Текст книги "Санкция на жизнь"

Глава 2
Предварительная орбита

Тульский космодром «Стратосфера» был поистине огромен. Более тридцати стартовых комплексов располагались на обнесенной высокой бетонной стеной равнине западнее местечка Плавск. Причем два из них были приспособлены под тяжелые корабли.

В сутки отсюда поднимались и выходили на орбиту около полусотни челноков и примерно столько же – садились. Гигантские поля с четырехслойным жаростойким напылением были покрыты гарью от выхлопа дюз. Стартовые столы то и дело меняли, и нередко можно было заметить, как несколько тягачей тащат по безопасным «белым коридорам» невообразимые нагромождения конструкций: трубы, платформы и цистерны, отжившие свой век.

На северо-востоке космодрома примостился целый каскад административных зданий. Здесь была карантинная зона под герметичным куполом, внешнеторговый комплекс, где выдавались санкции на приходно-расходные операции, здание дирекции, оформленное в старинном архитектурном стиле, и утыканный антеннами куб комплекса управления полетами. Чуть левее возвышались разносортные ангары и мастерские.

В них производились ремонтные, монтажные и демонтажные работы как оборудования самого космодрома, так и кораблей.

Зачастую в ярко освещенных помещениях можно было заметить полуразобранные «стекляшки» – малотоннажные челноки категории 4-2-М. «Стекляшками» их называли потому, что корпус был покрыт кварцсодержащим сплавом и при должном освещении блестел, словно стекло.

Иногда в ангар закатывали и угрюмо-тупоносые среднетоннажники. На космолетном жаргоне эти неуклюжие на вид шаттлы класса 8-С звались «пеликанами» из-за объемистого брюха, внутри которого располагались грузовые отсеки.

Транспортные корабли тяжелого тоннажа категории 10-Т здесь не обслуживали по причине их громоздкости; если такая дурында ломалась, ее приходилось латать либо прямо на орбите, либо на стартовом столе, потому как перевозить куда-то выходило дороже. Этих исполинов называли «бычками». Не только по причине немалого размера, но и из-за схожести по форме с сигаретным окурком.

«Стекляшки» совершали рейсы только между траверзами орбит Венеры и Марса. Теоретически они могли летать и дальше, но это было просто нерентабельно. «Пеликаны» ходили до Нептуна. А «бычки» уже имели санкцию разрешенной дальности вплоть до военно– исследовательской станции «Вальхалла», которая находилась за пределами Солнечной, дальше орбиты десятой планеты – Цезарии.

Охранялся космодром очень серьезно, как и любой объект особого стратегического значения. По всему периметру через каждые пятьсот метров в забор были вмонтированы автоматические огневые точки с автономными радиолокационными станциями. Оборудованы они были не только обыкновенными пулеметами, но и средствами ПВО. На основном контрольно-пропускном пункте «Стратосферы», кроме дежурных санкциров спецназначения, дислоцировался взвод тяжелой пехоты оперативного реагирования. Также на территории имелись несколько скоростных танков «Феникс» на воздушной подушке и два боевых летуна системы «Мак-Фикшн» на гравитонной тяге. Санкции на энергоемкие, чрезвычайно опасные в эксплуатации и дорогие атмосферные G-движки имелись только у военных и правительства.

Жизнь и работа ритмично пульсировали на космодроме «Стратосфера» – в такт громыханию разнокалиберных дюз. Суета на нем не прекращалась ни днем, ни ночью…

Стас протянул паспортную карточку санкционеру специального назначения, облаченному в защитный комбез, броник и шлем– сферу с опущенным забралом из сверхпрочного стекла. Кондиционер в помещении КПП не работал, поэтому в разгар полуденной июньской жары человеку в подобном прикиде можно было только посочувствовать.

Охранник провел карточкой по щелке кодера и молча вернул ее. Стас приложил палец к контрольной точке ДНК-сканера и, подождав секунду, убрал. За это время с его кожи был взят крошечный кусочек эпидермиса для анализа.

