Текст книги "Бог Галактики"

Моей Майи.

Да, крак был прав. Не все средства исчерпаны. Далеко не все. Для этих подонков нет ничего святого, ничего такого, что остановит их. Я вновь проиграл.

Я медленно опустил автомат.

– Уже лучше, много лучше, – довольно проговорил Властитель, – а теперь разоружись полностью и будь умным мальчиком.

Фляровский злорадно ухмылялся. На лице Майи было написано такое горе, что мне стало не по себе. "Бедная девочка, что же тебе пришлось пережить", – с болью подумал я. – Леон, не слушай его, – прерывающимся голосом внезапно заговорила Майя, – это чудовище все равно нас убьет. Вне зависимости от того, добудешь ты элемент "икс" или нет. А если он заполучит тапогенный элемент, разумной жизни в Галактике придет конец. Всем придет конец. Мужчинам, женщинам, детям. Это чудовище убьет всех и создаст империю краков-киборгов. Можешь не сомневаться.

Фляровский, возмущенный горячей речью девушки, с силой ткнул ей в лицо пистолетом. Майя испуганно замолчала.

Я резко дернулся, повинуясь порыву защитить девушку.

– Но-но, без глупостей, – прикрикнул крак, угрожая пулеметом.

Я замер, потом безвольно бросил автомат. Не могу я пожертвовать жизнью одного человека, хотя бы и ради спасения целой Вселенной. Не могу. Тем более человека, дорогого мне.

Фляровский удовлетворенно загоготал, довольный моей сговорчивостью. Он слегка отодвинул ствол пистолета от лица девушки, и Майя, воспользовавшись этим, с силой ударила его коленом между ног. И пока ничего не соображающий Туружель вопил от нестерпимой боли, девушка бросилась ко мне. Если бы Майя побежала к дверям, то, возможно, все произошло бы иначе. Вполне вероятно, она смогла бы выскочить в коридор и спастись. Но ее подвела странная женская логика. Женщина в минуты опасности всегда ищет защиты у своего мужчины. Вопреки всякому здравому смыслу. Вопреки всему.

Дальнейшее я видел как во сне и помню лишь урывками. Лишь помню, Майя пробежала почти половину пути ко мне, как вдруг, словно стоп-кадр, замерла на мгновение и медленно стала оседать. Я не знаю, чем выстрелил в нее крак, может, потоком фа-лучей, может, чем другим. Не все ли равно. Много ли нужно безоружной, беззащитной, слабой женщине…

Смерть наступила мгновенно. Когда я подбежал к Майе, она уже была мертва. Я с ужасом посмотрел в ее широко раскрытые глаза и увидел там лишь отражение своего ужаса. Резко сбросив с ранца автоаптечку, я поднес ее к телу девушки и дал команду. Всеми доступными средствами. С максимальным проникновением. Щупальца аптечки мгновенно впились в тело девушки, впрыскивая лекарства. Но все было тщетно. Судьбу не переспоришь. Майя была мертва, и ее прекрасная душа была на пути в рай.

Я невидящими глазами огляделся. Крака не было. Вместо него виднелась внушительная черная дыра в стене. Дыра переливалась всеми оттенками черного цвета и вибрировала мелкой рябью. Где-то в уголке сознания промелькнуло: "Подпро-странственный туннель. Скорее всего на Землю". Я нежно закрыл глаза Майе и, забрав автоаптечку, встал. Со спокойствием робота я подобрал свой автомат и направился к жерлу подпростран-ственного туннеля.

Слева что-то обозначилось. Фляровский дрожащими руками целился в меня из энергопистолета. Я, не останавливаясь и более не оборачиваясь, выпустил одной рукой половину автоматного рожка в мерзкого прихвостня. Даже не посмотрев на результат своих выстрелов, подошел к жерлу туннеля.

"Да. Крак все точно рассчитал. Я отправлюсь на Землю. Я разыщу этот трижды проклятый элемент хотя бы для того, чтобы им не могли никогда завладеть этот урод и ему подобные. И я убью его. Будь он хоть трижды Властитель. Клянусь", – твердо сказал я и шагнул в черную бездну подпространства.

Глава 9

Скорее всего крак изменил параметры выходного отверстия подпространственного туннеля, приблизительно плюс-минус тридцать километров, не более. Сильнее деформацию пси-пространства за такой короткий срок не произвести. Туннель, судя по рассказу Роллея, должен заканчиваться в каком-то земном городе. Здесь же не виднелось поблизости не то что ни одного строения, даже ни одного огонька не мелькало в сгущавшейся темноте.

Я упал с трехметровой высоты прямо в снег. Зарывшись по пояс в сугробе, с трудом выбрался из снежного капкана и, оставляя за собой глубокую колею, выполз на дорогу. Дорогу скорее всего сельскую. Наверное, она вела из одной деревни в другую. Не ахти какая ровная и ухоженная, но все-таки это не метровой глубины сугробы. Все легче, чем ползти в снежных завалах.

Оказавшись на дороге, я отряхнулся от снега и, включив обогрев брони, огляделся.

Бескрайняя снежная равнина, невдалеке чернеет лес. Никакого намека на присутствие людей, тем более города. Сгущающиеся сумерки не давали возможности разглядеть детали пейзажа.

"Да, крак добился того, что хотел. Я на Земле и собираюсь найти элемент "икс". Все рассчитал проклятый крак, поняв, что Майя вот-вот ускользнет из его лап, и ему в этом случае придется либо убить меня, либо отпустить. И тогда прощай, мечты о беспредельном могуществе, о власти бога Галактики. Потому что я его единственный и последний шанс завладеть ключом к тапогенной энергии. Ключом к господству над миллиардами душ. То, что я без колебаний брошусь мстить за смерть Майи, он рассчитал с точностью. Своим совершенным мозгом, перебрав за те секунды и метры, что успела пробежать Майя, миллионы комбинаций, он выбрал единственно верную. Рассчитал точно, точнее не бывает. Тонкий он все-таки знаток человеческой психологии. Человеческой боли. Большой специалист по человеческим страданиям. Не рассчитал лишь одного этот крупный специалист по человеческим смертям. Того, что я найду эту мразь и убью. И не нужно ему будет ни элемента "икс", ни игрек. А нужен будет только пропуск в ад. Без пропуска таких, как он, даже туда не пускают. Но для того чтобы найти крака на этой богом забытой планете, мне придется сначала найти тапогенный элемент. С элементом "икс" я стану прекрасной наживкой для этого чудовища. И он клюнет на нее, эта сволочь. Еще бы, ведь моя смерть будет в таком случае ему нужна. Но он ее не получит. Ни за что. Я буду драться так, как не дрался никогда. И я не допущу ошибок. Ведь в данном случае ошибка – это не только моя смерть. Это смерть миллиардов".

Чтобы прогнать грустные мысли, я занялся делом. Установил таймер бортового компьютера на девяносто девять земных часов. Ровно к концу этого срока мне следовало возвратиться сюда, чтобы покинуть Землю через подпространственный туннель. При этом у меня останется в запасе еще около часа времени. Но это будет лишь через четверо с лишним земных суток, а сейчас для начала стоило разведать обстановку, и я выпустил шар-шпион. Шар стремительно взвился на высоту сотни метров, и бортовой компьютер бесстрастно доложил: "Десять активных объектов. Восемь пятикратных псевдороботов и два тектотанка на антигравитационной подушке. Расстояние – полтора километра. Направление – юго-запад. Двигаются в нашем направлении. Опасность гибели предельная".

До меня не сразу дошел смысл сказанного моим бортовым напарником. Я все еще находился под впечатлением последних трагических событий и не сразу понял, о чем говорит компьютер. "Какие тектотанки? Какие псевдороботы? Я же на Земле. Здесь нет тектотанков, здесь вотчина теров. А этим не нужны тектотанки, если они засекли меня и хотят уничтожить".

