Текст книги "Крещение Новгорода. Часть 1"

Калинов мост.

Крещение Новгорода.

Часть 1.

Глава 1.

Волховская школа.

В десятом столетии от рождества Христова в великом и молодом посаде Новгороде было три конца: Славенский, Неревский и Людин конец. На правом берегу реки Волхов находились Людин и Неревский концы, а на левом – Славенский. Издревле в Неревском конце селилась нерва, в славенском – славене, а Людинском – люди. Позже всё перемешалось и перепуталось. Нерва была племенем угро-финским, в других городах Русской Державы жили родственные нерве угры, мурома, меря, именуемая так же чудью. Славене были племенем славянским, в державе русов родственные полянам, древлянам, северянами и пр. Люди были толпой без роду и племени, чужаки и приезжие, либо изгнанники из других концов. Славенский конец находился на торговой стороне, Людин конец всегда был его тенью. В Славенском конце торговали по закону, здесь в ходу были гривна и резана, в Людином конце скупали и сбывали краденное, жили ростовщики, торговали рублями и медью. Но ни один из этих концов Новгорода не мог жить без второго, поскольку ради наживы нередко приходилось нарушать закон, а ради приличий приходилось закон соблюдать. Лишь самые богатые купцы могли позволить себе не иметь дело с людинами. В каждом конце Новгорода было своё вече, но лишь в Славенском конце была своя школа, в которой боярские и купеческие дети обучались грамоте и счёту, а сверх того и врачеванию.

Обучали детей волхвы – чародеи, достигшие мастерства в целительстве и воспитании, поклонявшиеся древним богам и духам предков. Среди них главным был верховный волхв – Родим – старец с длинной белой бородой и громким могучим голосом. Когда он появлялся в училище, все дети замирали перед ним, а все волхвы склоняли головы. И лишь двоим мальчишкам было всё ни по чём. Настоящие непоседы, на которых никто не мог найти управы. Одного из них звали Василием, был он сыном знатного, хоть и не богатого боярина Буслая. То ли нарочно, то ли нет Буслай дал своему сыну греческое имя. Тогда в Новгороде пошла мода на такие имена, купцы много привезли всяких вещиц из Ромейской Державы, много рассказывали про её великую столицу – Царьград, про странную веру ромеев, про распятого Бога и помазанника его – цареградского василевса и императора. Другой мальчишка – друг Василия, сын боярина Бориса Вольги, носил имя славенское – Святослав. Василий и Святослав были нерадивыми учениками и всегда больше уделяли внимания военному ремеслу, которое было больше в чести у княжеской дружины. Эта дружина помогла новгородскому князю стать князем киевским, и как князь сразу двух великих городов, он собирал теперь со своих владений немалую дань и взял под контроль добрую часть торгового пути «из варяг в греки». Его пример вдохновлял новгородских мальчишек, и они предпочитали сутки напролёт заниматься упражнениями в военном искусстве, за что были не раз пороты своими отцами. Родители требовали от нерадивых сыновей послушания и усидчивости, но в конце концов Василий и Вольга нашли способ, как им хитростью обойти наказы отцов. Был в волховской школе мальчик совсем не знатного рода – Костя Новоторжанин. Он помогал и подсказывал друзьям, решал за них примеры, писал за них сочинения. За эту услугу Костя получал не просто дружбу боярских детей, но и нечто более важное – их защиту.

