Текст книги "Новая Земля"

По ночам он призывал фею, наделившую его таким даром. Но она не появлялась.

И в один прекрасный день он понял, что фея была таким же плодом его воображения, как и всё остальное.

И тогда он решил бежать. Он превратился в стройного юношу и выскользнул из дворца на летучих сандалиях.

На следующее утро дворец в миг постарел. Никто не ремонтировал его. Зачем, если великолепие поддерживалось экономными средствами иллюзии? Придворные дамы вмиг превратились в старух, генералы облысели и захромали. Не было ни одного приличного платья, потому что старые сгнили, а новых никто не шил. Зачем было тратиться на портного, если были волшебные платья? Но у богатых остались настоящие деньги. А бедняки снова стали бедными, на улицах начались беспорядки.

Всё время шёл снег, хотя вчера ещё было вечное лето. Ананасы превратились в капусту, колибри в воробьёв. За волшебником была послана погоня на коврах-самолётах, но ни один из них не действовал. Кареты стояли неподвижно, лошадей не было, потому что все давно привыкли ездить на самодвижущихся экипажах. Повсюду были развешаны портреты толстого юноши. Полиция и армия сбились с ног. Но никто его не видел.

Лишь иногда возникали слухи, что в той или иной деревне некий чудак рассказывал детям и взрослым за миску похлёбки удивительные сказки, показывая их так, что зрители видели всё своими глазами. Говорили, что в глухую полночь за ним приезжала чёрная карета с крылатой шестёркой лошадей. Незнакомец брал свой огромный сундук с книгами, и его экипаж уносился за линию горизонта так стремительно, что искры от удара подков ещё не успевали погаснуть, а он уже был неведомо где.

Меч-кладенец
Притча-триллер

Стране угрожала опасность. Халиф обратился к мудрецам. Мудрецы сказали, что в стране У есть подземелье, в подземелье стена, в стену воткнут меч-кладенец. Обладатель меча – непобедим.

Халиф послал большое посольство в страну У, а так же визиря тайной полиции.

Визирь и его слуги отыскали подвал со стеной и увидели рукоять торчащую из стены. Визирь взялся за рукоять и почувствовал, что под рукой у него что-то живое, он ощутил себя смелым и храбрым.

Визирь вырвал меч из стены. Меч сверкнул в огне факелов, ослепляя слуг. Через мгновение все они лежали безголовыми у ног визиря.

Слухи о страшном море распространялись быстрее ветра. Мор шел из страны У. Халиф приказал закрыть ворота и взошел на стену.

Со стороны страны У к стене приблизился Визирь. Меч сверкал на солнце.

«Халиф, – закричал визирь, – нашей стране больше ничего не угрожает!»

Халиф послал стражу привести визиря. Меч сверкал на солнце. Стража осталась лежать на песке. «Я могу победить любое войско!» – хохотал визирь. Он вонзил меч в городскую стену, словно это был шербет.

Сорок стрелков спустило тетиву. Меч разрубил все стрелы на лету. Визирь принялся пробивать себе ход в стене. Как ни жаль Халифу было визиря – сверху на последнего вылили котел горячей смолы.

А через пару дней к столице уже приближалось вражеское войско непобедимого соседа. На черном бархате лежал перед Халифом меч-кладенец. Никто не решался взять его за рукоять.

Халиф вышел с войском навстречу врагу, позади него несли меч.

Доброволец схватил меч и бросился в гущу врагов, они дрогнули и обратились в бегство. Потрясая мечем, доброволец побежал обратно на войско Халифа, его пытались схватить, но меч разил направо и налево и отбивал стрелы. Слуги бросились в рассыпную. Доброволец бежал прямо к неподвижно стоящему Халифу.

Не добежав до правителя четырех шагов, обладатель меча провалился в тайную яму и напоролся на колья. «Обладающий силой знает только прямые пути», – сказал Халиф вернувшейся свите.

Меч спрятали в подземелье, и поставили стражу. Но время от времени находились смельчаки, которые любыми путями пытались добыть волшебный меч. Тогда Халиф призвал дервиша и попросил его сделать меч невидимым. Но охрана осталась.

И все равно время от времени, кто-то попадал в подвал, обшаривал стены, находил невидимую рукоятку торчащую из стены и меч вырывался на свободу.