Какие это тектотанки, я увидел спустя несколько секунд. Тектотанки самые что ни на есть обыкновенные. Если тектотанки могут быть обыкновенными. Две овальные тридцатиметровые громадины, начиненные всеми видами тяжелого оружия. Тысячи тонн сверхпрочной брони и огня.

Тектотанк в бою – зрелище не для слабонервных. Когда эта громадина начинает свою дьявольскую работу, лучше быть как можно дальше от этого места. А еще лучше вообще на другой планете. Один выстрел из крупнокалиберной дона-пушки чего только стоит. Запросто разносит десятиэтажное здание вместе с находящимися там жителями. И это обычное вооружение, не массового поражения. Про термоядерное или, того хуже, парамерное и говорить не стоит. Одним словом, страшная машина этот тектотанк. Да еще в двух экземплярах.

Про псевдороботы после тектотанков можно было и не поминать. Хотя и они – очень серьезное оружие. Пятикратные – значит, в пять раз выше, чем их первый прототип, то есть примерно десять метров в высоту. Псевдоробот – это не робот в прямом смысле. Это не те боевые механизмы, что используются космической пехотой для подавления психики противника при захвате планет развивающегося типа вроде этой Земли. Очень уж они эффективно действуют на неустойчивую психику обитателей планет третьего мира. Когда на тебя прет двадцать тонн сверкающей стали и извергает из многочисленных стволов потоки огня, поневоле обделаешься. Но это все для аборигенов. Любой космопех, не говоря уже о десантнике, соответственно вооруженный, уложит в два счета этот безмозглый автомат. Человек не машина. Человек – это человек.

Но псевдоробот – это не робот. Это человек внутри робота. Внутри боевого робота. Непередаваемое ощущение, когда малейшее сокращение твоих мышц эхом отзывается на двигателях и сервомеханизмах псевдоробота. Чувствуешь свою мощь. Чувствуешь себя великаном, Гулливером в стране лилипутов. Гулливером, вооруженным ионной пушкой и плазменным пулеметом, одетым в сверхпрочную броню.

Неплохое оружие этот псевдоробот, но рядом с тектотанками он служит для поддержки. Пехота на броне. Мало ли что. Вдруг накроется антигравитационный двигатель от взрыва направленной термомины или полетит генератор защитного поля, подбитый потоком жесткого излучения. Вот тогда и наступит очередь пехоты псевдороботов. Они прикроют. И, если повезет, подобьют вражеский тектотанк.

Мне же подбить тектотанк не представлялось возможным. Псевдоробота еще могу, правда, не уничтожить, а вывести из строя. Стоит из гранатомета четвертой категории попасть с небольшого расстояния в ножные сочленения, в место, аналогичное человеческим коленным чашечкам, и вся эта десятиметровая громадина рухнет, как подкошенная, воткнувшись своей устрашающей головой в землю. Или в снег.

Я прицелился в ближнего псевдоробота из гранатомета. К тому времени все десять активных целей находились от меня не далее чем в пятидесяти метрах. Они выстроились полукругом. Псевдороботы по флангам, тектотанки в центре. Они застыли, словно гиганты из древних легенд, многотонными глыбами окружив меня. Замерли, словно в ожидании приказа.

Похоже, охотников за элементом "икс", за все-галактическим господством прибавилось. Кто они, эти новые охотники за удачей? Явно не краки. У Краков на этой планете нет тектотанков и пяти кратных псевдоробов. И это явно не Земляне. У тех не скоро появятся обычные энергопистолеты, не то что ионные пушки. И уж, конечно, это не теры. В своих владениях им нет необходимости разъезжать на тектотанках. Совершенно без надобности. Наверняка у них припасен для таких случаев протогенератор солнечной энергии. Висит себе, болтается где-нибудь неподалеку от Солнца и ждет своего часа. Ждет, пока не появится на их территории незваный гость, кто-нибудь вроде меня. И тогда возникнет вдруг в воздухе неприметный днем и хорошо видимый ночью варогенный сфероид – корабль теров. И направит протолучик, транслируемый от этого генератора, на незваного гостя. И не станет Леона Джаггера. Просто не станет. Беззвучно. Бесследно. Словно ластиком сотрут ненужную картинку. Словно никогда и не было такого на белом свете.

Хотя в этот раз сотрут, похоже, не меня, точнее, не только меня. Когда я уже совсем приготовился к бою, готовясь сражаться, облаченный в поврежденную броню, с жалкими остатками боеприпасов, можно сказать, один карлик против десяти циклопов, теры все-таки появились. Еще бы, ведь Земля – их вотчина. Уж они не потерпят всяких самозванцев на своей территории. Главный принцип их внешней политики – принцип невмешательства. Ни в дела других цивилизаций, ни в дела своих колоний, ни в жизнь развивающихся планет, подобных Земле. Их основное кредо – цивилизация сама должна дойти до соответствующего уровня развития. Без вмешательства извне. Поэтому все подобные вмешательства они пресекают в корне.

Корабль теров завис над нашей группой, переливаясь и меняя форму, то принимая вид перевернутой тарелки, то становясь похожим на огромную сигару.

"Протоплазменный, системы Цын", – безошибочно определил я. Этот корабль я хорошо знал. Еще бы, на подобном я бежал с Ирокзана.

Псевдороботы как по команде прицелились в сфероид. Тектотанки развернулись к новой мишени, вмиг забыв обо мне. "Еще секунда – и начнется", – промелькнула вырванная откуда-то из глубин подсознания мысль.

Но не началось. Когда тектотанки уже развернулись в боевую позицию, когда псевдороботы поймали сфероид в прицелы своих ионных пушек, из недр корабля теров вырвался луч света. Ослепительно яркий. Ослепительно голубой. Тонкий и вовсе не страшный. Он коснулся сначала одного тектотанка, затем другого – и все это : многотонное нагромождение брони и огня исчезло. Исчезло так, словно и не было никогда. Словно ластик стер ненужную картинку. Псевдороботы на удивление быстро сообразили, в чем дело, и, моментально развернувшись, бросились наутек. Но не тут-то было. Каждого из них неумолимо достиг голубой лучик. Всех восьмерых. Их тоже не стало. "Ластик" сделал свое дело.

Настала моя очередь. Луч сфероида беспорядочно поблуждал по снегу и остановился на мне. Говорят, что в последние секунды жизни перед глазами человека проходит вся его жизнь. Как книга. Страница за страницей. Вранье все это." Ничего у меня не прошло перед глазами, а было лишь сожаление о том, что не смогу отомстить за смерть Майи. Но тут уж ничего не поделаешь. Смерть – она и есть смерть. Когда она приходит, надо ее встретить достойно.

Я, опустив гранатомет, закрыл глаза и приготовился умереть.

Спустя несколько секунд я их открыл, не понимая, почему до сих пор жив. Сфероид исчез так же внезапно, как и появился. Словно его и не было никогда.

Не веря в то, что я жив, глубоко вздохнул. Ну конечно, как же я сразу не догадался. Этот корабль теров автоматический. Они сами не станут патрулировать какую-то Землю. А автомат настроен на уничтожение любого чужака, любого внепланетчика. А я свой, родной. Я землянин. И поэтому я жив. А те, в тектотанках и псевдороботах, чужаки, инопланетчики. И поэтому они мертвы. Все мертвы.

Наверняка сфероид-автомат просканировал мое биополе и, определив во мне человека с Земли, оставил в живых. Землян уничтожать у него приказа нет. Чужаков можно – землян нет. Будь на его месте любой из теров, он, несомненно, заинтересовался бы моим вооружением, моей броней. Это странно – землянин, а вооружен, как космический десантник Федерации. Что-то тут не так. И минуту поразмыслив, наверняка бы стер меня своим "ластиком" или, того хуже, взял бы в плен. И отправили бы меня отбывать пожизненное заключение в одну из теровских тюрем в какой-нибудь дальней колонии. Например, на Ирокзане.

Впервые я почувствовал признательность к этой планете, к Земле, которая не только родила, но и спасла меня от верной смерти. Судьба дала мне еще один шанс, и им стоит воспользоваться. А для начала необходимо переодеться, поскольку космодесантники Федерации, да еще в боевой броне и с энергоавтоматом под мышкой, здесь, наверное, в диковинку. К тому же мой шар-шпион вдруг ожил и доложил: "От леса движется повозка, запряженная животным. Лошадью. В повозке человек. Не вооружен".

Я с быстротой робота, как тренировали в падейской учебке, за сорок пять секунд выскочил из брони и, отключив энергозащитное поле, аккуратно сложил броню в походный вариант в форме сумки. Расстегнул "молнию", выдернул ручки. В сумку побросал все оружие и автоаптечку. Застегнул "молнию". Все, теперь я не только биополем, но и внешне настоящий землянин.

Правда, одетый немного не по сезону. В одной куртке, без шапки, в ботиночках на тонкой подметке. О чем думала эта шайка во главе с краком, когда посылала меня, полураздетого, в этот мороз? Уж, конечно, не о том, что я могу простудиться. Плевать им на мое здоровье. Им и нужно-то было подвести меня к элементу "икс", а там мое здоровье уже никого бы не интересовало. Даже меня самого.

"Тпру, милая", – услышал я громкий окрик и увидел сани. Тощая лошаденка, запряженная в них, едва не наскочила на меня. Санями управлял дедуля, одетый в драный, до пят тулуп. Он удивленно посмотрел на такое чудо природы, как я, и спросил:

– Ты чего ж тут, мил человек, делаешь? Один в темноте? Так и грех на душу принять недолго, моя сивая едва тебя не зашибла.

Я, глянув на жалкое создание, которое безропотно стояло и ожидало понуканий старика, улыбнулся.

– Видно, не тут моя смерть, – ответил я по-русски.

– Может, оно и так, а в твоей-то одежонке простуду схлопотать пять секунд. Уже швыркаешь носом. На вот, возьми-ка шубейку.

Сказав это, старик стащил с себя пахнущий за милю конским навозом долгополый тулуп. Под тулупом у деда оказалась новенькая телогрейка. Не в моих правилах отказываться от помощи, и я, не задумываясь, закутался в спасительный тулуп.

– Сам-то небось не местный. Откуда путь держишь, мил человек, по каким делам? – спросил он меня, едва я, закинув в сани сумку, повалился туда и сам.

– Отстал от поезда, – ляпнул я первое, что мне пришло на ум.

– Стало быть, ты из Михайловки топаешь?

Там ведь только станция есть. Далеконько.

– Да, оттуда. А до города далеко?

– Да верст тридцать с гаком будет. Довезу тебя до Матвеевой развилки, а там уж звиняй. Нам не по пути. Да там на трассу выйдешь. Там автобусы рейсовые ходят. Доберешься.

– Доберусь.

– Слышь, мил человек, .а ты ничего не приметил давеча?

– Да нет, вроде ничего.

– Значит, меня бес попутал. Показалось, что над полем, как раз в том месте, где ты стоял, нэлэо я видел. Будто, это самое нэлэо прожектором так светит в разные стороны. Спужался даже немного. Думаю, как бы меня это самое нэлэо не похитило. Четвертого дня по телевизору видел, один профейсор рассказывал – бывает такое. Похищают нашего брата. Почем зря. Каждого третьего. Ну, я и немного струхнул. Думаю, что ж я там, у энтих планетян, делать-то буду? Как же моя старуха одна останется? В общем, спужался. Выезжаю с лесу, ты стоишь, как планетянин. Думаю, все, попался я. Пригляделся. ан нет, свой вроде человек стоит. На планетянина совсем и не похож. Значит, думаю, обознался. Бес попутал. А ты сам-то веришь ли в этих самых планетян?

– Да не очень, сказки все это.

– Да и я думаю, что брешут все. Только уж то нэлэо совсем как настоящее было. Красиво так сверкало. Как северное сияние. – Может, и вправду вы северное сияние видели. – Да ты что! Его здесь отродясь не было. Седьмой десяток доживаю, а ничего такого не слышал. – А я читал, бывает. В совершенно различных местах.

– Вот оно что, а я думал – нэлэо. Так, переговариваясь с добродушным старичком, я и доехал до Матвеевой развилки. Налево уходила дедова дорога. Направо дорога вела на автостраду.

– Спасибо, что подвезли, – сказал я, выбираясь из саней деда и снимая тулуп. Старик, видя это, замахал руками:

– Ты что! Сейчас же одень. Враз слягешь в своей тужурке. Мороз градусов тридцать, не менее. А шубейку потом отдашь. Будешь в Николаевке, спроси деда Никифора, меня там все знают. Вот и отдашь.

Тронутый до глубины души великодушием неизвестного мне деда, я ответил: "Жив буду – обязательно завезу".

Дед, махнув мне на прощание, погнал свою сивую домой. И уже когда сани удалились в темноту, так что стали плохо различимы, крикнул:

– А может, ты все-таки планетянин, мил человек?

– Нет. Землянин я, дедушка. На Земле родился, на Земле, наверное, и умру.

– Ну коли так, бывай, не болей, – услышал я удаляющийся голос.

"Вот какие люди, оказывается, на Земле. Последнюю рубашку незнакомому отдадут, если тот нуждается. Хорошие люди. И я здесь родился. Это радует. А шубу надо будет вернуть дедуле. Всенепременно", – думал я, выбираясь на автомагистраль. А когда выбрался, понял, что хорошие на Земле не все. Далеко не все.

Меня слегка знобило. То ли я действительно успел простудиться, то ли последствия растяжения давали о себе знать. Обезболивающее прекратило действие, и нога нестерпимо ныла. В общем, чувствовал я себя неважно. Едва я вышел .на дорогу, как был сразу же ослеплен проезжавшей машиной. Машина, не останавливаясь, даже не попытавшись затормозить, сбила меня, как шар кеглю в теркельбане. От сильнейшего удара я подлетел на метр и грохнулся на снежную обочину. На какое-то время полностью отключилось сознание. Лишь спустя несколько секунд стал медленно приходить в себя, слыша, словно сквозь вату, разговор.

– Ну че, подох, что ли, этот урод?

– Да нет, жив, кажется.

– Ну, так бросай эту падаль. Делаем ноги, чего сопли сушить, пока никто нас не засек.

– Да ты че, Витек? Ты видел, че этот урод с моей машиной сделал? Крыло помято. Фара вдребезги. Я с него все до копеечки вытрясу. Пусть только очухается.

– Так кидай его в багажник. Отвезем в цех, там и разберемся. Заплатит за все сполна. И за крыло, и за фару.

– И то дело. Того и гляди, менты подъедут, а от меня несет, как от винзавода. – Кабы только несло. Как вышли из кабака, я подумал еще, как ты за руль сядешь. А ты еще и поехал.

– Не боись, Витек. Где наша не пропадала. И здесь не пропадем. Выбьем из этого козла на капиталку моей "девятке".

– Выбьем, в натуре. А сейчас кидай эту падаль в багажник.

Чьи-то руки бесцеремонно хватают меня и бросают.

– Глянь, Колян. Сумка какая-то. Видать, этого козла.

– Кидай ее на заднее сиденье. В цехе разберемся.

Хлопок крышки багажника, и я почувствовал, что машина тронулась. Мерные покачивания действовали, как снотворное. В тулупе было тепло, и я, сжавшись в комок, через некоторое время уснул.

Наверное, я снова впал в забытье, потому что не помню, как меня вытащили, как волокли по бетонному полу действительно какого-то цеха и как приковали наручниками.

