Текст книги "Изнанка"

Тишина реяла в кабинете добрую минуту. После чего генерал спросил:

– У сшизов блок не срабатывает?

– Вроде того... Барахлит, скорее.

– Ну и черт бы с ними... и так далее и тэ пэ, как говорится... – произнес Ерошин, ни на кого конкретно не глядя. – Пусть себе...

Он замолчал, не зная, что именно «пусть себе». За него полувопросительно продолжил генерал:

– Они что, совсем не могут проснуться? Есть же система принудительного пробуждения...

– Изредка, конечно, бывает длительная гиперсомния, более вам известная как летаргия. Тогда человек просто-напросто умирает от истощения. Хотя таких случаев, насколько мне известно, немного. В основном сшизы просыпаются, когда их мозг... сильно устает: все-таки инстинкт самосохранения, как правило, сильнее любого кайфа. К тому же иногда элементарные позывы мочевого пузыря не дают покоя... Да и С-визоры настроены на определенное время работы с момента включения, после чего автоматически вырубаются. А чтобы снять эти ограничители, нужно быть неплохим специалистом. В общем, много всего... Но...

– Но?

– Именно: но. – Тут Аракелян наконец долго и серьезно смотрел в угольки глаз, подрагивающие под бровными арками пожилого генерала. – Главная проблема не в этом. Вы, как и полстраны, уже заметили странность в поведении известного актера Копельникова, не так ли?.. Неправильно он себя повел в двух С-фильмах. Не по сценарию... И на этот счет у меня есть еще одна очень неприятная гипотеза...

* * *

Облупившаяся краска зеленовато-серого оттенка была к лицу этим сердитым стенам. Потолок низкий; у того, кто заходил в это помещение, невольно возникала иллюзия, будто он малость провисает. Крохотный стол с давным-давно стертой полировкой и странными царапинами по краю – будто древесину глодали.

Минус второй этаж. Дверь из нескольких листов стали...

– Да откуда я знаю – как?! – оторопело произнес мужик лет тридцати. Он звякнул наручниками и провел скованными руками по левой скуле, размазывая кровь. – Ты ж мне самую любимую родинку содрал, гад. Как теперь перед камерой появлю... Оух-х... боль-н-но ж... под-д дых-то...

Подполковник Таусонский знал толк в беседах с людьми. «Печень-то у всех есть, – любил он приговаривать, натаскивая молодых в своем отделе. – Моя б воля, я всех этих белых воротничков в ближайшую лесополосу бы вывез – и из „калаша“...»

– Ну что, Копельников. Рассказывай, как до жизни такой докатился, – сказал чернявый подпол, усаживаясь за стол, на котором едва светила лампа времен хрущевской оттепели. – Мы ж тебя в разработку давно взяли, не отвертишься. Много за твоей актерской мордой числится так-сяков.

– Блеф, – коротко сказал Родя, отдышавшись от проникающего тычка в живот. – Я чист, как слеза пятилетнего мальчика. Вчера впервые попробовал...

– Слезу?

Актер надменно промолчал, показывая, что не оценил топорного военного юмора. Подпол хмыкнул, уже серьезно спросил:

– И как? Понравилось?

– Необычно, – медленно прошамкал Копельников и умело продемонстрировал свою детскую улыбку, знакомую миллионам зрителей. Только сейчас зубы имели слегка розоватый оттенок, хотя при таком тусклом освещении трудно было разглядеть наверняка.

– Значит, вот какой так-сяк... – выдавил Таусонский, неопределенно покачивая головой, и тягучие слова заколыхались в узком полумраке.

Вообще-то он сам толком не знал, чего конкретно нужно добиться от этого зажиточного прощелыги – но не навыпуск же неосведомленность вывешивать, в самом деле! Незнание разведчика, коли уж оно обозначилось, должно быть для примитивных смертных свято и незримо, как нижнее белье монахини.

Генерал дал вводную: допросить. Узнать, что Копельников делал прошлой ночью, пользовался ли услугами С-видения, какие совершал действия в С-пространстве? Как сказал шеф, существует вероятность, что обнаружится нечто необычное... Тогда он велел сразу же напомнить о сорок шестом этаже, после чего следить за реакцией и запоминать все до последней мелочи.