На мониторе мгновенно синхронизировались два замысловатых рисунка, и загорелся зелененький кругляшок допуска. Попутно высветилась информация с паспортной карточки.

– Стас Нужный. Карго-агентство «Трансвакуум». Среднетоннажник «Ренегат» категории 8-С, серийный номер 658214-2-МВ. Рейс 816, маршрут Земля – Марс – Ио – Япет – Марс – Луна – Земля, – сказал Стас, подтверждая сведения на растровой пленке монитора. Он знал, что охранникам льстило, когда к ним выказывалась определенная доля уважения.

Однако унылый спецназовец так и не произнес ни слова. Он апатично ввел на клавиатуре код и ткнул стилом в изумрудный глазок. Стальная дверь с мерзким шипением отъехала в сторону, открывая проход в длинный коридор, который через тубус рентгеновской просветки вел в карантинную зону.

Стас слизнул несколько капель пота с верхней губы и быстрым шагом пошел внутрь комплекса.

Нельзя же людей в такой душегубке мучить. И куда только смотрят спецы по климат-контролю?…

В белоснежном помещении с запахом медикаментов большинство людей чувствует себя неуютно. Это заложено в подсознании еще с детства и остается, как правило, на всю жизнь. Хотя кому-то, напротив, нравится ощущать вокруг себя подобную врачебную атмосферу, пропитанную парами раствора марганцовки или фурацилина.

Стасу больничный дух не нравился.

Он подошел к шкафчику, разулся и аккуратно снял с себя форму. Повесил на плечики. Затем настала очередь носков и нижнего белья, которые отправились в нижний ящик. Паспортную карточку он сунул в узкую щель на бронированной дверце – изъять ее можно будет только по возвращении из рейса. До этого момента его основным документом станет командировочное удостоверение.

Теперь из одежды на нем остался лишь ключ хитрой конфигурации, болтающийся на шее.

– Далеко, коллега? – деловито поинтересовались из-за спины.

Стас захлопнул шкафчик, повернулся и окинул взглядом юношу лет двадцати с напускной решимостью на физиономии. Парень явно тушевался и не торопился снимать трусы. Ясно – стажер. Такие всегда стараются держаться на равных с пилотами постарше, чтобы восполнить внутреннюю неуверенность. Сверхкомпенсация чистой воды…

«Ого! – хмыкнул про себя Стас. – Интересно, с каких это пор во мне проснулась тяга к психоанализу?» Вслух же он сказал:

– На Япет. – И добавил с иронией: – Коллега.

Парень не заметил подначки.

– Да, не ближний свет, – с видом знатока покачал он головой. – А я на «стекляшке» до Луны вторым пилотом иду.

– В подштанниках? – не удержался Стас.

Парень смутился и криво заулыбался. Его лицо сразу приобрело жалкое и какое-то извиняющееся выражение.

– Я… это… впервые иду в реальный космос. До этого – только в училище, на тренажерах… И сотня часов в атмосфере – на обычных реактивных летунах…

– Главное, слушай санкцира-инструктора, и все будет гладко, – сжалился Стас. – А трусы все же перед водными процедурами сними. Второй, блин, пилот.

Он развернулся и пошел к шлюзовым дверям с матовыми стеклами. За ними находился бокс дезинфекции – последнее звено перед непосредственной подготовкой к старту.

Душевые кабинки были наполнены призрачным ультрафиолетовым светом. Пахло озоном и каким-то лекарственным душком.

Вообще помещение «последнего карантина» – как называли его пилоты между собой – всегда нагоняло на Стаса легкую тоску. Гладкие керамические стены, несколько УФ-ламп на потолке, похожих на горящие глаза чудовищ из дешевых ужастиков, приятный, теплый, но при этом влажный пол, который через ступни словно бы передает всему телу ощущение казенщины. И несколько душевых, разделенных толстыми металлическими переборками, в которые встроены не только системы подачи дистиллированной воды, но и множество сканирующей аппаратуры. Стоишь посреди этой замаскированной лаборатории и никак не можешь отделаться от какого-то детского стыдливого чувства. Причем дело вовсе не в наготе, а в нарочитом отсутствии уюта. Словно специально загнали тебя в некомфортные условия.