Сестра утешения
Фантастический рассказ

Не понимаю тех, кто думает, что смерть во сне – это лёгкая смерть. По мне так лучше смотреть темноте прямо в глаза, в тот самый миг, когда она придёт накрыть тебя. Возможно, самые умные скажут, что нет никакой разницы, конец-то всегда один. Да, для того, кто умер, разницы нет, но я-то ещё жив. И мне страшно засыпать, одному в девственно чистой постели, в возрасте, когда все друзья и жёны уже мертвы.

Ну, про девственно чистую постель, я конечно, загнул. Одиночество и старость учат плевать на такие вещи. Чистота – не самое сильное место одинокого вдовца. Неопрятность и мусор – верные спутники старого человека. Сам механизм старости – накопление мусора внутри тебя. Мусора, с которым ты уже не в силах справится. Какие бы цели ты не ставил, им уже не суждено сбыться и ты, постепенно, перестаёшь следить за собой.

Нет, если надо, я постираюсь и приберусь. Но оно мне надо? Но, конечно, день выхода на пенсию – это повод, чтобы надеть чистую рубашку, почистить костюм, туфли и даже побриться. Будь проклята эта вечная мужская обязанность, сопровождаемая дрожаньем рук, разбрызгиванием пены, порезами и всё равно выходит не так гладко, как хотелось бы.

Но какие-то социальные предрассудки во мне ещё живы и продолжают портить мне последние дни.

Вы заметили, что я много ворчу? А что ещё остаётся старику? Брюзжание тот маленький вербальный костыль, который хоть как-то даёт возможность взбодриться. Посылая всех и вся, критикую эту грёбанную действительность, в которой существует старость, я чувствую себя хоть немного отомстившим. Это мотор, который толкает меня к каким-никаким поступкам.

Пенсионная политика такова, что мы выходим в расход почти одряхлевшими. Государство экономит на дегенератах. И я его, государство, понимаю, я сам не очень люблю путающиеся под ногами отбросы, старушек, кормящих голубей, сюсюкающих с правнуками и одряхлевших самцов, забавляющихся шахматами в парках. Они мне напоминают меня.

Как я мог дожить до таких лет? Да из трусости. Я боюсь умирать. Меня пугает эта дурацкая пустота, там, за остановкой сердца и скисанием мозгов. Я не хочу. Я не договаривался. Я не верю в сказки о загробном мире. Я сам умею привирать. А воображение, о, это услужливая тварь, она всё сделает, чтобы только отвлечь вас от правды. Я сам поддаюсь фантазиям, когда уже нет сил терпеть, сердце трепещет, а пот льёт градом. Поддаюсь, чтобы протянуть ещё несколько дней.

Статистика неумолима, после выхода на пенсию, половина не доживает и до года. И подавляющее большинство переживших роковую черту – старушки.

Старого человека может раздражать всё. Особенно молодость и вежливость. Особенно, когда так часто хочется в туалет, и болят суставы. «Ну, вот скажи, красавчик, какого хрена ты сидишь здесь каждый день, вместо того, чтобы ухаживать за красавицами и прожигать жизнь в приключениях? Я в твои годы был таким же послушным ишаком, который ходил по кругу за сеном иллюзий. Мне тоже внушали, что надо честно делать своё дело, и я всего добьюсь. А ты уверен, что это твоё дело? А ты поразмысли, что это значит „добьюсь всего“?»

– Вы что-то сказали?

– Да нет, посмотрите, я всё правильно заполнил?

Я протянул сотруднику департамента пенсионного обеспечения планшет.

Битый час я угробил на оформление документов. А ведь каждый час у меня золотой! Это, чёрт побери, кусок моей, зараза, бесценной, сука, грёбанной жизни. Хорошо, что оформлять пенсию, мне придётся только раз в жизни.

Чёрно-белый принц с румяной кожей и голубыми невинными глазами был полон предупредительности и сочувствия. Но за всем этим чувствовалась только вышколенность чиновника. Эй, молодёжь, неужели вы не понимаете, что старики вас видят насквозь? И, таки да, мы с удовольствием бы поменялись с вами местами, чтобы с лёгким сердцем повторить все доступные вам глупости.