И вот сейчас, после получасовой высокоинтеллектуальной беседы в тесном кабинете с единственным плотно занавешенным окошком – абсолютно, впрочем, нефункциональным на минус втором этаже, – эсбист почуял запах этой самой странности. Схватил кончиками коротко стриженных ногтей. Теперь нужно было намертво удерживать и, слегка поддергивая, тащить. Сейчас он ощутил, что, скорее всего, никаким экспертам не отдаст это дело... Тем более через минуту-другую должен был начать действовать наркотик, развязывающий язык.

– Стало быть, ты вошел в С-пространство в интерактивном режиме? – небрежно обронил Таусонский, разглаживая мощными пальцами отвороты пиджака.

– Да.

Родя, видимо, почувствовав, что на этого упыря его блистательная улыбочка не производит абсолютно никакого эффекта, сжал губы. Он решил настойчиво смотреть в пол и отвечать односложно: все равно Андрон его не бросит и натравит на этих государственных дармоедов всю общественность. Копельников честно старался думать о хорошем и славном будущем, но взгляд то и дело подпрыгивал, рикошетя от древнего паркета, и упирался в потертые браслеты на запястьях.

– В роль какого персонажа вошел?

– Своего.

– Конкретней.

– Майора Дмитрия Степанова.

– Фильм?

– «Вход на выход».

– Только лишь?

– Ну и «Северная канонада». После уже...

– Тут тебе не на всяких там фантазийных мотоциклах летать! – рявкнул подполковник. Родя моргнул и слегка повел носом – на дорогой свитер капнула очередная густая капля. Темная. – Четко отвечай! Полстраны, мать твою, перепугал! Ты представляешь хоть чуть-чуть, что теперь в Москве происходит? Да и не только у нас! Во всех крупных городах беспорядки, так-сяк! Одни орут, что надо поломать все эти бесовские галлюцинаторы сна, а другие – им по мордасам, по мордасам! Палками, между прочим, и кирпичами!..

Таусонский заткнулся так же неожиданно, как и взвился. Копельников вздохнул и исподлобья поглядел на закостенелого офицера. Опытный актер и сам бы сейчас не смог определить, чего было больше в его собственном взгляде – испуга, злобы или сочувствия.

– Что ты делал там, на сорок шестом? – жестким тоном спросил мощный гэбэшник, чуть подавшись вперед над столом и свирепо двинув ровно выбритым подбородком. – Четко. По порядку.

– Я... – Родя запнулся и подвигал крыльями носа, прикрыв глаза. Ему вдруг захотелось рассказать, как все было. Петровский успел намекнуть ему по мобильному, прежде чем аппарат отрубили, чтобы не трепал языком и не бравировал лишний раз, но сейчас внезапно появилось непреодолимое желание вывалить этому усталому фээсбэшнику все начистоту. Тем более воспоминания о том случае были сумбурные... Впрочем, какая разница...

– Когда я... – Копельников заметил, что потолок стал трапециевидным, и почему-то приятно засвербило под ушами. Кажется, начинался праздник! Он ликующе продолжил: – Точнее, не сам я, а мой герой... наверное... Он оказался возле окна там, в своем кабинете. И тут... какая-то эйфория на него... нет, на меня напала. Неожиданно возникло чувство, странное такое, мне никогда еще не доводилось переживать подобного... Так вот, возникло чувство легкости и... нет, не легкости... раздолья... Точно! Раздолья! И я понял, что могу...

* * *

Генерал открыл ящик стола, как-то отрешенно посмотрел внутрь и снова захлопнул его, так ничего и не извлекши. После чего в который уже раз растер желтоватыми ладонями лицо и, чуть шевельнув ювелирным шрамом губ, уточнил:

– Еще... гипотеза?

