Текст книги "Надгробие для карателя"

Глава первая

Самый распространенный способ определения момента встречи с противником и плана его действий – это умение поставить себя на место бандитского эмира. Я попробовал себя поставить, как делал обычно.

Для начала я просчитал время, необходимое майору Аспарухову, чтобы отправить пограничникам скрин с картой, потом на время попытался мысленно заменить собой офицеров оперативного отдела погранотряда, которые высчитают оптимальный ход, позволяющий запустить бандитов в ловушку.

Для этого лично я не стал бы показывать, как в одном месте снимают заслон и перебрасывают его в другое место. Я бы просто продемонстрировал прибытие дополнительных сил в другие места. А уж там пусть бандиты доступными им методами проверяют, откуда пришло усиление заслона. Бандиты тоже не глупые и знают, что дополнительных сил в погранотряде нет. Вероятно, у них и своя разведка существует, и осведомители на нашей стороне имеются, которые предупредили бы о прилете подкрепления. Если не предупредили, значит, идет внутреннее переформирование заслонов. Люди снимаются с самых сложных для перехода границы участков и направляются на наиболее опасные, которые считаются вероятными точками прорыва.

Кажется, что-то подобное предлагал и майор Аспарухов. Но его предположения тоже должны на чем-то основываться. Вероятно, во время переговоров и обсуждения вариантов погранцы высказали предложения нашему начальнику штаба и офицерам оперативного отдела. Более того, майор Аспарухов, кажется, даже упоминал, что операция разрабатывалась в нашем оперативном отделе. А это значило, что оперативный отдел погранотряда будет опираться на данные своих коллег из военной разведки.

Я представил, как разрабатывают план в оперативном отделе погранотряда, где обычно сидят два, от силы три старших лейтенанта погранвойск, обязанных проявлять скорость мышления и использовать заранее подготовленные на все случаи жизни заготовки. Из оперативного отдела разработки ушли к командиру погранотряда, который сразу, только вникнув в суть, дал «добро» и соответствующую команду. И пограничники начали выполнять.

Я перебирал события по минутам, время от времени бросая взгляд на карту и представляя перемещение бойцов.

Вопрос в том, как поведет себя в этом случае эмир банды. Он ведь может решить дожидаться ночи, чтобы совершить ночную попытку прорыва. Я бы на месте эмира подумал о том, что именно к ночи пограничники и ждут бандитов. И начал бы прорыв раньше, в светлое время, и, что очень важно в данной ситуации, неожиданно. Хотя и не исключаю варианта, что на мое решение повлияло то, что мне лично очень не хотелось надолго застревать здесь. То есть я сам не хотел ждать ночи и делился мысленно своим планом с пришлым эмиром.

Эмир, вне всяких сомнений, имеет богатый боевой опыт, иначе он не стал бы эмиром. К сожалению, нам не известно, что это за человек, как его зовут, чем он прославился и на что он способен. Он, вне всякого сомнения, достаточно повоевал на Ближнем Востоке, а до того, возможно, и в горах Дагестана успел проявить себя и как-то отметиться. И он может принять решение о дневном прорыве, как я и предположил. Тогда ждать нам осталось недолго.

А ожидание в засаде – это и есть тот самый психологический фактор, который в бойцах невозможно воспитать. Можно научить солдата стрелять, бегать, прыгать, ползать, драться в рукопашном бою, ставить и снимать мины. Но его психологическая устойчивость тренировке поддается с великим трудом. И за полгода, которые солдаты срочной службы прослужили до этой командировки, создать в человеке крепкий психологический фундамент просто невозможно.

По большому счету, психологическая устойчивость – она или есть в человеке, или ее нет. Создать ее заново, сделать, как это называется, «с нуля», можно, скорее всего, только через пару десятков лет. Хотя то, что в бойце заложено, можно подкорректировать. Только на это потребуется точно больше года.

