Текст книги "Демоны вне расписания"

9

Ступени винтовой лестницы никак не кончались. Настя насчитала их уже больше сотни, но лестница все закручивалась, будто просверливала почву и уходила к центру земли. Становилось все холоднее, и как Настя ни заворачивалась в халат, избавиться от дрожи не удавалось. Впрочем, причиной дрожи мог быть и не холод.

Решимость Насти уменьшалась с каждым шагом, но когда этой решимости осталось на самом донышке и Настя посветила фонариком, чтобы оценить обратный путь, тут оказалось, что до земли всего пять или шесть ступеней. Она так заторопилась, что едва не полетела кувырком с последней ступени. Вот было бы смешно…

Настя снова посветила фонариком. Небольшой коридор, а в нем… Собственно, и все. Просто небольшой коридор, который никуда не ведет. Здесь было еще холоднее. Настя прошла по коридору, пока не уперлась в стену. Тупик. Очень интересно.

Настя для верности несколько раз ткнула в стену кулаком, но стена не развалилась, стояла себе, как и прежде. Остальные стены тоже не производили впечатления театральных декораций. Они были старые, прочные, пыльные, холодные… И совсем-совсем не гостеприимные. Настя вдруг подумала, что где-то в здешней темноте наверняка водятся пауки с их паутиной. И если такой паук свалится сейчас ей за шиворот… А про крыс вообще лучше не вспоминать, так что…

Звук раздался из-за той самой тупиковой стены, которую Настя проверяла на прочность. Это был негромкий звук, но в окружавшей Настю тишине он прорезался довольно внятно.

И все равно Настя в него не поверила. Она застыла у нижней ступени лестницы и выждала, пока звук не повторился.

Когда же из-за дальней стены во второй раз прозвучал низкий и тягостный звук, похожий на попытку завести огромный старый проржавевший механизм, Настя не обрадовалась и не захлопала в ладоши.

Вот теперь ей стало по-настоящему страшно. Потому что если эти слова Лизы оказались правдой, то, значит, правдой было и остальное.

10

– Зачем же еще нужны ключи от чужих дверей, как не для этого? – Лиза поправила прическу и оценивающе взглянула на вечернее платье Насти, после чего нахмурилась. – Короче, зайдешь, посмотришь, расскажешь…

– Что может быть там такого интересного, что спецслужбы устроили целую операцию ради одного ключа?

– Ради одной двери.

– Вот именно! Вы же такие всемогущие! Почему вы не можете получить ордер, войти в дом, обыскать его, и если там есть что-то незаконное… Хотя какие у Миши могут быть проблемы с законом?

– Аж противно слушать этот детский лепет! «Какие у Миши могут быть проблемы с законом»… А почему у Миши не может быть проблем с законом?! Ты так хорошо его знаешь? Тогда ты, наверное, в курсе, что твой Миша – один из главных людей в грузинской мафии…

– Это что, шутка?

– А что в этом смешного?

– Миша не может быть в мафии, я знаю, какие там бывают люди…

– Откуда ты знаешь? Из телевизора? Слушай сюда, девочка-припевочка, твой Миша – самый настоящий бандит. Он мафиозный начальник. Сам он не убивает людей, он отдает приказы. Ясно?

– Я тебе все равно не верю, но… Но допустим, я возьму ключ. Допустим, я открою эту дверь, что я там должна увидеть?

– Не знаю.

– Врешь. Ты знаешь, иначе бы не было этой операции… Что там?

– У нас есть предположение.

– Ну?

– У нас есть предположение, что там находится заложник.

Растерянное Настино лицо замерло неподвижной маской.

– Что? А ты думала, что Миша – это прекрасный принц на белом коне? Хотя, если он дарит такие симпатичные колечки… – Лиза тронула Настю за руку, – ему можно многое простить.

11

И вот теперь Настя попыталась рассуждать логично. Если там заложник, то Миша – начальник грузинской мафии. Если он из мафии, то что он сделает с девушкой, которая залезла в его секреты? И от чего, интересно, умерла его первая жена, по которой он так печалился? Может быть, и она тоже зашла в запретную комнату? Может быть, она увидела то, что ей не полагалось видеть? Мама, как же здесь холодно… И как же здесь страшно.

