Текст книги "Казаки и мангусты. Сборник рассказов"

Мужская солидарность

Хамид огорошил нас новостью: его сын лишен свободы за аморалку. Сказал как выстрелил – и начал скрипеть зубами и лезть на стены нашей гостиной.

Хотя, нет. Я не с того начал.

В штате Керала очень строгие нравы. Здесь набожное население повсеместно соблюдает патриархальный завет о разведении полов по разным углам. В школах мальчики и девочки учатся врозь. Места в общественном транспорте разделены на мужские и женские. Очереди тоже формируются по половой принадлежности. Дамы из дома выходят не иначе как замотанные в сари с головы до ног и только в сопровождении ближайших родственников мужчин. И так далее. Это для европейца «Гюльчатай, открой личико» – нормальная и понятная просьба. А здесь за такое головы отрубают. (Шутка. Только языки.)

Так вот Хамид ужасно переживал. Мир рухнул, потому что его 17-летний сын Сабир – аморальный человек. Вчера этот недостойный старшеклассник был замечен в школьном коридоре, соединяющем мужскую и женскую половины. Там он… (о, Аллах, дай мне сил сказать это вслух!) он там разговаривал… с девочкой! И даже записал ее телефон! Ты можешь в это поверить, Сергей!?

Отец запер развратника дома, лишил мобильника и права на переписку. Сторожить оставил мать его Зину и двоюродного брата. А сам пришел искать сочувствия у русских друзей, потому что обсудить ЭТО с местными – язык не повернется. Ну как теперь смотреть в глаза людям! А, Сергей!?

Я был солидарен с Хамидом. Я тоже громко возмущался. И это – наш Сабир! Полторы минуты разговаривать с посторонней девочкой! Куда, куда катится этот мир! Мы с тобой почти ровесники, Хамид. У меня у самого есть дочь не на много старше твоего Сабира. И поэтому я вдвойне разделяю твой справедливый гнев. Ремня ему всыпать, что бы об учебе думал!

Наташа молча подавала нам чай. Она была на стороне Сабира, но не вмешивалась: и так эмоции через край. Только презрительно фыркала, недобро искрила глазами и била хвостом по полу. Накопленная энергия досталась мне одному, когда «базар двух зашоренных мужиков» закончился и гость ушел. Подумаешь – с девочкой поговорил! Им уже по 17 лет! А ты-то хорош, нечего сказать…

Я пытался объяснить свое поведение, что перевоспитать Хамида на европейский лад все равно уже не получится. Так уж лучше дать ему то, зачем он пришел – сочувствие.

Лицемер! И потакаешь обскуранту! Хлопнула дверью и закрылась в спальне. Я тогда чертыхнулся и тоже хлопнул…

И вот теперь я за крайним столиком ресторана «Краб» на Лайтхаусбич. Снимаю стресс. Любуюсь морем, пью охлажденный сок гуавы и пытаюсь вспомнить, кто такой «обскурант». Последнее не получается. Отвлекают пляжницы. Вон еще одна идет. Под струями оранжевого парео угадываются крутые изгибы. Судя по крайне высокомерному выражению лица, на ней должен быть вызывающий купальник. Звезду видят все, а она – никого.

Выходит на пляж неподалеку от «Краба». Сбрасывает парео. (Первая хорошая новость за день – на ней стринги! Значит – будет шоу.) Дива становится к бурному океану передом, а к остальной Индии – задом со спрятанным в нем шнурочком. Закидывает руки за голову и любуется прибоем, легкомысленно поигрывая бедрами в такт плейеру. «Мо-оре зовет, волна поет. А мы такие загораем…»

Местные темнокожие мужчины бледнолицыми задами не избалованы. И поэтому красоту чувствуют особенно остро. Конечно, они уже научились проходить мимо раздельных купальников без шейных вывихов. Но стринги… Это ведь… Это даже не удар ниже пояса, а самый настоящий поцелуй туда же. Не устоять. Тем более, что девушка фактурная, с рельефом.

Ко второму куплету фанаты образуют позади наяды целую свору. Персонал соседних отелей, сбежавшие от клиентов официанты, паломники в традиционных черных одеждах, рикши, носильщики, нищие калеки и прочие ценители прекрасного исчисляются десятками. Мужчины не обращают внимания на солнцепек, задумчиво теребят обязательные для этих мест усы и жгут угольными взглядами беспечные выпуклости.

