Текст книги "Забытые бастарды Восточного фронта. Американские летчики в СССР и распад антигитлеровской коалиции"

Глава 8. Пёрл-Харбор в степи

Вечером 21 июня 1944 года генерал Перминов устроил на базе в Полтаве праздник для американских офицеров. Среди гостей были полковник Кесслер, недавно получивший звание бригадного генерала, и его новый начальник – генерал-майор Роберт Уолш, кавалерист, променявший коня на самолет в 1918 году, когда служил в экспедиционных войсках США во Франции. С тех пор он так и остался в авиации: сперва в Воздушном корпусе армии США (такое название получила в 1926 году американская военная авиация), а после 1941 года – уже в Военно-воздушных силах США¹.

Уолш теперь стал командиром Восточной группы американской стратегической авиации – так официально назывался штаб американских ВВС в Полтаве, а кроме того, был главой сектора ВВС военной миссии Джона Дина в Москве, став, по сути, заместителем Дина по всем вопросам, касавшимся баз. Уолш, протеже генерала Спаатса, командующего Стратегическими ВВС США в Европе, был направлен в Советский Союз, чтобы привлечь внимание к челночным бомбардировкам. Ранее он возглавлял транспортное командование ВВС США в Южной Атлантике и отвечал за бесперебойную работу авиамаршрутов между Латинской Америкой и Северной Африкой, а затем и Европой. В Советском Союзе Уолш большую часть времени проводил в Москве, поручив Кесслеру следить за повседневной работой аэродромов. Впервые он прибыл в Полтаву незадолго до начала первой челночной бомбардировки и вновь вернулся 21 июня, чтобы встретить самолеты еще одной миссии, которую на этот раз выполняла 8-я воздушная армия США с территории Великобритании².

В миссии под кодовым названием “Фрэнтик-2” была задействована оперативная авиагруппа из 163 бомбардировщиков и 70 истребителей. Ее на полтавские базы привел полковник Арчи Дж. Олд-младший, командир 45-го ударного бомбардировочного крыла. Он прославился тем, что лично вел своих летчиков в бой и совершил 46 боевых вылетов на территорию Германии, хотя изначально официальный лимит для пилотов бомбардировщиков составлял 25 вылетов. Олд продолжил блестящую карьеру в ВВС, дослужился до звания генерал-лейтенанта и командующего 15-й воздушной армией, пилоты которой первыми приземлились в Полтаве 2 июня 1944 года. Кстати, позже, во время холодной войны, именно они получат приказ подняться в воздух по ядерной тревоге. Также Олду предстояло в 1957 году совершить первый беспосадочный перелет вокруг света на реактивном самолете B-52.

Но до этого было еще далеко, а тогда, вечером 21 июня 1944 года, Олд был почетным гостем на празднике Перминова и в компании высокопоставленных американских и советских офицеров охотно делился своими впечатлениями от миссии. Только мог ли он знать, что операция “Фрэнтик-2” приведет к крупнейшим наземным потерям американских самолетов со времен Пёрл-Харбора?³

* * *

Будь Арчи Олд хоть немного более суеверен, он бы увидел признаки надвигающейся катастрофы в самом начале миссии. Оперативная авиагруппа вылетела из Англии примерно в 05:30 в сложных погодных условиях: облака ограничивали видимость и затрудняли ее построение в боевой порядок. Олд, чей самолет был ведущим, изо всех сил старался ускорить процесс, когда вдруг обнаружилась протечка керосина в его “летающей крепости”. Он посадил самолет сразу после взлета последней машины авиагруппы, протекающий бак был починен, и бомбардировщик поднялся вслед за группой без дозаправки. К 07:00 самолеты покинули Британские острова и устремились к цели – нефтеперегонному заводу, расположенному недалеко от города Руланд, к югу от Берлина и к северу от Дрездена.