Настя посмотрела вверх, куда уходила казавшаяся бесконечной винтовая лестница. Еще можно убежать. Хотя бы попробовать убежать. Попробовать прикинуться – мол, ничего знать не знаю, ведать не ведаю. Ключ не брала, дверь не открывала, по лестнице не спускалась, звука из-за стены не слышала. Интересно, поверят ли ей. Интересно, сможет ли она вытравить страх из своих глаз. Интересно, сможет ли она сбежать из этого дома. Как много интересных вопросов есть в мире… И лучше бы никогда не встречаться с этим интересным. Лучше жить скучно, спокойно и долго.

Это была разумная мысль, но, как бывает со всеми разумными мыслями, она пришла слишком поздно.

– Выпустите меня, пожалуйста.

Настя вздрогнула и обернулась.

– Прошу вас. Я пленник, меня здесь удерживают против моей воли.

Тихий жалобный голос прошелестел в ее ушах, заставил сжаться сердце в перепуганный комок. Наверное, где-то в стене была щель, и через эту щель заложник сейчас разговаривал с Настей.

Она еще раз посмотрела вверх, в темное никуда…

– Пожалуйста, выпустите меня. Бога ради…

Настя подумала, что, наверное, еще минута у неё есть. Она посветила перед собой, подошла к стене, попыталась найти щель, из которой доносится голос, но так ничего и не увидела.

– Я слышу вас, – шепотом сказала она. – Я расскажу людям, что вы здесь. За вами придут.

– Будет уже поздно. Завтра они меня убьют! Я знаю, я слышал их разговоры… Выпустите меня сейчас!

– Я ничего не могу сделать одна, тут ведь стена.

– Это не стена, это дверь.

– Что?

Настя щелкнула кнопкой фонарика и внимательно посмотрела перед собой.

– Это все-таки стена.

– Но я видел, как она открывалась…

– Тут ни замочной скважины, ничего такого похожего на дверь… Я пойду и расскажу людям, они придут и сломают стену…

– Должен быть какой-то код…

– Как это?

– Эта дверь открывается не ключом. Надо нажать на специальные точки… Или постучать специальным стуком. Что-нибудь в этом роде.

– Но… я не знаю кода!

– Это должно быть что-то простое, что-то примитивное… Ну, как обычно.

Настя вдруг подумала, что голос из-за стены не очень походил на голос истощенного и отчаявшегося заложника. Судя по виденным ею фильмам, отчаявшиеся заложники делились на две категории: одни впадали в буйное помешательство, другие молча лежали в углу, потеряв интерес к жизни. Тут Настя столкнулась с новой, третьей разновидностью. Этот несчастный узник пытался командовать.

– На двери с твоей стороны есть какой-то рисунок? Какая-то надпись?

– С моей стороны просто кирпичная стена. И тут плохо видно… Мне нужно идти…

– И ты бросишь умирающего? Бог не простит тебе, не простит… – голос превратился в слабеющий стон.

– Но если меня поймают, то никто никогда за вами не придет!

– Тебя не поймают. И ты сейчас откроешь эту дверь.

– Как?!

– Ну давай попробуем… Нарисуй на стене вот такую штуку…

– Чем я ее нарисую? – торопливо перебила Настя.

– Кровью, само собой! У тебя ведь есть что-нибудь острое?

Настя на всякий случай отошла от стены.

– Нет у меня ничего острого, и не собираюсь я мазать своей кровью всякие грязные стены…

– Всего лишь несколько капель, – простонала стена.

– Нет, никаких капель, я ухожу! – Настя быстро зашагала к лестнице, наверное, слишком быстро, потому что когда фонарик вдруг погас, и Настя оказалась в полной темноте, и надо было срочно затормозить, то Настя не смогла, и страх немедленно взял ее за горло, сделав движения судорожными, неуверенными; колени задрожали, а руки заметались в поисках стены, в поисках опоры, и когда кончики пальцев почувствовали что-то похожее, Настя то ли прыгнула, то ли упала в ту сторону. Все это случилось за секунду, но слишком много страха было в этой секунде, и Настя буквально прилипла к холодной стене, боясь от нее оторваться, боясь сделать хоть шаг по коридору. Ее сердце стало невыносимо большим, заполнив всю грудную клетку и колотясь в нее обезумевшим поршнем. Ожидая, пока поршень успокоится, Настя несколько раз встряхнула фонарик, нажала кнопку, и лампочка все-таки соблаговолила зажечься.