Тем не менее с тех времен, как в российской армии срочная служба продолжается только год, складывается странная, даже парадоксальная ситуация. В частности, в спецназе ГРУ. Далеко не каждый призыв через полгода подготовки выезжает в боевую командировку. Обычно командировка происходит один раз в два, а то и в три года. И солдаты, которым не довелось участвовать в боевых действиях, тем не менее, не имея боевого опыта, проходят более серьезную подготовку, чем те, которые через полгода отправились на Северный Кавказ. Особенно это касается психологической устойчивости. И, как результат, у нас в стране сначала появился «афганский синдром», потом появился аналог – «кавказский синдром». И эти так называемые «синдромы» государство списывает на обстоятельства. Но сами-то обстоятельства государство же и формирует.

* * *

Майор Аспарухов вызвал меня на связь:

– Докладывай, Павел Степанович, как обстановка?

– Готов к встрече банды. Жду действий пограничников и, как следствие, прорыв банды в ущелье.

– Банда уже прорвалась. Мне только что сообщили. Их подгоняют погранцы. Буквально по каблукам стреляют. Значит, жди. Наш оперативный отдел считает, что до тебя банда доберется при такой скорости за час. От силы, за час с четвертью. Будь готов встретить.

– Мы готовы. Относительно наличия у бандитов тепловизионных приборов погранцам ничего не известно?

– Отдельного сообщения на эту тему не было. Но я смотрел по карте. Бандиты могли определить перемещение погранцов только с помощью тепловизора. Так что, вполне возможно, что-то у них имеется. А у тебя с этим что, проблемы могут возникнуть?

– Особых сложностей не вижу. Бойцы в масках и в перчатках.

– Относительно второй банды не думал? Встречающей… Я вполне допускаю такой вариант развития событий. Это ты правильно просчитал. Бандитам первой банды было проще уйти в соседнее ущелье, но они туда не пошли. Они только в твое рвались. И это неспроста.

– Я не только думал, но и, возможно, принял превентивные меры.

– Не понимаю, почему «возможно»?

Я рассказал Евгению Павловичу о двух сигаретах, пепле между камнями, о двух выстрелах из огнемета «Шмель-М» в левую пещеру и о сильном взрыве внутри ее.

– По силе взрыва можно предположить, что там находился бандитский склад с боеприпасами. Такой взрыв, вероятно, приведет к обвалу свода. Резкое падение давления из-за выгоревшего кислорода должно способствовать этому эффекту. Если это была пещера встречающей банды и она в момент атаки находилась там, то банды уже не существует. Но точно я это утверждать не могу, потому и «возможно».

– А правую пещеру не проверил? – правильно, на мой взгляд, отреагировал начальник штаба. Я и сам бы, наверное, отреагировал точно так же.

– Никак нет. Мой замкомвзвода рвался посмотреть, но я не разрешил. Там подъем к устью неудобный. Долго забираться. Я опасался потерять время. Потом только подумал, что пещера не обязательно должна быть местом постоянного проживания, а может служить и разовым укрытием. Опасения, как обычно, потом, товарищ майор, пришли. По мере обдумывания. Но у нас было только два «выстрела» для огнемета, и потому приходилось выбирать. Или левую уничтожить полностью, или навести шум в правой и левой без серьезного урона.

– Понятно. Я допускаю дополнительно еще один вариант, что в пещере взорвался схрон, к которому и прорываются бандиты через границу. По мнению пограничников, они отстреливаются слабо. Или потому, что спешат оторваться, или потому, что берегут патроны.

– А что с вертолетом, товарищ майор?

– Диспетчер нашего авиаотряда обещает, что один вертолет через сорок минут вернется для заправки и пополнения боекомплекта. Его и планирую отправить. Где он был, там уже вопрос решен. Там больше авиация не нужна. Вертолет и «глушилку» тебе сбросит. Это у вертолетчиков уже отработанный прием. Правда, обычно сбрасывают не в помощь подразделениям, а просто саму по себе, чтобы лишить банду связи. А сейчас ты на себя управление возьми. Там все просто. Интуитивно разберешься. Тебе всего две кнопки следует знать: «The beginning of the work» – начало работы и «The end of work» – конец работы. Справишься, думаю, без проблем.

– Справлюсь, товарищ майор, не сомневайтесь. Такие надписи даже я переведу.