Дело в том, что Костя жил не в Славенском конце, а в Неревском, на другой стороне реки. Отец его – Никита Новоторжанин был богатым торговцем из Людина конца неизвестного происхождения, который потом перебрался в Неревский конец. Поговаривали, что Никита был либо еврей, либо хазарин, в любом случае, вера у него была не такая, как у всех. Его единоверцы поддерживали его и жили единой общиной на границе Неревского конца. Немалую плату отдал Никита Новоторжанин за то, чтобы его сына взяли в недавно открывшуюся волховскую школу. Костя учился прилежно, стараясь оправдать траты отца. Каждый день он переходил через Волхов мост в оживлённую часть города, видел богатых бояр и купцов, разъезжающих верхом на знатных конях, видел могучие бревенчатые строения, расписанные с невероятным мастерством. Прежде Новгород назывался Славенском, эта часть города была, по сути, всем городом. Людин и Неревский конец же были лишь пригородами по ту сторону реки. Когда Костя возвращался домой со школы, то всегда наталкивался на мальчишек из Людина конца. Дети охотников, воров, разбойников, видимо, завидовали ему, а, может, просто прогуливались по берегу и, видя одинокого беззащитного мальчишку, всегда набрасывались на него, поднимали на смех, отбирали деньги, если находили, рвали берестяные свитки, выливали в реку чернила. Так случалось несколько раз, пока однажды вместе с Костей не пришли Василий и Святослав с прочими своими товарищами. Оба товарища были крепки телом, оба натренированы. Они перебили всех хулиганов Людина конца и обратили их в бегство, а после этого следующие пару дней провожали товарища до дома. На второй день никто на них не напал, на третий появилась толпа в три раза больше них числом и перебила всех друзей Кости и обратила в бегство. Но прирождённых воинов это не заставило сдаться. Пошли они с Костей и на следующий день, и на этот раз встретили толпу людинских мальчишек лишь взглядом, а те грозными взглядами проводили их. Так длилось ещё несколько дней подряд, затем толпа стала уменьшаться, и когда людинские хулиганы совсем потеряли интерес к славенским гостям, тогда Костя и стал ходить снова один, теперь уже совершенно спокойно. Но однажды путь ему преградил один людинский мальчишка. Он с виду был не похож на других детей из Людина конца: красивый, светловолосый, худощав, но не по возрасту высок. При желании с ним можно было справиться, и Костя сжал кулаки.

– Оставь это, – усмехнулся людинский мальчишка, – я не хочу с тобой драться.

– Чего же тебе нужно? – оттолкнул его плечом Костя и продолжил путь.

– Моё имя – Садко, – проговорил тот, догоняя школьника, – я видел каракули, что нарисованы у тебя на бересте. Что они значат?

– Это лишь буквы, слова, предложения. Они могут значить, что угодно, зависит от того, что ты хочешь сказать.

– Интересно, а зачем тебе этому учиться?

– Отец говорит, что это нужно, чтобы вести хороший торг.

– Вот как? А что сам тебя не научит? Времени нет? А меня сможешь научить?

– А зачем тебе? – удивлённо взглянул Костя на Садка. Гордо смотрящий мальчишка в грязной измятой рубахе, которая явна была ему велика и сползала аш до колен.

– Торговать буду, богатым стану, – отвечал Садко, – вот, возьми.

Людинский мальчишка задрал рубаху, запустил руку в складку широких штанов и достал небольшой кожаный мешочек.

– Твои гривны. Я у брата старшего стащил, у Щегла, а он украл их у тебя. Щегол их спрятал, чтобы отец не отобрал, а я проследил, где он их спрятал.

– О, слава богам, – обрадовался Костя, забирая монеты.

– Я тебя больше в обиду не дам, – говорил Садко, – от собак буду защищать, да от наших, ты только научи меня этим каракулям. Кстати, а как этих двоих здоровяков зовут?

– Василий и Святослав, – отвечал Костя.

– А они мощные, не всякий сможет с Щеглом справиться, а Васька справился. А сколько этому Ваське лет?

– 12.

– Ой ли? А моему брату – 14. Я, правда, тоже как-то его заборол, давно уже. Он не такой сильный был тогда, но уже злой. В тот же день с толпой друзей меня избил от души, у меня ухо потом весь день свистело и потом ещё неделю болело.