Аракелян кивнул:

– М-да... Или, как у вас, наверное, принято отвечать: так точно. Проблема сшизов не только в том, что у них перебои с блокировкой... м-м... сновидного состояния. Это меньшее из зол. Еще венгр Макушик... ну, я упоминал уже – тот, который первым С-шизофрению открыл или, если больше нравится – синдром Макушика... так вот, он еще несколько лет назад проводил опыты, в которых исследовал людей с разного рода психическими отклонениями во сне. Мне лишь недавно довелось познакомиться с феноменальными результатами этой работы – он как выдающийся ученый нашего времени держал свои исследования в тайне вплоть до самой смерти...

– Какой смысл? – вставил офицер средних лет, переведя ледяной взгляд с профессора на Ерошина.

– Терпение. Вы сейчас все поймете. Изучая материалы доктора Макушика, я с каждым байтом получаемой информации все больше и больше ужасался, предчувствуя беду. А когда до конца разобрался в формулах – понял, почему бедный венгр молчал. Ведь если бы он сказал вслух о результатах, то официально стал бы автором самого жуткого открытия нынешнего века.

Генерал едва слышно прочистил горло, но этот звук разнесся по всему кабинету.

– Не тяните! – резко сказал он, практически не скрывая раздражения. – Что на этот раз? Помесь чумы со СПИДом?

– Хуже, – очень неестественно улыбнулся Альберт Агабекович. – Сшизы могут влиять на события, происходящие в С-пространстве. И плевать они хотели на сценарии.

Вот после этих слов тишина по-настоящему сдавила барабанные перепонки всех присутствующих. Первым нарушил молчание генерал. От его голоса повеяло сухой январской вьюгой:

– Они могут менять этот самый... мир сновидений, что ли?

– Кто как, – тихо ответил Аракелян, глядя на свои пальцы. Они привычно подрагивали. – Для этого нужно в общих чертах представлять концепцию С-пространства. Сейчас попробую объяснить. По ту сторону сна существует то, что когда-либо создавали сценаристы и режиссеры С-видения. Ну к примеру, вы там каждый день можете видеть, скажем... вазу с цветами. Существует сама ваза, есть цветы. Но проверяли вы хоть раз наличие воды? Думаю, нет. Большинству людей это просто не придет в голову. И неизвестно, упоминалась ли она в сценарии. Так что не исключено, что в С-пространстве цветы в вазе не чахнут, хотя воды в ней нет. Это лишь один из парадоксов того мира. А их миллионы! С-пространство все время меняется – это так называемая полиморфная психоструктура с необычайно сложной схемой самоорганизации. То есть местами оно может как бы додумать за ваш мозг, и тогда... вода в вазе появится. Но отдельные люди не могут его менять, иначе оно бы просто не возникло. Таким образом, более-менее стабильно существует модель мира с деталями, наиболее часто встречающимися в С-фильмах, передачах и шоу. Поэтому по улицам, как правило, не летают флаеры – слишком мало все-таки они попадаются в фильмах и программах, а соответственно, в человеческой памяти. Хотя встречаются отдельные экземпляры – все зависит от того, насколько сильно большинство реципиентов С-видения в это верят. Допустим, какой-нибудь крупный фантастический герой-бизнесмен может очень часто летать на флаере по сценарию. Люди знают его. В таком случае актер и в едином С-пространстве имеет «настоящий» флаер. А вообще система очень сложна и непредсказуема. Структура С-пространства, как я уже упоминал, постоянно меняется в зависимости от настроения и эмоциональной сферы аудитории. Оно... все время подстраивается под зрителя. Имеется в виду, конечно, не отдельный человек, а вся масса.

Смуглый профессор перевел дух. После чего совсем тихо сказал:

– А теперь представьте, что я или кто-то из вас обнаруживает, что может менять в том мире на собственное усмотрение некоторые события. А иногда и вещи...

– Да это же крышка! – перебил его полковник Ерошин.

– Это не крышка, уважаемый, – откликнулся Аракелян, не поднимая глаз. – Это колодец без дна.

– Эти сшизы... насколько сильно могут они воздействовать на окружающую обстановку? – спросил генерал.

– Трудно сказать. Необходимо проводить всесторонние эмпирические исследования... Но боюсь, что теоретически предела нет.

– И какой же, по-вашему, вред в состоянии нанести эти люди? – Генерал встал, давая понять, что разговор подходит к завершающей стадии.