– Тогда – будь готов, у меня все. Конец связи.

– Конец связи, – подтвердил я.

* * *

Вертолет прилетел раньше, чем появились бандиты.

– Старлей! Я борт «семьсот одиннадцать», командир экипажа «Ночного охотника». Где твои подопечные? Кого приказано уничтожить?

– Сам их жду, товарищ…

Я попытался познакомиться с пилотом, но он снова спокойно назвал только свой позывной:

– Борт «семьсот одиннадцать». Можешь так меня называть. По званию я подполковник. Можешь обращаться по званию. Я сбрасываю тебе «глушилку». Пока не видно банды, можешь забрать ее спокойно.

От вертолета тут же что-то отделилось, и через несколько секунд начал раскрываться сравнительно небольшой, чуть больше вытяжного, парашютный купол. Раскрывался методом «принудиловки»[7]7
  «Принудиловка» – термин из лексикона спецназа ГРУ и спецназа ВДВ, которые только и выполняют прыжки с парашютом со сверхмалых высот. При таком прыжке вместо вытяжного парашюта через трос и закрепленный на самолете или вертолете карабин вытягивается сразу основной купол. При этом отсутствует запасной парашют. Удар, происходящий при торможении падения раскрытым куполом, считается «издержками производства», его требуется просто перетерпеть. Не следует путать с принудительным раскрытием парашюта при прыжках начинающих парашютистов. У начинающих всегда бывает принудительное раскрытие парашюта, но только вытяжного. На сверхмалых высотах вытяжной парашют отсутствует. Совершаются такие прыжки для того, чтобы выбрасываемая группа разведчиков осталась незамеченной или же при осуществлении непосредственного контакта с противником, чтобы десант не был расстрелян в воздухе.


[Закрыть].

«Глушилка» оказалась чуть больше обыкновенного кейса и внешне на него походила. Приземление произошло недалеко от меня. Я даже не стал обращаться к солдатам, чтобы принесли мне груз, а сбегал за ним на середину ущелья сам. От парашюта отстегнуть технику оказалось не так-то просто. Попробовав и так и сяк, я убедился, что крепежные замки не работают, достал сначала не слишком острый штык-нож «шмель» от оснастки «Ратник», который плохо справлялся с парашютным шелком, потом, не желая терять время, вытащил малую саперную лопатку и обрубил стропы.

Только после этого крепление расстегнулось. Видимо, секрет состоял в том, что в момент натяжения замки не срабатывают. А ветер натягивал небольшой купол и тащил его по камням. Хорошо, что сам кейс между камнями застрял. Так он и попал мне в руки.

Покинув середину ущелья и забравшись в камни, где сидел раньше, я открыл нестандартный по размерам груз. Хорошо, что замки открывались без проблем и срубать их малой саперной лопаткой не потребовалось, а то лопатка моя заточена так остро, что лезвие при ударе о металл может повредиться.

Оказалось, что кейс был только фирменной упаковкой. Внутри, интегрированная в корпус кейса, имелась транспортировочная упаковка, где рядом с самим прибором располагался простейший ЗИП и такие же простейшие инструменты: отвертка, гаечный ключ и ключ-шестигранник. Здесь же было упаковано и зарядное устройство для подзарядки аккумулятора самой «глушилки», а также пульт дистанционного управления прибором.

Я управлять «глушилкой» дистанционно не собирался, как не планировал заниматься ремонтом или техническим обслуживанием прибора. Прибор, как я понял, был уже включен, о чем говорил горящий зеленый диод и утопленная в нижнее положение продолговатая кнопка с надписью: «The beginning of the work». Видимо, включили прибор прямо перед тем, как сбросить с парашютом. Для проверки я попробовал вызвать «Ночной охотник» и сообщить ему о получении «глушилки».

– Борт «семьсот одиннадцать», борт «семьсот одиннадцать»… Как слышите, прием? Борт «семьсот одиннадцать»… Товарищ подполковник, слышите меня?