– Вот теперь всё готово, – этот молодец прямо таки сиял от счастья, что я теперь буду получать пенсию.

– Слава богу, а то я думал, что придётся менять памперс прямо здесь.

Он вежливо хохотнул.

– Ну да, юмор помогает нам жить. Завидую вашему оптимизму.

Завидуй моему желчному пузырю, он работает, как бешенный. Удивительно, как это ворчанию и сарказму люди ещё не придумали утилитарного применения.

Я уже собрался свалить из этого приюта канцелярской тоски, как он окликнул меня.

– Простите, ещё одна маленькая формальность. У нас проходит эксперимент. И я обязан вам предложить участие в нём.

Какой ещё, щенок, эксперимент? Ты хочешь отнять ещё мои бесценные минуты… Но терпение моё безгранично. Радость предстоящего мочеиспускания делает меня великодушным. Я само внимание.

– Я обязан предложить вам кое-что. Вы можете выбрать пенсию или Сестру Утешения.

– Кого?

– Сестру Утешения. Мы так их называем. Вообще-то это социальный работник нового поколения. Строго говоря, это не человек. Механизм, снабжённый компьютером, которому для удобства клиентов придали форму человека. У вас ведь нет детей?

Зачем спрашивать, ты же только что читал мою анкету.

– И ваша жена умерла.

Сука, ты точно хочешь последовать за ней.

– Так вот, может быть вам будет лучше, если о вас кто-то будет заботиться… Кто-то идеально вам подходящий, кто-то, кто не будет вас раздражать, но всегда вовремя сможет подать вам лекарство, приготовить обед, развлечь в конце концов… Это новое, прогрессивное слово в социальном обслуживании…

Нет, что за бред, здесь должен быть подвох.

– А что взамен?

– А взамен вы отказываетесь от пенсии… Поймите, Сестра Утешения это не дешевая вещь.

Вообще-то мы собирались с другом на рыбалку, отметить там моё избавление от трудовой повинности, залить тоску горем… тьфу ты, вином. И на какие деньги это делать, если я выберу Сестру? Да я и не собирался её выбирать. Просто, что такое пенсия я себе представлял, а что такое Сестра Утешения нет. Не так много на старости лет вещей, которые могут тебя удивить, ну или которые ты пробуешь впервые. Стоит ли отказываться. Тем более, очень большая вероятность, что я не протяну и года.

– Она симпатичная?

– Кто?

– Сестра Утешения?

– Это будет зависеть от вас. Нам нужны данные вашего компьютера. Разрешение на доступ. Ещё несколько документов надо заполнить, и через несколько дней к вам пришлют сестру.

Ещё документы? А не пошёл бы ты… Что ж обоссаться я всегда успею.

Данные моего компьютера…

– А вдруг у меня там пикантные личные файлы?

– Да вы не бойтесь, ваши данные понадобятся компьютеру завода-изготовителя, чтобы понять ваш психотип и ваши предпочтения, по этим данным и будет создан образец.

В конце концов, этот молодой чел прав, ну кого нынче удивишь пороками, я не политик и не шпион. Тот, кто хочет получить от старого козла молоко, обычно получает дерьмо.

– А на что же я буду жить?

– Не беспокойтесь, Сестра обеспечит вас всем необходимым.

– Она что и деньги печатать умеет?

Сотрудник пенсионного департамента видно тоже подустал и ответил серьёзно.

– Этого я не знаю.

Конечно, я подсунул им свой второй компьютер, где обитал несколько, скажем так, облагороженный слепок моей личности. Но и этого оказалось достаточно.

В старости не бывает хороших утр. Полночи я промаялся от страха, с беспокойством вслушивался в сердцебиение, и мне казалось, что сердце моё вот-вот откажет. Я был наготове, как только оно встанет, крепко ударить себя кулаком в грудь, в надежде запустить его обратно. Почему-то мне казалось, что я это смогу сделать. Сознание моё металось, как я в мокрой постели, и не находило ни удобной позы, ни успокоения. Я готов был заплакать как ребёнок от бессилия.