«А мы такие загораем…»

Наконец, прима оборачивается и обнаруживает свою возросшую популярность. Ее глаза и рот широко раскрываются при виде взвода маньяков с алчными взглядами и перекошенными лицами. Черные глухие одеяния бородатых паломников напоминают мрачные инквизиторские балахоны, что придает грешнице дополнительный градус переживаний. Девица резко отворачивается, несколько секунд стоит в ступоре с деревянной спиной. Потом в панике бросается в воду, чтобы как можно быстрее покинуть эпицентр порока. Но следом за ней ныряют несколько поклонников в рыцарской надежде помочь, если тугая волна сорвет с кумира последние тряпочки или хотя бы плейер…

Неожиданно звучит свисток. Подоспевший бич-гард в голубой униформе велит всем выбраться из воды и успокоиться. Представление окончено. Девица испаряется. Зеваки нехотя расходятся, обмениваясь репликами и масляными улыбками.

Расплачиваюсь с официантом. Он тоже наблюдал, судя по оскалу. На выходе стараюсь не наступить на калеку, делаю неловкий шаг в сторону и впечатываюсь в спину одного из зевак. Мы одновременно оборачиваемся с заготовленными улыбками и словами… и молча замираем.

Передо мной Хамид. А я перед ним. Мы держим улыбки и все никак не найдем подходящих для такого случая слов. Утекают бесконечные секунды, а в моей голове лишь безнадежно буксует «А мы такие загораем!». Когда пауза становится совсем неприличной, раздается спасительный звонок моего мобильника.

– Это дочь! Из России. – с облегчением докладываю Хамиду.

– Хвала Аллаху! – Очень искренне радуется мой друг. – Скорее поговори с ней!

И увлекает меня прочь от «Краба»

«Пап, ты кого бы хотел больше? Внука или внучку?» «Чего?!» «Ты только не волнуйся, я еще успею защитить диплом…» Я делаю по инерции несколько шагов и останавливаюсь. В голове звенит пустота.

– Ну, что она говорит? – спрашивает Хамид. Он готов обсуждать что угодно, лишь бы не вспомнились наши с ним стринги.

– Говорит, что я скоро стану дедом. – Я глупо улыбаюсь. От незнакомых чувств немного кружится голова. На всякий случай берусь рукой за перила. Откуда-то из глубины что-то теплое поднимается к глазам и грозит превратиться в слезы…

Хамид бережно поддерживает меня за талию. Он смотрит на меня со скорбным сочувствием и тяжело вздыхает.

– Крепись, Сергей. Выгнать из дома беспутную дочь – нелегкое испытание для мужчины!

Полицейская изнанка

Ловкий прием в борьбе с коррупцией освоили российские полицейские руководители. Они отобрали у подчиненных заграничные паспорта, а куда спрятали – не говорят. И теперь если захочет какой-нибудь мздоимец поехать в незаслуженный загранотпуск, то должен будет сперва прийти к Палпалычу и попросить свой документ обратно. И придется объяснить зачем: вот, мол, на Каймановы острова хочу слетать на месячишко-другой с женой и тещей. Но командира не проведешь: он только позавчера ведомость подписал, где три рубля на весь личный состав поделены. И сразу догадается, что перед ним взяточник. И – бац ему кулаком по башке!

От такого маневра коррупция доживает последние дни. Об этом нам по секрету сказал Игорь Васильевич. Он как раз служит в полиции начальником. Он тоже лишил загранпаспортов всех, кого смог, и теперь выдает их только лучшим из лучших. Благодарные подчиненные однажды привезли ему сувенир аж из Америки: тематическую бейсболку с английской надписью «Полицейский департамент Нью-Йорка». Генерал подарком дорожит, снимает только в министерстве и на ночь. К нам в Индию приехал тоже в нем.

Высокого гостя угощали Джайпуром. Это древняя столица Раджастана. Со смотровой площадки на скале открывался вид на сказку. Далеко внизу озерцо как тарелка с небом. Прямо на водной глади – дворец магараджи как неведомый цветок. По берегам несметное количество домишек как рассыпанный розовый мармелад. Такой цвет получается от красноватого туфа, из которого сложены стены. А вокруг теснятся синие горы, на которых видны замки и крепостные стены с башнями.

Генерал радовался пейзажу как дитя. От избытка чувств даже хотел было не сходя с места пропустить стаканчик. Но его жена Лена сказала, что надо торопиться вниз, навстречу сказке, пока не закрылись ювелирные магазины.