Настя вздохнула сначала облегченно, а потом с удивлением и с запоздалой болью – луч света упал на ее кисть, и та была исцарапана до крови. Настя перехватила фонарик в левую руку и убедилась, что с правой – та же самая история; наверное, это были последствия отчаянного прыжка к стене. Сначала Настя хотела просто вытереть окровавленные пальцы о халат, но потом…

То ли она вспомнила сама, то ли до нее снова донеслось:

– Всего лишь несколько капель…

Настя повернулась к стене.

– Ну и что? Что мне делать с этими каплями?

– Ради бога, подойди ближе… Посмотри на стену, может быть, там есть какие-то знаки…

– Нет там никаких знаков, – сердито сказала Настя. – Я уже смотрела, так что…

Она вдруг увидела, что стена перед ней меняет свой цвет. Кирпичи словно молодели на глазах, сбрасывали с себя столетнюю грязь и приобретали сначала красный, а потом темно-оранжевый цвет. Изумленная Настя подошла ближе, вытянула руку с фонариком, чтобы лучше видеть, и стена, словно откликнувшись на ее приближение, стала «линять» еще быстрее. Темно-оранжевый цвет – цветом спелого апельсина, потом на секунду вспыхнул лимонной желтизной, а потом вдруг белым как снег, а потом…

Потом все цвета исчезли, и кирпичи стали прозрачными, а также – по крайней мере по виду – утратили свою твердость. Остались заметными их соприкасающиеся грани, отчего по-прежнему было понятно, что стена не сплошная, а сложенная из многих элементов. И теперь стало видно, что за этой стеной есть пространство, но разглядеть какие-то детали было невозможно.

– Теперь ты видишь? – спросил голос из этого пространства.

Настя не ответила, она не могла оторвать взгляда от прозрачной стены, которая едва заметно колыхалась и тем самым наводила на сравнение с огромной прямоугольной медузой, перегородившей проход. Настя терпеть не могла медуз, она ненавидела темные холодные подземелья, но сейчас ее охватило новое чувство, и оно было сильнее всех прежних страхов. Настя видела, как меняются вещи, и ей было ясно, что вещи меняются из-за нее. Она не знала, как именно это происходит, но она видела, как кирпичи превратились в прозрачное желе, и теперь она не могла завизжать от страха и убежать, она хотела увидеть, что будет дальше.

Что будет, если она сделает еще шаг вперед и… Она сделала этот шаг, по-прежнему вытянув вперед руку с фонариком. И ее рука вошла в стену. Было странно видеть собственную руку внутри обесцветившихся кирпичей, но все было именно так. Стена была холодной и чуть влажной, она практически не сопротивлялась Насте, она впустила в себя руку, а как только Настя двинула вперед все тело, стена просто расступилась. Образовался проход примерно в метр шириной, Настя поспешно миновала его и обернулась, боясь, что прямо сейчас стена сомкнётся и замурует ее здесь на веки вечные.

Но этого не случилось. Настя повела фонариком вверх-вниз и заметила, что вверху стена снова начинает темнеть, приобретая цвет, но происходит это очень медленно. Что самое главное – стена больше не шевелилась, не дрожала, не двигалась, была просто неподвижной, как, впрочем, и положено стенам.

– Я же говорил, – раздалось из темноты, теперь более отчетливо и громко. – Не надо никого звать, можно все сделать и самому… Теперь иди сюда, скорее…

Настя повернулась на голос. Фонарик высветил бледное пятно, похожее скорее не на человека, а на тонкий древесный ствол. У Насти пересохло в горле. Пара движений фонариком помогли прояснить, что это все-таки человек. И этот человек висит на стене с расставленными в стороны руками и ногами, словно истончившаяся звезда.

И еще Настя увидела, что все это было бессмысленно, потому что и ноги, и руки, и шея этого тощего, как спичка, мужчины были закованы в кандалы. Он висел в них, словно в паутине из железных цепей.