Стас давно решил: «последний карантин» слишком сильно контрастирует с остальным миром простоты и удобств, который оставляешь позади, покидая благоустроенную планету. Что ж, если трезво рассудить, все правильно: пилота нужно настроить на встречу с негостеприимным космосом. И все равно как-то… мерзковато.

За широким стеклом напротив сидел инфекционист в светло– зеленом халате и следил за показаниями диагностических мониторов. Стас стоял возле кабинок и смотрел на него с дежурной улыбкой. Санкционер наконец размашисто черкнул стилом по планшету и мягко проговорил:

– Результаты телеметрии в норме. – Его слова ретранслировались в карантинный бокс через динамики. – Правда, давление слегка понижено. У вас что, гипотония? В медфайле таких сведений не имеется.

– Раньше вроде не замечал, – пожал плечами Стас.

– Ладно, Нужный. Вставайте под душ.

Из потолка и стен одной из душевых кабинок прыснули струи воды. В фиолетовом свете они казались какими-то полуреальными, их фантастические переплетения очаровывали и манили в бесконечное смертельное путешествие сквозь тьму. Как невидимые нити космических лучей в межпланетном пространстве…

Стас тряхнул головой, отгоняя мимолетное наваждение, и принялся с удовольствием растирать тело одноразовой мочалкой. Затем он тщательно намылил волосы специальным укрепляющим шампунем, которым пользовались все пилоты во время полетов, и стал ритмично втирать его в кожу подушечками пальцев.

Открылась внутренняя дверь шлюза, и в бокс прошлепал давешний стажер. Он стыдливо прикрывал свои причиндалы ладонью и щурился от непривычного освещения.

– И куда вы вломились, уважаемый? – строго сказал врач из-за стекла. – Подождите за дверью.

Парень вздрогнул и резво ретировался.

– Скажите-ка, Нужный… – словно бы задумчиво произнес санкцир-инфекционист. – А вы ведь без напарника в рейсы ходите?

Стас удивленно воззрился на него сквозь хлопья пены.

Странный вопрос. Явно не по профилю.

– Среднетоннажники категории 8-С по технической инструкции обслуживаются одним пилотом-навигатором, – осторожно проговорил он. – Должность бортинженера упразднена около десяти лет назад из-за низкого процента аварийных ситуаций и безукоризненной работы спасательных команд. Комплектовать экипаж «пеликанов» двумя членами было признано нерентабельным. К тому же любой пилот имеет базовые навыки…

– Знаю-знаю… – отмахнулся врач, так и не поднимая лысой головы. – Вам никогда не хотелось бы… ну-у… чтобы с вами летал еще кто-нибудь?

– Кто? – тупо спросил Стас, окончательно сбитый с толку.

– Напарник.

– Зачем?

– Чтобы, к примеру… э-э… скучно не было.

– Мне не скучно.

– У вас сейчас друг есть?

– Нет.

– Предположим – есть. Не хотели бы, чтоб он вам во время полета компанию составил?

– Ни в коем случае.

– Отчего же?

– У него нет санкции. И это запрещено технической инструкцией.

– А если бы была санкция и инструкция позволяла?

– Нет.

– Почему?

– Я… я не знаю. Просто… так не положено… мало ли что он на борту натворить может… да и вообще…

– Хорошо. Вытирайтесь.

Стас вышел из-под теряющих силу струй и принялся рьяно растирать волосы стерильным полотенцем, чтобы скрыть полнейшее недоумение и растерянность.

Его проверяли. Причем нагло, почти в открытую. И не в каком– нибудь тренировочном комплексе или медцентре, а в «последнем карантине». На крайнем рубеже! Подобное тестирование на эмоциональную устойчивость, бывало, проводилось среди пилотов дальнего радиуса, но сам он впервые сталкивался с такой нахальной «апробацией».

Никакой это не инфекционист за стеклом сидит, а самый настоящий санкционер-безопасник. Только вот на кого он работает? На правительство или на родной «Трансвакуум»? А быть может, на «Эфу»?