На въезде в розовый город машину остановил полицейский патруль: наш командир был не пристегнут. Рабочий контакт с иностранными коллегами генерала невероятно возбудил. Он выскочил из машины как на праздник. Предстал перед толстым и усатым патрулем. Горячо и даже радостно признал свою вину и изъявил желание понести справедливое наказание хоть здесь, хоть в отделении надлежащего банка. Ибо он бесконечно уважает законы этой страны, а кроме того, сам тоже является полицейским.

Последнее заявление очень развеселило усачей. Они белозубо улыбались, благодушно кивали и хлопали Игоря Васильевича по плечу. Один из них объяснил, что штрафовать чудака-туриста не будут, пристегнись и езжай дальше. Но в их интонациях и поведении генерал усмотрел недоверие к своим словам, и это задело за живое. Он повторил, что служит в полиции РФ и является там не последним лицом. Рука привычно дернулась к удостоверению, но на полдороге остановилась: корочки остались в сейфе вместе с пистолетом и стопкой загранпаспортов. Коллеги продолжали кивать и хихикать. Раздражение плюс профессиональное стремление установить истину побудило призвать в свидетели бейсболку и рассказать, что эту кепку с полицейской надписью ему, уважаемому командиру, привезли полицейские сослуживцы аж из Америки. Один из индусов перестал ржать, взял заморский головной убор, перевернул, изучил изнанку и протянул генералу. На этикетке значилось: «Made in Bangladesh».

Огорчение Игоря Васильевича было очевидным. Он молча надел бейсболку и вернулся на свое место. Индусы убрали улыбки. Когда мы уже собрались отъезжать, старший патрульный приблизился к машине:

– Мы поняли, что ты русский коп.

Подумал и добавил:

– Можешь не пристегиваться.

Еще подумал и улыбнулся:

– С такой кепкой тебе можно все!

Генерал ничего не ответил. Он задумчиво смотрел на обезьян, переходящих улицу в неположенном месте.

Искусство делать муху из слона

Генерал должен был вылететь в Россию из Эрнакулама в четверг. К вокзалу подъезжали в среду вечером. Мы проделали долгий путь, были под большим впечатлением от знакомства с индийской железной дорогой и уже хотели домой, к маме.

Поезд, в который мы сели, сильно опоздал. Впрочем, «сели» не имело отношения ни к сидению, ни к другим осмысленным действиям. Скопившаяся на горячем от солнца перроне толпа вдавила нас в вагон без нашего участия. О свободных местах речи не шло. Я имею ввиду места, чтобы стоять. Мы с Наташкой оказались прижаты к зарешеченному окну. Оттуда хотя бы поступал воздух. Игорю Васильевичу с Леной повезло меньше: их уволокло в глубину душного вагона, под ржавые кожухи неработающих вентиляторов. Нашему квартету удалось воссоединиться только через час. Я заметил под потолком свободную третью полку, полез наверх проверить на пригодность. Лена уронила сумочку с документами и Василич полез вниз, сквозь чьи-то сари, брюки и юбки. Я спустился весь в пыли и в опилках, полка оказалась занята какими-то мешками. Генерал поднялся с отдавленным мизинцем, без двух пуговиц, но с паспортами…

Глядя на его изумленно вскинутые брови, я вспомнил, как он перед поездкой в Индию сто раз спросил меня все ли у нас под контролем.

Впрочем, это уже позади. И даже страшный туалет уже позади. Он был весь окован ржавым железом и напоминал средневековую пыточную камеру. Самая запомнившаяся деталь – жестяная кружка, прикованная цепью между дырой в полу и краном с водой. Никогда и ни за что не пейте из нее! Она для гигиены. Вместо туалетной бумаги.

Все позади благодаря молодому индусу по имени Имтьяс, который нас пожалел и добровольно взял над нами шефство. Договорился с проводником, чтобы убогим иностранцам выделили скамейку, встал рядом, отгонял желающих сесть нам на колени, поил водой и развлекал беседой на панджаби-инглиш.

Но когда подъехали к Эрнакуламу, то поняли, что все было зря и мы все равно пропадем. В подступивших сумерках вокзал одновременно напоминал руины крепости и действующую стройку. Котлованы и редуты были заполнены людским морем, которое сидело, стояло, лежало, прыгало, бегало, а местами пело и танцевало. Колыхания людского водоворота однозначно давали понять, что нам ни за что не найти в этом муравейнике автомобиль, присланный за нами из отеля. Об этом же говорили севшие батарейки наших телефонов.