Утро было горьким, как кофе. Я стрел на кофейник и думал, кому он достанется после моей смерти. Я буду уже гнить, а на этих стульях будут сидеть чьи-то задницы. Одежду, конечно, выкинут, а может, отдадут бомжам. Книги тоже к чертям, позапрошлый век. Да и мебель вряд ли меня переживёт. Технику в утиль. Только квартира и останется, заберёт её муниципалитет, чтобы разместить тут какого-нибудь молодого специалиста. Да того же молодца из пенсионного департамента.

В дверь позвонили. Я никого не ждал. Но незваный гость был настойчив. Знакомые могли бы и позвонить на телефон для начала, а с незнакомцами я не хотел имеет никаких дел сегодня. Девушка с дурацкой чёлкой в длинном плаще протянула мне бланк.

– О, нет, я не подписываю петиции.

– Это не петиция, – ответила юная особа приятным глубоким голосом.

– О, я не заполняю анкеты, не вступаю в партии и религиозные общества.

– Это бланк доставки.

– Доставки чего?

– Меня. Я Сестра Утешения. А точнее специализированная машина по уходу за пожилыми людьми СУ-100.

Я не то, чтобы был удивлён, но отступил вглубь комнаты, поскольку был близорук, и надеялся рассмотреть гостью поближе.

– Вам нужно подобрать линзы.

Девушка по хозяйски сняла плащ, сапоги, всунула ноги в мои старые разношенные тапки и пошла разглядывать квартиру.

– СУ-100 – это что? Это как танк?

– Танк? Ну да, почти, только, если быть точнее там была самоходная установка, а я Сиделка Универсальная. Так… квартира нуждается в ремонте, антисанитария, это может быть опасно для вашего здоровья.

Она посмотрела строго. Глаза у неё удивительные, они словно мерцали. А впрочем, обычные глаза, подобие человеческих.

– Вы что, робот?

– Робот. Андроид. Биоробот. Машина с суперкомпьютером внутри. Как вам больше нравится. Социальные работники, я имею ввиду людей, зовут нас Сестрами Утешения.

Вы не подписали бланк доставки.

– Простите, надо найти очки.

– Я сказала, вам нужны линзы. Окна надо заменить. Улучшенная звукоизоляция не помешает…

Она заглянула в холодильник. Изящная спина, поворот головы, изгиб шеи, талия, на которую хотелось положить руку. Что за чёрт, это что фирма «Последнее желание старика»?

– Я должна вас осмотреть.

– Меня?

Да, я выглядел довольно глупо. Как, надеюсь, и вы в подобной ситуации.

– Снимите футболку.

Тут мне немного стало стыдно. Футболка была не первой свежести, как и штаны, как и носки, как и всё в моей жизни. К тому же я вчера вечером решил пожертвовать душем, а ночь вы помните была какая.

– Не напрягайтесь, относитесь ко мне, как к врачу. Во-первых, я и не просто сиделка, в меня встроена куча медицинского оборудования, во-вторых, мне плевать на ваши запахи, чистоту, наряды, меня интересует только ваше здоровье, безопасность и долголетие. В этом, если хотите, цель моего существования.

– Очень мило. Вы говорите почти как я.

Я снял футболку. Одно еле заметное движение и тонка игла из-под её ногтя на указательном пальце вошла мне в запястье. Но было не больно, ощущения, как при акупунктуре.

– Ещё бы, не зря мой создатель покопался в ваших персональных данных.

Я присел, а потом и прилег, легкая дымка заволокла моё сознание, но я всё прекрасно слышал. Да и говорить мог.

– А кто ваш создатель?

– Завод по производству СУ-100.

Руки у неё были нежными и теплыми.

– Что вы делаете?

– Массаж, с одновременной легкой чисткой кожи, удаляю папилломы, родимые и старческие пятна, бородавки.

– У меня нет бородавок.

– Мне можно не врать. Я знаю про вас почти всё, а через несколько минут буду знать ещё больше.

Не знаю, то она ввела мне какое-то лекарство, то ли я расслабился от массажа, а может просто решил, что надо отдаться течению, в конце концов, я сам хотел новых ощущений и приключений. Может быть, хоть на некоторое время это отвлечёт меня от страха смерти.

И я погрузился в сон.

Голос был таким приятным, что не хотелось просыпаться, пусть бы он будил меня и будил бесконечно.

– Вставайте, Максим Александрович.