Садко и Костя Новоторжанин очень быстро подружились. Людинский мальчишка как мог учился и действительно защищал своего нового товарища. Садко был сыном людинского торговца-варяга – Зигмунда, бывалого моряка и воина. Так случилось, что часть воинов-варягов в Новгороде вошли в дружину и пользовались большим почётом. Прочие же остались наёмниками, и поселились в Людином конце. Многие здесь занялись торговлей и за короткий срок стали наводить в конце свой порядок, подчиняя и сметая всех, кто вставал у них на пути. Садко плохо помнил своего отца, но помнил, что жили они очень богато. Долго такое продолжаться не могло, и однажды местные мужики устроили людинским варягам жестокую и подлую расправу. В честном бою они не могли одолеть немногочисленных викингов, ночью же перерезали почти всех. Зигмунд храбро сражался и ранил двоих врагов, но их было слишком много, и уже израненному и обессилевшему викингу залили в горло расплавленную медь. Нападавшие поделили имущество торговца между собой. Кому достались рубли, кому – изба, а разбойнику по прозвищу – Волрог, раненному Зигмундом, досталась его жена. Вместе с женой он получил и её малого сына, которому теперь должен был стать отцом. У Волрога уже была жена и много сыновей и дочерей от неё. Люба – женщина Зигмунда, стала его второй, а после смерти первой, единственной женой. Детей с новой женой Волрог не нажил, объясняя это тем, что он и Люба были слишком из разных племён. Садка отчима не любил. Мальчишка рос не в викингов плутоватым, отвагой порой напоминал собой отца, в работе же от него было мало толку. Правда, Садко всем нравился своей находчивостью и невероятным артистизмом, имел хороший певчий голос и слух. Сводные братья быстро полюбили Садка, насколько их сердца вообще позволяли им любить. Но мальчик помнил ещё своего отца-варяга, помнил, как тот говорил с людьми, как вёл торг, как записывал что-то чернилами на бересте, совсем как на свитках Кости. Зигмунд владел грамотой и счётом, значит, и Садко должен был ими владеть. Ещё в самом юном возрасте он решил для себя, что когда вырастет, станет богат, как отец, только умнее и сможет выжить. Хитростью и неслыханной дерзостью Садко уже в раннем возрасте научился получать, что хотел, и тем ещё больше напоминал Волрогу пресловутого Зигмунда, за что не редко был битым.

И всё же теперь сын Зигмунда вопреки всем взялся постигать грамоту и счёт, хоть наука эта давалась ему очень тяжело, а времени на занятия почти не было. Но летом легко было отлынивать от домашней работы, когда ребятня большую часть времени проводила на улице. Случалось, что они не появлялись дома даже не обед, а питались плодами с деревьев, отстреливали из луков дикую птицу или ловили рыбу. Здесь же, на улице они разводили костёр и готовили себе пищу. В этом людинские мальчишки имели гораздо больше свободы, чем их аристократические сверстники. Садко большую часть лета провёл на улице, и лишь когда с братом украл коня, отец побил их и запер по замок. Но через три дня они смогли сбежать и ещё несколько дней не появлялись дома. Спали они под открытым небом, слушая приятный хруст веток в костре, прерывистый гул сов и протяжный писк летучих мышей. Вскоре Садко и нового друга – Костю затянул в эту лихую жизнь. Поначалу Костя боялся, но потом настолько одичал, что как только покидал Славенский конец, тут же снимал обувь и дальше шёл босиком. Любил он ночью купаться в реке, когда вода была теплее, чем днём, и так не хотелось выходить на берег. Можно было нырнуть и исчезнуть для целого мира, погрузиться в приятный мрак. А наутро снова с товарищами искать себе пропитание, лазать по деревьям, царапая ветками до крови кожу, удить рыбу, охотиться, красть что-нибудь мелкое, мириться и ссориться, ездить верхом и дышать, дышать полной грудью.

Мальчишки из Славенского конца позволить себе такой жизни не могли, достаточно было лишь одному из них пропасть из дому, как поднималась тревога, вскакивала вся младшая дружина князя и принималась искать пропавшего. Лишь когда дети аристократии вырастали в юношей, они начинали позволять себе то, чего не позволял себе никто. Теперь не нужно было проводить время за учением, можно было верхом разъезжать в любой конец города, брать всё самое лучшее и ничего не отдавать взамен или отдавать, но лишь для того, чтобы похвастаться перед товарищами своей щедростью. И так могло длиться довольно долго, пока какая-нибудь война не взывала к их долгу, и тогда не было в Новгороде более отважных и доблестных воинов. Но всё это ждало школьников впереди, когда закончатся долгие годы обучения, а жить-то хотелось сейчас, и потому летом боярские дети чаще всего отлынивали от посещения училища. Бывало, даже Костя следовал их примеру.