– Вред? – Ученый посмотрел на старого разведчика. – Любой. Все зависит от способностей и амбиций каждого конкретного сшиза: от безобидных шалостей Копельникова до полного захвата власти в С-пространстве. Да и вообще, мало ли... Когда появляется возможность проявить себя на полную катушку, фантазии нам, как правило, не занимать...

– Помнится, вы так и не ответили нам на вопрос: каким образом вычислить таких типов?

– Опять же смотря кто попадется. Человек может вообще не догадываться о своих способностях. А если они проявятся... Ну, будет вести себя странно, отклоняться от общепринятых норм того мира, выпадать из сценарных ходов. Но ведь если это окажется умный сшиз, то, обнаружив у себя такие необычные свойства, он попытается скрыть их, чтобы использовать потом в своих, лишь ему одному известных целях. И, полагаю, в подобных случаях вычислить такого человека будет очень и очень непросто, потому как аппаратуры, выявляющей наличие отклонений, пока не существует. Сами подумайте, как можно что-либо обнаружить в мире, где далеко не всегда действуют законы реальности?..

– Значит, следует искать не во сне?

– То есть?

– Здесь, в нашей грязной помойке с названием Москва.

– Это, конечно, выход, но с одним условием – сектор поиска придется несколько расширить. Придется работать на территории помойки с названием Земля.

Генерал помолчал.

– Альберт Агабекович, – произнес он наконец. – Вы умный... нет, я даже не издеваюсь. Подскажите, какие еще есть варианты?

Профессор Аракелян неуклюже одернул дорогой пиджак и сказал своим приятным для уроженца левобережной части Араратской равнины голосом:

– Х-м... Если вас действительно интересует лично мое мнение... Могу порекомендовать уничтожить на планете все С-визоры и связанную с ними документацию. Все: аппаратуру, чертежи, записи, схемы, технологии и методы создания и воссоздания, способы монтажа и ремонта, отсечь любые возможности заглянуть в тайны ретикулярной формации варолиевого моста. Вам, господин разведчик, придется заставить человечество забыть все связанное с этим страшным ядом, вплоть до последнего знака в формуле С-волн.

– Спасибо за содержательную консультацию и дельный совет, уважаемый профессор, – буркнул генерал. – Больше вас не задерживаю. Только одна просьба: не покидайте Москву – вы еще можете нам понадобиться.

Молодой лейтенант предупредительно открыл дверь с обратной стороны, когда подошел Аракелян. Ученый как-то ссутулился и стал похож на понурившую плафон, чтобы не светить в глаза, настольную лампу. Прежде чем выйти, он обернулся и, пряча подрагивающие пальцы в карманы пиджака, прошептал:

– Вы пока даже на йоту не можете себе представить, какая опасная змея приютилась рядом с нами... Люди обожают сладенькое. И часто их невозможно заставить выплюнуть яд, если он приторен на вкус.

Собравшиеся офицеры никак не отреагировали на последние слова профессора. Лишь когда дверь за ним бесшумно закрылась, генерал в который уже раз провел желтыми ладонями по лицу и приказал:

– Ерошин! Экспертов ко мне на ковер через пятнадцать минут!..

– Товарищ генерал! – Ерошин встал и хотел привычным движением пригладить лысину, но остановил руку на полпути. – Начальник отозван из отпуска, но он находился у родни в Хабаровске, так что лететь ему еще как минимум четыре часа. Заместитель по вашему распоряжению уволен...

– А больше у нас, едрить твою, никого нет из ведомственной экспертизы?!

– Есть, товарищ генерал.

– Так вот и пригласи их, едрить твою! Они зря бесплатно на общественном транспорте, что ли, ездят?!

– Есть, товарищ генерал.

– Так... начальник оперативного отдела, останься. По оргпреступности – тоже. И ты, Ерошин. Остальные – пахать, мать вашу! Пахать! Сеять и поднимать целину! Эта пятница, как вы уже поняли, не конец рабочей недели... Управлению информации: никаких вяк-вяков папарацци. Руководству главка: связаться со всеми региональными управлениями, держать на контроле их пульс, докладывать замам. По московской обстановке отчитываться лично мне! И не спать, не спать, мать вашу! Сон с этой минуты – наш кровный враг!.. Все.