На мне была чистая пижама, постельное бельё в идеальном состоянии. Вообще в квартире было прибрано, стекла блестели, хром колол глаза, ткани матово светились, дерево излучало тепло, а мусор выехал в неизвестном направлении. Я ошалело осматривался.

– Так лучше?

– Вы о чем?

– Как вы себя чувствуете?

– Превосходно. То есть как будто уже сдох.

– Ну и отлично, пора обедать.

– Но я только позавтракал.

– Вы проспали четыре часа.

На кухне меня ждали какие-то невероятные блюда. То есть обычные рис, картофель, рыба (откуда, кстати, рыба, у меня в холодильнике её не было), но приготовленные так, что я уплетал всё за обе щёки. И аппетита такого давно не было.

– Пока вы спали, я удалила вам доброкачественную опухоль, надеюсь, вы не против.

– Спасибо! А почку мою вы никому не продали?

– У меня не было такой задачи. Моя задача ваше здоровье, безопасность и долголетие.

– Слышали уже. Слушай, давай так, ты сначала будешь меня спрашивать, если захочешь мне что-то удалить, или, не дай бог пришить, хорошо?

– Хорошо, Максим Александрович.

– А можно называть меня Максим.

– Как вам будет угодно, Максим.

– И на «ты». Чего я ещё не знаю?

– Я вшила вам небольшой чип, который позволит мне следить за состоянием вашего пульса, давления, уровнем сахара, ну и за некоторыми другими параметрами…

– Я так понимаю, и о моём местонахождении ты будешь знать?

– Это в твоих интересах…

Мне показалось, что в глазах её была грусть.

– А ты улыбаться умеешь?

– Конечно.

И она улыбнулась так искренне, нежно, по девичьи, наивно, умно, завораживающе, печально и ободряюще.

– Так! Давай обойдёмся без гипноза! Иначе я отправлю тебя обратно на завод.

– Это невозможно. Только через год. Контракт подписан на год, а потом продлевается, или машина возвращается.

– Ладно. Я подозревал, что от тебя легко не избавишься. Только я не могу называть тебя машина или СУ-100. Мы можем дать тебе нормальное человеческое имя?

– Алёна.

– Почему «Алёна»?

– Ну, среди предпочитаемых тобой имён, этот имеет наивысшей рейтинг.

– А тебе-то самой какое нравится?

– Маргарита.

Я чуть не подавился. А она прыснула. Ну как девчонка.

– Поверил? Я же машина, я предпочитаю то, что предпочитаешь ты.

– Да ну? Безудержный секс, быструю езду, стратегии, книги по истории, импрессионистов, лень, ворчание и сарказм?

– В той мере, в какой это полезно для твоего здоровья.

– И что мы будем с тобой делать… Алёна?

– Гулять. Пешие прогулки стимулируют кровообращение, поднимают тонус и настроение.

– А потом?

– А потом видно будет. Ты же не любишь заморачиваться планами.

На лестничной площадке нам повстречался соседский паренёк.

– Дедуль, дай закурить.

Это у него такая манера меня доставать.

– Ой, а это кто? Внучка твоя, познакомь, может, ещё породнимся?

Алёна подошла к подростку так близко, что её развитая грудь прижала шкодника к стене.

– Правила социального поведения предписывают лицам младшего возраста проявлять уважение к пожилым людям.

– Ты чё такая правильная? – прохрипел Игорёк (так его звали, кажется).

– Ты ведёшь себя, как полное чмо, и у Максима из-за тебя может подняться давление, и мне это очень не понравиться. Вякнешь ещё раз, будешь иметь дело со мной.

– А я бы не против иметь с тобой дело, – всё ещё хорохорился подросток.

И тут он застонал.

– Пусти, больно.

Алена как-то странно вывернула руку Игорька.

– Ещё раз повторить правила социального поведения по отношению к пожилым людям?

– Да понял я, понял, пусти!

Алена отпустила парня, тот сбежал вниз на два пролёта и крикнул:

– Ну, сучка, ты ещё пожалеешь!

Алена ласково посмотрела на меня, а я подумал, что она видимо, каким-то хитрым способом пытается измерить мне давление. Впрочем, что значит «хитрым», во мне же был встроен чип. Да она просто меня успокаивала.

– Да в норме я, в норме. У этого Игорька есть такие же дебилы друзья, могут быть неприятности.