Однажды, после очередной ночёвки под открытым небом он чуть не забыл, что следующий день – учебный. Спешно Костя прибежал домой, выслушал упрёки матери, собрался и почти бегом пошёл в Славенский конец. Здесь же уже вовсю началась потеха. Васька со Святославом затеяли новое развлечение – соорудили летающего воздушного змея, и каждый хотел этим змеем хоть немного поуправлять. Но просто так мальчики ничего никому не давали, и получали от кого калач, от кого – наливное яблоко в качестве платы. Но с Кости никто и не думал взымать платы. Ему дали змея даром, вне очереди.

– Хорошая вещь, – говорил меж тем Василий, – вот если бы такой змей мог бы воина поднять от земли, цены бы ему не было.

– Зачем же ему поднимать воина? – скептически возражал Святослав, – чтобы он упал, разбился насмерть или сломал себе чего?

– Да с помощью такого змея любое войско врага можно увидеть, как на ладони. Можно увидеть, сколько там человек, как расположены и где. И без труда потом всех перебить.

– Нашему князю не нужна такая ерунда, чтобы всех побеждать.

– Наш князь уже почитай полгода в Новгороде не появляется. Как взял Киев, так там и остался, а про нас и думать забыл.

– Ничего, вернётся наш князь. По что ему этот Киев? Там все чужие, а здесь его родная земля, здесь все его знают.

– Волхвы идут! – прокричал Никита – младший брат Васьки.

– Бежим! – скомандовал Василий.

Костя вынужден был оставить летающего змея и побежать вместе с товарищами. Двое волхвов, не застав своих учеников на лавках, принялись их искать и нашли на заднем дворе училища. Теперь мальчишкам было не избежать наказания: их наказали бы либо учителя, либо отцы. Они сочли, что лучше потом получить от своих отцов и бросились врассыпную.

– Встречаемся у моста! – послышался лишь голос Святослава.

– Стоять, леший вас побери! – кричали далеко позади волхвы. Но вскоре их ученики затерялись уже меж домов на новгородских улицах. Костя один из первых прибыл к Волхову мосту, затем стали появляться и другие, прибежали и заводилы – Василий и Святослав, которые успели уже где-то стащить петуха. Птица неистово била крыльями, пытаясь вырваться, но часы её были уже сочтены. Мальчишки забрались под мост и принялись разводить костёр. Здесь, на небольшом клочке земли возле толстых деревянных свай под мостом уже была насыпана целая горсть залы, что говорило о том, что здесь часто устраивали посиделки. Место тут было укромное, из Славенского конца их было почти не видно, зато из Людина и Неревского концов их мог увидеть каждый. И вскоре, не успели они развести огонь, их действительно увидела горстка мальчишек и направилась к ним. Боярские дети насторожились, даже петух перестал кудахтать и притаился. Доски на мосту заходили ходуном в тех местах, где проходили незваные гости. Они приближались. Вот уже стало слышно, как сыплется земля с горки – они спускались. И вот рядом возникла группа мальчишек, вместе с которыми Костя ночевал сегодня на берегу реки. Садко совсем босый и по пояс голый держал за жабры огромную метровую щуку, которая иногда ещё била хвостом, намереваясь вырваться на свободу.

– Костя, айда с нами, смотри, какое чудище мы поймали, – вымолвил Садко, – можно весь город накормить.

– У нас уже есть добыча, – кивнул Василий на петуха, нахмурившись.

– Да это разве добыча? Нате, угощайтесь, славенские дети, здесь на всех хватит.

С этими словами Садко бросил рыбу на землю. Щука вильнула хвостом и дала им смачную оплеуху одному из мальчишек, который от неожиданности даже упал на спину. Рыба рванула к воде, но боярские дети схватили её, не давая ей убежать. В этой сутолоке петух снова забил крыльями и на этот раз смог-таки вырваться на свободу. Забравшись на мост, он воинственно прокукарекал гимн своей свободе и направился домой.