Они еще не успели достичь даже Гамбурга, а немецкие зенитки уже повредили несколько из них, в том числе B-17 командира: дальше ведущий самолет летел с большой дырой в панели правого крыла. Затем 45 “Мессершмиттов-109” изо всех сил пытались сбить боевую группу с курса. В итоге 26 “летающих крепостей” сбросили бомбы на другую цель, но остальные 138, как и планировалось, разбомбили нефтеперегонный завод в Руланде: фотоснимки, сделанные позже, позволили командующим оценить результаты бомбардировки как “хорошие”. Сбросив бомбы, американские бомбардировщики и сопровождавшие их истребители направились к Варшаве, а затем повернули на юго-восток в сторону Украины. Примерно в 80 км от линии фронта авиагруппу снова атаковали “мессершмитты”, “мустанги” их отогнали. Затем какой-то немецкий самолет-разведчик попытался последовать за “летающими крепостями” через линию фронта, но “мустанги” устремились за ним и вскоре непрошеный гость исчез в облаках. Однако на этом неприятности не закончились. Советские ПВО приняли американцев за немцев и открыли огонь, но, к счастью, не причинили ущерба. И только потом американские самолеты спустились на высоту около 600 метров, увидели Днепр и проследовали по его течению на юг к полтавским базам.

Американских самолетов стало меньше. Олд потерял под огнем противника две “летающие крепости” и два “мустанга”; пять истребителей и восемнадцать бомбардировщиков вернулись в Англию из-за технических проблем; еще пять самолетов сели на аэродроме под Киевом – у них закончилось топливо. И все же самолеты 8-й воздушной армии прибыли на полтавские базы, выстроились в строй и, как самолеты 15-й воздушной армии две недели назад, пролетели над Полтавой как воплощение мощи Америки и советско-американского братства по оружию. Уолш, Перминов, Кесслер и их подчиненные, а также большая группа западных и советских журналистов, вернувшихся в Полтаву, чтобы освещать прибытие новой авиагруппы, любовались тем, как сверкают в лучах солнца серебристые “летающие крепости” и сопровождавшие их “мустанги”, зрелищно заходившие на посадку. Была там и съемочная группа во главе с Анатолем Литваком, уроженцем Киева, – голливудским режиссером, номинированным на “Оскар” за документальный фильм 1943 года The Battle of Russia. Именно Литвак снимал высадку союзников в Нормандии, и отснятый им материал весьма впечатлил Сталина. Теперь режиссер был в Полтаве и руководил съемкой прибытия нового эшелона “летающих крепостей”⁴.

Как писал Олд в своем отчете о миссии, 70 самолетов приземлились примерно за 45 минут. После долгого и изнурительного полета летчиков коротко опросили, накормили и отправили спать в палатки. Американцы понесли больше потерь, чем в операции “Фрэнтик-1”, когда прежде всего стремились избежать районов, в которых немецкая оборона была серьезной, и добраться до советских баз в целости и сохранности. Но операция “Фрэнтик-2” была действительно боевой, и для такой миссии потери были вполне приемлемыми. Полковник Олд согласился дать интервью западным и советским репортерам, на котором присутствовали Перминов, Уолш и Кесслер. Беседа продлилась около получаса. Олд был оптимистичен: “Назначенная цель – военно-промышленные сооружения к юго-востоку от Берлина – была поражена сокрушительным ударом. Дым от пожаров, начавшихся от нашей бомбардировки, поднялся на 2,5 тысячи метров”⁵.

* * *

Примерно в 23:00 Олд и другие командиры, принявшие приглашение Перминова, собрались за столом отпраздновать успех новой челночной миссии. Как и предыдущие советские застолья, это продлилось бы до утра, но оказалось самым коротким из всех. Минут через двадцать появился советский офицер с известием о том, что немецкие бомбардировщики летят в направлении Полтавы. Перминов только отмахнулся: самолеты люфтваффе, как правило, не решались залетать так далеко в воздушное пространство, подконтрольное СССР. Но вскоре завыли американские сирены, полученные по ленд-лизу и недавно установленные на базах по настоянию генерала Икера. Банкет сорвался. Позже полковник Олд сообщал, что около четверти первого ночи открыли огонь советские зенитные батареи. Еще через пятнадцать минут “первый немецкий самолет-осветитель сбросил светящиеся бомбы прямо на летное поле”. Кесслер вспоминал, что видел “серию из четырех вспышек прямо над центром”. Офицеру, который опрашивал его о событиях той ночи, он сказал: “А потом пошло веселье”. На самом деле это больше походило на кошмар⁶.