Стас старался не волноваться – ведь у цербера за прозрачной перегородкой все показания телеметрии перед глазами. Вот влип– то!..

Он начал перебирать в голове совершенные нарушения, которые могли повлечь за собой столь кардинальные методы контроля. Ну белье в прачечную не всегда своевременно сдавал… Пару раз в вагончик монорельса после красного сигнала заскочил… Винца накануне полета пригубил… Да быть не может! Чепуха! Ради таких мелочей безопасников не тревожат. Тут что-то другое… Етит твою! Безумный незнакомец – вот что! Как же он мог упустить этот казус из виду! Тот мужик с зонтиком, который вчера упорно добивался встречи и хотел о чем-то поведать!

Стас автоматически продолжал тереть уже сухую шевелюру, лихорадочно соображая, как выкручиваться. Ведь сам-то он ни в чем, по сути, не виноват…

– Нужный, – с нескрываемым сарказмом произнес мнимый врач– инфекционист, – у вас сейчас сердце через задницу вылетит. И перестаньте наконец так мутузить волосы, а то станете таким же отполированным, как я.

Стас замер и уставился на лысого безопасника с идиотским выражением лица.

– Не мучьте себя домыслами. Просто из ЦУПа пришла вводная: тестировать на психическое и эмоциональное соответствие всех пилотов, выходящих сегодня в рейс. У вас все в норме.

– Ясно, – хрипло сказал Стас, чувствуя, как шквал подозрений самого себя в злостной измене государству и планете постепенно отступает. Почему-то захотелось пошутить. Он выдавил: – Вы только с этим мальчишкой поосторожней, который следом идет. А то ведь прямо тут коньки отбросит.

– Постараюсь, – кивнул санкцир, давая понять, что юмор принят. – Даже не знаю, как бы его этак… чтобы всю родословную вспоминать не начал. Если уж вы, Нужный, пилот со стажем, так занервничали…

– У всех за душой грешки водятся, – улыбнулся Стас, расслабляясь.

– А не должны водиться, – неожиданно морозным тоном отсек безопасник, принимаясь вновь разглядывать данные на диагностических мониторах. – У вас ананказмы в пространстве часто бывают?

– Чего-чего? – не понял Стас. На всякий случай уточнил: – Я в сексуальном плане здоров и адекватен…

– Отставить хохмы, уважаемый. Ананказмы – это навязчивые состояния. К примеру, неприятные, больные мысли в космосе возникают? Сомнения, страхи, влечения, от которых хотелось бы избавиться?

– Как у всех, наверное, – в меру. Не припомню ничего особенного. Но при чем здесь…

– Процедура дезинфекции окончена. Проходите в предстартовый комплекс, пилот Нужный.

Запах озона как будто бы усилился.

* * *

«Эфа» работает в усиленном режиме, отменено много плановых рейсов, а тех пилотов, которых все же выпускают в космос, перед вылетом проверяют на эмоциональную устойчивость… – размышлял Стас, выходя из пахнущего терпким антисептиком санузла. – Все эти пунктики явно говорят о чем-то неординарном. То ли на орбите происшествие случилось, то ли – не приведи вакуум – во всей Солнечной назревает какая-то фигня…»

Он прошлепал по теплому полу к одному из кессонов, ведущих в блоки внутренней транспортной сети «Стратосферы». В переходных помещениях, больше похожих на лаборатории, космонавтов упаковывали в скафандры, настраивали датчики автономной системы телеметрии и проводили последние тесты узлов жизнеобеспечения.

Здесь пилотов готовили к выходу на орбиту.

Дальше приходилось рассчитывать только на себя, точность команд из комплекса управления полетами и надежность корабля…

Стас снял с шеи цепочку с ключом и позволил санкционеру– медику облачить себя в промежуточный комбинезон, плотно облегающий все тело. Ткань приятно стянула мышцы, давая проходящим внутри ее капиллярам теплоконтроля подстроиться под их рельеф.