– Вот вы и приехали. – сказал Имтьяс, собираясь прощаться, – А мне еще 150 километров до Мунара.

Потом глянул на наши вытянутые лица с круглыми глазами и понял, что он за нас в ответе, потому что приручил. Он сошел с поезда вместе с нами и за руку провел сквозь бурлящую толпу по сложной траектории прямо к нашему красному «Шевроле» на парковке. Как он его нашел – осталось тайной.

Прощаясь со спасителем, женщины норовили упасть в ноги, я порывался целовать одежду, генерал хотел дать денег. Он от всего отказался. Сказал, что это пустяки, и ушел в темноту на автобусную остановку, потому что поезд давно ушел.

В автомобиле обсудить произошедшее не успели, так как сразу попали в ДТП. В транспортном коловращении на привокзальной площади в бок нашего новенького «Шевроле» ткнулась старая «ТАТА». Мы с Василичем переглянулись и прочитали в глазах друг друга смертную тоску: пока дождемся ГИБДД, пока оформят схему, потом в участок, там, поди, очередь, хорошо, если без освидетельствования на алкоголь, а то точно до койки только к утру доберемся… Но реальность превзошла ожидания.

Водители обеих машин своих мест не покинули, сидели спокойно и даже не ругались в окошко, наплевав и на вмятины, и на разрастающуюся вокруг нас пробку. Через пару минут как из-под земли возник полицейский в белой каске с красной звездой. Он жестом отодвинул «ТАТУ» назад, после чего скомандовал нам ехать вперед. И все. Каждый поехал по своим делам.

– Ну, с тем ведром понятно, рад, что ноги унес, но наш-то красавец новенький! Был… – ворчал Игорь Васильевич, бросая неодобрительные взгляды в сторону шофера.

После ужина вышли из отеля покурить. Увидели наше пострадавшее авто. У побитого борта сидел на корточках давешний водитель. В руках у него была тряпица. Он макал ее в банку с розовой краской и замазывал вмятину на красной дверце.

Заметив наши выпученные глаза, сказал, что это ерунда. И с удовлетворением посмотрел на бугристую розовую заплатку.

Кинжальный телефонный звонок турагента застал меня в туалете. Билеты на завтрашний рейс выкупить не удалось. Сбой в системе. На следующем свободных мест тоже нет. Улететь можно только через неделю. Спасибо, что выбрали наше агентство.

Пока искал генерала, в голове опять звучали его сто вопросов вместе с моими бодрыми ответами. И еще вспомнилось, что он говорил о каком-то большом совещании, на котором будет его доклад…

Он сидел в фойе перед телевизором. Ноги вытянуты, на кресельном подлокотнике рука с заветной фляжкой. Я приблизился и, мучительно подбирая слова, сообщил ему о кошмаре. Он выслушал молча, не отрывая глаз от экрана. Там влюбленные, взявшись за руки, под бодрую музычку вприпрыжку бегали вокруг сеновала и неестественно широко улыбались.

– Неделю? – Он пригубил из фляжки. – Да и хер с ним! Подумаешь…

Ода гражданскому долгу

Посетив избирательный участок, едва не стал поэтом. Не ожидал, что заурядное исполнение гражданского долга способно столь чудовищно повлиять на психику. Все могло пройти мирно и незаметно, если бы не российские друзья-журналисты, которые попросили сделать репортаж. Их, конечно, можно понять – материал действительно прикольный: выборы Президента России, а голосуют за него здесь, в Индии, в нашем Тируванантапураме. На северной родине валенки и под березами снег, а тут электорат в трусиках-маечках и бугенвиллеи в цвету. И вообще вся РФ будет только 4-го голосовать, а в тропиках – досрочное волеизъявление для русских туристов и лонгстейеров.

Ната девушка толковая. Хоть и блондинка, а все-таки академию госслужбы окончила. С вечера батарейки зарядила, и наши паспорта вместе с камерой в кофр сложила. Заграничные и российские на всякий случай тоже. «По каким будут бюллетени давать – неизвестно.»

Для экономии денег в рикшу набились вчетвером. С нами еще Андрюха-хакер и его Лера. Ехать 15 км. Чтобы не затекали ноги, жены меняли позиции. То Лера у меня на коленях, то Ната на Андрее. Когда подъехали к консульству, я уже понимал, что мы свингеры и что у Леры попа мягче. Ничто не предвещало беды.