Кадр четвертый
Наизнанку

Вода отстраненно ласкала песок, оставляя на нем переплетение тонких линий. Река этим вечером была... какая-то особенно вдумчивая. По фарватеру плыла медлительная баржа, бросая на небольшие волны дрожащие отражения своих сигнальных огней. Сти вздохнула и протерла влажные от холода глаза. Сколько она сидит здесь? Пять минут... или час?

Осенняя Волга бескровна и угрюма. Вечерние тучи смешиваются с ней, и разбитый узор неба становится частью воды. Птицы, сбившись в стаи, несутся прочь от наступающей зимы: уж они-то знают, что такое зима. Да и люди, впрочем, тоже... Люди собирают последние торговые палатки на набережной, сосредоточенно гремя алюминиевыми каркасами, переворачивают опустевшие урны, разбрасывают метлами остатки мусора, смешивая их с заиндевевшей листвой. Люди уходят, позволяя реке побыть одной и окунуться в свои неведомые мысли. И она бьется, бьется, бьется о песчано-бетонный берег до тех пор, пока лед не остановит ее дыхание. Поэтому осенняя Волга печальна и молчалива.

Ей страшно...

В который уже раз не получилось у Сти уговорить отца переехать в Москву. Бросить все руины прошлого и переехать.

Шиш. Для пожилого плотника не существовало ничего дальше потертых границ собственного мирка. Маленькие складные стульчики, табуреточки на продажу, старый чернильно-лохматый кот в тихой квартирке и косолапый после аварии пес Дружок в мастерской на пятом этаже МИАЦ при областной больнице.

– На какой шут мне Москва? – ворчал Николай Савельевич, растирая заскорузлую кожу на пальцах рук, пахнущих сосной и клеем. – Больно надо! Делать там нечего... Говна-то...

Он еще при «совке» успел поработать в раскаленных цехах термички на подшипниковом заводе, где сталь оранжевыми потоками текла в формы, где душераздирающе шипели, закаляясь в масле, огромные кольца и шары. Там чувствовалась горячая одышка трудовой жизни. Были пятилетки с неизменными сверхпланами и суровым ударным пролетариатом. Потом как-то вмиг все это порушилось; система, перемешивая саму себя, сковырнула все цели и задачи, подарив взамен растерянность и смятение. Дальше – бедность, мытарства. Дочь уехала, жена ушла, забыв над собой лишь постоянно ухоженный холмик земли. Николай Савельевич в то время хотел было вернуться на родину – в село Тукшум Елховского района, – но когда приехал на рейсовом автобусе с древним серо-рыжим чемоданом в руке, оказалось, что там уже пустырь, на котором дремлют провалившиеся остовы домиков, заросшие бурьяном... А вокруг – скрипучий бор, несмело и пугливо шепчущий путникам о минувшем.

Вот и остались: кот, пес и табуреточки на продажу. Хотя... еще осталась память, тлеющая укоризненно и мудро во вспыхнувших давным-давно лучиках морщин возле глаз.

Чуть слезящийся взгляд отца – мутноватый от старости и древесной пыли, добрый, полный спокойной печали и умного смирения... Лишь его Сти всегда любила по-настоящему. Остальное – брешь.

– Кристина Николаевна...

Телохранитель Володя подошел тихо, тем более что на песчаном пляже это было нетрудно. Сти поднялась, растирая затекшие ноги и заодно отряхивая промокшие на бедрах джинсы. Еще раз глянула на желтенькие струнки отраженных в реке огоньков баржи, которые никогда, наверное, не смогут задрожать в унисон, и повернулась.

– Кристина Николаевна... – Володя вдруг прищурился и уставился в воду позади нее. Сти инстинктивно оглянулась – ничего, легкий прибой. Она передернула плечами и снова обратила недовольный взгляд на охранника.

– Померещилось что-то, – сказал он, с каким-то детским удивлением почесав острый подбородок.

– На пенсию не пора, господин Глюк? – хмуро спросила она.