– Глубоко вдохните, – сказал медик. – Так. Теперь не дышите… Хорошо. А сейчас выдохните весь воздух. Отлично. Дышите. Поднимите вверх руки, присядьте, сделайте несколько наклонов – вперед, назад, в стороны.

Стас послушно выполнял указания и чувствовал, как комбинезон «сживается» с телом, а движения даются все легче и легче.

Когда процедура адаптации была завершена, техники нацепили на грудь, спину и конечности дюжину беспроводных датчиков и принялись колдовать над пультом управления. Несколько раз Стаса слегка дернуло током в районе запястий и лодыжек.

После настройки телеметрических приборов настала очередь внешнего каркаса полумягкого скафандра С-23. Несмотря на применение сверхлегких сплавов и материалов, весило это чудо техники около двадцати кило. От полнейшего неудобства спасало лишь то, что гибкость в суставах была хорошей: там использовались прорезиненные соединения из металлокерамики.

Забравшись в нутро скафандра, Стас повертел головой, чтобы воротничок комбеза не резал кадык. Свой ключ он положил в специальный кармашек возле отделения для инструментов. Техники прикрепили к горловине шлем, помогли надеть перчатки, замкнули клеммы электрических цепей, проверили клапаны подачи кислорода и отвода углекислого газа, подключили шланги теплообменника.

Забрало из анизотропного стеклопластика оставалось поднятым, и Стас пока мог спокойно дышать внешней атмосферой. Собственно, по инструкции его полагалось опускать и герметизировать только во время процедуры взлета.

– Гидравлика в норме, – доложил один из техников коренастому начальнику смены, санкционеру-контролеру. – Один из «теликов» сбоит.

– Менять надо? – поинтересовался начальник.

– Не думаю. Сейчас подвинтим.

– Как с жизнеобеспечением?

– Норма. – Медик ощерился и похлопал Стаса по плечу. – Хоть в космос отправляй!

Никто не оценил его плоского юмора. Техники продолжали что– то подстраивать и тестировать, контролер хмуро вглядывался в сводные данные на мониторе, а сам Стас еще толком не отошел от внезапной проверки.

После всего этого сыр-бора он чувствовал себя каким-то потерянным. Легкой предстартовой эйфории не было и в помине. Вместо нее в области солнечного сплетения ворочался неприятный ком.

Начиная со вчерашнего дня что-то пошло не так. Стас толком не понимал, что именно, но беспокойство все сильнее охватывало его. В голову лезли всякие дурацкие мысли об одиночестве. И узнай о них давешний безопасник – отправился бы Стас не в рейс, а на допрос.

Он думал о мире, который окружает его, – полноценном, счастливом мире достатка и комфорта, где миллиарды людей имеют все, что пожелают, если это не противоречит интересам общества.

Ведь это содружество хороших, сочувствующих друг другу граждан, которые трудятся и отдыхают согласно установленным правилам – справедливым и естественным. Это мир, порядок в котором регулируется таким простым изобретением, как санкции. Почему же ему – Стасу Нужному, обыкновенному пилоту– дальнобойщику – бывает так одиноко здесь, на этой благоустроенной планете? Подчас даже в космической пустоте он ощущает себя более целостной личностью, чем на поверхности… Быть может, потому, что толпы людей здесь на протяжении всей жизни оставляют лишь мимолетные касания на руках или сердцах друг у друга? Какой странный парадокс: твердый, непоколебимый мир не внушает чувства постоянства. Только остаточные ощущения от очередной уходящей жены или от бывшего друга, который вовсе не скучает по вашим отношениям, наслаждаясь новым беглым касанием…

Стас встрепенулся от мелодичного сигнала готовности. Транспортная капсула уже ожидала за прозрачными дверями предстартового комплекса.

Он оглянулся на коренастого начальника смены, неловко повернув голову в громоздком шлеме. Тот смотрел с каким-то подозрительным прищуром, покручивая стило в пальцах.

– С вами все в порядке, Нужный?

– Да, отлично! – соврал Стас, выжимая улыбку.

– Уверены, что не хотите отложить старт?

– На сто процентов.