Вы когда-нибудь делали фоторепортаж с выборов? Это очень просто. Надо снять всего три кадра. Первый – как граждане подходят к вывеске «Избирательный участок». Второй – как получают избирательные листы. И третий – как бросают бюллетень в урну.

Вместо «Избирательный участок» на стене висело «Консульство России в Тируванантапураме» на четырех языках. Русскую и английскую строчки загораживали пирамиды глиняных горшков. (Этой посудой завален весь город в преддверии праздника Божественного риса, но об этом в другой раз.) Репортаж открылся снимком, на котором Ната, Лера и Андрей демонстрируют объективу зубы возле кучи горшков у стены, на которой что-то написано на хинди и малаялам.

Второе фото получилось лучше и многолюднее. Вдоль зала выстроились две группы людей. Одни белые, другие черные. Будто сходятся стенка на стенку. Это местные репортеры и русские избиратели увлеченно стреляют друг в друга камерами-айподами-телефонами. И ничего личного. Обе расы упираются в стол с надписью «Центризбирком Российской Федерации», за которым восседает кофейного цвета индус с государственно надутыми щеками.

Гром грянул, когда Андрей уединился с бюллетенем в кабинке, а я готовился щелкнуть его возле урны.

– Где кофр с нашими паспортами? – Спросила Ната, потому что подошла ее очередь к индусу.

– Я тебе отдал еще в рикше.

– Нет. Ты мне его не давал.

Сначала мы с зарождающимся ужасом посмотрели друг на друга. Потом с умирающей надеждой на Леру. Ни у кого из нас кофра не было. Оставалось только дождаться Андрея, запретив паническим мыслям вход в голову. Когда истекли бесконечные секунды, хакер вышел к урне. Без кофра! Над избирательным участком раздался мой нецензурный вопль. Андрей очень удивился, что его сугубо персональное голосование вызвало публично-матерную реакцию, и долго не мог попасть бумажкой в щель. А мы уже пробирались под вспышками фотокамер к выходу сквозь черно-белый строй.

Сестрица Аленушка так не чаяла своего Иванушку, как мы с Натой безымянного рикшу, который увез кофр. Нарезая круги вокруг консульства по 30-градусной жаре, мы спотыкались о горшки и думали об индийских бюрократических ужасах восстановления паспо… А потом еще и российс… Хотя нет, додумывать эту мысль было психологически невозможно. Поэтому, всматриваясь в пыльные транспортные потоки, я в основном заклинал волшебника в голубом вертолете. А в коротких промежутках пытался вспомнить внешность рикши и особые приметы его драндулета, но мозг воссоздавал только образ его затылка, а из особых примет – только леркину задницу.

Трудно сказать, как долго продолжались наши бестолково-безысходные метания. В зал избирательного участка вернулись, когда почувствовали приближение смерти от перегрева. И сразу увидели Андрея. Он держал в руках наш кофр с паспортами. Оказалось, что он забыл его в кабинке для голосования.

Я любовно перебирал наши пурпурные книжицы, любовался их золотистыми буквами, вдыхал запах и хотел слагать о них стихи, но вовремя вспомнил, что об этом уже написано. Придется сложить об этом танец. Счастливая Ната что-то пела, я смотрел на нее и безумно улыбался, а Лера с Андреем откровенно над нами ржали.

Именно такую нашу фотографию опубликовала на следующий день одна из местных газет под заголовком «The Voting is happiness for Russians». А вот мой фоторепортаж редактор зарубил. Сказал «Неполноценный он у тебя получился. Ты даже урну не сфотографировал. И вообще как-то все сухо и не эмоционально.»

Грязная история

Индийское ЖКХ работает хуже российского. Мусороуборочных машин почти нет, контейнеры не предусмотрены. Поэтому вопрос, куда девать помойку, для лонгстейера становится вопросом жизни и смерти. Конечно, кто живет в отеле – в ус не дует. А остальные борются с продуктами своей жизнедеятельности как могут. Местные сжигают мусор с сухими пальмовыми листьями. Туристы за неимением навыков и пальм носят пакеты к дальней официальной свалке или отдают мусор соседям-индусам вместе с денежной благодарностью.