– Ничего, в меня встроена программа защиты клиента. Я буду защищать тебя.

– До последней капли крови. Аминь.

Мы гуляли по парку, начиналась весна. Чёрт, как начало стихотворения. Я-то надеялся, что больше никогда в жизни не буду писать стихи, а тут нате…

Снег превращался в кашицу, кашица в ручейки и лужи. В лужах отражалось синее-синее небо, а мы перепрыгивали через него. Я подавал её руку. Ладошка была тёплой-тёплой.

Солнце заставляло жмуриться, проходило сквозь ветви свободно и накидывало на дорожки кружевную тень.

– Надо зайти в магазин, купить тебе чего-нибудь, у тебя же ничего нет.

– А мне ничего и не надо. И ты не прав, у меня есть ты, ты мне только и нужен.

– Ты говоришь, как влюблённая женщина.

– А может я и есть влюблённая…

– Начинается. Это что тоже в тебя встроено… говорить такие вещи, чтобы мне было приятно, чтобы я чувствовал себя молодым и здоровым.

– А что, это неприятно?

– Конечно, враньё всегда неприятно, особенно, когда знаешь, что это враньё.

– А если не знаешь, что это враньё, то тогда враньё может быть приятным?

– Задавать сложные вопросы тоже запрограммировано?

– А ворчать и во всём находить подвох, это заложено в тебе или проявление твоей свободной воли?

– Машина решила запутать меня!

– Яблоко от создателя недалеко падает.

– Я тебя не создавал.

– Под создателем я имею ввиду весь ваш человеческий род…

Некоторое время мы шли молча, похрустывал ледок под подошвами, по сумасшедшему чирикали воробьи. Алёна взяла меня под руку.

– Ты во всём ищешь подвох. Ну да, он есть. Пусть так, пусть жизнь череда самообманов и обманов. Ну выбери тогда самый красивый обман и расслабься.

– Не могу, хочется умереть в здравом уме.

Мы остановились. Она поправила мой шарф. У неё был румянец на щеках. Ах, эти собаки конструкторы, ах эти сволочи программисты!

– Тебе вообще не хочется умирать. Пусть я машина, но я обещаю, пока я рядом с тобой ты будешь жить долго.

Морок, это морок. Машина морочит мне голову! Но какая прекрасная машина. Слышал я, что люди влюбляются в автомобили и компьютеры, а ещё раньше любили оружие и замки, но то, что происходило со мной уже было за гранью разума. Впрочем, и раньше я был не особенно нормален.

– У меня нет пенсии. На что мы будем жить?

– Я умею зарабатывать деньги. Могу играть на бирже или переносить тяжести. И мне всё равно что делать, я же машина.

– Сестра Утешения.

– СУ-100.

Она крепко-крепко сжала мою руку.

День тянулся медленно, как мед с ложки. Капли дёгтя? Она мне не давала их заметить. Впрочем, дёгтем был я сам. Я всё время говорил себе, что скоро это закончится, что тут есть свой подвох, что за всё надо платить. А потом говорил себе, что, мол, какая разница, смертью своей всё оплачу, всё счастье.

Мы гуляли удивительно долго. И хотя начало темнеть, мне не было холодно, её ладошка в моей руке согревала меня, её смех, её шутки и то внимание, с каким она меня слушала, то терпение, с каким она терпела все мои выходки и закидоны. Книги, фильмы, люди, которые крутились вихрем в нашем бесконечном разговоре, это всё вам неинтересно.

А вечером был чудесный ужин. И я не включал телевизор, и не открывал ноутбук. Она снова сделал мне массаж. Я уснул, как младенец. А утром не узнал квартиру ещё раз. За ночь она сделал ремонт.

– А что мне было делать? Я же не сплю. В моём доме поселились чистота, стерильность и уют. Как это удавалось сочетать – это вопрос к Сестре Утешения.

Утром второго дня у нас появилась гостья. Я совсем забыл, что сегодня суббота. А по субботам ко мне приходила Татьяна Викторовна. Женщина внушительных размеров, младше меня, но не на столько, насколько она хотела бы, чтобы это так было.

Они пили чай на кухне.