– Чёрт бы вас побрал, – выругался Святослав.

– Придётся теперь вашу щуку есть, – смирился с судьбой Василий.

И вскоре они принялись готовить себе пищу. Общая трапеза быстро подружила их. Детьми они ещё не знали, что такая дружба между сословиями является для них запретной.

– А теперь купаться! – снова произнёс Василий, и все мальчишки как по команде разделись и бросились в реку. Плавали они долго, некоторые даже начали дрожать и покрылись гусиной кожей, у других кожа на пальцах сморщилась, как у стариков. Но близился вечер, нужно было расходиться по домам. Расстались они друзьями. Костя и Садко ушли на другой берег, Василий и Святослав остались на этом и пошли домой. Они с тревожным трепетом представляли, что их ожидает дома от их отцов, как вдруг один из мальчишек не на шутку расплакался.

– Ну чего ты, Макар? – приобнял его за плечи Святослав.

– Князь-то к нам не вернётся. Бросил нас, не нужны мы ему. Как же Новгород теперь будет без князя-то?

– Вернётся князь, никуда не денется, – успокаивали его боярские дети, – не может Новгород жить без князя, а князь без Новгорода, что дерево без корней.

Все понимали Макара, ведь его отец вместе с князем Владимиром пошёл войной на Полоцк и Киев, и не известно было даже, жив ли он. Известно было, что князь новгородский стал могущественнее, чем любой из князей Новгорода до него, но какое дело до этого было мальчику, который ждал с войны своего отца?

Глава 2.

Перун.

В тот год князь Владимир так и не вернулся в Новгород, а вместо него с княжеской грамотой на пергаменте приехал боярин Добрыня. В грамоте было написано повеление князя, которое смутило многих гордых бояр. С одной стороны, Владимир требовал от бояр назначить посадником Новгорода Добрыню, который даже не был родовитым новгородцем. Старый Добрыня происходил из рода древлянского, более того, приходился сыном бывшему древлянскому вождю Малу. Тому самому вождю, который поднял восстание против деда князя Владимира – Игоря и убил его. Жена Игоря жестоко покарала древлян, но Малу сохранила жизнь, как и его детям – Добрыне и Малке. Пока Мал томился в заточении в Любече, дети его были холопами в княжеском доме. Но со временем их положение улучшилось. Малка родила от князя Святослава сына – Владимира, и тем самым род древлянский породнился с ненавистным им варяжским родом Рюрика. Так, Добрыня приходился князю Владимиру родным дядькой, а, значит, по обычаю мог замещать князя на посту. Но Добрыню никогда не любили в вольном городе Новгороде. Бояре привыкли сами выбирать себе князей, посадников, тысяцких, а если нужно, и воевод. Одних назначала боярская дума, других из боярских родов выбирало новгородское вече из Славенского конца. Когда-то Владимира так же избрали князем, больше от страха перед его братьями и войском его отца, но потом полюбили, как родного. Чего нельзя было сказать про Добрыню. Древляне не любили викингов, а викинги не любили за это древлян. А многие боярские роды в Новгороде были связаны с варягами. Иные же, как варяг Сигурд и вовсе стали боярами при Владимире.

Но даже не это смутило новгородских бояр, сколько другая часть послания, писанного на пергаменте и заверенного великокняжеской печатью. Говорилось там, что князь Владимир установил в Киеве новую веру, заключив союз с четырьмя чародейскими кланами: кланом Вепря, кланом Сокола, кланом Быка и кланом Змея. Эти чародеи называли себя колдунами, потому как использовали самые тёмные и боевые чары, а потому наводили страх на все славянские земли. И теперь они объединились и стали друзьями князя. Верховным же богом признавали бога Перуна – бога войны, который теперь стал ещё и богом молнии.

– Во владениях князя и когана Владимира везде должна быть одна вера, – говорил Добрыня на собрании боярской думы, – а иначе враги наши нас сломят. Нельзя нам сейчас давать слабину, враги сильны и их много.