Над полтавской авиабазой кружили десятки бомбардировщиков “Хейнкель-111” из 4-го авиакорпуса люфтваффе – единственного, который специализировался на ночных бомбардировках. Им командовал генерал Рудольф Майстер. Весной и летом 1944 года его самолеты регулярно атаковали цели на территории СССР, в основном железнодорожные узлы, расположенные позади советских войск на линии фронта. Большая часть самолетов 4-го авиакорпуса базировалась на польско-белорусской границе в районе Бреста и Радома, а в самом Бресте находился штаб корпуса. В Бресте и Радоме аэродромы находились слишком далеко от линии фронта и совершать оттуда налеты вглубь Левобережной Украины самолеты Майстера не могли. Но в его распоряжении были и другие аэродромы, ближе к фронту – недалеко от Минска. С них пилоты Майстера могли проникнуть вглубь советской территории⁷.

Идея найти и разбомбить американские “летающие крепости” на советских авиабазах пришла к Майстеру во время первой операции “Фрэнтик” со 2 по 11 июня. С тех пор его подчиненные ждали, когда начнется очередная американская челночная миссия. Двадцать первого июня “мустанги” отогнали немецкий истребитель, пытавшийся проследовать за “летающими крепостями” на восток, и через несколько часов после приземления американских бомбардировщиков над аэродромами Полтавы и Миргорода был замечен немецкий самолет-разведчик. В Миргороде американские командиры решили поднять в воздух “мустанги” и прогнать незваного гостя, но советская сторона не позволила: то ли потому, что каждый вылет должен был происходить с разрешения Москвы, то ли из-за особой советской гордости – ведь защищать американцев должны были они сами. Блиставшие в лучах полуденного солнца “летающие крепости” были видны за десятки километров. Немецкий пилот просто не мог их не заметить и сделал несколько снимков⁸

Новости об американцах на полтавских базах пришли в штаб генерала Майстера в Бресте к вечеру 21 июня. Генерал немедленно собрал оперативную авиагруппу из 4-й, 27-й, 53-й и 55-й боевых крыльев (Kampfgeschwader, KG). В нее вошли более 350 бомбардировщиков “Хейнкель-111” и шесть легких бомбардировщиков “Юнкерс-88”, служивших, помимо прочего, для обозначения целей. KG 27 и KG 53 получили приказ подлететь ближе к линии фронта на аэродромы у Минска и Белостока. Полковник Вильгельм Антруп, командир KG 55, приказал всем своим эскадрильям быть в боевой готовности к 20:45. Они собирались бомбить Миргород. Задача выглядела идеально простой: на немецких фотографиях “летающие крепости” стояли рядами по краям небольших аэродромов. В 20:30 самолеты-разведчики уже были в небе. К 20:45 летчики Антрупа сидели в кабинах. Пятнадцать минут – и они устремились в сторону Украины⁹.

Подполковник Фриц Покрандт, командир KG 53 “Легион Кондор” возглавил налет на Полтаву. Его бомбардировщики взлетели сразу же вслед за самолетами полковника Антрупа. Атаку назначили на полночь по берлинскому времени (01:00 по Москве). Самым опасным местом маршрута был участок советско-германской линии фронта восточнее Минска. Советские истребители “Як-9” пытались остановить немцев, но немецкие бомбардировщики шли под прикрытием эскадрилий истребителей “Мессершмидт-109” и “Фокке-Вульф-190”, отбивших их атаку. Дорога на Полтаву была открыта. В 23:45 “Юнкерс-88”, пролетая над полтавским аэродромом, сбросил на парашюте первую светящуюся бомбу, осветив цель налета. Вскоре над полтавской базой пролетели еще десять немецких самолетов, “развесивших” новые “фонари” и открывшие огонь по советским средствам ПВО и осветительным установкам. Затем налетела первая группа бомбардировщиков. “Хейнкели” группа за группой атаковали “летающие крепости”, стоявшие под открытым небом на краю аэродрома. Это было настоящее избиение.

