку «Зингер» возьми и иголки для нее, а мотоцикл как повезешь?

– Эх, Джумагалиев, наивный ты человек. Кто ж мне его разрешит взять? Генералам и офицерам, может, и перепадет, а нам не положено… Ладно, Бог с ними, с трофеями. Сейчас для нас главное – самим живыми домой вернуться. Нашему возвращению родные и без трофеев обрадуются.

– Правильно говоришь, командир. Я тебе тоже обрадуюсь, если после демобилизации ко мне в Казахстан в гости приедешь. Я для тебя барана зарежу, будешь в нашей юрте на почетном месте сидеть, бешбармак кушать, кумыс и айран пить. Апа тебе баурсаки сделает, я на домбре играть буду, мой дядя акын для тебя петь будет. Э-э, ты знаешь, как он поет? М-м, вся степь замирает, чтобы его слушать. Приедешь?

– Почему бы и нет, если не передумаешь.

– Э-э, зачем так говоришь, товарищ старший сержант? Ты для меня, как старший брат. Сколько раз меня в бою выручал. Ты мне теперь самый лучший друг. У нас говорят: «Агаш тамырымен, адам досымен мыкты».

– Чего?

– Дерево крепко корнями, а человек – друзьями.

– Правильно говорят. Ты на меня не обижайся, Айдарбек, шучу я. Если все нормально будет, то обязательно к тебе в гости приеду.

– Обещаешь?

– Обещаю, слово гвардейца тебе даю.

Казах обратил взор к небу, вполголоса произнес:

– Иншааллах, пусть так и будет.

Григорьев похлопал Джумагалиева по плечу.

– Будет, Айдарбек, обязательно будет, а сейчас пойдем, возьмем склад и здание вместе с пленными под охрану, выпьем по чарке, перекусим и будем ждать командование.

Перекус получился сытным, к своим запасам разведчики добавили трофейные продукты и по стакану вина из подвала. Непьющему Петру Долгих налили кружку вишневого компота из закатанной стеклянной банки, добытой там же в подвале.

Григорьев выпил за победу, но сидеть с бойцами своего отделения не стал, усталость одолевала, а потому он пошел отдыхать в комнату на втором этаже. Это был скромных размеров кабинет, в правом углу которого стоял массивный резной шкаф темного дерева со стеклянными дверцами, у стены слева – темно-коричневый диван из кожи, центр занимало такого же цвета кожаное кресло и столь же массивный, как и шкаф, стол, к которому приткнулись два стула с высокими резными спинками. На одной половине покрытого синим сукном стола стояли полупустая бутылка вина, три бокала, чашка с недопитым кофе, ваза с печеньем, раскрытая плитка шоколада, тарелка с нарезанными кружочками колбасы и набитая окурками жестяная банка из-под консервов. Здесь же рядом, у лампы с сиреневым абажуром, лежала разбросанная колода игральных карт и фотографии с обнаженными девицами.

«Ишь, развлекались тут, сволочи… Ну ничего, теперь им не до развлечений будет», – подумалось Александру.

Вторая половина стола была занята аккуратно сложенными стопками исписанной бумаги. Несколько листов валялись и на паркетном полу вместе с десятком пустых бутылок. Григорьев зевнул и направился к дивану. Обутая в кирзовый сапог нога наступила на что-то твердое. Старший сержант глянул под ноги. С дубового паркетного пола на него смотрело одутловатое лицо с маленькими цепкими глазами, тонкими губами и щеточкой усов под большим носом. Григорьев брезгливо отдернул ногу. Видимо, кто-то из бойцов его отделения успел скинуть фюрера со стены. Александр с ненавистью отшвырнул портрет Гитлера в деревянной рамке носком сапога. Адольф заскользил по паркету и исчез под шкафом.