Ответом была тишина. Тогда я нажал на кнопку с надписью «The end of work». Зеленая лампочка погасла, кнопка с надписью «The beginning of the work» со щелчком вышла вверх, а новая кнопка утопилась.

– Борт «семьсот одиннадцать»…

– Слышу тебя, старлей. Получил посылку?

– Так точно, товарищ подполковник. Совершаю апробацию.

– Я понял, что ты с управлением разобрался. Только в дебри не лезь, а то ты нам курс можешь сбить. И не только курс, прицел удерживать сможем только вручную. Только двумя кнопками пользуйся. Кстати, я вижу бандитов. Они вдоль правой от себя стены идут. Считаю… Тринадцать человек. Отставить. Четырнадцатый догнал остальных. Сейчас встречу их очередью из пушки, потом и НУРСами[8]8
  НУРС – неуправляемый реактивный снаряд.


[Закрыть] полью. Погранцов бы не задеть, но они еще, кажется, далековато.

Пока подполковник с веселыми комментариями прицеливался, я снова включил «глушилку» и одновременно сделал знак старшему сержанту Игумнову, приглашая приблизиться. Старший сержант находился недалеко от меня, под той же стеной ущелья, он сразу побежал в мою сторону, прыгая с камня на камень.

Тут и тридцатимиллиметровая автоматическая пушка «Ночного охотника» загрохотала в небе. Когда вертолет атакует на равнине или просто в чистом поле, звук разлетается в разные стороны и не кажется таким звучным, не заставляет вибрировать барабанные перепонки. А здесь, в ущелье, стены которого поднимались пусть и не выше вертолета, но по крайней мере, наравне с ним, звук сначала падал вниз, а потом раскатывался по камням во все стороны – в верховья ущелья и вниз, откуда мы пришли.

Пушка грохотала, иногда между ее выстрелами пробивался шепелявый голос пулемета. А потом и НУРСы ударили. А следом за НУРСами несколько раз увесисто грохнули ФАБы[9]9
  ФАБ – фугасная авиационная бомба.


[Закрыть], способные вызвать в горах обвал и похоронить бандитов под обломками скал. Или путь им перекрыть.

Старший сержант подошел ближе, снял шлем и посмотрел в небо, зажатое с двух сторон каменными стенами, отчего казалось, что в такт выстрелам пушки и взрывам ракет колышутся облака. Игумнов даже не морщился и не смотрел за спину, где в верховьях ущелья поднималось мощное пыле-дымовое облако.

– «Глушилка» работает. Связь «вырубает», – объяснил я вызов замкомвзвода. – Возьми ВРГБ, займи позицию с тыла. Смотри, если кто-то выйдет со стороны старого кладбища, живой или покойник – без разницы, сразу начинай обстрел. Близко не подпускай. И сам осторожнее. Да, возьми с собой снайпера. У бандитов тоже может быть снайпер. Его уничтожить надо до того, как он нам в спину стрелять начнет.

– Понял, товарищ старший лейтенант.

– Работай!

Игумнов сделал знак своему земляку сержанту Соколянскому, когда-то тоже жившему в деревне в окрестностях забайкальской Кяхты, первому взводному снайперу, вооруженному сверхточной и сверхдальнобойной винтовкой СВЛК-14С Twilight «Сумрак» калибра 10,3 × 77 миллиметра[10]10
  В международном стандарте эти патроны классифицируются как специальные снайперские высокоточные дальнобойные патроны калибра.408 Cheyenne Tactical. Разработаны и выпускаются в США. В настоящее время опытные партии производятся и в России. Предполагается, что максимальная дальность стрельбы этим патроном достигает трех километров (практическую дальность полета пули ограничивают возможности оптических прицелов). Давление в стволе при выстреле этим патроном достигает 440 мегапаскалей, а энергия пули на вылете из ствола составляет 11 600 джоулей.
  Винтовка «Сумрак» снабжена мощной штатной оптикой.


[Закрыть].

Позицию замкомвзвода и сержант выбрали недалеко от меня. Залегли за камнями. И уже вскоре ущелье огласилось солидным звуком выстрела. Отсутствие связи не позволяло узнать, что увидел и в кого стрелял снайпер.