Коренастый помолчал, в задумчивости покусав стило с обратного конца. Наконец черкнул им по своему монитору и проговорил:

– Садитесь в капсулу.

Стас неуклюже зашагал к стеклянным дверям. Запястья опять коротко кольнуло электричеством. Кисти рук рефлекторно вздрогнули…

Интересно, когда введут санкции на мысли?

* * *

Внутренняя транспортная сеть космодрома пронизывала всю его подземную часть на глубине от десяти до тридцати метров. С помощью специальных капсул по многочисленным тоннелям пилоты доставлялись к стартовым столам, где их ждали заправленные и подготовленные к взлету корабли. Такая система упрощала эксплуатацию полезных площадей «Стратосферы» и позволяла не откладывать старт с той или иной площадки из-за опасности сжечь кого-нибудь выхлопом дюз.

Несясь в своей капсуле по овальной железобетонной кишке, увешанной гирляндами ламп дневного света и лианами силовых кабелей, Стас сосредотачивался и постепенно отсекал все ненужные мысли. Обдумать произошедшие события можно будет и потом – благо предстоит немало скучных дней в пространстве, – а сейчас необходимо настроится на точную и быструю работу не только мозга, но и рук. Набор первой космической скорости и вывод челнока на предварительную орбиту для разгона – не шутка даже для опытного пилота.

Сверху раздался гул, слышимый даже через толщу стальных перекрытий и бетона. Видимо, капсула прошла прямо под местом очередного старта.

Стас глянул на электронные часы, встроенные в панель. Остался всего час с хвостиком.

Он почувствовал, что капсула плавно начала тормозить. Мельтешение ламп по сторонам замедлилось, уже можно было различить мелькающие то справа, то слева технические коридоры, перпендикулярно отходящие от транспортного тоннеля.

Скрежет колодок о рельсы заставил Стаса поморщиться.

Все, приехали.

Платформа, как и всегда, была безлюдна – здесь не полагалось находиться обслуживающему персоналу. В глубине полусферического помещения помаргивала зеленым глазком ожидающая кабинка подъемника.

Стас дождался, пока прозрачный колпак капсулы откроется, и выбрался на ребристый пол. Осторожно поворачиваясь из стороны в сторону, размялся – ведь скоро предстояло просидеть около часа практически без движения, а это чрезвычайно утомительно даже для бывалого космонавта.

Полусфера с едва слышным шипением закрылась, и капсула плавно ушла в глубину тоннеля, чтобы вновь нестись под землей и везти к месту старта других пилотов. На платформе стало совсем пустынно. Лишь несколько следящих камер озирались вокруг своими мертвыми линзами.

Пути назад были отрезаны, осталась одна дорога: наверх, к звездам.

Стас зашел в кабинку и надавил большую плоскую кнопку со значком «^». Он никогда не понимал местного юмора: зачем на единственном сенсоре рисовать такой значок, если иных вариантов все равно нет?…

Герметичная дверь пшикнула, и подъемник неторопливо пополз к поверхности.

Вскоре в окошко ворвался солнечный свет. За поляризационным стеклом раскинулась величественная панорама космодрома.

Вдалеке виднелось нагромождение клубов пара и дыма – совсем недавно там поднялась в воздух малотоннажная «стекляшка». Более крупные шаттлы оставляли гораздо больше копоти… Небо было лазурным до рези в глазах. Оно манило нырнуть в бесконечность, вознестись над твердью и парить. Оно призывало своим пронзительным голосом тишины тех, кто умел его слышать.

Стасу был хорошо знаком этот обманчивый черный лик неба, прикрытый голубой фатой. Но, несмотря на все опасности, он любил его роковую натуру.

Туша среднетоннажника «Ренегат» находилась с другой стороны и не была видна. Подъемник добрую минуту карабкался по вертикальному стержню, сквозь безумное нагромождение стартовых конструкций. Наконец он достиг стыковочного кессона и остановился. Дверь отъехала влево, давая Стасу пройти на узкий мостик.