К самолетам Покрандта, летавшим над Полтавой, присоединились бомбардировщики группы Антрупа. Добраться до Миргорода вовремя им не удалось: над округой нависли тяжелые тучи, и когда самолеты приблизились к цели, оказалось, что у “юнкерсов” кончились светящиеся авиабомбы. Тогда Антруп развернул бомбардировочное крыло к Полтаве, где освещения хватало: там гремели взрывы и горели американские самолеты. Остальные бомбардировщики полетели следом, независимо от того, были ли их изначальной целью Полтава или Миргород, и превратили полтавский аэродром в пылающий ад. Бомбардировка длилась 2,5 часа. Примерно в 02:30 самолеты люфтваффе наконец начали возвращаться на свои базы в Беларуси и Восточной Польше. Они сожгли десятки “летающих крепостей”, разрушили авиабазу, уничтожили склады горючего и боеприпасов. Унесли жизни множества людей. Причем ни один немецкий самолет не пострадал, а позже утром Майстер поздравил своих подчиненных с потрясающим успехом, похвалив их за “проявленную отвагу”¹⁰.

* * *

Штаб советской ПВО в Киеве определил приближение бомбардировщиков Майстера вскоре после 22:00 по московскому времени. Они скоро поняли, что идут две группы: одна направлялась к Миргороду, другая к Полтаве. Батареям ПВО объявили тревогу, истребителям было приказано подняться в воздух. И тут начались проблемы.

Советский наземный радар с трудом различал, где немецкие самолеты, а где свои. “С подъемом нашей авиации в воздух и приближением противника к объекту цели на экране РЛС перемешались, – сказано в отчете о нападении. – Стало совершенно невозможно разобрать, где противник, а где свой”. Без показаний радара пилоты истребителей пришли в отчаяние, готовясь, как камикадзе, таранить немецкие самолеты, но и это было невозможно без прожекторов. “Осветите хотя бы один фашистский самолет, я собью его своей машиной!” – требовал старший лейтенант Башкиров. Того же просил старший лейтенант Краснов. “Ничего не вижу. Наводите меня лучом прожектора: буду бить тараном!” – передавал он на землю. Но прожекторов уже не было. Немцы поразили советские осветительные установки, и остатки советских батарей ПВО, которыми управляли в основном девушки, были бесполезны: артиллеристы просто не видели целей. Советская ПВО потерпела полный провал. “Огневые позиции засыпались зажигательными и фугасными бомбами.

Бомбы рвались в орудийных рвах, поражая личный состав и матчасть”, – говорится в советском отчете об атаке¹¹. Но сколь бы плохим ни было положение, многих советских военных провал ПВО в ночь на 21 июня особо не удивил. Они привыкли к тому, что в небе нет ночных истребителей, а советские батареи ПВО по эффективности оставляют желать лучшего. Подобные атаки они пережидали в узких окопах, для того и вырытых. Авиационный механик Юрий Дубровин забрался в такой окоп сразу после того, как в 23:45 прозвучала тревога: он только что вернулся в казарму с концерта в честь американских пилотов из опергруппы “Фрэнтик-2”. В окопе Дубровин оказался рядом с капитаном Халтуриным – звание в такие моменты роли не играло. У капитана был свой способ успокоить нервы. “Так он все три часа бомбардировки пел: «Жил-был у бабушки серенький козлик», – вспоминал Дубровин. – А я подпевал: «А-на-на, а-на-на, а-на-на, чики-брики, шиить, асса-аса, пурпурли-мурмурли, курляля». Такой идиотский припев. В темноте чувство страха притупляется”¹².

Для американцев отсутствие эффективной ПВО стало совершенным и неожиданным потрясением. Они много раз слышали вой сирен воздушной тревоги на базах в Британии, но пережить бомбардировку им не доводилось. Английские базы защищали от люфтваффе ночные истребители и зенитные установки. И когда Советы забили такую тревогу, многие американские пилоты проспали ее: либо не слышали, либо решили не реагировать. Американцы видели вокруг полтавских авиабаз множество зенитных батарей и ожидали, что ночные истребители будут наготове и защитят их. И еще они устали после долгого и трудного рейда, и их командиры учли этот факт, перенеся инструкции по реагированию на авианалеты с 21:00 на 09:00 следующего утра.

Полковник Олд позже заметил, что его бойцы, услышав вой сирен, “просто повернулись на другой бок, чертыхаясь, что их разбудили”. Впрочем, Олд добавил, что когда начали падать бомбы, “они нашли канавы и укрытия за рекордно короткое время”. Американцев на базе было 1 100 человек, в окопах могли укрыться только 300, некоторые “предпочли залечь в углублениях вдоль железнодорожных путей, а другие укрылись за кирпичными стенами”, – вспоминал генерал Кесслер. Согласно его докладу, “в окопах никто не пострадал”. Тем, кто не добрался до окопов, было хуже. Кесслер доложил об одном убитом и тринадцати раненых, что очень незначительно, учитывая серьезность нападения. Некоторые травмы были несерьезными: например, режиссер Анатоль Литвак упал и повредил губу¹³.

На месте погиб Джозеф Лукачек, 24-летний второй лейтенант. Второй пилот B-17, в тот день он только прибыл на базу в составе 237-й бомбардировочной эскадрильи 96-й бомбардировочной группы. Лукачек, уроженец Нью-Джерси, был потомком эмигрантов из Чехии, некогда принадлежавшей Габсбургской империи. Главный хирург, подполковник Уильям Джексон, в своем отчете о последствиях нападения написал, что Лукачек умер от осколочных ран, вызвавших множественные переломы костей. Его напарник, старший лейтенант Рэймонд Эстл, 22-летний уроженец Небраски, пережил атаку. Эстл вступил в ВВС в январе 1942 года. К апрелю 1943 года он воевал в Европе, и полет в Полтаву был его четырнадцатой миссией¹⁴.

Подполковник Джексон, лечивший Эстла, очень подробно записал все, что довелось пережить в Полтаве обоим лейтенантам:

После долгой миссии в тот день он [Эстл] устал как собака. Он поел, посетил инструктаж и лег спать в закрепленной за ним палатке. Он спал так крепко, что не слышал воздушной тревоги и осознал происходящее, только когда проснулся от взрывов первых бомб. Он выбежал из палатки вместе с напарником, но не знал, где окопы. Не разбирая дороги он бросился вроде как прочь от аэродрома. В свете падающих с неба бомб он вспомнил, что видел у торца больницы кирпичи, сложенные стеной. В этот момент низко пролетел самолет, и он услышал, как падают бомбы. Они с напарником рухнули плашмя на землю. Три фугасные бомбы упали в ряд на расстоянии около шести метров друг от друга. Ближайшая взорвалась примерно в четырех метрах от места, где лежал Эстл. Осколки попали в него и в напарника. Он почувствовал, что сильно ранен, позвал напарника, не получил ответа и в свете бомбы увидел, что тот мертв. Он лежал, не в силах пошевелиться, и звал на помощь.

Джексон сделал все, чтобы спасти Эстлу жизнь. Обнаружив его на поле, он дал молодому летчику морфин, а когда бомбардировки на время стихли, перетащил Эстла в щелевой окоп и ввел плазму крови. Эстл получил множество проникающих ранений обеих ягодиц, тяжелые ранения голени правой ноги, а также переломы костей. От этих ран он и умер 2 июля 1944 года¹⁵.

Утром 22 июня у Джексона было множество дел. Около 04:30 или чуть позже, когда он, объезжая округу на джипе, искал раненых офицеров и солдат, к нему подошла “интернациональная” группа спасателей, собравшаяся сама собой. В нее входили капитан ВВС США Теодор Бозар и советский сержант П. А. Тупицын. Они возвращались от американского самолета, который взорвался, когда группа советских военных пыталась его спасти. Несколько человек погибли мгновенно, уцелевшим капитан Бозар оказал первую помощь. Советский переводчик, лейтенант Иван Сиволобов, сел в джип к Джексону и общаться стало легче. Без общения было никак: только советский персонал мог расчистить хирургу-американцу дорогу к взорвавшемуся самолету. Немцы сбросили тысячи мелких бомб с контактными взрывателями. Нужно было обследовать местность и найти те, что не взорвались. Выполнить эту работу вызвались сержант Тупицын и его сослуживец-механик сержант Георгий Сухов.

Их храбрость и самоотверженность произвели на Джексона глубокое впечатление. Спустя несколько дней он писал о том, как “двое русских военнослужащих добровольно вызвались помочь и, совершенно не думая о своей безопасности, шли все дальше, указывая машине путь сквозь высокую траву, усеянную бомбами и минами там, где лежали раненые… Сержант Тупицын сидел на передке джипа, высматривая мины, а механик Георгий Сухов шел впереди, собирая мины [и] осторожно откладывая их в сторону. Они подобрали и отнесли в сторону в общей сложности сорок бомб, а может, и больше, чтобы автомобиль безопасно проехал…” У поврежденного самолета нашли двух тяжелораненых советских солдат: одному взрывом оторвало левую ногу, у другого был перелом ноги. Тупицын и Сухов усадили их на заднее сиденье и сопроводили в госпиталь, снова рискуя жизнью, чтобы обеспечить безопасный проезд. Джексон обратился к своим командирам с прошением приставить двух советских солдат к награде¹⁶.

Даже спустя десятки лет сержант Тупицын, которому предстояло дослужиться до подполковника, с удивительной ясностью помнил события, описанные Джексоном. Он был одним из восьми добровольцев, которым поручили спасать уцелевшие самолеты. Когда они приблизились к одной из немного поврежденных “летающих крепостей”, произошел взрыв, и несколько членов его группы были убиты и ранены. Тупицын сделал все, чтобы спасти раненых, и именно тогда заслужил уважение американцев. Он вспоминал, как раненых сажали в джип: “…начало светать и хорошо просматривалась местность, где мы должны наикратчайшим путем выехать с аэродрома. Я и Сухов шли в 30–40 метрах от автомашины, очищая путь от невзорвавшихся мин. Все это было связано с большим риском, однако закончилось благополучно”¹⁷.

“Отношение русских к американцам во время налета немного смущало, – писал позже полковник Олд о той памятной ночи. – Казалось, их заботило только то, чтобы с американцами и их техникой ничего не случилось, неважно какой ценой”. Посреди бомбардировки советских военных, и мужчин, и женщин, выгоняли из укрытий в открытое поле – тушить пожар на “летающих крепостях”, забрасывать горящие машины землей. От взрывов пострадало множество людей. Советские командиры явно были потрясены тем, что не смогли защитить союзников, и мобилизовали единственный оставшийся ресурс, чтобы сохранить лицо. В советской системе ценностей работал принцип, что самолеты и военная техника (особенно такие редкие и ценные, как те, что привезли американцы) были ценнее человеческих жизней. Спасать их, рискуя жизнью, в советской армии и авиации было обычным делом¹⁸.

Если у американцев под немецкими бомбами погибла в основном техника, то советская сторона поплатилась жизнями людей. О потерях Кесслер сообщал так: ремонту не подлежали 49 “Летающих крепостей” B-17, четыре “Дугласа” C-47 и один истребитель “Локхид” Р-38; 16 “летающих крепостей” можно было спасти, но нужен был серьезный ремонт; только шесть были в рабочем состоянии, а три “едва летали”. Согласно тому же отчету, советская сторона потеряла один “дуглас” – личный самолет генерала Перминова – и семь истребителей “Як”. Но людские потери были намного выше американских. У американцев сразу погиб один боец и ранены 13; среди советских граждан погибли 30 мужчин и женщин и 90 получили ранения – и это только в Полтаве, а еще несколько человек погибли в Пирятине и Миргороде, где бомбардировки были не столь ожесточенными¹⁹.