– А ежели кто не захочет чужой веры принимать? – вопрошали дружинники, – как с теми быть?

– Тех мы раздавим, – отрезал Добрыня.

Такие слова встревожили знатных людей.

– Нельзя так, Добрыня, – выступил старый боярин Дамир, – у нас столько разного народу живёт, и все разным богам поклоняются. Купцы, земщина, служилые, люди вообще чёрт пойми кого чтут. Как ты всё это приведёшь к единству?

– С вашей помощью приведём, – спокойно продолжал Добрыня, – если назначите меня посадником и поддержите своим оружием.

– Нет, Добрыня, не поддержим, – возражал Дамир, – у нас, знати, другая вера испокон веков. Мы чтим Рода, Даждьбога, Макошь, Стрибога. Варяги чтут Тора. Так у нас заведено.

– Напрасно вы мне противитесь, – начинал гневаться Добрыня, отчего скулы его напряглись, а ноздри расширились, голос же стал ещё громче, – со мной князь послал не малое войско, а с ним клан Змея, который возглавляет известный вам вождь Усыня. Вы сами знаете, как колдуны не любят вашу волховскую веру. Только дай им волю, весь город в крови утопят.

– Крови хочешь, древлянский недобиток? – злобно прокричал Дамир и бросил на пол шапку, глядя прямо в глаза Добрыне. Далеко не каждый выдерживал его гневного взгляда, а сейчас взгляд Добрыни пылал гневом, лицо залилось краской, и в конце концов он поднялся на ноги и хотел уже наброситься на боярина. Но сразу несколько рук обхватили Добрыню, а ещё с десяток рук сдержали Дамира. Очередной раз бояре порадовались, что старинным обычаем было положено оставлять оружие в прихожей и в думе выступать без него. Иначе сей же час началась бы страшная сеча.

– Я здесь выступаю не от своего имени, – кричал Добрыня, чтобы перекричать поднявшийся в избе шум, – и не от имени древлянской знати, а от имени вашего князя, избранного вами, и который по вашему согласию и с вашей помощью взял Полоцк и Киев. За ним правда, и вы это знаете. Мы не смеем идти против этой правды. К своим врагам великий князь беспощаден, а со своими друзьями он щедр и ласков. Решайте сами, кем вы хотите ему быть: друзьями или врагами.

И с этими словами он вырвался из рук держащих его дружинников и вышел вон из избы. А бояре крепко призадумались. В глубине души все они понимали, что Добрыня прав, за князем Владимиром была великая правда, и именно эта правда привела его на киевский стол. Правда эта была довольна проста – месть. Когда отец Владимира, князь Святослав возвращался из похода против ромеев, войско его задержалось на днепровских порогах. Именно здесь им и бросили вызов печенеги. Святослав отправил своего дружинника – Свенельда за подкреплением, а сам остался ждать врагов. Свенельд уговаривал Святослава, что тому стоит уйти вместе с ним, что печенеги бесчестный народ и уничтожат его. Но Святослав стоял на своём. Ему был брошен честный вызов, а он всегда принимал вызов на поединок. Святослав знал, что печенегов числом больше, но считал, что раз им хватило благородства бросить честный вызов, то они дождутся, когда Свенельд придёт с подкреплением из Киева, чтобы встретить врага в честном бою.

– Если же они меня обманут, – молвил тогда Святослав, – им же хуже, мои сыновья тогда придут и отомстят за меня.