Это был старик с длинными седыми волосами, и выглядел он так ужасно, что непонятно было, как он вообще может подавать признаки жизни и тем более говорить.

Но старик говорил. И говорил он довольно странные вещи.

– Не может быть, – сказал он, когда Настя подошла совсем близко. – Женщина?! Нет, нет, только не это!

В этот момент Настя услышала шум, в котором не то чтобы узнала, а просто угадала звук двери, которую резко распахнули, а потом так же резко захлопнули. А потом был звук, очень похожий на шаги вышедшего на лестницу человека.

В связи с этим она забыла спросить заложника, что именно его не устраивает в ее половой принадлежности.

12

– Кто здесь? – раздалось сверху.

Настя закусила губу – она не просто попалась, она попалась глупо. Она с самого начала знала, что попадется, и вот…

– Кто здесь?

– Он что, думает, что ему ответят? – прошептал старик со стены. – Идиот…

– Извините, – таким же шепотом сказала Настя. – Я не смогла вас спасти. Теперь нас, наверное, убьют…

– Что делать, – проговорил старик. – Таковы правила. Попался – умри. Хотя… Хотя если ты считаешь, что тебе еще рано умирать…

– То что?

– Дай мне воды.

– Воды?! У меня нет воды!

– Это плохо. Что, совсем нет воды?

– Совсем!

– Надо найти. Хотя бы чуть-чуть.

– Да при чем тут вода?! Сейчас нас поймают, а вы про воду!

– Но бежать тебе все равно некуда, – вкрадчиво раздалось со стены. – Так почему бы не потратить последние секунды жизни на помощь умирающему от обезвоживания старику?

– Для умирающего вы как-то слишком много разговариваете…

– Это я из последних сил… – простонал старик, но Насте показалось, что в темноте он ехидно ухмыльнулся.

– Эй! – продолжал разговаривать с темнотой спускающийся по лестнице охранник. – Тут есть кто? Выходи по-хорошему, а то как зафигачу…

– Что он сделает? – не понял старик.

– Наверное, выстрелит.

Старик что-то сказал в ответ, но Настя уже не слушала его, она прошла сквозь проход в темнеющей стене и двинулась к лестнице, кляня себя за то, что не сделала этого раньше. Она же знала, что все кончится именно так, она же чувствовала, она же… Но, может быть, еще удастся отвертеться, наболтать что-нибудь…

Она едва не вскрикнула оттого, что левая нога угодила в холодную лужу. Тапочка мгновенно потяжелела, стала противной и липкой. Настя провела рукой по стене – здесь тоже была влага. Наверное, подтаявший снег просачивался сквозь крышу, стекал каплями холодной воды по стене…

Голос ударил ей в спину:

– Нашла воду?

От шепота старика было не укрыться.

– Нет!

– Но у тебя мокрые руки…

– В том-то и дело! Только руки намочила…

– Дай мне их.

Настя изумленно обернулась к едва заметному бледному пятну на стене.

– Протяни руку и намочи мне губы, – сказал старик. – Что, так сложно?

– Нет…

Она подошла к старику и вытянула вверх правую руку.

– Где вы… там?

Нижняя часть его лица ткнулась в ладонь резко и сильно, как-то даже по-животному. Несколько секунд шершавые сухие губы терлись о ладонь Насти, впитывая в себя всю до последней молекулы воду. Настя в это время зажмурила глаза, хотя кругом и так было темно, а еще она с удовольствием заткнула бы уши, поскольку звук всасываемой влаги был поистине отвратителен.

– Вторую, – деловито сказал старик, и Настя послушно протянула левую руку. Теперь Настя познакомилась и с языком, который набросился на ладонь Насти, как змея, исследуя каждый сантиметр ее ладони.

Настя не выдержала и сама отняла руку, потому что к горлу уже подступила тошнота.

– Ты… молодец, – проговорил старик. – Бог, он все видит… Он не забудет, как ты помогла старику… А теперь иди.

– Куда – иди? Там – этот, с пистолетом…

– Он тебе ничего не сделает. Ты ведь имеешь какое-то отношение к хозяину дома, так?