Володя подтянулся, одернул пиджак.

– Вам Тунгус звонил. Причитал. Правда, невнятно как-то.

Да, конечно. Сти все прекрасно помнила. Завтра утром должна была состояться передача контрольного пакета акций на нижневартовскую нефть ее холдингу. Этот придурок из Сибири хотел поиметь с этой сделки как можно больший удой, прикрываясь какими-то президентскими бумажками. Хоть бы от комплексов избавился, магнат херов. Это ж надо, солидный возраст, капитал за рубежом, семья, в политику даже подался и не мог придумать ничего лучше, чем погоняло Тунгус. Какая разница, кто он там по национальности – чукча или непалец, нормальное же имя по паспорту, русское, вполне благозвучное: Чинов Максим. С жиру бесится, что ли...

– Поехали, Володя, в аэропорт, – сказала она, беря телохранителя под руку. – И свяжись с Муриком, чтобы привез мне сегодня две порции по двенадцать. Нужно отдохнуть, завтра день суматошный будет. Через три... нет, не успеем. Через четыре часа в квартиру на проспекте Мира.

Поднявшись на парапет набережной, они забрались в длинный «Мерседес». Машина плавно тронулась.

Сти откинулась на удобную спинку сиденья и стала задумчиво перебирать спутниковые телеканалы. Политика, шоу, спорт, фильмы, фальсифицированные донельзя новости, сериалы, мультики, музыка... Правильно, музыка. Только без всяких кривляний и ужимок на сцене под фанеру. Она выключила телевизор. Открыла лакированный ящичек с мини-дисками и стала просматривать, откидывая один за другим прямо на коврик. Задержалась на антологии «Depeche Mode» и, повертев маленький зеркальный кружочек в руках, сунула его в прорезь плеера. Включила режим случайного воспроизведения и прибавила громкость. Опустила стекло, едва коснувшись ногтем сенсора на панели.

– Простудитесь, – заботливо прогнусавил Володя. – Хоть и конец сентября, а вон как промозгло. Вы же совсем...

Последних слов Сти не услышала. Вместо них салон вскипел мелодичным и напряженным электронным ритмом...

 
I’m waiting for the night to fall
I know that it will save us all
When everything’s dark
Keeps us from the stark reality.
I’m waiting for the night to fall
When everything is bearable
And there in the still
All that you feel is tranquillity...
 

За окном пролетали уличные рекламы. Город, который давно уже перерос фронтиры провинциального, но коему никогда не суждено было догнать столицу, таял в бесконечных перекрестках красно-желто-зеленого вечера. Что-то успокаивающее мелькало в колыхании плетенки проводов, во взоре высоких домов, в бесчинстве молодежи возле дешевых клубов – что-то... пограничное, все туже стягивающее узел реальности...

 
And when I squinted
The world seemed rose-tinted
And angels appeared to descend.
To my surprise
With half-closed eyes
Things looked even better
Than when they were open...
 

Сквозь наркотический запах музыки пробилась трель телефона. Сти отключила аппарат. Она независима, она полностью суверенна. Пусть сами подстраиваются.

Одно беспокоило ее – неуловимое ощущение преследования. Или наоборот – погони за... чем-то. Или травли?.. Но это было там, в другом мире: под незримым излучением С-визора. В последние дни она как-то неуютно чувствовала себя в снах, будто нечто поменялось в выверенной схеме вразумительно прописанных сюжетов. В них скользил животный страх, бездной ползущий в глубь естества. В то же время беспокойство граничило с необоснованной беспечностью, которая шептала: «Оглянись вокруг... прикоснись к иллюзии... она... твоя...»

Сти закрыла глаза. Что-то изменилось в связи с паникой населения последних двух дней и склоками вокруг С-каналов. Неуловимо и жутковато. Где-то сработал отпирающий механизм – без щелчка, поэтому его никто не услышал. Только почувствовали – дверь открылась. Куда же она ведет? Не угадать, ведь нас окружают миллионы дверей, за каждой – очередной узенький коридор или огромная зала с колоннами. За каждой – снова мы сами. Может быть, чуть-чуть другие: немного более злые или наоборот... Нет, наоборот – вряд ли...