Так и случилось, печенеги поступили бесчестно, большим числом уничтожили малое войско и погубили князя. Из черепа Святослава вождь печенегов сделал себе чашу, из которой пил вино. В тот же год три сына Святослава: Ярополк, Олег и Владимир встретились в Киеве и поклялись перед богами и дружиной, что отмстят печенегам. Князем киевским стал старший сын – Ярополк. Значит, большая часть груза мести ложилась на его плечи. Но Ярополк не спешил выполнять данную клятву, и тогда другой сын Святослава – Олег, заспорил со страшим братом, призывая его в поход на печенегов, и когда тот отказался идти в поход, сам стал собирать войско, чтобы идти без него. В результате ссоры между братьями Олег был убит, а Ярополк захватил земли обоих своих братьев, в том числе и Новгород – вотчину младшего Владимира. Василий бы тогда совсем ещё ребёнком, но он прекрасно помнил, какие были настроения в Новгороде. Все говорили, что правда была за Владимиром, поскольку Ярополк нарушил клятву перед богами и дружиной, предал память своего отца. Именно поэтому Владимир вскоре вернулся в Новгород с дружиной и захватил Новгород. Новгородцы сами радостно молодого встречали князя, за которым была правда. Многие князья тогда шли за князя Владимира, включая черниговского князя Всеволода, поскольку чувствовали за ним правду. Но полоцкий князь Рогволод отказался занять сторону Владимира. И тогда Владимир разорил Полоцк, а теперь захватил и Киев. Вероломный Ярополк был убит, и клятву мести стал нести на себе Владимир. Пришло время мести печенегам, пришло время правды. Именно для этого князь Владимир теперь сделал верховным богом Перуна – бога войны. Это говорили лишь об одном, вскоре начнётся великая война, и она не закончится, пока не будет уничтожена последняя орда печенегов. Колдуны, князья, народ поддерживали князя в этой войне, все шли за его правдой. Но новгородская дружина боялась, что, идя за правду, потеряет свободу, а Новгород потеряет славу вольного города. Новгородские бояре по природе своей были очень горды и не хотели терпеть своё зависимое, подчинённое положение. Боярин Дамир считался одним из самых родовитых и старых в новгородской дружине, и теперь он выступил резко против Добрыни. Дружинник лично наведывался в гости к знатным людям, и убеждал их так же не подчиняться и стоять на своём. Наведался он в гости и к дружиннику Буслаю, и был встречен радушно и приветливо. Старший и единственный законный сын Буслая – Василий, спрятался в укромном месте, откуда ничего не видел, но хорошо слышал, о чём говориться в гостиной.

– Плохи наши дела, Буслаюшка, – говорил Дамир, – я знаю, что князь Владимир наделил тебя не малыми землями. Но этому городу ты обязан большим, здесь ты вырос, здесь росли твои отец и дед, и все поклонялись одним богам. А теперь нас хотят заставить верить в чужих, жестоких богов. Хотят заставить поклоняться Перуну.

– Говорят, великий князь Святослав отдавал почести Перуну, – отвечал Буслай, – это бог воинов, он дарует удачу на поле брани.

– Святослав на нашей земле не жил, – возразил Дамир, – он всегда воевал на чужой земле, а правила его мать и дружина, которые верили совсем в других богов. Правили мудро, чужих богов никому не навязывали. И Ярополк – сын Святослава, чтил родных богов.

– Ярополк – клятвопреступник, – отрезал Буслай, – он отказался от мести за отца, и за это поплатился. За нашим князем правда. Вспомни, Дамир, как мы сами на руках несли его в этот поход на Киев. Владимир держит своё слово, именно поэтому он выбрал своим богом Перуна – бога войны.

– Уж не отрёкся ли и ты, Буслаюшка, от родной веры? – строгим голосом спрашивал Дамир.

– Я всегда был и буду верен своим богам, – отвечал Буслай, – я не змея, своей шкуры не меняю. И коли уж надел одну шкуру, то всю жизнь в ней ходить буду, пока не помру. Но если ты, Дамир, хочешь воевать против Владимира и против правды нам с тобой не по пути.

– Я не собираюсь воевать против Владимира, что ты Буслай. Я лишь хочу напомнить ему о том, что Новгород – это вольный город, и с нами нельзя там грубо обращаться. Я хочу воевать против Добрыни, если угодно.

– Можно и по-другому. Почему мы должны напоминать князю о своей свободе сейчас, когда он одержим своей клятвой, когда за ним правда и все князья? Можно напомнить ему позже, когда он осуществит свою месть печенегам.