– Откуда… Откуда вы знаете?

– Иначе бы стена не раскрылась. Иди, иди…

Настя посмотрела на растопыренное на стене существо, которое вызывало у нее все больший страх… И ноги сами понесли ее к лестнице. Там, по крайней мере, все будет понятно – охрана, Миша и так далее.

– Стой! – окликнули ее, как только Настя поставила ногу на первую ступеньку. – Стой, не двигайся.

Настя задрала голову вверх, навстречу лучу фонарика.

– Блин, – сказал охранник. – Какого… То есть как вы сюда попали?

– Я? Я и сама не пойму… Может, лунатизм? Я не помню, как сюда попала, очнулась только, когда вы крикнули. Боже ты мой, я же в одном халате, а тут такой холод! Где это я вообще?

– Там, куда лучше не ходить, – мрачно ответил охранник. – Поднимайтесь наверх, Михаил Давидович вас уже полчаса ищет…

– Неужели?! – Она побежала вверх по лестнице, хлюпая мокрой тапочкой. – Какой кошмар…

– Вы поднимайтесь, – сказал охранник. – А я спущусь вниз, проверю, что там и как…

– Да чего там проверять, – неуверенно сказала Настя, но охранник не последовал ее рекомендациям. Он спускался вниз и на ходу пытался связаться с остальными по рации, но сигнал, видимо, не проходил через эти стены. Охранник чертыхался.

Настя сделала пару шагов наверх, но потом остановилась. Ноги и руки тащили Настю вверх, но ее расширившиеся от страха глаза не могли оторваться от черной бездны, в которую уходила лестница и в которую только что сошел по ступеням охранник, громыхая ботинками по ступеням.

– Подождите! – внезапно выкрикнула она. – Подождите, я с вами!

И ноги, почти не сгибаясь, нехотя побежали по ступеням вниз. Охранника уже не было ни видно, ни слышно, фонарик предательски замигал, Настя жала на кнопку, и тут…

Звук был искажен изгибами коридора, так что непонятно было, кто кричит и о чем именно кричит. Но самого крика было достаточно, чтобы Настю словно стеной остановило, а потом будто ракетой подбросило на несколько ступеней вверх.

Потом крик затих, а Настя замерла, вцепившись в изогнутые металлические перила. Холодный воздух царапал легкие, облапал всю ее с ног до головы, отчего Настя чувствовала себя замороженным полуфабрикатом человека.

И лишь небольшая точка на ее теле, сзади, на шее, чуть повыше выступающего позвонка, огненно пульсировала, словно очаг опасного заболевания.

Белый кружок фонарика так и не возник вновь. Зато Настя услышала уже знакомый ей траурный перезвон – будто бы кто-то пытался запустить громоздкий и ржавый металлический механизм.

– Женщина, – сказала темнота снизу. – Женщина, которая с мокрыми руками, ты еще здесь?

Настя пискнула что-то малопонятное, но ее поняли.

– Женщина, давай выбираться отсюда. Только ты мне помоги немного… Бога ради, помоги мне.

И снова этот мрачный перезвон. Насте не было видно, что происходит внизу, но получалось, что этот умирающий старик каким-то образом отцепился от стены и вот теперь тащит на себе всю свою металлическую паутину, но не останавливается.

Куда делся охранник – лучше было даже не думать.

– Сейчас, – сказала Настя чуть не плача. Жалко ей было не старика, а саму себя, потому что альт и виолончель замолчали в ее голове навсегда, а зимняя идиллия с Михаилом Гарджели сменилась на…

Пока лишь на холодный и липкий страх. Посмотрим, что будет дальше.

13

– Медведь, Медведь, это Маша. Медведь, слышите меня?

– Слышу тебя.

– Медведь, в берлоге какая-то суета.

– А поподробнее?

– Сейчас два часа ночи, а там все окна горят.

– Может, праздник какой?

– Нет там никакого праздника. Они резко повключали свет минут пять назад, как будто там что-то стряслось. Какие будут указания?

– Сейчас… Я с Лисой переговорю.

– Жду.

– Маша, это Лиса. Долго уже продолжается эта канитель?

– Минут пять.