– Вот так будет лучше. Чтобы глаза не мозолил, гад, – удовлетворенно произнес Григорьев, подошел к дивану, закинул полосатый черно-красно-белый шерстяной плед на кожаную спинку, изможденно сел, снял сапоги. Муторный запах портянок и потных ног ударил в нос. Что ж, ему не привыкать. За время, проведенное на фронте, всякого пришлось понюхать. Знаком был запах пота, немытого тела, пороха, горький запах дыма костров и пожарищ, металлический запах крови и тошнотворный запах разлагающихся мертвых тел. Теперь ощутил он и запах долгожданной победы. Размотал портянки, лег на диван, положил голову на круглый кожаный подлокотник, блаженно вытянул ноги. Усталость, накопившаяся за дни стремительного и тяжелого наступления на Прагу, когда в день приходилось с боями преодолевать от тридцати до пятидесяти километров, а порой и более того, без нормальной еды, сна и отдыха, придавила к дивану. Александр повернулся на бок, прикрыл отяжелевшие веки. Отчего-то вспомнились боевые товарищи. Те, кому не довелось дожить до победы. К сладостному чувству добавился привкус горечи. Вспомнились и закадычные друзья: рыжеволосый детина, драчун и заводила Тимоха Великанов, лопоухий весельчак, сухощавый и малорослый Максимка Плотницын и черноволосый с большими темно-карими глазами Лева Багдасарян. Четвертым в их компании был он – Александр Григорьев…

* * *

Все четверо росли на самой окраине Ростова-на-Дону, на одной улице, все четверо ходили в одну школу и в один класс, вчетвером услышали и сообщение о начале войны. Этому способствовала ссора Левы Багдасаряна с Севкой Зиновьевым по кличке Рябой, и произошла она из-за глазастой девятиклассницы с каштановыми вьющимися волосами, которую звали Соня Бернштейн. Левка был младше, но уже давно смотрел на нее с обожанием. Случай признаться ей в своих чувствах подвернулся двадцать первого июня. Для этого Левка подбил друзей сходить в школу на вечер выпускников. Охочие до приключений товарищи согласились без долгих раздумий.

У входа в здание дежурили два десятиклассника и преподаватель военного дела и физкультуры Федор Филипович. Выждав момент, когда учитель отошел, Левка с друзьями двинулся к входу в школу. Перед дверями их остановил щуплый десятиклассник в очках.

– Стойте, вам сюда нельзя. Малы вы еще ходить на вечера выпускников.

Вперед выступил Великанов. Тимофей был на полголовы выше низкорослого десятиклассника. Посмотрев на него сверху вниз, угрожающе изрек:

– Это кто мал? Снимай очки, пойдем за угол, посмотрим, как ты со мной справишься.

Второй десятиклассник, высокий, атлетически сложенный, поспешил уладить конфликт. Оттеснив одноклассника плечом, он протянул ладонь Великанову.

– Здорово, Тимоха!

– Здорово, Витек! Как дела?

– Как видишь, школу закончил, теперь в Москву собираюсь ехать, в техникум поступать.

Тимофей кивнул на щуплого десятиклассника.

– Ты бы успокоил дружка своего, нам в школу зайти очень надо.

Витек повернулся к товарищу.

– Женька, пропусти его. И друзей его тоже. Мы с ним вместе боксом занимались.

Женька посторонился, пропуская компанию.

– Только смотрите, ведите себя тихо и не попадайтесь лишний раз на глаза преподавателям, а то нам из-за вас влетит.

Памятуя о его напутственных словах, вошли в зал, где как раз начался выпускной бал. Левка времени не терял и первым пригласил Соню на танец. Она не отказала, так как выяснилось, что он ей тоже нравился. Они даже договорились, что следующий танец снова будут танцевать вместе, тогда же Левка намеревался назначить ей свидание на завтра, но этому не суждено было сбыться.

Как оказалось, Соня Бернштейн нравилась не только Леве Багдасаряну, но и ее однокласснику Севке Рябому. Соня никаких чувств к Севке не питала, но это его мало волновало, и он надеялся все равно добиться ее расположения в этот вечер, однако в его планы неожиданно вмешался соперник. После завершения танца Севка не замедлил подойти к Леве. Прищурив серые колючие глаза, прошипел:

– Слушай меня внимательно, щенок кучерявый. Бери своих дружков и быстро мотайте отсюда подобру-поздорову! И чтобы я тебя больше рядом с Сонькой не видел. Понял?


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации