Текст книги "Храм на холме"

Высокопреосвященнейшего Софрония

Архиепископа Кемеровского и

H

овокузнецкого

Впервые про священника из города Новокузнецка – отца Василия Лихвана, я, грешный, узнал года два назад… Однажды, проходя мимо Покровского храма нашего города, решил я зайти в церковную лавку. Спустившись по ступенькам, толкнув двери, вошел в светлое помещение, сплошь уставленное святыми иконами, книгами. На прилавке, под стеклом, лежали простые и серебряные кресты, цепочки, ладан, благоухание которого не переносят падшие духи, восковые, пахнущие медом, свечи, образки святых…

За прилавком стояла моя знакомая – раба Божия Августа. Мы разговорились… О чем могут говорить два, верующих во Христа, человека? Я, собирающий материалы о подвижниках благочестия, о помощи Божьей, чудесных случаях, стараюсь везде, где только возможно, узнать про что-то новое, неизвестное мне, чтобы потом, может быть, записать для памяти…

Мы говорили о разном… А, наговорившись, я собрался было уходить, но Августа остановила меня, сказав:

– Вот, Сергей Иванович, у меня есть ксерокопия газетной статьи о батюшке, который занимается отчиткой…

Отчитка… Таким коротким словом называется та духовная, молитвенная брань против духов злобы поднебесной, которую возлагает на свои плечи батюшка, решивший, по благословению Архиерея, бороться за души человеческие, попавшие, по попущению Божию, под власть бесовскую…

Сразу же вспомнился город Бердск, деревянный храм в честь Сретения Господня, в котором служил молебеи-отчитку архимандрит Макарий (Реморов) – высокорослый, сутуловатый, худощавый батюшка, носивший очки с толстыми линзами, на вид ветхий, слабосильный, ходивший шаркающей, стариковской походкой. Когда я его увидел впервые в 1994 году, то было отцу Макарию 87 лет.

И вот, несмотря на свою видимую немощь, старость, болезни, перенесенные духовные и физические страдания прошлых лет (одно из них чего стоит – смертный приговор, замененный впоследствии ссылкой), отец Макарий служил молебен-отчитку по пять часов, почти все время стоя на ногах. Его укреплял Господь. И лишь когда начиналось помазание освященным елеем, батюшка присаживался на стул, а люди становились перед ним на колени, и пастырь добрый ставил им на лбу, на щеках, на руках крестики, макая время от времени кисточку в освященное масло.

Скольким людям послал милосердный Господь помощь, облегчение от болезней, исцеление по молитвам архимандрита Макария… Одна молодая женщина, забеременев, очень боялась родов. Сама мысль о страдания, о болях, которые ей придется претерпевать, по слову Господа, которое Он сказал Еве; «В болезни будешь рождать детей», – приводили ее в трепет и уныние.

Но, узнав, что в городе Бердске живет батюшка, молящийся о страждущих, она обратилась к нему за помощью, рассказав о своих страхах. Отец Макарий пообещал молиться о ней.

Начались роды… Батюшка был об этом извещен и стал на молитву, прося Господа, чтобы он облегчил страдания рабы Божьей. И Господь услышал его молитву… Роды прошли удачно, безболезненно, и все страхи женщины оказались напрасными, они были покрыты молитвой батюшки Макария…

Архимандрит Макарий (Реморов), г. Берде к, 1997 г.

Помню, как в первый раз я пришел на одну из улиц Бердска, где в каменном доме, в однокомнатной квартире, проживал отец Макарий вместе со своей дочерью, чтобы записать его рассказы о былом.

Как батюшка обрадовался моему приходу! Искренне, словно младенец. Пригласил в комнату, а потом мы сидели с ним на кухоньке, и я все расспрашивал его о пережитом, а он рассказывал о том, что меня интересовало…Что удивляло меня в нем, так это, прежде всего, какая-то детская кротость, смирение, незлобивость, приветливость, добросердечие и милосердие.

Помню, как, приехав в Бердск, чтобы прочитать батюшке свой рассказ о молебне-отчитке, я снова стоял среди страждущих, приехавших за молитвенной помощью к отцу Макарию, держа в руках, истекающую воском свечу, повторяя вслед за батюшкой его молитвенное прошение ко Господу: «Господи, помилуй!» – которое он произносил на каждую свечу, которую держал человек в своих руках, а каждая свеча – это молитва о болящем, слышал храпение, хрюканье, лай бесноватых, за которых и молился батюшка Господу. Никогда мне не забыть этого дружного, единодушного вопля-прошения ко Господу всех молящихся в храме: «Господи, помилуй!»…

– Общая молитва горы поможет передвигать! – говорил отец Макарий…

Закончилась служба… Он сидел в избушке-трапезной, в комнатке, отдельной от общего помещения, в котором трапезничали паломники, приехавшие в Бердск из разных уголков России,подкрепляя свои силы обедом. Поев, он сидел на диване, поджидая храмовую машину, которая должна была отвезти его домой. Раздвинув матерчатые шторки, в помещение, где сидел отец Макарий, заглядывал то один, то другой человек, прося или благословения, или духовного совета. Наконец все разошлись… Автомашина не пришла…

Отец Макарий, вздохнув, встал с диванчика и своей шаркающей, стариковской походкой, пошел к выходу из трапезной. Я пошел следом, чтобы проводить батюшку до дома и прочитать ему свой рассказ… Мы вышли на улицу. Стояла весна, снег таял, повсюду лежала ледяная крошка, истекающая водой, в лужах отражалось покатившееся на закат солнце, было свежо, ветрено.

Отец Макарий, выйдя на улицу, перекрестился на храмовые кресты – медленно, благоговейно. Вслед за батюшкой и я осенил себя крестным знамением – «Господи, благослови!».

Мы пошли по дороге, лежавшей среди деревянных домов, по направлению к автобусной остановке. Я, видя немощь, усталость батюшки, боясь, чтобы он не поскользнулся и не упал, осторожно взял его под руку и шел все время до остановки, поддерживая его. Батюшка не возражал. Он был добросердечен и прост, и я, идя рядом с ним, не чувствовал стеснения, меня не смущали мысли, что я поддерживаю под руку пастыря овец Христовых, архимандрита, который два часа назад сражался против духов злобы поднебесной, а чувствовалось, что идешь рядом просто с добрым, старым, сильно уставшим дедушкой.

Дома нас приветила дочь батюшки – мы отдохнули немного, попили чаю, потом я прочитал свое повествование отцу Макарию. Он слушал мое чтение, одобрительно кивал головой или делал замечания, а когда я закончил, то благословил напечатать мой труд, написанный во славу Божию.

Внезапная усталость одолела меня, я зевнул и клюнул носом. А батюшка, улыбнувшись, сказал:

– Идите в комнату, прилягте на диван! – что было исполнено мной с огромным удовольствием.

Я заснул мгновенно, словно отключился, спал недолго, но, проснувшись, почувствовал себя отдохнувшим и смог продолжить беседу с отцом Макарием, сидевшим за столом, записывая его новые воспоминания…

Однажды я узнал, что отец Макарий заболел и находится на излечении в областной больнице. Тогда шел Петровский пост, и я потому обращаю на это внимание, что батюшка преподал мне урок неосуждения ближних…

Разыскав палату, в которой лежал отец Макарий, я, постучав, растворил двери и увидел батюшку, сидевшего за столом, и неторопливо вкушавшего молочный суп-лапшу. Я оторопел, несколько смутился и подумал про себя:

– Вот это постник! Идет Петров пост, а батюшка молоко ест!

А батюшка, увидев меня, отложил ложку, добросердечно улыбнулся и сказал:

– Входите, входите!

Я подошел под благословение. Отец Макарий благословил, касаясь перстом лба, живота, плечей, печатая святой крест на моих грешных телесах. А потом предложил присесть, сам присел за стол, на котором стояла тарелка с молочным супом и сказал:

– Сейчас пост идет, а здесь выбора нет, приходится есть, что дают. Он отвечал на мои мысли, смутившие меня, когда я вошел в палату и увидел трапезничавшего батюшку. Сам не постник, мысленно осудивший болящего, я сказал:

– Простите, батюшка!

Он улыбнулся своей кроткой улыбкой:

– Бог простит, и я прощаю!

И мы заговорили о чем-то, наверное, малозначительном, потому что память ничего не сохранила из нашего разговора, кроме одного… Я в то время, прочитав книги о пришествии антихриста, о признаках конца света, сильно заинтересовался этой темой. Интересует она меня и теперь, потому что Иоанн Богослов написал в Апокалипсисе: «Блажен читающий и слушающие слова пророчества сего и соблюдающие написанное в нем; ибо время близко»… А тогда с некоторой горячностью, я не упустил случая, чтобы не спросить об этом батюшку – о конце света, когда его ожидать.

Отец Макарий помолчал, опустив голову, а когда поднял и посмотрел на меня сквозь толстые линзы очков, то в его глазах светились, словно солнечные лучики. Он улыбнулся кротко, я не видел его смеющимся, а улыбающимся часто, словно он хотел поделиться с ближними святой радостью, живущей в сердце, и сказал в ответ на мой вопрос:

– Я уже в таком древнем возрасте, что конец света может наступить для меня в каждую ночь.

Больше он ничего не сказал, и я вспомнил тогда, а, может быть, прочитал позже слова Антония Великого /цитирую по памяти/: «Встав утром ото сна, живи так, словно не доживешь до вечера».

Я посидел вместе с ним еще немного. Он, чтобы не смущать меня, больше не дотрагивался до молочного супа, я не хотел обременять батюшку своими вопросами. Да и о чем я мог его тогда расспрашивать? Только лишь праздное любопытство. Теперь бы беседа сложилась иначе, но кто знает? Бывает, что больше получаешь духовной пользы от созерцания святости.

Я стал прощаться. Батюшка, поднявшись со стула, благословил меня и вновь присел. Я пошел к выходу, на пороге оглянулся, чтобы еще раз взглянуть на отца Макария. Он сидел, смиренно сложив руки, кроткий, словно агнец, и по-доброму смотрел на меня. И увидел я на мгновенье, что исходит от отца Макария белый, словно невещественный свет. Что это было? Мое воображение? Благодать Святого Духа? Не знаю. Но думаю, что скорее всего – последнее… Я удивился, кивнул головой и вышел из палаты, храня в душе радость, тепло и покой после встречи с батюшкой…

Потом отец Макарий уехал в город Новокузнецк, служил в Спасо-Преображенском соборе, настоятелем которого был отец Александр Пивоваров, и продолжал здесь служить молебны-отчитки, помогая болящим, одержимым нечистыми духами…

Я не помню, когда он вновь вернулся в город Бердск, то ли в 1996 году, то ли чуть позже. Но это не столь и важно. Важным и радостным было то, что я еще один раз встретился с батюшкой.

Жил он тогда уже на другой улице, в двухкомнатной квартире. Дверь отворила его дочь, отступила, пропуская меня в прихожую. Пока я снимал куртку и туфли, она прошла в комнату, громко говоря:

– Папа, Сергей Панфилов пришел!

Батюшка, увидев меня, встал с дивана, благоговейно благословил и вновь присел на диван, пригласив меня присесть рядом… Вновь меня угощали чаем… А потом я сидел рядом с батюшкой, и удивительное дело – мне не хотелось задавать вопросы, о чем-то расспрашивать. Батюшка тоже молчал. От него исходил какой-то благодатный, смиренный покой, в котором не было страха смерти. Есть старики – суетливые, разговорчивые, хвастливые, любящие выпить, а выпив, поговорить о женщинах, показать, что они еще чего-то стоят, но, взглянув повнимательней в их глаза, понимаешь, что за всем этим молодчеством стоит только одно чувство – страх смерти, который гнетет их, страшно гнетет и, не имея в сердце веры во Христа, в жизнь вечную, они стараются заглушить этот страх любыми способами… Здесь же было другое. Страх смерти был побежден в душе батюшки радостью грядущего Воскресения из мертвых, благодатью Духа Святого, и ожидание смерти стало ожиданием рождения в жизнь вечную, встречи со Христом…

Я сидел и молчал, изредка взглядывая на батюшку, дыша благодатным покоем, исходившим от него. Бывает молчание тягостным, когда понимаешь, что надо что-то сказать, и не находишь слов и от этого маешься. Здесь же молчание было сродни беседе двух верующих сердец, словно отца и сына. И нас объединяла любовь Христова… Больше отца Макария я не видел…

Он становился все более и более немощным. Годы его перевалили за девяносто, он слабел физически, но пользовался любой возможностью, чтобы посетить храм Божий, побывать на Богослужении. Облачившись, батюшка сидел в Алтаре, стоять ему было трудно, вынимал частицы из просфор, поминая рабов Божиих о здравии и упокоении… С каким благоговением отец Макарий причащался – вкушал Тело и Кровь Господа нашего Иисуса Христа. Говорил;

– Я этим и живу! Причащусь – сил прибавится, радость пробьется в сердце, – и, улыбнувшись кротко, заканчивал, – даже помолодеешь…

В конце ноября физические силы почти совсем оставили батюшку. Он почувствовал приближение смерти, поэтому особоровался и причастился Тела и Крови Господа. Последний раз отец Макарий принял Святые Дары 4-го декабря 1998 года, когда Русская Православная Церковь празднует Введение во храм Пресвятой Богородицы.

8-го декабря он лежал у себя дома, позвал дочь, сказал своим задыхающимся голосом:

– Жаль, что со своими не успею попрощаться, отхожу…

Дыхание его становилось все слабей и слабей. Наконец, вздохнув последний раз, отец Макарий предал свою душу Господу. Было восемь часов вечера…

Пришли батюшки, помазали усопшего освященным елеем, облачили, на голову надели клобук…

В девяностые годы в новом Бердске была только одна церковь Божия – в честь Сретения Господня, которую открыли, перестроив жилой деревянный дом. Но рабов Божиих не оставляла мысль о том, чтобы построить в городе новую, большую, каменную церковь, наподобие той, которая стояла в старом Бердске, возведенная в 1808 году, разрушенная при Советской власти и останки которой были поглощены Обским водохранилищем, разлившимся в тех краях в конце пятидесятых годов двадцатого века…

Но одного желания было мало. Самое главное – не было денежных средств, и не знали, где их взять, где найти благотворителей. Тогда отец Макарий, живший в то время в Бердске, сказал:

– Давайте молиться у Престола Господу, чтобы Он послал благотворителей…

Молитва, произнесенная с верой, может двигать горами, останавливать огонь и воду, воскрешать умерших. С такой верой молился отец Макарий, стоя возле Святого Престола. И Господь услышал его молитву, послав благотворителей, с помощью которых в Бердске начал возводится большой храм в честь Преображения Господня… Ко дню смерти отца Макария работы продолжались, но уже был освящен нижний храм во имя Трех святителей – Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста. Сюда-то и повезли 9-го декабря усопшего пастыря.

Увидев траурную процессию, заговорили колокола Преображенского собора. Первое, печальное, погребальное – «бом!» – огласило окрестности, следом новое – «бом!» Колокола словно отдавали последний поклон тому, кто прошел по жизни, имея перед глазами и в душе образ Христа, тому, кто жил, помогая людям, – пастырским словом и делом, которое было молитвой о страждущих.

Гроб с телом отца Макария поставили на две скамьи. По усопшему читали Святое Евангелие, что было утешением душе, оставившей телесную храмину и готовившейся идти по мытарствам, на ко– торых бесы будут предъявлять ей грехи, которые она соделала, живя в теле, стараясь найти нераскаянные, чтобы увлечь ее в ад, на вечные мучения…

10-го декабря отслужили Божественную Литургию, а потом прошел чин отпевания, после которого люди подходили, чтобы попрощаться с батюшкой Макарием. Многие не могли сдержать слез. Всхлипывания, вздохи, тихий шепот:

– Батюшка, ты уж прости меня, грешного, если в чем тебя обидел! Прости, батю-ш-ка!..

Наконец, прощание закончилось. Гроб накрыли крышкой, подняли, понесли…

– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас!

Напротив Алтаря строящегося храма рабы Божии выкопали могилу – последнее пристанище телу батюшки Макария на этой земле, в которой он будет почивать до Второго Славного Пришествия Господа и Спаса нашего Иисуса Христа. Могилу выложили кирпичом…

Гроб опустили на дно… Потом люди подходили и, взяв мерзлую землю в горсть, бросали ее в могилу. Земля стукалась о крышку гроба, осыпалась на дно, а люди, теснясь, все бросали и бросали мерзлые комочки в могилу… Но вот мужички взялись за лопаты, и земля густо посыпалась, заполняя свободное пространство, покрывая собой гроб с телом отца Макария…

Вскоре над могилой вырос большой, глиняный холм, на котором установили простой, деревянный крест, с именем усопшего, датами рождения и смерти… Упокой, Господи, отца Макария в селениях праведных!

В 1999 году, в середине лета, я приехал в город Бердск. Автомобиль, на котором меня подвезли до районного центра, остановился возле деревянной ограды, за которой возвышался строящийся храм в честь Преображения Господня.

Войдя через ворота на храмовую территорию, я остановился и, запрокинув голову, посмотрел на величественное здание храма. Оно почему-то воскресило в моей памяти ту, древнюю Русь, пребывавшую под скипетром Великих Князей Московских – от Ивана III до Ивана IV, которого русский народ прозвал Грозным…

Я пошел вокруг храма, зная, что напротив Алтаря покоится отец Макарий /Реморов/, чтобы поклониться его могилке, его праху, приложиться к могильному кресту. Я увидел его издали – простой, деревянный крест/теперь стоит другой/, который возвышался над холмом, поросшим изумрудной травой.

Подойдя к самой могиле, я перекрестился, склонил голову, помолился о упокоении архимандрита Макария в селениях праведных. Мне трудно было представить его умершим, и не потому, что я не видел батюшку лежащим в гробу, а потому, что Господь – Бог не мертвых, а живых! И если здесь лежит тело усопшего, то его бессмертная душа пребывает в это время у Господа, в селениях праведных. И если в сердце бывает порой грусть об умерших, то только на время, как при разлуке с уезжающими в другой город, потому что за расставанием будет встреча!

Все эти воспоминания промелькнули в моем мозгу, пока я брал ксерокопию статьи, которую мне дала Августа. Я пробежал газетный текст тут же, стоя возле прилавка. Статья называлась «Изгоняющий дьявола». Автор писал о священнике Василии, служившим в городе Новокузнецке, в храме во имя Иоанна Воина, в котором батюшка два раза в неделю отчитывал болящих, многие из которых были одержимы нечистыми духами… Статья, как статья. Прочитав, я хотел вернуть ее Августе, но она сказала, что у нее есть еще одна ксерокопия, а эту я могу оставить себе, что я и сделал, положив ее в сумку, среди книг и тетрадей…

Время шло, наполненное событиями, болезнями, искушениями, написанием и публикацией газетных статей и книг, поездками по святым местам. Но газетная статья, которую я положил в папку, время от времени напоминала о себе. Тогда я вынимал ее из папки, перечитывав и вновь укладывал на прежнее место. Но какое-то чувство подсказывало, что эта публикация о батюшке Василии попалась мне не просто так…

Еще прошло время, и я встретил рабов Божиих, которые приезжали в Новокузнецк, чтобы попасть на молебны отца Василия, рассказывали свои впечатления, которые были всегда благоприятными, я все больше и больше склонялся в душе к тому, чтобы поехать в Новокузнецк, познакомиться с батюшкой, написать что-либо о святых местах этого Богоспасаемого града. А когда я узнал, что отец Василий почитает архимандрита Макария /Реморова/, то решил окончательно и бесповоротно: еду!