– Приехали, Кристина Николаевна. – Володя осторожно тронул ее за плечо.

Второй телохранитель – Рома – вышел первым и, обогнув автомобиль сзади, помог выбраться Сти и раскрыл зонт. По площади аэропорта расползалась мелкая рябь дождя. Личный самолет ожидал на резервной полосе.

Она вдруг обнаружила, что возбудилась от своих мыслей – слегка увлажнились трусики, бугорками выросли соски под блузкой, внутри – внизу живота – будто заскреблась тонкая шероховатая змейка. Это было странно: раньше Сти никогда так сильно не волновал отстраненный от практичных реалий мир снов.

Поднялись по трапу, скинули верхнюю одежду, уселись в кресла. За бортом еле слышно заскулили турбины. Лайнер сдвинулся с места и начал разгон.

Она глянула в иллюминатор на огоньки, скачущие по бровке взлетной полосы. Чуточку заложило уши, засосало под ложечкой. Возбуждение же не только не прошло, но усилилось: по всему телу струилась замкнутая волна наслаждения... Что же это такое, в конце концов! Не здесь же, в самом деле, трахнуться с кем-то?! Да и с кем? С пилотом, что ль? Или на штурвал прямо при нем усесться?..

Сти улыбнулась и провела ладонями по упругим яблокам грудей. Краем глаза отметила, как отвернулись телаки, заведя какую-то несущественную беседу между собой. Они уже привыкли к причудам хозяйки за несколько лет работы.

Левая рука вероломно поползла вниз по ребрам, по животу... ниже... Сти вздрогнула и отдернула пальцы от «молнии» брюк. Нет, это уже не в меру, пошлость чистой воды, надо потерпеть до Москвы. Она еще раз блаженно улыбнулась, глубоко вдохнув ароматизированный Сплит-системой воздух, и нажала кнопку активизации компактного С-визора, подвешенного над креслом. Может, там найдутся ответы...

Шасси самолета распрощалось с волжской землей...

* * *

Приятные световые размытости обернулись фосфоресцирующим экраном, который, казалось, огибал ее полностью.

«Выберите, пожалуйста, канал. Уровень доступа „VIP“, – объявил терпкий мужской баритон. – К сожалению, в данное время функционируют не все программы. Приносим извинения за технические неполадки».

На табло появились строки – всего пара десятков, не больше. Да-а... что-то происходит... Мысли медленно переваливались в сторонке.

Взглядом отметила первый канал. Самый обычный, для быдла.

*

Вид?

Экскурсионные туры.

Планета, страна, город?

Земля, Россия, Москва.

Моделирование эпохи. Укажите дату и время.

Сегодня. Текущее время.

Моделирование местности. Укажите точку начала экскурсии и желаемую погоду.

Таганская площадь. Текущее состояние окружающей среды в данном месте.

Транспорт – автобус, автомобиль, пеший тур? Другой?

Пеший тур.

Одежда. Укажите сезон – весна, лето, осень, зима? Также применимы дополнительные параметры – ранний и поздний.

Осень.

Необходим ли гид?

Нет.

Режим – интерактивный или спектаторный? При данных условиях доступен только интерактивный.

Интерактивный.

Приятных сновидений...

*

Народу на Таганке, как обычно в это время, было полно – хоть по головам иди, поскальзываясь на лысинах и сбивая парики. Сти осмотрелась. Прохожие, спешащие налюбоваться единым С-пространством в столице нашей многоликой родины, струились плотным потоком; то и дело отщеплялись от русел отдельные личности; другие энергично вкатывались в общую сутолоку. Судя по раззявленным ртам, в основном иностранцы. Впрочем, чему тут удивляться – им дешевле с помощью С-видения прогуляться по Москве, чем тащиться сюда по-настоящему. Да и безопасней, бесспорно.

Машин хоть отбавляй. Пробка в сторону Волгоградки и Рязанки. Как всегда. И все же что-то было не так. Витал в промерзающем воздухе какой-то едва уловимый дух... опасности. Нет. Недоумения и настороженности, пожалуй. Многие оглядывались ни с того ни с сего, то и дело поправляли сумки...