Сон ободряюще подействовал на меня. Озноба как не бывало. Нога почти перестала ныть. Надо сказать, на мне все заживает, как на собаке. На третейской. Ведь я на тридцать процентов не натуральный. Кости, к примеру, у меня срастаются уже на вторые сутки после перелома. Раны заживают в тот же день, так что только специалист определит, что еще несколько часов назад в этом месте была ужасная кровоточащая рана. Встроенные в тело биостимуляторы сделали свое дело, и я если не совсем выздоровел, то был близок к норме.

Я открыл глаза. Руки скованы. Не энергетическими, а самыми обыкновенными металлическими наручниками. "Уже неплохо", – подумал я. От бетонного пола до потолка цеха, куда меня привезли, шел целый ряд железных столбов диаметром сантиметров двадцать. Один из этих столбов я и обнимал, лежа на холодном полу. Поскольку руки у меня были стянуты наручниками, изменить положение я не мог. Ни тулупа, ни куртки на мне уже не было.

От пинка под ребра у меня перехватило дыхание. – Че, очухался, падла? Сейчас я тебе покажу Освенцим, козел долбаный.

Я, избегая второго пинка, слегка отодвинулся, и грозящий мне Освенцимом пнул изо всех сил по металлическому столбу, который я обнимал. Вопль боли, который он при этом издал, был такой силы, словно он пнул не столб, а поток протоплазмы. И пока он вопил, я осторожно поднялся.

Да, это был заброшенный цех. Сталеплавильный или что-то подобное. Но сейчас здесь не плавили металл и не катали прокат. Сейчас он стал логовом местных бандитов. В том, что передо мной этот сорт людей, я не сомневался. Бандиты – они везде бандиты. В любом уголке Галактики.

Их было шестеро. Один, который пнул меня, корчится от боли сейчас у моих ног. Второй стоит у новенького джипа. Наверное, главарь этой шайки. Рядом с джипом виднеется помятая "девятка", рядом с ней – "Жигули" шестой модели. Еще один бандит сидит на каком-то возвышении, Ч кажется, это строительные леса. У него в руках автомат. "АКМ" – – автомат Калашникова", – с трудом вспоминаю я. Двое копаются в моем бумажнике и весьма довольны своей находкой. Под ногами у них брошены куртка и дедов тулуп. Один из них вооружен пистолетом. Обыкновенным, не энергетическим. Это все нормально. Это все под контролем. Зато чем занимался последний бандит, мне не понравилось. Он копошился с моей сумкой-броней, пытаясь ее открыть. Пора было прекратить это безобразие.

Вопль пнувшего по столбу вызвал единодушный смех. Конечно, смешно, ведь не ты угодил в железный столб.

– Колян, ты точно перепил. Урой этого козла так, чтобы его мать родная не узнала, – крикнул пострадавшему тот, что копошился с моей сумкой.

– Я его сейчас сделаю, Витек, не переживай, – кипя злобой, ответил Колян, поднявшись с земли.

Он, хромая, подошел к пожарному щиту и, с бешенством вырвав лопату из креплений, возвратился ко мне.

– Я сейчас тебя сделаю, козел. Мочкану, как суку. Размажу твои мозги по потолку, – с ненавистью в глазах хриплым голосом говорит он.

– Смотри не промахнись, – спокойно отвечаю я, краем глаза замечая, как тот, что возился с моей сумкой, наконец открыл ее. Он вытаскивает автомат Крамера и недоуменно таращится на него.

– Не понял! Ты че гонишь, козел? – опешил от моего ответа Колян.

– За козла ответишь, – в тон ему говорю я и, резко дернув, разрываю цепь наручников.

Пожалуй, я никогда не видел в своей жизни более круглых глаз, чем у Коляна, видевшего, как я разорвал наручники. То ли он поразился этому, то ли ему стало жаль наручники – я не знаю, но только у него было такое выражение лица, словно он увидел гремучую змею размером с панафри-канского слона.