Он всегда любил постоять здесь перед рейсом. Хотя бы минуту побалансировать на этом шатком перешейке между Землей и космосом. Провести перчаткой по гладкой обшивке, на которой в этом месте красовалась огромная буква «у» из трафаретной надписи «Трансвакуум 658214-2-МВ Россия Земля», тянущейся в четыре строки по всему выпуклому боку шаттла. Окинуть взглядом плоскость «Стратосферы» с шестидесятиметровой высоты. Привести в окончательный порядок мысли, настроится на продолжительную работу…

«Пилот „пеликана“ 8-С Нужный, это диспетчер комплекса УП, мы ведем вас, – раздался голос в шлеме. – Объясните причину задержки».

Стас вздохнул. Бывает, что попадаются вот такие сопровождающие санкциры – супердотошные и экстрапедантичные. С этими спорить бесполезно, они не признают маленьких пилотских суеверий. Они правильны и пунктуальны до последнего нейрона в позвоночнике.

– Все в порядке, ждал, пока подъемник уйдет вниз, – ляпнул Стас первое, что пришло в голову. Более нелепую отмазку сложно было выдумать.

Видимо, диспетчер был настолько обескуражен дебильностью объяснения, что не стал развивать тему. В шлеме коротко трескнули помехи, и прозвучал его сухой басок: «Займите штатное место на борту. Приступите к диагностике систем».

– Есть, – ответил Стас, улыбнувшись. Возвращалось хорошее настроение и вместе с ним – то щекочущее чувство предвкушения старта, которое знакомо лишь пилотам. Даже предстоящий пресс перегрузок не портил приятности момента.

Бросив последний взгляд на серое полотно космодрома, залитое солнечными лучами, Стас шагнул в красноватый полумрак шлюза и сдернул предохранительную скобу на рукоятке герметизации.

«Здравствуй, Ренегат…» – беззвучно проговорил он одними губами, с силой выдавливая красный рычаг в сторону.

Толстенная наружная дверь медленно заняла положенное место в проеме, наглухо отделив помещения корабля от внешнего мира. Тревожный красный свет сменился гостеприимным зеленым, и Стас переступил комингс внутреннего шлюза.

Предохранительная скоба, неподатливая рукоять, плавное движение люка, пощелкивание и шипение клапанов, уравнивающих давление до сотой доли атмосферы…

– Диспетчер, как слышите меня? – спросил Стас, тестируя и запуская цепи автономного питания всей переходно-стыковочной системы.

«Вы на борту, Нужный?»

– Так точно.

«Займите амортизационное кресло. Предстартовая готовность – сорок восемь минут».

– А я, блин, не знал… – еле слышно буркнул Стас, неуклюже поднимаясь по лестнице в носовой отсек.

«Не понял. Повторите!»

– Есть занять штатное место для проведения процедуры старта.

В круговом коридоре, который сейчас располагался вертикально, Стасу пришлось взбираться, цепляясь за специальные скобы. Получалось это медленно, так как скафандр стеснял движения. На челноках последнего поколения это неудобство было ликвидировано – там шлюз находился в непосредственной близости от кабины, и не нужно было совершать акробатические этюды, чтобы попасть на место пилота.

Вполголоса чертыхаясь, Стас добрался до кокпита и взгромоздился в кресло, ортопедическая спинка которого сейчас располагалась почти параллельно поверхности Земли. Пневморемни услужливо обхватили скафандр крест-накрест и с мягким щелчком закрепились на центральном страховочном замке. Затем последовала целая серия различных звуков, свидетельствовавших о том, что автономные контуры жизнеобеспечения и телеметрии скафандра подключаются и синхронизируются с бортовыми.

– Начинаю предстартовое тестирование всех систем, – прокомментировал Стас, пробегая пальцами по сенсорам на основной панели управления. Клавиши были специально увеличены, чтобы было легче по ним попадать в громоздких перчатках скафандра.

Кабина вспыхнула целым фейерверком разноцветных огоньков и экранов. Где-то сзади запищал контроллер компенсаторов ускорения, которые включатся только при маршевом орбитальном разгоне.

«Готовность – тридцать пять».

– Понял.