– Позже? А до той поры мы должны терпеть этого выскочку Добрыню, бывшего холопа? Нет, Буслай, ты как знаешь, а его терпеть не буду.

Дамир был полон решимости, и юный Василий, подслушивая разговор взрослых, даже почувствовал, как сердце его сжалось от напряжения. Казалось, воздух в комнате стал густым как студень. Дамир приходился двоюродным дядькой Буслаю, их роды недавно породнились, хоть род Буслая и не так давно стал знатным. Его дед всю жизнь был простым кузнецом, но мастерством своим превосходил всех других. Однажды он выковал меч для самого князя. Затем князь ушёл на войну с хазарами. Сталь тогда была плохого качества, и многие переломали свои мечи и так и погибли на поле боя. Но меч князя не сломался, более того, сломал меч врага, собиравшегося его убить. В благодарность за спасённую жизнь князь определил кузнеца в дружинники и пожаловал ему землю. Кузнец быстро, пока князь не передумал, поспешил породниться с другими знатными родами. Так, отдал свою дочь замуж за брата Дамира, женил отца Буслая на девушке из знатного рода. У Буслая было много братьев и сестёр, но сёстры вышли замуж, а братья все ушли на войну вместе с князем, оставив Буслая за старшего в роду. И вот теперь на нём лежала тяжкая ноша и ответственность за весь свой род. Тяжкая дума одолела Буслая и не давала ему покоя. На следующий день он отправился за советом к волхвам. Местным чародеи традиционно были врагами колдунов и потому заняли сторону Дамира. Редко между волхвами из разных родов наблюдалось такое единодушие, как сейчас, в борьбе против новых обычаев. Верховный жрец Рода волхв Родим был готов идти на смерть за своего бога. Буслай пуще прежнего расстроился, понимая, какой раздор ожидает в ближайшее время Новгород.

Тем не менее, новых идолов поставили на капище, причём намеренно в пятницу – торговый день, когда большинство людей ушли на торжище. Старых идолов не убрали, и потому поначалу никто не почувствовал произошедшей перемены. Но за внешним дневным спокойствием горожан скрывалось волнение готовящегося мятежа. Скандинавские и русские бояре в заговоре не участвовали, как и многие бояре из других племён, все они единодушно приняли новую веру. Но при этом они сохранили за собой право поклоняться и своим богам. Старые капища в Новгороде никто не сносил, и всё же большое капище на центральной площади не давало покоя Добрыне. Всё яснее становилось для него, что народ не хочет исполнять волю князя Владимира и выступает против реформы. Это могло означать лишь одно – на предстоящих выборах новгородцы могли выбрать себе совсем другого посадника. А там и до восстания против Киева не далеко. Новгородцы были народом вольным и далеко не робким. И в конце концов Добрыня принял решение и навлёк на себя большую опасность. В один из пасмурных осенних дней огромная процессия двинулась от дома Добрыни к соборной площади, многие ехали на повозках, запряжённых лошадьми. Народ, надо сказать, уже сразу нутром почуял, куда движется толпа и под руководством волхвов двинулся на площадь к главному капищу. Затем стали подтягиваться и знатные люди, кто верхом, а кто пешие, иные даже в кольчугах с щитами и копьями, готовые хоть сейчас ринуться в бой. Сражаться, сидя на коне, было не удобно, но сверху было всё прекрасно видно. Так, Дамир разглядел в толпе пешего Буслая, тот был без оружия, но, если присмотреться, можно было увидеть под рубахой кольчугу. Значит, он ещё не знает, зачем пришёл, просто посмотреть или сражаться за своих родных богов. Было и много других именитых горожан, из самых разных племён. Когда народа начал окружать площадь, вся процессия во главе с Добрыней была уже там. Идолов старых богов они перемещали, чтобы освободить место для бога войны, некоторые из них при этом падали в грязь, и, изваляв в грязи кумиров, рабочие ставили их на новое место. И в конце концов на холме осталось лишь несколько чистых идолов, среди которых возвышался суровый лик Перуна. Грозный бог не добрым властным взглядом смотрел на толпу, и от этого взгляда многим становилось не по себе.