Вырвав пожарную лопату из рук оторопевшего Коляна, я с силой метнул ее в того, кто держал в руках пистолет. Этого следовало нейтрализовать первым. Автоматчик вряд ли станет сразу стрелять, опасаясь попасть в своих. А этот вполне может засадить в меня пулю-другую, пока я бегу к сумке-броне.

Лопата пролетела десять метров, разделяющих нас, и с силой воткнулась в грудь бандита. Он, взмахнув руками, рухнул без единого звука. Бумажник отлетел в одну сторону, пистолет – в другую. Я рванулся к своей сумке. К тому времени Витек наконец понял, чтб держит в своих руках. Он понял, что это оружие. Наверняка ненашенское, импортное, но оружие. Уж в этом-то он знает толк. Вот и спусковой крючок.

Когда я подбежал к нему, он уже целился в меня и жал без устали на спусковой крючок. Откуда ему было знать, что я всегда ставлю автомат на предохранитель. Я в прыжке ударил его ногой, отправив надолго отдыхать, и, приземлившись, перекувырнулся, схватив автомат. Одна сотая доля секунды мне потребовалась, чтобы снять предохранитель и выстрелить в автоматчика на лесах. Одна сотая. Но тот, с "АКМом" опередил меня. Он выстрелил первым. И хотя тут же превратился в кляксу на стене, состоящую из остатков человеческих тканей, все же успел меня подстрелить. Пуля пробила грудь, пройдя навылет, сломала ребро и продырявила легкое. Отброшенный поначалу неведомой силой, я быстро пришел в себя. И вовремя! Остальные бандиты уже опомнились и открыли по мне огонь. Тот, что стоял рядом с джипом, выхватил из машины "АКС" и полоснул в мою сторону. Его я убил первым. Черная клякса человеческих останков обезобразила новенький джип. Второй, выпустив несколько пуль из пистолета, бросился бежать, петляя по пустому цеху. Мне хватило двух очередей, чтобы уложить его. Он взорвался от прямого попадания вместе с какой-то бетономешалкой.

Колян, как стоял в начале всей этой заварушки, словно статуя Свободы, с поднятой рукой, так и продолжал стоять. Витек валялся без сознания. Я подошел к трупу с лопатой в груди и выстрелом из "АКРа" разнес его на мельчайшие кусочки.

Подойдя к помертвевшему от ужаса Коляну, я сказал: "Ключи от наручников". Колян трясущимися руками вытащил ключи и отдал мне. Отбросив остатки наручников, я пошел и поднял свою куртку. Потом, не торопясь, стараясь не запачкаться в собственной крови, надел ее. Подобрав бумажник, сунул его во внутренний карман. После этого тщательно уложил автомат Крамера в сумку-броню.

Джип мне не подходил. Слишком приметный. Да и клякса, оставшаяся от его хозяина, выглядит неаппетитно. "Девятка" – мятая, и тоже не годится. А вот "шестерка" вполне мне подойдет. Неприметная, простая машина. И ключи в замке зажигания.

Сев на водительское сиденье, бросил на заднее сумку и дедов тулуп. Немного напряг память, вспоминая, как управлять этой доисторической повозкой. Легко вспомнил. Завел двигатель. Двигатель работал ровно, без перебоев. Поманил пальцем Коляна. Тот с излишней поспешностью подбежал к машине.

– Сейчас ты откроешь дверь, Колян, и я уеду. А ты навсегда забудешь, что здесь произошло. Запомни. Навсегда, – мрачным голосом сказал я и предупредил: – А если ты не забудешь или не дай боже будешь искать меня со своими дружками, то знай: во второй раз я тебя убью. Ты понял?

Колян торопливо кивал.

– И Витьку передай, когда очухается. Если, конечно, он очухается.

Когда я, развернувшись, подъехал к воротам, они уже были настежь открыты: Колян бегом постарался. На улице стояла кромешная тьма. Включив фары, я выехал в незнакомую темноту.