Мне сообщили домашний телефон батюшки, и я, купив в кассе предварительной продажи билет на поезд, позвонил отцу Василию и попросил, чтобы меня встретили. Он ответил согласием. На том и распрощались…

Стоял апрель 2003 года. Шел Великий пост. Поезд, идущий в Новокузнецк, уходил рано утром, поэтому я, переночевав у тещи, которая живет возле главного вокзала нашего города, встал заблаговременно, умылся, попил чайку и, забросив сумку на плечо и взяв в руки два тяжелых пакета, с иконами – бумажными и в рамках, которые пожертвовали благотворители, и моими последними книгами – «Чимеевская святыня» и «Ангел-Хранитель», вышел из подъезда на улицу.

11 апреля. Пятница. Было сумрачно. Шел мокрый снежок, который тут же таял, падая на землю. Под ногами хлюпало, было скользко. На светофорах бесконечно то зажигался, то угасал желтый свет. Проходили одинокие прохожие, сторонящиеся друг друга. Только возле вокзала было людно. Возле киосков, торгующих круглосуточно /теперь их убрали с привокзальной площади/, стояли гуляки, весело хохочущие. В двери вокзала входили и выходили люди – приехавшие, уезжающие, встречающие…

Я шел, тяжело дыша, неся увесистые сумки, утешаясь притчей, рассказанной мне одним рабом Божиим. Суть ее вкратце такова; на Святом Афоне монахи начали постройку храма Божьего. Камни для строительства приходилось носить от подножия холма до вершины, на которой и строился храм. Носили монахи каменные глыбы терпеливо, шли в гору, твердя Иисусову молитву, роняя на землю соленые капли пота. Взойдя наверх, складывали камни, ставя друг на друга и, вздохнув, спускались к подножию, отдыхая по дороге, чтобы вновь повторить путь с тяжелой ношей на вершину…

Один старец, глядя на труды братии, захотел им помочь по мере своих сил. Но, считая себя немощным, неспособным выдержать путь наверх, держа в руках камень, он купил осла и, навьючив на него тяжелую ношу, повел животное на вершину, где шло строительство храма Божия…

Старец шел, твердя Иисусову молитву, ведя в поводу осла. Светило жаркое солнце, и старец, и осел, пока дошли до места, сильно вспотели. Осталось совсем немного, чтобы закончить путь. И вдруг старец замер от удивления, потому что Господь показал ему дивное видение. Он увидел Ангела Божия, стоявшего возле каменной груды, который каждому монаху, приносившему камень на вершину, отирал белоснежным крылом капли пота, выступившие на лбу, после чего монах, радостно вздохнув, бодро спускался вниз…

Старец остановил осла, свалил с него камни и взглянул на Ангела, ожидая от него благодеяния. Но что это? Ангел отер своим крылом пот, но не со лба старца, а со лба трудяги-ослика, а потом стал невидим…

Старец, получив дивное откровение, продал осла и теперь уже сам носил камни на вершину, трудясь по мере своих сил…

Внутри вокзала, на первом этаже, стояло полусонное спокойствие. Людей было немного. Кто-то подходил, взглядывал на электронное табло, которое показывало время прибытия и отправления поездов, путь, на который они прибывают. Несколько человек стояло напротив табло, ожидая прибытия своего поезда. Я остановился поодаль, поставив пакеты на пол, тоже взглянул на табло. Поезда, идущего до Новокузнецка, еще не было. «Только бы не опоздал!» – подумал я, представив на мгновенье муку ожидания опаздывающего поезда. Но поезд пришел точно в срок, по расписанию.

Предъявив проводнице паспорт и билет, я вошел в теплое чрево плацкартного вагона, в котором на полках спали люди, ставшие пассажирами.

«Только бы храпунов не было!» – подумал я, идя по коридору, смотря по сторонам, надеясь найти свободную, нижнюю полку, чтобы улегшись на нее, добрать то, что недоспал ночью. Свободная, нижняя полка нашлась, и я, поставив сумку и пакеты вниз, снял фуражку и куртку и лег на голую полку, подложив под голову подушку и отвернувшись к стене. Поезд плавно отошел от перрона, пошел, постукивая колесами на стыках, покачивая вагон и навевая необоримый сон. Вскоре я мирно спал, сладко посапывая носом, изредка всхрапывая…

Проснулся я ближе к полудню по новосибирскому времени. Приподнявшись на локте, взглянул за окно. Если в Новосибирске еще шел снег, то здесь уже все дышало весной. Хотя было пасмурно, все небо затянуто серыми тучами, но снег уже везде стаял, щетинилась прошлогодняя сухая трава, вдали поднимались то ли сопки, то ли холмы.

– Кузбасс-батюшка! – сказал пожилой мужчина, сидевший напротив, – разница во времени с Москвой четыре часа.

– Да, да, – сказал я, во всем соглашаясь с попутчиком, и пошел в туалет, чтобы умыться.

Вернулся я, освеженный умыванием, прошел к проводнице, купил стакан горячего чаю и, вынув из сумки пачку печенья, начал чаевничать, глядя в окно… Кузбасс – шахтерский край! В этом я убеждался то и дело, видя за окном шахты, неподалеку от которых стояли поселки, в которых жили горняки, работавшие в этих шахтах. Я на мгновение представил прошлое; работяг, возвращающихся из забоя после смены, лица усталые, измазанные угольной пылью, зубы блестят, словно у негров, шахтеров встречают с цветами, с музыкой, снимают для кинохроники, они перевыполнили пятилетний план!.. Так было недавно, при Советской власти. Конечно, много было показного, много вранья. Теперь другое. Многие нерентабельные шахты закрыты. Но осталось еще много работающих и хорошо работающих, потому что порой мимо окон нашего поезда проходили товарняки, груженые углем, которые, возможно, шли и в наш город, везя топливо для ТЭЦ…

Поезд шел по расписанию, вовремя останавливался на станциях и вовремя отправлялся дальше. Но когда до Новокузнецка оставалось еще часа полтора пути, он встал на какой-то станции и простоял почему-то часа полтора-два, пропустив вперед себя пожарный поезд, потом товарный…

Я было взволновался, подумав о том, что подвожу человека, который приедет встречать меня и промается, ожидая прибытие опаздывающего поезда, но потом успокоился, сказав про себя: «Буди воля Господня!»

Поезд опять пошел и уже не останавливался, кроме станций, означенных в расписании. Новокузнецк неудержимо приближался. Уже пошли пригороды, холмы, поросшие лесом, у подножья которых стояли деревянные дома. Пассажиры засуетились, начали вынимать вещи, надевать куртки, пальто. Я последовал их примеру… Последние, волнующие мгновения перед остановкой, когда, словно с какой-то необъяснимой жалостью, осматриваешь свое место в поезде, которое на несколько часов стало родным и вместило кусочек твоей жизни, ушедшей в прошлое, готовясь выйти из вагона, навстречу неизвестному, которое еще предстоит познать.

Поезд остановился. Проводница открыла вагонную дверь, протерла ручки, люди выходили на перрон, кого-то встречали, дарили цветы, обнимали, целовали… Меня никто не встречал…

Я постоял пять минут, десять, глядя по сторонам, тепля в душе надежду, что вот сейчас подойдет встречающий и мы поедем с ним на автомашине в храм Иоанна Воина… Перрон Опустел, разошлись и приехавшие, и встречающие. Только тогда я понял, что меня теперь уже никто не встретит и придется самому добираться, неся тяжелую ношу.

Я вздохнул, поднял пакеты и пошел к переходному мосту, возле которого спросил у проходившего мимо милиционера о том, где останавливается автобус «пятого» маршрута. Он вежливо объяснил. Нужно было идти через переходной моет, подниматься вверх по лестнице, а я вдруг почувствовал себя усталым и разбитым физически, и в голову закралась какая-то скверная мыслишка: «Зачем ты сюда приехал? И не лучше ли будет, взяв тут же обратный билет, уехать в Новосибирск?»

Я, стараясь отогнать от себя худые помыслы, перешел через переходной мост и, дождавшись автобуса, вошел в салон. Кондуктор на мой вопрос: «Долго ли ехать до шахты «Зыряновской»? – ответила, что долго и что она скажет мне, когда выходить.

Я устроился на первом сиденье, автобус, несколько раз газанув, тяжело пошел по маршруту, а я, глядя в окно, старался припомнить хоть кое-что из истории Новокузнецка…

В 1581 году поход отряда Ермака Тимофеевича в Сибирь положил начало освоению богатого края русскими землепроходцами… Жили на сибирских просторах разные народности – татары, калмыки, ойраты, телеуты, остяки, чаты, шорцы и другие, одни из которых, занимаясь разведением скота, кочевали по степям, другие, ведя полукочевую жизнь, охотничали – били белок, соболей, куниц… Между соседями горела постоянная вражда. Кто похрабрей, половчей да многочисленней, не упускали случая, чтобы внезапно не напасть на соседей, погромить, пожечь их стоянки и поселения, разграбить имущество да увести в плен! мужиков да баб, а на оставшихся наложить ясачную дань, чтобы платили они победителям, отдавая часть своего добра… Ходили тогда оставшиеся в живых людишки по пепелищу, разыскивали своих божков, которым они поклонялись, обмазывая губы салом да кровью, а найдя, начинали колотить, приговаривая: «Почему не защитили от грабителей? Вот вам, вот вам!» А побив, снова ставили на видное место, чтобы снова кланяться и просить: «Помогайте нам на охоте! Защищайте от врагов!»…

Русские люди, приходя в Сибирь, ставили, прежде всего, крепкие крепости-остроги, чтобы обороняли они от нападений врагов. Внутри крепостей возводили землепроходцы святые храмы Божии, потому что русские люди исповедовали Истинную Веру – Православие! И Господь помогал православным христианам в освоении новых земель, потому что, приходя в другие края, они приносили с собой, прежде всего, благую весть о Воскресшем Господе нашем Иисусе Христе!

Возле судоходных рек, одна за другой, вставали русские крепости: в 1586 году на реке Таре была заложена Тюмень. Через год, возле полноводного Иртыша, на холме, встал Тобольск. А следом вырастают – Березов, Пелым, Тара, Туринск, Верхотурье…

Проходили годы. Все дальше и дальше распространяло свое влияние Русское Царство, осваивая обширные сибирские просторы, умиряя народы, жившие в Зауралье и Сибири, угашая вражду и ненависть, междоусобицы, сберегая от погибели малочисленные народности, неся им защиту от врагов и мир… Многие возрадовались, узнав поближе русских людей, которые в бою были смелыми воинами, великодушными к побежденным, добросердечными и гостеприимными в домашней обстановке и крепкими в Православной Вере, которая освящала быт, наполняла смыслом настоящую жизнь и готовила к будущей, бесконечной, в Царствии Небесном…

В 1603 году татары, жившие в Томских пределах, били челом Государю, прося, чтобы русские воздвигли острог на реке Томи. Просьба челобитчиков была уважена. На берега Томи пришел отряд, который возглавляли Г. Писемский и В. Тырков… Город Томск был основан 27 сентября 1604 года.

Кузнецкие татары, жившие на реке Томи, терпели в то время жестокие притеснения от кочевников – калмыков, телеутов, ойратов. Они решили обратиться к Московскому Царю с прошением, чтобы Государь, взяв их под свою державную руку, защитил бы от притеснений, грабежа и губительства, истекавших от жестоких соседей. В ответ на просьбу местных жителей Царь и Великий Князь всея Руси Михаил Федорович Романов прислал тобольскому воеводе Ивану Семеновичу Куракину свой указ, в котором говорилось, чтобы русские построили в кузнецкой земле крепость-острог, для обороны от нападений кочевников. Согласно государеву указу, в конце 1617 года из Томска вышел отряд, который возглавлял Остафей Харламов, чтобы в устье реки Кондомы, там, где она впадает в Томь, построить крепость-острог…