– Ну тогда давай потихоньку выдвигайся на исходную. Понял? Чтобы наблюдать с минимального расстояния.

– Понял. Может, я человека в сад отправлю? Он потихонечку к окнам подберется…

– Маша, у тебя что, крыша поехала? В сад не соваться ни в коем случае!

– Я понял, понял…

– Минут через десять будем у вас.

– Решила согреть нас в холодную зимнюю ночь?

– Козел ты, Маша. Давай делом занимайся, а то я тебя так согрею, что одни угольки останутся…

Рыжеволосая Лиза-Лиса отключила мобильник и воодушевленно потрепала Покровского по плечу:

– Кажется, началось. Дави на газ, Медведь!

– Как-то мне не по себе, – буркнул Покровский.

– Это временно, – подбодрила его Лиза, заглядывая в записную книжку. – Это пройдет… Так-так, что у нас предусмотрено на этот случай? М-м-м… Студенческий праздник в клубе «Вулкан». Едем.

– Едем, – бесцветно согласился Покровский.

Несколько минут спустя машина резко затормозила напротив входа в клуб. Сквозь тонированные стекла Лиза смотрела на перемещения людей возле дверей «Вулкана». Кто-то курил, кто-то разговаривал по мобильному, кто-то тащил упившуюся девицу к машине.

– Ну, кто из них тебе больше нравится? – промурлыкала Лиза.

– Мне все равно.

– Ну почему ты такой нудный, а? Надо же все это делать весело, с песнями и танцами… Вон тот очкастый как тебе?

– Очкарик как очкарик.

– То есть ты не возражаешь… Ладно…

Хлопнула дверца машины, и Лиза побежала к входу в клуб. Минуту спустя, радостно посмеиваясь, она шагала обратно. За ней едва поспевали двое – тот самый очкарик в дурацком свитере с оленями и высокий темноволосый парень, про которого Покровский с неприязнью подумал: «Смазливый, гад».

Лиза на ходу болтала всякую чушь про свою никак не заводящуюся машину, очкарик в ответ бубнил что-то автомобильно-компетентное, а красавчик ничего не говорил, а лишь усмехался краем рта, как бы говоря: «Я-то знаю, в чем тут дело…»

Ничего он не знал.

– Вот этот драндулет, – хихикала Лиза, забегая со стороны водителя. – А вот балбес, который ничего не понимает в машинах…

– Что ж поделаешь, – вздохнул Покровский, перебираясь на пассажирское место. – Таким мама родила…

– Сейчас разберемся, – пообещал очкарик, но красавчик неожиданно взял его за плечо и отодвинул в сторону.

– Да, сейчас разберемся, – весомо-снисходительно сказал смазливый и сел за руль. – А где ключи?

Покровский посмотрел на Лизу – та пожала плечами.

– Сейчас достану ключи, – сказал Покровский красавчику. – Вот, держи…

Красавчик потянулся за ключами и словил короткий, но эффективный удар локтем в челюсть. Покровский зажал его шею под мышкой и держал так секунд Двадцать, пока не закончилась возня снаружи.

– Давай его сюда! – Лиза рывком выдернула сомлевшего красавчика из объятий Покровского.

– Эй, эй! – Покровский настороженно повернулся к Лизе. – Ты только не увлекайся…

– Я? – Лиза убрала растрепавшиеся волосы с глаз. – Я… не увлекаюсь… Со мной все… в порядке… – Она тяжело дышала, лицо ее было розовым, словно распаренным. – Я его слегка…

– Лиза, у нас ведь времени нет…

– Только пригублю…

– Быстрее!

Лиза выдернула красавчика из машины, нагнулась над ним… И на секунду коснулась его губ. Красавчик едва заметно вздрогнул. Лицо его стремительно побелело, словно температура воздуха резко понизилась.

Очкарик к этому времени уже не вздрагивал. Он лежал лицом вниз в снегу возле задних колес машины, как отработанный материал, из которого больше не выжать ни капли.

– Лиза…

Никакой ответной реакции.

– Лиза!!!

– Да, – выдохнула Лиза, не без сожаления выпуская из рук голову красавчика. Ее слегка пошатывало. – Я все помню… Поехали…