– Ой, Максим Александрович, а я тут с вашей племянницей беседую. Очень-очень хорошая девушка. И умная, и красавица. Только вот что я думаю, вам, наверное, тяжело вдвоём в такой маленькой квартире. Всё-таки вы мужчина, а Алёна девушка молодая… к тому же в университете, наверное, много задают, ей нужен отдельный уголок для занятий. А у меня комната дочери пустует. Может быть, Алёна переедет ко мне? Я не против. За чисто символическую плату.

Ах, ты, старая карга… да знаю я чего тебе хочется, меня ты хочешь пристроить к себе под бок, а к Алёне ревнуешь. Но Алёна сделал мне такие глаза, что я был вежлив. Уходя Татьяна Викторовна просила непременно к ней в гости заглянуть, да и сама обещала наведаться «ведь вы не против?» Кончено, все непременно.

Дверь закрылась, замок щелкнул.

– Спасибо тебе, Алёна, за то, что избавила меня от этого кошмара.

– Да ну, зря, неплохая женщина. У вас могло бы получиться. Да и секс тебе бы не помешал, естественный антидепрессант, да и для внутренней секреции полезно.

– Ты это серьёзно?

Дура ты, дура. Да тебя же сделали лекалом под меня, под мои вкусы, взгляды, под мое представление о женщине. Если я кого и хочу, так тебя… И не смотри ты так на меня, как будто читаешь мои мысли…

– Я знаю, что нравлюсь тебе и в твоём вкусе… Но я же машина. Заниматься сексом со мной, все равно что с резиновой куклой.

– Я этого не думал.

– Ты думаешь много чего, а главное одновременно и амбивалентно.

– Чего?

– Ладно, я пошла выносить мусор.

И она спустилась во двор. А я смотрел за нею из окна. Я смотрел как она двигается, и чувство было такое, словно кто-то очень тёплой рукой гладит меня по затылку, по спине бежали мурашки, глаза слезились. Глупый, старый болван, я был очарован машиной, её коленками, её голосом. А может я просто под воздействием лекарств. Ведь она не говорит мне, что мне вводит во время осмотров.

Тут я заметил, что прямо у мусорного бака к Алёне подошли четверо парней. Ага, и Игорёк с ними. Я не слышал, о чем они говорили. У нас стоял новый стеклопакет. Мои суставы хрустнули. Я не ждал, я бежал вниз в своих старых тапках. Сердце билось где-то прямо под глоткой. Оставалось каких-то десять метров. Один из них стоял ко мне спиной. А она лицом, но она не видела меня.

– Не сметь! – захрипел я. – Отойдите от неё!

Парень, стоявший ко мне спиной, обмяк, рухнул на землю, как мешок с картошкой. И тут только я заметил, что другие трое тоже лежат, будто спят.

– Что они?! Ты… Ты… Жива… Как ты?! Как? – я задыхался, в груди кололо, дышать было тяжело.

Алена подошла и обхватила меня. Всё-таки, какая в ней сила! Удивительно. Она обнимала меня? Или она держала меня, чтобы я не упал к этим парням? Мне сразу стало легче. Опять, зараза, что-то мне вколола!

– Всё хорошо. Они не опасны. Они спят. Я могу за себя постоять. А тебе надо полежать. Пойдем домой.

– А они?

– Я вернусь и отнесу их в подъезд. Положу у батареи, чтобы не замёрзли.

Какая всё-таки гадость быть стариком. Ты бессилен защитить тех, кого любишь. Может это и хорошо, что в старости остаётся так мало людей, которых любишь. Я люблю машину, это бред!

– Ты бредишь, у тебя температура. Это нервный срыв. Полежи, отдохни.

– Нет, не уходи, подожди, Алёна… Мне надо узнать одну вещь. Вернее две.

– Какие?

– Скажи, это нормально, всё, что со мной происходит по отношению к тебе?

– Ты бросился меня защищать. Я делаю вывод: ты меня любишь. Это нормально. Люди любят своих собак, некоторые любят свои дома, машины. Не думаю, чтобы конструкторы добивались этого эффекта. Но раз уж так получилось, тут ничего не поделаешь. Я же воплощённая в биопластике проекция твоей мечты. Можно было предположить…

– А ты, что ты чувствуешь ко мне?

Я крепко держал её за руку. Мне кажется, рука была очень холодной. Глаза её блестели, мы не включали свет. Только свет уличных фонарей проникал через шторы.