Сти вдруг захотелось прикоснуться к стене. Она подошла к ближайшему дому, дотронулась пальцами до холодной шершавой поверхности. На асфальт упал отслоившийся кусочек краски и тут же поскакал в сторону, подхваченный ветром. Зачем она это сделала? Захотелось. Очень. Сти прислушалась к внутренним ощущениям. Возбуждение поутихло, но все еще теплилось настырным клубком где-то возле диафрагмы. Для чего она вообще пришла именно сюда? Бред какой-то... Можно было выбрать какую-нибудь эротическую программу или по Марсу побродить на худой конец... Почему сюда – практически в центр Москвы? Что-то нужно было выяснить. Срочно. До ломоты в костях...

И тут внезапно пришло понимание – неважно «где», важно именно «что».

Она, вжикнув крупным гермет-замком, застегнула коротенькую курточку и прошлась до театра Высоцкого. Постояла перед фасадом, сунув руки в карманы. Бессмыслица! Все эти ее предчувствия – просто наваждение! От усталости, поди. Сти со злостью откинула капюшон и взъерошила короткие пепельные волосы, затем шлепнула себя несколько раз по щекам. Да это же сон! Сон, пойми ты, дура! Что здесь может быть необычного?!

Тут вдруг стена дрогнула, линии улиц стало выворачивать, словно кому-то не понравился их радиальный узор и он решил заново перечертить его по немыслимым лекалам... Ее дико замутило и повело в сторону. Стоящий рядом мужчина еле успел подхватить стройное тело, перед тем как оно чуть было не завалилось на проезжую часть навзничь. Раздался скрежет тормозных колодок.

– Что с вами, девушка? – обеспокоенно спросил он, глядя на побледневшее лицо.

Метро...

Сти непонимающе таращилась на размытые очертания незнакомой физиономии с противным черным прыщиком на подбородке, нависшие над ней. Кожа зудела, словно сейчас стошнит...

– Девушка! Помочь-то чем?

Тоннель...

Зрение постепенно фокусировалось. Отпускало... Что это за хрен? Приступ какой-то, видимо. В С-пространстве с ней такого еще не случалось.

– Очнитесь, девушка!

– Да какая я тебе девушка, – прошептала Сти и, набравшись сил, вырвалась из грубых объятий.

– Да я думал...

Не слушая больше сердобольного мужлана, она пошла в сторону станции метро. Но через несколько шагов резко остановилась. Замерла, тупо глядя перед собой.

Стоп. Какое к черту метро! Заче... Что-то подсказало. Это извне? Влияние на подсознание? Ерунда. С-видение исключает такую возможность по определению. Тогда... что? Интуиция? Внутренний голос? Чушь. Или не совсем?..

Нерешительно покачнувшись вперед, Сти все-таки заставила себя сделать шаг. Потом – второй. И почувствовала, как ноги стали переступать сами собой. Туда... – робко толкнулось у нее в груди, снова окатив все члены блаженной зыбью истомы...

В метро, в тоннель! – буквально взревело оно в следующий миг. – Разгадка там!

Уже не обращая внимания на ругань расталкиваемых плечами людей, она бежала к станции.

Милиционер проводил стремглав несущуюся женщину с растрепанной прической настороженным взглядом и уже собрался было сообщить по рации на следующий пост, чтобы задержали, проверили, выяснили... но тут у старшего сержанта Леонида Кадамова внезапно заурчало в кишечнике. Побурлило секунду, затихло... Не успел он облегченно выдохнуть, как вдруг скрутило до такой степени, что пришлось аж присесть, схватившись обеими руками за пузо. Мелькнула мысль, что если в реальности под С-визором он обделается прямо посередь отдела, то потом всего пива Вселенной не хватит, чтоб откупиться от смешков сослуживцев... «Да что ж это такое!» – вслух прошипел Кадамов, скорчив душераздирающую гримасу, и в положении полуприседа заковылял в сторону голубенькой кабинки биосортира, внутри которой срабатывала сейф-система экстренного пробуждения.