* * *

Среди советских граждан, погибших при налете, был известный журналист Петр Лидов, военный корреспондент газеты “Правда”. Лидов входил в группу советских и американских журналистов, приехавших в Полтаву освещать прибытие самолетов, которым предстояло принять участие в операции “Фрэнтик-2”. Он прославился в январе 1942 года, когда опубликовал очерк “Таня” о советской девушке из партизанского отряда, схваченной немцами в деревне под Москвой в ноябре 1941 года. На допросе немцы якобы спросили ее: “Скажите, где находится Сталин?” Она ответила: “Сталин находится на своем посту”. Немцы повесили девушку на глазах у всей деревни. Настоящее имя Тани – Зоя Космодемьянская. Она, 18-летняя московская школьница, добровольно вступила в диверсионно-разведывательную группу.

Лидов много сделал, чтобы узнать настоящее имя героини. Вместе с фотокорреспондентом Сергеем Струнниковым они эксгумировали тело Зои. Но он либо не знал, либо предпочел не раскрывать всех обстоятельств ее гибели: как советский диверсант, она непосредственно проводила в жизнь тактику “выжженной земли”: сжигались деревни, занятые немцами, вместе с их жителями-крестьянами. Именно колхозник, пытавшийся спасти свой дом от поджигателей-партизан, заметил Зою и предупредил немцев. Другие крестьяне осыпали ее оскорблениями, прежде чем она была казнена. Несмотря на то что история оказалась сложнее, чем та, которую рассказал Лидов, новая героиня уже родилась и стала одной из самых известных во время войны и после нее. И открыл ее корреспондент “Правды”²⁰.

С Лидовым в Полтаву приехал фотокорреспондент Николай Струнников, от газеты “Известия” – военный корреспондент Александр Кузнецов. Это была вторая поездка Лидова на базу. Первая, состоявшаяся 2 июня, завершилась статьей “Летающие крепости”, опубликованной в “Правде”, из которой советские читатели узнали о челночных бомбардировках. Как и другие журналисты, Лидов и его коллеги ночевали в спальном вагоне, стоявшем на железнодорожной ветке у окраины полтавской базы. Когда немцы начали бомбить аэродром, все укрылись в ближайшем окопе, пережили первую атаку, но в перерыве между бомбардировками выбрались и побежали в темноте – видимо, искать более безопасное укрытие²¹.

На следующее утро, 23 июня, радиотехник Алексей Спасский, который накануне прибыл с Лидовым и другими журналистами из Москвы, вместе с товарищами был вызван опознать тела погибших. Появились слухи, что это были немецкие парашютисты. На погибших была советская военная форма, но молодая женщина, охранявшая трупы, с отвращением указала на них и назвала “фашистами”. В кармане одного из погибших красноармейцы обнаружили немецкую валюту и булавку со свастикой. Также были найдены советские документы. Партбилет Александра Кузнецова показали Спасскому, который сразу узнал имя и фотографию знакомого журналиста, который точно не был шпионом. Та же женщина сказала Спасскому, что у них есть документы на имена Лидова и Струнникова.

Спасский присмотрелся и вскоре узнал Лидова. Лицо известного журналиста закрыли гимнастеркой, с которой красноармейцы, нашедшие тело, сорвали погоны. Кто-то стащил с Лидова кожаные сапоги. Наличные деньги, найденные на трупах, изъяли, но не передали должностным лицам: Спасский видел, как пачки пятирублевых купюр исчезли в карманах женщин, обыскивавших тела. Спасский был не в том положении, чтобы протестовать, – он сам был под подозрением в шпионаже на Германию, его доставили в штаб авиабазы, там передали офицеру контрразведки, составлявшему доклад о том, что произошло с Лидовым.