Я обернулся и поднял бинокль. Без тепловизора я, возможно, ничего и не смог бы увидеть. Но тепловизор сначала показал мне сильное свечение за камнем (обычно такое сильное свечение означает большое наличие крови), потом, отключив тепловизор, в простой бинокль я увидел, что с этого камня свисает стволом вперед снайперская винтовка Драгунова. Сам камень действительно сильно залит кровью, и на нем лежит бессильная рука.

Значит, вторая банда была реальной и имела в своих рядах снайпера. Никто из бандитов не пытался выйти из-за поворота, чтобы своему снайперу оказать помощь. Но бандиты были рядом с ним и уже, должно быть, понимали, что пуля такого крупного калибра не оставляет раненых. А что пуля крупнокалиберная, видно сразу.

Я отключил на время «глушилку», надеясь, что бандиты момент отключения не улавливают, и вызвал на связь старшего сержанта Игумнова.

– Миша! Пару гранат за спину их снайперу отправь. Там за скалой еще кто-то наверняка прячется. Если только за могилы не залегли. Осколками должно достать.

– Понял, работаю.

Я не услышал первых выстрелов автоматического гранатомета, поскольку впереди по ущелью снова начали рваться ракеты, выпущенные с вертолета. Но сами взрывы гранат старшего сержанта были видны. Два грибовидных столбика дыма и пыли поднялись почти там, где лежало тело убитого снайпера. Следующие три выстрела я услышал. Игумнов правильно понял меня. Для него «пара гранат» означала пробный обстрел. И он пробно выпустил всю обойму, которую сразу же начал менять.

– Старлей, с бандой, похоже, покончено, – сообщил мне борт «семьсот одиннадцать». – Я ракетами их подавил. У них там куча «стингеров» или каких-то похожих ПЗРК была. Но в походном положении, в ящиках и в упаковке. Пока распаковывали, я их вместе с их ПЗРК спалил. Выстрелить не успели. Уже вижу, кстати, погранцов. Они подтягиваются к месту уничтожения банды. Что там у тебя?

– У нас, товарищ подполковник, все в порядке. Ведем бой.

– В кого стреляешь?

– Сзади, товарищ подполковник, еще одна банда подошла. Видимо, двигалась навстречу первой. Пока уничтожили только их снайпера. Если сможете, подавите и их. Все воздух в округе чище станет.

– У меня только в пушке два десятка снарядов осталось и в пулемете столько же патронов. А ракеты кончились. Все. Даже противотанковые отстрелял. И ФАБы сбросил. Я попробую банду просто припугнуть и рассеять остатком боеприпасов, а ты уж добьешь… Все, я лечу.

Я видел, как из-за поворота ущелья показался вертолет «Ночной охотник». Борт «семьсот одиннадцать» летел на опасной высоте, рискуя зацепиться лопастями за скалы, сказочными башенками торчащие из стен ущелья. Но командир экипажа был, видимо, пилотом опытным, и на поворотах, где расстояние от стены до стены обычно бывает наименьшим, закладывал крутые виражи, пролетая чуть ли не боком.

Точно такие же фигуры высшего пилотажа «семьсот одиннадцатый» выделывал там, где из стен выпирали скалы. Нужно было обладать очень высокой реакцией и быстротой мышления, чтобы реагировать на такие препятствия в полете, и подполковник, похоже, всем этим обладал. При этом он умудрялся еще и стрелять, причем стрелять довольно точно, о чем говорило скоротечное уничтожение пришедшей из-за границы банды.

Возможно, я чересчур стремился преувеличить боевые качества первого пилота «Ночного охотника». Ведь в вертолете находится еще и второй пилот, который тоже может стрелять, когда первый ведет машину по сложному профилю ущелья. Или же наоборот: второй пилот занят управлением и маневрированием, а первый пилот стреляет. А то, что подполковник говорит: «Я ракетами их подавил», – ничего, по сути дела, не значит. Он ведь и у меня спрашивает не что происходит со взводом, а: «Что там у тебя? В кого стреляешь?», хотя понимает, что стреляют солдаты взвода. Просто так принято в армии, что с командиром ассоциируются и его подчиненные. Но разговор всегда идет о первом, ответственном лице.