Мы отдаем помойку в столовую через дорогу бесплатно, потому что мы их клиенты, питаемся там частенько. Кстати, архидешево и очень колоритно. Наши отходы хозяин заведения всегда принимает лично. Со всей ответственностью и невероятно серьезной миной, что плохо гармонирует с его убойным для русского слуха именем – Соси. Когда только знакомились, мы его раз пять переспросили в надежде услышать хоть какие-нибудь дополнительные звуки. Нет! Сергей, Ольга, Сергей, Иван. Соси – и все тут. И ударение, как на грех, там, где надо. И главное – такой славный дядька… Завтраки от Соси… Мда… В общем, наша помойка в надежных руках.

А в большой дом за пустырем заехали новые жильцы. Забавное московское семейство из четырех человек: один мрачный толстяк, другой похож на кролика из «Вин-пуха», третья настолько никакая, что абсолютно не запоминается, а руководит коллективом железная леди со свинцовыми глазами, которые вызывают неодолимое желание сразу во всем сознаться. Разнокалиберный коллектив объединен общей чертой: недовольством по отношению к окружающей действительности. Им не нравятся бродячие собаки и чересчур яркое солнце, они недовольны галдящими по утрам попугаями и назойливо здоровающимися индусами. Своих чувств не скрывают, цедят через губу.

А еще им не нравится ходить на дальнюю свалку и платить индусам за мусор. Поэтому они тайком вываливают помойку через забор на соседний пустующий участок.

Количество неминуемо переросло в качество, и тайная деятельность дала результат. А заодно и запах. Помимо аромата над апартаментами четверки ежедневно витает стая счастливых ворон и гадит на прилегающее пространство. По ночам карканье сменяется самозабвенным рычанием собак. Жизнь за забором кипит круглые сутки.

Столичный квартет теперь подыскивает себе новое жилье.

У нас тем временем собственный домашний катаклизм. Живущие по соседству индусы срубали с верхушек пальм кокосы и повредили воронье гнездо. Оттуда вывалился птенец и спланировал на нашу крышу. Уже крупненький, но еще плохо летает. Сидит на парапете и глазеет по сторонам. Все бы ничего, но его безопасность очень волнует несколько десятков взрослых ворон, рассевшихся на соседних деревьях и готовых уничтожить любой живой организм, приближающийся к их чаду. Из-за этих нянек мы последние дни лишены доступа к простыням, футболкам, купальникам и прочим шмоткам, которые сушатся на крыше. Туда невозможно пройти. Птицы видят угрозу для родственника, поднимают жуткий гвалт, все вместе пикируют на голову, норовят поцарапать скальп, нагадить на макушку и клюнуть в глаз. Смотрели ужастик «Птицы»? Вот один в один.

На мне – последние чистые трусы. Остальные на крыше. Идти днем побоялся. Решил предпринять вечернюю вылазку. Для защиты замотался с головой в большое пляжное полотенце с бабочками, взял фонарик и под покровом сумерек прокрался наверх. Принятые меры дали результат. Вороны не сразу увидели во мне человека. Еще до начала атаки я успел сорвать с веревки что хотел. Перед тем как скатиться по ступенькам, встретился взглядом с вороненком. Он каркнул что-то обидное. Может, нам повезет и ночью его кто-нибудь съест уже?

Последняя мысль оказалась наказуемой. Преследуемый птицами благополучно скатился вниз и столкнулся нос к носу с нежданными гостями. Толстяк, Кролик, Третья и Айрон-леди пришли посмотреть наш дом на предмет аренды верхнего этажа, и что-то обсуждали с Наташей у входа. Увидев меня, забыли о цели визита. Человеку, завернутому в полотенце на манер индейца, с фонариком в одной руке и трусами в другой, у которого над головой галдит стая птиц, трудно изображать радушие. К тому же удручала мысль о возможном соседстве с недовольным семейством. Я не знал, что сказать, и молча стоял, осознавая свою нелепость.

– Чингачгук молодец, Чингачгук хороший. Чингачгук помогает Белой Цапле по хозяйству. – Произнесла жена голосом медсестры из психушки. – Иди скорей в дом, скоро будем кушать макароны для быстрых охотников.

И обернулась к гостям с извиняющейся улыбкой:

– Он в целом безобидный. Я думаю, вы привыкнете. Вот возьмите телефон хозяина, договаривайтесь…

Но они не договорились. Может, хозяин запросил дорого. А может, им дом чем-то не понравился.