Петра Лидова и его товарищей с воинскими почестями похоронили в парке в центре Полтавы. Со временем в его честь назовут улицу, родится легенда, что он стрелял по немецким самолетам из зенитного пулемета и даже успел сбить один – и тот, упав недалеко от Лидова, смертельно ранил его и товарищей. Так создатель легенды о Зое сам стал героем легенды. Впрочем, такое мифотворчество не должно вводить в заблуждение: очень многие красноармейцы, исполняя воинский долг, показывали примеры подлинного героизма²².

* * *

О нападении на Полтаву в тот же день сообщили Сталину, Молотову и наркому внутренних дел Лаврентию Берии. По советским данным, зенитные батареи и пулеметы произвели около 30 тысяч залпов, не сбив ни одного немецкого самолета. Ночные истребители совершили 17 боевых вылетов также безрезультатно. Удручало и то, что потери “летающих крепостей” 8-й воздушной армии были самыми крупными за всю ее историю. С точки зрения СССР катастрофа произошла в символически худший день – утром 22 июня 1944 года, в третью годовщину вторжения Германии в СССР²³.

Кто был виноват в провале таких масштабов? Советские военные, чувствуя вину за то, что не смогли защитить гостей, тем не менее кивали на них. Генерал Перминов якобы предлагал перебросить самолеты на другие аэродромы после того, как в этом районе засекли немецкие самолеты-разведчики, но американское командование отказалось, сославшись на усталость экипажей. Также американцы не рассредоточили самолеты по полю вдалеке друг от друга – таким была советская уловка против ночных бомбардировок в условиях нехватки или отсутствия ночных истребителей и эффективных зенитных батарей. Американцы в свою очередь обвиняли Советы, вспомнив, как предлагали поднять истребители, чтобы отогнать немецких разведчиков, а советская сторона якобы отказалась. Больше всего американцы жаловались на отсутствие и неэффективность ночных истребителей – главной защиты британских аэродромов от налетов немецкой авиации²⁴.

Перминов указал на то, что советские бомбардировщики в ответ совершили налет на немецкие аэродромы. И еще он велел перебросить оставшиеся в строю самолеты с полтавских баз на советские аэродромы, расположенные восточнее – это все, что могла сделать советская сторона в ожидании следующей ночи и очередного налета немецкой авиации. Действительно, немцы появились следующей ночью и полностью разбомбили авиабазу в Миргороде, хотя “летающих крепостей” там уже не было. Майор Марвин Боумен из 100-й бомбардировочной группы, оставшийся на миргородской базе охранять несколько самолетов, один из которых был в аварийном состоянии, стал свидетелем атаки. “Примерно в 01:00 семьдесят пять, а то и сотня «Юнкерсов-88» накрыли интенсивным огнем все поле, пожалуй, кроме кухонной печи и живой рыбы. Многие русские бойцы были ранены или убиты, – писал Боумен в дневнике. – Наш поврежденный B-17 был почти уничтожен, но два других уцелели с незначительным ущербом: видимо, их зацепило упавшей зениткой”. На следующий день Боумен прилетел на авиабазу недалеко от Кировограда (ныне Кропивницкий на Украине), где его “по-царски развлекали три русских генерала и, по сути, весь гарнизон”²⁵.

Тогда же в Миргороде был и радар-оператор Палмер Мира. Позже он вспоминал, что узнал о предстоящей атаке на свою базу по немецкому радио. Американские военные на Украине развлекались, слушая радиопрограмму Саллииз-Оси (Axis Sally), в которой пропаганда перемежалась популярной музыкой. Ее вела актриса Милдред Элизабет Гиллерс – американка по рождению, она жила в Германии перед войной и согласилась транслировать нацистскую пропаганду, адресованную американским войскам, сражавшимся в Европе. (В 1946 году она будет арестована, ее осудят в США по обвинению в государственной измене. Она проведет в тюрьме более десяти лет²⁶.) “Из всех женщин, которых мы знали в дни операции «Фрэнтик», чаще всего мы говорили о Салли-из-Оси, – вспоминал Мира. – Она приходила к нам почти каждую ночь со своим вкрадчивым голосом”. Программа заканчивалась такими словами: “Не забудьте завтра послушать еще раз, целую вас всех. Ваша Салли”.