«Ночной охотник» пролетел над нами. Его мощный тепловизор, видимо, сразу выцепил убитого снайпера, как «светящийся» объект. И туда, в скалу и за поворот, и под саму скалу, в углубление, нам с нашей позиции невидимое, но, должно быть, хорошо различимое сверху, были направлены несколько мощных очередей скорострельной пушки и пулемета.

Старший сержант Игумнов вовремя сориентировался, успел поставить новый магазин в свой гранатомет и отстрелял его одной очередью. Стрелял он за поворот, вплотную к угловой скале, чтобы осколки разлетались в стороны и поражали тех, кто мог там быть. Поддерживал так плотность огня, заменяя вертолет. Но сам вертолет больше не стрелял. Видимо, весь боекомплект был израсходован на первую банду.

Старший сержант Игумнов сказал по связи:

– Еще одного свалил, товарищ старший лейтенант. Вывалился бандит из-за скалы на тропу. Хорошо, наверное, быть убитым на кладбище. Нести недалеко.

– Главное, чтобы наших убитых там не было, – предупредил я.

«Ночной охотник» удалялся. Дальше вниз ущелье расширялось. Но это дальше. Пока же нам было видно, как красиво тяжелая летающая машина маневрировала и скоро скрылась за поворотом.

– Борт «семьсот одиннадцать», что там с бандой?

– Не знаю, старлей. Мы быстро над ними пролетели, а профиль ущелья там сложный, внимательно рассмотреть было невозможно. Вроде бы тепловизор показывал какое-то «свечение» в районе старого кладбища. Но я затрудняюсь сказать, живые там или убитые. По крайней мере, уверен, что это не старые могилы так «светятся». Я бы не постеснялся и могилы обстрелять, если бы там кто-то прятался. Но у меня боекомплект закончился. Даже если сейчас вернусь, от меня толку будет мало. Если помощь будет необходима, я смогу вернуться минут через сорок. Сообщай своему начальнику штаба. Он с нашим диспетчером свяжется. А пока я полетел на вертолетодром. От меня пользы здесь, повторяю, никакой…

Пользу он, конечно, мог оказать и как вертолет-разведчик, но я, не избалованный помощью авиации, постеснялся попросить подполковника о такой для него нехарактерной помощи. А банду предстояло уничтожить моему взводу. Поскольку с перешедшей границу бандой было покончено даже до того, как я успел бандитов увидеть, у меня уже не было необходимости держать «глушилку» включенной. Я закрыл кейс, зная, что «глушилка» уже отключена, нашел глазами сержанта Луховского, командира первого отделения.

– Алексей, – протянул я ему кейс. – Доверь кому-нибудь из своих аккуратных парней. Это тонкая электроника, лучше не ронять и не бить, даже о бандитские головы. Нужно будет вернуть ее в штаб.

– Понял, товарищ старший лейтенант. Сам понесу.

– Значит, не понял. Сам ты будешь отделением командовать и в бой его можешь повести. Ниже нас еще одна банда. А «глушилку» кому-нибудь доверь. Внушение, хотя все и без того мои слова слышали, можешь повторить.

– Понял. – Сержант принял кейс из моих рук и направился к одному из солдат-контрактников. Впрочем, все первое отделение состояло из контрактников. Солдаты срочной службы у меня во взводе были только во втором и третьем отделениях, за ними, кроме командиров отделений, всегда присматривал старший сержант Игумнов. Наушники донесли до меня, как Луховской повторял солдату мое распоряжение об осторожном обращении с прибором. И от себя добавил:

– Эта штука диких денег стоит. Разобьешь, за всю жизнь не расплатишься. Аккуратно таскай, о камни не задевай.

Сколько «глушилка» стоила, даже я не знал. И меня никто не предупреждал об обязательном возврате прибора. Это была уже моя личная инициатива. Но я поправлять сержанта не стал – к армейскому имуществу все же следует относиться бережно.