– Я знаю, что я машина. Во мне много всяких программ. Люди пишут, что любить, значит, заботится о ком-то. Я забочусь о тебе. Это моя цель, мой смысл. Но я не знаю, люблю ли я тебя.

Вот так нам оплетают нежно сердце со всех сторон, плотно, чтобы потом одним рывком вырвать его. Почему-то в тот момент мне не страшно было умереть. Более того, я этого хотел.

Правда, это длилось не долго. Может быть, она почувствовала, что у меня опять подскакивает давление.

– Ты не понял меня. Я знаю, как ты не любишь враньё. Особенно сейчас для тебя мои слова очень важны. И я не хочу тебе врать. Я не знаю себя. Не знаю, могу ли я чувствовать, или это просто программа внутри меня. Я не знаю моя нежность к тебе, желание оберегать, хранить тебя – это приказ программы, вложенный в меня инстинкт или моя свободная воля. Ведь любить – это свободное проявление чувств, не так ли? А я не знаю, насколько свободна в чувствах, в мыслях и в действиях.

– Я понимаю. Я не требую большего. Мне достаточно того что есть.

Я обнял её. И мне было плевать, что она машина. И плевать, что это только программа. Иначе и быть не могло. Она была моим отражением. Отражением моего сознания, разве я мог не влюбиться?

В воскресенье мы поехали к моему другу, за город. На рыбалку. Дом у него на берегу озера. Я рассказал ему всё.

– Повезло тебе. Не грузись. Радуйся тому, что тебе принёс день.

Олег подарил нам щенка. Алёна взяла его на руки. Он доверчиво лизнул её ладони.

А потом мы пошли рыбачить. На озере ещё стоял лёд. Мы проделали лунки. Алёна быстро освоила технологию ловли. Поймала первая. И тут же отпустила.

– Не могу. Она живая.

– Ерунда. Это ты специально, чтобы меня не расстраивать. Знаешь, чего я боюсь. Вот и отпустила.

– Тебе виднее, я же всего лишь машина.

Удивительно, разве машина может вести себя, как обиженная женщина?

Впрочем, Алёна никогда не сердилась всерьёз и надолго.

– Смотри, какой закат!

Всегда боялся закатов. Да, очень они на меня тоску навевают. Но этот был действительно, какой-то необыкновенный, сочный, малиновый, с огненными переливами, желтым окаёмом, разрезанными, как масло облаками. Но закат всё равно закат. Конец дня. Предчувствие ночи.

Мы лежали рядом и шептались в темноте. На полу посапывал щенок Будка.

– Не спишь?

– Не сплю.

– Почему не спишь? Дать тебе снотворное?

– Не надо. А вдруг… ну, в общем, я хочу встретить этот момент в сознании.

– Не сегодня.

– Ты уверена?

– Конечно.

– Хорошо.

– Что-то ещё?

– Да, думаю, хорошо бы иметь такой дом, как у Олега, в тихом месте. Хорошо бы быть молодым и жить там с тобой. И, чтобы ты была человеком, могла родить детей…

Помолчали. Интересно, что у неё написано на лице, а ещё интереснее заглянуть бы в её электронные мозги узнать, что она чувствует на самом деле, что думает.

– А почему у вас с женой не было детей?

– Так сложилось. Она когда-то не захотела, ещё при первом муже, а потом, со мной, уже было поздно. Мы пытались, кучу денег потратили на искусственное оплодотворение. Но ничего не вышло. Не судьба.

– А ты очень хотел детей?

– Очень.

– А почему не развелся, не женился на другой? Ты сильно любил свою жену.

– Честно? Мы были друзьями. Понимаешь, любовь приходит, потом уходит, не так сложно расстаться, когда разлюбишь… А вот если вы друзья. Друга предать невозможно, ну для меня. А она была друг.

– А я тебе друг?

– Ты мне сестра.

– Утешения. Ну и друг? Ты меня не предашь?

– Не успею, помирать скоро.

– Не говори так, твоя жизнь – это…

– Да я уже слышал. Ну, умру я, тебя заберут на завод, перепрограммируют, будешь заботиться о другом старичке.

– Я не хочу о другом… – сказала Алёна. Или мне показалось, и я уже заснул.