«Отстрел основных несущих…»

Стас всем телом ощутил, как вздрогнул корпус шаттла. Он представил, как снаружи разошлись в стороны, подобно лепесткам тюльпана, мощные стальные фермы, поддерживающие челнок.

«Состояние груза отличное. Биометрические показания пилота в норме, – продолжил бормотать диспетчер. – Внутренний объем герметичен, компенсаторы функционируют в пассивном режиме, центральный компьютер в норме, система подачи первичного жидкостного топлива работает стабильно, охлаждение в норме, теплозащита в норме, накопители в норме, проводится контрольное тестирование гравитонных ускорителей…»

– Кажется, небольшой сбой в силовом контуре маневровых… – нахмурился Стас, читая показания на основном дисплее. – Хотя нет… Все в порядке. Это энергетический скачок в момент петличного прозвона был…

«Гравитонные ускорители в норме. Конденсация энергии для первичного импульса проходит в штатном режиме. Основной реактор в норме, резервный реактор в норме, гидравлика в норме, регенерация в норме, терморегуляторы в норме…»

– Тестирование систем закончено. Результаты положительные. Подтверждаю траекторию и параметры стартового коридора. Подтверждаю навигационные привязки.

«Подтверждение принято. Идет трансферинг коррекционных пакетов… Готовность – тридцать…»

Стас с силой зажмурил глаза, пока не появились радужные пятна, и резко открыл их. Глубоко – насколько позволяли пневморемни – вздохнул.

Мысли текли ровно, голова была ясная, пальцы в перчатках скафандра работали четко, вводя на широкой клавиатуре данные траектории, корректируя эксцентриситет предварительной орбиты согласно информации, поступающей из комплекса управления полетами, удостоверяя готовность систем, контуров, цепей.

Сомнения и философия остались снаружи, за тридцатисантиметровым слоем обшивки. Здесь, на борту, требовались: твердое знание, молниеносная реакция и филигранная точность.

И ничего кроме.

«Готовность – двадцать минут. Как чувствуете себя, Нужный?»

– Самочувствие отличное. Жду команды.

Переключился канал. В шлеме прозвучал новый голос: «Борт „Трансвакуум“ 658214-2-МВ, говорит дежурный руководитель полетами. Как слышно?»

– Слышимость удовлетворительная.

«Озвучьте маршрут, состав и назначение груза».

– Среднетоннажник «Ренегат» категории 8-С, приписанный к центральному филиалу карго-агентства «Трансвакуум», готов совершить рейс номер 816 по штатному расписанию. Маршрут Земля – Марс – Ио – Япет – Марс – Луна – Земля. На борту имеется четыреста контейнеров, предназначенных для доставки на орбитальный док Марс-2. Общая масса груза три сотни тонн. Характеристика груза: фасованный табачный лист. Исходящий номер накладной…

Стас еще минуту продолжал монотонно проговаривать протокольные данные, параллельно закрывая забрало шлема и проверяя основные и контрольные фиксаторы. Регулируя подачу кислорода и температуру.

«Санкцию на старт подтверждаю, – наконец произнес руководитель полетами. – Удачи, пилот».

– Спасибо.

Канал вновь сменился.

«Диспетчер на связи. Готовность – десять минут. Отстрел вспомогательных через восемь. Азоттетроксид…»

Стас краем ухом продолжал внимать, как диспетчер бубнит десятки раз слышанный набор общих фраз. Мысли кончились. Перед глазами, за прозрачной полусферой шлема и передними обзорными стеклами, виднелись квадратики голубого неба. И ничто уже не могло помешать разорвать его жаростойким носом корабля…

«Готовность – две. Отстрел вспомогательных…»

Едва ощутимый толчок.

«Ключ на старт!»

Тряхнув головой, насколько позволяло положение, Стас расстегнул карман и достал ключ замысловатой формы на металлической цепочке, первый экземпляр которого каждый пилот обязан был всегда носить при себе. Сунул его в ромбовидное отверстие, расположенное по правую сторону от основного дисплея, и повернул против часовой стрелки на 90 градусов.